Е. М. Колычева. Православные монастыри второй половины XV-XVI века²⁵⁶

В течение ряда последних десятилетий монастыри изучались главным образом в хозяйственно-экономическом аспекте: размеры их землевладения, торгово-промысловая деятельность, формы и объемы ренты, взимаемой с крестьян и т. п. В известной мере это было обусло- вленно состоянием источников: хозяйственная документация светских вотчинников вплоть до XVII в. не известна, поэтому о многих социально-э кономических процессах, а иногда и о политических приходилось судить по документам, сохранившимся в монастырских фондах. И в этой области историки достигли значительных успехов. Были изданы фундаментальные академические публикации актов XV-XVI вв. по монастырским фондам, в том числе Троице-Сергиева, Иосифо-Воло- коламского, Симонова, Соловецкого, Богоявленского и многих других монастырей. Эта работа продолжается: готовятся новые издания, реконструируются описи документов, которые сохранялись в монастырских хранилищах. В то же время многие вопросы, касающиеся истории русского монастырского строительства, его региональных особенностей, благотворительности, форм организации монашества и внутреннего обихода обителей, влияния иноческого идеала на мировоззрение и судьбы средневекового человека и т. д. на протяжении 70 лет практически не становились объектом специальных исследований. Возможно, сыграл роль и тот факт, что документов, касающихся этих трудоемких тем, для рассматриваемого времени сохранилось сравнительно немного. Больше возможностей было у искусствоведов и литературоведов, которые внесли значительный вклад в изучение монастырских ансамблей, иконописи, иконографических школ, состава монастырских библиотек, святых, основателей монастырей, некоторых синодиков.

В последние годы ситуация изменилась. Проводятся конференции, в том числе и региональные, издаются статьи, где монастыри рассматриваются как духовные и культурные центры; значительны успехи археологов. Однако предстоит сделать еще очень много, чтобы всесторонне изучить монастыри как место синтеза духовной жизни, литургического творчества, богословия, художества, науки, религии, литературы.

Предлагаемый очерк – попытка показать монастыри в контексте некоторых комплексных проблем. Хронологические рамки, с одной стороны – середина XV в. Кончилась феодальная война, борьба между Василием II и Дмитрием Шемякой, во время которой определилась ведущая роль Москвы как средоточия всех сил страны, были созданы предпосылки для создания единого Русского государства и окончательного освобождения от ордынского ига; Церковь поддерживала московскую великокняжескую власть в деле объединения русских земель, оказывала влияние на все стороны общества. В церковной жизни этот рубеж также ознаменовался значительным событием: 15 декабря 1448 г. Собором русских епископов в Москве на митрополичью кафедру был поставлен Иона, тем самым Русская Церковь стала фактически автокефальной. С другой стороны, вторым рубежом является конец XVI в., 1589 г., время учреждения патриаршества²⁵⁷.

