Глава третья. Расчетливый вассал: Иван Данилович (1325–1340)
В 1326 г., вскоре после гибели Юрия, Иван Данилович Калита приехал в Орду350. Поездка, по-видимому, была связана с получением ярлыка на московское княжение351. Возможно, Калита каким-то образом сумел повлиять на решение Узбека о судьбе Дмитрия Михайловича Тверского, хотя никаких данных на этот счет нет. Великое же княжение владимирское хан отдал брату казненного – Александру Михайловичу 352 . Этот шаг был вполне логичен: если брат Ивана Юрий дважды пошел на неподчинение хану, то брат Александра Дмитрий, будучи великим князем, выполнял свои обязанности перед Ордой, а сам Александр продемонстрировал свою покорность в предыдущем году, собирая дань в Северо-Восточной Руси.
Александр Михайлович вернулся на Русь, а вскоре произошло событие, резко изменившее соотношение сил в пользу Москвы. 15 августа 1327 г. в Твери поднялось восстание против татар, пришедших туда с послом Шевкалом (Чолханом, сыном Тудана-Дюденя, двоюродным братом Узбека); татарский отряд был перебит. Это событие отражено в нескольких разнящихся между собой летописных рассказах (так называемые «Повести о Шевкале»), и в фольклорном произведении – «Песни о Щелкане»353. Источниковедческие исследования этих памятников354 показали, что в них наличествуют поздние наслоения. Это касается, во-первых, представления об экстраординарности миссии Чолхана, якобы имевшего целью погубить «князя великаго Александра» и «всех князей Рускихъ», «разорить христианство» (тверская версия)355, самому сесть в Твери на княжении, посадить в других русских городах татарских князей, а население обратить в мусульманскую веру (вторая версия, восходящая к своду – протографу Новгородской IV и Софийской I летописей)356; во-вторых, изображение восстания как регулярного сражения с татарами войска, возглавляемого князем Александром (вторая версия)357. Ранние достоверные свидетельства о восстании содержат Новгородская первая летопись старшего извода358 и вторая часть «тверской» версии, дошедшая в составе Рогожского летописца и Тверского сборника359.
Прибытие на Русь отряда Чолхана не представляло ничего необычного. Сопоставление даты восстания (15 августа 1327 г.) со временем появления на Руси Александра Михайловича в качестве великого князя (не ранее зимы 1326–1327 гг., так как Дмитрий был казнен 15 сентября 1326 г.) заставляет предполагать, что Чолхан был либо тем послом, который пришел вместе с Александром для утверждения нового великого князя на столе, либо прибыл несколько позже для взимания поборов в счет уплаты за великокняжеский ярлык Александра 360 . Что касается характера восстания, то, согласно тверской версии, оно носило стихийный характер, будучи ответом на чинившиеся татарами притеснения361, а по новгородской – инициатива избиения татар исходила от великого князя362. Последнее может быть интерпретацией новгородского летописца – современника событий, сделанной в начале 30-х годов XIV в., когда Александр сел в Пскове в качестве вассала великого князя литовского Гедимина, и Псков, таким образом, вышел из-под влияния Новгорода (признававшего своим сюзереном тогдашнего великого князя владимирского Ивана Калиту, а, следовательно, и ордынского хана)363. Но не исключено, что данное известие отображает тот факт, что Александр в условиях вспыхнувшего восстания, поняв необратимость случившегося (и так же, как и его подданные, будучи оскорблен поведением ордынцев), поддержал тверичей.
Иван Калита, узнав о случившемся, отправился в Орду. Узбек послал на Тверь зимой 1327–1328 гг. крупное войско; московский князь шел вместе с ним. Тверское княжество подверглось сильному разорению. Александр Михайлович бежал в Новгород; новгородцы его не приняли, и бывший великий князь отправился в Псков364. По вопросу о великом княжении Узбек принял неординарное решение: оно было поделено между двумя князьями. Ивану Калите достались Новгород и Кострома, а суздальскому князю Александру Васильевичу – Владимир и Поволжье365. Очевидно, имевшие место акты неповиновения великих князей владимирских (Юрия Даниловича и Александра Михайловича) привели хана к мысли о нежелательности того резкого усиления одного князя, которое неизбежно происходило при получении всего великого княжения.
