X. Блаженный Августин

Литература: Мейендорф, Введение; Chadwick; Quasten; Previte-Orton.

1. Блж. Августин был величайшим богословом своего времени. На Западе, в латинском мире, к которому он принадлежал, ему не было равных не только при его жизни, но и много поколений после него. Его учение доминировало над всей латинской богословской мыслью вплоть до возникновения средневековой схоластики. Он пережил глубокую трагедию одинокого ума, ибо ему не с кем было обсуждать свои идеи и не было человека, который мог бы возразить ему на его уровне. Отсюда проистекает ни с чем не сравнимое влияние на западное богословие как его гениальных находок и прозрений, так и его ошибок и заблуждений. Можно сказать, что большинство богословских расхождений между Востоком и Западом восходит к блж. Августину, мнения которого наложили отпечаток и на католическое, и даже на протестантское богословие вплоть до нашей эпохи. Православная Церковь гораздо более осторожно относится к его учению и видит корень многих заблуждений современного римо-католичества и протестантизма в трудах блж. Августина. Тем не менее Православие никогда не отрицало его личной святости и высокого богословского авторитета.

Августин Аврелий (354–430) родился в Тагасте, недалеко от Карфагена, в семье муниципального служащего среднего достатка. Отец его, Патрикий, был язычником, принявшим крещение лишь непосредственно перед смертью (370). Мать Августина, св. Моника вероятно, берберского происхождения, была благочестивой христианкой и возлагала большие надежды на своего талантливого сына. В 370 г. Августин начал обучение риторике в Карфагене. Его образование финансировалось богатым благотворителем. Учился он по-латыни, греческий до конца жизни знал очень плохо. Зато он блестяще знал латинскую литературу и, как и блж. Иероним, всегда мог украсить свой язык подходящей цитатой из Цицерона или Вергилия. Его литературный вкус был безошибочен, а элегантность прозы безупречна. Августин, по всей видимости, готовился к гражданской карьере, но ранняя смерть отца заставила его прервать образование и содержать семью.

Он начал преподавать грамматику в Тагасте и вскоре снискал громадный успех, а в 374 г. переехал в Карфаген, где стал модным частным профессором риторики. Несмотря на веру своей матери, сам Августин христианином не был. Сразу же после его рождения Моника записала его в оглашенные. Однако в юности детская вера Августина оказалась подавленной его чувственными приключениями, которые он впоследствии очень сурово осудил в своей «Исповеди». В возрасте 17 лет он завел наложницу из низших социальных слоев, что было обычным делом для молодого человека, ведущего рассеянный образ жизни. Однако Августин, в отличие от своих ветреных приятелей, был верен своей подруге много лет до тех пор, пока Моника, надеявшаяся на гораздо более выгодный брак для своего сына, не вынудила его прервать эту связь. В 372 г. наложница родила ему сына Адеодата (по-гречески Феодор богоданный), которого Августин нежно любил. Других детей у него не было.

Приблизительно тогда же Августин, движимый поиском истины, на что его вдохновил философский диалог Цицерона «Гортензий», вновь стал обращаться к религии. Прежние развлечения, попойки, распутство, скандалы и грубые спектакли в цирке заменились изящными умственными занятиями, поэтическими состязаниями в литературных салонах, трагедией и драмой в серьезном театре. Научная работа в области философии, астрономии, космологии сочеталась с увлечением искусством. Он попытался читать христианское Писание, однако оно показалось ему детским и грубым, а стиль его куда более низким, чем латинская классика. Ветхий Завет виделся ему достойным презрения как собрание бабьих сказок, а Церковь как мужицкое сообщество. Августин искал мудрости, а не авторитета, а эти книги «приказывали, а не убеждали». Достойной формой религии его философствующему уму рисовался лишь гнозис рационально построенное учение. Все это не могло не привести философа-цицеронианца к манихеям, которые отвергали Ветхий Завет и ссылались на разум там, где Церковь призывала в свидетели откровение и авторитет. Это учение, принявшее форму мировой религии, увлекало человека научного склада обещанием победить тайну мира силами одного разума, предлагало величественную систему, которая притязала разрешить все роковые недоумения о Боге и судьбах человечества, о зле и спасении. 19 лет от роду Августин становится манихейским «внемлющим». Он с горячностью неофита отдался проповеди манихеев, углубился в чтение их книг, попутно предавался даже астрологии и магии, практиковавшимся их учителями. Августин оставался активным членом секты в течение 10 лет и даже обратил в нее нескольких своих друзей. Манихейство оказало такое влияние на формирование его религиозных взглядов, что он не смог полностью изжить его до самого конца своей жизни.

