Критический обзор главнейших систем по дешифрованию и объяснению хеттейских надписей

(Речь, читанная на торжественном акте Санкт-Петербургской Духовной Академии, 17 февраля 1893 года)

Название «хеттейских надписей» сперва прилагалось к иероглифическим надписям, открытым в Эмафе, Алеппо, Джерабис, Биреджик, Ибриз, Тиан, Гюрун, Богаз-Кее, Эйук и карабельском проходе (близ Смирны), а также к надписи царя Таркондема¹. Впоследствии это же название было присвоено надписям: на одном сосуде, найденном Лайардом в Вавилоне, – на глиняных отпечатках, найденных им же в Ниневии, в Куйюнджике, и подобных им печатях в коллекции Шлумбергера; а также – надписями, найденными в Мераше, Булгар-Мадене, Сенджерли, Самосате, и некоторым кратким надписям на предметах домашней утвари, вооружений и религиозной символики, находимым в разных местах Малой Азии и Сирии². Основанием для отнесения последних надписей к одному классу с первыми служит однородность иероглифического письма как на тех, так и на других.

Подлинники надписей, удобные для перевозки, были перевезены в европейские музеи. Так, в константинопольском музее (Чинилли-Киоск) находятся надписи Эмафа, Мераши и недавно опубликованная Менаном; в британском – надписи Джерабиса, Биреджика, сосуд и печати Лайарда; в берлинском – некоторые надписи, найденные Гуманом и Пухштейном³ (в Сенджерли); в парижском – печати Шлумбергера. С надписей, неудобных для перевозки, были сделаны точные снимки.

Таблицы хеттейских надписей, с примечаниями к ним, издавались большей частью англичанами и американцами как в повременных, так и в отдельных изданиях, посвящённых изучению памятников востока, в частности Сирии и Палестины⁴. В деле издания надписей этого рода особенно много потрудился Гарри Реланд, секретарь английского общества библейской археологии. Его издание надписей Эмафа, Джерабиса, Биреджика, царя Таркондема, в карабельском проходе, на печатях Лайарда считается за textus receptus этих надписей⁵ и лежит в основе исследований о них в трудах Райта, Кондера, Сэйса, Кэмпбелла и Менана. С этим изданием Реланда можно поставить рядом предпринятое в последнее время Рамзаем и Гогартом, новое, более точное издание надписей в Булгар-Мадене, Тиане, андавальской и фрактинской⁶.

На каком основании указанные надписи называются хеттейскими? Основанием для этого служит следующее соображение. Своеобразный вид иероглифического письма, применяемого в называемых тем именем надписях, не позволяет присвоять их происхождение египтянам, от которых мы имеем многочисленные памятники иероглифического письма: так как, во-первых, эти надписи найдены вдали от Египта; во-вторых, употребляемые в них иероглифы свидетельствуют о гористой местности, среди которой жили изобретатели этих знаков, о флоре и фауне, отличных от египетской флоры и фауны; наконец расположение иероглифов между горизонтальными и параллельными линиями не имеет для себя аналогии в египетском письме. Нельзя относить происхождение хеттейских иероглифов к ассириянам, финикиянам или грекам, оказавшим некогда культурное влияние на жителей тех мест, где были найдены данные надписи. Что касается ассириян, то в то время, когда их влияние простиралось в Сирии и Малой Азии (9 и 8 вв. до Р.Х.), у них была общепринятой система клинообразного письма как в монументальном, так и обиходном применении; так что их влияние в данном случае должно было вызвать применение клинописи, как это и видим в Персии и Парфии. Что же касается финикиян и греков, то совершенно неизвестно, чтобы они когда-либо употребляли иероглифическую систему письма. Таким образом, остаётся предположить существование какой-либо другой древней нации, культурное и политическое влияние которой простиралось некогда на те места, где найдены надписи, – которую можно было бы признать виновницей применяемой в них системы своеобразного письма. Предполагать существование таковой нации, с другой стороны, заставляло и то обстоятельство, что наряду с надписями в тех же местах или вообще в том же районе находятся остатки сооружений и скульптурных украшений, своеобразный характер которых заставляет присвоять происхождение их какой-либо нации, отличной от ассириян, финикиян и греков. Когда по вопросу о таковой нации обратились за справками к истории, то нашли, что по свидетельству св. Писания, египетских и ассирийских памятников, в Сирии и Каппадокии в древнее время обитала живучая и самостоятельная нация, называемая в св. Писании хеттеями, в египетских памятниках – хита или хета, в ассирийских – хатти, у Гомера – κήτειοι (Од. 11:521). В св. Писании обетованная земля, в её нормальных границах, называется страной хеттеев (Нав.1:4); хеттеи были в числе народностей, которых израильтяне должны были истребить или изгнать из обетованной земли. О них довольно часто упоминается в еврейской истории из времени Иисуса Навина и Судей. С царями хеттеев вели дружбу великие еврейские цари, Давид и Соломон. Хеттейские воины служили в войсках Давида; а хеттейские женщины были в числе жён Соломона. Слух о приближении хеттейских воинов привёл в испуг сирийцев во время осады Самарии (4Цар.7:6). Равным образом в летописях египетских фараонов очень много говорится об их войнах с хеттеями. Между прочим, могущественнейший из фараонов, Рамзес второй, должен был предпринять против них ряд походов и в заключение – вступить с их царём Хетазаром в договор. Одно из лучших произведений древнеегипетской поэзии, поэма Пентаур, восхваляет храбрость Рамзеса второго именно в борьбе с хеттеями. Точно также ассирийские цари, Феглафелассар первый, Салманассар, Саргон, предпринимали ряд походов против своих западных соседей в стране Хатти. Так славны и сильны были некогда хеттеи! Их историческая живучесть и политическое могущество, наряду с такими культурными нациями, как египтяне и ассирияне, естественно, располагают признать присутствие у них также самостоятельной и типичной культуры, каковая, конечно, не могла не оставить после себя следов в Сирии и Малой Азии. Раз принято последнее положение, от него остался один шаг к заключению, что, этим-то именно хеттеям и следует присвоить происхождение тех сооружений и памятников, остатки которых, вместе с надписями, сохранились в некоторых местах Сирии и Малой Азии до последнего времени. За справедливость такого предположения говорило, между прочим, сопоставление «хеттейских» памятников с египетскими. На некоторых памятниках, находимых в разных местах Сирии и Малой Азии и присвояемых хеттеям, встречаются скульптурные изображения богов и царей, жрецов и воинов, а вместе с тем – свойственных им украшений, платья, обуви, оружия и пр. По этим изображениям можно составить довольно ясное представление как о физическом, так и культурном типе той нации, представители которой здесь изображены. Основные черты таковых изображений, где можно удержаны и в иероглифических знаках, являющихся сокращением оных. Между прочим, особенно типичную черту в костюме изображаемых здесь лиц представляют сапоги с концами, загнутыми на верх стопы, а также высокие, конусообразной формы шапки у мужчин. Сопоставляя эти изображения на «хеттейских» памятниках с изображением хеттеев на египетских памятниках, в частности на стене развалин Ипсамбула, где в лицах представлена битва Рамзеса второго при Кадеше⁷, всякий наблюдатель заметит полное тождество физического и культурного типа лиц, изображаемых на «хеттейских» памятниках, с «хеттеями», изображаемыми на памятниках египетских⁸. В частности, вышеуказанная типичная особенность костюма, сапоги с концами вверх, конусообразные шапки, присвояется египетскими скульпторами именно хеттеям. На основании такого сходства изображений, вполне последовательно то заключение, что изображаемые на хеттейских памятниках лица принадлежат к той нации, которая в египетских памятниках называется хеттеями. Теперь, внимательное изучение иероглифических знаков на хеттейских надписях показывает, что многие из них суть сокращённые образы отдельных частей тела, костюма, украшений, вооружений лиц, называемых хеттеями; а отсюда следует то, что начертавшие эти знаки художники, копируя в них наблюдаемую ими действительность, жили среди хеттеев. Таким путём археологи последовательно пришли к тому предположению, что среди хеттеев были иероглифанты. Справедливость этого предположения подтверждается и египетскими памятниками, где упоминается один из таких иероглифантов, по имени Халепсар, под руководством которого был изготовлен хеттейских текст договора Хетазара с Рамзесом вторым, к сожалению, не сохранившийся до нашего времени. Кому же именно, как не этим хеттейским иероглифантам или их подражателям естественнее всего присвоить создание системы иероглифического письма на надписях, находимых в прежней территории хеттеев? Они же, вероятно, были виновниками, если не всех, то большей части и самих надписей. Рассуждая таким образом, Сейс⁹, Райт¹⁰, первые и главные исследователи хеттейского вопроса, назвали данные надписи хеттейскими. Им следовали и другие учёные, и таким образом в археологической науке образовался особый отдел: о «хеттейской» культуре и «хеттейских» надписях.

