Глава 4. Каппадокийский дух персоналистического богословия архим. Софрония (Сахарова)

Господь даровал нам свет откровения Персоны.⁵³⁹

Основной темой богословия архимандрита Софрония (Сахарова) является учение о личности, о персоне.⁵⁴⁰ Не только в своих богословских сочинениях, но даже и в поучительных нравственно-аскетических беседах-диалогах ученик преп. Силуана Афонского – о. Софроний всегда имел в виду Бога именно как Носителя и Источника Персонального Бытия и человека как образ и подобие этого таинственного бытия.⁵⁴¹ Внимание нашего зарубежного соотечественника, выдающегося богослова и духовника двадцатого столетия всегда было приковано к практической теме Богообщения, которое созерцалась им как встреча «между личным Богом и человеком-личностью».⁵⁴² Главной заслугой его поистине деятельного богословия, без всякого сомнения, нужно признать антропологическое развитие и применение «принципа персоны», который он дерзновенно полагал не иначе как «ключевым положением Божественного Откровения».⁵⁴³

Само слово «персона», как известно, пришло в русский язык из латинского, где оно имело свою длинную предысторию.⁵⁴⁴ И хотя филологи до сих пор спорят о происхождении термина и многозначности его исторических значений,⁵⁴⁵ его употребление о. Софронием, с одной стороны, связано с его продолжительной жизнью и проповедью в Европе, а с другой – позволяет переосмыслить известное слово в его высшем, собственно богословском, значении применительно как к Богу, так и к человеку. Богословский анализ о. Софронием понятия «персоны», «личности» раскрывает перед нами его абсолютное значение, очищая его от смысла ограниченности, которую человек призван сверхъестественным образом превзойти.

Именно на фоне возрастающей деформации и увядания значения персонального принципа в жизни современного человечества прозвучало его глубочайшее переосмысление в антропологическом максимализме о. Софрония,⁵⁴⁶ основанном на словах Христа: «Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный»⁵⁴⁷ (Мф. 5:48).

В чем состоит богословский вклад архимандрита Софрония? В чем его основная заслуга как церковного мыслителя? Многие признают его святым уже сейчас,⁵⁴⁸ другие полагают, что он впал в прелесть,⁵⁴⁹ или просто находят его богословие не до конца продуманным.⁵⁵⁰ Тем не менее, все богословское наследие о. Софрония является несомненным свидетельством не только православности и догматической вписанности его мысли в Предание Церкви, но и наличия удивительного дара, подобного дару Каппадокийских «вселенских учителей Церкви» проводить богословский анализ Св. Писания и Св. Предания Церкви в контексте современных мыслителю нужд христианства, способности актуально прилагать сокровища богословской мудрости, накопленные Церковью на протяжении столетий, к текущей ситуации, умения брать на себя ответственность за новые догматические формулировки, отвечающие острым потребностям современности, и в то же время излагать их исключительно в Духе (но далеко не всегда в полноте буквы) Традиции, не разрывая ее, но бытийно продлевая и развивая.⁵⁵¹

Основополагающим догматом в богословии о. Софрония был, как и для всех подлинно церковных авторов, Тринитарный догмат. Неисчерпаемая в своей глубине вера в Святую Троицу всегда оставалась главным источником вдохновения⁵⁵² истинных сыновей Церкви. Внимание старца-богослова было сугубо сосредоточено на ипостасном принципе бытия Божественных Лиц. Так, он писал: «Ипостась-Персона есть самый внутренний принцип Абсолютного Бытия – его начальное и конечное измерение: «Я есмь Альфа и Омега, начало и конец, говорит Господь, Который есть, и был, и грядет, Вседержитель» (Откр 1. 8)».⁵⁵³ Конечно, на первый взгляд, здесь о. Софроний не открывает ничего нового православному читателю. Однако его особенное благоговение перед таинственным личностным бытием Бога, его особый акцент на том, что принцип Персоны в Боге – это далеко не отвлеченное понятие, но «сущностная реальность, обладающая Своею Природою и Энергией Жизни»,⁵⁵⁴ заслуживают более пристального внимания и оценки. О. Софроний усматривает откровение об онтологически личностном образе бытия Творца уже в ветхозаветной тетраграмме, переведенной в славянском тексте Библии как «Аз есмь Сый».⁵⁵⁵ Причем в своей трактовке Св. Писания о. Софроний не может быть обвинен в склонности к ошибкам философского экзистенционализма, поскольку для него принципиально важно «равновесие», «эквилибр» между понятиями природы и личности.⁵⁵⁶

