[Рец.]: Александро-Невская Лавра. 1713–1913 гг. Историческое исследование доктора церковной истории С.Г. Рункевича
Библиографическая заметка
Александро-Невская Лавра 1713–1913. С 277 портретами и снимками. Историческое исследование доктора церковной истории С.Г.Рункевича. Санкт-Петербург, 1913.
Как видно из 975–977 стр., автор настоящего фундаментального труда взялся за него почти невольно и случайно. Но, тем не менее, можно только благодарить тех, кто вынудил его приняться за историю Александро-Невской Лавры. Г. Рункевич более, чем кто, был приготовлен к ее составлению своей предшествующей учено-литературной деятельностью. С одной стороны, он специализировался на дела и отношениях Русской церкви за время царствования Петра Вел., когда получила начало и сама Лавра с ее своеобразным характером («История Русской церкви под управлением Св. Прав. Синода» и «Архиереи Петровской эпохи в их переписке с Петром Вел.»). С другой, – он проштудировал литературу истории Русской церкви за XIX ст., на которое падает деятельность целой половины священно-архимандритов Невской Лавры («Русская церковная история в XIX ст.»).С третьей стороны, г. Рункевичем еще до предложения написать историю Лавры был основательно изучен лаврский архив ,печатное описание которого, начатое по его мысли, ведется при его участии, а в последнее время даже под его редакцией. Наконец, автору хорошо знаком и синодальный архив, не менее важный в истории Лавры, чем ее собственный. Только это предварительное знакомство с источниками и, конечно, с печатной литературой предмета позволило г. Рункевичу менее, чем за два года, создать такой грандиозный памятник Александро-Невской Лавры, который достойно увенчивает двухсотлетний юбилей ее.
Самая деятельность Лавры и ее историческое значение кратко, но исчерпывающе выражены в Высочайшем рескрипте, полученным ею в день юбилея: «Молитвенное стояние пред Богом при ежедневном богослужении в монастырских храмах», «устроение церковной жизни в новооснованном царствующем граде Санкт-Петербург» и во флоте, учреждение духовных школ, из которых выросла Петербургская духовная академия, проповедь и распространение духовно-нравственных изданий, благотворительность, упокоение многих доблестных сынов России под сению лаврских храмов, сооружение церковно-археологического музея, архива и библиотеки…
Автор в спокойном тоне объективного повествования раскрыл перед читателем эти заслуги Невской Лавры перед Церковью и Россией, воссоздавши перед его умственным взором минувшие судьбы одной из виднейших русских обителей, ее участие в собственном строительстве и в устроении церковной жизни новоприсоединенного трудами царя Петра края, а со временем и всей России. Особенно обстоятельно изложены у г. Рункевича главы, трактующие об основании Невского монастыря, о пополнении его братией, собиравшейся из всех концов государства, о снабжении монастырем других обителей настоятелями, флота и заграничных русских посольств учеными иеромонахами, а также о хозяйственной и бытовой жизни монастыря.
Но, к сожалению, эти стороны жизни обители-юбилярши освещены обильно и искусно только за XVIII век. По отношению к XIX ст. приходится только пожалеть, что автор не применил к нему того же плана и метода. Да и за XVIII столетие кое-что тоже оставлено в тени, конечно, не по недостатку усердия и умения, а нужного материала, а некоторые параграфы оставлены совсем без содержания. Так, «Научное значение монастыря» в первом периоде его жизни свелось только к сообщению о переводе с латинского и польского одного панегирика, что потребовало только 7 строк текста (251 стр.)...
Здесь, разумеется, обнаруживается недостаток архитектуры сочинения. Вообще нелегко создать такой план сочинения, который отличался бы пропорциональностью частей и захватывал бы все содержание исследуемого предмета таким образом, чтоб оно уместилось в нем без пропусков и повторений. Потому, критикуя план какой-нибудь работы, иногда невозможно заменить его своим лучшим. Можно мириться и с планом книги г. Рункевича, хотя, нам лично, и он не совсем нравится, и мотивировка его не представляется убедительной и ясной.
Г. Рункевич разделил свой труд на четыре периода: Александро-Невский монастырь в царствование Петра Великого (1713–1725), Александро-Невский монастырь под управлением архимандритов (1725–1742), Александро-Невский монастырь под управлением епархиальных архиереев (1742–1797), Александро-Невская лавра (1797–1913). Этот план делит содержание на четыре более или менее равномерных отдела (374+208+225+190 стр.), хотя и обратно пропорциональных обозреваемому в каждом времени. Но заголовки отделов дают им такие характеристики, которые могут возбуждать недоумение. Может явиться представление, что Александро-Невский монастырь до 1725 г. управлялся не архимандритом, что управлявшие им после 1742 г. епархиальные преосвященные не были архимандритами и что, наконец, монастырь в 1797 г. сделался ставропигиальным.
