Великий князь Александр Ярославич Невский

Князь Александр Невский сын Великого Князя Ярослава Всеволодовича родился в 1219 году, 30 Мая¹. Отец его в это время был еще удельным князем Переяславским и жил в своем уделе. Первые годы Александрова детства нам не известны; в первый раз по рождении летописи упоминают об Александре под 1228 годом, когда Ярослав оставил его в Новгороде вместе со старшим его братом Феодором под надзором боярина Феодора Даниловича и судии Иоакима². Таким образом, Александру с раннего детства суждено было жить в том краю, где в последствии он сделался знаменитым и славным. Но на первый раз Александр не жил в Новгороде и году; беспрестанные мятежи и ссоры Новгородцев с Ярославом принудили пестунов Александровых и Феодоровых бежать из Новгорода тайно ночью. Впрочем, не прошло и году, как Новгородцы примирились с Ярославом; и в 1230 году оба брата, Феодор и Александр, опять посланы княжить в Новгороде; после чего Александр, в продолжение десяти лет, бессменно был Новгородским князем, вырос там и на двадцатом году своей жизни вступил в брак с дочерью Полоцкого Князя Брячислава.

Ежели бесспорно, что обстоятельства, сопровождающие нашу жизнь в молодости, имеют большое влияние на образование нашего характера; то несомненно, что Александр Невский твердостью своей воли, обдуманным и постоянным преследованием раз принятой цели, умением видимо уступать, выжидать время, и действовать решительно, когда этого требуют обстоятельства, вполне обязан своей постоянной Новгородской жизни в молодости. Здесь Александр по необходимости должен был приучить себя к постоянной осторожности, к неусыпному надзору за своими поступками и к умению достигать своих целей не раздражая противников и в тоже время не поблажая их своеволию. Ибо в Новгороде он жил как бы между двух огней: т. е. завися с одной стороны от непреклонной воли отца, постоянно стремившегося развить княжескую власть в вольнолюбивом краю, и с другой – от свободной воли Новгородцев, хорошо понимавших виды Ярослава и старавшихся по возможности отстоять свою самостоятельность и народную независимость. Отец требовал безусловного исполнения своих приказаний, явно противных Новгородцам, а Новгород хотел, чтобы его Князь был в согласии с интересами и волей народа. Не исполняя отцовских приказаний, Александр лишался его поддержки и не мог жить в Новгороде; исполняя же их, он рисковал не только утратить любовь народа, но даже лишиться свободы или подвергнуться оскорбительному изгнанию, чему примеров так много видел между своими предшественниками. Но Александр успел так хорошо поставить себя и так ловко приноровиться к обстоятельствам, что и отец оставался им доволен, и Новгородцы не восставали на его распоряжения.

Нет сомнения, что Александр первые годы своей жизни в Новгороде, будучи еще малолетним, не мог сам управлять народом и за него правили отцовские бояре, его пестуны, под руководством и при деятельной помощи самого Ярослава; следовательно, все успехи за это время принадлежат собственно Ярославу и его боярам. Но, тем не менее, в продолжение этих лет незаметно вырабатывался характер Александра; складывались те черты, которые в последствии составили то прекрасное целое, которое доставило Александру уважение современников и славу в дальнем потомстве. Чтобы быть точкой соприкосновения между Новгородом и Ярославом, Александр еще в ранней молодости должен был приобрести внимание Новгородцев своей обходительностью с народом, своим умом и своими поступками, которые бы обличали в отроке и юноше будущие доблести мужа; и Александр, кажется, вполне исполнил это назначение своей молодости; ибо в противном случае Новгородцы, в продолжение десяти лет, двадцать бы раз успели послать к Ярославу с просьбой переменить неугодного князя. Но во все это время Новгород ни разу не выказывал своего неудовольствия против Александра, хотя опека Ярославовых бояр без сомнения была не по сердцу вольному народу; следовательно, Александр еще в ранние годы молодости успел снискать любовь Новгородцев; а это по тогдашнему времени был уже великий подвиг даже и для взрослого Князя; ибо со времени Всеволода Мстиславича, в продолжение почти ста лет ни один Князь не жил в Новгороде более пяти лет, а Александр прожил там десять лет. И современники вполне ценили достоинства Александра, слава о нем гремела далеко, по свидетельству летописей, в целой России не было области, которая бы не желала иметь его своим Князем³.

Семнадцати лет Александр уже без посредства отца вступил в управление Новгородом, ибо Ярослав в 1236 году уехал в Киев, получивши себе тамошний престол.

В первый год самостоятельного правления Александра в Новгороде ему предстояла роковая борьба с Татарами; ибо Батый, покоривши Рязанское и Владимирское княжения, быстро шел к пределам Новгородским, и после двухнедельной жестокой осады уже взял Торжок, иссек его жителей, и двинулся Селигерским путем к самому Новгороду, опустошая и истребляя все по дороге. Но Богу не угодно было предать неминуемому разорению Новгород: по словам летописей за Новгородцев заступились Святая София и Святой Кирилл Александрийский; четвертая Новгородская Летопись прямо говорит: «и они безбожнии вспятишася от Игнача креста, прогнана Св. Кириллом»⁴. Батый, не доходя за сто верст до Новгорода, своротил от Игнача креста к Козельску, и таким образом Новгородцы и Князь Александр спаслись от Батыева нашествия. Александр, вступивши в полное управление Новгородом, такую уже имел о себе славу в Новгороде, что его знали уже за пределами тогдашней Руси. Летописец, приступая к описанию его подвигов, говорит: «Возраст его паче инех человек, глас его яко труба в народе, лице же его бе яко Иосифа прекрасного, еже бе поставил его Египетский царь второго царя в Египте, сила же его бе вторая часть от сил Самсоня, и дал ему бе Бог премудрость Соломоню, храбрость же яко царя Римского Еуспасьяна, еже бе пленил всю землю Иудейску»⁵. Далее тот же летописец продолжает: «Сего ради прииде некто от западныя страны, еже нарицаются слуги Божия, оттоле прииде хотя видети дивный возраст. Яко же древле царица Южская приходи ко Царю Соломону, хотя слышати премудрость его; такоже и сей именем Андреяшь, (это был Магистр Ливонский Андрей Вельвен)⁶ видев Великаго Князя Александра Ярославича, взратися к своим и рече: проходих многы страны и языкы, не видев такого ни в Царих Царя, ни в Князих Князя»⁷. Другие летописцы сравнивали его с Александром Македонским и с Ахиллесом⁸. В особом жизнеописании Александра сказано: что он успел окружить себя дружиною храбрых, «у Князя Александра бе множество храбрых, яко же древле у Давыда царя; бяху бо сердца их, аки сердца львов»⁹. Весь склад рассказа о подвигах Александра, по всем летописям, явно свидетельствует, что этот князь пользовался такой же народностью у современников, как и давний предок его Великий Владимир, и его также сравнивали с солнцем Русской земли; так Митрополит Кирилл при вести о кончине Александра говорил: «чада моя милая, разумейте яко зайде солнце земли Русской»¹⁰.

В 1239 году Александр вступил в брак с дочерью Полоцкого Князя Брячислава, венчание было в Торопце, там же был и свадебный пир, который Александр повторил и в Новгороде; в Новгородской летописи сказано: «венчася в Торопци, ту кашу чини, а в Новгороде другую»¹¹. Но очевидно, что Александр делал двойные пиры не из любви к пирам, а из желания делиться своей радостью с народом, он хотел, чтобы народ был его семьей, чтобы его домашняя жизнь имела тесную связь с государственной жизнью: и с своей стороны оправдывал эту неразрывность своими поступками; ибо в тот же 1239 год, по совету с Новгородским вечем, занялся укреплением Новгородских владений и построил несколько крепостей по Шелони¹².

Забота о построении крепостей в Новгородской земле в это время была необходима; ибо с одной стороны Литва, а с другой Немцы, утвердившиеся в Ливонии, год от году более и более врывались в Новгородские и Псковские владения; так что Ярослав, вообще довольно тяжелый для Новгородцев, по необходимости был терпим народом, а Псков даже принужден был войти в тесные связи с Рижскими Немцами, чтобы общими силами отражать опустошительные набеги Литвы, год от году усиливавшейся и делавшейся страшной для соседей¹³. Впрочем, пока Ярослав сам участвовал в защите Новгородского края, то обстоятельства Новгородцев много еще облегчались тем, что Ярослав каждый раз приводил с собой низовые полки, следовательно Новгородцы сражались не одни: но с удалением Ярослава в Киев и особенно с нашествием Батыя, Ярославу было уже не до Новгорода; и по сему он, в 1236 году, оставляя там Александра самостоятельным князем с тем вместе предоставлял и Новгород собственным силам и средствам; что конечно не могли не знать своекорыстные и неприязненные соседи Новгородцев Литва и Немцы, и по сему естественно спешили воспользоваться благоприятными для них обстоятельствами. Таким образом, Александру достался жребий едва ли не труднейший перед всеми жребиями современных Князей; прочим князьям предстояла борьба с Татарами, против которых оставалось одно средство безусловная покорность, конечно средство горькое и унизительное, но, тем не менее, спасительное, и как необходимость ничем неотразимая, тем самым уже не бесчестное для князей, которые, не имели нужды оправдываться перед народом, ясно сознававшим Татарское могущество. Но совсем не такова борьба досталась Александру: враги его были Немцы и Литовцы, которых не раз поражали Новгородские и другие Русские Князья; следовательно, покориться таковым врагам или не победить их значило заклеймить себя бесславием, и к тому же народ и всю страну погубить на веки, без всякой надежды хотя на позднее освобождение; ибо Александр и окружавшие его хорошо должны были знать, как Немцы распоряжались в покоренной ими Ливонии, и конечно не могли ждать лучшего и для Новгорода. Но прежние князья Новгородские, воюя с Немцами и Литовцами, располагали средствами Новгородскими и своими собственными, получавшимися от их наследственных владений; Александр же должен был совершенно зависеть от одних Новгородских средств, следовательно, очевидно был слабее своих предшественников; тогда как враги его были гораздо сильнее против прежнего, ибо Ливонцы в это время соединились с сильным Немецким Орденом Св. Марии, а Шведы усилились победами своего знаменитого полководца Биргера, Литовцы же год от году делались страшнее и в 1237 году одержали важную победу над соединенными силами Ливонцев и Псковитян¹⁴.