В литературе многократно отмечалось, что XIV-XV вв. были временем бурного монастырского строительства, однако цифры приводились самые разнообразные. Митрополит Макарий (Булгаков) в своем фундаментальном труде писал, что в монгольский период в епархиях, вошедших позже в состав Московской митрополии, появилось всего 150 обителей, а с 1448 г. по конец XVI в. – около 300. Исходя из того, что «почти все монастыри монгольского периода продолжали существовать», автор полагал, что общее число их в XVI в. было выше 400²⁵⁸. Современные историки при подсчете монастырей обращались к богатейшему справочному материалу, собранному и опубликованному в конце XIX в. В. В. Зверинским. По подсчетам Я. Е. Водарского, в IХ-ХIII вв. возникло 154 обители, в XIV в. еще 140, в XV в. – 205, в XVI в. – 409. Итого к концу XVI в. должно было бы быть 754–771 обителей, но какая-то часть возникших ранее монастырей к XVI в. перестала существовать. Н. С. Борисов считал, что до начала XIV в. по всей Руси известно около 100 обителей, а в XIV-XV вв. появилось еще 168 новых монастырей. Е. А. Маслов, оговаривая, что точную цифру назвать невозможно, тем не менее принимал для периода до начала XIV в. данные Я. Е. В одарского. Для XIV – первой трети XV в., по его подсчетам, возникло 211 русских православных монастырей, пустыней и скитов²⁵⁹. К настоящему времени мы располагаем более точными сведениями, так как при переиздании труда митр. Макария «История Русской Церкви» к томам был приложен ряд справочных материалов, в том числе хронологические «Списки монастырей», созданных в разные периоды; они составлены на основании как данных В. В. Зверинско- го, так и опубликованных актов, писцовых материалов²⁶⁰. С 988 г. по 1240 г. предположительно было 116 монастырей, в 1240–1448 гг. возникло еще 286, а в период с 1448 г. до конца XVI в. появилось 486 новых обителей. Фактически их было больше, так как часть обителей была на территории западных епархий, не подчинявшихся московскому митрополиту. Кроме того, судьба многих монастырей Русского государства складывалась непросто. Известны многочисленные факты, когда обители хирели, а то и полностью «запустоши- вались», исчезали главным образом из-за внешних факторов: набегов неприятелей, эпидемий, пожаров, голода. Так, Троицкий монастырь на Березнике располагался в пределах замосковской волости Воря, к югу от Радонежа. Возник он не позже XV в. В 1471 г. кн. Юрий Васильевич, владевший волостью Воря, передал монастырь в ведение Троице-Сергиева монастыря. В 1503–1504 гг. обитель владела всего двумя крестьянскими дворами. В 1543/44 г. она прекратила свое существование; на ее месте сохранился храм Троицы²⁶¹. Некоторые из обителей спустя какое-то время после запусто- шения обустраивались, иногда на новом месте. Например, самый северный монастырь Печенгский был основан в 1533 г. на р. Печенге. Через некоторое время он разделился: часть монахов перешла жить к самому устью реки Печенги на берег Ледовитого океана. В 1590 г. монастырь был сожжен норвежцами, остатки старцев искали спасения в Кольском остроге. В 1606 г. монахам было отведено место у самого г. Колы. На старых же пепелищах были воздвигнуты часовни²⁶². Кремлевский женский Вознесенский монастырь был основан в самом начале XIV в. супругой Дмитрия Донского, через несколько лет полностью сгорел и был возобновлен через 50 лет, в 1467 г. Через 16 лет снова пожар. Восстановлен при Василии III в 1518/19 г. Горели, «пустошились» и вновь обустраивались Даниловский, Алек- сеевский монастыри, причем последний изменил первоначальное место обитания²⁶³. Речь идет о крупных московских обителях, что же говорить о мелких провинциальных монастырьках, о которых подчас не сохранилось никаких документов, или же пустынях, которые ряде случаев быстро исчезали. Учитывая, с одной стороны, что Редкая обитель с начала своего основания функционировала без Длительных перерывов, а с другой – что существовали в XV-XVI вв. пустыни в глухих местностях, а также небольшие монастырьки во владениях вотчинников, которые нам неизвестны из-за отсутствия Документации, можно предположить, что в XVI в. количество монастырей с учетом пустыней, вероятно, превышало цифру 500.

Процесс возникновения и размещения новых обителей, проник- новение на север в глухие необжитые места, их большая роль в колонизации земель неоднократно были предметом специальных серьезных исследований (В. О. Ключевский, митр. Макарий, И. У. Будовниц, Л. И. Ивина, С. З. Чернов и др.). Поэтому нет необходимости останавливаться на этой достаточно детально разработанной проблеме. Отметим лишь, что подчеркивается значение Трои- це-Сергиева монастыря в общерусских событиях XIV – первой половины XV в., в том числе в распространении общежительных обителей; для второй половины XV – начала XVI в. выделяется роль Паф- нутиево-Боровской и Иосифо-Волоколамской обителей. Первая возникла в 40-х годах XV в. благодаря деятельности преп. Пафнутия, который принял постриг в Боровском Покровском монастыре, где находился в послушании у Никиты, ученика преп. Сергия Радонежского, а затем в трех верстах от прежнего монастыря воздвиг свой новый. Из числа его учеников и последователей вышел ряд крупных церковных деятелей, часть из которых положила начало новым обителям. Наиболее известен из них преп. Иосиф, основатель Волоколамского монастыря. В Пафнутьевом же монастыре принял постриг и его брат Вассиан, впоследствии архиепископ Ростовский. Инок Левкий основал свой монастырь на р. Рузе (Волоколамский Левкиев), а инок Давид в 1515 г. устроил в Серпухове Давыдовскую Вознесенскую пустынь. Из Пафнутьева монастыря вышел выдающийся церковный и политический деятель митрополит Макарий. Инок Даниил построил храм около Переяславля над общей усыпальницей и тем самым положил начало новой обители²⁶⁴. Преп. Даниил Переяславский настолько почитался при жизни, что был приглашен Василием III в восприемники обоих своих детей, Иоанна и Юрия²⁶⁵. Большое значение как в церковной, так и политической жизни страны имели воспитанники Иосифо-Волоколамского монастыря. Перу его основателя принадлежит получивший наибольшее распространение в XVI в. общежительный монашеский устав. В 1509 г., по мнению А. А. Зимина, минимум пять епархий из восьми были в руках иосифлян. Они же играли главную роль в полемике 20–30 годов XVI в. с нестяжателями, которые выступали против монастырского землевладения²⁶⁶.

