Христианская истина и научное знание

Наука, философия, искусство и религия в древния времена сливались в одном недифференцированном синкретизме познания мира.

Затем постепенно произошла дифференциация видов познания, в зависимости от методов подхода к изследованию различных сторон бытия.

Религия, как показывает самое ея название, поставила своей целью найти высшия, окончательные, всеобщия связи, узнать первопричину, цель и смысл всего существующего, познать абсолютную истину.

По учению свв. Отцов христианской Церкви, Бог вложил в душу человека «ведение о Себе» – в уме и о воле Своей – в совести, осенив то и другое чаянием вечноблаженной жизни; «это – семя духовной жизни» (Еп. Феофан, «Невидимая брань»).

Методом религии и стало развитие разнообразными способами этого «семени духовной жизни», т. е. Богопознания, Богослужения, Богообщения.

Философия пошла по другому пути. Оставляя, постепенно, религии заниматься вопросами об абсолютной истине и взаимоотношениях с Богом, философия стала стремиться самостоятельно, при помощи человеческого разума, осознать основные принципы, сущности, долженствования и ценности отдельных сторон бытия и понять мир как единое целое. Для этой цели философия стала развивать такие методы познания, как умозрение и диалектика.

В лице Канта философия пришла к величайшему своему кризису: установив понятия «феноменального» и «нуменального» (мира явлений и мира «вещей в себе»), она разорвала философское знание на две непримиримые части и создала предпосылки для философского оправдания «догмата о двойной истине».

С большим трудом современная философия выходит из этого кризиса, преодолевая Канта в системах так называемого органического мировоззрения. Неоценимую услугу философии оказали в этом преодолении Канта – Бергсон, Лосский и Аскольдов.

Искусство стало стремиться эмансипироваться от всех видов познания, кроме созерцания красоты, и провозгласило автономную эстетику.

Наука же стала стремиться к созданию системы наиболее точных и доказательных знаний об эмпирическом, феноменальном, временно-пространственном мире, доступном наблюдению и опыту при помощи органов чувств человека и спекуляций его ума.

Задачей науки стало констатирование, собрание, описание, классификация и систематизация точно-проверенных фактов, изучение связи отдельных явлений, открытие их причин и следствий, объяснение закономерностей и установление так называемых «законов природы».

Необозримое эмпирическое многообразие мира наука стала стремиться свести к обозримой системе понятий. Однако эта система роковым образом была лишена целостности и единства. Ибо не существует одной единой и цельной науки о мире, а имеются лишь отдельные науки, каждая обладающая своим отдельным предметом и, в зависимости от него, своеобразными особенностями своего отдельного метода. Полученная таким образом сумма знаний о мире не представляет собою знания о мире как целом! Хотя между многими науками существуют взаимодействие и взаимопомощь, но совокупность знания всех наук представляет собою только энциклопедию знания, а не единую и целостную органическую систему их.

Создание последней наука предоставила той части философии, которая назвается натурфилософией. Эта последняя оказалась совершенно безпомощной в деле разрешения поставленной ей задачи. Безпомощность эта объясняется, с одной стороны, постоянно сменяющимися противоречивыми научными гипотезами, а с другой – методологическим нонсенсом: применением глубинного умозрительного метода философии к обработке научных данных, полученных только поверхностным эмпирическим путем. Это равносильно использованию рентгеновских лучей для обыкновенного освещения жилища.

Классификация наук – до сих пор еще не разрешимая проблема. В общих и грубых чертах науки подразделяются на «точные» и «естественные», с одной стороны, и гуманитарные» – с другой. Под «научным методом», строго говоря, подразумевается обычно метод «точных» и «естественных» наук, но этот метод, по возможности, стараются проводить и «гуманитарные» науки.

Несмотря на то, что «искание причин» является одной из основных задач науки, вопрос о первопричине всего существующего остается вне ея компетентности. Ибо метод наблюдения и опыта, как и метод научной спекуляции ума, пользующийся индукцией и дедукцией – принципиально не допускают никакой возможности научного разрешения вопроса о первопричине.

Констатируя «законы природы», наука оказывается совершенно безсильной в решении вопроса о том, как, когда и кем (или чем) установлены эти «законы», т. е. кто (или что) является творцом и законодателем их и как долго они существуют?

Отыскивая цели, к которым направлены «законы природы», наука также безсильна постичь конечную цель и назначение всей жизни Вселенной и человека.

