Е.Г. Сойни. Побег в Финляндию Юрия Бессонова

В 1928 г. в Париже был опубликован роман Юрия Бессонова «26 тюрем и побег с Соловков», повествующий о побеге пятерых узников Соловецкого лагеря в Финляндию. Роман принес автору ошеломляющую известность и, в то же время, вызвал тревогу в чекистских кругах. Это было первое художественное произведение о жизни заключенных в Соловецком лагере. «Я этому парню верю, так не врут», – сказал Р. Киплинг, прочитав перевод романа Бессонова. Киплинг был единственным, кто поддержал Ю. Бессонова в тот момент, когда видные писатели Европы заявляли, что «Побег с Соловков» – это клевета на молодое Советское государство¹⁴⁸. Поездка А.М. Горького на Соловки и была организована с целью замять международный скандал, а сам роман Бессонова исчез из многих библиотек.

Юрий Дмитриевич Бессонов, сын генерала царской армии, родился в Петербурге в 1891 г. После окончания гимназии, два года учился в художественной студии в Париже, а, вернувшись, окончил кадетское военное училище в Петербурге в 1908 г. и Николаевскую кавалерийскую школу в 1910-м. После революции, примкнул к корниловцам, с которыми участвовал в походе на Петроград. В 1918 г. был арестован. Заключение Ю. Бессонов отбывал на станции Плесецкая, откуда ему удалось бежать на Северный фронт, в войска под командованием генерала Миллера. После поражения армии Миллера в 1920 г., Бессонов пробовал бежать в Финляндию, но, вместе с другими белыми офицерами, был схвачен и доставлен в петрозаводскую тюрьму. После нескольких амнистий, Ю. Бессонов был вновь арестован и заключен в Соловецкий лагерь, обвиненный за контрреволюционную деятельность. Оказавшись в одной рабочей роте, Юрий Бессонов, Матвей Сазонов, ингуш Созерко Мальсагов и поляк Эдвард Мальбродский договорились о побеге в Финляндию. Пятый – Василий Приблудин – примкнул к группе беглецов совершенно случайно. Мальсагов, занимавшийся среди заключенных распределением на работы, поставил кубанского земледельца пятым в бригаду по заготовке метел.

18 мая 1925 г., разоружив двух конвоиров, бригада отправилась в путь через леса и болота. Пройдя за 35 дней около 400 верст пути под неожиданным июньским снегом, без карт и продуктов, переплыв через порожистую реку, бывшие соловецкие узники пересекли финскую границу. С тех лет сохранились два фотоснимка Ю. Бессонова. На первом – потомственный дворянин, «лицо овальное, глаза синие, нос прямой», снят сразу же после побега с Соловков в июне 1925 г., еще голодный и изнуренный, на другом – он уже при костюме, с модной прической перед отъездом, на сей раз, во Францию.

Первые финны, встретившиеся беглецам после пересечения границы, были крестьяне Вихтаваара, которых бывшие узники тут же «ограбили». Впрочем, это было, скорее, недоразумение, чем грабеж, напишет в заключении рапорта начальник полиции Куусамо лейтенант Шенберг. Беглецы хотели купить еды и предложили крестьянам деньги. Иивари Вихтаваара, не знавший русского языка, не понял, чего от него хотят. И советских денег не взял, и еды не хотел давать. Обед пришлось добывать силой, он мог бы сослужить плохую службу беглецам, если бы не благородство начальника полиции, оказавшегося добрым малым и не открывшего на соловчан уголовного дела. В отчете финской полиции этот эпизод с «покупкой» продуктов и советскими деньгами занимает солидное место. Лейтенант Шенберг с юмором пересказывает показания Ю. Бессонова, открыто занимая сторону беглецов: «Сначала они спросили у хозяев, где находятся, но те, не зная ни слова по-русски, ничем помочь не могли. Попытались объяснить, что голодны. Хозяева снова ничего не поняли. Хозяйская дочка выскользнула из дома и побежала к соседям. Они сильно испугались, что она донесет на них красноармейцам. Тогда они быстро собрали все, увиденные в доме, продукты и ретировались... В свое оправдание, допрашиваемый приводит, тем не менее, следующие доводы:

Они не знали, где находятся – в России или в Финляндии;

Продукты были все полностью использованы, а члены группы крайне истощены;

Хозяева дома их не понимали, хоть лопни.

