1.11. В д. Вахрушеве
Я приехал к о. Иоанну Малевинскому; через полчаса мы были в д. Вахрушеве, – самой обильной староверами в Беседнинском приходе. Очень расторопный старшина Никанор Степанов еще раньше оповестил народ, – так что, когда я приехал, нас уже ждали. Набралась полная изба народу. В 5 часов начали беседовать и беседовали до десяти.
Из пришедших на беседу старообрядцев больше других говорил Гаврила Федулов; из православных же мне помогал читать Александр Васильев, хорошо грамотный мужик. Священник говорил про него, что он умеет давать отпор староверам.
Началась беседа с чтения «Христос воскресе» по Иовлевской Триоди. Были показаны и разночтения (как и в Красном). Было показано «Верую» по старопечатным книгам без слова «истинного» в 8 члене. – Все это показывалось решительно всем грамотным, чтобы убедились собственными глазами, что и в старопечатных книгах есть то самое, из-за чего отделяются от нас староверы. С речи о числе просфор мы перешли к рассуждению о таинстве причащения и о вечности церкви. И здесь повторилось обычное явление: с большой неохотой говорили об этих предметах, – все хотелось повернуть разговор на перстосложение. Но я не хотел оставить главного для менее важного, и не давал своим собеседникам слишком сбиваться в сторону. За это меня не замедлили обличить в том, что будто я не даю им говорить. Но я отвечал: «Дойдет очередь и до перстосложения: успеем, – времени много». И они ворочались к нелюбимому предмету беседы. Медом их не корми, дай о перстах потолковать; но я не люблю о перстах толковать, потому что эти персты – самое больное место во всем староверье. Я всегда стараюсь оставить речь о перстосложении под конец беседы, потому что тогда слушатели, убежденные уже в неправильности мнений староверов относительно других предметов, способнее понять и запутанное дело о перстосложении... В Вахрушеве, однако, речь не дошла до перстов, потому что собеседники мои, не желая разговаривать о церкви и таинствах, ушли, наперед переморгнувшись друг с другом.
Интересного запомнилось мне вот что. Когда шла речь о вечности церкви, читалось по Благовестному Евангелию толкование на 67 зач. от Матфея и мне пришлось объяснить изречение: «есть же и кождо нас церковь, храм Божий бывая» (л. 129). При этом один старик, именно упомянутый Гаврила, обратившись к своим, сказал: «А мне говорили, что он (т. е. я, миссионер) не признает, что человек есть церковь; а он, слышишь, прямо говорит, что каждый отдельный человек есть церковь Божия». Я, услышав, что они между собой разговаривают обо мне, сказал: «Гаврила! не верь, будто я говорю, что человек не есть церковь Божия».
– Теперь-то я и сам слышу, что ты говоришь; а то мне сказывали, будто ты опровергаешь это слово, что человек есть церковь Божия.
– Как же бы я стал отвергать это слово, когда вот в Благовестном Евангелии прямо сказано: «есть же и каждый из нас церковь Божия, храм Божий бывая»? Не иду я против слова, сказанного святыми отцами.
– Да и Апостол говорит: вы (т. е. христиане) есте церковь Бога жива, – прибавил Гаврила.
– Да, – говорю; но надобно знать, как и через что человек становится храмом Божиим. Он не сам по себе храм Божий; сам по себе он просто храмина. Когда же в него вселяется Бог, тогда, и только тогда, он становится храмом Божиим. После таинства крещения, христианин, сочетавшись с Христом и получив оставление грехов, запечатлевается печатью дара Духа Святого: «печать дара Духа Святого» говорит священник, помазуя новокрещенного святым миром. В человека вселяется Дух Святый, которого от Отца послал своей апостольской церкви Сын Божий, Господь наш Иисус Христос, и становится человек храмом Божиим. Но вот в чем горе наше, – часто мы этот храм Духа Святого повреждаем своими грехами. Случается часто, – и с кем не случается? – что этот наш храм телесный становится «весь осквернен», – как поется в церкви. Бог Отец, по заслугам Сына своего, воплотившегося ради нашего спасения, дал нам Духа своего Святого; но за нашу нечистую жизнь Он может отнять Его от нас. Надо молиться: «Господи, иже пресвятого твоего Духа в третий час Апостолам твоим низпославый, того, благий, не отыми от нас, но обнови нас молящихтися». Слышите: «не отыми»!... Отымет, – и станет человек не храм Божий, а просто храмина, либо еще хуже – храм духа злого.