Иными словами, наука, изучая многосторонний мировой процесс, не знает, не понимает и не может ни узнать, ни понять, пользуясь своим методом, ни возникновения мира, ни конца его, ни назначения, ни цели, ни смысла.

Изучая только эмпирический феноменальный мир, вернее – только состояния сознания, в которых отражается этот мир, наука никогда ничего не может знать о сущности всего происходящего. Эмпирико-спекулятивный метод науки никогда не сможет дать ответа на следующие вопросы: существует ли абсолютная истина и можно ли ее познать? Существует ли или не существует Бог? Сверхчувственный мир? Безсмертие души? Что будет с нами после смерти? Что такое добро и зло? Как человек должен жить? В чем заключается смысл и цель жизни мира и человека?

Иными словами, наука никогда и ничего не может ответить на большинство (и при этом – самых главных) запросов человеческого духа.

Все утверждения науки относительны и проблематичны.

История науки ясно показывает правильность положения: «научная истина сегодняшнего дня есть заблуждение завтрашнего».

Обычно науки гордятся своей точностью и доказательностью. Но, во первых, надо не забывать, что наука состоит не только из фактов и «эмпирических данных» (которые еще не дают нам научного знания), но и из спекулятивных построений ума, о которых всегда можно спорить, ибо в них невозможно обойтись без элементов умозрения философского.

А во вторых, кроме точности знания надо различать еще и ценность его. Знание о химическом составе кирпича и знание о смысле всей моей жизни имеют для меня различную ценность. А вот тут-то и приходится констатировать факт: чем более ценно какое-нибудь знание, тем оно обычно менее точно.

Что же касается «доказательности» в науке, то его можно также подвергнуть основательной ревизии.

Всякая дедукция основывается на какой-нибудь другой дедукции, в конце концов, упирается или в какую-нибудь индукцию (обобщение), или основывается на аксиоме или постулате. Наибольшее познавательное значение имеет т. называемые неполные индукции, т. е. такие, доказательства которых относительны и, строго говоря, представляют собою лишь ту или иную степень вероятности.

Доказательством вообще в логике называется сведение неочевидного к очевидному. Аксиомы и постулаты являются истинами очевидными. «Очевидное» еще называется и «не требующим доказательства» из-за своей ясности и убедительности. Но «очевидное» не только «не требует доказательства», но и не может требовать доказательств. Ибо аксиомы и постулаты недоказуемы.

Самая точная и доказательная наука – математика основывается на аксиомах и постулатах, которые не могут быть доказаны, как и все так называемые самоочевидные истины. Например, пятый постулат Эвклида («Через одну точку можно провести только одну прямую, параллельную данной прямой») – очевиден, но доказать его нельзя.

Но если он недоказуем (несмотря на его очевидность), то, значит, можно усумниться в его истинности? Усумниться в очевидном? Да, Можно! Лобачевский – усумнился и пришел к величайшему гениальному открытию своей так называемой пангеометрии. Риман усумнился в постулате – и построил «геометрию Римана». Аналогичные открытия, благодаря сомнению в очевидном, сделали Гаус, Боляй и др.

«Сомнения в очевидном» часто приводили в науке к новым замечательным открытиям.

Поэтому истинная наука никогда не может иметь догматов! Догматизирование научных выводов есть смерть науки! (Ср. положение науки в СССР.)

Гипотезы, теории, даже «законы природы», в науке есть лишь различные степени вероятности.

Достоверности в науке почти всегда проблематические, иногда ассерторические, но никогда не аподиктические!

Научные гипотезы строятся и разрушаются, как ткань Пенелопы» – по крылатому известному выражению А. Пуанкарэ.

В 1867 г. Архиепископ Филарет Черниговский, в своем замечательном «Догматическом Богословии», говоря о геологических периодах, высказал предположение о «возможной эволюции самих законов природы». Это предположение было встречено насмешкой ученых. Но в начале XX в. гениальный французский математик А. Пуанкарэ написал книгу «Эволюция законов природы», – и эта тема стала научной проблемой. (См. еще проф. О. Д. Хвольсон: «Наука и гипотеза».)

Все самое основное и исходное в научном знании недоказуемо и является актом веры!

Как глубоко прав был святой гениальный ученый, философ и богослов Василий Великий, когда утверждал, что «в науке вера предшествует знанию»!

А. Бергсон утверждал, что наука имеет исключительно практическое значение и служит материалом лишь для техники (в широком смысле слова), а не для философии (задачей которой он считал построение мировоззрения).

