III. Взаимные отношения колен израильского народа от поселения его в Ханаане до царствования Соломона

Со времени поселения Израиля в ханаанской земле на разъединение его политической жизни действуют уже две причины: характер самого народа, склонный к разъединению, и благоприятствующая разъединенной жизни поверхность Ханаана. Естественным следствием этого может быть и действительно является более резкое, чем прежде, разъединение в жизни народа. Но это совместное действование двух причин на произведение одного и того же следствия, усиливая последнее, затрудняет ясное и отчетливое представление о степени влияния каждой из них в отдельности, о том, что именно в дальнейшей истории разъединения можно объяснять из одной, и что из другой причины. He разграничивая точно, а лишь замечая иногда влияние страны и характера самого народа на разъединение, проследим с точки зрения разъединения взаимные отношения колен израильского народа на почве Палестины до царствования Соломона, подготовившего окончательное разделение еврейского царства.

В истории этих отношений можно различать два периода: период судей и период царей. В первом преобладает общее разъединение колен. Разделение их на две половины проглядывает и здесь, но оно не наступает так резко, как в период царей. В этот последний период ослабевает общее разъединение, но усиливается разделение на две половины; обе половины становятся иногда даже в решительную противоположность одна другой, хотя и теперь половины эти не вполне те, какие образовались при разделении царства по смерти Соломона. Такое различие в отношениях колен между собою в тот и другой период мы объясняем так. В период судей колена живут так, как им самим живется, определяются в своих взаимных отношениях родственными отношениями и естественными условиями страны. Отсутствие стремления со стороны какого-либо отдельного колена или лица к подчинению себе других не вызывает и сопротивления этому стремлению и противоположности между коленами. Правда, колено Ефремово заявляет стремление к первенству и даже преобладанию уже в период судей и вызывает уже в это время сопротивление себе, приводящее иногда к междоусобной войне; но это его стремление простирается отчасти на колена близко с ним родственные, заявляется им во времена народных бедствий и ни в каком случае не может быть выставляемо, для времени судей, как причина разделения колен на две половины по противоположности. Оно может быть и даже должно быть приводимо в качестве причины разделения, но лишь настолько, насколько оно объединяло, связывало интересы других колен с интересами колена Ефремова, и чрез то устраняло или заставляло забывать другое сильное колено, которое могло иметь, по своей силе, влияние на другие колена, но которое и само уклонялось от общей жизни колен. В       период царей отношения колен обусловливаются уже не их только взаимными симпатиями; царская власть требует подчинения себе от всех колен одинаково, при непримиренной еще розни колен может натолкнуться на противоречия и чрез то прежде естественное разъединение довести до крайней противоположности; причем на образование тех или других групп колен должны сильно влиять предшествовавшие взаимные отношения колен, а при полном разъединении этих групп в самостоятельные единицы должны получить свое значение и естественные границы страны.

Общая потребность – иметь почву для своего поселения и общая цель – завоевать таковую и великие личности Моисея и Иисуса Навина объединяют израильские колена в одно целое в первые годы завоевания Палестины. При Иисусе Навине всею своею массою ходит Израиль вдоль и поперек по Ханаану, все подчиняет себе и разрушает, не встречая нигде сильного сопротивления, и снова возвращается к своему главному лагерю при Галгале (Нав.8:1,3; 10:7,43; 11:7). Но удовлетворена первая настоятельная потребность, приобретена, хотя и не вполне, почва для поселения, и единодушие народа ослабевает. При разделении страны обнаруживаются стремление к захвату со стороны одних (Числ.32; Нав.17:14–18) и безучастие и равнодушие со стороны других (Нав.18:3). С течением времени, в период судей, разъединение колен еще более усиливается. В это время не стоят во главе народа такие авторитетные лица, как Моисей и Иисус Навин. И одна общая цель не объединяет колен. Каждое колено должно само очистить от прежних жителей свой участок, и в этом оно находит для себя достаточно дела, чтобы не интересоваться другими. Колена живут отдельно и независимо одно от другого. Попытка вмешаться в чужое дело без приглашения приводит к междоусобиям (Суд.12), и одно колено (Вениаминово), очевидно, из сознания своей самостоятельности и независимости от кого бы то ни было, вступает в борьбу даже со всем Израилем на защиту заведомо неправого дела, учиненного в одном из его городов (Суд.19–21). Разъединение идёт, быть может, еще далее и грозит опасностью самому коленному устройству Израиля, выдвигая на его место свободные союзы городов. ¹⁵⁵ Правда, часто повторяющиеся в период судей порабощения Израиля со стороны окрестных народов объединяют интересы его и выдвигают во главу его отдельные личности. Но такое объединение не полное, и авторитет таких лиц ограничен. ¹⁵⁶ При господствующем разъединении колен притеснение или порабощение одного колена или нескольких колен касается собственно того или этих; другие колена мало интересуются их тяжелою судьбою. Поэтому и освободитель от рабства является большею частью из колен, порабощенных и из них же набирает и армию своих сподвижников. ¹⁵⁷ Другие колена или отдельные лица из них являются к нему на помощь не по предписанию какой-либо общей власти, a по просьбе и по возбуждению от него или пламенною речью или другим каким-либо образом (Суд.4:6; 6:34). Это в собственном смысле слова добровольцы, принимавшие к сердцу страдания других. Понятно само собою, и высокое уважение после победы такой освободитель получает, прежде всего, среди колен, им освобожденных, и на них, прежде всего, простирается его, иногда, несомненно, большое влияние. Так порабощение нескольких колен одним и тем же врагом соединяет их и для его отражения. Более частое порабощение одних и тех же колен общим врагом должно соединять теснее между собою эти колена. При этом возможно, что то или другое колено, как более сильное и деятельное, занимает в отношении к другим более видное место и некоторым образом господствующее положение; напротив, другие колена, более свободные от порабощения со стороны врагов и потому менее нуждающиеся в помощи и содействии со стороны других колен, могут вести жизнь более самостоятельную и более обособленную от других колен. Так действительно и происходит в период судей. При всеобщем разъединении колен и стремлении их к возможному ограждению своей самостоятельности все-таки, благодаря отчасти и вышеприведенной причине, образуются более или менее сплоченные между собою группы, состоящие из нескольких колен. Насчитывают таких групп для всего израильского народа четыре. Это: 1) заиорданские колена; 2) Иуда с Симеоном; 3) Ефрем с посюсторонним Манассиею, Вениамином (Суд.5:14) ¹⁵⁸ и, вероятно, Даном (Суд.1:34,35) и 4) северные колена – Иссахар, Завулон, Неффалим и Асир. ¹⁵⁹ Первая из этих групп находится на восточной стороне Иордана; остальные три лежат на западной его стороне и соответствуют, хотя не вполне, трем частям, на которые обыкновенно делится эта страна. Не входя в определение взаимного отношения колен, составляющих ту или другую группу, мы должны для своей цели сказать о взаимных отношениях самых групп.

Самое резкое разделение страны, занятой Израилем, представляет, как мы говорили, Иордан со своею, имеющею вид провалившейся бездны, долиною: он делит её на две половины, – восточную и западную. Обе эти половины составляют сами по себе самостоятельные области, обозначаемые у Израиля своими особыми именами. В многочисленных местах Писания, где имя Ханаан прилагается к стране, оно означает страну к западу от Иордана и даже исключает страну к востоку от него. Авраам получает от Бога повеление идти в землю, которая ему будет указана (Быт.12:1), идет, во исполнение этого повеления, в землю ханаанскую (11:31), и приходит в нее, т. е. в страну между Средиземным морем и Иорданом (12:5,6), где и живет. Сыны израилевы, рассказывается в книге Исход, ели манну сорок лет, пока не пришли в землю обитаемую,.. к пределам земли ханаанской (Исх.16:35); a по книге Иисуса Навина манна перестала падать уже после перехода Израиля чрез Иордан и после совершенной им на западном его берегу пасхи (Нав.5:11,12): Иордан составляет, таким образом, восточную границу земли ханаанской. Границы земли ханаанской определяются точно в книге Числ таким образом, что восточная граница её именно Иордан (Числ.33:51–54; 34:2,11,12; 35:10). Стране ханаанской на запад от Иордана противополагается страна Галаад к востоку от него (Числ.32:29,30,32; Нав. 22:9–11,25,32). Эта страна ханаанская, т. е. страна к западу от Иордана, между ним и Средиземным морем и есть собственно, по первоначальному намерению, страна, обетованная в наследство Израилю. Правда, по древнейшим обетованиям границы земли, которую должны были занять со временем израильтяне, весьма широки. Так Аврааму дается такое обетование: «потомству твоему даю Я землю сию, от реки египетской (Нила) ¹⁶⁰ до великой реки, – реки Евфрата» (Быт.15:18). Это самое первое обетование с более определённым указанием, нужно заметить, самых широких границ земли потомству Авраама. Несколько точнее, но в такой же широте указываются границы обетованной земли в книге Исход. «Проведу пределы твои, говорится здесь, от моря Чермного до моря Филистимского и от пустыни до реки (LXX: του μεγάλου Εΰφράτου. 23, 31), т. е. от Красного моря, именно Эланитского его залива, чрез пустыню до Средиземного (Филистимского) моря, там, где оно омывает берега самой южной части Палестины, и от пустыни, т. е. синайской, по которой проходили израильтяне по выходе из Египта, до реки Евфрат на востоке. ¹⁶¹ Это самые широкие границы, указываемые для страны поселения израильтян, и не столько реальные, сколько идеальные. Правда, потомство Авраама не чрез Исаака и Иакова только, но и чрез Измаила и сыновей Хеттуры и Исава заняло страну именно в этих границах; но израильтяне никогда не занимали всей этой области для своего поселения. В самый цветущий период своей истории, во дни Давида и Соломона, они распространили на нее и то конечно не в полном её объеме лишь свое политическое господство, или, быть может, точнее свое влияние (2Цар.8; 3Цар.4:21 ср. 2Пар.9:26). ¹⁶² И это господство, и это влияние, а не самое поселение в этих границах имеют в виду те два обетования. Эти обетования в этом их виде особенно замечательны. Они указывают, возможно, широкие границы могущества израильтян и именно самые крайние и самые естественные, к которым по необходимости должно стремиться могущественное государство, возникшее внутри их. Значение этих естественных границ для политического влияния внутри их хорошо выяснено Хвольсоном. Пелузий, при нильском рукаве того же имени, был, по его словам, естественными воротами в Египет, защищенный природою со всех других сторон, почему и указывалось место около него «кличем Египта». Когда Египет был слаб, он старался укрепиться в этом пункте, дабы не пустить врага в свою страну. Но во времена своего могущества он выступал за эти свои ворота и, не встречая значительных препятствий, стремился к Евфрату. Здесь при Тифсахе (по Библии, Тапсахе древних) и Каркемише (по Библии, Цирцезий древних, Киркилий арабов), при впадении Хабура в Евфрат, было два главных переходных пункта чрез Евфрат, которые составляли своего рода ворота в ассирийское и потом вавилонское царства. Египет старался запереть, таким образом, эти заевфратские царства в их собственной стране. В свою очередь заевфратские царства, усиливаясь, переходили Евфрат в указанных местах и стремились к обладанию Пелузием, чтобы запереть Египет в его собственных границах. ¹⁶³ История взаимных войн египетских фараонов с одной стороны и царей ассирийских и вавилонских с другой подтверждает это разительным образом. Понятно, что и сильное государство, образовавшееся между этими двумя границами, самою силою вещей вынуждено будет распространить свою власть и господство именно до этих естественных для него границ. «Если между Средиземным морем и Евфратом возникает могущественное государство, то оно и вопреки своему первоначальному намерению вынуждается, говорит Эвальд, подчинить эти страны (между Средиземным морем и Евфратом) своему единству». ¹⁶⁴ Таким образом, и самые широкие границы обетованной земли в тоже время и самые естественные для господства и влияния возникающего внутри их могущественного государства. Но эти широкие границы указываются именно только для господства и влияния, но не для поселения Израиля на всей земле между ними. Собственно для поселения Израиля указываются более тесные границы, и первоначально только страна между Иорданом и Средиземным морем. Об этом можно заключать из следующего. Уже в упомянутом нами обетовании Аврааму, где потомству его обещается земля от реки египетской до реки Евфрата (Быт.15:18), перечисление народов, населяющих эту страну, указывает, прежде всего, на страну между Иорданом и Средиземным морем: ибо хеттеи, ферезеи, аморреи, хананеи, гергесеи и иевусеи жили на западной стороне Иордана (Быт.10:19). Здесь же, именно в юго-восточном углу западно-иорданской страны жили, вероятно, и кенеи, кенезеи и кедмонеи. ¹⁶⁵ Исключение, хотя и неполное, представляют рефаимы, жившие во время Авраама, преимущественно на восточной стороне Иордана. Землею хананеев, хеттеев, аморреев, ферезеев, евеев и иевусеев земля обетованная называется и во время Моисея (Исх.3:8,17; 23:28). Это последнее описание её по народам, ее населявшим, из времени Моисея, не указывает её непременно в стране между Иорданом и Средиземным морем; потому что аморреи составляли тогда два сильных царства на восточной стороне Иордана (Числ.21:21–35; Втор.4:46–49), a землею хеттеев называется вся страна между Средиземным морем и Евфратом (Нав.1:4). Но прямое название земли обетованной в это время землею ханаанскою (Исх.6:4), чем обозначается, как мы уже говорили, страна к западу от Иордана, дает основание полагать, что под землею обетования Моисей и израильтяне его времени разумеют именно эту страну между Средиземным морем и Иорданом и выходят из Египта с намерением поселиться здесь. В связи с этим намерением стоит, конечно, первоначальное намерение Моисея вторгнуться в Ханаан с южной его стороны. Соглядатаи посылаются рассмотреть землю ханаанскую (Числ.13:18), проходят по стране между Иорданом и Средиземным морем (ст. 22. 23) и дают отчет об этой стране (ст. 30). Но намерение вторгнуться в Ханаан с юга не осуществилось. Израиль вынужден перейти обходным путем на восточную сторону Иордана. Но и здесь его намерение прежнее, – перейти чрез Иордан в страну к западу от него. «Позволь мне пройти землею твоею, говорили израильские послы от имени Израиля Сигону, царю аморрейскому, владевшему страною к востоку от нижнего течения Иордана; мы не будем заходить в поля и виноградники, не будем пить воды из колодезей (твоих), а пойдем путем царским, доколе не перейдём пределов твоих" (Числ.21:21,22). И только отказ со стороны Сигона удовлетворить просьбе Израиля заставил его завоевать его царство, – и потом соседнее с ним Ога, царя васанского (23–25, 33–35). Но и после этого намерение Моисея было вести всего Израиля за Иордан. Сыны Рувимовы и Гадовы, находя землю на восточной стороне Иордана годною для своих стад, просят Моисея не переводить их чрез Иордан (Числ.32:5). Эта просьба вызывает недовольство со стороны Моисея, вызывает именно тем, что они чрез это отвращают «сердце сынов израилевых от перехода в землю, которую дает им Господь» (32:7,9). И если бы израильтяне остались по ту сторону Иордана, то это было бы равносильно пребыванию их в пустыне (32:15). Земля ханаанская, как земля обетованная Израилю, и Галаад, как ей противоположная, особенно ярко выступают в рассказе о переговорах между Моисеем и сынами Рувимовыми и Гадовыми. Кажется, и сами израильтяне смотрят только на Ханаан, т. е. на страну между Иорданом и Средиземным морем, как на страну в собственном смысле обетованную. Из этого, кажется, воззрения выходят слова Финееса к заиорданским коленам. Доискиваясь причин построения ими отдельного жертвенника, он, между прочим, говорит им: «если земля вашего владения кажется вам нечистою; то перейдите в землю владения Господня, в которой находится скиния Господня, возьмите удел среди нас» (Нав.22:19). И, кажется, колена заиорданские опасаются, что их потомки могут быть исключены потомками посюсторонних колен от участия в почитании Господа, Бoгa Израилева, и в соединенных с ним благах, не столько потому, что Иордан был для них естественною границею между частями, хотя и равными, одной и той же земли обетования, но главным образом потому, что он, в их глазах, отделял собственно землю, обетованную их праотцам, от их земли, только позднее, – хотя и по особенному повелению Божию Моисею, – к той присоединенной (ст. 9). Таким образом, есть основания думать, что земля обетования, в собственном смысле, как земля для поселения в ней Израиля, лежит, по первоначальному намерению, между Иорданом и Средиземным морем и только позднее, благодаря известным обстоятельствам, границы её раздвигаются и на страну к востоку от Иордана.

И нужно сказать, это уклонение от первоначального намерения влечет за собою гибельные последствия для Израиля. Оно вызвано отчуждением от общего интереса и своекорыстием некоторых колен и имеют своим следствием дальнейшее их обособление. Уже первые поселенцы в заиорданской земле, те, которые жили и действовали доселе вместе со своими братьями, когда они должны были возвратиться в свою землю, болезненно сознают, что Иордан отделяет их от их братьев. Еще большее опасение возникает у них при мысли о своих потомках, которые и вырастут и должны жить вне такой тесной связи со своими братьями по сю сторону Иордана: две родственные половины одного израильского народа представляются им в будущем совершенно разъединенными и даже отрицающими свое родство и свое общее участие в Боге Израилевом. Чтобы предупредить эту опасность, более грозную для их потомков, отделенных от скинии Господней Иорданом, они и строят жертвенник или памятник Иегове на западной стороне Иордана: он должен свидетельствовать грядущим поколениям, что их предки составляли некогда одно целое с коленами, живущими на западной стороне Иордана, что они вместе с ними завоевали страну и потому, хотя сами и взяли для себя во владение страну к востоку от Иордана, однако, имеют полные права на одинаковое вместе с другими почитание Иеговы, Бога Израилева, и на участие в соединенных с этим благах. Но чего опасаются предки, то сбывается в большей своей части с их потомками. Их не исключают от участия в почитании Иеговы, – но, как и их предки, они сами исключают себя от участия в общей жизни Израиля и ведут жизнь более или менее отдельную. Иордан, естественная граница между областями, ими занятыми, становится границею и в их политическо-общественной жизни. В период судей разъединение проходит по всем коленам; но постигавшие их бедствия иногда объединяют более или менее почти все колена. Колена заиорданские и в этих случаях стоят вне связи с другими коленами. Так Рувим сидит между овчарнями, слушая блеяние стад, и Галаад (Гад) живет (спокойно) за Иорданом в то время, когда большая часть западных колен ведет войну с Иавином, царем асорским (Суд.5:16,17). Жители Сокхофа и Пенуела отказывают Гедеону в требовании им пищи для своих воинов, когда он преследовал разбитых им мадианитян (Суд.8:1–17). Правда, подпадая сами рабству, они ищут себе помощи у западных колен; но и эти не всегда им ее подают, как случилось то и другое во дни Иеффая (Суд.12:1,2). К концу периода судей общее бедствие, порабощение филистимлянами западных колен (1Цар.10:5; 13:3–5) и угроза порабощением, а быть может уже и действительное порабощение аммонитянами восточных (1Цар.12:12; ср. гл. 11), соединяет все колена израилевы в одном желании – иметь у себя царя. Под властию царей колена заиорданские составляют вообще одно целое с другими коленами. Но и в это время внутренняя жизнь этих колен течет руслом отличным от жизни других колен. Волны народных движений в Ханаане поглощаются бездною иорданской долины, или же разбиваются о скалы гор галаадских; заиорданские колена стоят вне их и дают убежище и приют тем, снести кого они угрожают. Здесь, на восточной стороне Иордана, именно в Маханаиме, основывает свою резиденцию разбитый филистимлянами царский дом Саула, в лице сына его Иевосфея (2Цар.2:8), и отсюда он восстановляет свою власть и над остальным Израилем, за исключением колена Иудина (9:10). Здесь и именно в Маханаиме находит для себя твердый пункт опоры Давид, снесенный народным волнением, возбужденным Авессаломом, его сыном, с лица Ханаана (2Цар.17:27–29). Здесь его военачальники разбивают войско Авессалома (гл. 18), и отсюда он возвращается опять в Иерусалим на свое царство над всем Израилем (19:15–43). После Саломона заиорданские колена входят в состав израильского царства, подвергаются особенно часто нападениям со стороны врагов и ранее посюсторонних отводятся в плен ассирийский (3Цар.22:3; 4Цар.8:28; 10:32,33; 15:29). Таким образом, жизнь этих колен, отделенных от других Иорданом, течет довольно отлично от жизни других колен, и судьба их внешняя тоже отлична, – более подвержена нападениям со стороны врагов.

Но при всем этом различии в жизни и при отделении такою резкою естественною границею, колена эти не составляют из себя целого самостоятельного и не порывают совсем своих связей и сношений с посюсторонними коленами. Чем объяснить это явление, довольно странное особенно в виду того, что колена по сю сторону Иордана распадаются на два самостоятельные царства и при менее резкой естественной границе между ними? He вдаваясь в излишние для нашей задачи подробности, ограничимся общим ответом на поставленный вопрос. Природа страны, занятой этими коленами, не представляет такого пункта, около которого, как своего центра, могли бы группироваться жившие здесь колена. ¹⁶⁶ Колена эти занимаются преимущественно скотоводством и в силу этого своего занятия должны вести жизнь более или менее подвижную, соединявшую в себе оседлость с перекочевками, – что не благоприятствует жизни, сосредоточенной около центра (Числ.32). А главное, колена эти чаще, чем другие, подвергаются нападениям со стороны врагов, менее других в силу своей разрозненности сильны для их отражения и потому по необходимости должны поддерживать связь с более сильными их посюсторонними коленами, чтобы в случае нужды получать от них помощь (Суд.12:2; 1Цар.11). Как бы то ни было, впрочем, не от этих колен выходит разделение еврейского царства на два самостоятельных царства, и не они одни сами по себе составляют одно из этих царств; они лишь присоединяются к одному из вновь образовавшихся, к которому ближе стоят по своему географическому положению и с которым стояли в более тесных сношениях в прежнее время, – именно к царству израильскому. Деление царства одного на два выходит от колен посюсторонних и по причинам, имеющим значение, прежде всего, для этих колен. Так мы переходим к речи о взаимных отношениях колен по сю сторону Иордана.