В 383 г. Августин переехал в Рим, где продолжил преподавание. В 384 г. он вновь переехал, на сей раз в Милан, с надеждой, что его влиятельные друзья помогут ему занять высокий пост на государственной службе. К тому времени Августин начал разочаровываться в манихействе и находился на духовном перепутье. Еще до отбытия из Карфагена он убедился из бесед с прославленным «профессором» манихеев Фаустом в несостоятельности религии, предлагавшей вместо мудрости невежество, смешивавшей с претензиями на высокую метафизику падкость к наивной теургии, неспособной отрешиться от материалистического понимания мира и Бога, примирить и оправдать безнадежный дуализм между добром и злом, дать воле закалку от соблазнов разврата. В Италии его разочарование манихейством еще более углубилось но достойной альтернативы он не видел. Именно тогда Августин впервые услышал проповеди св. Амвросия и был ими потрясен. Впервые он встретил христианского интеллектуала, завоевавшего его уважение. Св. Амвросий вначале покорил его своим красноречием, но затем ум Августина был увлечен самой аргументацией миланского епископа. В ней подлинное христианское благочестие сочеталось с неоплатоническим мистическим языком, а убедительные аллегорические толкования сложных мест Ветхого Завета напрочь разбивали язвительные замечания манихеев. То, что раньше казалось Августину низвергнутым манихейской критикой, теперь открылось как система пророческих и прообразовательных символов пришествия Спасителя, и Ветхий Завет объединился с Новым.

Августин обладал в высшей степени философским складом ума и всегда во всем стремился докопаться до самой сути. Несмотря на разрыв с манихейством, он искал (как и далее всю свою жизнь) разрешение проблемы существования в этом мире добра и зла. Дуалистический манихейский подход уже не мог его удовлетворить, ибо вел к многобожию и неприемлемым этическим выводам. Следующим шагом, сделанным Августином, было признание монизма добра: он пришел к платонизму, затем к неоплатонизму. Августин тщательнейшим образом изучил Плотина и Порфирия (в латинском переводе). Аксиомы платонизма сделались для него столь же жизненно важными, как воздух, которым он дышал. Философия Плотина стимулировала его интенсивный интерес к внутренним процессам в человеческом уме как к корреляту Божества. Августин в высшей степени обладал даром самоанализа. К принятию христианства он шел параллельно с изучением неоплатонизма. Эти процессы были настолько одновременными, что лишь через много лет после своего крещения Августин выдвинул серьезные критические замечания в адрес платонизма как религиозной метафизики.

Путь Августина к христианству осложнялся тем, что он не мог решиться расстаться с «вольной жизнью». Он не сомневался в том, что крещение должно повлечь за собой полную перемену образа существования, и продолжал откладывать его, мучаясь невозможностью принять окончательное решение, повторяя в своих молитвах Богу: «Дай мне целомудрие и послушание, но не сейчас». Внутренний кризис Августина достиг вершины летом 386 г. во время описанной им в «Исповеди» сцены в миланском саду, когда однажды он предавался печали по поводу своей греховности:

«И вот слышу я голос из соседнего дома, не знаю, будто мальчика или девочки, часто повторяющий нараспев: «Возьми, читай! Возьми, читай!» Я изменился в лице и стал напряженно думать, не напевают ли дети в какой-то игре нечто подобное? Нигде не доводилось мне этого слышать. Подавив рыдания, я встал, истолковывая эти слова как божественное веление мне: открыть книгу и прочесть первую главу, которая мне попадется. Я слышал об Антонии, что его вразумили евангельские стихи, на которые он случайно наткнулся: «Пойди, продай все имущество свое, раздай бедным и получишь сокровище на Небесах и приходи, следуй за Мной»; эти слова сразу же обратили его к Тебе. Взволнованный, вернулся я на то место, где сидел Алипий; я оставил там, уходя, апостольские Послания. Я схватил их, открыл и в молчании прочел главу, первой попавшуюся мне на глаза: «Не в пирах и в пьянстве, не в спальнях и не в распутстве, не в ссорах и в зависти: облекитесь в Господа Иисуса Христа и попечение о плоти не превращайте в похоти» (Рим.13:13–14). Я не захотел читать дальше, да и не нужно было: после этого текста сердце мне залили свет и покой; исчез мрак моих сомнений».