Первыми врагами Новгорода явились Шведы, которые, в 1240 году, под предводительством вождя своего Биргера вошли в Неву и достигли уже устья Ижоры, когда весть об их нашествии достигла Новгорода¹⁵. По свидетельству летописей, Шведы собрали множество воев: с ними были и Мурмане, и Сумь, и Емь, они шли к Ладоге с тем, чтобы, по занятии ее, ударить на Новгород и, взяв его, завладеть всей Новгородской землей¹⁶. Софийский Временник и четвертая Новгородская летопись даже свидетельствуют, что предводитель Шведов прислал сказать Александру: «выходи против меня, ежели можешь противиться, я уже здесь и пленю твою землю»¹⁷. Весть о врагах не смутила 20-летнего Александра, а гордый вызов даже раздражил его мужество. Медлить было не время, какие-либо сто верст отделяли врагов от Новгорода, ждать помощи было неоткуда¹⁸, дожидаться пока соберется вся Новгородская земля, – значило отдать Ладогу на жертву и дать время врагам стать твердой ногой в Новгородской стране. Александр быстро сообразил все сии обстоятельства и, возложив все упование на Бога, дал приказ собраться дружине и наличным Новгородцам и Ладожанам, сам же, вошедши в церковь Св. Софии пал на колени перед алтарем, и после горячей тайной молитвы, встав с словами псалма: «суди Господи обидящим мя, и взбрани борющимся со мною; приими оружие и щит, встани в помощь мне» подошел к Архиепископу Спиридону, и приняв от него благословение для себя и для войска, вышел из церкви утирая слезы, и¹⁹ с полной надеждой на помощь Божию, начал устраивать воинов и укреплять их в мужестве, говоря словами пророка: «не в силах Бог но в правде», помянем песнописца Давыда, глаголюща: «сии во оружии, а сии на конях, мы же имя Господа Бога нашего призовем; и ти в спяти быша и падоша»²⁰ воодушевленная, полная жизни и упования речь Александра совершенный имела успех в сердцах воинов и народа, все воодушевились надеждой и мужеством; народу благочестивому нравилось благочестие Князя, его надежда на помощь Божию передалась и Новгороду; близость врага сильного, обыкновенно производящая в народе уныние и смятение, не имела этого обычного действия на Новгородцев в настоящее время, все единодушно верили, что Бог не оставит благочестивого и мудрого Князя, который в нем одном ищет спасения и защиты, и все спешили присоединиться к немногочисленной дружине храбрых. По единогласному свидетельству летописей, народ вполне был убежден, что тщетны и безумны все гордые замыслы врага, что на нем нет Божия благословения²¹; и это убеждение и уверенность в помощи Божией так воодушевили Новгородцев, что они, не дожидаясь прибытия своих собратий, спешивших присоединиться к войску, быстро двинулись навстречу врагам. Но прежде Шведов неприятелей их встретил верный слуга Новгорода, старшина Ижорский благочестивый Пелгусий, которому от Новгородцев была поручена стража морская; он рассказал Александру расположение и укрепления неприятельских полков, и между прочим объявил, что на восходе солнечном, когда осматривал вражеские полки, он внезапно был поражен необычайным шумом на море и увидал одинокий насад с гребцами, одетыми как бы мглою, и среди их Святых мучеников Бориса и Глеба, из которых первый говорил брату своему: «брате Глебе, вели грести, да поможем сроднику своему Великому Князю Александру Ярославичу»²². Этот благочестивый рассказ еще более укрепил Александра в несомненной надежде на помощь небесную, и он, по чувству истинно Христианского смирения, запретив Пелгусию разглашать о свидении, немедленно двинулся на неприятелей, которые были невдалеке и которых расположения и укрепления он уже знал из рассказа Пелгусия. Битва началась 15 Июля, в день памяти Равноапостольного Великого Князя Владимира, просветителя Руси, в шестом часу дня и продолжалась до ночи²³. Шведы бились упорно; но упорство им не помогало, разбитые на всех пунктах и потеряв храбрейших и знаменитейших воинов, они не осмелились даже остаться на поле битвы до утра, и ночью же, посадившись на корабли, убежали восвояси, наклавши три целых корабля телами лучших мужей, и оставивши поле битвы, усеянное трупами своих собратий, из которых, впрочем, часть успели похоронить в нескольких ямах²⁴. Победа Новгородцев так была велика и чрезвычайна, что они, в чувстве благочестивого истинно Христианского смирения, даже не осмеливались приписать ее себе и, зная малочисленность своей дружины и великую силу врагов, говорили, что за них и с ними вместе сражались Ангелы Божии, и, указывая на противоположный берег Ижоры, покрытый неприятельскими трупами, утверждали, что полки Александровы там не были и даже не могли пройти туда, что силы небесные поражали здесь неприятелей²⁵.

Александр Ярославич, возвратясь в Новгород, спешил принести благодарение Господу за дарованную победу; он, как истинный христианин, молчал о своих подвигах и только славил и величал милость Божию. Но умалчивая о себе, он не забывал о своих сподвижниках; как вождь мудрый и мужественный всюду присутствовавший во время сражения и видевший все собственными глазами, он ценил подвиги каждого по их истинному достоинству и, оценивая, старался сам разглашать и рассказывать о них современникам, с тем, чтобы память о доблестях усердных и добрых слуг отечества дошла до позднего потомства²⁶. Так он сам рассказал летописцу о нескольких храбрых мужах, мужески подвизавшихся в Невской битве и своими подвигами много способствовавших поражению неприятелей²⁷. Уважая память Александра и желая почтить память его подвижников, которых он сам признал достойными этой памяти, мы считаем непременной обязанностью привести этот рассказ теми почти словами, какими он передан в летописи, и тем более находим это необходимым, что рассказ сей, заключающий в себе частью разговор Александра, частью свидетельство других участников Невского боя, превосходно характеризует дух того времени. Вот слова летописи. «Здесь явились в полку Великого Князя Александра Ярославича шесть мужей храбрых, которые крепко мужествовали с Князем. Первый был именем Гаврило Олексич, он наехал на шнеку, и видя, что несут Королевича под руки, взъехал до самого корабля по той же доске, по которой несли Королевича, и когда оттолкнувши доску, сбросили его в море вместе с конем, то он снова бросился к кораблю и вступил в бой с самим воеводой, и так крепко бился, что убил и воеводу и бискупа. Другой был Новгородец Сбыслав Якунович; этот много раз въезжал в самые густые полчища неприятелей с одним только топором, и так бесстрашно рассекал толпы противников, что все дивились его силе и храбрости. Третий Яков Полочанин, ловчий Князя, со своим мечом один ударил на целый полк неприятелей, и так мужественно и крепко поражал их, что сам Князь похвалил его. Четвертый Новгородец, именем Миша, собрав дружину соратников, пеший бросился в море и погубил три корабля Шведов. Пятый был некто из младших воинов, по имени Сава, он наехал на большой златоверхий шатер королев и уронил его, подсекши столп, и тем возвестил победу полкам Александровым, которые, видя падение шатра неприятельского, возрадовались. Шестой мужественный воитель был слуга Александров Ратмир, сей бился пеший и погиб от ран, врубившись в толпу Шведов». Вот подвижники, память которых желал почтить Александр Ярославич; их подвиги состояли в полной доверенности к своей силе и совершенном отсутствии боязни; они нам кажутся невероятными, да и немудрено, им дивились современники и даже очевидцы.

Впрочем, избавившись от одного врага, Новгородцы должны были вступить в борьбу с другими неприятелями; вслед за Невской битвой, а может быть и в одно время с ней, Немцы, жители Оденне, Дерпта и Феллина, предводительствуемые Русским беглецом Князем Ярославом Владимировичем, захватили Изборск и, разбив Псковитян, посадили у них в начальники своего клеврета, Псковского же изменника Твердилу Иванковича, который начал властвовать во Пскове заодно с Немцами и стал нападать даже на Новгородские села. Но упоенные недавней победой, Новгородцы не обращали внимания на Псковские дела и даже рассорились с самим Александром, так что в следующую же зиму Князь со всем своим семейством удалился к отцу, который дал ему Переяславль. Что было причиной ссоры и удаления Александра – летописи об этом не говорят; но как бы то ни было, Новгородцы скоро увидели свою ошибку; ибо, вслед за отъездом Александра, Немцы в ту же зиму заняли Водьскую пятину, построили город в Копорском погосте, захватили Тесов с одной стороны и начали грабить и избивать гостей за 30 верст от Новгорода, а с другой стороны рассыпались по Луге до Сабельского погоста²⁸. Таковые успехи Немцев ясно вразумили Новгородцев, что без Александра им не устоять против врагов, и они немедленно послали к Ярославу просить Князя. Ярослав прислал к ним другого своего сына Андрея; но не Андрей был нужен для Новгорода, он не мог ободрить Новгородцев; они отправили к Ярославу самого Архиепископа и лучших мужей снова просить в Князья Александра. Между тем Литва, Немцы и Чудь с разных сторон устремились на Новгородскую область и заняли все места по Луге и пограбили скот и коней, так что на весну негде и нечем было пахать²⁹. Убежденный несчастиями Новгорода и усильными просьбами посольства, наконец, Ярослав отпустил и Александра.