Но это несущественный недостаток. Важнее непропорциональность изложения. Первые периоды, посвященные основанию монастыря и началу братской жизни в нем, изложены, как мы говорили, очень обстоятельно и дают достаточно яркое представление о той кипучей и энергичной деятельности, которую развил под руководством самого Петра первый настоятель Феодосий Яновский, а потом его преемники. Здесь рассмотрены все стороны жизни обители, дано представление о составе братии, национальном происхождении и отчасти образовательном цензе их и о настоятелях монастыря сказано не более, чем сколько нужно и можно было сказать сообразно с их значением в жизни монастыря. Другой вид имеет изложение IV периода. Сам автор не оставил без оговорки изменение метода исследования и изложения по отношению к XIX ст. «История мною, говорит он, была всегда понимаема как научно верная картина протекшей жизни: выделение главного среди подробностей, фактическая точность и соответствие действительности. Когда в обители шла постройка, в истории обители слышится стук топора; когда происходил сбор братства, на первый план выступает братия; когда жизнь сложилась и дисциплина держала всех в воле и власти владыки – архипастыря, стала история архипастырей. В первое время в лице Александро-невского архимандрита сосредотачивалась деятельность епархиальная, – она вошла в исследование; в последнее время священноархимандриты Лавры только частию принадлежат Лавре, имея более широкий круг деятельности: и их биографии очерчены только в общих штрихах, а подробно описаны только их отношения к Лавре» (977–978).
Но, вопреки этому заявлению, в IV периоде почти вся история Лавры сводится к биографическим очеркам ее настоятелей. Каждому из них отведено по главе, причем половина ее уходит на изображение предшествующей деятельности того или другого священноархимандрита и только другая половина отведена петербургскому периоду его жизни. А здесь, действительно, об архипастырской деятельности говорится не менее, чем о настоятельстве в Лавре. Что касается последнего, то автор отмечает только крупнейшие факты жизни Лавры в управление того или другого петербургского митрополита: построение или расширение той или иной церкви, роспись ее, а также смены наместников. Таким образом, былое Лавры в этом периоде изображено далеко не со всех сторон. Если судить по этим очеркам, то можно подумать, напр., что вся жизнь Невской Лавры за длинный период управления ею м. Исидора (1860–1892) свелась к смене девяти наместников и к постройке и перестройке нескольких церквей. Автор, характеризуя IV период, предупредил нас, что он может быть беднее предыдущих по своему содержанию, потому что в XIX в. «все главнейшие стороны деятельности Александро-Невской Лавры, получив самостоятельную организацию, выросли, окрепли и, по естественному порядку жизни, обособились. Церковно-административная деятельность отошла к консистории. Школьное обучение сложилось в самостоятельную цепь духовно-учебных заведений. Церковно-назидательное издательство перешло в руки высших органов церковного управления и духовной науки. Образовались самостоятельные установления флотского и заграничного духовенства. И Александро-Невская обитель, как прародительница, оставалась среди выросших своих чад, ею вскормленных, предоставив каждому из них соответственное поле деятельности и сама сосредоточившись на молитве и благотворении» (814).
Нельзя, понятно, спорить против того, что жизнь Невской Лавры в XIX ст. сделалась скуднее и беднее содержанием по сравнению с XVIII ст., но едва ли можно согласиться, что вся она свелась к молитве и благотворению. Если просветительная, напр., деятельность отошла от Лавры, то не совсем исчезла: сохранились некоторые отношения ее к духовным школам петербургским, в которых существуют лаврские стипендии. Нельзя миновать и такой факт, как существование в стенах Лавры комитета духовной цензуры. Но об этих и подобных проявлениях просветительной деятельности Лавры в XIX ст,.равно и о других сторонах ее жизни, хотелось бы читать систематические очерки, подобно сделанным в изложении первых трех периодов, не разыскивая сведений по интересующим вопросам по всем главам IV периода. А этих вопросов немало. Желательно было бы иметь особую главу о материальных средствах Лавры, об ее доходах и расходах, – она была бы ответом на частые в последнее время речи о чрезмерных богатствах наших монастырей и эгоистическом пользовании ими. Немалый доход доставляют Лавре ее кладбища, – следовало бы отметить имена наиболее выдающихся покойников, которые если и не всегда были при жизни почитателями Лавры и ее богослужения, то теперь привлекают в нее массы богомольцев во дни поминовения. Величайшая святыня Лавры – мощи св. Александра Невского: является вопрос, каким почитанием он пользуется в Лавре со стороны братии и приходящих богомольцев и как отражается приток последних на жизни обители? Как вообще сложилась монастырская жизнь в XIX ст., какие происходили в ней смены и какой вид теперь она имеет? Знает ли Лавра строгих подвижников? Были ли в ее истории отрицательные типы и явления? Как отразились на укладе ее жизни постановления недавнего монашеского съезда? Каков образовательный ценз нынешних лаврских обитателей и национальный их состав? Сохранились ли какие-нибудь следы прежнего преобладания малороссов в составе лаврской братии?
Но, несмотря на желательность ответов на эти и подобные вопросы в истории Лавры, мы не забываем ни того, что работа г. Рункевича – юбилейного характера, ни того, что автор стеснен был временем. Спешностью написания истории можно объяснить и некоторые частные недочеты и недосмотры, вроде отнесения путешествия имп. Елизаветы в Киев к 1742г. (вместо 1744г.), или упоминания о Краковском митрополите Иоасафе (стр. 203 и указ. 21), под которым нужно разуметь Киевского митрополита Иосафа Краковского.