Несколько месяцев после этого Августин провел в философическом уединении со своими близкими друзьями, матерью и сыном Адеодатом на вилле Кассициак в нескольких километрах от Милана. Их продолжительные философско-религиозные дискуссии легли в основу написанных им четырех платоновских по духу диалогов, претендующих быть христианским ответом на основные философские вопросы того времени. Усилия Августина были направлены на согласование христианства с античной мыслью; он убеждает себя, что возможно солидарное взаимодействие между наукой (платонизмом, который для него не противоречит аристотелизму, стало быть, и всей высокой античностью) и религией (христианством). Мы чувствуем тут гармонически свободный выход из эпохи борений: античная философия привела Августина к пониманию истинной веры знаменательный символ единения двух великих культур. Разрыв между ними в сознании Августина будет явлен лишь позже.

Значительный платоновский элемент в обращении Августина подвигнул его решиться на целибатную жизнь, хотя в то время он не думал ни о монашестве, ни тем более о священстве. В Великую Субботу 387 г. св. Амвросий крестил Августина и его сына Адеодата. Осенью того же года Моника скончалась в Остии, а еще через 12 месяцев Августин вернулся в Африку, которую ему уже никогда не суждено было покинуть. Вскоре скончался его сын Адеодат, что было тяжелой утратой для Августина, возлагавшего большие надежды на его дарования. Он основал небольшую монашескую общину близ Тагаста, по-прежнему намереваясь заниматься философскими изысканиями.

Однако в 391 г., когда он проездом был в Гиппоне (Иппоне) втором по величине городе римской провинции Африка, народ буквально заставил Августина, несмотря на его слезы, стать пресвитером. В 395 г. престарелый грек Валерий, епископ Гиппонский, поставил его своим со-епископом, опасаясь, как бы Августина не переманил к себе какой-нибудь другой город. Похоже, Валерий не знал 8 канона Никейского Собора, гласившего, что в одном городе может быть лишь один епископ.

Хиротония внесла в жизнь Августина перемену не менее глубокую, чем его обращение в христианство. До этого его писания главным образом касались либо вопросов христианской философии, либо полемики с манихеями, поднимавшими такие интеллектуальные проблемы, как наличие в жизни добра и зла и отношение авторитета к разуму. Возведение Августина в епископский сан стало водоразделом его жизни. Он серьезно занялся библейской экзегезой, особое внимание уделяя посланиям св. Павла.

В 386–387 гг., когда Августин готовился к крещению, свт. Амвросий посоветовал ему читать книгу пророка Исайи. Однако Августин нашел писания пророка слишком сложными и вскоре забросил чтение. Став епископом, он полностью переменил интересы. Его главным занятием стала библейская экзегеза, и его проникновение в богословие заметно углубилось. Это оказало прямое влияние на оценку Августином человеческой природы в общем и на самооценку в частности. В 397 г. он опубликовал свою «Исповедь» настоящий шедевр интроспективной автобиографии, выраженной в чрезвычайно сложной форме длинной молитвы, во многих местах смоделированной по образцу псалмов. При этом его автобиография помещена на широком фоне, чтобы стать одним из многих частных примеров того, как мятется душа человеческая, прежде чем она упокоится в доме своего Творца. История собственной жизни подана Августином чрезвычайно элегантно, но не более чем в качестве иллюстрации богословских постулатов, ибо «Исповедь» это прежде всего богословская книга.

2. Первой неотложной проблемой, с которой блж. Августин столкнулся сразу же после своего посвящения, был донатистский раскол. Гиппон город, где находилась его кафедра, как и вся Африканская Церковь, был разделен между двумя враждующими общинами донатистской и кафолической. Ни одна из сторон не забывала ни капли зла, причиненной ей другой стороной за долгие десятилетия: всё помнилось, как будто это было вчера. Но и кафолики, и донатисты исповедовали ту же самую веру и читали ту же самую латинскую Библию. Донатистские церкви можно было отличить от кафолических только по их привычке белить стены: они выступали против уже развивающегося обычая расписывать храмы. Донатисты придавали также особое значение почитанию своих мучеников: они обвиняли кафоликов, что те не воздают им подобающих почестей.

Похоже, что у донатистов было не меньше представителей образованных классов общества, чем у кафоликов, так что невозможно свести раскол лишь к экономическим и социальным причинам. Интеллигенты каждой из сторон ощущали неловкость от чересчур воинственных действий некоторых своих сторонников: донатисты когда на их стороне выступали бродячие берберские банды, крушившие и сжигавшие кафолические храмы; кафолики когда в 347 г. император Констанс послал в Африку генерала Макария с заданием утопить в крови донатистский раскол. Донатисты немедленно ввели особый поминальный день «Макарьевских мучеников», чтобы, не дай Бог, не забыть происшедшего.