Иметь власть над природой, чтобы использовать последнюю для практической жизни – вот стимул для развития науки. При этом часто главным пафосом ученого (и еще чаще – у преклоняющегося перед наукой) – является явная или скрытая гордыня («Я подчиняю», «Я пользуюсь!»). Несомненно, что кроме этого стимула иногда встречается и так называемое «безкорыстное служение чистому знанию», удовлетворяющее одной из потребностей, заложенной в человеческой душе.

Если вспомнить учение епископа Феофана Затворника о разделении жизни человека на сферы: телесную, телесно-душевную, душевную, душевно-духовную и духовную, то можно сказать, что наука служит телесной, телесно-душевной и, иногда, душевной сфере (стремление к безкорыстному чистому знанию). Но ни духовную, ни даже душевно-духовную сферу наука удовлетворить не может (ибо «безкорыстное стремление к чистому знанию» – есть только душевная сфера). Духовная сфера (и душевно-духовная) – не безкорыстна, т. е. не безцельна («наука для науки» – безцельна), а имеет всегда целенаправленную «духовную корысть» – служение высшим ценностям. Ни «искусство для искусства», ни автономная этика Канта, ни «знание для знания» – не есть область духовного! Душевно-духовные интересы человека может удовлетворить философия, а чисто духовные – только религия!

Духовный человек, для которого «все в жизни – к великому средство», может, конечно, и сквозь науку видеть Бога, как может он видеть Его и в самой природе без всякой научной призмы.

Так, Ломоносов видел Бога – в северном сиянии, Ньютон – в движении небесных светил, Лермонтов – при виде простой русской «желтеющей нивы», а простой верующий русский крестьянин, по выходе из «Советского Планетария», после антирелигиозной лекции, умилялся «чудным делам Господа», «сотворившего все»!..

Наука не может претендовать на исчерпывающее знание даже в области эмпирического мира, ибо на каком основании можно утверждать, что все в этом мире должно быть доступно нашему чувственному опыту, пользующемуся только 5-ю органами чувств?

У философа Бергсона имеется замечательная мысль о том, что «материя есть распадающаяся реальность». Христианство всегда разсматривало современное состояние материи как результат грехопадения. Материя первозданная была подлинной реальностью, безпрерывно питаясь из своего творческого первоисточника – Бога Духа Святого!

Грехопадение человека изменило всю природу, в том числе и природу самой материи, которую проклял Бог («Проклята земля за тебя», сказал Бог Адаму – Быт. 3. 17).

Потеряв непрестанное общение с вечно-животворящим Св. Духом, материя начала умирать, или, выражаясь языком Бергсона, «реальность стала распадаться». Смерть есть превращение органического начала в начало механическое. Мир, как истинное полное, творческое, единое органическое целое – был только в раю. С потерей рая органическое целое мира стало распадаться («распадающаяся реальность» Бергсона) и превращаться постепенно в механический конгломерат. В раю не было никаких оснований для «материалистического» понимания мира. С потерей же рая «материалистическое» понимание стало возможным. В раю не было никакой нужды и в «научном знании». С потерей же рая, по безконечной милости Божией, человеку была дана «Божественная милостыня» для духа, души и тела: вместе с возможностью Богообщения при посредстве веры, была дана возможность и научного знания для нужд практической жизни и облегчения труда.

Итак, предметом науки, собственно говоря, и является «распадающаяся реальность», т. е. умирающая материя. Современная наука приходит к убеждению, что «все идет к концу» и жизнь – есть процесс умирания. Таким образом, наука изучает окончание неизвестно для нея когда, как, кем и для чего начатого процесса. Наука не знает и не может знать, как можно спасти умирающую Вселенную, не знает причин этой смертельной болезни, не знает диагноза и не имеет никаких средств к лечению.

Только христианство понимает, что смертельная болезнь мира произошла от грехопадения, и что спасение возможно лишь при помощи Спасителя!

Наука может содействовать (если это попустит Бог) ускорению умирания жизни на земле («распадению реальности») – например, разложением атома, но не может творить ничего. Ибо «Без Меня не можете творить ничего!» – сказал Спаситель.

Молодые, неискушенные умы и юные, неопытные сердца часто соблазняются, в начале своей познавательной деятельности, перспективами «научных достижений». Они с восторгом приветствуют эти достижения, делая глубокие ошибки в их оценке. Так, например, один восторженный юноша, при знакомстве с электронной теорией, воскликнул: «теперь мы узнаем сущность материи!»

