Богочеловек или Человекобог? Преподобный Иустин (Попович) и Ф.М. Достоевский

Среди угодников Божиих, прославленных Православной Церковью, есть имя нашего современника, почившего в 1979 году преподобного Иустина (По́повича), верного сына Сербской Православной Церкви и сербского народа, выдающегося богослова и редкого молитвенника. Этот, без сомнения, великий святой XX века, был исполнен великой любви ко Господу нашему Иисусу Христу и святой Православной Церкви. Он глубоко любил народы-носители святой Православной веры: родной ему сербский, а также греческий и русский народы. Прп. Иустин еще простым монахом, в 1916 году, полгода учился в Духовной академии в Петрограде. И хотя из-за смуты того времени ему пришлось уехать из России в июне 1916 года, отец Иустин, очень проницательный и трудолюбивый, за это короткое время все-таки хорошо узнал и полюбил православную Россию; он познал, как он сам позднее говорил, рай и ад православной русской души, ее святыни и ее падения. Прп. Иустин очень ценил религиозный опыт Ф. М. Достоевского, которого читал в оригинале и считал своим «учителем и... мучителем». Он писал, что проблемы творчества Достоевского – это «вечные проблемы человеческого духа; и если человек называется человеком, то он должен ими заниматься». Через Достоевского, по слову отца Иустина, «говорят все муки человеческого существа, все его боли, все его надежды. Мало таких, кто так как он (Достоевский – иеродиакон Мефодий) переболел бы проблемами человеческого существа во всем их трагизме».¹ Можно не сомневаться, что знакомый с творчеством Феодора Михайловича с отрочества, монах Иустин, будучи студентом Петроградской Духовной академии, здание которой находилось за Александро-Невской Лаврой на набережной Обводного канала,² посещал и молился на могиле русского писателя и провидца на Тихвинском Лаврском кладбище-некрополе. Впоследствии отец Иустин написал докторскую диссертацию на тему: «Философия и религия Ф. М. Достоевского».

Богословие самого прп. Иустина сконцентрировано на спасительный реальности Богочеловека Христа – этой величайшей тайне, величайшем сокровище и радости Православной Церкви. Ибо именно во Христе Спасителе, в Боге, воспринявшем наше человеческое естество, в его уничиженном состоянии, смерти и последующем воскресении – вся тайна нашего спасения и нашего Православия. Прп. Иустин пишет об этой тайне так: «"великая тайна», самая большая тайна и на этом, и на том свете – Христос и Церковь (Еф.5:32), и человеческому роду не хватает ни разума, ни слов, чтобы хотя бы приблизительно ее выразить. Христос есть в одно время и Бог Слово, и человек. Бог Слово, телесно вознесшийся на небо, и телесно присутствующий в Теле Своем – в Церкви на земле. Разве это не «великая тайна»? Члены Церкви составляют один организм, одно тело, но каждый все-таки остается отдельной личностью. Разве это не «великая тайна»? В Церкви есть и великие грешники, но все-таки она «свята и непорочна» (Еф.5:27)... Разве это не «великая тайна»? И от самого маленького до самого большого в Церкви все «великая тайна»; ибо во всем во всей полноте присутствует чудесный Господь Иисус Христос со всеми Своими бесчисленными Богочеловеческими тайнами, поэтому Церковь есть самое великое чудо (...), чудо которому удивляются Ангелы».³

Итак, именно и исключительно во Христе как воплотившемся Боге, как в Богочеловеке, видит Православная Церковь свое Сокровище, ту единственную Евангельскую Жемчужину, ради которой ничего не жаль. Только во Христе и через Христа видит она возможность спасения человеческой души, глубоко поврежденной грехом. И это повреждение грехом было бы роковым и неисцелимым, если бы не Христос, если бы не Его снисхождение к нам.