Ханаан, или страна по сю сторону Иордана, делится, как мы уже говорили, на три части, – северный, средний и южный Ханаан, или, говоря языком позднейшего времени, на Галилею, Самарию и Иудею. Эго деление страны проглядывает некоторым образом и в истории завоевания Ханаана Израилем при Иисусе Навине, как мы тоже говорили. Израиль проникает сначала в средний Ханаан и утверждается здесь (Нав.5–8); отсюда он вторгается в южный (г. 9–10) и наконец, завоевывает северный (г. 11). Это же деление открывается и в разделении страны между коленами. Уже до завоевания Ханаана наиболее выдавшиеся из ряда других колен и в завоевании его, конечно, особенно деятельно участвовавшие, колена Иудино и Иосифово (Ефремово-Манассиино) получают свои участки в различных частях страны, – первое в южной, второе в средней. Другие, менее значительные, колена (не все) получают свои участки в северном Ханаане. Впрочем, сильного влияния трехчастного деления страны нельзя указать в резком делении колен израилевых, соответственно тому, на три группы. Несомненно, как увидим после, Иуда, поселившийся в южном Ханаане, живет в период судей отдельно от колена Ефремова, поселившегося в среднем Ханаане, а тем более от других, далее от него живущих. Но указанная нами граница между средним и южным Ханааном не может быть признана в настоящем случае причиною, тем более единственною, этого обособления. Колено Вениаминово в большей своей части живет к югу от этой линии, и, однако, оно в период судей и позднее в союзе с Ефремом (Суд.5:14; 2Цар.19:16–20). ¹⁶⁷ Поэтому иные указывают другую географическую границу для объяснения обособления Иуды от остального Израиля. ¹⁶⁸ Можно, впрочем, выставить на вид здесь то, что указываемая нами граница и именно восточная её половина принята была, быть может, во внимание при разделении страны между коленами; именно она не делается границею между коленами Ефремовым и Вениаминовым, но входит в область последнего колена, очень возможно, для того, чтобы сгладить несколько её разделительное значение. Равным образом и равнина изреельская не служит резким разграничением между коленами по ту и другую её сторону уже потому, между прочим, что владения различных колен к югу и северу от неё скрещиваются в ней между собою (Нав.17:11). Влияние географического деления страны на три части не определяет, таким образом, прямо соответствующего деления Израиля на три группы. Жизнь колен течет путем естественным, определяется в их взаимных отношениях не столько влиянием страны, сколько собственными их симпатиями. Пока нет стремления к насильственному преобладанию, нет нужды и в отыскивании естественных крепких границ, разграничивающих противные влияния. Тем не менее, нельзя отрицать совсем общего влияния страны на разъединение колен Израиля и по сю сторону Иордана. И существующее в истории политическое деление колен сначала на три, а потом на две группы подтверждает это влияние.

Слабее всех замкнута в себе и географически и исторически северная группа. Географическая её граница, равнина изреельская, сама по себе не может служить границею в смысле естественной преграды к сообщению между коленами к северу и югу от неё; она и не служит резкою границею между ними. На ней соприкасаются между собою колена Манассиино (западная его половина), Иссахарово и Асирово и притом так, что Манассии принадлежали некоторые города в коленах Иссахара и Асира, – города, находившиеся в равнине: Вефсан, Ивлеам, Дор, Ен-дор, Фаанах, Мегиддо (Нав.17:11; Суд.1:27). Но, особенно на первых порах поселения Израиля в Ханаане, и она является некоторою преградою сообщению между коленами по ту и другую её сторону, благодаря следующим обстоятельствам. При завоевании Ханаана израильтяне имели наибольший успех против хананеев на местах возвышенных и гористых и оказывались слабыми перед ними на равнинах. Причина этого в том, что на равнине хананеи могли употребить в дело свое военное искусство и особенно свои «железные колесницы», столь страшные для Израиля (Суд.1:19,34). Равнина изреельская одна, из всех равнин ханаанских, наиболее удобная для военных действий при помощи колесниц, и во все время израильской истории (и после) была часто театром сражений (Суд.4; 6:33; 1Цар.28:4; 4Цар.23:29). Во время завоевания Ханаана при Иисусе Навине сыны Иосифа сознают свое бессилие овладеть ею (Нав.17:16). И она действительно всего менее занята израильтянами: расположенные на ней города Бефсан, Ивлеам, Фаанах, Мегиддо с зависящими от них городами остаются во власти хананеев (Суд.1:27), составляют почти непрерывную цепь хананейскую, от Иордана до Средиземного моря, и отделяют таким образом Израиля по одну её сторону от Израиля по другую. Колена к северу от неё менее других колен очищают свои участки от прежних жителей. Тогда как о других коленах говорится, что они не изгнали хананеев из таких-то и таких-то городов, и «хананеи жили среди них» (Суд.1:27,29,30), ο двух из северных колен – Асировом и Неффалимовом замечается, что они не изгнали хананеев из некоторых городов и жили «среди хананеев» (Суд.1:31–33). Прежде всего, последнее выражение показывает, что израильтяне составляют меньшинство в областях, ими занятых. Ηо в других местах выражение: «хананеи жили среди них» (т. е. израильтян) добавляется обыкновенно другим: «и платили им дань» (Суд.1:30,27,28). Связь этих положений между собою так тесна, что LXX и там, где стоит одно первое, добавляют от себя другое (ст. 29). Эта связь обоих положений показывает, что хананейское меньшинство жило в этих областях в зависимом, данническом отношении к израильскому большинству. По аналогии можно заключать, что и израильское меньшинство в областях колен Асирова и Неффалимова жило в таком или ином зависимом отношении к большинству хананейскому. О Неффалиме говорится, правда, что он сделал данниками не изгнанных жителей Вефсамиса и Бефанафа (ст. 33), – что может быть верным по отношению к этим городам и что также может не исключать общего, прежде высказанного, положения. Об Асире же нет такого добавления; лишь LXX добавляют это и то лишь относительно одного города Акко; и таким образом как бы подтверждается то общее положение о зависимости его от хананеев. К этому заключению на основании аналогии Моверс присоединяет такое же заключение относительно Асира на основании благословения Иакова (Быт.49:20), a относительно Неффалима на основании благословения Моисея (Втор.33:23). На основании обоих указанных благословений он заключает о зависимом от хананеев (финикиян) положении и других северных колен – Завулонова (Быт.49:13; Втор.33:19), Иссахарова (Быт.49:14,15; Втор.33:19). В зависимости от финикиян была по нему и часть Данова колена, поселившаяся в Лаисе (Нав.19:47. Суд.18). ¹⁶⁹ Ho все места, на коих он основывает свое мнение о зависимом от финикиян положении северных колен, говорят собственно о зависимости последних от первых в культурном отношении, об участии их в их занятиях и интересах. Исключение можно бы сделать только для одного Иссахара, по отношению к коему прямо говорится о дани, – но кому? ¹⁷⁰ И приведенное выше выражение относительно колен Асирова и Неффалимова: «и жил среди хананеев» указывает собственно на численный перевес хананеев, но не необходимо и на политическую зависимость первых от последних. О такой зависимости из других мест ничего неизвестно. Такое положение северных колен, со значительным численным составом хананеев и отделенных от других колен цепью хананейских городов, имеет и свои невыгоды, и свои выгоды для общей их жизни с коленами других частей Ханаана. С одной стороны северные колена мало-помалу втягиваются в занятия и интересы хананеев и чрез то, быть может, незаметно для себя отчуждаются более или менее от остального Израиля. И мы видим действительно, что некоторые из северных колен – Асирово и Даново не принимают участия в войне Израиля с хананеями, – в войне, когда сравнительно дружнее проявился дух единения Израиля, и в войне к тому же с врагом, господство которого ощутительнее должно было быть именно для северных колен. He смотря на все это, Дан остается при своих кораблях, и Асир спокойно сидит на берегу моря у своих пристаней (Суд.5:17). ¹⁷¹ Но с другой стороны именно это положение не позволяет северным коленам замкнуться в самих себе и совершенно отделиться от других колен. Они слишком смешаны с прежними жителями, разъединены между собою и как прежде, быть может, не в силах были занять вполне доставшуюся им область, так и теперь не в состоянии одни противодействовать враждебным намерениям своих соседей – хананеев. Они могут принимать на себя инициативу освобождения от врага (Суд.4), могут подчинять себе хананеев в некоторых городах (Суд.1:33); но все-таки большая или меньшая степень их политического благосостояния и самостоятельности зависит значительно от большей или меньшей силы и благосостояния всего Израиля. При существовании единства в Израиле положение этих колен может быть спокойно, и они могут усиливаться на счет хананеев. При ослаблении же этого единства оно должно ухудшаться. И мы встречаем действительно, в средине периода судей, в числе притеснителей Израиля сидонян, притеснявших без сомнения, прежде всего израильтян, живших в их областях или вблизи них (Суд.10:12). Этим объясняется без сомнения и то, что северные колена поддерживают связь с другими коленами и, в своих выгодах, заботятся о благосостоянии и всего Израиля. Так, например, они приглашают другие колена к войне с Иавином, царем асорским, рабство которого должно тяготеть всего более на них (Суд.4); принимают приглашение со стороны Гедеона принять участие в войне с мадианитянами (Суд.6:35) и вместе с другими участвуют в выборе и поставлении Давида в цари (1Пар.12:23,32–36). При разделении царства еврейского при Ровоаме они примыкают к царству израильскому.

Гораздо замкнутее живет во весь период судей южная группa, состоящая из колен Иудина и Симеонова. ¹⁷² Указанная нами выше граница между средним и южным Ханааном не может, как мы говорили уже, объяснять этой замкнутости. И указываемая Гитцигом слишком обща и потому недостаточна. ¹⁷³ По Гретцу иевусеи, господствовавшие с горы Сиона над страною, составляли разделительную стену между коленом Иудиным и живущими к северу от него коленами. ¹⁷⁴ По нему иудеи, или часть их, в досаде на то, что лучшая часть земли досталась потомкам Иосифа, отделились от остальных колен, обошли область позднейшего Иерусалима, не начиная войны с иевусеями и, быть может, даже в мирном соглашении с ними, и завоевали с помощью колена Симеонова города на юг от Иерусалима. ¹⁷⁵ В другом месте он объясняет иначе факт обособленности колена Иудина – всегда вместе с Симеоновым – от остальных колен. Колено Иудино, или часть его, и Симеоново вторгнулись будто бы в южную часть Ханаана из пустыни Аравийской в сороковом году странствования Израиля по этой пустыне и поселились здесь в то время, как другие колена предприняли обходный путь от южной границы Ханаана к восточному берегу Иордана. Отдельно от других заняв свою область, они и жили отдельно от них, преимущественно в южных частях поздней Иудеи. ¹⁷⁶ Но говорить о том, что иевусеи отделяли колено Иудино от других колен, можно только, не принимая во внимание, что в исключительной власти иевусеев оставалась лишь крепость на горе, а в городе около неё наряду с иевусеями жили и вениаминяне и иудеи (Нав.15:63; Суд.1:21). Предположение о вторжении колен Иудина и Симеонова в южный Ханаан отдельно от других колен в сороковой год странствования не может быть оправдано библейскими данными. Мы видим колена Иудино и Симеоново вместе с другими коленами на восточной стороне Иордана и на западной в первое время завоевания последней Иисусом Навином. Так, например, оба колена подвергаются исчислению (Числ.26); упоминается начальник поколения Симеонова при идолослужении Израиля Ваал-Фегору (Числ.25); колено Иудино в составе его племен участвует в первых войнах завоевания Ханаана к западу от Иордана (Нав.7:1,16,17). ¹⁷⁷ О том, что в этих и подобных местах говорится лишь о части колен Иудина и Симеонова, нельзя из них заключать. Эвальд видит причину замкнутости колена Иудина в свойствах самого колена и его области. Эта последняя менее других частей страны роскошная, но и не совсем скудная, со своими суровыми кряжами гор, многими пещерами, ущельями и широкими долинами способна сделать своих жителей народом самым крепким, храбрым и стойким. Этому свойству страны соответствует счастливейшим образом и свойство колена Иудина: во время своего поселения оно самое неиспорченное и воинственное из больших колен, и все-таки, несмотря на свою верховную военную власть (?), вместо честолюбивых планов, предпочитает сдерживать свои силы в полной достоинства замкнутости. ¹⁷⁸ Как бы то ни было, самый факт замкнутости и обособленности колена Иудина от других колен не подлежит сомнению.

При завоевании Ханаана Иисусом Навиным, колено Иудино, нужно полагать, было передовым. Это можно заключать из его передового положения среди других колен во время странствования по пустыне (Числ.2:10,14–28), из первого жребия, доставшегося ему при разделении Ханаана (Нав.15:1; ср. 16:1), и из истории Израиля непосредственно по смерти Иисуса Навина. В начале периода судей оно первое из колен и не само по себе, a по указанию Господа (Суд.1:1,2), приступает к более прочному завоеванию своей области. Из того, что оно в союзе с Симеоном поражает при Везеке хананеев и ферезеев с царем Адонивезеком, можно даже заключать, что оно сражается некоторым образом и за другие колена. ¹⁷⁹ Оно стоит во главе колен израилевых во время войны их с коленом Вениаминовым, не хотевшим выдать гнусных преступников из Гивы (Суд.20:18). Из него выходит первый освободитель Израиля от первого рабства чужому народу: именно освободитель от рабства Хусарсафему, царю месопотамскому, Гофониил, младший брат Халева (Суд.3:8–10). Положение Иудина колена на самом юге Ханаана в его отношении к государству Хусарсафема месопотамского на северо-востоке от Ханаана заставляет предполагать, что рабство месопотамское простиралось на весь израильский народ, и что освобождение от него членом колена Иудина еще более должно было утвердить значение этого колена среди других колен. ¹⁸⁰

Ho после такой счастливой и благотворной деятельности на общую пользу вначале периода судей колено Иудино почти совсем исчезает с театра истории во все остальное время судей. Почти во все это время мы не встречаем даже имени Иуды, не говоря уже о его той или другой деятельности; ничего почти не знаем и о том, в каком состоянии оно находится во все это время, – подвергается ли оно порабощениям и притеснениям со стороны врагов или же наслаждается спокойствием. Моавитяне при Еглоне, утвердившиеся в городе Пальм (Суд.3:13), довольно близко от границ иудейских; но подпадают ли зависимости от них иудеи, неизвестно. В свержении этого ига они, по крайней мере, не участвуют (27). Рабство Иавина, царя асорского, простирается преимущественно на северные колена и, кажется, не доходит до Иудеи. Возможно, что оно не приглашается Вараком и к участию в свержении ига Иавинова. Этим объясняется, быть может, то, что о нем нет упоминания ни в хорошем, ни в дурном смысле в песни Деворы, воспетой после победы над Иавином и восхваляющей или порицающей все колена, за исключением Иуды и Симеона. ¹⁸¹ Во всяком случае колена Иудино и Симеоново не участвуют в деле большинства колен израилевых. Мадианитяне и амаликитяне ходят со своими стадами по всей стране израильской даже до Газы (Суд.6:3,4). Естественно предположение, что это указание крайнего предела вражеских опустошений обнимает и колена Иудино и Симеоново; но в свержении ига Гедеоном колена эти опять не принимают участия (Суд.6:35; 7:24). Аммонитине притесняют израильтян по ту сторону Иордана в земле аморрейской, которая в Галааде, наконец, переходят Иордан, чтобы вести войну с Иудою и Вениамином и с домом Ефремовым, – и весьма тесно было сынам Израиля (Суд.10:8,9). Колено Иудино упоминается здесь (в первый раз после Гофониила) в числе тех, которые терпят притеснения от врагов, но и опять не видно, чтобы оно принимало какое-либо участие в освобождении от этого ига (Суд.11:5; 12). Иосиф Флавий думает, что следующий за Иеффаем судья Есевон из Вифлеема происходил именно из Вифлеема иудейского (12:8); ¹⁸² таким образом предполагаемая предшествующею историею замкнутость прерывалась бы здесь. Но большинство исследователей священного текста видят здесь в Вифлееме не город колена Иудина, который обыкновенно ближе определяется прибавкою יהודה (Суд.17:7,9; Руфь.1:2; 1Цар.17:12) и Ephrata (Мих.5:2), но Вифлеем в колене Завулоновом (Нав.19:15). ¹⁸³ Во всех вышеприведенных случаях колено Иудино затрагивается врагами не ближайшим образом; враги распространяют свое влияние сначала на ближайшие к ним колена и только в конце достигают и Иудина; так поступают, быть может, моавитяне, так мадианитяне и амаликитяне, так и аммонитяне. Больший гнет этих народов обрушивается на колена, непосредственно с ними соприкасающиеся, среди этих колен сильнее чувствуется его давление сильнее потому сознаётся потребность в освобождении от него, и всего естественнее здесь же являются и освободители Израиля от вражеского гнета; так было во все известные порабощения израильского народа. ¹⁸⁴ Во всех этих случаях колено Иудино стоит далее от врагов, менее, конечно, страдает от них и потому менее чувствует нужду и в свержении их ига.

По-видимому, роли должны перемениться с тех пор, как на театр истории израильского народа выступают филистимляне. Филистимляне ближайшие соседи колена Иудина. Территория их должна была войти в состав области этого колена (Нав.15:4,11,46,47). При Иисусе Навине до разделения страны вся эта область остается еще не завоеванною (Нав.13:2,3). По разделении страны и, быть может, уже вначале периода судей колено Иудино завоевывает и некоторые из пяти главных городов филистимских – Газу, Аскалон и Екрон с их пределами (Суд.1:18). ¹⁸⁵ Позднее все эти города переходят опять во власть филистимлян. Неизвестно, когда и как это случилось; но самый факт их перехода предполагает такую или иную борьбу иудеев с филистимлянами. Третий судья израильский Самегар спасает израильтян от филистимлян (Суд.3:31); какое участие принимали и принимали ли иудеи, неизвестно; равно как неизвестно и то, в чем собственно состояло притеснение израильтян со стороны филистимлян и каких именно колен оно касалось. ¹⁸⁶ После Самегара о филистимлянах не говорится ни слова до времен Иеффая и Самсона. В каких отношениях стоят друг к другу израильтяне и филистимляне за все это время, совсем неизвестно. Из молчания источников, быть может, можно заключать, что первые не терпят значительных притеснений со стороны последних. Что служит причиною этого бездействия, довольно странного по сравнению с последующею решительною и весьма враждебною в отношении к израильтянам деятельностью филистимлян, неизвестно. ¹⁸⁷ Но вот около времени Иеффая филистимляне опять появляются на сцене израильской истории и на этот раз долго не сходят с неё и причиняют много бед и опасностей израильскому народу; иногда даже угрожают совсем поглотить его и уничтожить. Филистимляне выступают против израильтян одновременно с аммонитянами (Суд.10:7). Эти последние прежде всего теснят заиорданские колена и только потом переходят Иордан и вступают в борьбу с посюсторонними – Иудою, Вениамином и Ефремом; филистимляне естественно прежде всего должны были распространить свое влияние на колена – Иудино, как ближайшее, затем Даново и другие. Так действительно и есть: филистимляне господствуют над иудеями (Суд.15:11) и другими коленами (13:1; 14:4). Но тогда как жители Галаада первыми восстают против аммонитян и освобождают от них всех израильтян (10:17–11:33; 12:1–3); иудеи не только не восстают первыми против врага, – они даже не поддерживают освободителя из другого колена, даже сами выдают его своим врагам. Самсон из колена Данова начал освобождать Израиля и причинил много зла филистимлянам. Филистимляне не решаются действовать на Самсона сами непосредственно и вступают с войском в Иудею. Иудеи вместо того, чтобы поставить Самсона в своей главе и напасть с ним на филистимлян, идут к нему и связывают его, с его согласия, с тем, чтобы своими собственными руками отдать врагам своего освободителя и тем закрепить узы собственного рабства. «Разве ты не знаешь, что филистимляне господствуют над нами? Что ты это сделал нам»? говорят иудеи Самсону, упрекая его за вред, причиненный филистимлянам и могший ослабить узы рабства. Самсон отвечает, что с врагом следует и поступать по-вражески: «как они со мною поступили, так и я поступил с ними». Иудеи не внимают этой простой истине и связывают Самсона (Суд.15:9–13). В этом происшествии странно какое-то равнодушие иудеев к своему рабскому состоянию, какое-то слепое подчинение своей судьбе; забота их лишь о том, чтобы как-либо не отягчить её более. Здесь и следа нет прежнего величия иудеев, какое они выказывали во дни Халева и Гофониила. Обращает на себя внимание и то, что Самсон не иудей и не симеонит из колена, стоявшего в союзе с Иудою, a данянин, следовательно, из колена, которое позднее отделилось от Иуды; теперь как бы само Иудино колено не хочет действовать сообща с Дановым коленом, даже в деле своего собственного освобождения от врагов. Последнее предположение, быть может, слишком смело; во всяком случае, очевидна рознь между тем и другим коленом и даже рознь внутри самых колен, по крайней мере, одного из них – Данова: Самсон действует почти одиноко, во главе разве незначительной толпы, быть может, подобных ему смельчаков (15:4,5). Быть может, впрочем, имеют здесь место и более серьезные соображения. Филистимляне, как видно из дальнейшей их истории, стоят в это время вначале своего цветущего периода, и очень возможно, что иудеи видят их возрастающую силу и, руководясь благоразумием, уступают их требованию относительно выдачи Самсона. Быть может, и зависимость иудеев от филистимлян не особенно тяжела, несмотря на непосредственную близость тех и других. Филистимляне, говорит Берто, торговый народ, для которого важно было спокойное обладание своими торговыми городами на берегу моря и свободным сообщением с южно-азиатскими водными путями и с азиатскою внутреннею страною, но не обладание граничащею с их низменностью горою Иуды и Ефрема. Ближайшего водного пути, обоих заливов Аравийско-египетского моря, они могли достигать, не соприкасаясь с областями, занятыми израильтянами. Но ближайшую связь на суше доставляла только дорога чрез иорданскую низменность при Бефсане в Дамаск. Ее можно было достигать из филистимской земли или путем чрез ущелье при Михмасе ¹⁸⁸ прямо поперек горы Ефремовой или же несколько более длинным обходом на север чрез филистимскую низменность, чрез кисонову равнину и ворота, образуемые горою Гильбоа на юге и склоном галилейской возвышенности на севере, ворота, которые вели в иорданскую низменность при Бефсане. Филистимляне ради своей торговли должны были заботиться об открытых дорогах между своим берегом и Дамаском. Этим объясняется, что именно эти дороги, насколько они шли чрез израильскую область, были театром жарких войн между израильтянами и филистимлянами, тогда как ближе лежащая гора Иудина не так была подвержена нападениям филистимлян. ¹⁸⁹ Таким образом, и ближайшие соседи-враги, филистимляне, более опасны не иудеям, а другим коленам, чрез области которых проходили важные для них дороги. Здесь же мы видим и более живое и организованное сопротивление филистимлянам; отсюда передается оно и иудеям и таким образом вовлекает их в общую жизнь израильского народа. – Так чрез весь почти период судей иудеи дальше стоят от врагов, слабее чувствуют их давление, менее сознают потребность в освобождении от них, в помощи для этого со стороны других колен и вследствие всего этого стоят в очень слабой, почти ни в какой связи с другими коленами, кроме Симеонова. Общее бедствие от филистимлян, более сильное и для них, сравнительно с другими бедствиями, связывает, наконец, и иудеев с другими израильтянами; но после столь продолжительного разъединения они вступают теперь в состав целого народа, некоторым образом как бы новая составная его часть, и неудивительно поэтому, если в дальнейшей истории Иуда как бы противополагается Израилю и для обозначения всего народа израильского употребляется выражение: Израиль и Иуда.