В 1329 г. Иван Калита двинулся походом на Псков против Александра Михайловича 366 Последний вынужден был бежать в Литву, но спустя два года вернулся оттуда и сел в Пскове «из руки» великого князя литовского Гедимина 367 . Здесь он княжил 6 лет.
После смерти в 1331 г. Александра Васильевича Иван Калита вновь отправился в Орду368. Здесь путем щедрых даров и обещания больших выплат ему удалось получить все великое княжение и вдобавок половину Ростова369. В следующем году Иван для выполнения взятых обязательств запросил крупную сумму у Новгорода (что привело к конфликту с новгородцами)370.
Зимой 1332–1333 гг. Калита был вызван послом Сараем в Орду. В 1333 г. он благополучно вернулся, но о каком-либо «пожаловании» Ивану не говорится371. Очевидно, вызов был связан с погашением долга и великий князь выполнил свои обязательства.
Следующая поездка Ивана Даниловича к Узбеку имела место в 1336 г. Зимой 1336–1337 гг. он «прииде изо Орды с пожалованием в свою отчину»372. Как мы видели, всякий визит князя к ханскому двору имел конкретную причину, и указание на «пожалование» скорее всего свидетельствует, что результатом было приращение владений Ивана. Поэтому осторожное предположение В.А. Кучкина373, что Иван ездил для того, чтобы купить ярлык на Галицкое княжество (одна из так называемых «купель» Калиты), князь которого Федор умер в предыдущем, 1335 г.374, выглядит вполне правомерным. Более того, представляется, что тогда же Калите удалось овладеть и Дмитровским княжеством.
Князь Борис Дмитровский умер в 1334 г., находясь в Орде375. Его сын Дмитрий в 1360–1362 гг. княжил в Галиче, который тогда вновь был сделан Ордой центром отдельного княжения376. В.А. Кучкин посчитал, что Дмитров перешел под власть московских князей в 1360 г., так как в духовной грамоте сына Калиты великого князя Ивана Ивановича (1359) он не упомянут377. Но в духовной Ивана Красного оговаривалась судьба земель, входивших в Московское княжество378; если Дмитровское княжество было включено в состав великого княжества Владимирского, оно никак не могло быть упомянуто в этом завещании (московский князь в 1359 г. не передавал великое княжение владимирское по наследству). Между тем до слияния при Дмитрии Донском Московского и Владимирского княжеств иного варианта быть не могло: во всех случаях присоединения к владениям московских князей цельных княжеств они включались в состав великого княжества Владимирского, а не собственно Московского княжества (Переяславское княжество в 1303–1305 гг. и Нижегородское княжество в 1310–1320 гг. оставались отдельными под властью князей московского дома, непосредственно к Московскому княжеству не присоединялись): духовная Ивана Ивановича не упоминает ни Юрьева, ни Галича, ни Переяславля, хотя эти бывшие центры княжений несомненно находились в 1359 г. под властью великого князя. Следовательно, хронологические рамки присоединения Дмитрова расширяются на период от 1334 до 1360 г. и наиболее вероятной датой выглядит именно 1336 г. Если это так, то примечательно, что Калите удалось (впервые) добиться присоединения к великокняжеским владениям княжества, не являвшегося выморочным.
Тем временем у Ивана Даниловича появилась новая забота – на политическую сцену Северо-Восточной Руси вернулся Александр Михайлович Тверской. Еще в 1335 г. он посылал из Пскова в Орду своего сына Федора (а Иван Калита в том же году думал идти походом на Псков, но не смог заручиться согласием новгородцев). На следующий год Александр сам наведался в Тверь и забрал в Псков вернувшегося от Узбека сына. Наконец, в 1337 г. Александр из Пскова приехал в Орду и повинился перед ханом: «Господине царю, аще много зло сътворих ти, во се есмь пред тобою, готов есмь на смерть. И отъвеща ему царь, аще тако еси сотворил, то имаши живот полоучити, много бо послы слах, не приведоша тя. И приать пожалование отъ царя, въсприим отчину свою» Таким образом, Узбек вернул Александру тверской стол379.
