XIV. У Гроба Господня

Ротонда и кувуклия гроба Господня. – Придел Ангела. – Снимание обуви. – Гроб Господень. – Церковь Воскресения. – Место стояния Божией Матери. – Как слагаются легенды. – Голгофа. – Сокровенность Ковчега Завета. – Служба в русском храме.

Из обширного предхрамия, где лежит камень миропомазания, я отправился вслед за своим приятелем-арабом в храм Гроба Господня. Мы вошли в высокое круглое здание, служащее как бы футляром, ротондою для маленькой часовни, или кувуклии, как ее называют греки. В ней имеются два отделения: в первом находится известный камень, отваленный ангелом от гроба; во втором – самая пещера Гроба Господня.

В ротонде толпился народ, ожидая очереди войти внутрь кувуклии. Присоединился к нему и я со своим спутником. У входа стоят высокие подсвечники с пятиаршинными свечами. Тут же торчат гигантские палки, которыми тушат и зажигают эти свечи. Мраморные стены кувуклии украшены иконами, свечами и лампадами. Каждое вероисповедание –православные, католики, армяне, копты – имеют свои особенные лампады или свечи.

В придел Ангела пробрались мы скоро. Здесь народ еще больше теснился, осаждая низенький вход в пещеру гроба. Посреди придела, как бы на пьедестале, стоит камень от дверей пещеры. Вероятно, часть камня, потому что он не так велик, как об этом известно из Евангелия. В боковых стенах придела прорезаны два круглых отверстия для передачи святого огня в Великую Субботу.

Мне приходилось читать, что прежде паломники не осмеливались входить в сапогах в пещеру Гроба Господня, но теперь, сколько я мог заметить, почти все туда лезут, не снимая обуви. Если Господь велел Моисею на Хориве и Иисусу Навину близ Иерихона снять свою обувь, потому что они стояли на святом месте, то, конечно, для нас, христиан, тут и вопроса не может быть, входить ли в пещеру Святого Гроба в сапогах или без сапог. И что удивительно: мы, христиане, чрезвычайно послушны туркам и снимаем свою обувь, входя в их мечети, а место своей величайшей святыни мы топчем своими грязными сапогами!

Повинуясь первому побуждению, я моментально сбросил свои ботинки и, низко согнувшись, чтоб не задеть головою резных украшений над входом, пролез в маленькую пещеру, около сажени длиною. Зараз в нее не входят более двух-трех человек, иначе не повернешься. В глубине пещеры стоял греческий монах с тарелкой и с сосудом розовой воды. Самый гроб представляет каменное ложе, покрытое расколотою пополам мраморною доскою. Над ним висят лампады и образа.

Когда мои предшественники дали мне подойти к Гробу, я, весь охваченный сознанием страшной святыни, благоговейно прильнул к священному камню и прослезился. Тут мне хотелось сразу сказать все свои молитвы, все тайные просьбы души, хотелось помянуть отца и мать, всех родных и друзей, здесь хотелось прикосновением к святыни освятить свое лицо, руки, всего себя. Как будто бы стоишь пред самим Христом, и Он говорит тебе: «проси в эту минуту все, что хочешь: Я исполню». Но минуты у Гроба Господня коротки: тысячи людей ждут у входа, чтобы заменить тебя. Надо выйти.

Получив от монаха кропление розовой воды па руки и положив ему монету, я попятился из пещеры задом в согбенном виде. Надо удивляться, как относительно хорошо ведут себя здесь наши паломники! Если бы они с такою стремительностью, с какою прикладываются, например, за всенощной на Вербное воскресение, хлынули ко входу в пещеру Гроба Господня, то они не дали бы никому выйти наружу. Но этого на самом деле не происходит. Теснятся, но выйти можно. Конечно, тут имеет значение, с одной стороны, сознание важности святыни, с другой – ограниченное пространство придела Ангела, так что вся масса народа волей-неволей стоит вне кувуклии.

С сладостным сознанием достижения главной цели паломничества я стал осматривать церковь, лучше сказать, собрание церквей. Прямо против входа в Гроб Господень – главная церковь Воскресения Христова, принадлежащая исключительно грекам. Она совершенно изолирована от всех других приделов, занимая срединную часть громадного храма, окруженного со всех сторон многочисленными пристройками. Церковь Воскресения богато разукрашена множеством висячих лампад и паникадил. Из них многие пожертвованы русскими так же, как и вызолоченный четырех-ярусный иконостас. Вокруг церкви кольцом тянется полусветлый, а местами и совсем темный, коридор с небольшими открытыми приделами в память лиц и событий, связанных со страстями Христовыми; например, в память сотника Лонгина, свидетеля смерти Иисуса Христа, в память разделения риз Господних, в память возложения тернового венца и др.

Когда я осматривал придел в память Матери Божией, близ темницы Иисуса Христа, подходит к нему очень скромно одетая русская паломница и обращается к одному из толпы молящихся:

– А тут, батюшка, что было?

– На сем месте стояла Пресвятая Богородица и плакала, когда распинали Ея Сына, –

ответил ее сосед и прошел дальше.

Подходит к ней другая женщина и спрашивает ее:

– Что тут такое?

– А вот видишь, – быстро заговорила только что просвещенная паломница, – на

этом камне стояла Матушка Царица Небесная и плакала, когда жиды распинали Иисуса Христа. И слезы-то, вот видишь, падали на этот камень и выбили на нем крестик.