До́лжно заметить, что недавно один немецкий учёный Пухштейн¹¹ старался поколебать предположение о хеттейской культуре, и называемым этим именем памятникам дать иное объяснение. Одну часть таковых памятников, художественный стиль которых приближается к стилю ассирийских памятников, он объясняет из распространения в 8 в. до Р.Х. в Малой Азии ассирийской культуры; а другую, – и притом бо́льшую, – часть памятников, в которых видно творчество, отличное от ассирийского, он присвояет какому-либо народу, жившему по склонам Тавра, но отличного от хеттеев. Присвоить происхождение этих памятников хеттеям Пухштейн затрудняется, потому что политическое могущество последних в той местности, по его мнению, продолжалось между 15–12 вв. до Р.Х.; между тем данные памятники представляются ему возникшими сравнительно позднее этого периода времени. Те из них, в которых встречаются изображение грифона, по мнению Пухштейна, явилось не ранее 8 в.: так как это изображение сходно с изображением на греческих памятниках, которые явились около того времени; а те, на которых нет такого изображения, явились немного раньше, но не восходят далее половины 10 в. до Р.Х. Происхождение памятников этого рода, как и находящихся на них надписей, Пухштейно присвояет одному из народов коммагенской расы, обитавшему в той местности, называемому в ассирийских памятниках Мушки (у прор. Иезек. Мосох).

Но возражая против гипотезы о «хеттейской» культуре, Пухштейн принуждён противоречить положениям, в последнее время вполне доказанным и, можно сказать, общепринятым в науке. В анналах ассирийских царей Салманассара II (9 в.), особенно Феглафелассара II, Саргона (8 в.), упоминается об их походах против хеттеев, в частности против царей Кархемыша. Из этих упоминаний, как равно из свидетельства 4Цар.7:6, ясно, что хеттеи Кархемыша в 9 и 8 вв., таким образом, гораздо позднее 12 в., конечного предела, указываемого Пухштейном, были ещё сильной и могущественной нацией, во всяком случае, способной к творчеству. Теперь, развалины Кархемыша найдены в Калаат-Джераблус, и в них находят памятники и надписи местного, именно хеттейского происхождения; а так как памятники и надписи, найденные в Эмафе, Алеппо, Мераше и других местах Малой Азии, по своему характеру, сходны с таковыми: то остаётся и их считать хеттейскими. Пухштейн сознаёт всю силу этого довода, говорящего как раз против его взгляда, а посему местом Кархемыша считается не современный Калаат-Джераблус, а Цирцезиум. Но это мнение, получившее своё начало со временем иудейского путешественника 12 в., Вениамина Туделя, и находившее себе отголосок у многих экзегетов, должно быть навсегда оставлено, как несостоятельное. Недавнее исследование по сему вопросу Менана с несомненностью доказало, что Кархемыш лежал в том самом месте, где теперь Калаат-Джераблус (арабское произношение Ἱεράπολις); Цирцезиум же лежал ниже по Ефрату, при влиянии в него Хавора¹².

Высказываясь против положительных данных, свидетельствующих в пользу гипотезы о хеттейском происхождении памятников Джераблуса и подобных им, Пухштейн в то же время не приводит ни одного положительного данного в защиту собственного взгляда. Что касается указываемого им отражения на некоторых хеттейских памятниках, в частности на памятниках Кархемыша, влияние со стороны ассирийского искусства, то сам по себе факт ещё ничего не говорит за позднее происхождение таковых, так как, при территориальной близости хеттеев к Ассирии, это влияние было вполне естественным и должно было начаться вскоре после знакомства хеттеев с месопотамской культурой. Указываемое Пухштейном изображение грифона, встречающееся на некоторых хеттейских памятниках и напоминающее ему изображение орла на греческих памятниках, из 8 в., встречается также на памятниках, найденных в Микенах, происхождение каковых относится ко времени, гораздо древнейшему 8 в. С другой стороны, следует вспомнить и то, что подобное сему изображение встречается и на древнеассирийских памятниках, откуда оно довольно рано могло перейти и к хеттеям. Взятый во всей совокупности, этот факт сходства изображения на памятниках Ассирии, Малой Азии и Эллады, давно известный исследователям хеттейского вопроса, относится обыкновенно к числу данных, подтверждающих гипотезу о «хеттейской культуре», по каковой гипотезе оная культура, являясь в значительной степени подражанием ассиро-вавилонской, имеет значение соединительного звена между культурой Месопотамии и Эллады¹³.

Итак, применение к вышеуказанным надписям названия «хеттейских надписей» представляется резонным.

О чём же говориться в этих надписях? Учёные, бравшиеся за разрешение данного вопроса, предварительно должны были найти нужные данные, при помощи которых можно было бы прочитать текст надписей и понять язык, которым он написан. Таковыми данными здесь могли служить:

во 1-х, какая-либо надпись, которая была бы написана не одними хеттейскими иероглифами, а также параллельно с ними, знаками какого-либо другого известного шрифта, при чём последний шрифт помог бы пониманию хеттейского, подобно тому, как греческое написание собственных имён на надписи розеттского камня или персепольское написание таковых имён на надписи бегистунской скалы способствовало установить произношение: в 1-м случае египетских иероглифов, во 2-м случае – знаков так называемых 2-го и 3-го видов клинообразного письма;

во 2-х, генетическая зависимость какого-либо из известных шрифтов от хеттейских иероглифов, при чём на основании первого можно было бы восстановить произношение последних, подобно тому, как при помощи еврейского, самаританского и арабского шрифтов восстановили чтение древнееврейских, финикийских и синайских надписей;

в 3-х, знакомство с языком хеттеев, так что, после предварительного определения идейного содержания иероглифических групп, можно было бы установить произношение как их самих, так и составляющих их иероглифов, подобно тому, как при помощи зендского и пегльвийского языка установили чтение групп клинообразного письма на персепольских памятниках или – при помощи коптского языка проверили Шамполионов принцип чтения египетских иероглифов.

Что касается билингв, то из таковых учёным, бравшимся за дешифрование и объяснение хеттейских надписей, почти до последнего времени известна была только надпись царя Таркондема¹⁴. Но она, если принять дешифрование содержащихся в ней хеттейских иероглифов за правильное, вследствие своей краткости (6 хеттейских иероглифов), не может оказать в данном случае той услуги, какую оказали надписи Розеттского камня или Бегистунской скалы.

Из шрифтов, в которых отражается генетическая зависимость от хеттейского иероглифического письма, указывают, как на таковой, на шрифт кипрских надписей¹⁵. Но из кипрских силлабариев, общее число которых простирается до 60, сравнительно немногие имеют более или менее очевидное сходство с хеттейскими иероглифами. Число таковых Сэйс определяет в восемь¹⁶, Кэмпбелл – в 19¹⁷, Кондер – в 21¹⁸, между тем число хеттейских иероглифов, по мнению Менана¹⁹, восходит до 200, так что, если даже согласиться с Кэмпбеллом и Кондером, всё же бо́льшая часть хеттейских иероглифов останется без аналогии. Не мешает при этом заметить, что язык кипрских надписей – греческий, вследствие чего произношение хеттейских иероглифов, сходных с кипрскими, должно до некоторой степени отличаться от их отечественного произношения, так как язык хеттеев во всяком случае не был греческим.