Обособленность колена Иудина и стоящего в связи с ним колена Симеонова от других колен еще яснее будет, если мы представим, в каких живых отношениях стоит колено Ефремово, бывшее во главе колен средней группы, к коленам одной с ним группы, a также и к коленам других групп, по крайней мере, в годины несчастий и освобождений от них. Отношения самой средней группы к другим группам видны уже достаточно из предшествующего. Более тесные отношения существуют, как мы видели, между средней и северной и отчасти восточной. Причины этого, как тоже отчасти мы уже видели, именно в срединном положении группы, слабой границе между нею и северными коленами, бывшей к тому же наиболее выгодной позицией для врага, общие враги и, несомненно, особые свойства стоявшего во главе её колена Ефремова. Довольствуясь сказанным относительно взаимного отношения самых групп, остановим внимание на отношении к другим коленам колена Ефремова, стоявшего, как сказали, во главе средней группы. Отношения эти совершенно противоположны отношениям колена Иудина к другим, показывают живое участие к судьбе других колен, стремление быть во главе их и ревность к славе того или другого из них. Во время завоевания Ханаана колено Ефремово занимает руководственное положение среди других колен: ему принадлежит главный вождь Израиля Иисус Навин. Ему наравне с Иудою достаются первые и наибольшие участки в завоеванной стране. Но его участок преимуществует пред всеми. Он занимает срединное положение в ряду других колен, наиболее очищен от прежних жителей. В его пределах поставляется единственное законное и высшее святилище народное с его величайшею святынею – ковчегом завета, а также и со служащими при нем священниками с первосвященником во главе. Здесь резиденция и самого великого вождя народа – Иисуса Навина. Здесь, таким образом, религиозный и политический центр израильского народа, как целого, и это, тем более что наступившее позднее разъединение между коленами теперь еще слабо и только начинается. Главный город колена Ефремова, Сихем, некоторым образом главный город всей израильской земли. Сюда Иисус Навин, в последние годы своей жизни, созывает все колена израилевы и здесь возобновляет завет народа с Иеговою, и к прежде поставленному памятнику, с написанным на нем законом Господним, на горе Гевал вблизи Сихема (Нав.8:30–32; ср. Втор. 27:2–8), присоединяет другой, долженствующий быть свидетелем клятвенного обещания народа служить верно Иегове, своему Богу (Нав.24:1–27). В период судей колено Ефремово вступает, таким образом, имея позади себя уже славную историю, – старое прошлое в Египте и недавнее выдающееся положение во время Иисуса Навина при завоевании и разделении страны. В период судей оно старается удержать за собою первенствующее положение и принимает участие во всех выдающихся его движениях. Аод-вениаминян созывает борцов за свободу на горе Ефремовой и с помощью их поражает моавитян (Суд.3:15, 27–30). На горе Ефремовой (по крайней мере, вблизи колена Ефремова) ¹⁹⁰ живет пророчица Девора, здесь же она поддерживает священный огонь независимости и здесь воспламеняет к борьбе с врагом Варака и ближайших его спутников. Возбуждаемое ею одушевление, распространяясь отсюда, охватывает несколько колен и они, забыв свою рознь и соединившись, дружно нападают на врага. Правда, главная часть воинов состоит из неффалимлян и завулонян, быть может, наиболее страдавших от врага (4:6); но в этой борьбе принимают участие и ефремляне, и вениаминяне, и манасситяне и иссахаряне (5:14,15). Колена Асирово, Даново, Рувимово и Гадово не принимают участия в этой борьбе за освобождение, – последние два всего вероятнее потому, что и не страдали от этих врагов. Но замечательно в этом случае то, что, по сознанию Деворы, и эти колена должны бы принимать участие в ней, и она укоряет их за эту холодность к общему делу (16,17). Таким образом, хотя на деле чувство единства и сознание общности интересов и не проявляются вполне между всеми указанными выше коленами, но в глубине души они таятся и слабость их оплакивается лучшими людьми того времени. Почти все те колена, которые принимали участие в борьбе с Иавином, вступают в борьбу с мадианитянами. Возбуждение к восстанию против этого врага выходит в настоящий раз из колена Манассиина; к нему охотно присоединяются колена Завулоново, Неффалимово, Ефремово и даже Асирово, не участвовавшее в прежней войне (6:35; 7:24). He упоминается здесь колено Иссахарово, но оно, без сомнения, участвовало здесь, потому что театр войны был на его территории. Колена заиорданские и в этой войне не принимают участия, – города Сокхоф и Пенуел отказываются даже дать пищу воинам Гедеона; но Гедеон считает их поступок достойным строгого наказания (8:5–9, 14–17). В истории этой войны замечательны два факта. Во-первых, Гедеон манасситянин обращается к колену Ефремову с приглашением принять участие в войне за освобождение не в начале ее, а лишь в то время, когда враг был уже побежден и нужны были силы для окончательного его уничтожения (7:24). В чем причина этого, трудно решить. Быть может, в ревности братского колена к славе Ефрема, ревности, лежавшей, быть может, в основе и другого действия Гедеона, также неблаговидного, именно устроения им особого эфода из пожертвованного ему народом золота (Суд.8:27). Ревность же лежит, кажется, в основе и другого факта – сильной ссоры со стороны ефремлян из-за того, что Гедеон не приглашает их к началу битвы. Ефремляне хотят быть первыми среди борцов за свободу и не могут снести того унижения, что славное дело освобождения совершено почти без их участия. Только мягкая и несколько льстивая речь Гедеона может смягчить их раздражение (8:1–3). Впрочем, унижение это не вполне прощено Гедеону. По смерти его, сыновья его, в числе 70 душ, удерживают некоторым образом значение своего отца в израильском народе; вместе с этим, естественно, и колено Манассиино имеет за собою некоторое преимущество пред другими коленами. Ефремляне, высказавшие свое недовольство самому Гедеону, тем менее могут снести унижение при его сыновьях. И без сомнения ревность понуждает жителей Сихема, главного города колена Ефремова, стать на сторону Авимелеха, побочного сына Гедеона от наложницы из Сихема, дать ему средства на борьбу со своими братьями и потом, по умерщвлении их за исключением одного Иофама, провозгласить его своим царем (Суд. 9). Таким поступком жители Сихема, прежде всего, освобождают себя от подчинения кому-либо из другого колена, а затем, быть может, надеются стать во главе и других колен. Царская власть представляется в это время силою, более удовлетворяющею потребностям времени и обеспечивающею внутреннее единство и спокойствие и внешнюю безопасность (Суд.8:22,23). Царь из рода Гедеона, мужа, уважаемого всем Израилем, и в то же время от крови Ефремовой – идеал, который увлекает сихемлян. Но жажда господства над другими коленами не может помириться с собственным подчинением своему царю, – и царь их падает от их собственной руки. Позднее, выдающееся положение ефремлян сознается и другими коленами и заявляется с крайнею притязательностью самими ими. Аммонитяне сильно теснят израильтян, особенно заиорданских. Иеффай, избранный жителями Галаада в предводители их войска, прежде чем начать борьбу с аммонитянами, обращается за помощью к ефремлянам; но эти почему-то не подают требуемой помощи (12:2,3), быть может, просто потому, что галаадитяне избрали полководцем Иеффая, не спросясь их, ¹⁹¹ – видя в этом поступке галаадитян оскорбление своих прав. Раздражение их усиливается еще более, когда и без их помощи одержана блистательная победа над врагами. Доселе они, так или иначе, всегда участвовали в борьбе за свободу. Гедеон особенно выставлял их заслуги. Сами они, вероятно, думали, что без их участия невозможно никакое счастливое сражение с врагом; теперь самым делом разрушалось их приятное заблуждение, a с тем вместе ослаблялся их авторитет. Они не выдерживают себя и грубо требуют от Иеффая отчета: «для чего ты ходил воевать с аммонитянами, а нас не позвал с собой? мы сожжем дом твой и с тобою вместе (12:1)». Ha этот раз ссора оканчивается не так благополучно, как при Гедеоне: Иеффай, сознавая свою справедливость и раздраженный резвостью слов ефремлян, вступает с ними в жестокую междоусобную войну, и война оканчивается полным поражением ефремлян и гибелью сорока двух тысяч из них (Суд. 12). Значительная потеря лучших сил ослабляет колено Ефремово. И в дальнейшей истории мы не видим с его стороны долго таких резких, как прежде, заявлений своих притязаний на первенство среди других колен. Но это не значит, что оно и совсем от них отказалось. Следы их можно видеть и позднее, и им благоприятствует сама дальнейшая история. Позднее мы видим и судью, Авдона пирафонянина, из колена Ефремова (12:13–15).

Так почти во весь период судей (до времени Илия) мы видим в Израиле к западу от Иордана среди общего разъединения колен деление их на три группы, – и в этом делении более общее деление на две неравные половины. С одной стороны колено Иудино вместе о Симеоновым, замкнутое от всех других, менее тревожимое врагами и как бы равнодушное к их притеснениям. С другой, остальные колена, – связь с которыми иногда сознают, хотя почти никогда не проявляют этого сознания на деле, заиорданские колена, – на своих плечах вынесшие всю тяжесть периода судей. Большею частью и эти колена живут разрозненно; но бедствия от врагов, постигавшие обыкновенно несколько из этих колен, пробуждают в них сознание своего единства; счастливые войны с врагами укрепляют это сознание, которое потому иногда сильнее, иногда слабее и проявляется ими на деле. Вместе с тем среди всех этих колен Ефремово колено занимает более видное место и играет более видную роль, иногда будучи признаваемо в этом его значении и другими коленами, а иногда и само резко и грубо заявляя о нем своими притязаниями.

Такое разъединенное или, лучше, раздвоенное положение западных колен Израиля продолжается до подчинения его филистимлянами. Филистимляне подчиняют себе и южный и средний Ханаан и тем порывают существовавшее доселе разъединение между иудеями и остальными израильтянами. При этом объединении колен колено Ефремово не играет, по-видимому, никакой роли; но все-таки главные движения этого времени выходят из области этого колена, от лиц, принадлежащих к нему, если не по своему происхождению, то по месту своего жительства постоянного или первоначального. Естественно предположение, что и первые и ближайшие сподвижники этих лиц – ефремляне, и, во всяком случае, так или иначе, внимание всех колен обращено и в это время на колено Ефремово и позднее на колено Вениаминово, родственное и всегда дотоле стоявшее с ним в тесной связи.

Начало более прочному объединению западных колен, со включением и южной группы, прежде стоявшей вне связи с другими, полагает, как мы заметили, филистимское иго. Одновременное с ним иго аммонитское привлекает к этому единству и колена заиорданские. Неизвестно, как далеко филистимляне распространили свою власть на первых порах. Мы видели, что во дни Самсона им подчинены были иудеи, конечно, вместе с симеонитянами и даняне. Пока господство их ограничивалось, быть может, этими коленами, оно не встречало сильного отпора со стороны израильтян. Самсон из колена Данова был один или почти один борцом за свободу; иудеи равнодушно относились к рабству. Но вот филистимляне скоро распространяют свое господство и на другие колена. При Илии и Самуиле они владеют уже и коленом Вениаминовым (1Цар.7:11,12,14). Быть может, господство их в это время простирается даже до долины изреельской, ¹⁹² обладание которою для них было важно. В таком случае филистимляне распространяют свое господство на южный и средний Ханаан, следовательно, и на те колена, которые прежде так часто и так успешно сражались за свою свободу. От этих колен и прежде всего, кажется, от колена Ефремова или из его области, выходит и теперь возбуждение народа к свержению чужеземного ига и здесь находит оно более восприимчивую почву. Общее rope причиною того, что и даняне, прежде восстававшие против него в лице Самсона, теперь плотнее группируются; теперь и иудеи, прежде равнодушные к нему, примыкают к общему движению. Отселе мы видим их среди других израильтян, или по крайней мере отселе уже нет речи о деятельности того или другого колена, или тех или других, – но речь везде об Израиле, о всем доме Израилевом, о всех израильтянах (1Цар.4:1; 7:2,3,5,7,8; 8:4 и др.). И все-таки более прочная инициатива борьбы с филистимлянами, более деятельное участие в ней, принадлежит, кажется, колену Ефремову и стоящему в тесной связи с ним колену Вениаминову, следовательно, тем коленам, одно из коих (Ефремово) и прежде так часто становилось или стремилось стать во главе других колен. Мы заключаем об этом из следующего. Более энергическое сопротивление филистимлянам со стороны израильтян начинается со времени первосвященника Илия. Появление первосвященника в качестве судьи имеет важное значение вообще в истории израильского народа. He принадлежа, так сказать, ни одному колену израильскому исключительно, – колено Левиино было рассеяно по всем коленам израильским, – будучи теократическим представителем всего народа вообще и ходатаем его пред Богом, судья первосвященник легче мог объединить между собою все колена израилевы и в политическом отношении, объединяя их прежде всего в религиозном; самое появление его в качестве судьи может свидетельствовать некоторым образом о начавшемся уже среди израильского народа сознании необходимости более тесного внутреннего объединения. Так мы можем уже предполагать в народе больше единства и больше готовности к отражению общего врага. Ho по первоначальному месту своей жизни и деятельности Илий принадлежит, кажется, колену Вениаминову. Здесь и, конечно, прежде всего во главе вениаминян и, быть может, ефремлян, он или сам предпринимает борьбу или возбуждает других к борьбе с филистимлянами и таким образом становится судьею народа. Ставши судьею, становится потом и первосвященником. ¹⁹³ Как первосвященник, он живет при скинии в Силоме, в колене Ефремовом (1Цар.4:3,4,12,13). С этого времени его патриотические увещания, конечно, прежде всего, и слышнее доходят до жителей колена Ефремова, и, конечно, они более всех других откликаются на его зов.

Большим блеском и славою окружает Ефрема Самуил. Левит no своему происхождению (1Пар.6:22–28; 33–38), он по месту, быть может, рождения и первых лет своей деятельности принадлежит колену Ефремову. Еще на закате дней Илия он делается известным всему израильскому народу. В нем является народу то, что было редко в те дни, – открывается слово Божие (1Цар.3:1,21). И «весь Израиль от Дана до Вирсавии» узнает, «что Самуил удостоен быть пророком Господним» (1Цар.3:20). Без сомнения, многие из среды его приходят к месту деятельности этого пророка – взглянуть на него и послушать его. Упорная война с филистимлянами в конце жизни Илия, хотя и окончившаяся несчастным поражением израильтян и даже пленением ковчега завета, хотя отчасти, плод влияния его на весь народ (1Цар.4:1). По смерти Илия он становится во главе народа. Обстоятельства, как нельзя лучше, благоприятствуют его деятельности. Сознание национального единства уже пробудилось в народе; сознавали, хотя и слабо и то, что причина бедствий в отпадении от Иеговы (4:3). Самуилу нужно поддержать, очистить и еще более усилить это сознание. В этом и состоит главная деятельность Самуила, имеющая своим следствием полное обращение народа к Иегове (7:3,4) и внутреннее объединение всех колен между собою, за которым следует и внешнее. Прежде всего, объединяются, конечно, колена, страдающие под филистимским рабством, которое охватывает весь южный и средний Ханаан. Иуда с Симеоном, так долго стоявшие вне общения с другими коленами, теперь живут общею с ними жизнию (1Цар.8:2). Колена северные также принимают участие в общей жизни народа (3:20). Даже колена заиорданские, которые менее всего опасаются филистимлян, но которым грозит беда от аммонитян, теперь ищут помощи у западно-иорданских своих соплеменников и вместе с ними рассуждают об общих нуждах народа (1Цар.12:12; ср. 11:1). Но главный центр этой общей жизни те колена, среди которых действует лично Самуил, – колена Вениаминово и Ефремово. Из области этого последнего происходит отец Самуила. Здесь в Силоме при скинии сам Самуил проводит первые годы своей жизни; отсюда распространяется молва о нем, как пророке Божием, и здесь уже начало его общественной деятельности. И после смерти Илия, во время своей общественной деятельности, он, быть может, лично посещает колено Ефремово. ¹⁹⁴ Благодаря всему этому, ефремляне могут принимать деятельное участие в движениях того времени и не только в первые, но и в последние годы деятельности Самуила, как судьи. Но главным центром деятельности последнего, по смерти Илия, становится колено Вениаминово. После пленения ковчега завета филистимлянами и по смерти Илия, Самуил оставляет Силом и поселяется в Раме. Отсюда он предпринимает свои просветительные и судоразбирательные путешествия преимущественно по городам колена Вениаминова, – сюда он возвращается из этих путешествий; здесь его дом, здесь он судит Израиля, здесь он построил и жертвенник Господу (1Цар.7:16,17); здесь организована и первая пророческая школа или союз пророков (1Цар.19:18–24). Такое сосредоточение деятельности Самуила преимущественно в колене Вениаминовом объясняется достаточно из положения этого колена среди других колен и внешних обстоятельств того времени. Мы уже говорили выше, что ко времени Самуила филистимляне распространяют свое господство на южный и средний, а быть может и северный Ханаан. Для удержания за собою власти над средним и южным Ханааном колено Вениаминово представляет самую удобную позицию. С одной стороны по нему проходит указываемая нами выше разделительная линия между той и другой частями страны Ханаана; с другой та и другая именно в области этого колена имеют более удобный путь для соединения. В том и другом отношении колено Вениаминово было весьма важно для того, кто обладал или хотел обладать всем Ханааном. «Вениамин стоит стражем между двумя большими коленами (Ефремовым и Иудиным), говорит Гофман; ему вверен важный ключ: он страж важнейших ущелий с обеих сторон». ¹⁹⁵ Таким важным географическим значением колена Вениаминова объясняется то, что территория этого колена играет важную роль в истории борьбы за обладание Ханааном во все времена. ¹⁹⁶ Филистимляне хорошо сознают важное в стратегическом отношении значение гор и ущелий Вениаминовых и в своем стремлении держать в своей власти израильтян стараются главным образом овладеть теми горами и ущельями. Борьба Израиля с филистимлянами сосредоточивается преимущественно на территории колена Вениаминова и в частности около его гор и ущелий на указанной нами линии, – так при Самуиле (1Цар.7:5–12), при Сауле (гл. 13. 14) и Давиде (5:25). В колене Вениаминовом и именно вблизи указанной нами линии филистимляне имеют свой наблюдательный пост и во время перемирий с Израилем (1Цар.10:5; 13:3). Но где труп, там и орлы. Мы знаем уже, что колена, наиболее страдавшие от врагов, давали из себя и освободителей от них. Так и теперь. Колено Вениаминово становится центром господства филистимлян над Израилем. В нем по преимуществу сосредоточиваются и силы последних для отражения первых, – из его области и из него самого происходят и первые освободители Израиля из pyки филистимлян. ¹⁹⁷ Раму, город этого колена, Самуил избирает местом своего постоянного жительства, – города этого колена Вефиль и Массифу посещает он из года в год и судит Израиля во всех сих местах (1Цар.7:16,17), т. е., как не совсем безосновательно объясняет Гретц, разбирает тяжбы жителей этих и окрестных мест, обличает и убеждает их оставить идолопоклонство и чрез то укрепляет их для борьбы с Филистимлянами (1Цар.7:3). ¹⁹⁸ И деятельность его не остается бесплодною. «И удалили сыны израилевы Ваалов и Астарт и стали служить одному Господу». «Весь дом израилев обратился к Господу» (1Цар.7:4,2). За обращением к Иегове и, следовательно, внутренним усилением и объединением Израиля следует и внешнее его усиление и объединение. Все израильтяне собираются в Массифу, по зову Самуила, и все поражают, при помощи Божией, филистимлян (1Цар.7:5,6,10,11). Но поражением этим еще не оканчивается война с фнлистимлянами; она продолжается до тех пор, пока израильтяне не возвращают городов, отнятых у них филистимлянами (13:14).