Еще становится человек храмом Божиим, когда принимает в себя самого Христа – Его честное и пресвятое тело и животворящую кровь – в таинстве святого причащения. Сам Господь сказал: ядый мою плоть и пияй мою кровь во мне пребывает и Аз в нем. Сам Христос в тебе, когда ты приимешь Его в дом души твоей: значит, ты становишься Его храмом.
Рече Господь: аще кто любит мя, слово мое соблюдет и Отец мой возлюбит его, и к нему приидем, и обитель у него сотворим (Ин. 14:23). Вот, по слову Христову, кто еще удостоивается стать обителью Божией, – тот, кто соблюдает слово Христово...
Дай Господи и нам и вам быть храмами Божиими; дай Господи, чтобы и мы и вы соблюдали слово Христово, чтобы принимали Его самого в причащении и хранили нерушимо печать Духа Святого, данную нам в таинстве миропомазания! Но кто же так свят, что скажет: я соблюдаю всегда слово Христово, и Отец и Сын сотворили во мне свою обитель, и печать Духа Святого храню ненарушимо? Нам, грешным, одна надежда на Божие милосердие и на Его благодать. Когда Он сам повелевает нам отверсть двери нашего храма, да внидет в него, мы должны со страхом и трепетом, но и с любовью принять Его, а не бежать от причастия тела и крови Христовой, как делает поголовно вся несчастная беспоповщина, как делаешь и ты, дедушка Гаврила!...
Дедушка Гаврила не ждал, должно быть, такого поворота речи прямо к нему и с минуту не знал, что сказать. Потом высказал обычное у беспоповцев сетование на нынешнее горько плачевное время, когда не может быть на земле причастия. Но я вернулся к его положению, что церковь – человек.
– Вы часто говорите, что «церковь не в бревнах, а в ребрах», т. е., что не деревянная моленная (храм) – церковь, а люди – церковь. Так что ли?
Дед обрадовался, что напал на знакомые слова.
– Разумеется, говорит, не в бревнах, а в ребрах... Церковь – не стены и покров...
– Слушай: в Домшине стояла церковь деревянная, – были эти бревна, да сгорели – и нету этой церкви...
– То и мы говорим, что церковь – не в бревнах!
– А вот жил человек и умер... И ребра были, да потом истлели, как были бревна, да сгорели. Куда же церковь твоя делась?
Нужно было видеть лицо деда Гаврилы: эти очень простые слова произвели на него такое впечатление, что он заметался и не знал, что сказать. А я продолжал:
– Не говори же ты, дедушка, что церковь в ребрах. Подумай: как может случиться, чтобы ты, один человек, конечно, грешный, составлял собою святую соборную церковь? Да таких, как ты и я, много нас; а Церковь – единая. Это верно, что Церковь, в которую веруем, не состоит в бревнах; она в людях, – только не во всяких, а в верующих всему Христову Евангелию. Церковь-то, дедушка, не стены и покров, но вера и житие, не стены церковные, но законы церковные.
– Да ведь это же и мы говорим!... Удивился мой старик, опять услышав от меня давно им заученные речи.
– Я знаю, что вы давно это говорите... Но вот этих самых законов церковных у вас и не оказывается; этой самой веры, на которой стоит, и стояла, и будет во веки стоять церковь, у вас и нет почти. А о стенах пожалуйста не говорите, – стены есть и у нас, в нашей моленной, законно освященной и именуемой храмом Божиим, есть они и у вас, в вашей моленной. Как дому быть без стен? Наша моленная, или храм, называется и церковью; только не думайте, что мы в этот храм, в эту церковь веруем. Этих храмов много, – в каждом приходе по храму; а Церковь, в которую веруем, едина во всем свете. Одна Церковь, как один Христос. Христос – жених, а она – Его невеста. Соединяется церковь со Христом, когда каждая душа человеческая «сочетавается со Христом» в крещении и когда Христос входит в наше тело, как в храм, в таинстве святого приобщения. Вот она где – церковь; тут и ищи ее, дедушка: в крещении и в причащении. Увидишь ее и в других таинствах и молитвах; но в этих таинствах она виднее всего...
– Вот ты давеча сказал, что церковь стоит на вере. И мы на вере утверждаемся, – заметил Гаврила. У нас Петрова, Апостола Петра, вера.
– Стоите ли вы на Петровой вере, – в этом я немножко сомневаюсь.
– Мы как Апостол Петр веруем и на сей вере стоим!