Увы! Он не понимал, что и «электрон» – есть тоже только «явление»!...

Чем более глубоко человек с духовными запросами изучает науки, тем более он убеждается, что все это «не то». Ибо «песен небес» (духовных запросов) никогда «заменить» (удовлетворить) «скучные песни земли» (научные достижения) не могут!

Чем больше человек, жаждущий истинного знания и духовной мудрости, пьет из источника науки, тем он больше жаждет. Наука может иногда «опьянить», но никогда не может удовлетворить духовной жажды!

Наука и абсолютная истина – две вещи несовместные и несоизмеримые! Одне науки, сколько бы их ни изучал человек, никогда ни на иоту не приблизят его к Истине, как все проблемы плоскости не могут разрешить ни одной проблемы пространства!

Путь науки безконечен, но это – «дурная безконечность». Безцельный путь в «дурную безконечность». Прогресс без цели и без смысла! Дорога в никуда!

«Чистым эмпириком может быть только животное» – сказал Гегель.

Человек, превращенный в такое животное, человек, загипнотизированный пропагандой «научного прогресса», человек-фанатик, слепо верующий в пустоту – может видеть смысл и цель жизни в науке, иллюзионируя и галлюцинируя в течение всей своей жизни в процессе создания бредовой системы так называемого «научного мировоззрения».

Но человек с духовными запросами только наукой жить не может!

Первоверховный вопрос духовной жизни человека, без разрешения которого он не может жить, таков: «Что есть абсолютная истина и как ее познать?» Если абсолютной истины нет, то жизнь не имеет и не может иметь никакого смысла и никакой цели!

«Абсолютная Истина должна быть, и я во что бы то ни стало хочу ее познать!» – с этого волевого акта (воли к Истине) начинается духовная жизнь человека. «Весь мир оправдан должен быть, чтоб можно было жить!»...

После этого нравственно-волевого усилия честный, критически-мыслящий ум ищущего человека сразу же категорически утверждает, отвечая самому себе: «Но человек, будучи не творцом, а творением этого мира, ограниченный временем своего рождения и смерти, пространством своей жизни и своими познавательными способностями, сам, самостоятельно, своими силами не может познать весь целый мир, не может понять цели и смысла не им сотворенного мира и своей жизни, ибо ничтожная временная часть мира не может познать вечного целого мира!» Иными словами, абсолютная истина непостижима самому человеку.

В этот трагический момент человек, ревнующий об Истине, слышит в своем уме мысли, посланные ему Богом: «Единственная возможность узнать абсолютную Истину может быть только в том случае, если существует Бог, как первопричина, творец и промыслитель всей Вселенной, и если Он, как живая личность, пожелает открыть абсолютную истину людям!»

Иными словами, абсолютная истина или непознаваема (тогда жизнь – безсмысленна), или может быть познана только через Откровение Бога людям, т. е. природа абсолютной истины – божественна и потому может быть только Богооткровенной.

После этого в сознании встает другой вопрос: существует Я есмь метод (путь) познания абсолютной истины, Я есмь сама воплощенная Истина (все, что Я говорю, есть Истина, ибо Я открываю людям волю Бога, Отца Моего) и Я есмь сама жизнь (без ли такое Откровение?

Да, существует! Христос сказал об этом ясно, просто и определенно: «Я есмь путь, и истина, и жизнь!» (Ин. 15:6), (т. е. без Меня не может быть жизни, а есть лишь умирание). И Христос к этому еще добавил: «Без Меня не можете творить ничего», «Растение, которое не Отец Мой Небесный насадил, искоренится» и – «Созижду Церковь Мою, и врата ада не одолеют ея».

Никто, никогда и нигде не говорил так, как власть имеющий открывать истину людям!

Для познания абсолютной истины Христос предлагает совершенно иной метод, глубоко отличный от метода науки и философии. Метод (путь), к которому призывает Христос, – есть вера в Бога и полное доверие к Его Откровению.

Что такое вера? Вера есть сложная, синкретическая (т. е. изначально-синтетическая) способность ума, чувства и воли (в триединой гармонии всех этих душевных сил человека), направленная на познание того, что недоступно одному уму.

Гениально просто о знании и вере сказал Гете (в разговоре с Фальком): «Где знание достаточно, там мы, конечно, не нуждаемся в вере, но где знание оказывается безсильным или недостаточным, мы не должны оспаривать веры». Мы знаем, что знание оказывается совершенно недостаточным и безсильным, увы, в самых важнейших вопросах человеческого духа!