Под следующим, 6846 г. в Рогожском летописце и Музейском фрагменте упоминается вторая поездка Александра в Орду: «Князь Александр Михаилович Тферьскыи поиде во Орду. На ту же зимоу прииде князь великии Александр из Орды во Тферь, а с ним послы силны Киндяк и Авдул, беяше в годину осеннюю и много сътворишеться тягости християномъ»380. Между тем Троицкая и Симеоновская летописи говорят только об одной поездке, датируемой как раз 6846 г.: «князь Александр Михаилович Тферьскыи поиде в Орду, а не укончав съ князем с великим с Ываном с Даниловичем. На ту же зиму выиде из Орды в Тферь князь Александр, пожалован животом от царя, а с ним прииде посол, именем Киндык, а другыи Авдуля»381. Поскольку «пожалование живота» в Рогожском летописце упоминается в известии о поездке 6845 г., следует предположить, что под 6845 и 6846 г. в этом источнике перед нами два сообщения об одном и том же визите. В пользу этого можно истолковать и известия НIЛ: под 6845 г. там говорится об отъезде Александра в Орду из Пскова, а под 6846 г. – о его возвращении из Орды в Тверь с «пожалованием»382.
Явно в связи с возвращением Александра из Орды, зимой 1338–1339 гг., туда отправляется Иван Калита с двумя старшими сыновьями Семеном и Иваном; третьего сына, Андрея, он направил в Новгород383. В том же году «приде из Орды князь великии Иван, а в свою отчину, пожалованъ Богом и царемъ» 384 . Можно полагать, что «пожалование» заключалось в подтверждении более высокого статуса Ивана по отношению к Александру.
После визита Ивана последовало резкое изменение отношения Узбека к тверскому князю: он был вызван в Орду, одновременно туда по требованию хана отправились князья Василий Давыдович Ярославский и Роман Михайлович Белозерский (оба, кстати, женатые на дочерях Калиты). Первый из них, видимо, был союзником Александра Михайловича – Калита попытался (безуспешно) «переимать» его по дороге в Орду385.
Вслед за ними Иван Данилович послал в Орду всех трех своих сыновей386, очевидно, чтобы еще раз подчеркнуть в критической ситуации свою лояльность хану. Согласно сохранившемуся в тверском летописании пространному рассказу о гибели тверских князей, судьба Александра Михайловича во время пребывания в Орде долгое время была неясна: одни татары говорили, что «княжение ти великое дает царь», а другие, что «оубиту ти бытии»387. Вероятно, здесь отразилась реальная закулисная борьба группировок ордынской знати, поддерживавших тверского и московского князей. «Промосковская» партия пересилила, и 28 октября 1339 г. Александр Михайлович и его сын Федор были казнены388. Калитовичи же были отпущены «и приидоша из Орды на Русь пожалованы Богом и царемъ» 389. Видимо, и здесь упоминание «пожалования» – не штамп: могло иметься в виду пожалование Семену Нижнего Новгорода (через пять месяцев, в момент смерти Калиты, Семен находился там390) или обещание передать ему великое княжение владимирское после смерти отца.
