XII. По дороге в Иерусалим

В вагоне Иерусалимской дороги. – Воспоминание о Лидде. – Саронская равнина. –Безбилетный пассажир. – В каменистых горах Иудеи. – Иерусалим. – Переезд от станции в город. – Русские постройки.

Как только тронулся поезд, все перекрестились и обратились к окнам. Потянулись перед нашими глазами прославленные яффские сады с апельсинами, лимонами, миндалем, маслинами, финиками и смоквами. Одни восторгались видом оранжевых плодов, других больше занимали кактусовые изгороди. Но о том, что мы едем, наконец, по земле, полной библейских воспоминаний, – ни слова.

Кончились сады, – вступили в полосу хлебных полей... Встречались феллахи –здешние земледельцы. Паломники поражались, что в марте месяце пшеница и ячмень в колосе.

Проезжая мимо Лидды, я стал рассказывать об известном евангельском событии, бывшем в этом городе: исцелении расслабленного Энея апостолом Петром. Но для народа и этого было довольно, чтобы с нескрываемым любопытством обернуться ко мне и расспрашивать «о здешних святых местах».

– Так вы говорите, – обращается ко мне широкобородый мужчина, должно быть, из

купеческого звания, – в этих местах, что мы едем, апостол Петр проповедывал?

– Не один он. Здесь ходил и известный Филипп, один из семи первых диаконов.

И стал я рассказывать про Филиппа. Паломники внимательно слушали меня, и некоторые не могли удержаться, чтобы не заметить вслух:

– И откуда все это вы, господин, вычитали?

– Да ведь это в «Деяниях апостолов» написано. Разве вы не читали?

– Как не читать! – откликнулся купец. – Да, ведь, всего не запомнишь.

Я очень часто поражался, как наш народ слабо знаком не только с книгами Ветхого Завета, но и Нового. Даже грамотные набожные люди, и те выказывали большее знакомство с некоторыми богослужебными книгами, с житиями святых, чем с евангелием.

Понемногу мы стали взбираться все выше и выше. Саронская равнина, а за нею синее море, стали закутываться легким туманом. Почва становилась все более и более каменистой. Кое-где еще встречались по склонам разработанные куски земли, но и они поражали обилием крупного и мелкого камня. Это вызывало немалое удивление со стороны русских хлебопашцев.

– Экий народ ленивый! – не выдержал купец. – У нас землю разделают, как пух. А

тут накось, смотрите!

Кто-то из бывалых в Палестине заступился за феллахов и самые камни на полях признал необходимыми.

Во все время переезда народ усердно угощался апельсинами. Многим они утоляли жажду. У некоторых запасливых людей нашлась вода в чайниках. Удушье и жара не покидала нас и при въезде в иудейские горы.

Среди паломников находился один рясоносец с черным колпаком на голове, вроде скуфьи. Это был типичный русский странник по монастырям, со всеми атрибутами своей профессии, т. е. с длинными волосами, с котомкой за плечами, с чайником и с палкой в руках. Когда вошел в вагон контролер и стал проверять и считать билеты, то этот странник ловко уклонился в толпе. Контролер, для проверки себя, стал считать пассажиров. Оказывается, одним больше.

– Кто не показывал своего билета? – обращается он через переводчика.

Все молчат. Молчит и странник. Тогда контролер снова стал проверять билеты. Некоторые из соседей странника говорят ему шепотом, чтобы он спрятался вниз. Но тот сидит на своем месте и в тесной толпе опять ускользнул от внимания контролера.

Одного билета не хватает! – раздраженно замечает контролер по-французски. Я боялся скандала и хотел было предложить деньги за билет, но контролер махнул рукой и скрылся.

Чем дальше мы лезли в горы, тем безотраднее, бесплоднее, безжизненнее был вид их: камень, камень и камень. Это были не те монолитные гранитные скалы Финляндии, местами представляющие гладкие площадки на десятки квадратных сажен. Нет, здесь они как-то ужасно изрыты, и кажутся бесформенными ноздреватыми громадами, с массою отдельных камней на неровной поверхности. И все это голо, без дерева, без кустика. Местами встречаются развалины – тоже серый камень. Унылая страна! Да еще при таком палящем солнце! И вспоминаются мне пророческие слова Моисея: «И небеса твои, которые над головою твоею, сделаются медью, и земля под тобою – железом; вместо дождя Господь даст земле твоей пыль».