С возвращением доблестного Князя, Новгород ожил; народ как бы вырос; немедленно собралось храброе войско: Новгородцы, Ладожане, Корела и Ижорцы спешили к знаменам Александровым; надежда и бодрость снова воодушевили унывших слуг Новгорода. Александр, пользуясь их воодушевлением, прямо пошел на Немцов к Копорью, взял город, Немцов – одних привел в Новгород пленниками, а других отпустил милостиво, Чудь же и Вожан, возмутившихся против Новгорода и пригласивших Немцов, велел перевешать в страх мятежникам. Но ратоборцу за Русскую землю не было суждено наслаждаться плодами своей победы; его ждал новый подвиг горький, безотрадный, но необходимый. – Верховный повелитель тогдашней Руси Хан Кипчакской орды Батый, наслышавшись о подвигах Александра изъявил желание видеть его у себя, и Ярослав немедленно вызвал сына во Владимир и оттуда отправил в Орду для изъявления унизительной покорности Хану; Батый будучи, сам храбрым воителем, по свидетельству Никоновской летописи, милостиво и честно принял доблестного Князя и, не задержав, отпустил на родину³⁰.

Возвратясь во Владимир, Александр получил печальные вести из Новгорода. – Немцы, пользуясь его отсутствием, зимним временем напали на Псков, разбили тамошние полки и, заняв город, посадили в нем своих тиунов. Это известие и многие другие обстоятельства, знакомые Александру по личному наблюдению в Новгороде, ясно говорили, что для приведения Новгородских дел в лучшее положение нужно принять сильнейшие меры, и по сему он обратился с просьбой к отцу отпустить низовые войска на помощь Новгородцам и, получив согласие от Ярослава, немедленно собрал войско и отправился в Новгород, с братом своим Андреем³¹. Прибывши в Новгород, он первым долгом почел явиться в храм св. Софии, и принесши пред алтарем теплые молитвы со слезами, тут же объявил поход на Немцов, завладевших Псковом, и пока сбиралась Новгородская рать, занял все Псковские дороги; потом быстро двинулся к Пскову, и прежде нежели Немцы успели получить весть о его походе, вошел в город, захватил бывших там Немцов и Чудь, а Немецких наместников, изковав, отослал в Новгород, Псковитян же объявил свободными. По свидетельству Ливонской хроники, при занятии Пскова Александром, семьдесят храбрых рыцарей положили свои головы, защищая город³².

Весть о занятии Пскова подняла всю Ливонию, стража Александрова спешила уведомить Князя о движении Немцов и их многочисленных полчищах. Александр, готовый встретить врага и не желая ждать его за стенами города, помолившись в Псковском соборном храм Св. Троицы, быстро двинулся в Чудскую землю. Его передовые отряды, посланные в зажитье, первые наткнулись на Немецкие и Чудские полки и потерпели поражение при защите одного моста, причем иные попались в плен, а другие легли костьми и в числе их храбрый Домаш Твердиславич, брат посадника. Этот первый успех сделал Немцов дерзновеннее, Магистр с Епископами и со всей силой своей земли смело пошел вперед и сильно начал теснить передовые полки Александровы; но Александр не смутился от этого напора неприятелей, и как искусный военачальник, закаленный в битвах, желая сосредоточить свои войска и расстроить движения врага, отступил на Чудское озеро. Немцы и Чудь бросились вслед за ним, думая уже торжествовать победу; но Князь зорко смотрел за всеми движениями неприятелей и, улучив удобное время и место, вдруг остановил свои полки и, расположив их на Чудском озере около урочищ Узменя и Воронья камня, решился принять сражение. Время было утреннее, на восходе солнца, битва началась натиском Немцов и Чуди, которые, построившись в особый строй, известный по летописям под именем свиньи, врезались в полки Александровы и прошли их насквозь. Этот способ битвы в разрезе самый выгодный и решительный против войск малодушных и нестойких, решительно не имел никакого успеха против воинов Александра и только усилил кровопролитие и жестокость битвы; ужасная сеча продолжалась с раннего утра до позднего вечера³³, весенний лед Чудского озера покрылся кровью. По свидетельству очевидцев, озеро колыхалось под сражающимися и стонало от треска ломающихся копий и звука секущихся мечей. Гордые рыцари, закованные в крепкие брони решились во что бы то ни стало пройти сквозь густые полки Александровы – и точно прошли, но далеко не все, мечи и топоры русские многих уложили на этом кровавом пути; остальные же, которым посчастливилось пройти, ни на что уже не могли отважиться; ибо, вместо ожидаемого расстройства в Русских полках, они к ужасу своему увидели перед собой снова замкнувшиеся ряды воинов, стоявших живой стеной и сверкающих оружием, дымящимся кровью их собратий. Немцы и Чудь кончили свое дело, стоившее им ужасных трудов и многих жертв, а Александр только что начал свое: он быстро ринулся с запасными полками на оторопелых бойцов, смял их, сек и гнал по льду; пятьсот рыцарей пали в бою, пятьдесят попались в плен, Чудскими же трупами покрылось место битвы на протяжении семи верст, вплоть до Суболичского берега. Так кончилась битва на Чудском озере, известная в наших летописях под именем Ледового боя. Этот бой привел в ужас все города Ливонии и осенил Александра, виновника победы, новой славой. По словам наших летописей: «имя Великого Князя Александра нача слыти по всем странам от моря Варяжского и до моря Понтьского, и до моря Хупожского и до страны Тиверийския, и до гор Араратьских, обону страну моря Варяжского и до Великого Риму»³⁴. Новгородцы долго вспоминали эту знаменитую победу с чувством народной гордости, и еще в конце XVI века всенародно молились в храмах об упокоении своих собратий, падших в Ледовом бою, как свидетельствуют еще и теперь существующие Синодики Новгородские³⁵.

По свидетельству Ливонских хроник Магистр Ордена, после поражения на Чудском озере, опасаясь и за Ригу, отправил посольство к Датскому Королю молить о помощи³⁶; но завоевания не были в характере Александра, при том же его ждали дела более важные; разгромивши Немцов, ему нужно было привести в страх Литовцев, которые сильно напирали на Новгородские владения. И потому он, принявши благодарение от Псковитян и Новгородцев, немедленно отправился на Литву. Между тем Немцы, чтобы обезопасить уже собственные владения, спешили со своим посольством в Новгород – и заключили с Новгородцами мир, по которому не только отступились от своих недавних завоеваний Пскова, Води и Луги, но даже поступились Летголою, которая была завоевана ими гораздо запрежде, а также разменялись пленниками и отпустили Псковских заложников.

В то время, как Немецкое посольство вело мирные переговоры с Новгородцами, Александр со своей дружиной и Новгородскими полками громил Литовцев. Подробностей этой войны летописи не описывают; но и дошедшие до нас краткие известия об этом предмете достаточно свидетельствуют о подвигах Александра против нового храброго и упорного врага. Александр и здесь держался прежних правил мужественно защищать свое, быть грозным для врагов, но не присваивать чужого и не распространять своих владений даже на счет неприятелей полудиких, живших грабежом, и с которыми даже бесполезно и невозможно было вступать в переговоры. По свидетельству летописей, Александр в то же лето, как разбил Немцов на льду, кажется, совершил несколько походов на Литовцев³⁷, и делал это с такой быстротой и так искусно, что однажды за один поход разбил семь Литовских ратей, причем избил множество их воевод или князьков, а также многих взял в плен; так что Литовцы с этого времени стали уже бояться имени Александра. Успехи Александра против Литвы были тем славнее, что Литовцы в это время были самым воинственным народом, которого боялись не только соседние Русские княжения, но даже и Немецкий Орден.

После этого похода Александр Ярославич жил спокойно в Новгороде около двух лет, враги Руси Немцы и Литва присмирели, Новгородский край в такое пришел уважение у соседей, что даже прежний предводитель Немцов, завоеватель Изборска и Пскова, храбрый Князь Ярослав Владимирович, вероятно вскоре после ледового боя, спешил воротиться на Русь и по согласию с Александром Ярославичем получил в управление Торжок. Но в 1245 году Литва, отдохнувшая после своих поражений, опять поднялась на владения Новгорода и начала грабить окрестности Бежецка и Торжка. Это движение Литвы подняло весь соседний край; первые ударили на Литовцев Новоторжцы с Князем Ярославом Владимировичем, впрочем, их попытка на первый раз не удалась; Литовцы разбили их и уже с полоном и добычей повернули на родину: по Тверичи и Дмитровцы под предводительством Явида и Ербета соединились с Новоторжцами и нагнали торжествующих врагов под Торопцом. Здесь Русские были счастливее, Литовцы, после неудачного для них боя, к вечеру заперлись в Торопце. Между тем грозный Александр спешил с дружиной и Новгородцами и на утро же явился под городом, и в такое привел воодушевление всех Русских воинов, что Торопец был взят в тот же день; и совершенно пораженные Литовцы предались бегству, покрыв поле битвы трупами своих собратий и оставив победителям весь полон и добычу. В Торопецкой битве Литовцы потеряли одних князей восемь человек. Новгородцы, довольные первым успехом, не хотели продолжать похода и от Торопца же поворотили домой; но Александр знал с каким врагом имеет дело, и хорошо понимал, что над пораженными полчищами можно торжествовать и не с большею дружиной; а посему, несмотря на значительное ослабление своих сил отделением Новгородских полков, быстро, с одной своей дружиной, бросился за бегущими Литовцами и нагнал их под Зижьчем; Литовцы потерпели конечное поражение, так что, по выражению летописей, не ушел ни один человек и князьки Литовские все полегли костьми³⁸. Александр дошел до Витебска и взял оттуда своего сына. Но не даром же и не по запальчивости гнался он за Литовцами и спешил как можно скорее истребить или рассеять их полчища, даже не тратя времени на убеждение близоруких и упорных Новгородцев, не хотевших продолжать похода: ему или были доставлены верные вести, что за первыми Литовскими полчищами идут другие, или он так уже хорошо знал из прежних опытов образ действия в Литовских набегах, что и без особых сведений ждал новых полчищ, которые по обычаю стремились на грабеж и добычу по дороге, проложенной их собратьями. Как бы то ни было, настойчивость Александра и его старание быстро продолжать поход не были напрасны и непредусмотрительны, он этим спас Новгородские владения от нового нашествия Литовцев; ибо, по выходе из Витебска, он встретился с новой Литовской ратью на Усвяте. Конечно эта рать соединившись с первой, хотя разбитой под Торопцом, но еще сильной, могла бы иметь большие успехи и сделаться грозной; но пораженная истреблением первой рати, она оторопела и не выдержала натиска храброй дружины Александровой, среди побед уже не думавшей считать врагов. Битва на Усвяте, дорого стоившая Литовцам, покрыла Александра новой славой, а у Литвы на семь лет отбила охоту делать набеги на Новгородские владения.