– Почитаем, говорю, Евангелие «о Петровой вере». Однажды Господь Иисус Христос спрашивал у Апостолов, за кого Его народ почитает. Апостолы ответили: разно Тебя почитают, – одни за пророка Илию, другие – за Иеремию, третьи – за Иоанна Крестителя... А вы, спрашивает, за кого меня почитаете? – вы же кого мя глаголете Сыти, Сына человеческаго? За всех Апостолов дал ответ Петр: ты еси Христос, Сын Бога живаго. Вот это и есть Петрово исповедание, – вера Петрова, что Христов, Сын человеческий, есть не просто сын человеческий, но и Сын Божий. И действительно, на этой вере стоит церковь. И отвещав Иисус рече ему: блажен еси Симоне, вар Иона (блажен ты Симон, сын Ионы). Чем же блажен Петр? Спаситель объясняет: яко плоть и кровь не яви тебе... – ибо не люди явили тебе, что я Сын Бога живого. Этой вере, что Иисус есть Христос Сын Бога живаго, не от людей, плоти и крови, научился Петр: никто из людей не говорил Петру, что Иисус из города Назарета есть Божий Сын. Эта тайна веры нашей была сокрыта от людей, и не люди сделали эту скрытую тайну явной для Петра; не они явили, что Христос есть Сын Божий. Кто же? Плоть и кровь не яви тебе, но Отец мой, иже на небесех. Вот кто: Отец небесный открыл Апостолу Петру, что Христос есть Его Сын. Значит, это Бога Отца откровение, что Иисус есть Его Сын. Верно, что Иисус Христос есть Божий Сын? Верно, потому что об этом Петр Апостол узнал не от людей, а от самого небесного Отца. Тем-то и блажен Петр, что удостоился такого великого откровения.
Читаем дальше: и Аз же тебе глаголю – и Я же тебе говорю. Христос как бы так говорит: «что Я – Сын Бога живаго, это тебе сказал мой Отец; а теперь слушай, что Я тебе скажу. Первое откровение получил; теперь готовься выслушать второе: и Я тебе говорю: ты еси Петр, и на сем камени созижду церковь мою, и врата адова не одолеют ей! Удостоился Петр Апостол слышать и это великое откровение Бога-Сына, что создает Он свою церковь, которую не одолеют врата адова. Это хорошенько запомните, что здесь, на этой одной странице Евангелия, записаны подряд два откровения: первое, что Иисус есть Христос Сын Бога живаго; второе, что на Петре (на его вере, толкуют св. отцы) создает Он свою церковь, неодолимую даже адскими вратами. Если бы между христианами нашелся такой, который сомневался бы, Сын ли Божий Христос, такой христианин плохо, бы веровал в откровение Бога Отца, которым Он удостоил Апостола Петра, – откровение, что Христос есть именно Сын Божий. Если бы какой христианин сомневался, вечна ли, неодолима ли церковь Христова, тот показал бы, что он плохо верит самому Христу, который удостоил Петра, а через Петра и нас, своего свидетельства, что неразрушима и неодолима Его церковь.
Как верно, что Христос есть Божий Сын, также верно, что неразрушима, неодолима Его церковь. Поняли ли вы, что нельзя быть христианином, не веруя в вечность Христовой церкви, потому что эта наша вера точно также, как и вера, что Христос – Сын Божий, не от людей, не от «плоти и крови», но от самого Господа нашего Иисуса Христа, Сына Божия. – Мы веруем, что есть эта церковь, которую Христос создал на Петровой вере. Не может быть, что б ее не было! Есть она, стоит этот «столб и утверждение истины», и нет такой вражеской силы, чтобы могла сокрушить эту Христову крепость... Ты пойми, что Христос предвидел, что у церкви будет борьба с вратами адовыми; но Он предсказал, что не одолеют они ее. И мы спокойны: никто не может сокрушить церковь, – она неодолима даже от врат адовых.
Было прочитано по Благовестному Евангелию толкование на это место (Мф. 16:18).
Случилось на беседе, между прочим, и вот что. Читалось Евангелие, кажется о причащении. Один мужичок надел вдруг картуз (а весь народ в комнате без картузов) и стал выходить, и на ходу крикнул: «Ври больше!...» Старшина было кинулся за ним; но я остановил его. После Дмитрия Ананьева можно было и это перенести. Тоже христианин, а такие речи говорит!..
Семен Андреев, который в Губине на Георгиев день разговаривал со мной, достоял молча всю беседу до конца.
Когда она кончилась, некоторые женщины пожелали поцеловать Евангелия, бывшие у меня для беседы. Я, разумеется, охотно дал им приложиться к святой книге, которой, к сожалению, не вполне верят староверы.
На другой день я уехал в Вологду. Домшинский церковный староста и отвез меня. Благодарю его.