Пока Самуил и именно один стоит во главе израильского народа, как судья, ¹⁹⁹ филистимляне не осмеливаются вторгаться в пределы израильские (1Цар.7:13,14), хотя, конечно, их враждебные чувства к израильтянам и желание вторгаться в их пределы не прекращаются; они ожидают лишь более благоприятного случая для их проявления. Ждать его долго не приходится. Самуил стареет и не в силах уже стоять один во главе народа. Для облегчения себя он привлекает к участию в своей деятельности своих сыновей и ставит их судьями в Вирсавии, на окраине, удаленной от центра деятельности самого его и в то же время непосредственно соприкасавшейся с землею филистимскою. ²⁰⁰ Но новые судьи не оправдывают намерений их отца и ожиданий народа (1Цар.8:1–3) и таким образом не обеспечивают свободы народа от внешних врагов в внутреннего его благосостояния в будущем. Между тем филистимляне скоро замечают слабость Самуила, а чрез то и Израиля, и с большею силою снова устремляются на последнего. Heизвестно, как это произошло, но несомненно, что еще до воцарения и на первых порах после воцарения Саула израильтяне находятся в зависимости от филистимлян. Эти последние имеют в земле израильской свои гарнизоны, – по крайней мере, один известен (1Цар.10:5; 13:3). Израильтяне обязаны не иметь у себя кузнецов; даже с простою железною работою нужно им обращаться к филистимлянам (13:19–21). И, наконец, некоторые из евреев, очевидно, из пограничных с филистимлянами колен должны даже вместе с последними сражаться против своих единоплеменников (14:21). Эти два последние факта встречаются собственно в первые годы царствования Саула, но, нужно полагать, начало их относится еще ко времени Самуила. К порабощению западных колен со стороны филистимлян присоединяется еще порабощение, уже начавшееся или только еще угрожающее, восточных со стороны аммонитян (1Цар.12:12). Такое зависимое положение одной части народа и грозящая опасность другой с одной стороны и, в виду проявившихся уже недостатков сыновей Самуила, худое обеспечение лучшего в будущем с другой заставляют естественно народ израильский подумать о более серьезных и осязательных мерах к обеспечению своего будущего. Руководством при выборе и оценке таких средств мог служить и действительно служит ему продолжительный и тяжелый опыт периода судей. История этого периода до осязательности ясно установляет два факта: 1) порабощение со стороны врагов следует за отпадением от Иеговы и разъединением колен; 2) обращение к Иегове и большее или меньшее, вообще впрочем, частичное, объединение колен сопровождаются освобождением от врага. Но та же история научает усвоять большее значение в частой перемене судеб Израиля в это время религии, – верности или неверности Иегове: освобождению от врага обыкновенно предшествует обращение к Иегове, а объединение политическое почти никогда не обнимает всех колен. Сообразно с этим последним опытом лучшие люди в Израиле, для обеспечения политического благосостояния своего народа, направляют свои усилия на распространение и укрепление в народе истинного богопознания и богопочтения и благочестия. Такого характера деятельность Самуила, – такова, без сомнения, деятельность и того сонма пророков (1Цар.10:5; 19:20), во главе которого он стоит. И общее положение дел оправдывает благотворность той деятельности и для политики. Сила религии – сила действительная, но внутренняя, невидимая, требует от человека постоянного бодрствования над собою и отречения от удовольствий и наслаждений, так дорогих для восточного жителя и так обязательно предлагаемых языческими (восточными) религиями. Неудивителен поэтому образ действий большинства Израиля. И это большинство сознает, где главный источник бедствий и под гнетом бедствий обращается к религии за помощию. Но оно сознает и то, что сам по себе Израиль слаб, не может постоянно держаться на высоте своей религии – и тем обеспечивать благосостояние своего будущего. Быть может, дело будет лучше, если над ним будет стоять сила внешняя, принудительная. Нужно думать, такое соображение, по крайней мере, отчасти, останавливало внимание большинства Израиля на другом факте, данном историею периода судей. Да и вообще, легче сваливать с себя вину на внешние обстоятельства. Вина порабощений в разъединении, вина разъединения в отсутствии внешней единой политической власти; объединение, хотя и неполное, появление во главе народа единого вождя, центра, ведет обыкновенно к освобождению. Следовательно, для обеспечения политического благосостояния и могущества необходима внешняя, единая, политическая власть. Так, конечно, заключает и того желает большинство Израиля, современного Самуилу. При тогдашних обстоятельствах внешняя политическая власть – олицетворение, воплощение внутреннего единства, достигнутого народом, благодаря деятельности Самуила и внешним бедственным обстоятельствам; и так как объединение охватывает весь народ, то внешняя политическая власть требуется единая для всего народа.

Характер этой власти определяется также современными обстоятельствами, прежде всего, у других соседних народов. Поработители евреев все имеют у себя царей, – сильны против них потому, что их силы сосредоточены в руках одного вождя. Около времени Самуила царская власть вводится и у тех народов, которые доселе её не имели. Так около этого времени она появляется у филистимлян. Во время Илия говорится только о князьях филистимских (1Цар.6:4); во время же Саула встречается царь гефский (21:10; 27:2), – наряду с ним, впрочем, стоят и князья филистимские, и голоса их царь слушает. Около этого времени царская власть появляется и у тирян, ставших теперь во главе финикийских государств. Самуил, по представлению Иисуса, сына Сирахова, ведет счастливые войны за освобождение израильтян еще с князьями тирскими (Сир.46:21). ²⁰¹ Но уже при жизни его, одновременно с первыми царями еврейскими, является в первый раз Авиваал, отец известного царя Хирама, в качестве царя тирского. Кажется, замечает по этому случаю Моверс, он первый царь тирский, и в то самое время, когда и израильтяне вместо прежних судей избирают себе царя, древнее достоинство суффетов заменяется царским пурпуром. Гегемонические отношения финикиян позволяют предполагать с большею вероятностью, что при преобразовании древней формы правления в Тире имелись в виду те же побудительные причины, которые заставили и Израиля переменить форму правления: именно разрозненность племен и поэтому слабость в отношении к государствам соседних народов, более объединенных под царскою властию. ²⁰² Таким образом, во время Самуила идея царской власти носится, так сказать, в воздухе. Под влиянием, конечно, этого духа времени самое судейство израильское делает попытки выйти из обычной его колеи и усвоить себе нечто из принадлежащего царской власти. Приобретаемое личным таким или иным подвигом и не передаваемое по наследству, оно при Самуиле именно как бы хочет сделаться наследственным (1Цар.8:1,2). He будь его сыновья, ничего лично не сделавшие для того, чтобы быть судьями, не будь они корыстолюбивы и несправедливы, ходи они путями своего отца (ст. 3), кто знает? – быть может, они удержали бы свое достоинство и по смерти своего отца и даже распространили бы свою власть на весь народ. Но они не ходили путями отца своего, Самуила, уклонились в корысть, брали подарки и судили превратно (1Цар.8:3), и тем не обеспечивали единства и благосостояния народа в будущем. В виду этой необеспеченности, опасного положения со стороны врагов и в виду того, что эти враги имеют и вводят у себя царскую власть, Израиль и сам решается ввести такую же власть и у себя, «как у прочих народов» (1Цар.8:5), чтобы быть им, «как прочие народы» (20).

Идея царской власти не была совсем чужда израильскому сознанию. Уже Аврааму дано было обетование, что из него произойдут цари (Быт.17:6,16); это обетование было повторено потом Иакову (35:11). Моисей, законодатель Израиля, предвидит возможность поставления последним царя у себя и дает правила относительно того, кто может быть царем в Израиле и как должен вести себя царь (Втор.17:14–20). Сам он, без сомнения, как вождь, законодатель и верховный судья, называется царем (Втор.33:5). Еще прежде времени Самуила есть попытки ввести царскую власть у Израиля. Еще Гедеону благодарные за освобождение от врагов израильтяне предлагают царское достоинство. Гедеон отказывается принять его, но, видно, и тогда дух времени был заражен идеею царства. Власть Гедеона над народом переходит некоторым образом и тогда на сыновей его, а один из них становится даже царем, хотя и не всего Израиля, собственно Сихема и с ним союзных, или ему подчиненных городов (Суд.8:22,23; 9). И если бы на месте Авимелеха был человек лучше его, быть может, царская власть утвердилась бы среди Израиля еще с того времени. Предложение царской власти Гедеону и избрание потом сына его царем имеют для нас важное значение. Гедеон родом из колена Манассиина (Суд.6:15), наиболее родственного колену Ефремову. Сын его Авимелех, избранный в цари после него, был сын матери из колена Ефремова (Суд.9:2) и провозглашен царем в Сихеме, главном городе колена Ефремова. ²⁰³ Нельзя поэтому отрицать совсем участие ефремлян и в предложении царской власти Гедеону, а попытка ввести царскую власть на деле принадлежит прямо им. Таким образом, идея царской власти, быть может, зародилась и, во всяком случае, осуществлена была, хотя и неудачно и не надолго, прежде всего в колене Ефремовом. Ближайшего участия ефремлян и в требовании царя при Самуиле нельзя отрицать. В пользу этого говорит с одной стороны деятельное участие колена Ефремова в судьбе всего Израиля и с другой место происхождения и первоначальной деятельности Самуила. От воли Самуила зависит – так могли думать – дать того или другого царя. Кто знает и почему не предположить с большею вероятностью, что он изберет царя именно из ефремлян, ближе к нему стоявших и, во всяком случае, более вениаминян и других отличившихся в истории Израиля? Вот соображения, которыми могли руководиться ефремляне, прежде всего и, быть может, с большею настойчивостью, отличавшею их и в прежнее время, требуя именно от Самуила того, чтобы он поставил им царя. Ефремляне ошибаются в своих расчетах, если они у них были. Самуил поставляет царя израильскому народу, но не из колена Ефремова, а из колена Вениаминова, именно Саула, сына Кисова (1Цар. 9. 10). И замечательно, что избранием Саула не все довольны. Причин этого недовольства едва ли можно искать в личности самого Саула, – ибо он был, по выражению дееписателя, «молодой ²⁰⁴ и красивый; и не было никого из израильтян красивее его; он от плеч своих был выше всего народа» (1Цар.9:2). Он происходил и из знатного рода (9:1). И весь народ, в первый раз увидевши своего царя, был в восхищении от него (10:24). Причина пренебрежения к Саулу со стороны некоторых заключается, кажется, именно в том, что он происходил из одного из меньших колен израилевых и к тому еще из племени, малейшего между всеми племенами своего собственного колена. Такие мысли являются, по крайней мере, в голове самого Саула, когда он в первый раз выслушивает от Самуила ясные намеки на избрание его в цари израильского народа, и эти именно мысли заставляют его недоверчиво отнестись к словам Самуила. «Не сын ли я Вениамина, одного из меньших колен израилевых? И племя мое не малейшее ли между всеми племенами колена Вениаминова? К чему же ты говоришь мне это» (9:21). В этих словах Саула мы вправе видеть отголосок общего народного мнения того времени относительно того, кто должен бы быть царем, – именно, что избираемый царь должен принадлежать к одному из сильнейших в это время колен израилевых. Конечно, ефремляне мнили себя сильнейшими из всех и надеялись из себя дать первого царя Израилю. Но ожидания народа и ефремлян не сбылись; царь был избран из колена именно одного из меньших. Народ вообще охотно подчинился избранию пророческому, видя в нем волю Иеговы; но некоторые, по выражению книги Царств, «сыны Велиала», негодныѳ люди, презрели избранного царя, – и именно, как царя, не обещающего спасения от врага (1Цар.10:27). Скорое освобождение города Иависа от аммонитян, совершенное новым царем, показало и этим неверам способность Саула. Можно думать, что эти «сыны Велиала» были, прежде всего, ошибшиеся в расчете из ефремлян.

Хотя таким образом царь избран был и не из колена Ефремова и, быть может, не вполне согласно с его желаниями, все-таки с избранием царя именно из колена Вениаминова ефремляне могли мириться и видеть в нем некоторым образом даже свою победу. Колено Beниаминово одно из самых близких к Ефремову колену и по происхождению, и по исторической своей жизни и по географическому своему положению. Родоначальники того и другого происходят от одной матери, Рахили. В Египте Вениамин пользуется преимущественным пред другими своими братьями благорасположением Иосифа (Быт.43:29–30,34; 45:14,22). Во время странствования по пустыне колено Вениаминово стоит под знаменем колена Ефремова (Числ.2:18–24). В Ханаане оно получает свой участок вблизи колена Ефремова и селится как бы под его крылом, составляя ту же группу из колен Ефремова, Манассиина и Вениаминова, какую составляли все эти колена и в пустыне. В период судей колено Вениаминово большею частью действует в союзе с Ефремовым. Вениаминянин Аод созывает борцов против моавитян на горе Ефремовой (Суд.3:27). На войну с Сисарою, вождем царя Иавина, вениаминяне идут в рядах ефремлян (Суд.5:14). Колено Ефремово, по крайней мере, с большею готовностью и самопожертвованием решается помочь восстановлению колена Вениаминова, почти уничтоженного в междоусобной войне, соглашаясь на то, чтобы вениаминяне во время праздника в Силоме похитили и сделали своими женами девиц силомских, вышедших из города плясать в хороводах (Суд.21:15–23). Тесная связь между тем и другим коленом продолжается, как увидим, далее, и позднее. Связь эта так тесна, что колена Ефремово, Вениаминово и Манассиино в представлении народа объединяются между собою. «Пастырь Израиля! внемли; водящий, как овец, Иосифа, восседающий на херувимах, яви Себя. Пред Ефремом и Вениамином и Манассиею воздвигни силу Твою и приди спасти нас (Пс.79:2,3), говорится в одном из псалмов Асафовых. Из этих слов видно и то, что некогда эти колена представляли собою как бы весь народ, и, следовательно, стояли во главе его. Псалмопевец обращается к Богу с молитвою от лица всего народа и, называя некоторые колена, смотрит на них, как на представителей всего народа. Такое положение Ефрем и с ним соединенные колена занимали прежде царствования Давида, на что указывают слова псалма 77-го: «и отверг (Господь) шатер Иосифов, и колена Ефремова не избрал. А избрал колено Иудино, гору Сион, которую возлюбил» (ст. 67, 68). Колено Иудино избрано в царственное колено в лице Давида (ст. 70), отвержение Иосифова колена последовало пред этим, следовательно, до этого времени колено Ефремово, так или иначе, удерживало за собою первенство в израильском народе. Таким образом, с избранием царя из колена Вениаминова Ефремово колено не может считать себя вполне обойденным.

Отвечая в этом, хотя и невполне, требованиям времени, избрание в цари Саула – вениаминяннна еще более и почти единственным образом отвечает другим его требованиям. Колено Вениаминово очень мало в сравнении с другими коленами. При первом исчислении при Синае в нем тридцать пять тысяч четыреста человек (Числ.2:23); менее его одно колено Манассиино (с 32,200 человек Ст. 21). При втором исчислении оно, по своей численности (45,600 человек Числ.26:41), занимает средину между коленами и даже сильнее Ефремова колена (32,500 человек Ст. 37). В начале периода судей (Суд.20:28), в междоусобной войне со всеми коленами израилевыми, оно ослаблено до минимума, – лишь 600 человек должны восстановить его среди других колен (Суд.20:47–21:23). Сколь сильно численностью это колено во время Самуила, неизвестно. Но при всей своей численной слабости колено Вениаминово одно из самых храбрых и воинственных. В благословении Иакова оно представляется хищным волком, который утром ест ловитву, а вечером делит добычу (Быт.49:27). Вениаминяне отличаются, как хорошие стрелки из лука (1Пар.8:40; 12:2; 2Пар.14:8) и пращники, которые одинаково хорошо метали камни и правою и левою рукою (Суд.20:16; 1Пар.19:2). Во время судей колено Вониаминово одно сражается против всех, одерживает две победы над ними и потом погибает почти совсем, лишь благодаря употребленной против него хитрости (засаде). На такое воинственное колено естественно должен обратить внимание взгляд, непредубежденный пристрастиями, а лишь имеющий в виду тогдашнее положение Израиля. Главная потребность того времени царь, который твердою рукою мог бы вести народ против угрожавших отвсюду врагов: поставь над нами царя, который ходил бы пред нами и вел наши войны, – говорили израильтяне Самуилу (1Цар.8:20). И нельзя было сомневаться, что вениаминян удовлетворит этой потребности. Ему именно и всего естественнее сделать это. В период судей, как мы видели, избавители народа являются преимущественно из среды колен, наиболее притесняемых. Главные силы филистимлян сосредоточены теперь именно в колене Вениаминовом; здесь происходят первые войны Саула с филистимлянами (1Цар. гл. 13,14), и – что особенно важно – даже в родном городе Сауловом стоит филистимский гарнизон во время воцарения Саула (1Цар.10:5). По аналогии с судьями, избрание царя именно из колена Вениаминова самое естественное. В пользу этого колена может говорить в настоящем случае и топографическое положение его в ряду других колен. К концу периода судей успело уже обнаружиться, как мы говорили выше, разделение израильских колен на две половины – северную, к которой примыкали и заиорданские колена, с Ефремом во главе и южную, состоявшую из колен Иудина и Симеонова. Колено Вениаминово лежало именно на границе этих половин. Избрание царя для всего израильского народа из такого колена при тогдашних обстоятельствах самое естественное. Наконец самая малость и в сравнении с другими меньшая значительность Вениаминова колена могут располагать в его пользу. При теократическом устройстве израильского народа, невидимый царь которого Иегова, земной его царь должен быть лишь орудием и исполнителем воли Царя-Иеговы. Сила и могущество его должны заключаться не в его собственной силе и мощи, но в силе и помощи Иеговы. Позволительно предполагать, что царь из колена, сравнительно с другими, слабого будет иметь более поводов опираться на силу и помощь царя Иеговы. В избрании царя из колена Вениаминова можно видеть проявление и обычного в истории приема. Когда есть сильные соперники относительно выполнения чего-либо, обыкновенно дело это предоставляется третьему и сравнительно слабейшему. Что значит, например, бывшие в ходу предположения возложить исполнение определений берлинского конгресса или берлинской конференции на Италию, не допуская сюда России и Англии? или назначение князя для Болгарии не из царственных домов России или Англии, а из принцев немецких? Так и в то время сильного возбуждения в стране, пламенных желаний со стороны сильнейших колен Ефремова и, быть может, Иудина дать из себя царя народу – естественнее всего было избрать его ни из того, ни из другого, а из третьего, на котором могли бы более или менее помириться обе соперничествующие стороны, и которое со своей стороны могло бы удовлетворить возложенному на него назначению. По всем этим причинам колену Вениаминову выпадает честь дать израильскому народу первого царя. Избрание царя совершается по жребию (1Цар.10:20,21) или – что для нас одно и то же – по воле Божией (9:17). И мы можем лишь благоговеть пред тем, как глубоко эта воля Божия соответствует в настоящем случае обстоятельствам и требованиям того времени.

Но колено Вениаминово принадлежит к числу тех колен, которые стояли в большей или меньшей связи с коленом Ефремовым, или на которые старалось распространить свое влияние это последнее колено. С избранием в цари вениаминянина первенствующее место занимает группа именно этих колен. Так как эта группа и прежде соединялась, хотя и невполне, для общего действования, представляя в таких случаях израильский народ в его противоположности с другим каким-либо народом враждебным ему, то и название «Израиль», «израильский народ», привыкли относить к этим коленам, не включая сюда Иудина и Симеонова. С избранием царя и группа из этих последних колен присоединяется к остальным израильтянам, подразумевается под общим именем Израиля, когда идет речь вообще, но и не совсем сливается с ними; войска этой группы считаются отдельно и противопоставляются войскам другой группы, как иудеи израильтянам (1Цар.11:8; 15:4). ²⁰⁵

Трудно и с точностью даже невозможно определить, как широки были пределы царства Саулова и как сильна была его власть в этих пределах. Близкая аналогия избрания и первых дней царствования Саула с появлением судей, открывающаяся в том, что царь избирается из колена, наиболее подверженного притеснению со стороны врагов, и что он становится царем на деле, a не по идее или избранию, лишь после одержания победы над врагами (1Цар. 11 гл.), дает как бы некоторое основание предполагать, что северные колена по ту сторону изреельской равнины, не страдавшие, быть может, от тогдашних врагов – филистимлян и аммонитян, не участвовали в избрании царя и чрез то как бы не входили в состав царства Саулова. На них и действительно нет прямых указаний в истории Саула. И только из славной деятельности Самуила на пользу внутреннего религиозного обновления и объединения израильтян и из встречающихся общих выражений: «все старейшины» (1Цар.8:4), «все колена израилевы» (10:20), «все израильтяне» (11:15; 12:1), можно заключать, что в избрании царя принимают участие все колена израильские, и что Саул становится царём над всем Израилем, включая и северные колена. Колена заиорданские участвуют в избрании Саула (1Цар.12:12); но, по крайней мере, значительная часть их страны не может вначале входить в состав Саулова царства. Одною из причин, заставивших Израиля просить себе царя, полагается нашествие царя аммонитского на землю израильскую (1Цар.12:12). Вскоре по воцарении Саула (по LXX спустя около месяца) царь аммонитский уже осаждает Иавис Галаадский. Город этот лежал не на границе с аммонитянами, а, напротив, ближе к западной границе заиорданской страны. ²⁰⁶ Чтобы осадить его, Наас должен был углубиться значительно внутрь страны. Отчаянная готовность жителей Иависа подчиниться позорному условию с одной стороны и гордая самоуверенность царя аммонитского, спокойно дозволившего осаждённым в течение семи дней искать себе помощи, где только хотят, с другой показывают, кажется, ясно, что ни та, ни другая сторона не ожидает помощи, по крайней мере, от ближайших соседей – заиорданских жителей, – что, следовательно, господство аммонитян в это время здесь было прочно. В этом последнем предположении нас подтверждает и Иосиф Флавий. По нему прежде, чем напасть на Иавис Галаадский, аммонитский царь причинил много зла потусторонним израильтянам и подчинил себе многие их города. ²⁰⁷ После этого нам кажется не совсем верным взгляд Хвольсона, когда он, выставляя на вид «благодать монархического образа правления», говорит, что аммонитский царь обидел жителей одного только города наглым, позорным для них, требованием и тем едва не навлек на себя полного уничтожения со стороны предводимых царем израильтян. ²⁰⁸ Саул разбивает аммонитского царя при Иависе, освобождает этот город и, конечно, другие. Но полного спокойствия со стороны врагов он не дает еще теперь этой стране; и после он должен еще вести войны и с Моавом, и Аммоном, и с Едомом и с царями Совы... и, следовательно, только позднее освобождает заиорданского Израиля от руки его грабителей (1Цар.14:47–48). Но уже и после той первой победы над аммонитянами положение заиорданских колен становится более спокойным и безопасным. Некоторые изранльтяне по сю сторону Иордана, во время войны с филистимлянами, наступившей после аммонитской, опасаясь врагов, ищут безопасности за Иорданом, в стране Гадовой и Галаадской (13:7). Колено Рувимово ведет во дни Саула счастливую войну с агарянами, живущими к северо-востоку от него бедуинскими племенами (1Пар.5:10); колено это было ближайшее к моавитянам: значит, и с этой стороны оно было спокойно. Жители заиорданских областей были очень благодарны Саулу за свое освобождение и, без сомнения, были верны его господству. Их привязанность к нему и его дому продолжается даже и после его смерти. Жители Иависа с благородным самоотвержением берут выставленные на позор на стенах Бефсана трупы Саула и его сыновей, предают их почетному погребению в своем городе и назначают семидневный пост (1Цар.31:12,13). Оставшийся в живых сын Саула, Иевосфей, находит безопасное убежище и воцаряется, прежде всего, на восточной стороне Иордана, в Маханаиме (2Цар.2:8,9). Отсюда и, без сомнения, с помощию заиорданских жителей царство Иевосфея распространяется и на другие, западно-иорданские, колена. Так колена заиорданские входят в состав царства Саулова и отличаются даже особенною верностью ему. Колено Иудино также входит в состав царства Саулова. Воины Иудины, хотя и некоторым особняком, принимают участие, с самых первых войн Саула, в войне с аммонитянами (1Цар.11:8), филистимлянами (17:13,14), амаликитянами (15:4) и, конечно, с другими народами. Территория колена Иудина служит театром войны его с филистимлянами (17:1); чрез нее он идет на войну с амаликитянами и в ней ставит себе памятник после победы над ними, на Кармиле на горе Иудиной к юго-востоку от Хеврона (1Цар.15:12; Нав.15:55); ²⁰⁹ чрез нее, конечно, ведет войны с идумеянами (14:47). В области колена Иудина Саул преследует Давида со своим отборным войском (1Цар. гл. 23, 24, 26). Население вообще расположено к Саулу. Люди Давидовы опасаются за себя, живя в Иудее (23:3); жители города Кеиля, даже освобожденные Давидом от филистимлян, готовы предать его Саулу (12); зифеи сами доносят Саулу об укрывательстве у них Давида, побуждают его идти против него и предлагают предать его в руки царя (19–24; гл. 26). Саул свободно берет себе тех из иудеев, которые ему нужны, и получает при этом подарки (16, 19–22). Почти постоянные войны с филистимлянами, ближайшими врагами иудеев, так успешно веденные под руководством Саула, заставляют иудеев держаться Саула и становиться в ряды других израильтян под его начальством.