В творчестве Ф. М. Достоевского отец Иустин видел безграничную веру во Христа и свидетельство о Христе как о Богочеловеке. «Достоевский – камень преткновения и соблазна для всех, приступающих к нему с западноевропейскими гуманистическими мерками. Ибо эти мерки не дают человеческой мысли идти до конца, как в отрицательном, так и в положительном смыслах. Человек всегда боится свою мысль о добре довести до конца, привести ее к первоисточнику – к Богу, как и мысль о зле довести до своего первоисточника – диавола. Тем паче для таких людей неприемлема бескомпромиссная вера Достоевского в Богочеловека Христа, как единственного Бога и Господа, им непонятна бескрайняя любовь Достоевского к Нему, решительное сведение к Нему всех ценностей, к Его чудному и чудотворящему Лику».⁴ Многие литературоведы, критики, просто читатели, по мнению прп. Иустина, «погрешили» против Достоевского, приступая к нему с этими ложными мерками гуманизма и неоязычества. Они не смогли разглядеть, почувствовать проповеди Достоевского о Богочеловеке Христе, но увидели в нем бунтаря и или антихристианина, или проповедника какого-то «нового христианства» (например, Д. С. Мережковский). А тем временем для Феодора Михайловича Богочеловек стал «всё и вся.., к нему устремлена душа» писателя, «о нем все пророчества» его, «все его пророчества преисполнены евангельского духа». Отец Иустин неоднократно называл Достоевского пророком и апостолом Христовым нового времени и в то же время мучеником, поскольку писатель «мучился сознательно и неосознанно всю свою жизнь» над решением «вечных проблем», которые разрешает один лишь Господь Иисус Христос. Достоевский, согласно прп. Иустину – проповедник, поэт и философ, который борется и «проповедует одну истину, одну все-истину – Богочеловека Христа, как самую великую драгоценность во всех мирах, видимых и невидимых».⁵

Преподобного Иустина с Ф. М. Достоевским роднит глубокое переживание и ощущение реальности и всегубительности греха в человеческой природе. И это не какая-то личная особенность их психологии и мировосприятия, но это исповедание всей Православной Церкви, которая во все века проповедует, что без Спасителя род человеческий не может выйти из ада своей греховности. Это переживание и трезвенное, немечтательное видение особенно живо и остро во святых Церкви Христовой. Эту истину не только принимали умом, но более переживали всей душой и всей жизнью все истинные угодники Божии, начиная от святых апостолов и кончая святыми нашего века. Еще апостол и евангелист Иоанн Богослов писал: «Аще речем, яко греха не имамы, себе прельщаем, и истины несть в нас" (1Ин. 1:8), то есть: «Если говорим, что не имеем греха, – обманываем самих себя, и истины нет в нас». «Это убеждение и осознание, что все человеческое находится в грехе и под грехом, создает истинное представление о человеке, приготавливающее и приводящее к христианской антропологии (человекопознанию)».⁶

Воспитанный на трудах святых отцов Церкви (святителей Иоанна Златоуста и Василия Великого, преподобных Исаака Сирина и Симеона Нового Богослова, и других), преподобный Иустин не мог принять человекопоклонничество, лежащее в основе современной европейской культуры и цивилизации. ««Человекопоклонники» говорят: «Мы не имеем греха и, следовательно, не имеем нужды в Спасителе..., нас не от чего спасать. Если мы имеем какой-либо недостаток, мы его ликвидируем посредством культуры, науки, просвещения и технологии. В целом Бог для нас не необходим»».⁷

«Кто не видит Христа и не признает Его, тот является идолопоклонником, поскольку не знает истинного Бога. (...) Идолопоклонство включает все, начиная от наиболее грубого, пошлого и дикого суеверного культа и кончая самым высоким символизмом. В идолопоклонстве почитаются за богов не только камни, деревья, животные, планеты, скульптуры, но и люди, и герои, и духи (добра и зла), и открытия, и идеи, и страсти, и культуры, и политика, и наука, и философии, и искусства, и все, что противопоставляется по собственному желанию идолопоклонников истинному Богу и Господу Иисусу Христу (т. е. заменяет Его)».⁸

Что же касается Ф. М. Достоевского, то он, по слову о. Иустина, «отбросил человекобога и всеусердно кинулся в объятия Богочеловека».⁹ Для писателя, некогда стоявшего на грани богоборчества, «совершилось великое таинство: Пресветлый Лик Богочеловека Христа навсегда покорил обезумевшего богоборца. Богоборец стал Богоприимцем...». Богочеловек стал для него «единственным разрешением вековечных проблем: проблемы мира и человека, добра и зла, жизни и смерти».¹⁰

«Богочеловек Господь Иисус Христос явился Спасителем человека и человечества и по несказанному человеколюбию Своему совершил великий и скорбный подвиг спасения, и дал людям все дары неба, которые только Бог любви может дать».¹¹ ««Проклятые проблемы» человеческой личности обретают свое полное и конечное разрешение в Личности Богочеловека Христа, в Ней... самым совершенным образом явлены и доказаны и Бог, и бессмертие, а тем самым и вечный смысл и божественная цель для всякой человеческой личности вообще. Поэтому и Достоевский, так переболевший «вечными проблемами» человеческого бытия и осознавший страшные последствия гуманистического обоготворения человека в его отторженном от истинного Бога состоянии, не теплохладно, не постольку-поскольку, но именно «пламенно» возлюбил Господа Христа, и проповедуя Его, призывал вникнуть в Православие, в котором находится истинное «человеколюбие» и «Христов образ»».¹²