Зимой 1339–1340 гг. приближенный Узбека Товлубий, руководивший казнью тверских князей, возглавил поход на Смоленск. Русская часть отправившегося в это предприятие войска была послана Иваном Калитой, с ней шли князья суздальский, ростовский, юрьевский, друцкий и фоминский391. Поход был связан с признанием смоленским князем Иваном Александровичем сюзеренитета великого князя литовского Гедимина392. Очевидно, и судьбу тверских князей решили литовские связи Александра, подчеркнутые Калитой (с 1338 г. Орда находилась в состоянии войны с Великим княжеством Литовским)393. Во время смоленского похода Калите, по-видимому, удалось осуществить смещение со стола брянского князя Дмитрия Романовича (двоюродного брата смоленского князя) и посадить на его место Глеба Святославича, также князя из смоленской ветви (владевшего, скорее всего, Вязьмой)394. Смоленский поход (окончившийся безрезультатно) стал последним политическим деянием, в котором участвовал Иван Калита: 31 марта 1340 г. он скончался395.
К последним годам жизни Калиты относятся две его духовные грамоты, составленные «ида в Ворду»396. Скорее всего, первая из них появилась перед поездкой 1336 г., а вторая – 1339 г.397 В завещаниях упоминается возможность отнятия татарами каких-то волостей: «А по моим грехом, ци имуть искати татарове которых волостии, а отыимуться, вам, сыномъ моим, и княгини моей поделити вы ся опять тыми волостми на то место»398. Поскольку речь в духовных грамотах идет только о Московском княжестве, имеются в виду, по-видимому, Можайск и Коломна с окрестностями: великий князь допускал возможность, что Орда захочет вернуть их смоленским и рязанским князьям.
Иван Калита в историографии традиционно оценивается как верный вассал Орды. При этом одни авторы смотрят на это с осуждением, другие «оправдывают» такую политику, считая, что она объективно способствовала усилению Москвы (что в перспективе вело к освобождению от ига)399.
Действительно, Иван Данилович в период своего княжения соблюдал полную лояльность к хану (резко отличаясь в этом отношении от старшего брата). Но следует учитывать, что реальной альтернативы признанию ордынской власти в то время не видел никто. Тверское восстание 1327 г. не было продиктовано сознательным стремлением Александра Михайловича свергнуть власть хана, в 30-е годы не было даже стихийных проявлений непокорности. Вообще сопротивление иноземной власти в первой половине XIV в. вовсе не шло по нарастающей. Скорее наблюдается обратное: если до 1327 г. сильнейшие князья Северо-Восточной Руси время от времени позволяли себе неподчинение ханской воле, то позже этого не наблюдается. Очевидно, своеволие Даниила и Юрия (как и тверских князей) в какой-то мере было наследием эпохи двоевластия в Орде конца XIII в., когда князья могли выбирать себе сюзерена и оказывались соответственно в конфронтации с его противником. С укреплением единовластия в Орде при Узбеке это своеволие сошло на нет.
Что касается общей оценки эпохи Калиты в московско-ордынских отношениях, то полагать, что именно в его правление была заложена главная основа будущего могущества Москвы (а так традиционно считается в историографии, в том числе и в работах, где ордынская политика Калиты оценивается негативно) – значит впадать в преувеличение400. Иван Данилович стал первым московским князем, который до конца своих дней сохранил за собой великое княжение владимирское. Но это не означает, что оно уже закрепилось за московскими князьями. Семен Иванович получил в Орде по смерти отца великокняжеский стол, но с утратой Нижнего Новгорода, а в 1360 г. ярлык на Владимир был передан иной княжеской ветви. Нельзя сказать, чтобы территориальный рост владений московских князей при Калите намного превзошел сделанное его предшественниками. Даниил присоединил к собственно Московскому княжеству Можайск и Коломну; Юрий овладел Нижегородским княжеством и (впервые) великим княжеством Владимирским; Иван закрепил достижения брата и расширил территорию великого княжества за счет Дмитрова, Галича, половины Ростова и, возможно, Углича401; но эти приобретения не были прочны: они зиждились на зыбкой основе принадлежности великого княжения московским князьям, основе, которая в любой момент могла рухнуть по воле хана. При Калите усилился приток в Москву служилых людей из других княжеств402, но он шел и ранее, и особенно важный прилив такого рода произошел на рубеже ХIII-ХIV вв. (см. гл. 1).