Новгородцы встретили победоносного Александра с радостью; но он не долго оставался у них. В тот же год Александров отец Ярослав скончался 30 Сентября, на возвратном пути из Великой Татарии; и Александр, услыхавши об этом, поспешил во Владимир, чтобы оплакать покойного. Впрочем, похоронивши отца и получив от его преемника дяди своего Святослава Переяславль, он опять возвратился в Новгород. Но и на этот раз ненадолго, беспорядки, происшедшие во Владимире, скоро вызвали его на новое поприще, сам Батый прислал звать его в орду, где принял с честью и отправил в великую Татарию к великому Хану. Эта дальняя поездка продолжилась на два года, между тем во Владимире произошли большие перемены: Святослав, разбитый Михаилом Ярославичем Князем Московским, потерял Владимир, а Михаил, его победитель, погиб в войне с Литовцами, и Владимир по воле Ханской достался Александрову брату Андрею. Александр возвратился от Хана с большим приобретением – Хан поручил ему Киев и все Приднепровье, или, как тогда говорили, всю землю Русскую³⁹. И посему он еще около двух лет промедлил во Владимире и в новых своих владениях; и только уже в 1250 году, к великой радости народа, возвратился в Новгород⁴⁰.

На другой год по приезде Александра в Новгород, тогдашний Всероссийский Митрополит Кирилл с Ростовским Епископом Кириллом почтили Князя своим посещением. Князь и знаменитейшие граждане, довольные сим посещением, встретили Митрополита с большими почестями, а Новгородское духовенство в сопровождении множества народа вышло к нему навстречу со крестами. Это прибытие верховного пастыря было истинным праздником для благочестивого Князя и народа. Митрополит же со своей стороны, желая отвечать на радушный прием, согласно с желанием Новгородцев, поставил им в Архиепископы Далмата, на место Спиридона, умершего в предшествовавшем году⁴¹. Но, кажется, еще Митрополит не успел выехать из Новгорода, как Господь посетил Александра тяжкой болезнью, так что начали отчаиваться в его выздоровлении⁴². Народ и духовенство обратились с теплыми молитвами к подателю здравия, и Господь услышал моление рабов своих: Александр выздоровел и с новой деятельностью принялся помогать народу, который терпел сильный голод; ибо вследствие слишком обильных дождей и раннего мороза хлеб пропал на корню⁴³.

Между тем во Владимире происходили страшные беспорядки. Святослав Всеволодович, прежний тамошний Князь, отправился в Орду и, кажется, успел склонить Хана, преемника Батыева, принять его под свое покровительство⁴⁴. Хан отправил на Суздальскую землю Царевича Неврюя и Князей Котия и Алебугу храброго с многочисленным войском. Андрей Ярославич думал было дать Татарам отпор; но этот замысел так еще был рановременен и неоснователен, что при первой встрече с Татарами войска Андреевы были совершенно разбиты, и он сам бежал было в Новгород, но не принятый там, ушел сперва во Псков, а потом в Колывань, откуда удалился в Швецию со всем своим семейством⁴⁵. Полчища Неврюевы, преследуя Андрея, заняли Переяславль, и убив там супругу К. Ярослава Ярославича и воеводу Жидислава, с большим полоном и добычей возвратились в Орду⁴⁶. Так кончился Новрюев поход, предпринятый, кажется, по проискам Святослава Всеволодовича. На эту мысль наводят, с одной стороны, поездка Святослава в Орду в 1250 году, а с другой, слова Андреевы, при слухе о походе Неврюя, Андрей, смущенный вестью, воскликнул: «что се есть, доколе нам меж собою бранитися, и наводити друг на друга Татар»⁴⁷. Без сомнения Андрей называл наводчиком Татар никого другого как Святослава, которому прежде принадлежал Владимир, и который, как дядя, по тогдашним понятиям, имел старейшее право в великом княжении. Но не Святослав воспользовался успехами Неврюева похода. Александр Ярославич был в это время в Орде и, как старший сын Ярославов, получил от Хана Сартака Владимирский престол; Святослав же в конце года умер⁴⁸.

После путешествия в Орду Александр прямо прибыл во Владимир, где народ принял его с радостью. По свидетельству Лаврентьевской летописи Митрополит Кирилл все духовенство и граждане встретили Александра у золотых ворот. Александр принял управление от Тысяцкого Романа Михайловича, который в небытность Князя заведовал войском и держал весь наряд⁴⁹. Митрополит Кирилл торжественно посадил Александра на Владимирский престол, причем объявлен был Ханский ярлык об утверждении Александра на великом княжении Владимирском. После чего Александр немедленно занялся построением и возобновлением церквей, разграбленных Татарами, собранием и устройством народа, разбежавшегося по лесам и пустыням во время нашествия Неврюева⁵⁰.

По свидетельству Софийского Временника к первому году Княжения Александрова во Владимире относится посольство Римского Папы к Александру о соединении веры, по сказанию Временника в посольстве были два ученейших Кардинала Галд и Гемонт, которые убеждали Александра принять Римское учение веры, как правильнейшее и полнейшее перед Греческим. Но Александр, посоветовавшись со своими учителями веры, составил письменный ответ, в котором доказал, что Русские получили от Греков полное и самое верное учение о вере, начиная от Адама до седьмого вселенского собора; и объявив, что не желает принимать учения от Римлян, отпустил посольство⁵¹. Ответ Александра и его советников обличает высокую умеренность и истинно Христианское желание мира и безмятежности в делах веры. Русские в этом ответе не думали укорять или опровергать Римлян, и только старались доказать, что исповедуемое в России Греческое учение церкви полно и правильно.

Между тем Литовцы в 1253 году напали на Новгородские владения и произвели значительное опустошение; впрочем, Новгород был не без защитника; Александр оставил там своего сына Василия, который нагнал Литовцев у Торопца и отомстил за набег жестоким поражением. Вслед за Литовцами поднялись Немцы, как бы ободренные отсутствием Александра, и по обычаю напали прежде на Псков и сожгли посад; но тем и кончились их успехи; дух Александра еще жил в Новгородцах и Псковичах. Немцы не могли взять Пскова, и, услыхавши, что Новгородцы идут выручать Псковитян, бежали. А Новгородцы, в отмщение за набег, опустошили Нарову; потом Псковичи сами вступили в Немецкую землю и, выиграв битву в открытом поле, принудили Немцов заключить мир на всей воле Новгородской и Псковской⁵².

Таким образом, Александр, по-видимому, был обеспечен с Новгородской стороны и мог надеяться, что доблестный сын его Василий, показавший свое мужество в делах с врагами, отстоит власть отца в Новгороде. Но на деле было не то; Александр был слишком силен и тяжел для того, что бы вольнолюбивые Новгородцы не тяготились его властью; им хотелось, чтобы Князь зависел от них, а не они от Князя; и по сему достаточно было какого-либо незначительного случая, чтобы изменить волю народа; и этот случай скоро представился. В том же 1253 году, в котором Василий торжествовал над врагами Новгорода, Александров меньшой брат Ярослав Тверский почему-то оставил свою область и явился во владениях Новгородских, где сперва дали ему Ладогу, а потом пригласили во Псков⁵³. Имея под руками Князя, которого бы на случай можно было пригласить в Новгород, Новгородцы вздумали вступить в новые переговоры с Александром, и для сего снарядили посольство для отправления во Владимир; но прежде нежели двинулся из Новгорода их главный посланник Архиепископ Далмат, партия недовольных Александром подняла мятеж, пригласила в Новгород Ярослава, а Василия принудила удалиться⁵⁴. Александр, услыхавши об этом, двинулся со своими полками в Новгородскую землю и немедленно явился в Торжке, в котором еще держался его сын Василий, и потом двинулся к Новгороду. Быстрота, с которою действовал Александр, расстроила все планы Новгородцев, Ярослав бежал; и в стане Александровом явились уже Новгородские переметчики, которые, открывши ему расположение Новгородских полков и планы разных партий, молили его спешить походом, говоря, что его приверженцы немедленно сомнут полки противников, как только он явится под стенами Новгорода. Александр, щадя кровь Христианскую и зная по соображению обстоятельств, что дело может обойтись и без кровопролития, послал К. Бориса Васильковича сказать на вече, чтобы ему выдали предводителя противников посадника Ананию, а ежели не выдадут, то он уже не Князь им и идет на город ратью. Новгородцы отвечали на это посольством Архиепископа Далмата и Тысяцкого Клима, которые молили Князя идти на свой стол, не слушать злодеев и отдать гнев Анании и всем мужам Новгородским; Александр не согласился на просьбы и стоял на своем. Новгородцы не обвиняя Князя, но в то же время и не соглашаясь на его требования, поклялись стоять за свою правду: три дня войска стояли друг против друга, наконец, на четвертый день Александр прислал сказать, что он отдает гнев Новгороду, ежели только Анания откажется от посадничества, Анания принял требование и, желая спокойствия народу, сложил с себя сан посадника, и таким образом кончилась война, в которой по благоразумию и великодушию Александра не пролилось ни капли крови. Александр дал мир и вступил в город, встреченный Архиепископом и духовенством со крестами. Народ, довольный мирным окончанием дела, принял Александра с радостью, и без прекословия дал посадничество Александрову приверженцу Михалку Степановичу. Александр же, верный своему слову, оставил Новгород в покое, и не думал разыскивать и преследовать своих противников⁵⁵. Таким образом, по христианскому благодушию и высокой мудрости Александра, война, грозившая разорением Новгородской области, кончилась вожделенным миром. Здесь Александр достиг двух целей, с одной стороны, дал почувствовать Новгородцам, что они не могут возмущаться против него безнаказанно; а с другой, своею умеренностью и благодушием, он еще более привязал их к себе и своему семейству, так что во время самой воины Новгород единодушно признавал правдивость Александра; самые противники его говорили: «наши крестопреступники смутили Князя ино им Бог и Святая София, а Князь без греха»⁵⁶.