Понятие и понимание Бога как Жизни, Любви, Света, Лица и многие, если не все, другие проистекают для него именно из Персональности Три-Ипостасного Бога. Не существует никакого сверхличного или иного какого-либо принципа, который бы превосходил личностное бытие. «Принцип персоны-ипостаси» не только не является «ограничительным сам по себе, и, следовательно – недостойным и неприложимым к Богу», но «воистину именно сей принцип есть образ Живого Абсолюта».⁵⁵⁷ Как существование творения, так и познание им своего Создателя становятся возможными, по мысли архим. Софрония, также только исходя из того же принципа Персоны в Боге: «Персона лежит в основе всего сущего, сие есть наше христианское боговидение и мировидение. Нам открылся Ипостасный Бог, Творец неба и земли, и всего видимого и невидимого. Он есть Само-Бытие».⁵⁵⁸

Надо отметить, что, будучи настоящим деятельным аскетом,⁵⁵⁹ проведя многие годы на Афоне, в том числе и в уединенной молитве, о. Софроний в своем богословии всегда переплетал богословскую теорию и духовную практику, он редко позволял себе уходить в отвлеченные построения, скоро обращался умом к конкретному значению богословия для жизни христианина.⁵⁶⁰ Поэтому, хотя со строго научной точки зрения, его тексты могут быть оценены в некоторой степени критически, мы должны помнить целевые установки, стоявшие перед автором этих текстов. Отметим, что ряд богословских текстов св. Василия Великого и его сподвижников до сих пор порой толкуются превратно отчасти потому, что в них теснейшим образом переплетены собственно Богословие (Триадология) с домостроительством и сотериологией,⁵⁶¹ что действительно приводит к смешению понятий в сознании ряда читателей. Отцы Церкви всегда богословствовали в виду задач сотериологических. О. Софроний подобным образом размышлял о Боге всегда в свете проблем антропологических. Для него богословие, как познание Истины, всегда бытийно. Истина сама по себе для о. Софрония отнюдь не теоретического характера, она не абстрактна и неотделима от Бытия никаким интеллектуальным актом, она есть «Сам Бог в Его безначальности»,⁵⁶² к бытийному соединению с Которым призван человек.

Полагая «принцип персоны» краеугольным камнем Откровения о бытии Бога и человека, о. Софроний при этом настаивает на непостижимости этого принципа. Как не может быть исследована тварным разумом Природа Божества, таким же образом сознание человека замирает пред тайной Его Тройственной Ипостасности.⁵⁶³ Однако подобный богословский апофатизм, издревле столь присущий восточной православной мысли, абсолютно не подразумевает, что о. Софроний стоит на позициях агностицизма. Напротив, именно на непостижимом в своей глубинной сущности принципе личностного Высшего Бытия зиждется возможность и действительность «бытийного»⁵⁶⁴ познания Бога человеком, созданным по образу и подобию Его. Несмотря на неисчерпаемость и непознаваемость, персональное бытие Бога является одновременно столь богословски и практически важным фактом и понятием, что «вся наша жизнь находится в теснейшей зависимости от нашего представления о нашем Первообразе. Всякое изменение в нашем умном видении безначального Начала, Принципа всего существующего, влечет неизбежно за собой соответствующую перемену в наших чувствах, мыслях, действиях, реакциях на все окружающее нас».⁵⁶⁵

Гносеология в мысли архим. Софрония основывается на личностном начале в Боге и человеке. Именно персональность обоих субъектов открывает возможность их подлинного диалога и взаимного познания.⁵⁶⁶ В ходе истории сообразность человека своему Творцу мыслилась отцами Церкви под разными углами зрения. Несомненной заслугой антропологического богословия архим. Софрония является то, что ядром и всеобъемлющим принципом образа Божия в человеке выдвигается не что иное, как именно его персональность. Согласно замыслу Создателя вселенной, человеку предоставлена возможность, оставшись тварным существом, стать «равным»⁵⁶⁷ по образу бытия своему Творцу. В этом смысле рассматривает о. Софроний евангельскую заповедь: «Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф 5. 48). Эта заповедь дана нам не столько, как «указание направления, сколько в несравненно более глубоком смысле: как Откровение Предвечного замысла Творца»⁵⁶⁸ о нас.

Таким образом, в рамках своего персоналистического богословия о. Софроний делает существенный вклад в развитие представления об образе Бога в человеке. Этот образ состоит для него, прежде других свойств, обычно упоминаемых (разумность, свобода, бессмертие души и т. д.), именно в личностном бытии Адама и Евы и их потомков. Подобно тому как Абсолютное Перво-Бытие – Ипостасно, так «и человек – подобие Абсолюта, есть личность-ипостась».⁵⁶⁹ Здесь о. Софроний прилагает к человеку термин «ипостась» наравне с понятием «личность» именно в том смысле, в котором этот термин в Триадологии применялся для обозначения различия Лиц в Троице, то есть для обозначения личностной уникальности Отца, Сына и Духа.