Классификация монастырей производилась обычно по территориально-хронологическому принципу²⁶⁷. Можно предложить и другие основания.

Монастыри существовали под патронажем великого князя, митрополита, епископа, частных лиц. 1. Великокняжеские (затем царские): в Москве – Покровский в Садех и Покровский Лыщиков, в Боровске – Покровский Высокий и Рождество-Богородицкий, в Дмитрове – Троицкий на Березниках, в Рязани – Аграфенинский

Покровский и др.; 2. Митрополичьи: Чудов, Саввин и Новинский в Москве; во Владимире – Константиноеленинский, Борисоглебский, Сновидский, Николаевский Волосов и Преображенский на Святом озере; в Нижнем Новгороде – Благовещенский; Ильинский на р. Воре в Дмитровском уезде и Воронина Успенская пустынь в Новгородском крае²⁶⁸. Свои монастыри могли иметь и епископы. Монастырями владели князья. Из послания Иосифа Волоцкого Б. В. Кутузову и И. И. Третьякову явствует, что кн. Александр Федорович Ярославский владел Каменским монастырем, а в вотчине князей Засекиных находилась Пречистая Толгская обитель. В 1553/54 г. вдова кн. Владимира Воротынского Марья передала в Кирилло-Белозерский монастырь в Бежецком Верхе с. Тереботунь. «А в селе церковь Успения Пречистые, да у Пречистые монастырь 7 дворов. А церковь Успения Пречистые и монастырь вопчей со князем Дмитреем Ивановичем Немого». В стародубских владениях кн. И. В. Ромоданов- ского в с. Тогарово, помимо Покровской церкви, был «монастырек Иван святые», а в селе Петровском – церковь Петра и Павла «да Никола монастырек». По писцовой книге 1539/40 г. Тверского уезда в поместье кн. Д. Д. Оболенского есть с. Микифоровское, «а к тому селу монастырек, а в нем церковь Введение Пречистые»; были они и у кн. Микулинских в начале XVI в.²⁶⁹ Представители московского боярского рода Беконтовых основали Троицкий монастырь на Берез- нике²⁷⁰.