Утвердивши свою власть в Новгороде, Александр оставил там по-прежнему своего сына Василия, а сам возвратился во Владимир, откуда немедленно отправился на Городец и в Нижний Новгород со всеми Князьями для переговоров с Татарами; почти постоянный ступник Александров, племянник его Князь Борис Василькович поехал в Орду к Улавчию заведовавшему делами Русских княжеств, Александр отправил с ним и свое посольство с дарами⁵⁷; переговоры с Татарами, кажется, шли об исчислении народа в Русской земле для более определенного расчисления Татарской дани, ибо вскоре явились на Руси и Татарские численники.

Между тем Шведы, Емь, Сумь и Ливонский Магистр с ратью пришли в Новгородскую землю и начали строить город на Нарове; Новгородцы встревоженные этим предприятием, немедленно послали за Александром, и из всех областей начали стягивать свои полки; неприятели, услыхавши о их приготовлениях немедленно удалились, не достроив своего города. Но этим дело не кончилось, Александр на зиму явился с многочисленными низовыми полками в сопровождении Митрополита, и решился, во что бы то ни стало, смирить строптивых соседей Новгорода. Примкнув к своим полкам полки Новгородские, он двинулся в поход, не объявляя куда, желая по возможности напасть на неприятелей нечаянно; по Новгородским областям были распущены разные слухи относительно этого похода, и между прочим говорили, что Князь идет на Чудь. Митрополит проводил Князя и войско до Копорья, откуда Александр, получив благословение, прямо двинулся на Емь или нынешнюю Финляндию⁵⁸. Путь лежал по непроходимым местам, по выражению одного жизнеописания Александрова по ущельям гор и по болотам⁵⁹, где зимние туманы были так сильны, что войско не знало ни дня, ни ночи, и должно было идти почти ощупью. Многие из Новгородцев воротились с дороги или даже от Копорья, но Александр сумел удержать при себе остальных и достиг своей цели: неожиданно явился в стране неприятельской, прошел по ней, как Божия гроза, из края в край до моря, и воротился в Новгород с богатой добычей и множеством пленников⁶⁰. Шведы, властвовавшие в этой стороне, пораженные неожиданностью и быстротой движений Александра, ничего не могли сделать в защиту своих владений; и их историки даже говорят, что Александру помогала в этом часть туземцев, недовольных Шведским правлением⁶¹. Это свидетельство в некоторой степени подтверждается и нашими летописями, которые рассказывают, что вместе с воинами Александра шли какие-то шестники, которых особенно много погибло в страшном переходе по пустынным ущельям гор, где они, как более знакомые с местностью, должны были указывать и прокладывать путь полкам Новгородским⁶². Этот поход Александра имел очень важные последствия для Новгорода; Шведы, узнавшие горьким опытом, что, несмотря на отдаленность и трудность пути, полки Русские могут карать их за обиды в их собственных владениях, значительно присмирели, и долго даже по смерти Александра не осмеливались беспокоить Новгорода⁶³.

Возвратясь из Финляндского похода, Александр немедленно отправился во Владимир, где его ждали самые важные и затруднительные дела. Во Владимире в это время шли длительные переговоры с ханскими чиновниками о перечислении парода и раскладке Татарской дани. Здесь Александр должен был напрячь все силы своего необыкновенного ума, чтобы сколько-нибудь отстоять права Руси и не довести народ до совершенного разорения. Здесь он должен был работать, как для настоящего облегчения подданных, так и для будущей возможности восстановить самостоятельность и независимость Государства. От его тогдашних соображений и умения вести дела с Татарами почти решительно зависела будущая судьба России. И Александр, кажется хорошо понял свое положение и умел им воспользоваться ко благу отечества; и почти безошибочно можно сказать, что Россия его деятельности и уму обязана тем, что не подверглась одной участи с Камской Болгарией и землей Половецкой. В Монголии в это время царствовал Хан Мункэ. Государь сей, желая привести в порядок огромные завоевания своих предшественников, издал несколько постановлений относительно почты и налогов⁶⁴. Сии новые постановления прямо клонились к тому, чтобы привести в большую определенность отношения завоеванных земель к Монголам; ибо до сего времени Ханы, предшественники Мункэ, думая только о распространении своих владений, довольствовались неопределенной данью и видимой покорностью завоеванных стран. Они в чаду громадных успехов еще не имели времени позаботиться о более прочном прикреплении отдаленных завоеваний к своим непосредственным и ближайшим владениям. Но этот чад, носившийся над Монголами в продолжение сорока лет, мало по малу начал проходить; беспорядки и своеволие Ханов подручников, управлявших отдаленными завоеваниями, сильно заговорили верховному владыке Монголии, что пора уже подумать об устройстве завоеванного. Но на самом деле пора эта почти прошла; ибо интересы Великого Хана и Ханов подручников, неограниченно властвовавших в отдаленных улусах, уже настолько разошлись друг с другом, что наследственный Государь какого-либо покоренного народа, при деятельном уме и твердой воле, мог многое выговорить в пользу своего отечества, и поставить его в меньшую зависимость от завоевателей. Так и сделал Александр Ярославич. Но сделать это стоило большого труда и умения; и успех в сем важном деле едва ли не должно поставить выше всех подвигов Александра; ему, кажется, по преимуществу обязана была Россия своей будущей независимостью и славой. Летописи решительно ничего не говорят нам о том, какие первоначально были требования Монголов вследствие постановлений Хана Мункэ о налогах и почте; но почти безошибочно можно сказать, что первые наказы, данные Ханским правительством Улавчию и другим чиновникам, были очень строги и отяготительны для России; ибо естественно, что Мункэ и его министры, опытные в делах администрации, хотели полной зависимости России и совершенного прикрепления ее к непосредственным Монгольским владениям; что некоторым образом доказывает на деле и продолжительность переговоров об исчислении народа и раскладке Монгольских даней. Переговоры и по свидетельству наших летописей тянулись около двух лет, а по указанию Монгольских историков они продолжались четыре года; ибо Бицык-Беркэ получил приказ от Хана исчислить Россию в 1253 году⁶⁵, первые же численники приехали в 1257 году. Разные Русские Князья по Александрову распоряжению с большими подарками ездили не раз, в продолжение этого времени, то к Улавчию, заведовавшему непосредственно делами России, то в Кипчакскую Орду, то в Великую Монголию к верховному Хану и его министрам⁶⁶; а чиновники Ханские кажется постоянно во все это время жили во Владимире и занимались соглашением выгод Монголии и России. Все это дает сильный намек, что обе стороны, т. е. Монголы и Князья Русские упорно защищали свои интересы, и что только шаг за шагом делались уступки то с той, то с другой стороны. Но как не трудна была эта борьба, Александр и здесь вышел победителем, он спас народность России, загородил ее собою от Монгольского непосредственного влияния, и указал своим преемникам тот путь, по которому они должны были идти к постепенному освобождению отечества от ига Монголов.