Какой был природный язык хеттеев, на этот вопрос отвечают различно. По свидетельству кн. Бытия (Быт.10:15), хеттеи происходили от Ханаана; а относительно потомков Ханаана, живших в Палестине, известно, что они говорили языком, если не чисто еврейским (ср. Ис.19:18), то, во всяком случае, как в этом убеждают надписи царей Эшмуназара, Табнита и др., языком, мало отличавшимся от еврейского. За подобный же язык хеттев, живших в Палестине, говорят те места св. Писания, где говорится о соотношениях Авраама с хеттеями (Быт.23:3–18) или где упоминаются их собственные имена: Ефрон, Цохар (Быт.25:9), Иегудит, Беери, Босмат, Элон (Быт.26:34–35), Ахимелех (1Цар.26:6), Урия, м. б., Шеба, Эдаим (2Цар.9:3), Тои, Иорам (2Цар.8:9–10). Но еврейская речь хеттеев, живших в Палестине, ещё не говорит о том, что еврейский язык был их природным племенным языком, подобно тому, как русская речь вполне обрусевших некоторых немецких или татарских семейств ещё не говорит о том, что русский язык есть племенной язык также для немцев и татар. А посему, при решении вопроса о языке хеттеев, учёные не ограничились свидетельствами одного св. Писания, а обратились также к другим памятникам, желая в них поискать указания на природный язык хеттеев. В египетских и ассирийских памятниках о хеттеях говорится больше, чем в св. Писании; в частности, там упоминается много названий лиц, городов, мест, относимых к хеттеям. Сэйс составил довольно большой список хеттейских собственных имён, упоминаемых в египетских и ассирийских памятниках²⁰. Эти-то собственные имена и послужили данными для решения вопроса о языке хеттеев.

Нужно заметить, что ещё Бругш²¹, останавливаясь на упоминаемых в египетских памятниках собственных именах хеттеев, отрицал их семитский характер. Сейс же, принимая во внимание как эти имена, так и собственные имена хеттеев, упоминаемые в ассирийских памятниках, и отрицая возможность объяснения их из семитских или индоевропейских корней, создаёт для хеттейского языка особое семейство языков. По его словам, хеттейский язык имел лексическое и грамматическое сродство с языками или наречиями жителей Патину (между Оронтом и антиохийским заливом), Киликии, Куи, Самаллу, Гангумии, с языком коммагенцев, москов, тибаренцев, протоармян и других племён, занимавших территорию между Каспийским морем и рекой Галисом с одной стороны и Месопотамией – с другой. Это семейство языков он, вслед за Ленорманом, называет алародийским. Из известных в настоящее время литературных языков Сейс относит к нему язык грузинский²². Центральным пунктом, около которого сосредоточивалось хеттейское племя, разделявшееся на несколько побочных племён, была Каппадокия²³.

Взгляд Сэйса встретил весьма сильные возражения со стороны французского учёного (из евреев) Галеви. Он упрекает Сэйса в расширении понятия «хеттейский», вследствие чего в число хеттейских собственных имён у него вошли имена народов Ван, Наири, тибаренцев, москов, коммагенцев, киликийцев, куев, которых сам Галеви отказывается считать хеттеями. По его мнению, территория хеттеев, в собственном смысле этого слова, простиралась от Эмафа до южных склонов Тавра. Ливан и Аман отдаляли её от Финикии и Киликии на западе, Евфрат и Пальмира – от Месопотамии на востоке. Ограничив таким районом территорию хеттеев, Галеви берёт в пределах этой территории хеттейские собственные имена рек, городов, царей, князей, – по их ассирийскому, а не египетскому произношению, которому он не доверяет, и посредством делаемого им филологического анализа старается доказать семитское происхождение таковых имён. В результате Галеви приходит к предположению, что язык хеттеев был близок к финикийскому, которые во время Авраама и патриархов был распространён в данной местности²⁴. Согласно Галеви, и Ренан объявляет хеттеев семитами²⁵. Относительно анализа Галеви до́лжно заметить, что в тех случаях, когда идёт речь о географических собственных именах, он представляется вообще довольно правдоподобным; когда же дело касается собственных имён лиц, которые, в данном случае, имеют важнейшее значение, то он довольно часто представляется неестественным, с точки зрения семитской филологии. Так, его производство имени Лубарна или Либурна, как ן בִּירׇה אֵל, Сапалулме, как מֵי םׇפׇלוּל, Пизири, как עֵץ פׇשַר, Гирпаруда, как פׇרוּד גֵר и т. д., едва ли кем-либо будет признано за состоятельное.

Что же касается семитского происхождения географических имён в территории хеттеев, то по справедливому замечанию De-Lantsheere’a, оно, даже если и допустить его, ещё не говорит за семитский язык хеттеев, так как они, овладев Сирией, где прежде их жили семиты, могли называть отнятые у них города и места прежними именами²⁶. Кроме того, Болл, писавший после Галеви, в своей статье Iranian Names among the Hetta-Hatte²⁷, соглашаясь с ним относительно семитского происхождения хеттейских собственных имён, встречающихся в св. Писании, относительно многих хеттейских имён, встречающихся в ассирийских и египетских памятниках, даже географического свойства, объявляемых у Галеви за семитские, доказывает их скифско-иранское происхождение. В частности, имя р. «Оронт», производимое Галеви от אׇרֺן – ящик (каковое название могло быть дано этой реке, по мнению Галеви, за глубину её дна) Болл отождествляет с санскритским arvant, новоперсидским arvand, erivar; так что это имя у него получает нарицательное значение «быстрый, яркий, стремительный»²⁸. Таким образом, и гипотеза Галеви относительно языка хеттеев, несмотря на ограничение их территории и игнорирование египетского произношения хеттейских имён, оказывается непрочной. Немецкий учёный Гоммель, соглашаясь с взглядом Сэйса относительно принадлежности хеттейского языка к семейству алародийских языков, включает в это семейство также язык этрусков и басков, и ставит его в генеалогическую связь с сумеро-акадским языком, составляющим, по Гоммелю, одну из ветвей обширной семьи турко-татарских языков, называемой общим именем алтайской²⁹.

Аббат Моор, отождествляя хеттеев с гиксами, считает их язык вместе с тем и языком гиксов³⁰.

При такой невыясненности вопроса о языке хеттеев, естественно, он не мог служить точкой отправления при дешифрировании хеттейских иероглифов.

Как ясно из сказанного, те положительные данные, которыми располагали учёные, бравшиеся за дешифрирование и объяснение хеттейских иероглифов, до последнего времени сводились лишь к следующим: краткой, из шести хеттейских иероглифов, надписи царя Таркондема и нескольким сходным знакам кипрского письма. При такой скудости положительных данных, естественно, что учёные, бравшиеся за это дело, должны были приходить к различным результатам, сообразно тех антеципациям, которые полагались ими в основу взгляда о хеттеях вообще.

Сэйс, которого следует считать главным исследователем хеттейского вопроса, говорит, что хеттейское письмо на надписях есть бустрофедон и что первую линию всегда, за исключением одной надписи в Ибризе, следует читать справа налево; что одни хеттейские иероглифы имеют фонетическое, а другие – идеографическое значение. Основываясь на значении шести хеттейских иероглифов в надписи Таркондема, фонетическом сродстве восьми знаков кипрского письма с подобными им хеттейскими иероглифами, а также на самостоятельном изъяснении смысла некоторых иероглифов в значении идеограмм, наконец – на предполагаемой принадлежности хеттейского языка к семейству алародийских, Сэйс делает попытку прочтения трёх кратких надписей Эмафа и одной надписи Джерабиса. В первых он находит свидетельство о принце Тувесе (Ту), который называется сыном царя страны Ереку, царём страны хеттеев, могущественным, законодателем, сыном (бога) Санду; а во второй – подобное же свидетельство о царе великой страны, царе земли хеттеев, с которым, как и с двумя другими лицами, богиня Кархемыша установила союз. Хотя сам же Сэйс свою попытку дешифрирования хеттейских надписей называет недостаточной, тем не менее относительно метода, которому он следовал при дешифрировании, говорит, что он построен на прочном основании и может привести к хорошим результатам³¹. Метод Сэйса лежит в основе работ по дешифрированию хеттейских надписей французского учёного, известного ассириолога, Менана, о которых будет речь ниже, а посему и критическое замечание относительно этого метода будет более уместно после обозрения работ Менана.