Они оставили в доме все, имевшиеся у них в наличии, серебряные и медные деньги (всего 45 копеек). Рассказчик говорит, что попытался объяснить хозяйке, что они не большевики, и в подтверждение показал, висящий на шее, медальон, на котором была изображена Богоматерь ... Из знакомых, живущих в Финляндии и могущих удостоверить его личность, называет полковника Оскара Вилкмана (Вилкама)»¹⁴⁹.

Сослуживец Бессонова – бывший царский офицер Оскар Вилкама в 1920– х гг. был уже в чинах, находясь на должности военного коменданта г. Хяменлинна. Из финской тюрьмы, где беглецы ожидали решения своей участи,

Ю. Бессонов отправил письмо своему другу: «Дорогой Оскар, я нахожусь сейчас в крайне тяжелом положении... я выгляжу разбойником с большой дороги. Моральное истощение от тюрем, постоянного бегства от преследования, как у загнанного волка. Ужасная нервотрепка. Сильные впечатления, и теперь вот реакция – полное отсутствие сил. У меня к тебе следующая просьба – чтобы у меня при содействии какой-нибудь организации – государственной ли, Красного Креста или какой-нибудь другой, или с твоей помощью, или с помощью твоего брата (я помню его еще с клубных времен, думаю, что и он помнит меня) была бы возможность отдохнуть где-нибудь в больнице или пансионате. Мои запросы на данный момент ограничены одним литром какао, килограммом белого хлеба, отбивной котлетой на обед и отдыхом в кресле, в течение двух месяцев. В этом и заключается моя главная просьба... По прошествии стольких лет, ты, естественно, не сможешь дать мне положительной характеристики. Но я этого и не прошу. Единственное, что я хочу, чтобы ты подтвердил, что я, действительно, являюсь Бессоновым, который служил с тобой... Я бы очень хотел встретиться с тобой и поговорить о жизни... Принимаешь ли участие в конных состязаниях? В каких? Сколько лошадей?»

Неизвестно, удалось ли Бессонову воплотить в реальность свои «ограниченные» пожелания. Друг ответил, что занят в маневрах и ничего не сможет сделать, для Бессонова. Письмо Оскару Вилкама было отправлено 6 июля 1925 г., т. е. после первых двух недель пребывания Бессонова в Финляндии. Бессонов еще полон иллюзий о западной жизни, о свободе, о благополучии. А вскоре на него начнут писать доносы. В одном из них, побег расценивался, как, совершенный по благословению ЧК, «ибо невозможно, пройдя столько большевистских тюрем и лагерей, все-таки суметь остаться целым и невредимым, и спастись в Финляндии». Бессонов тоже считает, что побег вряд ли был бы возможным, если бы не благословение – только не ЧК, а самого Господа Бога, ведь в спасение не верил никто. К слову, страницы, на которых писатель рассуждает о Боге, пожалуй, самые сильные в романе. Перед лицом смерти, человек без Бога ничего не стоит, «Бог и она» – вот кредо Бессонова.

По жанру, первые главы «26 тюрем...» – авантюрный роман с широким показом северных тюрем первых послереволюционных лет, с ярким описанием уголовного мира, с занимательным повествованием о любви главного героя к красавице чекистке. Во второй части происходит, как бы, смена жанров. Вместо пестрящих картин уголовного быта, бесконечно хлопающих тюремных дверей, перед читателем возникают сдержанные пейзажи Вологодчины, Карелии, Финляндии; уголовный фольклор уступает место нравственно-религиозным размышлениям главного героя. Это уже этико-философская проза с ее обращением к Доброму и Вечному.