Я смотрю на наших паломников и думаю себе: ожидали ли вы такого вида от Земли Обетованной, текущей молоком и медом? Но паломники, кажется, больше заняты были высотою гор. Только там, где поезд делал крутую кривую, или пробирался по обсеченному скату горы, или несся по насыпи, они невольно выказывали свое удивление инженерному искусству.

День стал склоняться к вечеру. Скоро должен и Иерусалим показаться. Я заранее в своем воображении рисую картину, как такая масса паломников шумно начнет приветствовать Святой Город, как женщины заплачут от умиления и, чего доброго, будут, как крестоносцы, целовать землю, освященную ногами Спасителя, Божией Матери и апостолов.

Я вышел на площадку вагона, где между другими пассажирами стоял русский немец, исполняющий здесь, в Палестине, роль гида для больших господ. Разговорились. Он рекомендовал себя, как единственного знающего проводника в Палестине, и резко подчеркивал, что здесь нет ученых проводников, хорошо знакомых с географией и историей Палестины. По дороге он мне указывал более или менее замечательные места и предупредил о близости Иерусалима. Впрочем, об этом можно было и без него догадаться по встречающимся все чаще и чаще постройкам из камня.

Паломники завязали свои узлы, взвалили их на плечи и прижались к выходным дверям. Не успел я обратить должного внимания на указанные немецким проводником пункты, как сразу подкатили к Иерусалиму, с южной стороны его. Мелькнули его стены, башни, но все тот же серый колорит.

На станции нас встретила толпа извозчиков, носильщиков, проводников... Пошла торговля, сделки... Я опять посетовал на железную дорогу. Где же эта умилительная картина встречи с Иерусалимом?!..

Ко мне подскочили два русских парня:

– Кладь у вас есть? – спрашивают меня.

– Есть, вот два чемодана. Да, вы тут что?

– Мы тоже паломники. А теперь желаем заработать что-нибудь.

Я отдал им свой багаж и в душе благодарил их. Мне не хотелось на первый раз въезжать в Иерусалим на извозчике, а потому я пошел пешком за моими носильщиками.

Хорошая шоссейная дорога проходила вдоль Вади-ер-Рабаби (Гинномова долина). мимо европейской колонии. Ради субботнего дня мы много встретили гуляющих евреев в праздничных одеждах. Тут я впервые увидел бархатные шапки, отороченные каким-то темным мехом. Лапсердаки и пейсы несколько длиннее виденных мною в России. От еврейской колонии по мосту перешли на другую сторону оврага, или вади, как здесь называют, и пошли вдоль западных стен Святого города, прямо на север, к «Русским постройкам» Палестинского общества. По дороге страшная известковая пыль. И без того-то все серо, а эта пыль еще больше придает однотонный колорит всем предметам. Даже небо и то от насыщения воздуха пылью кажется сероватым. На первый раз чрезвычайно грустное впечатление. Где же сады иерусалимские? Где тот лес, который рос по соседним горам? Впрочем, внизу, у подошвы Сиона, виднеются деревья и кусты.

Прошли довольно близко мимо Яффских ворот (Баб-ел-Халиль). Здесь толпился народ, ослы, верблюды. Этот уголок напомнил еще библейские картины. Далее с внешней стороны городских стен тянулись постройки, преимущественно магазины.

Паломники неудержимою толпою вошли, наконец, в улицу, которая заканчивалась воротами «Русских построек». Здесь мы встретили множество наших соотечественников, покупающих у торговцев свечи, масло, ладан, образа, кресты, книги, картины, а также –съестные припасы. Тут все торговцы говорят по-русски и с удовольствием принимают нашу монету.

Стало смеркаться, когда мы вступили в ограду русских построек, известных у паломников под именем «Палестины». Надо было пройти через весь двор, огороженный стенами, мимо больницы, дома духовной миссии, красивого собора и мужского корпуса. Через противоположные ворота мы выходим к конторе и гостинице с номерами. Здесь отобрали от нас паспорты и дали нам всевозможные указания и справки. Затем всех паломников пригласили в столовую, где священник отслужил благодарственный молебен.