Проблема ктиторства продолжает оставаться во многих аспектах малоразработанной, можно выделить лишь работы Я. Н. Щапова и Б. Н. Флори о патронате над обителями. Специального монографического исследования требует и вопрос об эволюции института ктиторства в условиях Русского централизованного государства, становления самодержавия. Ктитор мог дать землю под постройки, финансировать возведение церквей в обители, предоставить села с деревнями для «прокорма» иноков. Помимо этого, патрон регулярно поддерживал свои монастыри продовольствием, деньгами, делал крупные вещевые вклады для обустройства культовых сооружений. Белозерские удельные князья, начиная с середины XV в., ежегодно поставляли в Кириллов монастырь для праздничной «кормли братии» рыбу, а несколько позднее прибавили по 4 бочки пшеницы и 6 бочек ржи. Ряд обителей в конце XV – первой половине XVI в. в своем уделе основали представители рода Воротынских: Лютиков Перемышльский в 6,5 верстах от Перемышля на правом берегу Р- Оки, Спасский «на Усть-Угры» на левом берегу Оки южнее впадения в нее р. Угры близ г. Воротынска, Успенский Шаровкин недалеко от впадения р. Жиздры в Оку, Лихвинский Анастасов в двух верстах от Одоева и др. Шаровкин монастырь находился под особым патронатом кн. Александра Ивановича Воротынского, который Давал обители крупные земельные вклады, освобождая жалованными грамотами от уплаты дани и других платежей, повинностей, ранее идущих в его казну. Он же давал несудимые грамоты, помогал деньгами при построении каменного Успенского собора (1552 г.) и теплой Сергиевской церкви с трапезною и приделом в честь Иоанна Богослова 1550 г. (вероятно, заложенного в память отца, Ивана Михайловича). Помимо этого, в Шаровкину обитель непрерывным потоком поступали богатейшие вещевые вклады: золотая, серебряная и оловянная посуда, несколько колоколов, вывезенных из Пскова в 1552 г., образа, книги, церковные облачения из бархата, атласа, украшенные жемчугом, богатые ткани, а также лошади и т. д. Поэтому на освящении новых церквей в Шаровкином монастыре всегда присутствовал как ктитор кн. Александр Иванович с супругой. Сюда же 22 декабря 1558 г. они пришли с молитвой «о чаде… в наследие роду их»²⁷¹.

Ктиторы и их дети обладали рядом обязанностей и привилегий в патронируемой обители, правом распоряжения в ней. Вот как начинается синодик Анастасова монастыря, основанного в честь матери Михаила, Владимира и Александра Воротынских: 1 ноября 1557 г. «приказали князь Михайло да князь Александр Иванович в своей вотчине в Одоеве… в Анастасове монастыре игумену Герману по родителях своих кормити кормы», потому что «те монастыри в своей вотчине ставили и строили их всяким строением, и земли к тому монастырю надавали»²⁷². Ктиторы распорядились поминать родителей и давать кормы «доколе монастырь стоит» на основании того, что позволили построиться в своем владении, украшали храмы, давали денежные и вещевые вклады на строительство и благоустройство обители, снабдили обитель земельными пожалованиями для пропитания. Кирилл Белозерский в своей духовной грамоте 1427 г. называет князя Андрея Дмитриевича «господарем», «господином» и просит его, чтобы имел любовь к обители, чтобы «свое жалование, грамоты свои», данные ранее в монастырь, «неподвижны были, как и доселе при моем животе». Следовательно, при желании земли и грамоты могли быть конфискованы ктитором. Кирилл просит князя наблюдать за жизнью обители (вероятно, это тоже обязанность ктитора), и в случае, если кто-либо не будет слушаться игумена, велел выслать ослушников из монастыря. Из судного списка 1478/79 г. явствует, что патронат над Кирилло-Белозерским монастырем перешел к сыну князя Андрея Дмитриевича – к Михаилу. Тяжба разгорелась из-за того, что архиепископ Ростовский пытался «вступиться» «во княж Михайлов Кирилов монастырь»: взимать пошлины и судить игумена с братьею. Княжеский дьяк заявил, что «истарины прежние архиепископы Ростовские во государя моего в Кириллов монастырь не вступалися». В судной грамоте неоднократно подчеркивается, что обитель – княжеская. Судил игумена князь, а иноков – игумен, «опричь духовных дел». Противная сторона мотивировала тем, что Кирилло-Белозерский монастырь находился на территорий архиепископии и поэтому подвластен владыке. По ходу дела выяс- нйлось , что предыдущий архиепископ поставил в Кириллову обитель игумена, своего родного брата, и грамоты дал, но «без ведома и без веленья… князь Михаила Андреевича», который велел того игумена «поймать и оковати, да и монастырь велел у него отнята, а игу- менити ему не велел». Настоятелем был назначен княжеский ставленник «по челобитью и по прошению всеа братьи». Дело было решено в пользу князя Михаила. Следовательно, власть патрона была настолько велика, что он мог судить монастырь и утверждать игумена, свергая неугодных. Княжеский истец в оправдание поведения князя сообщил, что еще три монастыря находятся в таких же отношениях к московскому князю. Это Спасский на Москве, Симонов и Никола на Угреше²⁷³.