Вера и знание в духовно-здоровой душе не могут никогда мешать друг другу. Наоборот, вера всегда содействует знанию в критические минуты его деятельности, помогая познавать «непостижное уму»!.. Так, например, она помогла современному гениальному физику Д. Джинсу, когда он строго научным путем доказал, что «материя не существовала вечно» и «был такой момент, перед которым ея не было». Из тупика «научной» мысли «как же возникла энергия, создавшая материю?» – его вывела религиозная вера: «Если мы хотим иметь представление о том, как возникла эта энергия, то можем сказать, что перст Божий вызвал ее».

Один ум не может познать Бога, как одна подпорка не может удержать купола здания!

Вере в Бога, во Христа, в Откровение, в абсолютную истинность Евангельских слов – теоретически ничто мешать не может! Только поверхностное знание (лишенное самокритики) – удаляет от Бога, углубленное же знание всегда приближает к Нему, как правильно заметил еще Бэкон. И только при поверхностном знании встают мнимые противоречия между верой и знанием, между религией и наукой. При углубленном же знании эти мнимые противоречия исчезают без следа. Вот почему величайшие ученые и философы всех времен и народов верили в Бога. Люди простые, неискушенные наукой и философией, близкие к природе и имеющие чистое сердце – тоже верят в Бога, тем глубже и сильнее, чем чище их сердца! Атеисты же, чаще всего, представляют собою недоучек, простых и высококвалифицированных. Среди ученых тоже могут быть высококвалифицированные недоучки («ученых много, умных мало!..»). Атеист всегда дефектен: или умом, или морально, или волей (злая воля, гордыня).

Но хотя никаких честных теоретических возражений ни со стороны философии, ни тем более со стороны науки против веры в Бога быть не может, – практически тем не менее таковые возражения иногда приходится слышать. Обычно это объясняется или просто недостатком научного, философского и богословского образования или так называемыми «научными предразсудками». Ведь суеверия встречаются, как в религии, так и в философии и в науке.

Широкое глубокое научное и философское образование не только не препятствует вере в Бога, но облегчает ее, ибо весь арсенал подлинных достижений научно-философской мысли является естественным апологетическим материалом религиозной веры. Кроме того, часто честное знание имеет методологические возможности вскрыть извращения веры и обличить суеверия, как религиозные, так и научно-философские (напр. «веру во всемогущество разума или науки»; «веру в то, что мир существовал вечно» и т. п.).

Единственым роковым препятствием к вере в Бога, – является упор злой воли, когда человек не хочет верить в Бога и предпочитает верить, что Его нет! (Знать этого нельзя, но верить можно.)

Вера – абсолютно-свободный акт свободной воли человека! Бог никогда никого не насилует и Сам устроил так, что нет и быть не может «научного доказательства» Его бытия или небытия! Ибо Он ждет свободного, волевого стремления к абсолютной Истине, Любви, Добру, Красоте и Свободе.

Религиозная вера, будучи гармоничным триединым актом всей психики в целом, корнем своим имеет волю. (Ср. Д. Джемса: «Зависимость веры от воли».) Нельзя верить без усилия воли. Вера в Бога зависит от воли к истине! Воля к истине – есть начало пути к Богу. Путь этот (метод Богопознания) – длителен, труден, узок и скорбен! Даром данная в раю и через грехопадение потерянная Божественная Истина – обратно дается только непрерывным усилием («царство небесное силой берется, и употребляющие усилие восхищают его» (Мф. 11:12).

Религиозная вера как метод Богопознания требует не только усилия человеческой воли, но и общего подвига, включающего в себя и особое приуготовление ума и сердца!

Дело в том, что человеческая вера оказывается действенным методом Богопознания только в том случае, когда ей ответно помогает Сам Бог! Вера в Бога только условие Богопознания, а не само Богопознание, которое обычно осуществляется лишь в Богообщении, немыслимом без помощи Бога. Но для Богообщения надо себя приготовить, чтобы быть способным принять в себя Бога. Одного усилия воли недостаточно, чтобы ощутить пришедшего Господа, чтобы узреть Его сердечными очами и понять благодатность Его прихода. Следовательно, непременным условием зрения очами сердца пришедшего Господа является очищенное сердце.