Родоначальником династии московских великих князей с большим основанием следует считать Даниила Александровича. Юрий Данилович был тем князем, при котором Московское княжество стало одним из двух (наряду с Тверским) сильнейших в Северо-Восточной Руси. При Иване Калите ситуация сложилась благоприятно по отношению к Москве, но нельзя сказать, что за относительно небольшой срок – 12 лет его великого княжения – Московское княжество окончательно вышло на первенствующие позиции. Едва ли меньше было сделано для этого в почти двадцатилетний период правления сыновей Калиты, а окончательное закрепление за Москвой главенствующей роли (когда последняя уже не зависела от воли того или иного ордынского правителя) произошло при Дмитрии Донском
* * *
См.: Кучкин В.А. «Сказание о смерти митрополита Петра» // ТОДРЛ. М.; Л., 1962. Т. 17. С. 69–70.
Соперников здесь у Ивана не было: Юрий сыновей не оставил, а других Даниловичей уже не было в живых.
ПСРЛ. Пг., 1922. Т. 15, вып. 1. Стб. 42.
См.: Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вторая половина XIV-XVI в. Л., 1989. Ч. 2: Л-Я. С. 208–209.
Fennell J.L.I. The Tver Uprising of 1327: A Study of Sources // Jahrbucher fu г Geschichte Osteuropas. Wiesbaden, 1967. Bd. 17, H. 2; Конявская E.Л. Повести о Шевкале // Литература Древней Руси: Источниковедение. Л., 1988.
Насонов А.Н. О тверском летописном материале в рукописях XVII века // АЕ за 1957 год. М., 1958. С. 37–38; ПСРЛ. Т. 15, вып. 1. Стб. 42–43; М., 1965. Т. 15. Стб. 415.
ПСРЛ. Т. 4, ч. 1, вып. 1. С. 261; СПб., 1851. Т. 5. С. 218.
Там же. Т. 4, ч. 1, вып. 1. С. 261; Т. 5. С. 217.
НIЛ. М.; Л., 1950. С. 98.
ПСРЛ. Т. 15, вып. 1. Стб. 43; Т. 15. Стб. 415–416.
По мнению Ч.Дж. Гальперина, целью Чолхана был сбор средств и воинов для готовившейся войны Узбека с Хулагуидским Ираком (Halperin Ch.J. The Tatar Yoke. Columbus (Ohio), 1986. P. 88). Это остается догадкой, поскольку такой войны не последовало.
ПСРЛ. Т. 15, вып. 1. Стб. 43.
НIЛ. С. 98.
НIЛ. С. 343–344; Псковские летописи. М., Л., 1941. Вып. 1. С. 17.
НIЛ. С. 98; ПСРЛ. Т. 15, вып. 1. Стб. 43–44; СПб., 1913. Т. 18. С. 90.
НIЛ. С. 469.
Там же. С. 98–99. Псковские летописи. Вып. 1. С. 16–17.
НIЛ. С. 343; Псковские летописи. Вып. 1. С. 17.
ПСРЛ. Т. 15, вып. 1. Стб. 46; Кучкин В.А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X-XIV вв. М., 1984. С. 141.
Кучкин В.А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X-X1V вв. С. 141.
НIЛ. С. 99; Кучкин В.А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X-XIV вв. С. 141.
ПСРЛ. Т. 15, вып. 1. Стб. 47.
Там же.
Кучкин В.А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X-XIV вв. С. 256, примеч. 131.
ПСРЛ. Т. 15, вып. 1. Стб. 47.
Там же.
Кучкин В.А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X-XIV вв. С. 245–246.
Там же. С. 246–247.
См.: ДДГ. М; Л., 1950. № 4. С. 15–19.
ПСРЛ. Т. 15, вып. 1. Стб. 48; НIЛ. С. 346; Кучкин В.А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X-XIV вв. С. 191.
ПСРЛ. Т. 15, вып. 1. Стб. 48; ср.: Насонов А.Н. О тверском летописном материале в рукописях XVII века. С. 39.