Каждая из общин утверждала, что лишь она является единственным мистическим Телом Христа и единственным ковчегом спасения, единственной Матерью, не имея которой нельзя иметь Бога Отцом. Донатисты были своего рода фундаменталистами-киприановцами: они полностью отвергали действенность всех таинств, кроме своих собственных: кафолики, переходившие в донатизм, подвергались повторному крещению (в глазах донатистов единственному). Донатисты считали, что кафолики лишились благодати, приняв епископство Цецилиана, который был хиротонисан человеком, во время великого гонения сдавшим священные книги полиции. Кафолики почитали Цецилиана как великого святого своей Церкви, что в глазах донатистов было вопиющим надругательством и отвержением слов св. Павла, что Церковь должна быть непорочна и безгрешна.

Ответ кафоликов донатистам состоял не только в отвержении обвинений, выдвинутых теми против хиротонисавших Цецилиана епископов. Они также в принципе отвергали мнение сектантов, что Церковь является эксклюзивной общиной избранных безгрешных, и утверждали, что она, скорее, похожа на Ноев ковчег с чистыми и нечистыми животными или на поле, на котором пшеница и плевелы останутся до самого Страшного Суда. Во-вторых, они отмечали, что поскольку донатисты находятся вне общения с Иерусалимом, Римом и другими апостольскими церквами, они не могут называть себя кафолической, т.е. вселенской Церковью. И в-третьих, обе стороны по-разному понимали таинства. Согласно донатистскому видению, действенность таинства зависела от достоинства его совершителя. Если совершитель был недостоин, то он автоматически отпадал от Церкви, вне которой, напоминали они, согласно св. Киприану, не может быть никаких таинств. Но во-первых, сам сщмч. Киприан никогда не утверждал зависимости таинства от достоинства его совершителя, а во-вторых, еще на соборе в Арле (314 г.) африканские христиане приняли точку зрения папы Стефана в его споре против св. Киприана, что таинства принадлежат не служению, но Самому Христу поэтому их действенность зависит от исполнения наказа Христа крестить во имя Отца и Сына и Св. Духа.

Августин придерживался римской традиции и, следовательно, признавал действенность донатистского крещения, но он попытался совместить ее со взглядами св. Киприана, утверждая, что крещение в раскольничьей общине давало человеку благодать лишь в потенции, которая раскрывалась только после присоединения человека к Истинной Церкви. Действия священника, совершающего таинства, утверждал он, принадлежат Богу, наложившему на священника в момент рукоположения определенную печать. Следовательно, рукоположение не связано напрямую с нравственным и духовным состоянием кандидата в священство и действенность таинств не зависит от умонастроения их совершителя.

Когда блж. Августин стал епископом Гиппонским, африканскому расколу было уже 85 лет и две противостоящие друг другу общины научились жить бок о бок, без особой взаимной любви, но вместе с тем стараясь избегать применения насилия друг против друга. Августин отказался пассивно принять подобную ситуацию. Он организовал целый ряд соборов под председательством митрополита Карфагенского, чтобы кафолические епископы выработали общую позицию по вопросам церковной дисциплины и могли бы выступить против донатистов единым фронтом. В то время в правительственных кругах вновь возобладало мнение, что к диссидентам следует применять силовые методы. Именно в последнее десятилетие IV в. был издан ряд имперских указов против язычников и еретиков. Политический мир позднеантичной Империи не был либеральной демократией, когда люди выбирают себе занятие по вкусу. Это было государство, где личная свобода мало что значила, где множество законов и эдиктов были направлены на то, чтобы предотвратить любую социальную мобильность, закрепляя за сыновьями профессии и статус их отцов, где действовала тайная полиция и где широко применялись пытки и публичные казни. Если все это было нормой в политической сфере, то большинство людей не видело ничего плохого, если на тех, кто своим религиозным диссидентством ставил под угрозу единство общества, налагались некоторые финансовые и гражданские ограничения.

Вначале блж. Августин резко выступал против применения силы к донатистам, но не потому, что считал это незаконным, а потому, что как ему казалось, под давлением правительства начнется целая масса неискренних обращений, с последствиями которых Церкви будет весьма сложно справиться. Но постепенно он пришел к противоположному мнению. Начиная с 405 г. правительственное давление на донатистов стало приносить реальные результаты, и Августину стало все сложнее противостоять аргументам своих коллег-епископов, поддерживавших правительственные методы. Он принял их аргументацию, разработав целую философско-богословскую систему ее поддержки. Эта теоретическая база поддержки имперской политики стала роковой. Протесты против осуждения Присциллиана (см. выше) были забыты. В оправдание Августина можно лишь сказать, что он поддержал наложение на еретиков ряда гражданских ограничений, но никогда не призывал к физическому воздействию на них.