В 1887 году другой английский ориенталист, капитан Кондер, в письме, адресованном в газету «Times», объявил, что он снял покров, покрывавший до тех пор хеттейские надписи. Вслед за таким заявлением вышла и самая книга его по сему вопросу: Altaic Hieroglyphs and Hittite inscriptions (London, 1887, май)³². Точкой отправления по дешифрованию хеттеских иероглифов Кондеру служило принимаемое сходство в силлабическом или фонетическом значении между 21 знаком кипрского письма и подобными им по изображению хеттейскими иероглифами. Принимая взгляд Гоммеля относительно предполагаемого сродства хеттейского языка с языком акадским, который Кондер считает потомком хеттейского, и, предполагая в произношении хеттейских иероглифов отражение принципа акрофонии, как в египетских иероглифах, Кондер пытается найти смысл слогов и гласных, обозначаемых хеттейскими иероглифами, в акадском языке. Таким образом, Кондер сперва переносит звук кипрского знака на сходный с данным знаком хеттейский иероглиф, потом подыскивает акадское слово, начинающееся этим звуком или слогом, сопоставляется обозначаемый этим словом предмет или понятие с начертанием хеттейского иероглифа, предполагая найти объяснение как для начертания, так и произношения хеттейского иероглифа в области древне-акадских представлений и языка. Насколько резонны делаемые Кондером сопоставления, об этом будет сказано ниже. Но самому Кондеру они представляются вполне резонными и дают ему право пользоваться акадским языком для определения фонетического значения других хеттейских иероглифов, сообразно тому же началу акрофонии. Так, например, известный хеттейский иероглиф представляет человеческую голову, голова же по-акадски – сак, следовательно, по Кондеру, этот иероглиф звучит: сак. Таким способом он определил значение сорока хеттейских иероглифов, что вместе с прежними 21 составило 61 известный для Кондера иероглиф. Для оправдания своего метода Кондер прибегает, между прочим, к помощи древнейших знаков клинообразного письма, развившегося из иероглифического, называемого у него хеттейским. Некоторым из хеттейских иероглифов Кондер придат значение идеограмм, определяя смысл их через сближение с египетскими иероглифами.

Что касается языка хеттейских надписей, то для определения его Кондер прибегает прежде всего к посредству акадского языка. Но так как этот язык, по взгляду Кондера, не чисто хеттейский, а только один из диалектов его; с другой стороны, так как он очень мало исследован в научном отношении: то Кондер, для восстановления хеттейского словаря и грамматики, прибегает также к помощи других языков, которые он считает сродными с акадским. Сюда, наряду с многочисленными наречиями финских и туранских племн, у Кондера приплетаются также языки: басков, этрусков, карийцев, лидян, фригийцев, ликаонцев, скифов, т. е., такие языки, которые, подобно акадскому, сами весьма мало обследованы в научном отношении. Не смущаясь такой неопределённостью основных данных, Кондер строит на них теорию хеттейского языка, заимствуя для сего материал из разных, иногда весьма отдалённых в хронологическом и этнографическом отношении, и даже не вполне обследованных – языков, общую группу каковых он называет алтайской.

Таков в общих, но существенных чертах, тот метод, которому следует Кондер в разборе и изъяснении надписей. Следуя ему, он пришёл к заключению, что эмафские надписи содержат молитвы и заклинания по отношению к богам воды, неба, огня; между именами богов он находит имя Таммуза (под формой Тамзу)³³.

Относительно гипотезы Кондера следует заметить, что она представляет ряд посылок, из которых ни одна надлежащим образом не доказана. Если даже допустить фонетическое тождество между указываемыми Кондером знаками кипрского письма и хеттейскими иероглифами, хотя и здесь он расходится с Сэйсом, который из восьми случаев указываемого им сходства лишь в двух сходится с Кондером, всё же обращение Кондера после того за объяснением фонетического значения и самого начертания хеттейских иероглифов к акадскому, а не другому языку, само по себе есть только praesumptio Кондера. Принимая на время такое praesumptio и идя далее за Кондером, мы видим, что для него нет оправдания в делаемых Кондером сближения между начертанием и произношением хеттейских иероглифов с одной стороны и соответствующими им понятиями, и словами в акадском языке с другой. Из всех указываемых Кондером случаев такого сближения лишь о пяти можно сказать, что в них дано соответствие между изображением хеттейского иероглифа и его идей, согласно значению, выражающего таковую акадского слова, а в остальных случаях такого соответствия или совсем нет, или оно не может быть определено через непосредственное восприятие. Так, например, совершенно непонятно это соответствие относительно таких хеттейских иероглифов, соответствующее произношение которых акадские слова значат: дух или жизнь, личные местоимения: я, он, ты, предлог дательного падежа, грамматические суффиксы или префиксы, как то: суффиксы дательного падежа, суффиксы движения³⁴. А что касается указываемого Кондером соответствия между изображением 40 хеттейских иероглифов (за исключением сходных со знак. кипр. письма) и смысловым значением акадских названий предметов, напоминаемых этими иероглифами, то такое соответствие у Кондера должно было получиться неизбежно: так как акадские слова здесь подбирались по предметам, напоминаемым иероглифами. По справедливому замечанию De-Lantsheere’a, оно получилось бы во всяком случае, какой бы язык ни взяли для сравнения³⁵. К сказанному следует прибавить ещё следующее. При сопоставлении кипрских силлабариев с акадскими словами, Кондер иногда произвольно смешивает один с другим гласные и даже согласные звуки, так что у него кипр. ко = акад. ку, кипр. зу = акад. зи, кипрю. ми = акад. ма или ме, кипр. мо = акад. му, кипр. ре или ли = акад. ли, потом смешивает между собой разные по фонетическому произношению и значению акадские и кипрские слова: акад. зу и зи, ме и ма, кипрск. уа и а, ри и ре.

Таким образом, гипотеза Кондера, как несостоятельная по своим основным положениям, не может быть принята и в своих выводах. Кэмпбелл называет её не выдерживающей критического разбора³⁶.

Одновременно с капитаном Кондером стал публиковать свои работы по изъяснению хеттейских надписей Болл. Относящиеся сюда труды Болла помещены в Proceedings of the Society of Biblical Archaeology за 1887 и 1888 гг. Высказанные им за эти два года взгляды значительно различаются один от другого: так как в 1887 г. Болл склонялся к признанию семитского языка у хеттеев³⁷, а в 1888 году – к признанию ирано-скифского. Для нас естественнее остановиться на его позднейшей работе, отражающей последний взгляд Болла. В статье за 1888 г.³⁸ Болл, признавая генетическую связь между хеттейскими иероглифами и знаками кипрского письма с одной стороны, кипрским и вавилонско-линейным письмом с другой, при дешифрировании хеттейских иероглифов прибегает к сравнению их не только со знаками кипрского, а также и вавилонско-линейного письма, стараясь таким образом установить их фонетическое значение. Таким способом он определяет произношение нескольких иероглифических групп. Для определения значения получаемых от чтения таковых групп слов и имён, Болл прибегает к помощи армянского, персидского, санскритского и зендского языков. Следуя этому методу в дешифрировании и объяснении хеттейских надписей, Болл в надписях Джерабиса нашёл имя царя Артамасети (= Артавазда), в надписях Эмафа (4 и 5) – имя Астарты, причём у него один и тот же слог Ас в разных местах имеет разное обозначение: то одним, то двумя, притом различными от первого, иероглифами. Хеттейское иероглифическое письмо, по мнению Болла, есть частью идеографическое, частью фонетическое, и весьма часто имеет лишние знаки; иероглифы должно читать в направлении к лицу, причём знаки, помещённые один под другим, до́лжно читать всегда в направлении сверху вниз³⁹.

Относительно системы Болла Менан отзывается следующим образом. «Не принимая ни принципа, ни результата чтения Бола, мы искренне признательны его работам. Самой неудачей, которую мы у него предполагаем за верное, он избавляет нас от опасности, для определения значения иероглифов, опираться на предвзятом утверждении относительно дешифрируемого языка и пользоваться сравнительной палеографией, которая не может служить точкой отправления при дешифрировании. С подобными системами можно придать иероглифам какое угодно значение, тогда как это значение зависит только от роли и места, занимаемых иероглифов в той группе, значение которой отыскивается⁴⁰.