Это очищение, в свою очередь, не может быть сделано собственными силами без помощи Божией, но также не может быть сделано и одним Господом. Нужно желание сердца, сердечное покаяние, сердечное сокрушение о грехах и сердечный вопль: «Сердце чисто созижди во мне, Боже, и дух прав обнови во утробе моей!..» «Сердце сокрушенно и смиренно» – Бог не уничижает и удостаивает Своим посещением. Но – кроме очищения сердца, вернее для очищения сердца, необходимо и особое приготовление ума. В испорченной грехом природе человека ум склонен к двойственности (отсюда – «диалектика», безсмысленная перед лицом Истины!), сомнению, лукавству и, главное, гордости. «Бог гордым противится» и лишь «смиренным дает благодать».

Нецельность (раздвоенность) ума – препятствует познанию целостной истины. Сомнение – смертельный яд для веры. Лукавство – противно Господу. Развращенный грехом ум всегда «с сердцем не в ладу», ибо в сердце живет совесть – голос Божией воли, а уму привлекательно своеволие! Рационализм есть тираническое господство ума над свободой сердца! «Свет Разума» – питается «елеем сердца». Очищенное сердце дает очищенный елей, который горит голубым, бездымным, чистым пламенем. Рационализм отказывается от елея сердца и тем самым тушит «свет Разума». Без света же Разума – темно и холодно становится и в самом сердце; слепнет, глохнет и замерзает совесть. И чистота сердца становится невозможной. Поэтому необходимо очистить и ум от «помыслов суетных», от колебаний, сомнений, лукавства и гордости и примирить его с сердцем. Такое очищенное и примиренное состояние ума и сердца называется целомудрием!

Целомудренный ум, чистое сердце и целеустремленное усилие воли (воли к Истине) в триедином гармоничном сочетании и образует то, что называется религиозной верой – непременным условием метода Богопознания. Оплодотворяет этот метод – Сам Господь Своею Благодатию. Иногда Он отвечает на веру человека сразу, иногда медлит (и тем усиливает веру), но, согласно неложного Своего обещания, никогда не оставляет веру без ответа!

Бог есть Любовь, и дар Его Св. Духа, Утешителя, Духа Истины, Сокровища благих и жизни Подателя – есть прежде всего дар Его безпредельной любви. Достаточно человеку пережить хотя бы на один миг ощущение этой Божественной Любви, чтобы родиться духовно.

Вера в Бога, при помощи Бога, становится методом познания духовной мудрости, перед которой бледнеет всякая «мудрость мира».

Вера есть лестница духовного совершенствования с безпредельным количеством ступеней.

В разные моменты духовной жизни человека – различна степень усилия воли к истине, различна степень чистоты сердца, различна степень целомудрия ума, различно качество гармонии этих духовных способностей, различна степень ясности «голоса совести» и, наконец, различен характер Божественной помощи и, в зависимости от него, – степень «стяжания Св. Духа»!

Поэтому, вера не есть неизменное состояние, а наоборот, постоянно меняющееся в разные моменты жизни человека. Этим и объясняются колебания нашей духовной жизни, приливы и отливы ея, о которых так проникновенно-глубоко и тонко говорил Епископ Михаил Таврический (в книге «Над Евангелием»),

Вера во Христа и Христу заставляет христианина исполнять Христовы заповеди. Христос основал Церковь – и человек не может жить без Церкви и ея Таинств. Церковь создала Догматы и Каноны (творчество Догматов – исключительная Божественная прерогатива Церкви) – и христианин, ими руководствуясь, строит свою жизнь. Живя в Церкви и питаясь ея Таинствами, каждый христианин получает свой личный, индивидуальный религиозный опыт. Сравнивая этот личный опыт с соборным многовековым опытом святых (конечно, не по «Многообразию религиозного опыта» Джемса, не имеющего никакого представления о чистом духовном религиозном опыте, а по житиям святых и по творениям свв. Отцов Церкви), – христианин получает возможность приобщиться к подлинному абсолютному знанию, к духовной мудрости христианской Истины. Ибо вера – есть лишь временный необходимый пропедевтический метод (путь), ведущий к опыту Богообщения, через который она (вера) превращается в чистое, подлинное, истинное, высшее, цельное и полное знание, вследствие непосредственного созерцания самой Истины!

Жизнь христианина – прагматически оправдывает все положения его веры и с помощью Св. Духа превращает их в знание христианской Истины. В свете этой Истины – солнца Христовой Любви – бледнеют и гаснут все отраженным или призрачным светом мерцающия «знания», полученные иным, кроме Христа, путем!