Во всяком случае, попытки найти оправдание тому, что уже свершилось, были весьма характерны для мысли Августина. Однако споры между двумя сторонами редко проходили на столь глубоком уровне. Чаще всего они сводились к бесконечным повторениям двух конфликтующих версий происхождения раскола. В мае-июне 411 г. в Карфагене прошла громадная конференция под председательством имперского комиссара, на которой донатистам был предоставлен последний шанс публично защищать свои позиции. Стенограммы конференции сохранились. Увы, споры не отличались особой глубиной: истомленные жарким африканским солнцем люди в уличной пыли до хрипоты доказывали друг другу, что на самом деле случилось или могло бы случиться во время их прапрадедов. Все это еще усугублялось тем, что донатисты все время стояли, отказываясь садиться с «нечестивыми». Но, во всяком случае, правительство убедилось, что продолжать диалог не имело никакого смысла.

В январе 412 г. император Гонорий официально запретил донатизм. Члены секты должны были платить штрафы, размер которых определялся их социальным и имущественным статусом, духовенство было сослано, а церковная собственность конфискована. Берберы-донатисты устроили ряд последних кровавых набегов на кафолические Церкви, а Августин признал, что проблема неискренних обращений оказалась не такой серьезной, какой он ее представлял ранее.

А всего несколько лет спустя раскол, столь долго разделявший Африканскую Церковь, утратил свою актуальность ввиду начала варварских вторжений. В 407 г. германское племя исповедающих арианство вандалов прорвалось а Галлию, в 409 г. они наводнили Испанию, а в 429 г. форсировали Гибралтарский пролив и вошли в Африку. Вандалы жгли и крушили все на своем пути, не отличая кафоликов от донатистов. Последние письма блж. Августина касались проблемы, могут ли клирики покидать родные места вместе с беженцами. В Галлии и Испании многие епископы стали организаторами сопротивления захватчикам, в то время как другие епископы бежали вместе со своими прихожанами от варварских огня и меча. Как должны были поступать африканские клирики? С одной стороны, блж. Августин не хотел отдавать на заклание варварам своих клириков, но с другой он знал, что кто-то должен остаться, чтобы хотя бы причастить людей перед тем, как варвары перережут им горло. Он предложил части клириков остаться, но, чтобы избежать осложнений, жребием решить вопрос, кому уезжать, а кому оставаться. Сам блж. Августин остался в осажденном вандалами Гиппоне, где и скончался 28 августа 430 г. еще до того, как варвары прорвали оборону.

Донатизм, хотя и сильно ослабленный правительственными гонениями и вандальскими погромами, все же выжил и дожил до VI в., когда Африка была отвоевана Юстинианом. В Нумидии он продолжал быть достаточно сильным, чтобы в 590 г. вызвать беспокойство папы Григория Великого, высказавшего недовольство, что местные власти недостаточно активно проводят в жизнь антидонатистские законы. Но еще век спустя и кафолики и донатисты оказались под властью ислама. Мы знаем о существовании кафоликов в Северной Африке вплоть до XII в., но донатисты навсегда исчезли из истории сразу же после мусульманского вторжения.

3. Фактическое завершение донатистских споров в 411 г. направило энергию блж. Августина в другую сторону. Он мечтал завершить свою богословскую работу о Св. Троице, которой занимался урывками с 399 г. Но ее вновь пришлось отложить из-за других неотложных дел. В 410 г. западный мир, все еще потрясенный варварскими погромами в Галлии и Испании, пережил несравненно более тяжелый шок, когда сам Рим был захвачен и разграблен готами во главе с Аларихом. Толпы беженцев переселялись в Африку и на греческий Восток. Как никогда остро стал вопрос о Божественном провидении в истории. Почему свв. Петр и Павел не смогли уберечь свой город? Язычники, конечно, утверждали, что это невообразимое и ни с чем не сравнимое несчастье было навлечено на Рим старыми богами, обиженными изменой им населения города.

По совету Августина испанский священник Оросий, переехавший в Африку после вандальских вторжений, ответил язычникам, написав краткую всемирную историю, показывавшую, что дохристианская история была собранием несчастий и катастроф куда худших, чем любые варварские нападения, которые, в свою очередь, были справедливой Божией карой за то, что язычники отказывались обратиться ко Христу.