Сам Менан⁴¹ во взгляде на хеттеев и их надписи в общем соглашается с Сэйсом, признает правильным его чтение надписи Таркондема и по большей части соглашается с его толкованием других хеттейских иероглифов, сверх этой надписи. Но самый процесс дешифрирования у Менана ведётся более правильно, с точки зрения индуктивной науки, чем у его предшественников. Так, приступая к объяснению надписей Эмафа, Менан выделяет из них три: № 1, № 2, № 3 (у Campb. № 4), как кратчайшие и весьма сходные между собой: надпись № 1 состоит из трёх линий, № 2 – также из трёх, № 3 – из двух, при чем из 35 встречающихся во всех них иероглифов 29 общи всем трём надписям, 3 исключительно 1-й, 2 – 2-ой и 1 – 3-й; порядок же расположения и следования этих иероглифов во всех трёх надписях, за исключением небольших вариантов и сокращений, почти один и тот же. Каждая из надписей, по словам Менана, читалась бустрофедон; чтение начиналось с первой верхней линии и шло в таком порядке: сперва читали первую линию справа налево, потом вторую – слева направо, наконец (№ 1 и № 2) – третью, но опять справа налево. Предполагая такой порядок чтения, Менан изображает каждую надпись в виде одной прямой горизонтальной полосы, заключающей в себе все три или две линии оригинала; при этом у него за знаками 1-й линии следуют знаки 2-й линии, в обратном порядке сравнительно с их изображением на подлиннике, за знаками 2-й линии (№ 1 и № 2) – знаки 3-й линии, в том же порядке, как и на оригинале. Расположенные таким образом надписи помещены Менаном одна над другой, в виде трёх параллельных полос. При взаимном сличении их, нельзя не заметить, что все три надписи начинаются одним и тем же иероглифом и что следующие за тем иероглифы по большей части одинаковы во всех трёх надписях, расположены и следуют в одинаковом порядке, прерываясь иногда иероглифами, отличительными для той или иной надписи. Соединения иероглифов, общие для всех надписей и следующие в одном и том же порядке, Менан выделил в особые иероглифические группы. Для большей наглядности он вертикальными линиями разделил надписи на четырёхугольники, из которых в каждом заключается та или иная иероглифическая группа. Эти линии по большей части пересекают все три надписи, реже – только две первых или две последних. При таком делении надписей, в них ясно выглядят иероглифические группы, как совершенно сходные между собой по количеству и характеру знаков, так и отличающиеся между собой. Большое количество иероглифических групп – в надписи № 2, именно 25; в надписи № 3 – 22 группы, которые за исключением группы 19-й, параллельны первым 22 группам № 2; в надписи № 1 – 19 групп, из которых первые 6 параллельны и тождественны с первыми 6-ю группами № 2, а последние 13, с 13 – 25, параллельны с группами, обозначенными этими же числами той же надписи и по большей части с ними тождественны. Выделенные таким образом отдельные группы иероглифов, по мнению Менана, обозначают имена или отдельные понятия, порядок которых в сознании автора надписей соответствовал порядку обозначающих их иероглифических групп. Предполагая, что эмафские камни с надписями суть остатки дворца какого-либо из эмафских царей, Менан относительно содержания каждой из взятых им надписей делает такое же предположение, какое некогда сделал Гротефенд относительно кратких персепольских надписей, находящихся на косяках дворцов Ахеменидов, т. е.: что здесь какой-либо из эмафских царей говорит о построении им данного дворца, называя при сем своё имя, имя предков и той страны, царём которой он был. Сделав такое предположение, Менан приступает к истолкованию иероглифов и иероглифических групп, следуя здесь Сэйсу, т. е.: одни из иероглифов принимает в смысле идеограмм, другие – в смысле фонетических знаков, произнося их сообразно сэйсовой теории об алародийской природе хеттейского языка. В результате у Менана взятые им три эмафских надписи содержат следующее: «Я, могущественный Тумес... ерсеес, сын Х, сын У... страны Эмаф, Кю... страны Эмафа и страны семейства Сискус (каждая надпись здесь содержит различное имя или определение), царь страны Кхатту, я построил этот дворец»⁴². Судя по тону статьи, до́лжно предполагать, что Менан даст объяснение и других надписей Эмафа, согласно с усвоенной им системой. Но спрашивается: насколько прочно обоснована система Менана или, что почти одно и то же, система Сэйса, от которого он зависит?

Как видно из вышесказанного, как тот, так и другой одним из хеттейских иероглифов придают значение идеографическое, другим – фонетическое, чаще силлабическое. Такая двойственность в толковании хеттейских иероглифов есть одно чистое предположение Сэйса-Менана, которые в подтверждение его не привели ни одного положительного данного, и, как кажется, прибегли к его посредству лишь потому, что при нём открывается большой простор для толкования иероглифов. В частности, что касается изъяснения идеографического значения некоторых из них, то, как всякому понятно, здесь открывается большой простор для субъективизма: один и тот же знак в сознании разных лиц может вызывать далеко не тождественные представления. Подтверждением этого могут служить работы самого Менана, который вообще соглашаясь с Сэйсом, в толковании некоторых иероглифов, как идеограмм, значительно с ним расходится. Как, например, можно указать на их объяснение 1-й иероглифической группы в первых трёх надписях Эмафа. Эта группа состоит из двух знаков: а) бюст человека в профиль, с рукой у рта; б) два рядом стоящих в вертикальном положении параллелограмма, перечёркнутых в продольном направлении. Последний знак как Сэйс, так и Менан считают силлабическим, и, отождествляя его с подробным ему знаком в надписи царя Таркондема, читают: ме или ве. Первый же знак, принимая за идеограмму, Сэйс толкует, как знак речи = говорит или говорю; а Менан, принимая также за идеограмму и сопоставляя его с идеограммой местоимения 1-го л. ед. ч. на египетских иероглифах (коленопреклонённый человек с поднятой рукой), толкует, как знак местоимения 1-го л. = я; почему первый переводится здесь: «сказал», а второй: «я».

Что касается изъяснения тех иероглифов, которым придаётся силлабическое или фонетическое значение, то в основе его у Сэйса-Менана лежат отчасти данные, доставляемые надписью Таркондема и кипрским алфавитом, а главным образом гипотеза Сэйса об алародийской природе хеттейского языка. Если первого рода данные могут иметь серьёзное значение, то относительно данных, вытекающих из названной гипотезы, сказать это же самое никак нельзя. Как ясно из вышесказанного, язык хеттеев представляет собой проблему, пока не решённую строго научным способом, и относительно её, по справедливому замечанию Галеви, tot capita, tot sensus. Обращает на себя внимание в настоящем случае также следующее обстоятельство. В тех немногих попытках восстановить хеттейские имена в надписях Эмафа и Джерабиса, применительно к гипотезе Сейса о языке хеттеев, получаемые у Сэйса и Менана результаты расходятся с положительными данными хеттейской ономастики, доставляемыми египетскими, ассирийскими памятниками и св. Писанием. По гипотезе Сэйса, хеттейские собственные имена людей должны оканчиваться, обыкновенно, на с, почему, при дешифровании таких имён, Сэйс-Менан придают некоторым иероглифам, как окончаниям, значение – ес, ис, кус, сис. Обращаясь к списку собственных хеттейских имён, составленному самим же Сейсом⁴³, всякий может видеть, что эти имена оканчиваются, обыкновенно, на a, e, i, если же на какую-либо согласную, то весьма редко на с, другими словами, может видеть нечто совершенно противное гипотезе Сэйса. Замечательно, что сам Сэйс в новейшей статье по дешифрированию хеттейских надписей⁴⁴, изменяет произношение некоторых хеттейских иероглифов, сравнительно с тем, как он произносил их прежде. Так, иероглиф, произносимый им прежде ме (даже в надписи Таркондема), теперь произносится ве; иероглиф, прежде се, теперь – ме; иероглиф, прежде си, теперь – кус; иероглиф, прежде сарме, теперь – сар; иероглиф, прежде меси, теперь кюе или кюве. Но в другой статье, явившейся ещё позднее этой⁴⁵, Сэйс опять исправляет себя. «Тот знак, – говорит он, – за которым я сперва предполагал значение се, потом ме, на самом деле имеет значение не». Но где ручательство за то, что через несколько времени Сэйс не изменит и этого своего мнения? Такая колеблемость и непостоянство в объяснении одних и тех же иероглифических знаков лучше всего говорит о непрочности системы Сэйса-Менана. Что касается в частности дешифрирования Менаном трёх эмафских надписей, то в нём нельзя не заметить того странного явления, что одно и то же имя Kattu-sis предполагается написанным трояко: в № 1 – четырьмя, в № 2 – тремя и в № 3 – двумя иероглифами, причём его окончание предлагается обозначенным в № 1 иначе, чем в № 2 и № 3; кроме того, входящих во всех трёх случаях в соответствующую иероглифическую группу и занимающий здесь центральное положение один иероглиф – клин, который, по определению самого же Менана⁴⁶, может быть фонетическое значение сар, у него здесь совсем игнорируется. Как то, так и другое свидетельствует против правильности объяснения Менана. Ничем не доказано у Менана и то предположение, что эмафские камни с надписями суть остатки царского дворца. Почему они не могут быть остатками какого-либо иного сооружения, например, храма, жертвенника, как в последнее время это предлагает даже Сэйс⁴⁷? Принимая во внимание то суеверное почитание, каким они пользовались у местных жителей, такое предположение представляется весьма вероятным. Но, не соглашаясь с Менаном относительно его объяснения и чтения эмафских надписей, необходимо заметить, что самый процесс дешифрирования, который выработан Менаном, заслуживает полного внимания, и, несомненно, значительно подвигает вперёд дело по объяснению надписей.