Она показала на недавно выбитый крест на камне из крупных точек. Я поражен был, как скоро на моих глазах сложилась легенда. Один сказал, что тут плакала Божия Матерь, а другой уж прибавляет, что слезы оставили на камне знаки. Толпа сдвинулась около этого места, рассматривая крест, переспрашивала о нем сказание, молилась, ставила свечки и даже плакала. А потом все эти поклонники в простоте сердечной разнесут по всей России сказание о слезах Богородицы... Попробуйте-ка разубедить их! Да и та паломница, которая первая придумала сопоставить слезы Божией Матери с выбитыми точками на камне, сама уже верит в свой собственный рассказ. И это понятно здесь. За десять тысяч верст люди собрались сюда, как в страну чудес и дивных сказаний о пребывании Самого Бога на земле. Здесь каждое повествование, каждое предание непременно должно быть облечено в форму диковинных, изумительных легенд. Бесполезно, да и невозможно было бы разрушить этот фантастический мир, в котором дышат наши паломники; вот почему я и не порывался разоблачать новое ,,чудесное сказание». Пришлось с грустью отойти к следующим святым местам, чтобы выслушать новые предания, не менее чудесные по своему содержанию. Около католической капеллы нам показали место явления Иисуса Христа Марии Магдалине. И место, где стояла плачущая Мария также обозначено на каменном полу кружком.

Вход.

Камень помазания.

Св. Гроб.

Храм Воскресения.

Капелла католиков.

Темница И. Христа.

Придел св. Лонгина.

Придел Разделения Риз (принадлежит армянам).

Церковь св. Елены (принадлежит обсиссимянам)

Место нахождения св. Креста.

Голгофа.

Недалеко от камня миропомазания был вход на каменную лестницу Голгофы. Многие воображают, что место, где стоял крест Господень, сохранило еще вид холма. На самом же деле мы видим комнату как бы во втором этаже храмовой пристройки, с небольшою частью естественной скалы, обсеченной с боков и снизу и прикрытой стенами окружающих комнат.

Мой спутник стал на колени пред отверстием Креста Господня и просунул туда кисть руки, а затем перекрестился ею. Я сделал то же самое и отошел немного в сторону, чтобы вознести молитву Спасителю мира, пострадавшему здесь за грехи наши.

Протестанты склонны видеть Голгофу в другом мест е– к северу от Дамасских ворот (Баб-ель-Амуд); но их доводы в настоящее время еще не настолько сильны, чтобы поколебать веру православных и католиков в заповеданное веками место смерти и воскресения Искупителя. Это правда, при взгляде на карту, храм Гроба Господня занимает почти срединное положение Иерусалима в настоящем его развитии. Если радиусом в триста сажен обвести круг около главных современных построек города, то центр его ляжет на место храма Гроба Господня. Однако надо помнить, что рост Иерусалима все время идет быстрыми шагами на северо-запад; в старину же было не так. Очень недавно нашли остатки стены и массивного порога ворот, которые показывают, что православная Голгофа находилась в то время вне городских стен.

Припоминаю по сему поводу мой разговор с одним ученым богословом.

– Зачем вы допытываетесь, – говорил он мне, – где именно находится святейший Гроб Господень? Если Ковчег Ветхаго Завета сокрыт Божиим повелением от наших очей, то что удивителънаго, если Господь скрывает и место своей смерти и воскресения, так сказать, Ковчег Новаго Завета? Можем ли мы, грешные люди. с подобающею святостью отнестись к месту, где лежало святейшее тело Господне? Погодите: в последнее время, как предсказал Иоанн Богослов в Апокалипсисе, откроется людям Ковчег Завета, откроется и живоносный Гроб Господень.

Я ему мог на это только сказать:

– Правда, в прежнее время наказывалось смертью одно прикосновение к Ковчегу

Завета. Но то было до Иисуса Христа. Спаситель же наш пришел не губить, а спасать человеков, как об этом Он Сам говорит.⁸ А потому прикосновение к святейшему Гробу Господню теперь не убивает, а освящает и спасает людей.

После утреннего завтрака обедню мы отстояли в русском храме Св. Троицы, где служило наше духовенство, составляющее здесь Иерусалимскую православную миссию. Миссия состоит, кроме ее начальника архимандрита Александра⁹, из шести иеромонахов, трех иеродиаконов, шести монахов, одиннадцати послушников, регента, восьми певчих и драгомана. Раньше, до образования православного Палестинского общества, наша духовная миссия, в лице ее ныне усопшего архимандрита Антонина, проявила чрезвычайно плодотворную деятельность и создала несколько чисто русских мест в разных углах Палестины; но теперь она почти исключительно занялась церковными службами и требами. Заботы о материальных нуждах паломников о содержании русских мест, о поддержании православия среди единоверных нам туземцев-сирийцев с 1882 года высочайшею волею были возложены на Палестинское общество.

Я не стану описывать ни храма Св. Троицы, ни церковной службы в нем: здесь все было так же, как и в России. Сколько я мог заметить за свое пребывание в Иерусалиме, наш русский храм всегда был полон паломниками. Им, конечно, нравилась понятная и не спешная служба, да и близко было: храм занимал срединое положение в участке русских построек.