А епископ Гиппонский с 413 по 427 г. был занят написанием громадной апологии христианства. Так родилось главное сочинение блж. Августина многотомная книга «О Граде Божием», которая имела исключительное влияние на развитие богословской мысли на Западе. В ней Августин рассматривает Церковь как истинный вечный град, существующий для Царства Божия и неподвластный подъемам и падениям империй и цивилизаций. Даже «христианский» Рим не был спасен от принесенного варварами хаоса и разрушения. Августин никогда не уравнивал интересы Царства Божия и Римской империи. Конечно, правительство могло играть позитивную роль, сохраняя мир и свободу. Но напавшие на Империю варвары не были непременными врагами Града Божия. Теперь перед Церковью лежала новая задача обратить ко Христу своих новых варварских правителей.

В своей книге Августин переходит от критики языческих религии и философии к оценке правительства и общества. В самом названии «О Граде Божием» содержится скрытая полемика с платоновской «Республикой». Подлинная цель жизни человека, пишет Августин, находится за границами этого мира. Никакое земное государство не может предоставить ему безопасность от внешних нападений и внутренних нестроений. Земное правительство само по себе неплохо, но оно весьма ограничено. Но и Церковь на земле не полностью идентична с Градом Божиим. В ней могут быть волки, так же как вне ее могут быть овцы. Церковь существует для Царства Божия, и лишь Сам Бог знает Своих избранных. Так что смысл истории не в движении внешних событий, но в скрытой от глаз драме греха и искупления.

Взгляды Августина отличались крайним пессимизмом в отношении человеческой природы; все человечество, по его мнению, является массой осужденных massa damnata; лишь некоторые предназначены Богом ко спасению. Таким образом, блж. Августин проповедовал предопределение праведников, которые одни будут спасены. Человек полностью зависит от божественной благодати, которая одна его спасает. Без благодати ничего не возможно. Человеческая воля, пораженная грехом, никак в спасении не участвует.

По справедливости все человечество должно быть послано в ад. Однако Бог по Своему милосердию избирает некое меньшинство душ человеческих для спасения, используя Свое божественное предопределение, предшествующее всем людским заслугам. Жаловаться, что это несправедливо, значит отказаться признать всю тяжесть вины за первородный грех Адама и еще большей вины за личные грехи каждого человека.

Понятно, что при таком пессимистическом взгляде на человека учение о предопределении совершенно необходимо. Если человек настолько испорчен, что он более не имеет свободы воли для делания добра, лишь Божественная благодать может это сделать за него; но благодать дается лишь тем, кого избрал Сам Господь в Своем предопределении. Цель Бога это довести Своих избранных до Своего Царства. Следовательно, эмпирический тест действия благодати на человека проявляется в постоянном добре его характера до самого конца его жизни, некоем «претерпении до конца», которое и является заранее предопределенным даром Божиим, независимым от заслуг человеческих.

Именно это учение и вызвало возражения самого известного богословского противника Августина.

4. Около 411 г., когда Августин был в отлучке из своего города, в него прибыл видный беженец из Рима. Он направлялся в Палестину и хотел нанести визит уважения знаменитому африканскому епископу. Это был британский монах Пелагий, проживший несколько лет в Риме и приобретший там значительную популярность как моралист и духовный руководитель. Ему так и не удалось встретиться с Августином, и он отбыл восвояси. После посещения многих стран Пелагий поселился в Иерусалиме, где, в отличие от блж. Иеронима, имел самые лучшие отношения с местным священноначалием; вскоре вокруг него собралась значительная группа его духовных чад и последователей. Однако в Карфагене остался его друг, юрист Целестий, чья красноречивая защита взглядов Пелагия и критика учения Августина вскоре вызвала целую бурю в Африке.

Пелагий отличался строгостью жизни и того же требовал от своих учеников. Они должны были жить в согласии с заповедями Божиими, изучать Писание, раздавать свое имущество и стремиться к святости. Он имел многих последователей, направившихся за ним в Палестину. Пелагия искренне печалили нравы высшего римского общества, весьма легкомысленно относившегося к евангельским призывам. Ему глубоко претило манихейски-пессимистическое воззрение на человеческую природу, которое, как ему показалось, все больше проникает в Церковь. В то время в Риме были широко распространены принадлежавшие неизвестному комментатору толкования посланий св. Павла. Из слов св. Павла в пятой главе Послания к Римлянам (12 стих): «Посему, как одним человеком грех вошел в мир, и грехом смерть, так и смерть перешла во всех человеков, потому что в нем все согрешили» автор толкований выводил, что в Адаме мы все согрешили скопом, и замечал, что передача греха потомству Адама означает, что души человеческие происходят от родителей, так же как и тела (более подробный разбор этих слов апостола Павла см. ниже, в главе XI).