Выезжая из Новгорода во Владимир для продолжения переговоров с Ханскими чиновниками, Александр взял с собой для этой же цели двух Новгородских послов Елевферия и Михаила Пинещинича⁶⁷; ибо Татарские Ханы не хотели отделять Новгородских владений от прочих Русских княжеств и считали их также обязанными платить им дань, хотя Монгольские полки еще никогда не были в Новгороде. Немедленно по прибытии во Владимир, Александр, вместе с Князьями Борисом Васильковичем Ростовским и Андреем Ярославичем Суздальским, отправился в орду для окончательных переговоров с Улавчием и другими Ханскими сановниками⁶⁸. Здесь ум Александра и подарки, розданные кстати, привели дела к возможно желанному концу; закон Мункэ о налогах и почтах разрешился в форме более или менее благоприятной для России. Сановники Монгольские, убежденные и подкупленные Александром, успели представить Хану дела в таком виде, что он согласился ограничить определение отношений России к Монголам почти единственно исчислением народа и раскладкой условной дани и некоторыми повинностями под надзором особых чиновников, заведовавших собственно сбором податей и исправным отправлением повинностей, с тем чтобы всеми прочими делами по управлению заведовали утверждаемые Ханом природные Русские Князья, которым даже предоставлено было право вести войну и заключать мир с кем угодно, без всяких отношений к Хану, как Государям самостоятельным и независимым. До нас не дошли ни ярлыки (или утвердительные грамоты) Хана, данные Александру и другим Князьям его современникам, ни ярлыки, которые давались последующим Князьям; впрочем, мы имеем несколько ярлыков, данных в разное время Русскому духовенству, хотя и не ранних, но, тем не менее, указывающих, что они писались на основании первых ярлыков, ибо в них постоянно повторяют Ханы: «не изыначиваем первых ярлыков, по первым грамотам нашим, первых царей великих грамотам и дефтерем». Эти ярлыки духовенству в некоторой степени достаточно могут руководить нас в определении тех отношений Руси к Монгольским Ханам, в которые она была поставлена стараниями и умом Александра Ярославича. Так в ярлык Узбека, данном Митрополиту Петру, Хан освобождает церковные имения Руси от влияния баскаков, таможников, данщиков, поборщиков, писцов, и изъемлет их от платежа тамги, поплужного, мыта, яма и мостовщины, и от отправления повинностей войны и охоты, а также от взноса даней, запросов, кормов, подвод; или в грамоте Алютяка Митрополиту Михаилу, в которой Алютяк также ссылается на уставы прежних Ханов, Русское духовенство не обязывалось платить ни поминков, ни поклонного, ни выходу, ни полетнего, ни станового, ни въездного, ни мимоходного по дороге послам, баскакам или другим каким пошлинникам. Основываясь на этих указаниях ярлыков, мы с вероятностью можем заключать, что прочая Русь именно тем и обязывалась Монгольским Ханам, от чего они освобождали Русское духовенство; ибо в самих же ярлыках перед исчислением или после исчисления помянутых повинностей, податей и пошлин обыкновенно говорится, что Ханы освобождают Русское духовенство от всего того, что обязывают исполнять в отношении к ним остальную Русь. Итак, судя по сему, Россия, при определении своих отношений к Монгольским Ханам, во-первых, сохранила власть своих Князей, которые сделались таким образом посредниками между Государством и Ханами; во-вторых, ей оставлены были ее родные законы и собственный суд во всех делах, что в особенности способствовало к сохранению Русской жизни и Русского характера; в-третьих, ей предоставлена была неприкосновенность не только религиозных верований, но даже и церковного устройства, что преимущественно питало чувство народной самостоятельности и привязанности к своему родному; и, в-четвертых, наконец, Россия, по определению своих отношений к Ханам, удержала за собой, как государство самостоятельное, право войны и мира без посредства Ханов и их сановников. Таким образом, Александр только одним умением вести переговоры и благоразумной настойчивостью и выжиданием времени достиг того, что Россия, совершенно покоренная Монголами и решительно не имевшая сил им противиться, получила от своих могущественных повелителей, не поднимая оружия, права державы почти самостоятельной; т. е. достигла того, чего не всегда добиваются другие народы, даже после упорной борьбы, и притом, от повелителей не столько могущественных, какими были Монголы в XIII столетии. Очевидно, подати, поборы, и разные повинности, наложенные на Русских Монголами, были очень тяжелы, и народ много должен был терпеть от разных посланцев Хана, особенно в начале; но эта тягость была временна, и, что всего важнее, за Россией осталась ее народность, эта душа и жизнь государства. Четырехлетние труды Александра в переговорах с Ханами и их сановниками не остались без успеха. Конечно, современники, может быть, не замечали этого; но мудрый ратоборец за Русскую землю знал, чего добивался, и по сему вполне заслуживает благоговение и благодарность потомства, которое, зная уже последствия Александровых забот, может с большей правдивостью оценить его труды.

Покончивши переговоры с Монголами, Александр вместе с другими Князьями воротился в Россию; а вслед за ним той же зимой прибыли и Ханские численники для исчисления народа и раскладки податей, согласно с теми условиями, которые успел выхлопотать Александр. Летописи говорят что Ханские численники изочли всю землю Суздальскую, Рязанскую и Муромскую, и поставивши десятников, сотников, тысячников и темников и урядивши все, возвратились в Орду; но они не положили в свой счет игуменов, чернецов, попов и крилошан, кто зрит на Св. Богородицу и на Владыку⁶⁹. Вот все, что мы находим в летописях об определении отношений России к Монголам; других подробностей в летописных сказаниях мы не имеем за исключением немногих частных упоминаний о насилиях баскаков и послов Ханских. Но в этом немногом можно уже видеть основу и сущность всего прочего. Во-первых, из свидетельства летописи мы видим, что исчисление народа простиралось только на земли Суздальскую, Рязанскую и Муромскую, т. е. только на Северо-восточную половину России, следовательно, остальная ее половина была в других отношениях к завоевателям; Александр мог отстоять только те земли общего отечества, которые были в ближайших связях с его собственными владениями. Во-вторых, исчисление народа, следовательно и раскладка дани и повинностей, не простирались на духовенство и имения церкви. Это указание служит важным подкреплением для того, чтобы принять в руководство позднейшие Ханские ярлыки, данные нашим Митрополитам. Здесь мы видим, что ярлыки эти повторялись Ханами почти без изменений против того, что было определено Ханами вследствие первых условий с Александром. В-третьих, чиновники, исчисленные летописью как Монгольские поверенные, или надсмотрщики в Русских областях, т. е. десятники, сотники, тысячники и темники не были правителями народа; ибо между ними нет ни волостеля ни воеводы, ни судьи, ни даже тиуна; следовательно, уже это одно свидетельство показывает, как ловко Александр умел отстоять неприкосновенность внутренней жизни народа, его коренной Русский быт. То же подтверждают, как мы уже видели, и ярлыки Ханов, писанные в позднейшее время: в них, при всей подробности исчисления, упоминаются только лица, или имевшие в своем ведении надзор за сбором податей и отправлением повинностей, или присылаемые из Орды временно, по каким-либо делам, относящимся прямо к Князьям, но отнюдь не вмешивавшиеся в дела внутреннего управления. Таковы: баскаки, таможники, данщики, поборщики, писцы, послы, гонцы, сокольники, ловцы, пардусники, побережники, бураложники, сотники, заставщики, лодейники⁷⁰. Из всех этих лиц, по самому уже названию, ни одно не участвовало во внутреннем управлении, и только разве о баскаках еще можно сомневаться, не были ли они правителями в Русских владениях; ибо прямое значение их должности нигде не определено дошедшими до нас памятниками: но и о них, судя по некоторым указаниям наших летописей, можно сказать, что власть их не распространялась на внутреннее управление народом. Вот упоминания летописей о баскаках: в 1269 году: В. К. Ярослав Ярославич послал из Новгорода во Владимир собирать рать на Немцов, и собрася сила многа, и великий баскак Владимирский, и Аргаман и зять его Айдар со многими Татары приидоша⁷¹. Под годом 1273: В. К. Василий Ярославич с великим баскаком Володимирским и Аргаманом и со Князем Айдаром и со многими Татары Царевыми воеваша Новгородские власти, и возвратишася со многим полоном во Владимир⁷². Или, под тем же годом: Князь Дмитрей Александрович с Новгородцы прииде к Торжку; в Торжку же бяше тогда воеводы В. К. Василья Ярославича, и смутишася Новгородцы глаголюще: отвсюду нам горе, се Князь Великий Володимирский, а се Князь Великий Тверский, а се великий баскак Царев с Татары, и вся Низовская земля на нас⁷³. Или, под годом 1284: Беже некто тогда Князь Татарский злохитр, имя ему Ахмат Темиров сын, держаше баскачество Курского княжения, иные же Татарове баскачество держаша по иным градом, во всей Русской земле, и сии велицы бяху. Сеже баскак Ахмат откупаше у Татар дани всякия в Курском княжении, и теми даньми многу тягость творяше Князем и черным людем в Курском княжении. Не сие же точию едино, но еще к тому сотвори себе две великия слободы в княжении Олга Князя Рылскаго и Волгорского, и Святослава Липецкого; и созва отовсюду людей много, и бысть ему от него вся, еже что хотяще и заборонь отвсюду велика⁷⁴. В Троицкой летописи упоминается под 1305 годом: того же лета преставися в Ростове баскак Кутлубуг⁷⁵. Упоминания сии прямо говорят, что баскаки были размещены по главным городам восточной Руси, и, кажется, именно по тем, в которых жили Русские Князья старшие в роде; и что при баскаках находились всегда отряды Татарских войск, которые они иногда давали в помощь Русским Князьям. Но здесь нет и намека о вмешательстве баскаков во внутреннее управление; а рассказ о баскаке Ахмате даже сильно намекает, что они вовсе не имели участия во внутренних делах; ибо корыстолюбивый Ахмат, чтобы получить более выгод, нашелся в необходимости построить свои две слободы, т. е. вполне зависевшие от него, к чему конечно он не имел бы нужды прибегать, ежели бы внутреннее управление в городах принадлежало ему, ибо в таком случае он и с городов мог получать те же выгоды, как и с слобод. Этот же рассказ об Ахмате ясно говорит, что сбор Татарских даней не был прямой обязанностью баскаков; ибо Ахмат, по свидетельству рассказа, чтобы пользоваться выгодами от сбора, должен был откупать дани у непосредственных сборщиков. Все это приводит к тому заключению: что баскаки были только начальниками Татарских военных отрядов, размещенных по важнейшим Русским городам, для надзора за Князьями и для подания помощи сборщикам даней, в случае ежели бы Русские вздумали сопротивляться, а также вообще для поддержания Ханской власти в Русских городах.

Окончивши исчисление народа в землях Суздальской, Рязанской и Муромской, и распределивши дани и назначивши сборщиков и надсмотрщиков, Ханские чиновники отправились обратно в Орду с донесением об успешном исполнении возложенного на них поручения; а вслед за ними туда же поехал и Александр с другими Русскими Князьями, с одной стороны, вероятно, для засвидетельствования перед Ханом, что как они Князья, так и весь Русский народ будут исправно и усердно исполнять все Ханские требования, и что Князья и народ благодарны Хану за его милости; а с другой стороны, для того, чтобы отблагодарить Улавчия и других сановников Ханских за их снисходительность и уступчивость в деле народного исчисления и в определении отношений Руси к Монголам⁷⁶. Хан принял Русских Князей ласково; но при отпуске их на родину объявил окончательно, чтобы и независимый доселе Новгород принял Монгольское исчисление, и поступил в отношения к Монголам одинаково с прочими Русскими городами.