Но встречаются в книге и спорные приложения.
На стр. 16 и прим. 43 автор начальной датой Невской Лавры считает 25 марта 1713 г., день освящения первой церкви (Благовещенской), как единственно допустимую. Хотя современные документы относят основание монастыря к 1712 г., когда была заложена эта церковь, автор против этой даты, ибо время этой закладки неизвестно и притом «в духовном, как и в физическом мире, все считает свое начало не со времени зачатия, а со времени появления на свет в законченном виде». Здесь нам и доводы автора представляются спорными и защищаемый ими тезис. В своей книге г. Рункевич по необходимости говорит об основании Петербурга. Что же, разве начало его не относится к 1703 г., году его закладки, хотя в этом году город вышел далеко не в законченном виде?.. А затем, если начало Невской Лавры относит к 25 марта 1713 г., то как быть с настоятельством до этого момента Феодосия Яновского, утвержденного в звании Александро-Невского архимандрита 1 марта 1712 г.?
173. Автор, сообщив об указе 1 янв. 1719 г., вызывавшем в Петербург киевского Михайловского игумена Варлаама Леннецкого (точнее Леницкого), иером. Симона Кохановского и еще двух киевских монахов, замечает, что никто из них «однако не упоминается в числе прибывших в Александро-Невский монастырь». Это верно, но потому, что киевляне вызывались для нужды не монастыря, а Псковской епархии, по просьбе преосв. Феофана Прокоповича, жившего, впрочем, в Петербурге, на Карповке. (Русский архив 1913, IX, 262 и д.: Н.Г.Высоцкий , Феофан Прокопович и его сотрудники). Впрочем, что до Леницкого, то он уже в мае 1719 г. был поставлен в суздальские архиепископы, а Кохановский тоже оставил Прокоповича, подвергшись опале с его стороны, и перешел на службу к Феодосию Яновскому, причем жил в Невской Лавре.
314. Со ссылкой на И. Чистовича автор говорит о намерении Петра Вел. Разделить Русь на пять церковно-административных округов, не оговорившись, что сам Чистович ссылается на свидетельство Татищева, которое доселе документами не подтверждено (ср. проф. И.М.Покровский, Русские епархии, II, 128–130). На стр. 345–7 изложено содержание штата Александро-Невской Лавры, составленного по Высочайшему повелению и принятого Св. Синодом в 1732 г., при чем автор, не вспомнив сказанного выше, что «монастырский штат не получил утверждения» (503) со стороны императрицы, не задается естественным вопросом, как же жил монастырь в действительности после 1732 г., – по проектированному ли штату или по прежнему положению.
600–602. Даты первоначального прибытия в Казань и кончины митрополита Вениамина Пуцек-Григоровича не точны: прибыл он не в 1734 г., а в 1733 г. (если не в 1732 г.), а скончался не в 1783 г., а в 1785 г. (см. Списки архиереев Ю. Толстого).
603. На основании официального документ (Опис. Арх. Св. Синода XXXIX, стр. 256–281) г. Рункевич приписывает казанскому архиепископу Гавриилу Кременецкому «расширение дела распространения синодальных изданий. Будучи в Казани, владыка возбудил ходатайство об устройстве церковно-книжной лавки, после чего Св. Синодом постановлено было ввести такие лавки в Петербурге, Казани и Тобольске». Но автор оставляет без ответа вопрос, были ли действительно заведены таки лавки?
Возбуждают недоумения и данные автором приложения: во 1-ых, некоторые из приводимых документов были уже напечатаны, но автором это не оговорено, как и не объяснено, почему они вновь издаются; во 2-ых, непонятно, почему все приложения относятся только к 1-ому периоду истории Лавры, и без того более обстоятельно изложенному в тексте; в 3-их, при документах нет должных комментариев, не всегда даже указан автор приводимых писем, хотя г. Рункевичу легко было это сделать (ясно, например, что письмо V на стр. 52 приложений, столь важное для истории казанской миссии, писано Алексеем Раифским; см. текст 187 и прим. 106).
Можно в заключении пожалеть об отсутствии географического указателя, тем более заметном, что имеющийся указатель личных имен является составленным продуманно и тщательно.
Но при всех этих и других недостатках, неизбежных в труде столь обширном и столь быстро написанном, очевидны и несомненны и крупные достоинства его. Он основан на архивных по преимуществу данных, обнаруживает опытные писательские приемы и умение автора писать красиво и интересно даже о хозяйственных предметах. Всем этим объясняется тот благосклонный прием, какой книга г. Рункевича встретила в печати. Вслед за рецензентами должно отметить и еще одну положительную сторону – изящную внешность книги и обилие снимков с автографов, рисунков и портретов. Здесь можно говорить скорее об излишестве, чем о недостатке. Во всяком случае художественными достоинствами лаврского юбилейного издания поднимается еще выше научное начение его.