В 1891 году в Лондоне вышло обширное исследование о хеттеях американского учёного Джона Кэмпбелла «The hittites: their inscriptions and their history, by John Campbell, 1891 г., в 2-х томах, – труд, составляющий результат 15-летних работ Кэмпбелля по хеттейскому вопросу⁴⁸. Обладая обширнейшими сведениями в языкознании и истории, Кэмпбелл строит грандиозную систему по истории хеттеев. По его мнению, хеттеи представляют древнейшую культурную нацию востока. Их родиной была Сирия, в частности ханаанская земля (ср. Быт.10:15), откуда они мало-помалу распространились в Малой Азии и на Кавказе. Потомков этой ветви хеттеев Кэмпбелл, согласно Сэйсу, думает видеть в килликийцах, фригийцах, ликаонцах, а также в кавказских племенах: грузинах, лезгинах, осетинах и черкесах. Из Малой Азии некоторая часть их пошла на запад и выродилась в албанцев, кельтов, иберийцев, этрусков, пиктов и басков; но другая, сравнительно б́ольшая часть, направилась на восток, в Среднюю Азию и была известна здесь под именем Kathay = Китай (ср. егип. Kheta, греч. κήτειοι). О хеттеях этого рода упоминается между прочим в сузских надписях, где называется страна Khiti или Attar-Kittah, лежащая между Мидией и Сузианой, а также у древне-персидских историков, помещающих Китай = хеттеев между Персией и Индией. Под их властью находилась вся северная Индия с конца 6 в. до Р.Х. до 6 в. по Р.Х. Лишь вследствие упорной борьбы со стороны браминов, они должны были оставить её, что, впрочем, совершилось постепенно, в течение 4–10 вв. по Р.Х. Изгоняемые из Индии, они селились сперва в Туркестане или Большой и Малой Бухарии, но, теснимые здесь с юга арийцами, с запада – татарами и с востока – хинцами, они принуждены были переселиться отсюда в страну, лежащую к северу от Тянь-Шаня, причём часть их поселилась по берегам Енисея и дала этой местности имя Сибирь, – как впоследствии татары называли всю северную Азию, где, между Минусинском и Красноярском, до последнего времени сохраняются остатки культуры этого племени; другая же часть поселилась в пределах пустыни Гоби. Отсюда хеттеи производили набеги на Хину, которую они около половины 10 в. завоевали, но в 1125 г. были окончательно изгнаны оттуда. По их имени (Kheta, Khita) страна Хина в средние века называлась Cathay = Китай⁴⁹, каковое название в русской географии осталось за ней до последнего времени. Направляясь далее к востоку, Кэмпбелл потомков древних хеттеев старается найти также в древних корейцах и японцах, причём японское название человека хито, подобно енисейскому Khit, служит для него ясным указанием их хеттейского происхождения⁵⁰. Не ограничиваясь Азией, Кэмпбелл в поисках за хеттеями следует в западную Америку и находит их в древних обитателях Мексики, Перу, Юкатана и Гватемалы⁵¹.

Исходя из такой теории, относительно распространённости хеттейской расы и культуры, Кэмпбелл, при дешифрировании хеттейских иероглифов, кроме надписи царя Таркондема и кипрского алфавита, прибегает также к сравнению их с иероглифами корейских и мексиканских надписей; а в восстановлении языка хеттеев пользуется корнями тех языков, в которых предполагает происхождение от хеттейского, а именно: японского, баскского, этрускского и кавказских наречий. При помощи всех этих данных, Кэмпелл дешифрировал хеттейские иероглифы, прочитал и объяснил текст надписей Эмафа, Джерабиса, Мераши, вавилонского сосуда. Те результаты, к которым он пришёл, весьма значительно отличаются от результатов Сэйса, Менана, Болла и Кондера. По системе Кэмпбелля хеттейские иероглифы имеют значение силлабическое, обозначая один, реже – два, и ещё реже – три слога. При этом один и тот же иероглиф по Кэмбеллю может обозначать иногда два (например, мата), иногда – один слог (ма); с другой стороны, один и тот же слог, например, са, ка, та и др., может быть обозначаем разными иероглифами. До́лжно заметить, что усвоенное Кэмпбеллом хеттейским иероглифам произношение большей частью различается от произношения их у Сэйса-Менана и Кондера. Так, иероглиф, произносимый Сэйсом-Менаном Санду⁵², Кондером – у, Кэмпеллом читается п; иероглиф, произносимый у Сэйса-Менана – сис, у Кондера – ре, Кэмпбеллом читается то; иероглиф произносимый Сэйсом_Менаном khattu, Кондером – зо, Кэмпбеллом читается те и т. д.

Установив за иероглифами определённое силлабическое значение, Кэмбелл соединяет обозначаемые ими слоги в отдельные слова, смысл и значение которых, а равным образом и их грамматический склад, определяется при помощи японского и баскского языков. По словам Кэмпбелла, хеттейский язык, как в грамматическом, так и в лексическом отношении, имеет сродство с акадским или древне-туранским языком Халдем, хотя и отличается от него. Акадский язык принадлежит к семейству угро-финских языков, а хеттейский, как он является в надписях Эмафа и Кархемыша, по Кэмпбеллу принадлежит к неклассифицированной группе языков, которую он называет китайской. Вследствие влияния на язык хеттеев Западной Азии со стороны смежных семитов, в надписях Эмафа и Кархемыша встречаются семитские слова.

Сообразно своей теории о значении хеттейских иероглифов и языке хеттеев, Кэмбелл предлагает обстоятельное дешифрирование, перевод и исторический комментарий надписей Эмафа, Джерабиса, Мераши и надписи на вавилонском сосуде. В надписях Эмафа, № 1, 2, 3 (у Кэмпб. 4), почти тождественных между собой со стороны содержания, он находит свидетельство о Пизе, царь хеттеев, повелитель свей Сирии, который говорит о себе, что он воздвиг жертвенник для жертвоприношений Ваалу, называемому в двух надписях (№ 1 и № 2) Иль Мака, что Кэмпбелл считает за מַכׇּה אֵל, т. е. бог избиения – избивающий. Пиза или Пиза – цари (Пизирис), о котором говорится в надписях, по мнению Кэмпбелла, есть лицо, тождественное с Пизирисом, царём Кархемыша, современником Феглафелассара II, царя ассирийского, Раасона, царя дамасского, Хирама, царя тирского, Факея, царя израильского и Ахаза, царя иудейского. Надписи Эмафа, № 4 (у Кэмпб. 3) и 5, тесно связанные между собой со стороны содержания, по изъяснению Кэмпбелла, говорят о военной коалиции Янцу, царя Типсаха, Кенетолы, (отождествляемого с Ениелом, современником Феглафелассара II), царя Эмафа, Рецина, царя Дамаска, Факея, сына Ремалина, называемого господином Вефиля (над. № 5) и некоторых других смежных хеттейских царей. Внешним предлогом коалиции было отмщение за убийство одного из их союзников, некоего Калаба, царя Калаки (по Кэмпб. = Chalcis), совершённое одним узурпатором, называемым в надписях Каба. Но отдалённой и в то же время существенной целью этой коалиции были политические соображения союзников, желавших, во что бы то ни стало, покончить с Каба, который, желая удержать за собой власть, как видно из надписи № 4, искал протекторства со стороны Ассирии, каковая политика с его стороны, как открывавшая ассирийскому владычеству путь на запад, казалась тем царям, желавшим сохранить свою политическую независимость, весьма опасной. Впрочем, последующие события, завоевания ассирийских царей в Западной Азии, показывают, что эта коалиция не достигла главной цели.