И не случайно, что в рамках развития своих мыслей о. Софроний настаивает на том, что именно Христос-Личность явлен для нас Богом Отцом как «образ Полноты Бытия Персонального начала, идеал Персоны, явленный миру «с великой силой»».⁵⁷⁰ Именно Сын Божий в Воплощении «принес на землю совершенное откровение об Образе Божественного Бытия»,⁵⁷¹ открыл дотоле прикровенную «Тайну Перво-Бытия»,⁵⁷² ибо Им Бог открылся человечеству как «Существо Персональное»,⁵⁷³ как реальная живая Личность. Только благодаря Христу человечество познало истинный Лик Бога, именно «через Него мы познали и Персону-Ипостась Отца» и Духа Святаго.⁵⁷⁴

Но опять же не кто иной, как Христос являет нам и «совершенство образа Божия в человеке».⁵⁷⁵ Именно благодаря Ему, можно говорить «об ипостасной соизмеримости человека и Бога».⁵⁷⁶ Таким образом, о. Софроний более, чем кто-либо из предшествующих ему церковных авторов, фокусирует внимание не столько на природном аспекте Христологии,⁵⁷⁷ сколько на персональном,⁵⁷⁸ постоянно подчеркивая при этом соизмеримость ипостасного бытия Творца и венца творения – человека, соизмеримость, явленную во всей полноте замысла Самим Предвечным Художником, ставшим Бого-человеком. И если для всей святоотеческой традиции свойственно видеть ипостасное единство Божественной и человеческой природ Христа как основание нашего спасения, то архим. Софроний развивает христологическую мысль, акцентируя внимание на том, что Сын Божий стал идеальным Образом Персоны. Богословие «образа» в ипостасной перспективе двусторонне: Сын являет нам образ Отца и, в то же время, Он есть образ совершенного Человека.

Из факта явления во Христе соизмеримости образа ипостасного бытия Бога и личностного бытия Адама проистекают многие выводы и положения богословия архим. Софрония. Так, его учение о синергии христианина и Бога в деле спасения, о возможности вместить человеком полноту нетварных энергий Бога,⁵⁷⁹ учение о единстве человечества по образу Троицы, об ипостасной молитве за человечество и весь мир опираются именно на этот, столь универсальный в видении о. Софрония принцип богословского персонализма. Из перечисленных положений наиболее трудными и оспариваемыми оказываются утверждения о. Софрония о потенциальном «равенстве»⁵⁸⁰ человека Богу и о природном «единстве», «целостности» Адама. Как сам живой опыт Богообщения старца-богослова, во многом подобный опыту древних Боговидцев,⁵⁸¹ так и его убежденность в том, что обожение ведет человека к усвоению присущих Богу свойств бытия⁵⁸² вплоть до «равенства»⁵⁸³ Ему и обладания «полнотой содержания жизни Бога» и «полнотой Богочеловеческого Бытия»,⁵⁸⁴ часто вызывали непонимание. Уяснить догматическую точность и значимость этих положений в богословии архим. Софрония мы можем только исходя из все того же принципа персонального бытия. Как «равенство» нас Троице, так и «единство» человечества мыслятся о. Софронием в свете онтологии личности. «Равенство» для него, конечно, не означает абсолютного тождества, но подразумевает никогда не прекращающееся ипостазирование тварной персоной нетварных энергий Бога. О. Софроний «говорит лишь о специфическом аспекте равенства: человек наследует полноту Божественной жизни, но онтологическое различие между человеком и Богом всегда остается».⁵⁸⁵ «Благая весть христианства заключается в том, что бытийное соединение с Творцом возможно для твари» на основании личного бытийного общения. И осуществляется это общение, конечно, не в слиянии личностей, и не в слиянии природ, «но в единстве энергий».⁵⁸⁶

Принцип, на котором строится энергийное общение природ Бога и человека, есть именно ипостасный, персональный. Творец и «Владыка не завидует тому, чтобы» его творения посредством Его же Божественной энергии (благодати) «являлись равными Ему, и не считает Своих рабов недостойными уподобиться Ему, но утешается и радуется, когда видит нас… таковыми по благодати, каковым Он был и есть по естеству».⁵⁸⁷ «Мы становимся в некотором смысле «несозданными» участием в Божественной несозданной энергии, и в то же время не перестаем быть творением, не теряем своей личности, мы не поглощаемся Богом», ибо Он смиренно желает нас возвеличить Собою, Своей энергией, совершенствуя нас в нашем личностном бытии. «Три Божественные Личности преподают нам Свою природную энергию таким образом, что мы обладаем ею личностно», причем «наша природа и наша природная энергия остаются при этом неповрежденными. А Божественная энергия, по природе принадлежащая Богу, становится по дару благодати принадлежащей нашим личностям». И поскольку благодать Бога в Его энергиях передается от Его Лица нашим лицам, то для тварных личностей возникает «возможность личного общения с Богом, причем такого, которая не смешивает природ».⁵⁸⁸