Разочарование настигает главного героя «26 тюрем...» уже на, так называемой, свободе. «Свобода!.. Но в лесу я ощущал ее острей». Разочаровывают героя газеты, полные мелочными выяснениями отношений: «Все было тут не то. – Тут важно было победить друг друга». Разочаровывает эмиграция: «Они все ссорятся и думают – за ними вся Россия. За ними – ничего. Так, по три человека... Уж, конечно, не Россия». Разочаровывает то, что с Запада не видно России: «И вот я здесь... Нет Соловков, не видно России... Не видно отсюда и ее зари».

Рваный лаконичный стиль Бессонова, напоминающий военную прозу Э. Хемингуэя, обжигает. Это не столько словесное искусство, сколько горячее дыхание, стук сердца: «Границу ждали, ее хотели... Придирались ко всякому признаку... Вот широкая просека... И хочется верить... Граница это или нет?» Юрий Бессонов мастерски описывает резкую перемену, произошедшую с беглецами, полными мистических сил, энергии и, главное, цели. Первое, что произошло «за границей», – это потерялась цель, исчезла энергия: «Странное ощущение. Цель достигнута, и инициатива больше не нужна... Стало, как-то, неловко, даже неприятно...»

Конечно, Бессонов удивлен, что финские рабочие одеты в синие теплые фуфайки и непромокаемые сапоги; колоритно, почти с физическим наслаждением описывает вкус рисовой каши с киселем, и художественно точно называет чашку кофе «бесцельной». Бессонов не скрывает противоречий, терзающих его душу, вроде бы, он на свободе, вроде бы, он должен быть счастлив, вокруг Финляндия, «все чисто, гладко... Очень хорошо». Но, буквально, через несколько строк после этого «хорошо», Бессонов восклицает: «Я весь был в будущем... Ну, а теперь? Мне тяжело... Невыносимо».

Негативное отношение Бессонова к эмиграции привело к тому, что книгу нечасто цитировали в русской зарубежной периодике, а некоторые симпатии к коммунистам и красноармейцам настроили против автора монархистов; в то же время, колоритное описание тюрем северной России: Петрозаводска, Вологды, Архангельска, Мурманска, захватывающие сцены перестрелок, бандитских налетов, грабежей и пьяных загулов, заставили чекистов конца 1920-х гг. сделать все необходимое, по уничтожению книги. Но в Финляндии книга была замечена. О ней доброжелательно писал преподаватель хельсинкского университета Валентин Кипарский в очерках «Финляндия в русской литературе». Имя Бессонова стояло рядом с именами Н. Гумилева и А. Ахматовой.

Вероятно, все пережитое по обе стороны границы и, может быть, разочарование в самом результате побега, привело Бессонова к мысли о том, что в материальном мире нет никаких ценностей, за которые стоит бороться. Как его герой в «26 тюрьмах...», бывший рубака, зэк, пришел к постижению высоких законов нравственности, так и сам автор посвятил свою жизнь служению Богу. В 1942 г., в Париже, в разгар мировой войны, он обращается ко всем православным христианам в книге «Партия сильных» с молитвой об объединении: «Наш лозунг не разъединение, но соединение. Мы широки во Христе и от сердца тянем руку нашим братьям».

Побег в Финляндию сделал Бессонова знаменитым, определил его дальнейшую судьбу, но, в то же время, отнял у Бессонова жизненные силы, порвал все связи с Родиной. Стоило ли бежать? Этот вопрос не раз вставал перед писателем.

Из Финляндии в 1926 г. Ю. Бессонов перебрался во Францию, открыл художественный салон на Монмартре. Умер Юрий Дмитриевич Бессонов в конце 1950-х гг. и похоронен на русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем.

Друг Ю. Бессонова по побегу, бывший офицер царской и, затем, Добровольческой армии, Созерко Мальсагов, автор документальной книги «Адский остров» (1926), после окончания войны обосновался в Англии. Умер в 1976 г. Коммерсант Эдвард Мальбродский, и сын настоятеля церковного прихода Матвей Сазонов выехали из Финляндии в Польшу, а вот судьба кубанского казака, уроженца станицы Староминской Василия Приблудина, даже не подозревавшего, что ему придется участвовать в побеге, пока остается неизвестной. Впрочем, за человека с такой фамилией можно быть спокойным.