Патроны, ктиторы могли распоряжаться монастырями по своему усмотрению. В конце XIV в. вел. кн. Дмитрий Донской поменялся с Саввою-чернецом землей, в том числе передал последнему «мо- настырь-пустыньку, церковь Святий Спас Преображения, что поставил игумен Афонасей на моей земле у Медвежья озера и на Березе». Затем монастырек попал в распоряжение Симонова монастыря и был в 1445–1453 гг. куплен у братии Иевом, попом симоновским, в пожизненное владение²⁷⁴. В духовной 1433 г. вдова серпуховского и воровского князя инокиня Евпраксия благословила своих снох и внука «монастырем Рожъством Святей Богородицы», где завещала быть похороненной. И далее она перечисляла богатые земельные вклады, пожалованные ею обители, и расписывала, как распределять доходы с сел: «и попы возмут половину, а игуменье с черницами половина»²⁷⁵. Иван III в завещании 1504 г. передает сыну Андрею на Москве «слободку Колычевскую да монастырь Рождество Пречистые на Голутвине»²⁷⁶. В 1454 г. П. К. Добрынский дал митрополиту Ионе «монастырь святого Саввы на Москве на посаде», а княгиня Софья Телятевская передала в Троице-Сергиев монастырь «в Московском уезде на Всходне Спасской монастырь, а на монастыре храм, каменной вверх, Преображения Господня да предел Благовещения Пречистыя Богородицы, другой храм каменной же Андрея Стратилата, да ограды каменны 53 сажени, да ворота каменные»²⁷⁷.

Выше уже говорилось, что вдова серпуховского князя сама регламентировала доход, поступавший в обитель с вотчин. Известны и Другие факты вмешательства патрона во внутрихозяйственную жизнь монастыря. В указной грамоте 1490 г. угличский и звенигородский князь Андрей Васильевич самовольно определил нормы взимания в монастырских селах денежного оброка и столовых запасов, идущих в Савво-Сторожевский монастырь²⁷⁸. Следовательно, на Руси XV в. и частично XVI в. продолжали существовать отношения великокняжеского и частновладельческого патроната над обителями. В судном деле 1485–1495 гг. спор возник между вотчинниками: одна из сторон утверждала, что обитель с церковью – «вотчина наша и дедина из старины», «и серебро, и книги, и свечи еще отцов наших, а наша вотчина». И далее: «ту церковь зовем своею вотчиною потому: отцы наши придавали своей земли к той церкви игуменом и попом на пашню» Однако в результате следствия выяснилось, что земля давалась не самой обители, а лишь в незначительных размерах (по 1–2 четверти) игумену и попу, «чего сами (вотчинники) не возмогут попахати»²⁷⁹. Ситуация, когда патрон рассматривал обитель в своих владениях, как своеобразную собственность, была чревата конфликтами. Согласно эмоциональным посланиям Иосифа Волоц- кого, приближенные волоцкого князя Федора Борисовича заявляли: «Волен де государь в своих монастырях, хочет жалует, хочет грабит», а также: «На что тебе (государю) монастырь, коли тебе в нем воли нет?»²⁸⁰. Иосиф Волоколамский обвинял Федора Борисовича, что тот пограбил Возмицкий и Левкиев: «А что дадут в которой монастырь по усопших или на милостыню платья или доспех, или лошадь, или иное что, того ничего не сметь продати». «А сказывает, кое в заем емлет, а никоторому монастырю ничего не отдавывал». Сходная картина и в Иосифо-Волоцкой обители: «Князь Федор Борисович во все вступился: что Бог пошлет нам, в том воли не дает, а иное даром просит, а иное на полцены емлет». В случае же сопротивления князь грозился «кнутьем бити чернцов»²⁸¹. «И мы боялися его, давали ему, что ни давали монастырю: кони, доспехи, платия, и он то имал, как хотел». «А у черньцов у кого уведет икону, или книгу мастерского писма, а не дати – и он бранится». Выясняется, что князь забрал иконы письма Андрея Рублева: «не поехал с монастыря, доколе икон не взял». Он же в качестве патрона требовал достаточно крупные суммы денег, жемчуг и т. п. Иногда взятые вещи удавалось вернуть обители, но они были изношенные, загрязнены «как онуча».