В Царстве Небесном, которое по словам Спасителя, «внутри вас есть», и которое, вследствие этого, начинается у христианина «стяжанием Св. Духа» уже здесь, на земле, – нет нужды ни в научном, ни в философском знании. «Верующему все возможно». «Верующий в Меня, дела, которые творю Я, и он сотворит, и больше сих сотворит» (Ин. 14:12).

Чем сильнее, глубже, чище и цельнее у человека вера в Бога и любовь к Богу – тем больше, глубже, крепче и яснее, с помощью Богообщения, он познает сущность всех явлений мира и перестает нуждаться в практической помощи научного и теоретической помощи философского знания.

Ибо ходящему по водам – уже не нужна физика; претворяющему воду в вино – не нужна химия; воскрешающему мертвых – не нужна биология, а «стяжавшему Духа Святого» – самой жизни Подателя – уже ничего больше знать не нужно.

Резюмируя все выше сказанное и выражаясь философскими терминами, можно сказать следующее.

Абсолютная истина, без помощи Божией – трансцендента человеческому сознанию. Имманентной же она становится только при наличии Божественного Откровения, человеческой веры в это Откровение и непременной помощи Св. Духа в деле усвоения верой Откровения.

Научное знание – принципиально относительно; основной метод его – научное сомнение. Отказ от относительности и от сомнения – делает его ненаучным!

Религиозное же знание христианской истины – принципиально абсолютно; основной пропедевтический метод его – религиозная вера.

Поэтому научное знание может выражаться только в гипотезах («законы природы» – суть лишь наиболее вероятные гипотезы). Религиозное же знание, и только оно, может выражаться в догматах.

Проблема религии и науки – подобна проблеме Церкви и Государства.

На земле и науки и государства будут существовать из-за духовной человеческой немощи.

В Царствии же небесном, путь к которому начинается уже на земле, – и науки и государства упразднятся!

Проф. И. М. Андреев

Несколько уточнений «в защиту науки»

Комментарий М.В. Назарова

Позволю себе небольшое личное примечание к этой ценной статье глубокого церковного автора, используя его отдельные важные цитаты из первой половины статьи, уточняемые затем ближе к ее концу.

Эту статью Иван Михайлович писал в полемике с современными учеными-атеистами в области естественных наук, сторонниками безконечного прогресса, и с этой точки зрения его суждения в первой части статьи верны, но порою кажутся слишком обобщающими и категоричными. Ибо среда ученых не состоит из одних лишь атеистов-прогрессистов, но и глубоко верующие люди служат Богу в своих научных профессиях, которые к тому же не исчерпываются лишь естественными науками. Но даже в отношении к естественникам весьма спорным выглядит тезис: «Наука и абсолютная истина – две вещи несовместные и несоизмеримые!».

Полагаю, что это суждение вызовет несогласие у многих моих знакомых и собратьев по Церкви, в числе которых есть видные признанные ученые.

Тем более что известны работы на эту тему других видных религиозных писателей, например, С.Л. Франка, о том, что «наука и религия не противоречат друг другу». Они не только совместимы, но и дополняют друг друга. Ибо наука изучает то, как устроены мiр и человек, а религия – для чего, с какой целью.

Разумеется проф. Андреев прав в том, что «Одне науки, сколько бы их ни изучал человек, никогда ни на иоту не приблизят его к Истине, как все проблемы плоскости не могут разрешить ни одной проблемы пространства!». Но «никогда ни на иоту» – всё же преувеличение, ибо скольких ученых их науки именно приблизили к Богу через постижение его великой и до конца не постижимой Премудрости! «Ибо невидимое Его, вечная сила Его и Божество, от создания мiра через рассматривание творения видимы» (Рим 1:20).

Путь науки – «безцельный путь в дурную безконечность», но только в том случае, если зацикливаться на материальной стороне рационального познания. А это свойственно далеко не всем ученым. Человеку присуща также и потребность духовного познания смысла мiра. И упомянутое душевное стремление к «чистому знанию» – это уже ступенька к духовному знанию.

«Чистым эмпириком может быть только животное» – сказал Гегель. Согласимся с тем, что «Человек, превращенный в такое животное, человек, загипнотизированный пропагандой «научного прогресса», человек-фанатик, слепо верующий в пустоту – может видеть смысл и цель жизни в науке, иллюзионируя и галлюцинируя в течение всей своей жизни в процессе создания бредовой системы так называемого «научного мировоззрения"».