Все это чрезвычайно не нравилось Пелагию, написавшему собственный комментарий на послания св. Павла, где он утверждал, что грех Адама не передается через репродуктивный процесс и что грешим мы добровольно, подражая падению Адама, будучи развращенными внешним окружением и последовательными ошибками, ослабляющими нашу волю. Пытаясь более четко выразить свою точку зрения, Пелагий договорился до отрицания наследственности первородного греха и утверждений, что смерть есть природное свойство человека, что грех Адама ничего не изменил в природе человека и что человек может спастись без помощи Божией. Благодать нужна только как указание пути. Человеческое естество нейтрально; ему не присущи ни добро, ни зло. Грех коренится лишь в нашей собственной воле. Новорожденные младенцы не являются носителями зла и греха их можно назвать греховными лишь в потенции. Отсюда легко было сделать вывод, что крещение младенцев бессмысленно. Справедливости ради нужно сказать, что сам Пелагий никогда этого вывода не делал, а на прямые вопросы отвечал, что слова Христа о том, что никто, не рожденный свыше (т.е. некрещеный), не может войти в Царствие Небесное, относятся и к младенцам. Но, продолжал Пелагий, было бы абсурдным предположить, что милосердный Господь может приговорить невинных младенцев к аду: наверное, должно быть некое третье место, куда они и попадают.

Блж. Августин отвечал, что от плоти рождается плоть. Причина этого похоть, в которой мы все повинны. Половые отношения, говорил Августин, в принципе, грех, который лишь отчасти может быть смягчен целью зачатия ребенка в законном браке¹².

Вначале блж. Августин писал Пелагию очень вежливые письма с опровержением его теорий, но постепенно полемика накалялась. Жару в нее подбавил Иероним, когда Пелагий имел неосторожность высказать критические замечания на весьма оригенистские толкования Иеронимом Послания св. Павла к Эфесянам. Именно тогда Иероним обозвал Пелагия «жирным псом, чье брюхо набито шотландской овсянкой».

В 415 г. Августин послал к Иерониму своего молодого друга из Испании, Оросия. Тот по совету Иеронима публично объявил в Иерусалиме, что доктрины Пелагия были осуждены как еретические на Африканском Соборе: в них-де отрицается первородный грех и нужда человека в благодати. Это вызвало целую бурю в Палестине, где Пелагий пользовался большой популярностью и авторитетом. В Иерусалиме был созван собор, который оправдал Пелагия. Но в 415 г. был созван повторный собор в Лидде, на котором Пелагий, проясняя свою позицию, был вынужден пойти на значительные уступки.

Однако Августин, тщательно изучивший стенограмму собора, нашел раскаяние Пелагия неполным и неискренним. Он созвал собственный собор в Карфагене, на котором пелагианство, несмотря на все уступки, сделанные его основоположником, было вновь осуждено.

Тогда Пелагий направил апелляцию в Рим к папе Зосиме (417–419), и тот, под глубоким впечатлением от высоких нравственных стандартов пелагиан и их непритворного уважения к апостольскому престолу, написал африканцам, что те, видимо, внимали искаженным изложениям доктрины Пелагия, а в действительности он вполне православен. Африка буквально взорвалась. Папа испугался такой реакции и заколебался в своем решении, а тем временем Августин, используя свой авторитет при имперском дворе в Равенне, добился публикации 30 апреля 418 г. имперского эдикта об изгнании из Рима пелагиан, как представлявших угрозу общественному спокойствию. Под таким давлением папа сдался и опубликовал официальное осуждение Пелагия и Целестия. Таким образом, пелагианизм был осужден на Западе. Целестий с друзьями направился с апелляциями к Александрийскому, а затем к Константинопольскому патриарху а им в то время (428 г.) был Несторий, который скомпрометировал себя, приняв и выслушав их. В конце концов пелагианство было осуждено и на Востоке (III Вселенский Собор).

5. Но и крайние утверждения блж. Августина вызвали реакцию на Западе и не были всеми приняты. Они легли в основу спора между учеником блж. Августина Проспером Аквитанским и св. Иоанном Кассианом Марсельским.