Даже при том, что Иосиф мог несколько сгустить краски для оправдания перехода своего монастыря к московскому князю, вряд ли он пошел бы на прямой обман, будучи немедленно обличен своими противниками. Следовательно, власть патрона над обителями была подчас столь велика, что он рассматривал их как продолжение своей вотчины: можно взять оттуда деньги, вещи, вмешаться во внутренний строй. Так, Федор Борисович настраивал чернецов против Иосифа и обещал им «в озерах место» для обители, лишь бы они выступили против своего игумена. В свете вышеприведенных фактов можно поверить, что Александр Федорович Ярославский приводил своих псов в Каменский монастырь и даже в трапезную, видимо, не делая особых различий с собственной усадьбой²⁸². С образованием Русского централизованного государства, со становлением самодержавия значение местных ктиторов, патронов должно было уменьшиться. Но сам процесс создания монастырей ктиторами на своей земле, даже помещичьей, продолжался. В 1581/82 г. в Бежецкой пятине Клементий Милюков с братьею «поставили ново» «на своей поместной земле» монастырек с церковью во имя великомученика Никиты с приделом. «А в церкви образы и свечи, и книги, и все церковное строение Клементия Милюкова з братьею». На момент описания в этой обители было 3 кельи, где проживали черный поп, старец и церковный сторож. Но далее правительство выступает гарантом -прожиточное монастыря. Ему «дано ново на темьян да на ладан и на монастырские дворцы починок»²⁸³.

Скит, келья, пустынь и т. п. отличались малочисленностью, документация о них крайне скудна. Лучше известны крупные монастыри, имевшие вотчины и сохранившие в своих архивах актовый и писцовый материалы. Так, в общежительном Кирилло-Белозер- ском монастыре к началу XVII в. численность братии достигала почти 200 человек; в 1601 г. соборных старцев во главе с игуменом было 11 человек, священников, дьяконов, крылошан – 37, рядовых старцев в самом монастыре, в Москве и в «приписной» Афанасьевой обители – 136, итого 184 человека. Хозяйство обслуживали 300 служебников, детенышей, мастеровых²⁸⁴. Наиболее крупным был Трои- це-С ергиев монастырь, где, по свидетельству иностранцев, в первой четверти XVI в. находилось 300 иноков, а к концу века даже 700, не считая слуг²⁸⁵. Число монахов в Иосифо-Волоколамской обители колебалось около сотни: в 1578/79 г. – 130, в 1598/99 г. – 97, в 1601 г. – 140, в 1603/04 г. – 110 человек²⁸⁶. Примерно такое же количество иноков было в Болдино-Дорогобужском (до 140), Корнильево-Ко- мельском (до 90), в Пафнутьево-Боровском (в конце XV в.) до 95 человек²⁸⁷. В своем послании в Кирилло-Белозерский монастырь Иван Грозный упоминает, что в Савво-Сторожевском монастыре было (в 50–60-е годы XVI в.) до 80 старцев²⁸⁸. По сотной грамоте 1593 г. в Антониево-Сийской обители было 73 старца, игумен, 4 попа и 2 дьякона – всего 80 человек. На монастырском дворе к этому времени было воздвигнуто 3 церкви: деревянная в честь Троицы, теплая Благовещенская и надвратная во имя Сергия Радонежского. Тут же размещались 22 кельи, гостиный двор, конюшенный двор, а за оградой над озером – коровий двор²⁸⁹. В кремлевском Чудовом монастыре к зиме 1586 г. насчитывалось более сотни старцев, 14 священников, 7 дьяконов. Среди старцев, помимо обязательных для общежительных обителей игумена, казначея, келаря, существовала следующая специализация: поваренный большой старец, хлебник, подчашник, дворецкий, оловянник (вероятно, ведавший оловянной утварью), житник, подкеларник, будильник, огородник, трубник, конюшенный старец, больничные старцы и т. д. Количество монахов не было стабильным: только с ноября 1585 г. по июль 1586 г. обитель полу- чила ряд денежных вкладов с условием «за тот вклад постричи и в келье устроити». В результате этого 6 человек приняли иноческий чин²⁹⁰. Традиция, согласно которой желающий вступить в монастырь должен был сделать денежно-вещевой вклад на благоустройство обители, получила широкое распространение в XVI в., о чем свидетельствуют многочисленные приходные книги общежительных монастырей. Исключением из правил могли быть мелкие обители, а также особные монастыри. Сама идея вступительного вклада вызвала порицание на Стоглавом соборе.