Весть о Ханском решении относительно Новгородцев быстро достигла Новгорода и произвела там ужасное волнение. Вольнолюбивый народ, гордый недавними победами над соседними врагами, с ужасом узнал о горькой необходимости покориться дальним и «мало ведомым повелителям»⁷⁷. Волнения продолжались целое лето; благоразумнейшие граждане и начальники народные сознавали необходимость покориться; но горячие головы, не понимавшие дела как следует, шумели на вечах, называли благоразумных изменниками и возбуждали народ к мятежу и непокорности; кричали, что должно положить головы за Св. Софию и честь Новгорода. Среди сих смятений скончался любимый народом старый посадник Анания, могший еще сколько-нибудь сдерживать восстание. Совместник и преемник его, посадник Михалко, ненавистный Новгороду и насильно поставленный Александром, решительно уже ничего не мог сделать в пользу усмирения; недовольные, пользуясь благоприятным случаем, убили его⁷⁸. Между тем Александр с послами Ханскими спешил в Новгород, чтобы законным образом объявить непокорному народу волю грозного повелителя всей Руси. Оставленный Александром в Новгороде сын его Василий, Князь пылкий и неопытный в делах, принял сторону недовольных и, не думая помогать отцу в деле порядка, убежал во Псков. Послы Ханские, прибывшие вместе с Александром, немедленно объявили волю Хана и начали требовать десятины, тамги и других Монгольских даней. Народ, видя, что Монгольские чиновники прибыли без войска, принял их ласково, назначил дары Хану, но решительно отказался от платежа постоянных даней; Татары, видя невозможность в настоящее время исполнить Ханское поручение, перестали настаивать в своих требованиях и были отпущены с миром и честью⁷⁹.

Александр, распростившись с Ханскими послами, немедленно занялся усмирением народа и приведением Новгородских дел в порядок; а для сего поспешил приказанием схватить непокорного сына во Пскове и отправить в Низовую землю, потом примерно наказал его мятежных советников, и особенно главного предводителя возмущения какого-то Александра⁸⁰. Усмиривши народ, он велел выбрать начальников, и вече, послушное Князю, немедленно назначило новым посадником Михайла Федоровича, благоразумно управлявшего Ладогой, а тысячским Жироху⁸¹, или как говорит Никоновская летопись, Жидяту Доможирова⁸². После чего Александр Ярославич, кажется, удалился во Владимир; и Новгородцы уже думали, что они разделались с Монголами и отклонили от себя народное исчисление и платеж постоянной дани Монголам; ибо сии последние, занявшись войной с Литовцами, слишком год не напоминали Новгородцам ни о числе, ни о дани⁸³.

Наконец Литовская война, зимой 1260 года, кончилась в пользу Монголов, и в следующем году прежний Новгородский посланник Михайло Пинещинич, отправленный два года тому назад с Великим Князем в Орду, прибыл на родину с вестью, что полки Ханские уже готовы и стоят в Низовой земле, ожидая приказания двинуться на Новгород, ежели народ откажется принять число и платеж дани. Эта весть как громом поразила Новгородцев, и они, приготовленные к беде каким-то чудным знамением, в луне виденным перед приездом Михаила, как бы в беспамятстве, молча и без споров дали согласие исполнить волю грозного Хана⁸⁴. Получивши известие о таковом решении веча, Александр Ярославич той же зимой явился в Новгород с сановниками Ханскими Беркаем и Касачиком, приехавшими с своими семействами и многочисленной свитой. Монгольские чиновники, не ожидавшие сопротивления, не приступая еще к исполнению Ханской воли, неосторожно начали притеснять народ излишними поборами и несправедливостями; но скоро заметили, что имеют дело не с покорными и мирными данниками, и опасаясь за свою жизнь, потребовали от Александра стражи для охранения своей личной безопасности. Князь приказал посадничему сыну с отрядом сыновей боярских охранять Ханских чиновников и по ночам держать караул около их дома⁸⁵. Народ, видя что против него вооружили Новгородцев же, и что не грозные полки Татарские, а сыновья Новгородских же бояр защищают народных притеснителей, грозно завопил: «умрем честно за Святую Софию и за домы Ангельские; Пинещинич обманул нас, изменники бояре и богачи сговорились погубить бедных людей»⁸⁶. Торговая сторона и вообще чернь подняла оружие и начали готовиться к нападению на Софийскую сторону; Софийцы же и вообще богатейшие граждане приготовили лодки для нападения на противников; но дело не дошло до битвы, всеобщее смятение и отчаяние не давали развернуться партиям, и все решили сложить свои головы у Святой Софии, так кончился первый день восстания. И вместо междоусобного боя уже грозила опустошительная и жестокая борьба с Монголами, в которой конечно должны бы были вооружиться против Новгорода и Русские Князья, как данники Ханские: но благоразумие Александра отклонило эту ужасную беду. На утро другого дня Александр, не тратя времени в пустых спорах с мятущейся толпой, выехал с Ханскими чиновниками и со всей дружиной из городища, оставляя Новгород его судьбе и гневу Ханскому. Новгородцы, пораженные таковым неожиданным поступком Князя, потерявши всякую надежду на успех сопротивления, смирились, и убеждаемые своими боярами, согласились с горестью принять число и исполнить требования Хана. Чиновники Ханские, получив вторично согласие народа, немедленно занялись исчислением и начали ездить из улицы в улицу, описывая домы граждан. С горестью и злобой смотрели Новгородцы на исполнителей Ханской воли, но злоба их осталась безмолвной; дело было уже сделано, пылкое своеволие покорилось необходимости и уму Александра, Новгород признал власть Хана, и чиновники, покончивши исчисление, спокойно удалились в Орду⁸⁷. Впрочем Александр, как истинный защитник и ходатай несчастного отечества, не забывал настоящих выгод Новгорода, и хотя сильно теснил и поражал безумную непокорность вольнолюбивого народа, но в то же время так искусно действовал на Ханских чиновников, что они предоставили Новгородцам большие преимущества, которыми не пользовался от них ни один Русский город. В Новгороде, кажется, не было оставлено ни баскака, ни другого какого-либо Монгольского чиновника, Новгородцам дано было право представлять дань чрез Великого Князя, или самим пересылать ее прямо в Орду⁸⁸. Таким образом, Новгородцы остались при всех прежних правах народа свободного, и только одна дань, напоминала им о подчиненности Хану. По удалении Монгольских чиновников, Александр оставался в Новгороде для успокоения унывшего народа и для водворения порядка, нарушенного недавним возмущением⁸⁹. По свидетельству Лаврентиевской летописи, сами Новгородцы просили его пробыть у них несколько времени; исполняя их желание, он прожил в Новгороде до начала следующего года и, поставив там Князем второго своего сына Димитрия, честно и мирно распрощался с гражданами. Народ скоро увидел те выгоды, которые Александр успел выхлопотать у Монголов, и выразил свою признательность Князю многими почестями и дарами⁹⁰.

Александр отправился из Новгорода на шестой неделе великого поста, и в среду страстной приехал в Ростов, чтобы принести благодарение, перед тамошней иконой Божией Матери, за успешное окончание Новгородских дел, и чтобы поклониться гробу Чудотворца Леонтия и принять благословение от уважаемого им Епископа Кирилла. Ростовские Князья Борис и Глеб Васильковичи, постоянные союзники Александра, и их мать, почтенная супруга Василькова, Мария, приняли его с радостью и любовью. При свидании с Епископом, Александр, как истинный христианин, с смирением приписывая все свои успехи благословению Божию и ходатайству молитвенников, говорил благочестивому старцу и пастырю: «отче и господине! благодарю тебя; твоею молитвою я в добром здоровье и благополучно съездил в Новгород и твоей же молитвой благополучно возвращаюсь из Новгорода». Пробывши несколько времени в Ростов в кругу любимого и уважаемого им семейства княжеского, и насладившись родственными и дружественными беседами с почтенной княгиней и ее сыновьями, Александр отправился во Владимир. На прощанье он принял благословение от Епископа и от добродетельной Марии, как старшей в роде и пользовавшейся всеобщим уважением, расстался со всеми дружественно и с искренней любовью и, по обычаю тогдашнего времени, выразил свое душевное расположение богатыми дарами как семейству княжескому, так и Епископу⁹¹.

Возвратившись во Владимир, Александр оставался там слишком три года; в продолжение этого времени Бог обрадовал его рождением сына Даниила (в 1261 году), будущего родоначальника знаменитого дома Князей Московских, которым благой Промысл судил возвеличить Россию⁹². Почти все летописцы единогласно говорят, что эти три года прошли мирно; но в тогдашнее плачевное время мирно еще не значило благополучно и спокойно. При всех стараниях и заботах Александра облегчить участь своих подданных, Монгольское иго тяжелым гнетом лежало на земле Русской. Монголы, многое уступивши России как Государству, не думали щадить частные лица; по всему вероятию, Александр, чтобы отстоять самостоятельность Государства, должен был согласиться на тяжелую дань, тягость которой без сомнения увеличивалась корыстолюбием Монгольских сборщиков и надсмотрщиков, оставленных по Русским городам и селениям, которые по обычаю не знали жалости к бедному народу, совершенно для них чуждому, и спешили как можно скорее обогатиться и угодить своим непосредственным начальникам, которые в свою очередь также преимущественно заботились о собственном обогащении. Конечно, Александр, по врожденной доброте своего сердца не был хладнокровным свидетелем народного угнетения; но обстоятельства и благоразумие не дозволяли ему решаться ни на какие сильные меры. По условиям определения отношений России к Монголам он был порукой в исправном платеже дани и покорности народа; а посему всякая сильная мера с его стороны в защиту соотечественников могла быть принята Ханом за возмущение и лишить его Ханской доверенности и расположения Монгольских сановников, а с тем вместе уничтожить всякую возможность на ходатайство в случае Ханского гнева, который естественно был неминуем и ужасен против непокорных. Все это ставило Александра в необходимость терпеливо сносить временные угнетения в несомненной надежде на лучшую будущность. Но бедный угнетенный народ не имел этой утешительной надежды, он, не мог видеть будущности, и мера его терпения переполнилась, особенно когда Монгольских сборников дани сменили откупщики Хазарские или Хивинские, названные в наших летописях Бесерменами, по их Мусульманской религии.