Надписи Джерабиса № 1 и № 2, по словам Кэмпбелла, также тесно связаны между собой относительно содержания. Из них в надписи № 1 говорится о борьбе Сагары, царя Кархемыша, с Салманассаром 3-м, время царствования которого у Масперо⁵³ предполагается между 858–823 гг. до Р.Х., а у Шрадера⁵⁴ – между 781–771 гг. или, если включить сюда смутное время Ассурданила и Ассурнирара, то – до 745 г. до Р.Х. Поводом для борьбы служил приказ Салманассара своему сыну Салаке поставить царём Коммагены (провинции близ Армении) некоего Матаку, противника хеттеев, платившего дань Ниневии. Вследствие сего, жители города Сасгане (= Сакане) восстали против Сагары, а жители города Команы убили губернатора, поставленного Сагарой. Всё это дало Сагаре повод вступить в Коммагену, причём он одержал победу над возмутившимися, низверг правителя, поставленного ассирийцами, поставив на его место Тераку. Со своей стороны, Салманассар, желая причинить вред Сагаре, возбудил против него хеттейского князька Готу, не желавшего платить дань, бороться против своего законного владыки. Надпись № 2, по изъяснению Кэмпбелля, содержит в себе продолжение рассказа о влиянии Сагары на политику Ассирии. Вместо Салманассара, со стороны ассириян здесь является Салака, Ассур (в надп. Аскара), которых Кэмпбелл считает сыновьями Салманассара III. Из них царём Ниневии был Салака (= Саракус Бероза), Сарданапал греческих источников; Ассур же намеревался отнять престол у брата, для чего прибёг к помощи вавилонского правителя Фалока (Велесис Ктезия), в котором Кэмпбелл видит Фула (4Цар.15:19; 1Пар.5:26), и кархемышского царя Сагары. Армия последнего, расположенная в г. Сазабе, под предводительством особого полководца, должна была соединиться с армией Ассура в Коммагене, чтобы действовать против общего врага. Но тем временем Фалок = Фул, находившийся во главе другой армии, осадил Ниневию, где находился Салака. Последний, не видя возможности для спасения, зажёг костёр и отдал себя и город на сожжение. Ближайший виновник этого Фалок = Фул называется в надписях победителем и разрушителем Ниневии.

Надпись на мерашском льве считается у Кэмпбелля древнее надписей Эмафа и Кархемыша. Вследствие повреждений камня, она не везде может быть прочитана. В той форме, как читает её Кэмпбелл, она содержит рассказ Капини, царя народа Роша, об успешной борьбе его с владыкой ассирийским Назиром, в котором Кэпмбелл видит Ассурназирпала, царствовавшего по одним между 930–905, по другим – между 883–858 гг. до Р.Х.⁵⁵.

Наконец, в надписи, находящейся на вавилонском сосуде, по объяснению и переводу Кэмпбелля, Тарака, царь мосхов, живший в городе Сараре, говорит о том, что он приносит Асаргадону, преемнику могущественного ассирийского царя Сеннахериба, два каменных кубка, содержащих по полной мине чистого серебра, в память о Сеннахерибе.

Прочитанные и объяснённые по системе Кэмбелля, надписи Эмафа, Кархемыша, Мераши и вавилонского сосуда, как со стороны языка, так и содержания, представляют огромный научный интерес. Не говоря об общеисторической точке зрения, язык и содержание надписей по системе Кэмпбелля имеют огромный интерес с точки зрения библейской экзегетики и истории. Сродство хеттейского языка с языком народов хамитского происхождения является подтверждением библейского свидетельства о происхождении хеттеев = хананеев от Хама (Быт.10:6:15). Начертанная Кэмпбеллом история их последовательного переселения, из которой видно, как их, первоначально аборигенов Ханаанской земли, последовательно изгоняли сперва в Сирию, Малую Азию, на Кавказ, потом в Среднюю Азию, наконец, в Сибирь, в Японию и даже в Америку, причём их всюду преследовала ненависть со стороны племён, с поразительной наглядностью подтверждает истину пророчества Ноя о Ханаане: про́клятъ (бꙋди) Ханаа́нъ ѻ҆́трокъ: ра́бъ бꙋдет бра́тїѧмъ свои́мъ (Быт.9:25).

Содержание эмафских надписей № 4 и № 5 способствует уяснению истории борьбы Раасона, царя дамасского, и Факея, царя израильского, с Ахазом, царём иудейским, и вместе с тем истории возникновения политических связей между последним царём и Феглафелассаром II, царём ассирийским. Сопоставляя относящиеся сюда библейские рассказы со свидетельством надписи № 5, нельзя не догадываться, что той антиассирийской коалиции, о которой говорит надпись, – во главе которой стояли Кенетола эмаский, Рецин дамаский и к которой примкнул также Факей, владыка вефильский, желалось видеть в числе своих союзников также иудейского царя Ахаза, а когда он отказался, то они стали враждовать против него, и намеревались совсем лишить его престола, подобно Кабе, царю Калаки (ср. надп. № 4); но Ахаз, не вняв словам Бога, сказанным через пророка Исаю (Ис.7:3–12), подобно царю Кабе, обратился за помощью к Феглафелассару II, чем открыл ассирийскому могуществу доступ в Сирию и Палестину.

Содержание надписей Джерабиса, особенно № 2, весьма ценно как для ассирийской истории, так и для библейской хронологии. Дело в том, что как у ассириологов, так и у библеистов вопрос о событиях в истории Ниневии, между Салманассаром III и Феглафелассаром II, а также вопрос о Фуле до последнего времени были спорными вопросами. Французский ассириолог Опперт доказал, что в ассирийском списке эпонимов, между Салманассаром III и Феглафелассаром II есть значительный перерыв. Эпонимы за это время, по мнению Опперта, не указаны потому, что их тогда совсем не было, так как Ассирия тогда находилась под властью вавилонских царей, а Ниневия лежала в развалинах. Завоевателем и разрушителем Ниневии был Фул, царь вавилонский, который владел Ассирией раньше Феглафелассара II⁵⁶. До́лжно заметить, что взгляд Опперта находит для себя подтверждение также со стороны библейских хронологических свидетельств, относящихся ко времени израильских царей, современных Фулу и Феглафелассару II. Из русских учёных он разделяется г. Стафилевским⁵⁷. Противный ему взгляд высказывает и защищает немецкий ассириолог Шрадер, отрицающий перерыв в списке эпонимов⁵⁸. Что касается Фула, который ясно выступает перед временем Феглафелассара II по 4Цар.15:19 и 1Пар.5:26, как царь ассирийский, хотя о нём не упоминается в этом списке, то Шрадер отождествляет его с Феглафелассаром II⁵⁹. взгляд Шрадера из русских учёных принимал и защищал профессор Ив. Ст. Якимов⁶⁰. Так как этот взгляд явно противоречит с одной стороны 1Пар.5:26, где говорится о Фуле и Феглафелассаре, как о двух разных личностях, а с другой стороны – библейским хронологическим данным об израильских и иудейских царях, то защитники его в 1Пар.5:26 принуждены допускать повреждение в тексте, а в 4Цар.15:19 под Фулом разуметь Феглафелассара и, кроме того, произвольно допускать соцарствование многих иудейских и израильских царей, иногда вопреки ясным свидетельствам библейских бытописателей⁶¹. Настоящий спор ассириологов и библеистов легко разрешается надписью Джерабиса № 2. В называемом здесь Фалоке, завоевателе и разрушителе Ниневии, всякий беспристрастный исследователь не может не видеть, согласно с Кэмпеллем, библейского Фула. Правителем Ассирии он является не по праву наследства, а по праву завоевания, почему о вступлении его на ассирийский престол по порядку наследственного преемства не могло быть упоминания в списке эпонимов. Овладев столицей Ассирии, Фалок = Фул должен был сделаться на время правителем ассирийским, в продолжение этого времени он успел совершить нашествие на землю израильскую, взял с Менаима, израильского царя, дань в 1.000 талантов серебра (4Цар.15:19), и переселил часть его подданных в Ассирию (1Пар.5:26). Так как во время нашествия на израильскую землю Фалок = Фул был уже правителем Ассирии, то понятно, почему библейский писатель называет его царём ассирийским. Бероз же, халдейский жрец, имея в виду первоначальное происхождение Фалока = Фула, называет его царём халдейским (Phulus rex chaldaeorum).