ПСРЛ. Т. 18. С. 92; Приселков М.Д. Троицкая летопись: Реконструкция текста. М.; Л., 1950. С. 362.
НIЛ. С. 348–349. Ср.: Борисов Н.С. Политика московских князей: конец XIII – начало XIV века. М., 1999. С. 307–310.
ПСРЛ. Т. 15, вып. 1. Стб. 48; Т. 18. С. 92. Перед этим отъездом и после возвращения Александра тверские «бояре мнози отъеха на Москву к великому князю Ивану» (Там же. Т. 15, вып. 1. Стб. 48).
ПСРЛ. Т. 18. С. 92.
НIЛ. С. 350.
ПСРЛ. Т. 18. С. 92.
Там же. Т. 15, вып. 1. Стб. 49.
Там же. Стб. 50–51.
Там же. Т. 18. С. 92.
Там же. С. 93; Т. 15, вып. 1. Стб. 53.
Там же. Стб. 51–52; Т. 18. С. 93.
См.: Насонов В.Н. Монголы и Русь. М.; Л., 1940. С. 112.
Там же. С. 101–102; Клюг Э. Княжество тверское (1247–1485 гг.). Тверь, 1994. С. 122–123, 148–149. Мнение, согласно которому литовские связи тверских князей сыграли роль уже при вынесении приговоров Михаилу Ярославичу и Дмитрию Михайловичу Тверским, неубедительно (см. критический разбор: Клюг Э. Указ. соч. С. 123–128).
См.: Горский А.А. Брянское княжество в политической жизни Восточной Европы (конец XIII – начало XV в.) // Средневековая Русь. М., 1996. [Вып.]1. С. 81–87.
ПСРЛ. Т. 15, вып. 1. Стб. 52–53; Т. 18. С. 93; Приселков М.Д. Указ. соч. С. 264.
ДДГ. №1–2. С. 7–11.
См.: Кучкин В.А. Сколько сохранилось грамот Калиты // ИОИ: 1989 год. М., 1989. Распространенное мнение, что вторая грамота была утверждена в Орде ханом Узбеком (Черепнин Л.В. Русские феодальные архивы XIV-XV вв. М., 1948. Ч. 1. С. 15; Каштанов С.М. К изучению формуляра великокняжеских духовных грамот конца XIV – начала XVI вв. // ВИД. Л., 1979. Вып. 11. С. 241–242) не имеет серьезных оснований (см.: Мазуров А.Б. Утверждались ли духовные грамоты Ивана Калиты в Орде? // ВИ. 1995. №9).
ДДГ. №1. С. 8; №2. С. 10.
Ср., например: Насонов А.Н. Монголы и Русь. С. 111; Юрганов А.Л. У истоков деспотизма // История Отечества: люди, идеи, решения. Очерки истории России IX – начала XX в. М., 1991. С. 47–49, 52–58 и Черепнин Л.В. Образование Русского централизованного государства в XIV-XV веках. М., 1960. С. 512–513; Борисов Н.С. Иван Калита. М., 1995.
Такое восприятие Калиты следует за его изображением в московской литературе XV-XVI в.; кажется, первый случай подобной характеристики Ивана встречается в «Слове о житии и преставлении» Дмитрия Донского, где его дед выступает как «собиратель земли Русской» (ПСРЛ. Т. 4, ч. 1, вып. 2. С. 351). Для московских великих князей такое отношение именно к Калите было естественно, так как потомками Юрия Даниловича они не были, а Даниил Александрович не владел великим княжением владимирским, обладание которым давало возможность «собирания».
Углич называется в духовной Дмитрия Донского среди «купель» его деда (ДДГ. №12. С. 34). Там же поименовано Белоозеро, но под 1339 г. в летописях упоминается самостоятельный белозерский князь (ПСРЛ. Т. 15, вып. 1. Стб. 52); реальное присоединение Белозерского княжества к Москве имело место только в 80-е годы XIV в. (см.: Кучкин В.А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X-XIV вв. С. 304–306).
Веселовский С.Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. М., 1969. С. 467, 480–484.