Откупщики Хазарские, наперед выплативши Русскую дань Монголам, разумеется, с значительными наддачами, (как это обыкновенно водится во всех откупах), повели дела своим порядком, желая не только возвратить вперед заданный капитал, но и с большими выгодами вознаградить себя за все расходы и хлопоты. Опытные в делах торговых, но плохие знатоки отношений между победителями и побежденными, они разложили платеж даней на разные сроки с огромными ростами, захватывая в обеспечение имущества плательщиков и отводя бесчеловечно в неволю тех, с которых уже нечего было взять; и к тому же, кажется, как ревностные мусульмане, присоединили ругательства над Русской религией и церквами⁹³. Все это до того озлобило Русских, что в 1262 году вдруг по всем городам Суздальской и Ростовской земли раздались звуки вечевых колоков; всюду, как бы по предварительному согласию, народ, мимо своих Князей, решился земской управой покончить счеты с ненавистными притеснителями. Современный летописец с каким-то воодушевлением рассказывает об этом народном восстании; современники думали в нем видеть конец бедствий и особенное внушение Божие. Летописец прямо говорит: «избави Бог от лютого томленья Бесерменского люди Ростовския земли; вложи ярость в сердца крестьяном, не терпяще насилья поганых, изволиша вечь, и выгнаша из городов из Ростова из Володимеря, из Суждаля из Ярославля»⁹⁴. И точно, на этом событии, кажется, лежало особое благословение Божие; ибо народ, несмотря на справедливую ненависть к притеснителям, рассчитался с ними с беспримерной в таких случаях умеренностью; по свидетельству летописей убийства были немногочисленны, и то, вероятно, только против упорнейших и ненавистнейших по своему бесчеловечию, и при том их можно было отвратить принятием Христианской веры, чему и засвидетельствованы примеры в летописях⁹⁵, все же дело по преимуществу ограничилось одним изгнанием откупщиков. Нет сомнения, что Князья много способствовали к таковой умеренности, ибо Русскому всегда священна власть Государя, и по одному его слову он удерживает порывы мщения. Но при всем успехе это дело не могло не иметь очень опасных последствий; восстание хотя и не на самих Монголов, но тем не менее против людей, назначенных ими, должно было возбудить гнев грозного Хана; следствия этого гнева без сомнения были бы ужасны, они грозили новым нашествием Монголов-мстителей и, следовательно, новым опустошением России и даже конечным ее порабощением. По свидетельству Софийского Временника, полки Ханские уже шли пленить землю Русскую⁹⁶; таким образом, все заботы Александра и все отдаленные надежды его на будущность отечества мгновенно падали и разрушались. Но Александр и здесь опять явился обычным ходатаем и спасителем Русской земли, с упованием на помощь Божию и на правость своего дела, как Князя и верного данника Ханского, он отправился в Орду.

Это путешествие было одним из величайших подвигов самоотвержения со стороны Александра: хотя он не участвовал в народном восстании, и в душе и на деле был прав перед Ханом; но, тем не менее, он шел в Орду почти на верную смерть; ему предстояли неодолимые трудности; войска Ханские получили приказание идти на Россию, следовательно, Хан не намерен был слушать оправданий и уже решил излить свою месть на строптивых данников; с какими же глазами мог явиться перед ним Александр и чего ждать от него. Не прошло еще пяти лет, как Александр уверял Хана, что Русские будут самыми покорными данниками, лишь бы он не предавал народ совершенному порабощению, Хан согласился на его уверения и дал России права Государства почти самостоятельного; а Россияне уже произвели всеобщее восстание и изгнали Ханских сборщиков дани. Очевидно таким образом, что Александр, как не исполнивший обещания, был кругом виноват в глазах Хана, и отправляясь в Орду, прежде всего должен был видеть перед собою участь Михаила Черниговского и других Князей, сложивших там свои головы; он должен был принять на себя весь пыл Ханского гнева. Летописи не говорят о подробностях Александрова путешествия; но дело говорит само за себя; об этом подвиге Александра нельзя вспоминать без благоговения к высокому характеру подвигоположника. Явно, что Александр, решаясь отправиться в Орду, совершенно забывал о себе и думал только о любезной ему России и о священном долге Государя защитника подданных, он шел как добровольно обреченная искупительная жертва за Русскую землю.

Приготовившись уже к путешествию, Александр сделал последнее распоряжение относительно Новгородцев, у которых тогда была война с Дерптскими Немцами. Он послал туда, (только что приехавшего на прощанье) сына своего Димитрия, брата Ярослава (Князя Тарского), и племянника Константина (из Смоленских); отправляя Димитрия, он отдал ему все свои полки и всех слуг, причем сказал сим последним: «служите сынови моему, акы самому мне, всем животом своим»⁹⁷. Сии последние распоряжения ясно свидетельствуют, что Александр уже не надеялся возвратиться в Россию.

Решимость Александра ехать в Орду составляла великий подвиг; но он еще более увеличил его своим умением вести дело перед Ханом. Ибо не только остановил полки Монгольские, уже шедшие на Россию, и отстоял все прежние отношения Руси к Монголам; но по свидетельству летописей, даже успел отклонить Хана от требования Русских войск для какого-то Монгольского похода⁹⁸, что, как мы видели из ярлыков, принадлежало к первоначальным условиям Руси с Монголами. Таким образом, Хан, по ходатайству Александра, вместо наказания, назначенного Русским за изгнание откупщиков, подарил Россию новой и очень значительной льготой – временным освобождением от повинности воевать за Монголов. Летописи говорят, что Александр пробыл в Орде целый год. Это обстоятельство прямо указывает, как трудно было умилостивить раздраженного Хана. Мы не знаем подробностей Александрова пребывания в Орде; но как бы то ни было, Господь благословил труды его, и он уже возвращался в Россию успокоить подданных и обрадовать их новой милостью Ханской. Близок был конец Александрова путешествия, он уже миновал Монгольские пустыни и достиг Нижнего Новгорода; но жестокий недуг крушил страдальца за Русскую землю, истощенное трудами тело отказывалось служить неутомимому духу; Александр, выехавши из Орды уже больной, до того ослабел в дороге, что должен был остановиться на несколько времени в Нижнем. Отдохнувши немного здесь, он поспешал во Владимир, но едва мог доехать до Городца, болезнь так усилилась, что продолжать путь не было уже возможности. В Городце, Александр, чувствуя приближающийся конец жизни, поспешил, по обычаю того времени, облещися в схиму, и скончался в ночь 14 Ноября 1263 года, на сорок пятом году от рождения⁹⁹. Александр в продолжение своей не многолетней жизни деятельно участвовал более нежели в двадцати битвах, где сотни храбрых падали вокруг него, четыре раза ездил в Орду к грозным Ханам, где многие из Князей – его современников сложили свои головы под ножами убийц, но он, хранимый Богом, отовсюду выходил цел и невредим, мечи врагов и ножи убийц щадили его, только сам он не щадил себя: трудясь для блага России, стараясь защитить и успокоить отечество, он не давал себе покоя и, отягченный непомерными трудами, умер во цвете лет. Современники, не имея к тому обычая, не поставили ему памятника, но его доблести соорудили себе несокрушимый памятник в сердцах их, церковь Русская причислила его к лику святых молитвенников за Русскую землю, и Бог прославил гроб его многими чудесами.

Весть о кончине Александра достигла Владимира, кажется, в то самое время, когда народ в соборной церкви приносил теплые молитвы о его благополучном возвращении на родину. Митрополит Кирилл, бывший тогда в служении, первый узнал о несчастье, и обратясь к народу воскликнул со слезами на глазах: «чада моя милая, разумейте яко зайде солнце Русской земли»¹⁰⁰; слезы и рыдания народа прервали речь Пастыря, все по какому-то предчувствию поняли горький смысл первых слов его и в один голос завопили: «мы погибаем». Между тем спутники Александровы уже приближались ко Владимиру, неся бездыханное тело любимого Князя. Митрополит и духовенство со свечами и кадилами, Князья, бояре и народ в слезах и унынии двинулись к Боголюбову встречать усопшего. Здесь все стеснились в густую толпу около гроба, каждый думая только о том, чтобы в последний раз прикоснуться к телу покойного; по словам очевидцев, Русские еще никогда не выражали своей горести в такой степени, земля стонала от воплей и рыданий народных¹⁰¹. Наконец тело страдальца за Русскую землю было привезено во Владимир и 23 Ноября, по правилам Христианской церкви, погребено в храме Рождества Божией Матери. Современники рассказывают, что, когда при окончании отпевания Митрополичий эконом Севастиан подошел ко гробу, желая разнять руку усопшего для вложения разрешительной грамоты, то рука сама простерлась и приняла грамоту из рук Митрополита, так что испуганные Митрополит, эконом и другие, стоявшие близко, с ужасом отступили от гроба. Весть о таком чудном явлении быстро распространилась в народе; рассуждали, что это сделалось по особенному Божию соизволению, ибо со дня кончины Александра прошло уже около девяти дней, и бездушное тело, привезенное в зимнюю пору издалека, само собой не могло уже иметь движения; и по свидетельству летописи, все уверились, что Бог сим необыкновенным явлением желает прославить своего угодника¹⁰². Этот простодушный рассказ летописца служит лучшим свидетельством тому, с каким благоговением современники чтили память Александрову.

Первая Новгородская летопись, говоря о кончине Александра Ярославича, заключает свой рассказ словами: «потрудися за Новгород и за всю Русьскую землю»¹⁰³. Позднейшая история, зная последствия трудов Александровых, в праве сказать: Александр много потрудился для отечества и Бог благословил труды его; все заботы и попечения Александровы принесли богатейшие плоды. Государи Русские, идя по пути, им проложенному, не только успели отстоять все права России, выхлопотанные Александром у Монголов, но даже совершенно освободили отечество от зависимости иноплеменников и покорили всех врагов земли Русской.

Д. Ч. И. Беляев