Такой человек-животное своим отношением к науке даже «может содействовать (если это попустит Бог) ускорению умирания жизни на земле («распадению реальности») – например, разложением атома». И в наше время очень много таких опасных ученых, под соблазном сатаны попирающих запрет Бога на самостоятельное, безбожное вкушение плодов с Древа познания и своими открытиями облегчающих господство сатаны над человечеством.

С другой стороны, «чем больше человек, жаждущий истинного знания и духовной мудрости, пьет из источника науки, тем он больше жаждет», – верно отмечает проф. Андреев. Эта жажда и приводит многих к Богу, поскольку «человек с духовными запросами только [материалистической] наукой жить не может!». Так человек устроен Богом.

Ведь «если абсолютной истины нет, то жизнь не имеет и не может иметь никакого смысла и никакой цели! Абсолютная Истина должна быть, и я во что бы то ни стало хочу ее познать!! – с этого волевого акта (воли к Истине) начинается духовная жизнь человека. «Весь мир оправдан должен быть, чтоб можно было жить!»...»

Разумеется, прав проф. Андреев и в том, что «истина может быть познана только через Откровение Бога людям», а не собственным гордым умом. И, к счастью, это Откровение Божие людям дано, записано в Священном Писании, осмыслено в Священном Предании и доступно всем, в том числе ученым, у которых возникает жажда Истины.

И сам автор приходит к логичному выводу, наконец:

«Вера и знание в духовно-здоровой душе не могут никогда мешать друг другу. Наоборот, вера всегда содействует знанию в критические минуты его деятельности, помогая познавать «непостижное уму»!.. Только поверхностное знание (лишенное самокритики) – удаляет от Бога, углубленное же знание всегда приближает к Нему... И только при поверхностном знании встают мнимые противоречия между верой и знанием, между религией и наукой. При углубленном же знании эти мнимые противоречия исчезают без следа. Вот почему величайшие ученые и философы всех времен и народов верили в Бога...

Широкое глубокое научное и философское образование не только не препятствует вере в Бога, но облегчает ее, ибо весь арсенал подлинных достижений научно-философской мысли является естественным апологетическим материалом религиозной веры. Кроме того, часто честное знание имеет методологические возможности вскрыть извращения веры и обличить суеверия...

Воля к истине – есть начало пути к Богу. Путь этот (метод Богопознания) – длителен, труден, узок и скорбен!..»

О таком своем трудном личном пути к вере, к чему меня с юности побуждал какой-то встроенный в меня Богом «моторчик», я недавно уже написал, приступая к своим воспоминаниям: «Сова Минервы вылетает в сумерки...» Опыт философской автобиографии (июнь 2020).

И еще прав проф Андреевский в том, что одной только «воли к Истине» не достаточно. «Дело в том, что человеческая вера оказывается действенным методом Богопознания только в том случае, когда ей ответно помогает Сам Бог!». Помогает в конкретной жизни, не нарушая свободу воли человеческой, но создавая жизненные ситуации, в которых требуется выбор, и тем самым облегчающие его. Полагаю, что именно Он, Господь, очень терпеливо помогал и мне в этом уже одним Своим существованием, с необходимостью осмыслить которое, то есть понятие Бога, мне в конце концов пришлось столкнуться в попытках своих философских «изобретений велосипеда». И помогли в этом Богу и мне такие авторы РПЦЗ, как проф. И.М. Андреев.

Он прав также и в том, что обретенное правильное мiровоззрение – не повод для гордости собой и тем более – для мнения о непременной верности и безгрешности своих суждений.

«В разные моменты духовной жизни человека – различна степень усилия воли к истине, различна степень чистоты сердца, различна степень целомудрия ума, различно качество гармонии этих духовных способностей, различна степень ясности «голоса совести» и, наконец, различен характер Божественной помощи и, в зависимости от него, – степень «стяжания Св. Духа»... Поэтому, вера не есть неизменное состояние, а наоборот, постоянно меняющееся в разные моменты жизни человека. Этим и объясняются колебания нашей духовной жизни, приливы и отливы ея...».

Жить в согласии с Истиной человеку очень трудно в современном мiре, «во зле лежащем» и всё более охватываемом злом. Чтобы ясно видеть границу между добром и злом, не утонуть в до конца не постижимом океане «научного познания» и точно различать духов, да и просто трезвомысленно отделять желаемое от возможного, без впадения в утопии, – это требует постоянного усилия в опоре на Божию помощь с ее призыванием.

Михаил Назаров