Но к концу царствования Саула в области колена Иудина появляется – да будет позволено выразиться – шайка человек в 400–600; здесь собираются все, недовольные чем-либо в царстве Саула, – «все притесненные и все должники и все огорченные душою» (1Цар.22:2; 23:19). Они составляют тесную дружину под начальством одного. Живут они, перекочёвывая с одного места на другое, большею частью в местах неприступных (23:14), укрываясь от взоров правительства. Иногда они выступают против врагов, нападавших на эту страну (23:1–5); с туземцами живут вообще мирно (25:7), но за этот мир требуют награды для себя, вынуждаемые к тому скудостию средств для своего существования, и готовы мстить без пощады кому бы то ни было за обидное отклонение их требований (25:34). Шайка эта входит в сношения с иностранными государями, с которыми Саул стоит во враждебных отношениях, – с царем моавитским (22:3–4), филистимским-гефским, в одном из городов которого (Секелаге) и поселяется на правах ленного государства (гл. 27). О намерениях и целях этой шайки не имеют, кажется, определенного представления. Во главе её стоит Давид из Вифлеема Иудина. На родине он известен, как молодой человек, умеющий играть, храбрый и воинственный, разумный в речах и видный собою, и Господь был с ним (16:18). Благодаря этим своим качествам, он стал известен двору и получил здесь место. Победа над Голиафом и ряд других блестящих побед над филистимлянами приобрели ему любовь народа, а также внимание и благорасположение государя. Давид постепенно достиг одного из высших мест в государстве (после царской фамилии он сидел на третьем месте в общественных собраниях, 1Цар.20:25) и даже сделался зятем царя (18:27). Но вот распространяется по стране молва, что этот любимец народа и вместе царя задумал измену своему государю и добивается его престола. Удаление от двора, устранение от государственной деятельности, появление во главе беглецов, еще более сношения с врагами отечества естественно должны были убеждать народ в истинности этой молвы. Все, что есть недовольного в государстве Саула, приходит к Давиду и встречает у него радушный прием. Сюда бежит и Авиафар, сын убитого первосвященника Ахимелеха (22:20–23). С ним ходит пророк Гад, очевидно, ученик Самуила, бывшего во вражде с Саулом, но в дружбе с Давидом (19:18–24). Быть может, знали, хотя, нужно предполагать, самым неопределенным образом, что Давид помазан уже на царство Самуилом. С другой стороны сам Давид не предпринимает ничего такого, что непосредственно вело бы к намечаемой ему цели, и даже двукратно сохраняет жизнь Саула, находившуюся в его руках (в пустыне Зиф и Енгадди). Такой неопределенный образ действий, то приписываемый Давиду другими, то им самим обнаруживаемый, покрывает его намерения неизвестностью. От этого происходит, что одни выискивают его и доносят об его движениях Саулу, другие скрывают, предупреждают его и вообще относятся к нему благосклонно.

Для нас важно знать: возбужденное Давидом движение, симпатия к нему и антипатии, группирование около него людей имеют ли характер движения коленного, стремления колена Иудина стать во главе других колен, или же все это движение направляется лично против Саула. Данных для решения этого вопроса немного, но и они, кажется, дают некоторое право заключать, что в движении, вышедшем от Давида, или, точнее, сосредоточившемся около него, можно усматривать черты именно коленного движения, направленного на возвышение одного колена пред другими. Правда, Давид любим всем израильским народом, около него группируются все недовольные без различия колен, есть и гадитяне и манасситяне и даже вениаминяне (замечательно, не говорится об ефремлянах, 1Пар.12:1–22). С другой стороны и в самом колене Иудином находятся лица, несочувствующие Давиду и стоящие на стороне Саула (особенно зифеи). Это показывает, по-видимому, что движение, идущее от Давида, не имеет характера движения целого колена. Во всяком случае, лица из других колен, присоединившиеся к Давиду, не могут иметь в виду возвышения колена Иудина. И сам Давид может быть чужд коленных стремлений. Но есть и черты, указывающие на такого рода движение. Замечательно, прежде всего, то, что от отверженного Саула внимание Самуила обращается к колену Иудину, и здесь важно то, что сначала не указывается определенное лицо, которое должно быть избрано; следовательно, имеются пока в виду просто колено Иудино и одно племя и семейство в нем (1Цар.17:1). При признании заявившего уже себя в предшествующей истории Израиля разделения всех колен на две главные группы, это значит, что Самуил от одной группы обращается к другой. Саул, принадлежавший колену из группы колен Иосифовых, своим образом действий ясно обнаружил характер главных представителей этой группы, ефремлян. Ефремляне, как мы видели, во весь период судей стремятся быть первыми, слишком подозрительно относятся к другим и доводят свою подозрительность иногда до открытой вражды с другими коленами. Саул – верный тип этих сторон ефремлян: он стремится быть, как можно, самостоятельнее в своих действиях, подозрителен к лицам, чем-либо отличившимся сравнительно с ним и преследует подозреваемых им всеми, зависящими от него, способами и средствами, не щадя иногда при этом ни пола, ни возраста (1Цар.22:11–20). Он и не первый опыт такого правителя из группы Иосифовых колен. Еще прежде него был подобный Авимелех, также жестоко обходившийся со своими подданными (Суд. 9). Очевидно, что при государях с такими характерами нельзя было надеяться на спокойное внутреннее развитие государства. Делать новые опыты царей из той же группы было излишне и, во всяком случае, неблаговременно, – и вот внимание Самуила обращается на другую группу колен, именно на колено Иудино. Колену этому уже давно предуказано первенствующее положение среди других колен (Быт.49:8–12). Оно одно из сильнейших, известно было в прежнее время, и, быть может, особенно отличилось в последнее время своей совместной с другими коленами деятельности. И иудеи, по крайней мере, те, которые имеют понятие о чести своего колена и потому стремятся доставить ему первенствующее среди других колен положение, сочувствуют Давиду и поддерживают его всеми возможными способами. Уже простое пребывание Давида среди колена Иудина не может быть объясняемо лишь тем, что именно его территория представляла более удобств для более спокойного укрывательства. Если зифеи доносят Саулу об укрывательстве среди них Давида, то другие предупреждают последнего о грозившей ему от Саула опасности и дают ему возможность скрыться (23:25). Перечисляется очень много городов Иудиных во всех тех местах, в которых Давид ходил со своими людьми и старейшины которых были его друзьями (30:26–31). И в то самое время, когда Саул с троими своими сыновьями во главе войск израильских сражается с филистимлянами и в этой борьбе за свободу слагает свою голову наряду же со своими сыновьями, Давид из Секелага филистимского рассылает подарки своим друзьям, старейшинам Иудиным (30:26). Нельзя ясно представить себе, какое участие могли принимать в этой войне Саула с филистимлянами иудеи и могли ли они и теперь также энергично поддерживать его, как они делали это прежде? Кажется, не ошибемся, если предположим, что к концу царствования Саула и именно под влиянием пребывания в их стране Давида иудеи становятся равнодушнее к общей судьбе израильского народа, представляемой и защищаемой Саулом, опять начинают обособляться и свои интересы, так или иначе, сосредоточивать около личности Давида, от которого ожидают блага, прежде всего, для себя, а потом уже чрез него и себя самих и для других колен. ²¹⁰ Кажется, и Саул в предполагаемом им возмущении Давида видит, между прочим, стремление колена Иудина занять первенствующее положение среди других колен. Видя и еще более подозревая всюду вокруг себя равнодушие к себе и даже измену, Саул пытается подействовать в своем интересе на чувство коленной чести в окружающих его вениаминянах. «Послушайте, сыны Вениаминовы: неужели всем вам даст сын Иессеев поля и виноградники и всех вас поставит тысяченачальниками и сотниками... (1Цар.22:7...)? Называя своих слуг вениаминянами, Саул, очевидно, хочет выставить им на вид, что сын Иессеев из другого колена и что первым нечего ожидать от последнего: вместе с ним должны занять высшие и более выгодные места его ближайшие соплеменники. Из этих слов Саула видно также, что в царстве его коленные различия существуют еще в полной силе; вместе с этим должна еще существовать и более или менее глубокая разъединенность их интересов. Единого, цельного государственного организма еще нет. Отсюда же само собою понятно и естественно, если отделение Давида от Саула и не совсем напрасно приписываемое ему стремление занять престол его, хотя по смерти его, и представляется и на самом деле есть некоторым образом отделение всего Иудина колена от тогдашнего общеизраильского государственного организма со стремлением затем стать во главе других колен.

Что только предполагается относительно царствования Саула, то открывается самым делом тотчас по смерти Саула. Еврейское царство, объединявшееся доселе внешним представительством Саула, распадается теперь и именно на те главные части, которые мы замечали уже и прежде, именно: на колено Иудино, с присоединившимся к нему Симеоновым, и колена остальные на этот раз с Вениамином во главе. Благодаря обстоятельствам, разделение получает теперь более резкий и даже враждебный характер. Поражение Израиля на горах гелвуйских филистимлянами, закончившее собою царствование Саула, было решительное. Жители изреельской равнины и соседних с нею мест разбегаются; опустевшие города их занимают и подчиняют своему господству филистимляне. Последние распространяют свою власть на Ханаан и к югу от изреельской равнины до колена Вениаминова включительно. ²¹¹ Оставшийся в живых сын Саула, Иевосфей, естественный наследник престола своего отца, не может утвердить своего престола в стране по сю сторону Иордана, удаляется на восточную его сторону в Маханаим, и только здесь полководец его Авенир воцаряет его сначала над Галаадом и потом мало-помалу над Ашуром, Изреелем, Ефремом, Вениамином и над всем Израилем, за исключением колена Иудина и Симеонова (2Цар.2:8–10), освобождая, конечно, области по сю сторону Иордана одна за другою от филистимского господства. ²¹² Освобождение Израиля от филистимского ига совершено таким образом Авениром, полководцем Иевосфея, с войсками из Израиля, кроме иудеев. Иудеи не принимают участия в этом деле. Они избирают себе царем Давида и почти безучастно смотрят на борьбу израильтян с филистимлянами.

В литературе библейской истории существует даже предположение, что во время царствования Давида в Хевроне иудеи находятся в вассальной зависимости от филистимлян. Предположение это основывается, по-видимому, на довольно твердых соображениях. Замечают во-первых: во все то время, когда Давид царствует в Хевроне, филистимляне оставляют его в покое; но едва он становится царем над всем Израилем, они тотчас нападают на него. Причину такого неодинакового отношения филистимлян к Давиду до и после воцарения над всем Израилем и видят некоторые в вассальном отношении Давида к ним, прекращенном со времени воцарения его над всем Израилем. Как известно, благодаря преследованиям со стороны Саула, Давид вынужден был бежать в землю филистимскую. Здесь получил он от Анхуса, царя гефского, город Секелаг, на правах ленного государя. Из Секелага он предпринимал походы против соседних народов, объясняя Анхусу, что походы эти направлены против иудеев. Часть добычи, получаемой от войны, он уделял Анхусу (1Цар.27). Когда последний предпринял войну против Израиля, Давид должен был принять в ней участие со своим войском. Но подозрение против него со стороны филистимлян освободило его от войны с братьями. Зато он вел в это время мстительную войну с амаликитянами, разорившими и разграбившими город Секелаг, – чрез что, как вассал, защищал границы области своего верховного государя (гл. 28–30). После поражения Израиля филистимлянами в смерти Саула, Давид вошел в Хеврон, город колена Иудина, и поселился в нём и окрестных с ним городах сам и его люди со своими семействами, после чего иудеи провозгласили его своим царем (2Цар.2:1–4). Вассальное же отношение, в котором Давид стоял доселе к филистимлянам, продолжается, говорят, и теперь; Давид по-прежнему предпринимает походы против мелких народцев и по-прежнему платит часть своей добычи Анхусу, – который со своей стороны оставляет ему свободу действий. Но вот Давид становится царем над всем Израилем, прекращает свое прежнее зависимое отношение к филистимлянам, и они тотчас же нападают на него со всею своею силою (2Цар.5:17–25). ²¹³ Таким образом, изменение отношений к Давиду со стороны последних объясняется, по-видимому, хорошо изменением отношений его к ним, – и, следовательно, как бы подтверждается предположение о вассальном отношении Давида к филистимлянам во время царствования его в Хевроне. Такое именно отношение соответствует по-видимому и другим обстоятельствам того времени и не противоречит характеру Давида. Филистимляне достигают в это время высшей степени своего политического могущества. В прежнее время при подобных обстоятельствах иудеи считают за лучшее оставаться в рабстве у филистимлян и выдать даже им Самсона, выступившего на борьбу с ними, нежели вступать в эту борьбу, не рассчитывая на успех (Суд.15:9–13). Благоразумие требует, по-видимому, и теперь подчиниться обстоятельствам, принять зависимость от филистимлян на известных условиях, нежели быть порабощенными ими безусловно. А уменье быстро соображать обстоятельства и действовать применительно к ним составляет неоспоримо одну из отличительных черт в характере Давида. Тем не менее, с указанным выше объяснением покоя со стороны филистимлян во время царствования Давида в Хевроне и нападением их по воцарении его над всем Израилем, – объяснением именно из предположения вассальной зависимости в первое время Давида от филистимлян, едва ли можно согласиться. Аналогия историческая, указанная выше, не полная. В то время иудеи находились уже в зависимости от филистимлян и не решались только освободиться от неё (Суд.15:11). Теперь они свободны от неё и имеют в своей прошлой и недавней истории опыты счастливой борьбы именно с филистимлянами. Трудно допустить, чтобы они согласились принять добровольно зависимость от филистимлян. Напротив, кажется, не совсем неосновательно замечание Гретца, что прежнее вассальное отношение Давида к филистимлянам причина того, почему иудеи не сами пригласили к себе Давида, а провозгласили его своим царем лишь после того, как он со своими людьми поселился в городах иудейских (2Цар.2:2,3). ²¹⁴ Тем менее вероятно, что это избрание его ставило их в зависимость от филистимлян. И Давид со своей стороны не имел нужды оставаться в прежнем зависимом положении. Положение это было для него вынужденное и ставило его в различные нравственные затруднения; освободиться от него он желал, конечно, при первом удобном случае. Такой случай представился ему именно теперь. Правда, филистимляне овладевают всем или почти всем Ханааном по сю сторону Иордана к северу от колена Иудина. Но для достижения этого они вынуждены употребить все свои силы. Дальнейший ход событий требует от них еще большего напряжения: они должны защищать занятую страну от войска Авенира, выступившего на освобождение её от врага. Успех освобождения показывает постепенное ослабление их силы. Такое положение дел филистимских видел без сомнения Давид и решился воспользоваться им для освобождения себя от вынужденной зависимости. То же самое положение дел не позволяет и филистимлянам выступить против Давида, и таким образом он, благодаря хорошо понятым обстоятельствам, становится из вассального государя филистимского города Секелага свободным царем колена Иудина. Из тогдашних же обстоятельств объясняется и то, почему Давид не принимает участия в освобождении Израиля от филистимлян. С одними своими силами он едва ли мог надеяться на успех. Действовать в союзе с другими израильтянами он также не мог: вожди движения на восточной стороне Иордана были враждебно настроены в отношении к нему и смотрели на него, как на узурпатора (2Цар.2:12 и д.). ²¹⁵

He имеет большой силы и другое доказательство вассальной зависимости Давида от филистимлян, заимствуемое от равнодушия и даже холодности к Давиду со стороны Израиля по смерти Саула. Давид помазан в цари над Израилем, как известно, еще Самуилом. Еще при жизни Саула весь Израиль и Иуда любят Давида (1Цар.18:16). Тогда же смотрят на него, как на будущего преемника Саула; так Ионафан говорит ему, что он будет царствовать над Израилем, и желает быть вторым человеком по нем в царстве его (1Цар.23:17); Саул сам подозревает и Давида в намерении и народ в сочувствии его намерению – быть царем (22:7,8; 23:17) и потом торжественно высказывает свое убеждение, что он (Давид) непременно будет царствовать и что царство израилево будет твердо в его руке, и просит его только о том, чтобы он не истребил потомства его после него и не уничтожил имени его в доме отца его (1Цар.24:21–22): и народ давно, по-видимому, желал, чтобы Давид царствовал над ним (2Цар.3:17,18). И при всем этом, по смерти Саула в течение семи с половиною лет Давид царствует в Хевроне только над коленом Иудиным (2Цар.5:5). Холодность к Давиду, открывающаяся из этого, становится яснее из следующего. Ставши царем иудейским, он пытается напомнить о себе и своем воцарении над Иудою заиорданским коленам. Именно, узнавши, что жители Иависа, города, освобожденного некогда Саулом от позорного рабства царю аммонитскому (1Цар.11:1–11), похоронили Саула, он отправляет к ним посольство поблагодарить их за «эту милость господину своему Саулу», ободрить их в настоящих трудных обстоятельствах, обещать им свое благоволение и искусно сообщить им о том, что дом Иудин помазал его царем над собою. «Да воздаст вам Господь милостию и истиною», должны были сказать, между прочим, послы Давида от его имени жителям Иависа; «и я сделаю вам благодеяние за то, что вы сделали. Ныне да укрепятся руки ваши, и будьте мужественны; ибо господин ваш Саул умер, а меня помазал дом Иудин царем над собою» (2Цар.2:5–7). Пожелай жители Иависа, а также и другие израильтяне уже теперь признать его своим царем, он без сомнения согласился бы на это, как и согласился позднее, и выступил бы против филистимлян. Но этого согласия на этот раз не последовало, хотя слава о доброй памяти Давида, царя иудейского, о прежнем царе Сауле могла распространяться в народе и располагать его в пользу Давида. ²¹⁶ Холодность народа к Давиду и как бы забвение с его стороны о нем были бы еще разительнее, если бы было справедливо предположение некоторых, что израильтяне не признают его своим царем и после смерти Иевосфея в течение пяти с половиною или около того лет. Но контекст речи в том месте (2Цар.2:8–10), на которое опирается это предположение, говорит в пользу другого предположения, – именно, что пять с половиною лет прошли со времени смерти Саула до (фактического) воцарения Иевосфея над всем Израилем, кроме Иудина колена. ²¹⁷ Как бы то ни было, но Давид, еще при жизни Саула считавшийся его преемником, становится царем только над коленом Иудиным: другие колена не признают его, хотя некоторым из них он и делает напоминание о себе. – Чем объяснить это, по-видимому, довольно странное отношение Израиля к Давиду? Между прочим, и главным образом оно объясняется, говорят некоторые, из связи Давида с филистимлянами, врагами своего народа, и вассального к ним отношения, в котором он стоит к ним во время своего царствования в Секелаге и в котором остается и становясь царем иудейским. ²¹⁸ Но о вассальном отношении его к филистимлянам во время царствования над Иудою не может быть речи, как мы уже видели. Насколько влияли его прежние к ним отношения на отношения к нему израильтян? Мы уже знаем, что еще при жизни Саула на Давида смотрели как на преемника его на престоле. Пребывание его у филистимлян могло огорчать Израиля, но в то же время все видели, что оно вынужденное. Поэтому мы видим, что все, кому тяжело было жить под властью Саула, переходят к Давиду (1Цар.22:1,2; 27:2; 1Пар.12:1–22); между ними были некоторые даже из колена Вениаминова и даже, быть может, из родственников Саула (1Пар.12:2–7). Весть об участии Давида в походе филистимлян против Израиля могла также огорчить последнего и, кажется, действительно охладила несколько его отношения к Давиду. Правда, когда он возвращался в Секелаг, будучи удален из войска филистимлян, благодаря подозрительности их князей, к нему присоединилось семь тысяченачальников из колена Манассиина (1Пар.12:19,20); но весьма вероятно, что Давид посылает подарки из добычи амаликитской старейшинам Иудиным, друзьям своим, между прочим, и с целью заявить о своем пребывании дома и изгладить впечатление от вести об участии его в походе филистимлян. На первых порах впечатление это, кажется, не было изглажено вполне: иудеи не приглашают к себе Давида в цари, а помазывают его лишь после того, как он сам вошел в Иудею и поселился в ней со своими людьми. Очень возможно, что тоже известие произвело тяжелое впечатление и на других израильтян и было одною из причин, почему они не обратились к Давиду тотчас же по смерти Саула. Но можно указать и другие причины этого. Представим себе тогдашнее положение Израиля. Страна по сю сторону Иордана к северу от колена Иудина во власти филистимлян; жители её, очевидно, не могут располагать своею судьбою по своей воле; их господин и царь тот, кто освободил их от врага. Освобождение совершено Авениром, полководцем Иевосфея; Иевосфея они и признают своим царем. Страна к востоку от Иордана свободна от врага. Сюда Давид посылает посольство от себя и здесь пробует почву, насколько она благоприятна для него. Но жители этой страны менее других страдали от неурядиц в царствование Саула, напротив, более других получали от него защиту от врагов и были более благодарны ему и расположены к его дому (1Цар.11:1–13; 14:47; 31:11–13; 2Цар.2:4–7). Да и они не совсем свободны. Авенир с сыном Саула, Иевосфеем, и остатками войска приходит сюда в Маханаим и воцаряет Иевосфея, прежде всего над Галаадом. И при расположении к Давиду трудно бы жителям Галаада признать его своим царем. Таким образом, вполне свободно располагают собою в самом начале лишь иудеи, – и они признают Давида своим царем, хотя, быть может, и не вполне по своей свободной инициативе. Против Давида и другие обстоятельства – искреннее сознание одних, что преемником Саула на престоле должен быть его сын, и своекорыстные расчеты других, особенно вениаминян и из них преимущественно Авенира. ²¹⁹ Так и случилось, что Давид, еще при жизни Саула считавшийся его преемником, становится царём лишь колена Иудина. По освобождении посюстороннего Израиля от ига филистимского Авениром и воцарении над ним Иевосфея единое царство израильское при Сауле распадается формально на два царства. Одно из них состоит из десяти колен израильских и усвояет себе название – Израиль (2Цар.2:10; 3:10), весь Израиль (2:9), весь народ израильский (3:12), или, по господствующему в нем царскому дому, – дом Саулов (3:1); другое состоит из двух колен – Иудина и Симеонова и называется по имени преобладающего колена – домом Иудиным (2:4,7,10), Иудою (3:10), или же, по имени господствующего в нем дома царского, – домом Давидовым (3:1,6). Прежнее разъединение, слагавшееся, так сказать, само собою и состоявшее собственно в безучастии того или другого колена к судьбе других, становится теперь намеренным и вследствие этой намеренности получает более резкий и определенный характер. При этом первом намеренном разграничении пределов власти двух государей в Израиле заявляет о себе до некоторой степени и указываемая нами естественная граница между средним и южным Ханааном. Давид, царь собственно колена Иудина, распространяет до некоторой степени свое влияние и на колено Вениаминово до той границы. ²²⁰

О добровольном соединении обоих царств не может быть теперь речи. Ему воспротивятся, прежде всего, цари, так как один из них должен бы был отказаться от престола; ему воспротивятся их ближайшие приверженцы и особенно их главные полководцы, одинаково ревнивые к своему высокому положению, так как опять один из них должен бы уступить другому. Да и подданные их едва ли особенно желают соединения: их жизнь давно уже текла своим особенным руслом; общая жизнь при Сауле была непродолжительна и уже к концу его царствования начала опять распадаться. Правда, и израильтяне, члены теперешнего царства Иевосфея, желали давно иметь Давида своим царем; но это желание их было при других условиях и обстоятельствах. Нужно думать, они желали сами первые воцарить его у себя, чтобы потом быть первыми при нем. Теперь Давид уже помазан в цари иудеями, они первые по нем; остальные израильтяне, как позднее присоединившиеся к нему, должны бы стоять некоторым образом вдали от него, уступая первые места иудеям, a этого они, особенно ефремляне и вениаминяне из них, не могли желать для себя, – первые, как всегда стремившиеся к первенству, вторые, как колено теперь царственное. Верность такого представления дела подтверждается для нас аналогичным примером из позднейшей истории Давида. Во время возмущения Авессалома, именно после поражения его войска и его собственной погибели, израильтяне, кроме иудеев, изъявляют желание возвратить Давида на царство. Но когда потом иудеи, прежде не разделявшие этого желания, предупреждают их в его осуществлении, они высказывают неудовольствие и отпадают опять от Давида (2Цар.19:9–15,40–43). Причина такой перемены в отношениях израильтян к Давиду заключается главным образом в их опасении, как бы иудеи за обнаруженную ими предупредительность при встрече царя не получили от него каких-либо особых сравнительно с ними преимуществ. Так точно и теперь. Пока Давид один или окружен людьми из всего Израиля, израильтяне желают иметь его своим царем: но когда он уже стал царем иудейским, когда, следовательно, иудеи стали к нему ближе других израильтян, эти последние едва ли желали особенно иметь его царем, разве при особых условиях и обстоятельствах, которые и наступают позднее и которых теперь нет.