Св Иоанн Кассиан, ученик св. Иоанна Златоуста, посланный в Рим для защиты своего учителя, поселился в 410 г. в Марселе и основал там монастырь св. Виктора. Оспаривая взгляды блж. Августина на благодать и предопределение, он и насельники монастыря на острове Лерин, возглавляемые монахом Викентием, выступили с защитой православного учения, ссылаясь на восточную традицию. В отношении первородного греха они учили, что человек создан по образу и подобию Божию и что его природа предрасположена к добру, но что грех затемнил ее. Это противоречило учению блж. Августина, говорившего, что благодать дана вне человеческой природы и отнята при грехопадении.

По свидетельству его противников, Пелагий утверждал, что человек духовно здоров и поэтому не нуждается ни в благодати, ни в таинствах. Блж. Августин, со своей стороны, учил, что человек мертв вследствие греха и может спастись только благодатью, а его воля не играет в спасении какой-либо роли. По православному учению св. Иоанна Кассиана и леринских монахов, благодать необходима не только как призыв, но как постоянная помощь, а человек сам должен участвовать в своей борьбе с грехом. К сожалению, ни св. Иоанн Кассиан, ни св. Викентий Леринский не могли сравниться по популярности, влиянию и силе аргументации с Августином, и в конце концов стараниями ярого августианина Проспера Аквитанского их учение было заклеймлено как полупелагианство, хотя на самом деле их лучше назвать полуавгустинцами ибо они соглашались с ним по всем пунктам, кроме учения о предопределении и предшествующей благодати. (Более подробный рассказ о богословии леринских монахов см. в гл. XVI, 2.)

Итак, глубокий пессимизм блж. Августина в отношении природы и воли человека выражался в его идеях, что далеко не каждый человек может спастись и что вне Церкви и сообщаемых ею таинств не может быть спасения. Учение блж. Августина о благодати и природе человека имело исключительное влияние на римо-католическое богословие, а его учение о предопределении было воспринято в XVI в. Кальвином и Цвингли.

6. Тринитарное учение блж. Августина, выраженное в лучших традициях западного богословия, исходит из единства Бога. Для иппонского епископа ипостаси являются неким выражением сущности, следовательно, их различия лишь относительны. Если «Отец и Сын одно», то и Дух, Который Августин рассматривает как дар, имеет источником Сына в той же степени, что и Отца. Такой подход неизбежно приводит к выводу о некоей второстепенности Духа. Подобное богословское понимание Св. Троицы послужит удобным оправданием для «Filioque», добавление которого к Символу Веры получит на Западе догматическое обоснование.

Протопр. Иоанн Мейендорф пишет: «Как уже отмечалось, богословие Августина исходит из интуитивного философского утверждения, что Бог един. Все суждения о Св. Троице строятся на основе этого утверждения. Этот подход имел очень серьезные последствия для западного богословия. На общедоступном уровне реальность Св. Троицы быстро утратила смысл и превратилась в нечто вроде никому не нужного философского довеска. Многие современные западные христиане верят в Бога Отца, в Христа, а о Троице не имеют ни малейшего представления. Это происходит не от интеллектуального безразличия, а от деистического понимания Бога как философски единой Сущности. Пожалуй, в конечном счете эти различия между восточным и западным подходом к Св. Троице имеют большее значение, чем вопрос о «Filioque» как таковой. Проблема подробно обсуждается В.Н. Лосским в терминах различий между духом восточного и западного христианства. На Востоке царствуют первенство Духа (выражающееся, например, в евхаристии как эпиклеза), свобода, мистицизм. На Западе Дух находится в подчиненном положении: отсюда иная церковная иерархия, другое понимание таинств, боязнь мистицизма. Лосский настолько увлекался этой идеей и даже настаивал, что западные взгляды на Духа Святого имеют прямое отношение к возникновению папства».

Блж. Августин был замечательным епископом и видным церковным деятелем Африки, незаменимым участником всех африканских соборов. Его громадная популярность и влияние позволили ему внести большой вклад в законодательную деятельность африканской Церкви. Так, например, в 419 г. он активно участвовал в деле священника Апиария, смещенного местным синодом. Апиарий обратился с жалобой к папе, который восстановил его в сане. Африканская Церковь воспротивилась вмешательству Рима в ее дела. Это дало Августину повод написать резкое письмо против папы от имени африканского епископата.

Как уже говорилось выше, блаженный Августин скончался 28 августа 430 г. во время осады Гиппона армией вандалов. Римская империя в Африке умерла вместе с ним.