Как видно из вышесказанного, созданная Кэмпбеллем система дешифрирования и объяснения хеттейских надписей весьма чревата по своим результатам. Но спрашивается: насколько она состоятельна? Изучая её, всякий беспристрастный критик, несмотря на множество смелых, иногда странных сближений и обобщений Кэмпбелля в области истории и филологии, свидетельствующих о недостатке учёной дисциплины у автора, не может не констатировать следующих фактов:

1) каждый хеттейский иероглиф удерживает своё основное силлабическое или фонетическое значение, раз присвоенное ему Кэмпбеллем, во всех случаях;

2) получаемые из сложения силлабариев слова находят сво объяснение в тех языках, сродство которых с хеттейским у Кэмпбелля предполагается;

3) получаемые из соединения этих слов предложения дают свидетельства о фактах, подтверждаемых другими историческими памятниками.

Всё это говорит в пользу системы Кэмпбелля, как гипотезы, созданной для объяснения данного ряда фактов. Если с какой стороны она допускает возражения, то именно со стороны способа своего построения. Правильно-логический способ построения гипотез предполагает предварительное точное и многостороннее изучение известного ряда фактов или явлений, определение в них главных и второстепенных свойств, группирование их по этим свойствам в известные рубрики и подведение под тот или иной эмпирический закон. Другим способом построена гипотеза Кэмпбелля: в объяснении хеттейских иероглифов он отправляется не от данного ряда изучаемых предметов, а от априорного положения о хеттейской = китайской культуре, почему его заключения о произношении хеттейских иероглифов вытекают собственно не из наблюдения и классифицирования исследуемых надписей, а их сопоставления их с другими надписями, предполагаемыми, согласно оному положению, генетически связанными с теми. Конечно, если бы такая связь была доказана на основании положительных данных, а равно было доказано предполагаемое сродство хеттейского языка с языками японским, этрускским и баскским и, с другой стороны, приводимые Кэмпбеллем для сравнения языки и надписи были хорошо изучены: то тогда его заключения, как построенные на перенесении свойств известного предмета на предмет, несомненно однородный с ним, но ещё не исследованный, были бы логически правильными. Но на самом деле эта связь есть пока историческая проблема, а кроме того, языки этрусков и басков, енисейские и мексиканские надписи, сами по себе недостаточно изучены. Построяя на этой проблеме свою гипотезу, Кэмпбелл, строго говоря, допускает petition principia. А посему, не смотря на вышеуказанные признаки состоятельности его системы, она пока не может быть принята за несомненно достоверную и требует дополнительной проверки.

Такая проверка её последует, вероятно, в скором будущем, так как за последнее время наука обогатилась новыми данными, способными пролить свет на природный язык хеттеев. Так, в конце 1891 года Сэйс обратил внимание на хранящийся в ashmolean музее цилиндр⁶², на котором находится надпись, напоминающая надпись на пластинке царя Таркондема. На цилиндре изображены две фигуры, обращённые лицами друг к другу⁶³, из которых одна есть изображение божества, а другая – царя, хеттейского происхождения. Сзади изображения божества (на левой стороне рисунка) находится клинообразная надпись, в три вертикальных колонны; а сзади хеттейского царя – четыре хеттейских иероглифа. Сэйс и Тэйлер видят здесь билингвическую хеттейскую надпись, но в чтении её они немного расходятся. Сэйс клинообразную надпись читает так: «Индисилим, сын Сердаму, служитель богини Искара», а хеттейскую: «правительница горной страны, Искара». Но Тэйлер, согласно Пинчесу, клинообразную надпись читает: «Индисилимма, сын Син-ирдаму, служитель богини Ишхара», а хеттейскую: «Индилимма, служитель богини (изображаемой треугольником, м. б.) Ишхара». Кроме этой новой билингвической надписи, надёжные данные для решения вопроса о природном языке хеттеев учёные надеются получить через изучение надписей, открытых в Телль-эл-Амарна (Эль-Хамра у Андреевского). Называемый этим именем некрополь, находящийся на восточном берегу Нила, к северу от Ассиуте (Ликополь), расположен на месте древней столицы, построенной Аменофисом IV. Мать этого фараона, жена Аменофиса III, по имени Тии, была сестрой Дусратты, царя страны Минани, в западной Месопотамии, страны, населённой хеттеями; кроме того, и жена Аменофиса IV, по имени Тадукхипа, была дочерью того же Дусратты. Под влиянием матери, Аменофис IV изменил национально египетскому культу, и стал почитателем солнца, культ которого, как о сем можно судить по хеттейским скульптурным изображениям в Биреджике и Малой Азии, был господствующим у хеттеев. Аменофис IV намеревался распространить этот культ среди своих подданных. Встретив большое сопротивление своим религиозным реформам со стороны фиванских жрецов, он оставил прежнюю столицу Фивы, и построил новую, посвятив её новому божеству. Сюда он перенёс и часть государственного архива. После смерти его и после кратковременного правления одного или двух его сыновей, фараон другой династии, именем Горемгеб, снова перенёс столицу в Фивы. Вышесказанный некрополь и лежит на месте столицы, построенной Аменофисом IV, затем и племянником хеттейского царя Дусратты⁶⁴. Вследствие произведённых здесь в 1887 году раскопок, здесь было найдено много глиняных табличек с клинообразным письмом, содержащих переписку царьков и князей Сирии и Малой Азии с египетскими фараонами⁶⁵, в частности – переписку Дусратты с Аменофисом III и Аменофисом IV по поводу выдачи своей дочери в замужество за Аменофиса IV⁶⁶. Как видно из этих табличек, клинообразное письмо и ассиро-вавилонский язык в век, предшествовавший исходу евреев из Египта, были известны между царями Сирии и Малой Азии, которые пользовались ими в дипломатических сношениях с фараонами. Но не все письма на таблицах Телль-эль-Амарна писаны ассиро-вавилонским языком, есть также писанные языком той страны, царь которой писал фараону. Эти-то письма и представляют в данном случае особый интерес. В частности, найдено письмо Дусратты в 512 линий клинописи, заключающее 400 различных слов, писанное на языке Минани, который Винклером, Сэйсом и Кондером считается языком хеттейским. И, замечательно, по поводу сего письма, как и другого подобного ему, царя Таркондары, Кондер говорит⁶⁷, что употребляемый в них язык должен принадлежать к классу турко-монгольских языков, что таким образом, как бы подтверждает гипотезу Кэмпбелля.

Если дальнейшее изучение надписи Индисилимма и писем Дусратты и Таркондары, выяснив вопрос о языках хеттеев, оправдывает гипотезу Кэмпбелля относительно хеттейского языка, относимого им к разряду туранских, то библейская экзегетика обогатиться ещё новыми данными, освещающими и в то же время подтверждающими свидетельства библейских писателей: тогда к сонму тех каменных свидетелей об истине слова Божия, – с которыми учёный мир познакомился благодаря открытиям в Ассиро-Вавилонии, Палестине и Египте, и которые верящим в историческую достоверность священного Писания ветхого завета доставляют надёжное, как сами открытые камни, оружие для борьбы с отрицающими таковую достоверность, – присоединится ещё новый отряд таких свидетелей: надписи на камнях сынов хеттовых.

Иван Троицкий