Ho и оставаться в прежнем безучастном одна к другой отношении обе половины единого прежде царства – не могут. Сами по себе израильтяне и иудеи, быть может, и оставались бы; но этого не могут допустить их цари. Оба они вступают на свои престолы в надежде стать царями всего Израиля, – Давид в силу божественного избрания и пророческого помазания, – Иевосфей в силу естественного обычая наследования сыном после отца, хотя по отношению к престолонаследию обычай тот еще не узаконен у Израиля человеческим определением и даже отвергнут божественным правом. Борьба между обоими царствами неизбежна, и начало её должно принадлежать Иевосфею: он вынужден распространять и утверждать свое господство своею силою, тогда как Давид ждет своего времени от руки и помощи божественной. И он, Иевосфей, или лучше Авенир, его полководец, действительно начинает эту борьбу. Воцарив Иевосфея над заиорданскою страною, Авенир освобождает потом страну по сю сторону Иордана от филистимлян, подчиняет ее Иевосфею и затем открывает войну с Давидом с целью подчинить скипетру Иевосфея и Иудею (2Цар.2:12–3:1). Но большие преимущества в этой междоусобной войне на стороне Давида. Здесь во главе войска сам царь Давид, мужественный и искушенный в боях, и к тому же помазанный Самуилом в цари и, следовательно, избранный и предназначенный самим Богом. Здесь около царя отряд в шесть сот человек преданнейших царю и отборно-искусных воинов. И все подданные царя, как члены одно с ним колена, тесно связаны с ним и между собою, хотя по числу и значительно слабее царства Иевосфея. Подданных Иевосфея больше, но его царство состоит из нескольких колен и потому уже менее сплочено внутри. У Иевосфея нет такого, как у Давида, отборного войска. И сам он не отличается ни мужеством, ни опытностью военною, и даже не принимает сам лично активного участия в делах правления и войны, предоставляя действовать Авениру, которому обязан он и своим престолом. К тому же он и не признан царем голосом Божиим. Не удивительно поэтому, что в открывшейся войне Давид все более и более усиливался, а дом Саулов более и более ослабевал (2Цар.3:1); борьба яснее и яснее обнаруживала преимущества Давида и его царствования и недостатки Иевосфея, а с тем вместе шире и шире распространялась, конечно, в народе молва о помазании Давида в цари Самуилом. ²²¹ Замечательно, что по представлению библейскому, борьба ведется не между израильтянами и иудеями, – и это несомненно соответствует действительности: сам по себе народ если и не чувствовал особенной близости между своими членами, то не питал и вражды, – отношения колен были, как и в период судей, более, так сказать, безразличные. Борьба ведется между представителями той и другой половины народа – их царями иудейским и израильским и их ближайшими приверженцами, между домом Сауловым и домом Давидовым (2Цар.3:1,6,8,10), слугами Иевосфея и Давида (2:12,13,15). Неизвестно, как продолжительна была бы эта война, если бы не ускорили её развязки особенные обстоятельства. Авенир оскорбляется выговором Иевосфея из-за наложиицы Саула и вступает в переговоры с Давидом с целию передать ему царство Иевосфея. Из этих переговоров с особенною ясностию видны тогдашние отношения между царствами, – видно, что израильтяне знали уже об определении Божием относительно царствования Давида вместо дома Саулова (2Цар.3,9,18), что они уже давно желали иметь его своим царем (17), что Иевосфей царствует, благодаря Авениру, оказавшему против Иуды милость дому Саула, отца его, братьям его и друзьям его, и не предавшему его в руки Давида (8), что особенное сопротивление воцарению Давида оказывали вениаминяне, следовательно, родное Саулу колено. Об этом последнем можно заключать из следующего. В описании междоусобной войны вениаминяне выделяются из других израильтян (2Цар.2:31). Они обнаруживают наибольшую сравнительно с другими энергию в более важные и критические моменты борьбы (ст. 15. 25). И переговоры, в намерении передать царство Давиду, Авенир ведет отдельно с израильтянами других колен и вениаминанами и потом передает Давиду отдельно желания Израиля и всего дома Вениаминова (2Цар.3:17–19). Относительно сущности этих переговоров можно только сказать, что израильтяне переходили на сторону Давида небезусловно, а выговаривали себе известные права; вениаминяне же, как более ревностные в борьбе с ним и потому опасавшиеся некоторой опалы, быть может, ставили в условия и забвение прошлого. Πо аналогии с позднейшим фактом из истории Давида (2Цар.19:13) можно думать, что одним из главных условий было сохранение за Авениром звания главнокомандующего войсками Давида. ²²² Но соединение разъединенных половин государства на основе переговоров Авенира не осуществилось: Авенир пал от руки Иоава до его осуществления. Скоро затем погиб и Иевосфей. В доме Саула не оставалось никого, кто мог бы с достоинством принять в свои руки кормило правления (2Цар.4:4). При первом известии о смерти Авенира народ израильский смутился (2Цар.4:1). Смущение возобновилось без сомнения при известии ο смерти Иевосфея. Но поведение Давида в том и другом случае рассеяло возникшие, быть может, против него подозрения. Начатые еще Авениром переговоры с ним послужили израильтянам основою для окончательного соглашения и признания его царем над всем Израилем (2Цар.5:1–3). Так прекратилось опять раздвоение среди Израиля; Израиль составляет снова один народ под управлением одного царя из колена Иудина, которое доселе жило в некотором отдалении от других колен, но которому давно уже предсказано было первенствующее среди других колен положение (Быт.49:8–10). Это объединение, вышедшее от народа и нашедшее прочную опору в сильном и благоразумном государе, теснее объединило Израиля, – но и Давид не мог уничтожить совсем внутреннее раздвоение среди колен.

Давид был непосредственным свидетелем печального раздвоения колен, был даже невольным виновником его и происшедших из него бедствий израильского народа. Все зло этого раздвоения он чувствовал, несомненно, сильнее всех других, давно стремился к его уничтожению и теперь, поставленный во главе народа, принимается за объединение его всеми силами своей души. Внутреннее, из самого народа вышедшее сознание необходимости этого объединения служит ему ручательством за успех предприятия. Но предпринимаемые им меры своею нерешительностью показывают еще существование раздвоения, которое и проявляется однажды даже со значительною резкостью. К концу царствования Давида раздвоение представляется как бы уничтоженным, но только по-видимому.

Предшествовавшее царствование Саула не имело сильных, связующих все колена элементов. Здесь были лишь царь, в начале сильный и воинственный, но к концу ослабевший и своими безрассудными действиями многих оттолкнувший от себя, – и его военные действия особенно славные в первые годы его царствования. Но здесь не было сильного главного города, который мог бы быть более или менее общим и оказывать влияние на весь народ: столицею Саула остался родной его незначительный город Гива, принадлежавший колену Вениаминову. Как бы в связи с этим стоит то, что царствование Саула носит на себе характер более преобладания одного Вениаминова колена над другими; Саул пытается возбудить ревность своего колена в своем преследовании Давида (1Цар.22:7–8); вениаминяне поддерживают с особенною энергиею Авенира в борьбе с Давидом (2Цар.2:25; 3:19; cp. 1Пар.12:29). А преобладание одного колена вызывает естественно соперничество со стороны других. Религия также лишена была возможности оказывать своё объединительное значение: ковчег завета, величайшая святыня Израиля, стоял вне скинии собрания и оставался в забвении (1Пар.13:3); скиния без ковчега – тоже, что тело без души, хотя богослужение и продолжало в ней совершаться (1Цар.21:1–7). Священников Саул оттолкнул от себя своим непостоянством и своею нечеловеческою жестокостью по отношению к первосвященнику и священникам номвским (1Цар.22:9–21). С пророком Самуилом – живым народным и религиозным центром Израиля того времени – он был в ссоре. Гражданское и военное устройство не представляет ничего особенного в смысле объединения колен. Именно на все эти стороны, важные для объединения народа, обращает внимание Давид, поставивший своею задачею образовать из Израиля тесно и крепко сплоченный народ.

Первое более значительное дело его царствования – завоевание с войсками из всего Израиля Иерусалима и потом возведение его на степень главного города всего израильского государства (2Цар.5:5–9; 1Пар.11:4–8). Значение того и другого факта для объединения колен весьма важно. При разделении Ханаана Иисусом Навином Иерусалим достался колену Вениаминову (Нав.18:28). Но доселе он оставался в руках иевусеев. Завоевание его теперь войском из всего Израиля делает его некоторым образом общенародным или общегосударственным достоянием. Принадлежа колену Вениаминову, Иерусалим лежал на границе его с Иудиным и считался до некоторой степени городом того и другого колена. Завоевание его считается обязанностью их обоих (Нав.15:63; Суд.1:21), и Иуда действительно завоевывает его, вероятно, нижний город, а Сион остается в руках иевусеев (Суд.1:8). ²²³ В Иерусалиме иудеи и вениаминяне живут совместно с иевусеями (Нав.15:63; Суд.1:21). Когда потом колена распадаются на две половины и по смерти Саула образуют из себя два царства – израильское и царство Давидово или иудейское, Иерусалим оказывается на границе этих двух царств, фактически принадлежа тому и другому. И по этому своему положению он особенно способен быть столицею государства, состоящего из соприкасавшихся в нем половин. Это положение Иерусалима на границе двух половин государства заменяет отчасти и не вполне срединное положение его в нем в географическом отношении; в этом последнем Сихем занимал бы более выгодное положение. Но и в географическом отношении Иерусалим, как столица, занимает выгодное положение. Он расположен на горе, – по Флавию, ²²⁴ на четырех горах, – с востока, юга u запада окруженной долинами, и потому представляет собою сильную, почти неприступную крепость; особенно нужно сказать это о сионской крепости, которая потому и оставалась не завоеванною со стороны Израиля до Давида. Искусство еще более могло укрепить Иерусалим. Крепкое положение столицы важно особенно в войне с внешними врагами. Но могущество её важно и для внутреннего объединения частей государства и для более твердого управления ими. Возведение Иерусалима, города нового в израильском царстве, на степень его столицы важно и для прочности царствования Давида и его дома: он обязан своим возвышением Давиду, почему и называется иногда городом Давидовым (2Цар.5:7; 1Пар.11:7); в нем и этот последний (Давид) может найти опору и убежище в случае внутренних возмущений.

Чтобы еще более усилить централизующее значение Иерусалима, Давид делает его центром не только политической, но и религиозной жизни. В теократическом государстве Израиля общественное (собственно жертвенное) богослужение должно совершаться в одном только месте; такое место до построения храма Соломонова – скиния собрания (Лев.17:1–9; Втор.12:4–14). Со времени завоевания Ханаана израильтянами при Иисусе Навине и до пленения ковчега завета филистимлянами при первосвященнике Илии скиния находится в Силоме (Нав.18:1; 1Цар.1:3; 4:3,4). Во время Саула мы видим ее в Номве, городе Вениаминовом (1Цар.21:1–9). ²²⁵ При Давиде и Соломоне мы находим ее в Гаваоне (1Пар.16:39; 21:29; 2Пар.1:3). Быть может, она перенесена была сюда еще Саулом, после того как он истребил священников номвских и опустошил весь город Номву (1Цар.22:17–20). ²²⁶ В этой истории странствования скинии замечательно то, что она оказывается всегда в том колене, которое преобладает в известное время над другими коленами. При Иисусе Навине из колена Ефремова она находится в колене Ефремовом (в Силоме). В этом же колене она остается и в период судей до пленения ковчега завета филистимлянами при Илии, – и в этот период ефремляне усиливаются стоять впереди других колен, хотя и дают из себя одного только судью (Авдона. Суд.12:15). С Самуилом и особенно с Саулом выступает на первый план колено Вениаминово, – и скиния собрания является в нем (в Номве и Гаваоне), хотя и не занимает вполне подобающего ей значения. Таким образом, центр политической жизни (если можно только говорить о таком центре даже в широком смысле и в период судей) стоял всегда в истории Израили более или менее в связи с центром религиозной жизни.

Но история скинии представляет и другой замечательный и доселе еще необъясненный факт. Этот факт особенно важен для нас, так как при известном его понимании он может доказывать существование глубокого внутреннего разъединения и соперничества между двумя половинами еврейского царства даже в то время, когда они, по-видимому, составляли одно сильное целое. Известно, что ковчег завета, плененный и потом опять возвращенный филистимлянами, поставлен был в Кириафиариме, где и оставался до перенесения его при Давиде в Иерусалим (1Цар.7:1,2; 2Цар.6:2; ²²⁷ 1Пар.13:6). Сам собою навязывается вопрос, почему он не был поставлен теперь же или несколько позднее во святом святых скинии собрания, на месте, указанном ему законом? Вопрос этот тем настойчивее требует своего решения, что именно в это время – под влиянием тесных обстоятельств, особенно пленения, хотя и кратковременного, ковчега завета, и увещаний со стороны Самуила израильский народ оставляет Ваалов и Астарт и обращается к Иегове (1Цар.7:3,4). Так при Самуиле, так и при Сауле; сам Саул, как известно, был строгим ревнителем по культе Иеговы (1Цар.14:32–45; 28:3). Возможны и предлагаются различные решения этого вопроса. He разрешает вопроса, а рассекает его тот взгляд, по которому ни ковчег завета не имел значения, какое ему обыкновенно усвояется, ²²⁸ ни скиния не существовала в том виде и с тем значением, какие ей усвояются. ²²⁹ Ближе к решению подходит, по-видимому, тот взгляд, по которому скиния собрания Моисеева была разрушена филистимлянами вместе с пленением ковчега завета. ²³⁰ Ηо о разрушении скинии ничего не говорится и в позднейшей истории встречается, как мы видели уже, именно Моисеева скиния. Другие, признавая предшествующее предположение о разрушении скинии, обращают внимание на характер религиозной реформы Самуила, – указывают на то, что он – пророк, устрояет жертвенник Иегове в своем городе, отличный от жертвенника при скинии (1Цар.7:17), и вообще служение Богу внутреннее предпочитает внешнему служению жертвами (1Цар.15:22), – и на основании всего этого ставят его в прямую противоположность к священству, из каковой противоположности объясняют и забвение скинии и ковчега завета в то время. ²³¹ Но о такой противоположности не может быть и речи. Напротив, и построением жертвенника и совершением жертвоприношений (1Цар.10:8; 11:15; 13:8,9) он содействует поддержанию служения Иегове и жертвами. ²³² Самое построение жертвенника вне скинии, вопреки закону, объясняется, быть может, тем, что лишенная ковчега завета скиния потеряла значение исключительного места жертвоприношений. Едва ли может быть признано вполне удовлетворительным и Кёлерово объяснение существования ковчега завета вне скинии собрания. "В Силом он (ковчег завета) не мог быть возвращен, говорит Кёлер, потому что этот город был разрушен и отвергнут, как местожительство Иеговы; не мог он быть соединен опять и со скиниею собрания, потому что всякое место, на каком бы она ни была поставлена, было бы избрано произвольно: Иегова не избрал еще никакого нового местожительства среди Израиля». ²³³ Конечно, по отношению к скинии собрания всякое место, без указания Иеговы, было бы избрано произвольно; но место ковчега завета в скинии было законное, а не определенное людским произволом, – в святое святых скинии он и должен бы быть поставлен, если только она существовала. Если же он не был поставлен сюда, то должны быть предположены не только отсутствие прямого указания Иеговы, – к чему такое указание для того, чтобы поставить ковчег на место, для него назначенное? – но и положительная причина, препятствовавшая народу сделать и должное по закону. И такую причину можно, кажется, указать. Известно, что жители Вефсамиса приняли с радостью возвратившийся из плена ковчег завета (1Цар.6:13–15) и, нет сомнения, отправили бы его в город, где стояла потом скиния. Но жестокое поражение многих из них смертию ²³⁴ возбудило в них, а также и в других израильтянах ужас пред ним. Оно свидетельствовало, что гнев Божий на них, открывшийся в пленении ковчега, не прекратился еще доселе, – что и возвращение ковчега приносит также бедствия. Этим объясняется, что жители Вефсамиса не пересылают ковчега прямо к месту тогдашнего пребывания скинии, a посылают первоначально послов в Кириафиарим с приглашением взять его от них (1Цар.6:20,21). ²³⁵ Это предположение находит подтверждение себе и в истории Давида. Страх пред ковчегом завета, возбужденный внезапною смертию Озы, был причиною остановки уже начатого перенесения его в скинию, построенную Давидом (2Цар.6:7–11). Но при объяснении рассматриваемого нами странного факта – существования ковчега завета вне скинии могут иметь место и следующие соображения. Кириафиарим, куда перенесен ковчег завета из Вефсамиса и где он остается долгое время, принадлежит колену Иудину, хотя и лежит на границе его с Вениаминовым (Нав.15:60; 18:14). Скиния собрания, доселе стоявшая в Силоме, оказывается теперь в Номве, городе колена Вениаминова (1Цар.21), ²³⁶ близко родственного с Ефремовым. При известном уже нам разъединении между коленом Иудиным с одной стороны и остальными коленами с другой невольно возникает вопрос, – не стоит ли отделение ковчега завета от скинии в связи с этим разъединением, причем колено Иудино не хотело бы выпустить из своих рук величайшую святыню, доставшуюся ему, как бы по особому изволению Божию, а колено Вениаминово, – или группа с ним теснее соединенных колен, – не хотело упустить скинии собрания, доселе остававшейся среди них. Положение Кириафиарима на границе колена Иудина с Вениаминовым могло благоприятствовать тому, что ковчег завета мог оставаться здесь удобнее святынею для всего народа. Из этого же может отчасти объясняться и то, почему он не был перенесен в Хеврон, главный город колена Иудина, именно город, отдаленный от границы Иуды с другими коленами.

Мы сознаем, что последнее основание, указываемое нами в соперничестве колен, само по себе слишком слабо для того, чтобы на нем строить объяснение разделения между ковчегом завета и скиниею собрания. ²³⁷ Но из него объясняется значительно нерешительность религиозных мер, предпринятых Давидом для объединения еврейского царства, и эта нерешительность подтверждает значительно в свою очередь то основание. Мы уже говорили, что для более тесного и прочного объединения своего царства Давид делает Иерусалим не только политическим, но и религиозным центром. В последнем отношении цель вернее может быть достигнута для израильского народа в том случае, если скиния собрания и ковчег завета будут соединены по-прежнему в одном городе и в прежнем виде. Давид, конечно, хорошо сознает это и все-таки этого не делает. По-видимому, он делает даже противоположное. Он переносит ковчег завета в Иерусалим и помещает его в новой, нарочито для него построенной, скинии (2Цар.6:17; 1Пар.16:1), учреждает при ней особый штат священников и левитов (1Пар.16:4–6,37,38) с особым первосвященником во главе. Таковым становится Авиафар, сын Ахимелеха, разделявший с ним тягости скитальческой жизни. ²³⁸ Но в то же самое время и скиния в Гаваоне не оставляется в забвении. При ней остается прежний первосвященник Садок, из линии Елеазара; ²³⁹ к ней назначается особый штат священников и левитов (1Пар.16:39–42). Скиния в Гаваоне имеет, по-видимому, в богослужебном отношении даже преимущество пред скиниею иерусалимскою: кажется, при ней только совершается то богослужение, которое должно совершаться по закону Моисеву при скинии собрания. «Садока, священника, и братьев его, священников, оставил Давид, говорится, пред жилищем Господним, что на высоте в Гаваоне, для возношения всесожжений Господу на жертвеннике всесожжения постоянно, утром и вечером, и для всего, что написано в законе Господа, который Он заповедал Израилю» (1Пар.16:39,40); тогда как относительно лиц, поставленных к скинии иерусалимской, говорится: «и поставил (Давид) на службу пред ковчегом Господним из левитов, чтобы они славословили, благодарили и превозносили Господа, Бога Израилева,.. с псалтирями и цитрами, и Асафа для игры на кимвалах, а Ванею и Озиила, священников, чтобы постоянно трубили пред ковчегом завета Божия» (16:4–6). О жертвоприношениях при ней, кроме исключительных случаев, например, перенесения в нее ковчега завета (1Пар.16:1; 2Цар.6:17,18; ср. 3Цар.3:15), нет и речи и они едва ли приносимы были по уставу Моисееву, – это было бы нарушением закона о единстве постоянного места для жертвоприношений (Лев.17:4; Втор.12:13,14). ²⁴⁰ Положение ковчега завета в скинии иерусалимской может быть сравниваемо с положением его в военном лагере. В последнем случае пред ним могли быть приносимы жертвы, – но законное место жертвоприношений все-таки и в это время скиния собрания. Так в начале царствования Давида резко обозначаются и продолжают существовать до конца его два религиозные центра: один в Иерусалиме с ковчегом завета, этою величайшею святынею Израиля, – другой – в Гаваоне с древнею, священною по воспоминаниям, скиниею, великим при ней жертвенником всесожжения и совершаемыми на нем жертвоприношениями. Этот последний центр так важен, что при нем Соломон приносит свою торжественную жертву в начале своего царствования (3Цар.3:4).