«Вера Достоевского во Христа беспримерна в мировой истории, его любовь ко Христу исключительна».¹³ В Нем одном решаются вопросы «оправдания» Бога, Его справедливости, Его человеколюбия. Даже по человеческой справедливости, а не только по божественной, Господь Иисус Христос имеет право судить мир и каждого человека. Преподобный Иустин поясняет: «...чтобы мятежный человек, по богоборческой греховности своей..., не сказал, что Бог, который не был во плоти человеческой и не страдал как человек человеческим страданием (Бог-Отец), – не имеет права судить людей, то Бог-Отец «весь суд отдал Сыну» (Ин. 5:22)» и «сотворил человечеству конечную справедливость».¹⁴ Ибо во Христе открыт путь избавления от греха через покаяние и отвержение, через ненависть ко греху и любовь ко Христу. «Через духовное органическое единство с Богочеловеком Христом», достигаемое через дарованную человечеству Церковь и Ее Таинства, «человек может продолжить жизнь свою в жизнь вечную и существо свое – в существо вечное».¹⁵

Таким образом, для христианина меркой всего является не человек с его грехом, а Богочеловек Христос и Его святая Церковь. Ибо Православие есть «непрестанное служение Христу Богу, непрестанное Богослужение», «добровольное усвоение Господа Иисуса Христа беспрерывным подвигом в христианских добродетелях».

Преподобный Иустин, анализируя творчество Ф. М. Достоевского, приходит к убеждению, что «благодаря личному подвижничеству», нелицемерному и бескомпромиссному поиску правды и истины писатель «познал абсолютную Истину, и Она спасла его. А что есть Истина? Богочеловек Христос. В Нем – спасение, смысл и цель человека и мира. А в этом есть и оправдание Бога пред человеком и человека пред Богом».¹⁶ «И не было бы драгоценного Христова образа пред нами, то погибли бы мы и заблудились совсем, как род человеческий перед потопом», – писал Ф. М. Достоевский.¹⁷ Преподобный Иустин так комментирует жизненный путь писателя: «Достоевский, невиданный атеист и страстный богоборец, мог спастись и спасся только таким всесовершенным и всемилостивым Богом, каким является Христос.., и он стал в новейшее время (будучи обращен как некогда гонитель христиан Савл, ставший великим апостолом Павлом – иеродиакон Мефодий) самым прозорливым пророком и самым красноречивым апостолом Лика Христова... Через преисподнюю скепсиса, сомнений, отрицания и неверия прошел Достоевский, пока не уверовал во Христа как в Бога и в Господа».¹⁸

И «если основная истина Православия – Богочеловек, то основная истина любого инославного исповедания (например, римо-католицизм, лютеранство и др. – иеродиакон Мефодий) – человек или же отдельные крупицы его существа: разум, воля, чувства, душа, тело, вещество».¹⁹ Таким образом, отказываясь сознательно или неосознанно от смиренного исповедания нашего спасения единственно через и во Христе Богочеловеке, человек отказывается от пути Православия и впадает в разнообразные губительные ереси, состоящие, по своему глубинному существу, в гордом человекопоклонничестве.

«Проблема Европы, по сути, проблема римо-католицизма – это вывод, к которому приходит прозорливый Достоевский, изучая Европу».²⁰ Дело в том, что «догматом о непогрешимости человека (начиная с римского папы) римо-католицизм дал право на жизнь человекобожеству во всех его проявлениях и действиях. Всеми силами трудится Европа, чтобы это человекобожество воцарилось во всех сферах».²¹ Лютеранство и протестантизм явились неизбежным следствием и порождением этой идеи при перенесении идеи непогрешимости с личности римского папы уже на всякого смертного. Гуманизм – естественное следствие этой логики. Не только папа римский непогрешим и хорош, но вообще «человек по природе хорош. И это приводит к самому трагичному заблуждению. Заблуждению, которое создало столько трагедий в мире (...) Потому что гуманизм возводит человека до такой высокомерной самонадеянности, что он отрицает и само наличие в себе греха».²²

А на самом деле непогрешимость есть свойство Церкви, «Богочеловеческого Тела Христа, которому Он – вечная Глава, будучи Богочеловеком, Второй Ипостасью Пресвятой Троицы». Таким образом «догматом о непогрешимости папы последний», как это не богохульно, но это так, «занял место Богочеловека». «Несомненно, это ересь над ересями, кошмар над кошмарами, злостное изгнание Господа Иисуса Христа с земли, новое Его предательство, новое распятие Христа».²³