Что касается проблемы «единства» Адама, то, согласно о. Софронию, если «единство Троицы явлено совершенно абсолютным образом, что выражается в богословии понятием «взаимопроникновения» (περιχώρησις), то прародители и их потомки, призваны «по образу сего Троичного Единства… стать единым человеком» (Ин. 10:30, 17:21)».⁵⁸⁹ И вновь осью, вокруг которой вращается мысль архим. Софрония, является принцип персоны. Единство Бога содержится Тремя Ипостасями Троицы, и человеческая личность «в творческом акте своего становления… стремится к всеобщему единству». В любви, которая может быть определена со строго богословской точки зрения лишь как меж-личностное понятие, может устремляться и достигать человеческая персона подобия Богу, Который есть любовь (1Ин. 4:16).

Анализируя вклад архим. Софрония в сокровищницу православной богословской мысли, мы должны обратить наше внимание на его динамическое видение принципа персоны. Динамизм в богословском персонализме о. Софрония имеет, по крайней мере, двойной смысл. Первый и главный аспект динамизма – вечная динамика ипостасных отношений и перихоресиса Лиц Троицы. «Триединство… есть Бытие предельно динамическое. Сию динамику мы научились видеть в Любви»,⁵⁹⁰ – говорит о. Софроний. Несмотря на то, что Бог есть для него, конечно, Абсолют в совершенном смысле этого слова, тем не менее, о. Софроний не боится говорить о вечном движении Любви внутри Божественного Абсолюта. Это подлинная, не примитивно-механическая динамика любви и свободы. Второй аспект богословского динамизма личности состоит в отражении высшей, вечной персональной динамики в «духовной динамике нашей личности».⁵⁹¹ Тварная динамика персоны включает в себя медленный в условиях земной жизни процесс становления, но может, ввиду онтологической свободы Адама, принять и отрицательное направление. Направление «негативное… выражается во все возрастающей динамике падения… Другое движение – положительное, восходящее, проявляется как влечение любви к бесконечному соединению с Отцом».⁵⁹²

Важно подчеркнуть, что мы, конечно, найдем множество изречений Святых отцов и учителей Церкви, начиная еще с апостольских времен, о двух возможных для человека путях, лежащих перед ним. Двойственность эта глубоко библейская и выражается разнообразно и в описаниях конечных пунктов нашего духовного путешествия. Однако заслуга архим. Софрония в том, что он привлекает наше внимание к тому факту, что эти два возможных динамизма суть персональны по своей природе. А значит, ход духовного процесса, динамика всего нашего бытия коренится в нашем личном, ипостасном, в полноте богословского смысла этих слов, самоопределении.

Весь путь «актуализации» персоны проходит во взаимодействии Бога и человека, наделенного богоподобной свободой, которую мы богословски должны атрибутировать именно к личности. Не случайно в своих беседах о. Софроний говорил, что «наш духовный прогресс зависит прежде и более всего от нашего собственного отношения».⁵⁹³ Правильно истолковать эту мысль богослова-духовника мы можем именно в рамках его богословского персонализма, поскольку «отношение» в богословском смысле подразумевает здесь отношение глубоко личное, по подобию и в ответ на отношение Бога к нам.

Завершая наш краткий анализ богословского персонализма архимандрита Софрония (Сахарова), нужно подчеркнуть, что, будучи исторически естественным, органическим и глубоко востребованным современностью продолжением святоотеческой линии мысли, он настолько укоренен в мировоззрении и свойственен богословию о. Софрония, что всегда находил и находит свое живое отражение в его деятельном слове духовника и наставника сотен и тысяч людей. Даже там, где мысль о личности, персоне, ипостаси не звучит явным образом, она присутствует имплицитно, как фундамент его мысли и духа, молитвы и общения. Вот почему мы дерзнули назвать эту главу «каппадокийский дух» богословия о. Софрония. «Вселенские учители и святители» всегда богословствовали не от отвлеченной теории, пытаясь затем применить теорию в практике, но от практики возносились умом к теории, созерцанию, и возвращались вновь к практике духа, творчески и вдохновенно преломляя Традицию призмой харизмы Духа.