Что вынуждает Давида, при его несомненном желании сделать Иерусалим единственным религиозным центром, допустить и даже закрепить таким образом религиозное раздвоение? Конечно, духу израильской истории соответствует то объяснение, – что, вероятно, не было божественного откровения относительно перемены места богослужения, а без такого откровения перемена его казалась невозможною. ²⁴¹ Но веря в мудрое управление Божие делами человеческими, мы не должны упускать из вида и причин человеческих, знание коих показывает с особенною ясностью мудрость Божию. С точки зрения этих причин возможно одно общее объяснение, которое может, правда, разнообразиться в частностях: именно Давид, при всем своем желании сделать Иерусалим религиозным центром, не переносит сюда и скинии Моисеевой из Гаваона и оставляет при ней богослужение и священников из опасения произвести чрез то раздор. Эвальд и Гретц ограничивают возможность этого раздора священством. Так, по Эвальду, Давид приковывает Садока к своему двору тем, что назначает его первосвященником наряду с Авиафаром и, вверяя ему гаваонскую скинию, приказывает жить в Иерусалиме. ²⁴² По Гретцу, он не отменяет гаваонского первосвященника, чтобы не произвесть раздора. ²⁴³ Но уже по прежде сказанному можно выводить опасение раздора и разделения и за пределы священства и в неполной централизации культа Давидом видеть новое доказательство все еще непримиренного раздвоения между коленами израильскими или двумя их группами. Некоторая уверенность в этом получается из соображения тогдашнего положения дел. Ковчег завета находился доселе в Кириафиариме, городе колена Иудина, на границе его с Вениаминовым. Давид переносит его в Иерусалим, город на той же границе и хотя завоеванный им, но принадлежащий колену Вениаминову. Против такого перенесения едва ли мог говорить кто-нибудь и что-нибудь, особенно со стороны колен северной группы. Но и здесь замечательно, что это перенесение ковчега завета происходит после предварительного совещания Давида с тысяченачальниками, сотниками и всеми вождями Израиля и по получении на то согласия с их стороны, – «потому что это дело всему народу казалось справедливым» (1Пар.13:1–4). И при этом справедливом деле можно указать некоторый отголосок завистливых отношений других колен к колену Иудину, – собственно других гор к горе сионской. «Что вы завистливо смотрите, горы высокие, на гору, на которой Бог благоволит обитать и будет Господь обитать вечно»? поется в псалме 67, ст. 17, составленном, быть может, на случай перенесения ковчега завета из Кириафиарима в Иерусалим. ²⁴⁴ Несколько иначе стоит дело по отношению к скинии собрания. При вступлении Давида на престол всего Израиля, она находится, кажется, в Гаваоне, в колене Вениаминовом, только что сошедшем со ступени царственного колена. Многие из вениаминян еще и теперь не признают Давида своим царем, а держатся дома Саулова (1Пар.12:29) и во всю жизнь Давида питают глубокое к нему отвращение (2Цар.16:5–8). Все вообще израильтяне, кроме иудеев, признают Давида своим царем по завету, т. е. договору (2Цар.5:3). И так как от времени Иисуса Навина и доселе скиния собрания находилась в среде колен, составлявших отдельную от Иуды группу, – кто знает? – не поставили ли эти колена одним из пунктов договора, принятых Давидом, – не выносить скинии собрания из их области, не лишать их этой старинной для них привилегии, – прежде, быть может, и мало ценимой, но теперь при религиозном оживлении получивший в глазах народа высокое значение? Правда, и Иерусалим принадлежит также колену Вениаминову, но все-таки он не исключительно Вениаминов город, – и прежняя привилегия иметь святилище в своей среде теряла бы свое значение. Таким образом, при этом предположении довольно понятным становится то, почему Давид, при всем желании объединить народ в Иерусалиме и в религиозном отношении, не может перенести в него общеизраильского святилища – Моисеевой скинии: израильтяне десяти колен, признающие Давида своим царем, не позволяют, опираясь на древность, вынести её из их области, и возможно, что невнимание к этому их желанию могло бы произвести междоусобную войну или распадение только что соединенных частей государства. ²⁴⁵

Эта еще непримиренная противоположность между обеими группами колен, соперничество между ними, одна из причин, кажется, и того, почему Давид не может построить храм Иегове в Иерусалиме. Блестящие победы его над внешними врагами широко раздвинули пределы израильского царства, доставили уважение израильскому народу среди других народов, плотнее объединили его самого и привязали любовью и благодарностью к Давиду. В чувстве глубокой благодарности к Иегове, в надежде на любовь и привязанность народа и с целью теснее объединить его и еще крепче упрочить свой дом на престоле возвышением Иерусалима на степень единственного места служения Богу, Давид намеревается построить в Иepycaлиме храм Господу. Обстоятельства, по-видимому, вполне благоприятствуют этому намерению, так что одобряет его сначала и пророк Нафан. Но намерения Божии относительно этого иные и, после ночного откровения, пророк должен возвестить Давиду, что не он, а его сын построит дом Иегове (2Цар.7:1–17; 1Пар.17:1–15). ²⁴⁶ Почему же не Давид? Позднее сам Давид так отвечает на этот вопрос: «было у меня на сердце построить дом покоя для ковчега завета Господня... Но Бог сказал мне: не строй дома имени Моему, потому что ты человек воинственный и проливал кровь» (1Пар.28:2). В другом месте ту же мысль он выражает несколько полнее: «ты пролил много крови и вел войны; ты не должен строить дома имени Моему, потому что пролил много крови на землю пред лицем Моим» (22:8). Таким образом, Давид не должен строить храм, потому что он, как человек воинственный, пролил много крови. Очевидно, в основе этого взгляда лежит известное запрещение закона, по которому воин, бывший на войне, убивший и прикоснувшийся к убитому, объявляется нечистым и должен очиститься, прежде чем войти в стан (Числ.31:19–24). В этом именно смысле понимает запрещение Давиду строить храм и Иосиф Флавий: Бог не позволяет этого Давиду, как подвизавшемуся на многих бранях и оскверненному кровию врагов. ²⁴⁷ Даже у язычников считалось оскорблением божественного приличия приближаться к богам с руками, обагренными в сражении кровию врагов. ²⁴⁸ Это одна причина. Другую указывает Соломон. В письме к Хираму он говорит: «ты знаешь, что Давид, отец мой, не мог построить дом имени Господа, Бога своего, по причине войн с окрестными народами, доколе Господь не покорил их под стопы ног его» (3Цар.5:3). ²⁴⁹ По смыслу этого места построению храма Давидом воспрепятствовало не столько пролитие крови само по себе, сколько самые войны: войны отнимали у него время, отдых и спокойствие, необходимые для построения величественного дома покоя Иеговы, символа спокойного пребывания Иеговы в народе. Правда, мысль о построении храма является у Давида в то время, когда Господь успокоил его со всех сторон, от всех врагов его (2Цар.7:1). Но под этими врагами нужно разуметь внешних врагов и под успокоением – окончание более значительных войн с ними. ²⁵⁰ Это окончание внешних войн и внешний покой после них и вызвали в Давиде намерение отблагодарить Бога за оказанную помощь построением Ему храма и вместе давали ему, по-видимому, самое удобное время для осуществления его намерения. Но всевидящее око Божие видело, что время для построения храма еще не приспело, что покой нужный для этого не настал. И действительно, вместе с окончанием внешних войн положено было семя для внутренних смут и настроений, так омрачивших собою царствование Давида: грех с Вирсавиею падает на один год с взятием последней сильной крепости во внешних войнах Давида (2Цар. гл. 11. 12:26–29). Таким образом, войны внешние и внутренние и вообще неупроченное, неспокойное состояние государства могут быть второю причиною, воспрепятствовавшею Давиду построить храм. Речь пророка Нафана, которою он отклоняет Давида от задуманного им предприятия, подтверждает эту последнюю причину и указывает частнее новую, – именно неупроченное еще существование Давидова дома на престоле. Сущность этой речи такова. На желание Давида построить храм Господь отвечает чрез пророка, что Он доселе, со времени выхода евреев из Египта, не жил в доме, а переходил с места на место в скинии, и не требовал кедрового дома ни от одного из колен, становившихся во главе Израиля. Теперь Он возвысил Давида, истребил всех врагов его и прославил его. После этого и чрез это Он прочно укоренит народ свой на месте его для спокойного, нетревожимого, как прежде, существования, успокоит и Давида от врагов и утвердит его дом, и тогда, после его смерти, сын его, царствование которого будет прочно, построит Ему, Иегове, дом (2Цар.7:5–16; 1Пар.17:4–14). Начало и конец этой речи стоят одно к другому в отношении противоположности. В начале говорится, что Бог не жил в доме, а в скинии, что колена, стоявшие во главе народа, менялись и ни от одного из них Он не требовал себе кедрового дома. В конце, – что сын Давида построит Ему дом и что царство его будет прочно и дом его непоколебим. В средине – объяснение предшествующего и последующего состояния. Прежде Израиль был тревожим и притесняем врагами, теперь Бог возвысил и прославил Давида, успокоил и народ от врагов, успокоил от них и Давида и утвердил на престоле его дом. Таким образом, причина, дающая возможность сыну Давида построить храм, – прочное существование его престола. Давиду оно только обещается, – и, следовательно, и он, Давид, не может ещё построить храма Иегове, как и прежде него бывшие главы народа, потому что и он, как и те, находится все еще в том же неспокойном состоянии. Но главные внешние войны к этому времени были уже окончены, с этой стороны Давид был спокоен; – нужно признать поэтому, что престол его не был ещё прочен и спокоен со стороны внутренних смут и прежде всего со стороны еще непримиренной противоположности между двумя группами колен. Эта последняя ин позволила Давиду, как мы видели, соединить ковчег завета со скиниею Моисеевою в Иерусалиме; она же, между прочим, служит препятствием и к построению в нем храма, долженствовавшего заступить собою скинию Моисееву. Мотивы в том и другом случае одинаковы: опасение со стороны северной группы колен лишиться одного из своих древнейших преимуществ – иметь у себя религиозно культовый центр в пользу южной группы. Построение храма при таком внутреннем настроении колен могло вместо ожидаемого от него объединения колен усилить, напротив, разъединение. Поэтому нужно прежде теснее связать, внутренно колена, упрочить над ними всеми власть Давида, как единого царя равно для всех, нужно наперед устроить дом Давиду, чтобы потом уже, когда весь народ станет чувствовать себя гражданами одного и того же государства без различия отдельных частей в нем и когда прекратится соперничество между ними, можно было построить дом Иегове, религиозный символ этого единства, в свою очередь его еще более укрепляющий. Это-то упрочение дома Давидова на израильском престоле, как необходимое условие для построения храма, и обещает Иегова Давиду, и как его пока еще нет, Давид не может построить храм. В своей ответной на откровение Божие молитве Давид благодарит Бога за возвеличение его и, особенно за обетование Его об упрочении дома его на израильском престоле (2Цар.7:18–29; 1Пар.17:16–27). И обетование Божие – утвердить дом Давида и пламенная благодарность последнего к Богу преимущественно за это обетование – дают возможность предполагать, что построением храма в Иерусалиме и чрез то более тесным религиозным в нем объединением народа, Давид имел в виду и прочнее утвердить свой дом на престоле, вместе с тем и то, что непрочность дома Давидова на престоле в то время послужила одним из препятствий к построению храма. – Таким образом, свое намерение объединить израильский народ в единстве религиозного культа Давид может выполнить лишь наполовину. Он усиливает значение в народе религии Иеговы, которая и при нём, как и при Сауле, остается единственною религиею народа, – урегулированием священного персонала и богослужения при скинии в Гаваоне, перенесением ковчега завета в Иерусалим и учреждением и здесь богослужения отличного, впрочем, от гаваонского; но и он еще не в состоянии довести это религиозное единство до единства места культа для всего государства, соответственно одной гражданской столице, – богослужение, хотя и неодинаковое, совершается на двух местах и именно в прежних двух группах колен, – и все еще свидетельствует о не вполне примиренной между ними противоположности.

К объединению израильского народа направлены, кроме возведения Иерусалима на степень гражданской столицы и намерения сделать его единственным религиозным центром, и другие меры Давида. Как царь государства, состоящего из 12-ти почти самостоятельных частей, он сохраняет эту их самостоятельность, насколько она может мириться с его централистическими намерениями. Так он признает начальниками колен их собственных представителей (1Пар.27:16–22), а вместе с тем, конечно, признает и внутреннее их устройство. Но в то же время, для большего соответствия закону, к старейшинам, имеющим в своих руках суд и вообще надзор, приставляются левиты (1Пар.23:4; 26:29–32) «в качестве природных друзей и защитников Моисеева закона в теократически управляемом государстве». ²⁵¹ Военная часть была организована также в смысле общегосударственном. Доселе войско набиралось из всего народа нарочито для каждой войны главами колен и писцами, ведшими родословные списки. Начальствование над ним, за исключением, быть может, главного начальствования, принадлежало старейшинам колен. Неудивительно, что и простые воины и их начальники часто не соответствовали своему назначению (1Цар.13:8) или же и прямо не являлись на театр войны (Суд.5:15–17; 1Цар.13:6). Саул полагает начало постоянному, регулярному войску, набрав из Израиля 3000 отборных мужей (1Цар.13:1). Эти три тысячи составляют у него ядро его армии, собираемой из всего народа (ст. 2); они находятся у него постоянно под рукою для выполнения его различных предприятий (1Цар.24:3; 26:2). Это его, так сказать, дружина, подобная несколько дружине Давидовой. Над всем войском командует его родственник Авенир (1Цар.14:50; 2Цар.2:8). Давид еще во время своего царствования над коленом Иудиным дает новую организацию своему войску: все свое войско, бывшее у него, он делит уже в это время на двенадцать частей, каждая из коих находится под командою какого-либо выдающегося вождя и должна быть готова к военной службе, а быть может и действительно стояла под ружьем в течение одного месяца. ²⁵² Позднее, когда Давид стал уже царем над всем Израилем, каждая такая часть состоит из 24,000 мужей (1Пар.27:1). О внутреннем составе их, – состоит ли каждая из них из воинов одного колена, – неизвестно; можно предполагать на основании всей предшествовавшей истории, что воины из одного и того же колена соединяются по возможности в одну группу; но из неравенства численного состава колен можно заключать, что о полном проведении принципа коленной сопринадлежности едва ли может быть речь. Подобное можно предполагать и о начальниках подразделений этих частей, – тысяченачальники, стоначальники и пр. набираются по возможности из глав семейств и поставляются над воинами одного с ними колена. Но главное начальствование над целым отделением из 24 тысяч принадлежит лицу, заявившему о себе своею храбростью. Сравнение имен главных начальников отделений с именами некоторых богатырей (1Пар.27:2–15; 2Цар.23:8 и дал.; 1Пар. 11:11 и дал.) открывает сходство между теми и другими и дают основание предполагать, что во главе отделений войска стоят именно эти богатыри. ²⁵³ Главное начальствование над всем войском принадлежит Иоаву (2Цар.8:16; 20:23). Иоав – родственник Давида, ²⁵⁴ – как и Авенир, начальник войска Саула, был родственником царя, – но он достигает своего высокого положения в войске, благодаря своей личной храбрости и опытности (1Пар.11:6). И набор войска в последней своей инстанции находится в руках особого общегосударственного чиновника, писца, который ведает коленные, родовые и семейные списки граждан, подлежащих воинской повинности, освобождая от неё тех, которые по закону имели право на то. Наряду с ним общегосударственное значение имеет и другой начальник «дееписатель», – канцлер, государев докладчик о разных вещах, а также и летописец важнейших событий. ²⁵⁵ Иоав – главный начальник войска, Иосафат – дееписатель, Садок и Авиафар (Ахимелех) первосвященники, Сераия (=Суса?) – писец, Ванея – начальник царских телохранителей упоминаются, как главные сановники Давида, a вместе с тем и общегосударственные (2Цар.8:16–18; 1Пар.18:15–17). К этим шести сановникам присоединяются еще Ира, священник, неизвестно, какие особенные обязанности исправлявший, и Адорам, заведовавший сбором податей (быть может, даней) (2Цар.20:24,26). ²⁵⁶

Ho сами по себе такие общие учреждения, исходящие от правительства, свидетельствуют лишь о стремлении последнего создать или укрепить единство, но не о достигнутом уже полном единстве народа. Значительнее способствуют усилению последнего при Давиде многочисленные и победоносные войны его с внешними врагами. При всех своих тягостях внешняя война имеет и выгодные для государства стороны. Она отвлекает внимание народа от внутренней его жизни, в виду внешнего врага примиряет внутренние раздоры и объединяет прежних врагов одною общею целью – защитою или возвеличением общего отечества, плотнее связывает народ со своим государем, особенно когда он стоит во главе своего войска. Особенно все это нужно сказать о войне победоносной. Блеск победы и сознание своего могущества пред врагами закрывают глаза победителя для внутренних его недостатков и несогласий и возводит его победоносного государя на недосягаемую высоту. Царствование Давида одно из самых воинственных и победоносных во всей истории Израиля. Он ведет войны со всеми значительными окрестными народами, за исключением финикиян, и всех их приводит в такую или иную зависимость от евреев (2Цар.8:10; 11:1; 12:26–31 и др. 1Пар.18–20 и др.). Но и из тех народов, которые не воевали с ним, одни, как финикияне, стоят в дружественном к нему отношении, а другие, как, например, царь емафский, поручают себя добровольно его покровительству (2Цар.8:9,10). Результат этих войн и их влияния на соседей – распространение израильского государства до тех границ самых широких, какие были указаны в обетованиях Аврааму и Моисею (Быт.15:18; Исх.23:31: ср. 2Цар.8:1–3; 3Цар.4:21.), и могущественное положение Израиля среди других народов. Прекрасно выражает сознание народа при виде своих побед сам Давид, «сладкий певец Израиля». В одном из своих псалмов из времени еще войн, но уже после многих побед над врагами он поет торжественно-пророчески: «Бог сказал во святилище своем: восторжествую, раздело Сихем, и долину Сокхоф размерю. Moй Галаад, Мой Манассия, Ефрем крепость главы Моей, Иуда скипетр Мой, Моав умывальная чаша Моя, на Едома простру сапог Мой. Восклицай мне, земля филистимская» (Пс.59:8–10). В другом псалме уже по окончании войн и усмирении народного мятежа, но имея в виду результат войн, он поет: «Ты сохранил меня, чтобы быть мне главою над иноплеменниками; народ, которого я не знал, служит мне. Иноплеменники ласкательствуют предо мною; по слуху (обо мне) повинуются мне. Иноплеменники бледнеют и трепещут в укреплениях своих» (2Цар.22:44–46). Победоносные войны Давида имели, несомненно, важное значение и для объединения израильтян между собою и с царем. Доказательством последнего могут быть псалмы 19 и 20, содержащие в себе, так сказать, напутствие царю со стороны его народа на войну и благодарение Богу по возвращении с победы, ²⁵⁷ и сознание народное, высказанное после гибели Авессалома, увлекшего народ к возмущению против своего царя (2Цар.19:9). Большее объединение народа в себе самом предполагается, как само собою понятное. В это время мы видим, например, что весь Израиль ходит на суд в Иерусалим к царю (2Цар.15:2). Оба первосвященника живут в Иерусалиме (2Цар.15:24,29), хотя Садок и назначен к скинии в Гаваоне. Так Иерусалим становится центром народа фактически не только в гражданском, но, благодаря присутствию в нем ковчега завета и пребыванию обоих первосвященников, и в религиозном отношении. Здесь сосредоточен жизненный нерв всего народа, и отсюда он сам получает свои жизненные соки. По-видимому, прежняя противоположность колен совсем исчезает, начинается или готова начаться правильная строго организованная государственная жизнь единого народа, объединяющаяся и внешним образом в одной для всего народа столице Иерусалиме и в одном могущественном царе, Давиде. Это-то кажущееся полное примирение прежней противоположности колен и привело, как мы уже видели, Давида к мысли – построить в Иерусалиме храм, единственное для всего Израиля место богослужения.