«Европейский гуманизм во всех формах... от фетишистского до папистского, основан на вере в человека в его психофизической данности и историчности»²⁴ и тем самым все его формы «верой в человека заменяют веру в Богочеловека».²⁵ Достоевский так писал о событиях на Западе в своем «исповедовании веры»: «На Западе Христос померк, когда сама церковь западная исказила образ Христов, преобразившись из Церкви в римское государство и воплотив его вновь в виде папства. Да, на Западе воистину уже нет христианства и церкви... Католичество воистину уже не христианство и переходит в идолопоклонничество, а протестантизм исполинскими шагами переходит в атеизм и в зыбкое, текущее, изменчивое (а не вековечное) нравоучение».²⁶ Преподобный Иустин так продолжает эту мысль: «Влюбленность европейского человечества в себя – вот могила, из которой оно не желает и потому не может воскреснуть, влюбленность в свой разум – вот роковая страсть, опустошающая, в духовном смысле, европейское человечество». «В свою христианскую эпоху Запад был православным и видел духом и умом, но чем дальше удалялся от христианской истины (то есть от Богочеловека Христа – иеродиакон Мефодий) и Христовых добродетелей, тем больше ухудшалось его духовное зрение, пока в XX веке совсем не было потеряно».²⁷

Очевидно, что спасение человека от ада идолопоклонничества и человекопоклонничества, которые суть прикрытый культ сатаны и греха, состоит только в Господе Иисусе Христе. Ибо Он – Богочеловек, Он – истинный и совершенный Бог и Творец мира и человека, и Он же Человек, равный нам во всем, но свободный от греха, Он – единая личность, в которой человек после грехопадения своего прародителя Адама впервые стал Человеком, «достиг всесовершенства своей личности и стал Личностью».²⁸

«Достоевский, исключительно вдохновенный реалист, решительно утверждает, что богочеловеческий идеализм достижим и осуществим для человека».²⁹ Как? «Согласно Богочеловеческой философии жизни, и человек, и общество, и народ, и государство должны врастать в Церковь как в вечный идеал.., но Церковь ни в коем случае нельзя приспосабливать к ним (...) Цель народа в целом та же, что и цель каждого человека: воплотить в себе евангельскую правду, любовь, святость (...)».³⁰ Именно через Церковь Господа Иисуса Христа, основанную Им по воле Бога Отца и освященную Богом Духом Святым, осуществляется по Божественному плану спасение падшего человека. Но, однако, не против воли самого человека, а только в так называемом со-работничестве человека и его Творца, против Которого человек не перестает грешить, даже когда встает на путь спасения души. Ф. М. Достоевский прошел этот сложный путь через многие муки и страдания души. Преподобный Иустин не испытал богоборческого настроения духа человеческого лично, он от детства оставался в лоне Матери Православной Церкви. Но пути Господни нам неведомы. Первым в рай, отверстый Крестом и Воскресением Христовым, вошел не кто-нибудь иной, а покаявшийся разбойник, висевший на кресте по правую руку распятого Спасителя мира. Вспомним притчу Господню о работниках, нанятых господином на работу в виноградник. Не всем ли работавшим воздал господин одинаково высокую плату, несмотря на то, что иные работали лишь один последний час дня, а другие трудились с раннего утра? Эта Евангельская притча значит не что иное, что тем, кто в этой земной жизни принесет покаяние и соизволит потрудиться, сколько останется земной жизни, в винограднике Господнем (виноградник Христов – это Его Церковь), получит награду – Царствие Небесное, где уже нет места счету, кто получил большую награду, а кто меньшую. Потому что само пребывание в вечном Царстве Христа Господа, сама вечная жизнь с Богом есть такая награда за эту краткую земную жизнь, что нельзя и говорить о каких-либо мерках человеческих, которыми можно было бы измерить эту вечную неземную радость.

Поэтому верим и знаем, что в Небесной торжествующей Церкви, в Соборе всех унаследовавших вечную жизнь с Богом и в Боге, радуются ныне преподобный Иустин, светильник земной Сербской Православной Церкви и певец тайны Боговоплощения, и писатель, сын земной Русской Православной Церкви, Феодор Михайлович Достоевский, новоявленный апологет истины Православия в наше время богоотступничества и человекопоклонничества как худшего из видов идолопоклонничества и язычества. Оба эти сына Православной Церкви, вскормленные Ею в разное время и в разных обстоятельствах, как долготерпеливой и любящей Матерью, стали на нашей земле апостолами Богочеловека, Господа нашего Иисуса Христа и Его Святой Церкви, которая есть, по слову Ф. М. Достоевского, «венец всего, притом в вечности».³¹