Но случились обстоятельства – сначала одно, а за ним и другие, которые обратили внимание народа на царя и его двор, при внешнем спокойствии от врагов стали предметом молвы и пересудов и незаметно пробудили в народе прежнее соперничество колен. Объединение израильского царства при Давиде, по смерти Иевосфея, – результат влияния тогдашних тяжелых обстоятельств и высокой личности Давида. Победоносные войны и ничем доселе незапятнанная жизнь и деятельность Давида еще более возвысили в глазах народа его личность и чрез нее плотнее объединили самый народ. Но именно в то время, когда слава и сила Давида достигают высшей степени, он, к величайшему бедствию своему и всего своего государства, падает в преступную связь с Вирсавиею, женою храброго Урии. Одно преступление влечет за собою другое более тяжкое. Желая прикрыть первое, Давид хитрым образом лишает жизни Урию. «И было это дело, которое сделал Давид, замечает дееписатель, зло в очах Господа» (2Цар.11). По суду Божию, возвещенному пророком Нафаном, за смерть Урии меч не отступит от дома Давидова во веки:, за тайное преступление с Вирсавиею ближний обесчестит жен царских «пред всем Израилем, и пред солнцем» (2Цар.12:9–12). Это грозное предсказание исполняется с ужасающею точностью. Не один Нафан знает о преступлении Давида. Молва о незаконной связи с Вирсавиею переходит без сомнения за пределы царского дворца и связывает с нею смерть Урии, воспроизводя в подробностях и обстоятельства с Уриею, ей предшествовавшие. Уже это развязывает язык врагам Давида, которые, как показывает дальнейшая история, были и теперь (2Цар.19:5–8). Все, что прежде они должны были скрывать пред общим очарованием великою личностью и заслугами Давида, теперь накипевши, может вылиться. Двойное преступление его дает повод и врагам Господа, избравшего Давида, «как мужа по сердцу своему», царем вместо Саула, хулить Его (2Цар.12:14). Дальнейшая семейная история Давида дает новую пищу его врагам. Насильственное кровосмешение Амнона и братоубийство Авессалома (гл. 13), оставленные к тому же без наказания, более и более разоблачали царствование его от того ореола величия, которым оно было прежде окружено. Быть может, под влиянием этих семейных невзгод, а также, что вероятно, вследствие расширения границ государства и, следовательно, умножения забот государственного управления, Давид не мог уже выслушивать и решать сам или с надлежащею быстротою тяжбы, которые приносились к нему на суд; а поставляемые им для этого лица, быть может, не всегда отличались требуемым беспристрастием (2Цар.15:2–5). Все это, а быть может и нечто другое, ²⁵⁸ давало повод всем судить о Давиде, а врагам его и прямо чернить его, и производило некоторое разочарование и глухое недовольство во всем народе, или в большей его части. Этим-то глухим недовольством и пользуется Авессалом для своих честолюбивых целей и посредством льстивого подкупа в свою пользу народа раздувает его до открытого возмущения (2Цар.15:1–12). Все это, как справедливо замечает Эвальд, может способствовать значительно успеху восстания, но все-таки недостаточно для того, чтобы дать первый к нему толчок. Необходимы более глубокие причины, и они кроются во все еще непримиренной, a теперь, благодаря последним указанным обстоятельствам, вновь и с большею силою обнаружившейся противоположности двух групп колен. И замечательно, на этот раз недовольство и возмущение против Давида выходят из его родного Иудина колена. Главные деятели возмущения Авессаломова – члены колена Иудина: Амессай, родственник даже Давида (1Пар.2:13–17), ставший начальником войска при Авессаломе (2Цар.17:25), и Ахитофел из Гило (2Цар.15:12; ср. Нав.15:51), первый и лучший советник Давидов, советы которого считались как бы откровением самого Бога и переход которого на сторону Авессалома беспокоит особенно Давида и в такой же мере, конечно, благоприятен для дела Авессаломова (1Пap.27:33; 2Цар.16:23; 15:31). Исходный пункт и первоначальный центр возмущения – Хеврон, главный город колена Иудина (2Цар.15:7–12). Колено это как бы гневается на Давида и держится в стороне от него даже тогда, когда, по смерти Авессалома, другие колена решились опять возвратить его на царство (2Цар.19:9–12,43). Чем объяснить такое недовольство колена Иудина Давидом? Относительно отдельных лиц всегда возможны и особенные, личные, так сказать, объяснения. Возможно, что Амессай считал себя великим полководцем, униженным пред Иоавом ²⁵⁹ и примкнул к Авессалому в надежде стать у него главнокомандующим. Возможно, что Ахитофела отклоняет от Давида желание «играть новую и еще более высокую роль, ²⁶⁰ или чувство мести за оскорбление Вирсавии, своей родственницы, Давидом, не утоляемое самыми решительными признаками особенной привязанности к ней со стороны последнего. ²⁶¹ Ho недовольство целого колена должно иметь более глубокие причины. Жители Хеврона, где сосредоточилось первоначально возмущение, могли быть недовольны тем, что чрез возведение Иерусалима на степень столицы их город, прежде главный, потерял теперь всякое значение, или, что тоже, знатнейшие фамилии этого города, халевиты, чувствовали себя униженными сравнительно с незначительною прежде фамилиею Иессея из Вифлеема. ²⁶² Подобные причины недовольства могли иметь и все иудеи. Отделяясь от Саула и его потомства, они могли иметь в виду, с возвышением Давида на царский трон всего Израиля, занять среди других колен первенствующее положение подобное тому, какое занимало при Сауле колено Вениаминово, – и жестоко ошиблись в своем ожидании. Вся деятельность Давида дотоле – и в религиозном и государственном отношении направлена была, как мы видели, именно на возможное сглажение коленных преимуществ, на уравнение колен и объединение их в одном целом государственном организме. Это-то приравнение их к другим коленам, приравнение, исходящее от лица, от которого они могли ожидать противного, – возвышения пред другими, и могло возбудить в них недовольство Давидом, надежду достигнуть исполнения своих желаний от Авессалома, которому они и оказывают теперь особенную помощь. Что именно ревность к другим коленам руководит иудеями при возмущении Авессалома, это открывается с особенною ясностью из того, что и по смерти его, когда другие колена решили возвратить Давида на царство, они остаются в стороне от этого движения до тех пор, пока он не напомнил им особенным образом о своем близком с ними родстве, следовательно, пока некоторым образом не обещал им некоторого предпочтения пред другими коленами и даже не доказал этого на деле, предназначив военачальником Амессая, бывшего при Авессаломе военачальником и следовательно лицо, ими в то время любимое и у них влиятельное (2Цар.19:11–14). При таком положении дела можно бы предполагать, что другие колена останутся верными Давиду. Но недовольные им могли быть и в других коленах, и особенно в коленах Вениаминовом, занимавшем при Сауле первенствующее положение, и Ефремовом вечно недовольном. Колена эти тем охотнее могли примкнуть к возмущению против Давида, что с низвержением его легче могли отделаться от его преемника, как менее влиятельного, и чрез то вернее и скорее достигнуть прежнего уважения или своей древней свободы. Как бы то ни было, но восстание распространилось по всему Израилю. Из многих городов из всех колен приходили послы в Хеврон, чтобы присягнуть новому царю; число приверженцев увеличивалось с каждым днем (2Цар.15:12).

Во всем этом деле видна искусная рука Ахитофела. Возмущение подготовляется так скрытно, что в решительный его момент вынуждаются играть известную роль двести человек из Иерусалима, прямо непричастных к делу (2Цар.15:11), и Давид узнает о нем уже тогда, когда Авессалом открыто объявил себя царем в Хевроне. Оно ведется так искусно, что приглашенные в Хеврон иерусалимляне, сами не зная в чем дело, могли одним своим присутствием, именно как жители столицы, придавать в глазах других много веса возмущению, а Давида ставили в неизвестность относительно верности ему своей столицы. ²⁶³ Наконец оно ведется так быстро, что Давид считает необходимым бежать скорее из Иерусалима, чтобы Авессалом не застиг и не захватил его и оставшихся ему верными (ст. 14). В этой скрытности, искусстве и быстроте и заключался весь успех дела. Все это громадное возмущение, в сущности, недоразумение, соединение противоположных тенденций. Время и более спокойное обсуждение дела могли бы сами собою положить конец возмущению. Это хорошо сознает главный, хотя и не так явный, как Авессалом, виновник и руководитель его, и когда первый отверг совет последнего преследовать Давида немедленно же и принял другой, для выполнения которого требовалось более или менее значительное время, он – Ахитофел предвидел неминуемый несчастный исход возмущения – образумление Израиля и удавился. Причину своей опасности хорошо сознает и Давид и употребляет усилия устранить ее чрез своего друга Хусия (2Цар.17). Не сознает её Авессалом и за то платится гибелью своего дела и своею жизнию.

Возмущение Авессалома, как ни широко оно охватило Израиля, показывает в тоже время и то, как прочно уже укоренилось царствование Давида, и то, – кто его друзья и кто враги. Пораженный вестью о возмущении Авессалома и, быть может, о том, что в нем принимают участие многие и из жителей Иерусалима, Давид не знает сначала, как прочна под ним почва в столице, и признаёт лучшим средством для своего спасения – бежать из неё. При этом бегстве царя открывается, что и он имеет еще верных друзей и подданных, преданных ему до самопожертвования. За бегущим царем отправляются, кроме его дома и слуг, весь отряд телохранителей – хелефеи и фелефеи, все богатыри до 600 человек и даже недавно поступившие на службу филистимляне (2Цар.15:16–22); первосвященники Садок и Авиафар и все левиты, неся с собою ковчег завета Божия, также идут за Давидом, но он находит более выгодным для своего дела возвратить их в Иерусалим (15:24–29); сопутствует царю и множество других жителей Иерусалима, и плакал о нем и его несчастии весь город (вся земля. Ст. 23). Иерусалим, возведенный Давидом на степень столицы израильского государства, остается верен ему и стойко бы, быть может, стал за него, если бы он сам добровольно не оставил его, щадя его от разрушения (ст. 14). Но теперь же, в черный день Давида, обнаруживается со всею своею резкостью и неприязненное к нему отношение вениаминян, по крайней мере, некоторых и, быть может, даже большинства, в лице Семея. Семей, как можно думать, человек влиятельный в колене своем. Позднее он приходит к Давиду с повинною во главе тысячи вениаминян (2Цар.19:16,17). Указывая на то, что он первый из всего дома Иосифова вышел на встречу ему (ст. 20), он с одной стороны ставит себя в связь, относительно прошлого, со всем домом Иосифовым, очевидно, прежде всего, с коленами Вениаминовым, Ефремовым и Манассииным, как более близкими между собою, с другой относительно настоящего как бы выделяет себя по причине своего особенного усердия к Давиду. Этот-то Семей, позднее так выставляющий своё усердие к Давиду, теперь злословит его, называя его кровопийцею дома Саулова, и бросает в него камнями (2Цар.16:5–8). На основании только что сказанного можно заключать, что Семей выражает так не свои только мысли и чувства, – но некоторым образом мысли и чувства всего дома Иосифова. Галаад или область на восточной стороне Иордана и теперь, как и прежде, не принимает участия в мятежном движении колен по сю сторону Иордана и остается верною Давиду, как прежде, вскоре по смерти Саула, оставалась верною дому этого последнего. Здесь он находит необходимую для него в то время материальную поддержку и поселяется в том же самом Маханаиме, в котором, в виду беспорядков на западной стороне Иордана, жил его царственный соперник, Иевосфей, сын Саула (2Цар.17:22,27–29; 2:8). Здесь собирается около него значительное число воинов, ²⁶⁴ одумавшихся, быть может, от прежнего волнения, и отсюда он возвращается потом опять на царство в Иерусалим. Между тем несравненно большее число войска все-таки на стороне Авессалома. Уже тотчас по вступлении его в Иерусалим Ахитофел находит возможным выбрать 12,000 человек, очевидно, лучших для преследования Давида (2Цар.17:1). Хусий, верный друг Давида и притворный Авессалома, рисует пред последним картину того, как соберётся к нему весь Израиль от Дана до Вирсавии в множестве, как он с этим множеством нападет на Давида, как роса падает на землю, и если последний запрется в городе, то он стащит этот город веревкою в реку, так что не останется ни одного камешка (17:11–13). И эта картина не совсем фантастична; по крайней мере, в сражении с людьми Давидовыми из войска Авессаломова погибло 20,000 человек (18:7). Но и тогда, как и теперь, сила была не в количестве, а в качестве войска. И ,,рабы Давида", сравнительно меньшие числом, нанесли сильное поражение войску Авессалома, «народу израильскому». Результаты поражения Авессалома таковы, каковых и следовало ожидать. Вся жизнь и деятельность Давида посвящены были уравнению колен в их правах и особенно тому, чтобы не дать другим коленам почувствовать какого-либо предпочтения колена Иудина. Это сознают, конечно, хорошо другие колена и если все-таки некоторым не нравится господство иудея, и они примыкают к возмущению, идущему из Иудеи, в надежде освободиться от него, – то когда это свержение его стало, после гибели Авессалома, невозможным, они спешат возвратить его на престол, чтобы остаться при прежнем порядке. Израильтяне первые решаются возвратить Давида на царство и потому еще, что они хорошо помнили порабощение со стороны филистимлян и окончательное освобождение от них Давидом (2Цар.19:9). Колено Иудино недовольно доселешнею политикою Давида, из-за этого восстает против него и теперь, очевидно, не имеет оснований спешить возвратом к прежнему состоянию. Когда другие колена решаются возвратить Давида, оно остается в стороне, выжидая очевидно, как отнесется к нему Давид. Этот делает ему угодное. Желание скорее положить конец разделению и соединить обе половины государства без кровопролития заставляет его напомнить чрез Садока и Авиафара старейшинам Иудиным о том, – что они к нему ближе, чем другие колена, – а, следовательно, и он к ним. «Вы братья мои, кости мои и плоть моя – вы; зачем хотите вы быть последними в возвращении царя в дом его» (19:11,12)? Он не ограничивается этим простым напоминанием. Он идет далее и с клятвою обещает Амессаю, иудею, бывшему начальнику войск Авессалома, сделать его главным военачальником при себе, вместо Иоава, навсегда (13). ²⁶⁵ Этот прием со стороны Давида оказывает желанное действие на иудеев. Они все, как один человек, склоняются на сторону его и в своей готовности возвратить его предупреждают на деле другие колена (Ст. 14. 15. 40). Но этот прием – выставление большей близости одного колена к царю сравнительно с другими – противоречит всей предшествующей деятельности Давида. Он напоминает собою подобный прием со стороны Саула, когда этот в виду беспокойств, возбужденных Давидом-иудеем, напоминал вениаминанам о своем родстве с ними (1Цар.22:7–8). Как тогда прием этот не имел хороших последствий, так нельзя было их ожидать и теперь. И действительно, он привлекает иудеев на сторону царя, но отталкивает от него другие колена. Необыкновенное и внезапное усердие иудеев к царю представляется подозрительным израильтянам, быть может, они услышали, и даже с преувеличением, и об обещаниях тем со стороны царя. И вот они обращаются к царю за решением этого странного на их взгляд поведения иудеев и вместе с жалобою на них. «Зачем братья наши, мужи Иудины, говорят они царю, похитили тебя и проводили царя и дом его и всех людей Давида с ним чрез Иордан»? В ответ на эту жалобу мужи Иудины выставляют на вид то, что сам царь внушил им, именно, что царь им ближний. Но они сознают, что этим ответом они могут только раздражить израильтян и потому прибавляют ответ и на тайный, так сказать, запрос их – не вызвано ли это усердие иудеев какими-либо особыми обещаниями царя в пользу их одних. – «И из-за чего сердиться нам на это? Разве мы что-нибудь съели у царя, или получили от него подарки»? Но этот последний ответ не удовлетворяет израильтян; в их ушах слишком сильно звучат первые слова – о преимущественной близости царя к иудеям, отдалявшие их от него и неожиданные после предшествовавшего царствования Давида. Вопреки этому выставлению иудеями своего родства с Давидом израильтяне становятся на точку зрения общегосударственную, на ту именно, которую проводил доселе Давид и которая мирила их с ним. Они говорят; «мы десять частей у царя, также и у Давида мы более, нежели вы. Зачем же вы унизили нас? Не нам ли принадлежало первое слово о том, чтобы возвратить нашего царя»? прибавили они в упрек недавней холодности иудеев к своему ближнему (2Цар.19:41–43). Неизвестно, как держал себя в этом споре колен сам Давид; замечается только, что «слово мужей Иудиных было сильнее, нежели слово израильтян». Результат этого спора очень печален. Слишком сильное настаивание иудеев на своей близости к царю и своих правах в отношении к нему само собою приводит израильтян к мысли, что они, следовательно, чужие царю и не имеют в нем части. Таким настроением мыслей израильтян пользуется один «негодный человек», по имени Савей, сын Бихри, вениаминянин. Он трубит трубою и, быть может, еще не ясно представлявшиеся мысли народа формулирует вслух всего его в следующих положениях: «нет нам части в Давиде, и нет нам доли в сыне Иессеевом; все по шатрам своим, израильтяне» (2Цар.20:1), – положениях, как видно, прямо вытекающих по противоположности из слов мужей Иудиных. Положения эти лишь более точное выражение мыслей всего, тут присутствовавшего, народа и потому производит свое действие. Все израильтяне отделяются от Давида и идут за Савеем; на стороне Давида остаются одни иудеи от Иордана до Иерусалима (20:2).

Так происходит новое разделение и на этот раз более опасное для единства государства, чем возмущение Авессалома. В последнем случае израильтяне – все восставали против Давида в пользу его сына; единство государства оставалось неприкосновенным и дом Давида на престоле. Теперь готовится повториться то самое, что было в начале царствования Давида: – иудеи группируются около Давида, остальные израильтяне вокруг вениаминянина Савея. Единство государства порвано; во главе государства опять некоторым образом два начальника, можно предполагать со временем и междоусобную войну. Все дело доселешнего царствования Давидова готово совсем разрушиться. Необходимо быстрое и решительное действие со стороны Давида. Возмущение происходит собственно среди послов и с ними пришедших израильтян. Народ, отправивший послов и оставшийся дома, стоит на стороне Давида. Нужно предупредить распространение возмущения во всем народе. Давид сознает всю опасность этого нового возмущения, справедливо думая, что Савей может наделать зла больше, нежели Авеесалом (2Цар.20:6), и потому назначает новому полководцу Амессаю лишь три дня для собрания войска из иудеев (2Цар.20:4,5). Амессай почему-то не исполнил поручения в этот срок. Тогда Давид, не медля, отправляет против Савея Авессу с наличными войсками – людьми Иоава, хелефеями и фелефеями и богатырями. К этому отряду примыкает и отставленный полководец Иоав и, по убиении Амессая, становится опять главным военачалъником в этой экспедиции. Появление его во главе Давидова войска на место Амессая могло служить для израильтян некоторым опровержением слов тех из них, которые были при Давиде, о мнимых преимуществах, будто бы данных иудеям, и о новом, бывшем во главе мятежников, полководце; a верность Иоава Давиду и его испытанная храбрость и опытность, недавно доказанные и на них самих, уже наперед говорили об успехе его предприятия и ослабляли в них охоту присоединяться к Савею. Кроме того быстрое преследование со стороны Иоава не давало последнему возможности где-либо сосредоточиться и лишь уже почти на северной границе Палестины удается ему запереться в городе Авель-Беф-Маахе. Но жители этого города, по совету одной умной женщины, во избежание бесполезного кровопролития, отрубают ему голову и выдают ее Иоаву (20:6–22). Так подавлено и это возмущение, и приостановлено вначале готовившееся разделение народа. Но коленная особенность или лучше противоположность Иуды и остального Израиля, как видно, заявляет себя резко в это время, и Давид вынужден, как некогда Саул, опереться в этом случае на свое родное колено Иудино. Этот мятеж с характером соперничества колен между собою последний при жизни Давида; возмущение Адонии такого характера не имеет. ²⁶⁶

Тем не менее, полного примирения колен нельзя предполагать и для времени, по крайней мере, ближайшего, после усмирения мятежа Савея. Из хода народной переписи (2Цар.24; 1Пар.21), предпринятой Давидом, по мнению большинства ученых, ²⁶⁷ после мятежа Савея, можно заключать, что мятежный дух и тогда был еще очень силен в Вениаминовом колене. Иоав, неохотно подчинившийся приказанию исчислить израильтян, не доводит переписи до конца: именно не исчисляет левитов и вениаминян (1Пар.21:6). Неисчисление тех и других нельзя объяснять из того, будто Давид, сознав свою вину, взял назад свое повеление прежде окончания переписи. ²⁶⁸ По связи речи (1Пар.21:4–5) Иоав сам окончил перепись и пришел в Иерусалим. Дееписатель объясняет этот факт тем, что «царское слово противно было Иоаву» (ст. 6). Этих слов нельзя понимать так, будто Иоав прекратил перепись просто по своему произволу. Хотя он и отсоветовал прежде перепись, но, когда «царское слово превозмогло» его, он, нужно думать, старался его исполнить. И если не доводит его исполнения до конца, то должны быть предположены достаточные тому причины. На эти причины наводит мысль то, что не были исчислены именно левиты и вениаминяне. Левиты и при Моисее были освобождаемы от общенародной переписи по своему исключительному положению, как служители Божии (Числ.1:47–53). Колено Вениаминово было настроено особенно враждебно по отношению к Давиду, и еще недавно Савей из этого колена поднял было знамя восстания. Можно думать, что и теперь оно сильнее других протестовали против задуманной царем переписи. ²⁶⁹ Эти-то протесты со стороны левитов и колена Вениаминова и заставили, нужно думать, Иоава не применять царского повеления относительно переписи к левитам и колену Вениаминову. ²⁷⁰ Но они же могут доказывать и то, что ревность колена Вениаминова к колену Иудину не прекратилась и теперь. He прекратилось и сознание некоторой противоположности между Иудою и остальным Израилем. Иоав представляет царю список народной переписи, в котором указаны особо общее число израильтян и общее число иудеев (2Цар.24:9; 1Пар.21:5). Для обозначения всего еврейского народа употребляется выражение: Израиль и Иуда (2Цар.24:1). И это выражение не принадлежит лишь позднейшему писателю книг Царств, но, судя по вышесказанному, имеет и некоторое реальное значение. После переписи не видно уже проявлений противоположности между Иудою и Израилем. По-видимому, соперничество между Израилем и Иудою исчезает совсем. Последние годы, быть может, последнее пятилетие, ²⁷¹ своего царствования (2Цар.21:15–22), Давид посвящает заботам преимущественно о религиозных предметах, предполагающим спокойное и объединенное существование его государства. На это время падают его заботы об устройстве культа Иеговы. Не получив позволения строить храм, он, пользуясь миром, подготовляет теперь все нужное для его построения. Он составляет чертежи храма и его принадлежностей, заготовляет нужные материалы, приготовляет рабочих; организует священный персонал, долженствующий служить в храме и охранять его, самое богослужение, которое будет в нем совершаться и пр. (1Пар.22–26,28,29) Все эти его приготовления и предположения должны получить свое осуществление при сыне его Соломоне.

Так некоторая противоположность между Иудою и остальным Израилем проходит чрез всю историю Израиля со времени поселения его в земле ханаанской и до того пункта её, на котором мы остановились. He особенно заметная и резкая среди общего разъединения колен в период судей она проявляется резко по смерти Саула и бурно заявляет о себе во вторую половину царствования Давида, несмотря на все усилия последнего превратить ее в первую половину своего царствования. По-видимому, она исчезает в самые последние годы его царствования, – но история Соломона показывает, что она не исчезает совсем, а только таится до времени, чтобы при удобных обстоятельствах проявиться с большею силою.