Во главе монастырей стояли игумен (архимандрит) и соборные старцы, число которых обычно колебалось около десятка. В их число входили келарь, казначей и другие наиболее влиятельные чернецы. Именно они управляли духовной и хозяйственной жизнью монастыря, выдвигали строителя, игумена, приказчиков, хлебников и т. п. В документах встречаются следующие формулировки: «по благословению игумена и по совету соборных старцев», «игумен да соборные старцы… приказали», «приговорил игумен и соборные старцы», «се яз, игумен… поговоря с соборными старцы». А. А. Зимин отмечал для Иосифо-Волоколамского монастыря, что «в социальном составе соборных старцев и рядовой братии, этих двух неравных по величине и по значению групп монашества,… наблюдаются больше различия», что именно из числа соборных старцев вышли будущие руководители церковной жизни, иосифлянские епископы и архиепископы²⁹¹. Согласно уставу Иосифа Волоцкого, соборных старцев должно быть 12 по числу двенадцати апостолов. Однако на практике это правило соблюдалось не всегда.

Несколько иначе управлялись женские общежитийные монастыри. В привилегированном Новодевичьем монастыре после игуменьи и келаря следуют 20 боярынь (в другом месте: «княини и боярыни»), 24 крылошанки больших, 10 крылошанок меньших и 75 рядовых стариц. Итого в 1602/03 г. численность стариц достигала 141 человека. Среди 20 «княинь и боярынь» действительно названы представительницы княжеских фамилий: Мещерские (две), Ростовская, Пронская, Ярославская-Охлябинина, а также женщины боярских родов – Шереметева, Плещеева и др. Но среди них есть также казначея, чашница, житничья, ключница, подкеларница. Следовательно, эта группа состояла из представительниц наиболее знатных родов, а также из лиц, исполнявших важнейшие хозяйственные должности. Из ежегодной «царской милостыни» они получали по 2 руб. 52 деньги, почти вдвое больше, чем рядовые старицы (ок. 1,5 руб.)²⁹². Вероятно, они исполняли те же руководящие функции, что и соборные старцы в мужских монастырях. На своем дворе черницы имели поварню, пивную, естовню, сытню, хлебню, погреб.

На территории России существовало большое количество менее знаменитых и более мелких монастырей. В Можайске на посаде и около города в 90-х годах XVI в. было 8 обителей. В Петровской с двумя церквами стояли 16 келий, «а в них живут старицы». Тут же находилась и келья игуменьи. Следовательно, общее число монахинь колебалось около двух-трех десятков (в одной келье могли проживать несколько человек). В женском Благовещенском монастыре – 10 келий (с игуменской) да 3 кельи нищих. Оба монастыря йМели достаточно скромное церковное имущество. Более богатыми выглядели можайские мужские обители (иконы с дорогими окладами, книги, ризы и т. п.). Наиболее известным из них был общежительный Лужецкий, входивший в число «престижных» монастырей и участвовавший в церковных Соборах, в том числе в Соборе 1580 г. К концу XVI в. на его территории стояла церковь в честь Рождества Богородицы, колокольня, на которой были установлены часы с боем, и 11 келий. Вероятно, еще какая-то часть монахов жила в сельских вотчинах монастыря. В Можайске функционировали также монастыри: в честь Иоакима и Анны (2 кельи игуменские с сенями и чуланом и 6 братских) и Троицкий, где стояло 3 братских кельи и 8 келий нищих, которые «питались от Церкви Божие»²⁹³. Надо учитывать, что г. Можайск, как Коломна, Кашира, сильно пострадали от экономического кризиса, поразившего страну в последней трети XVI в. и вызвавшего резкую убыль населения и запустение земель. Число тяглых дворов в Можайске в 90-х годах составляло всего 11,5% прежнего состава. Соответственно уменьшилось и число монахов в монастырях.

В Коломне 1577/78 г. существовало не менее двух общих монастырей. Обитель Пречистой у Брусенья имела на своей территории храм в честь Успения Богородицы (где хранилось много икон, украшенных богатыми окладами с жемчугами, каменьями), незаконченная каменная трапезная, а под ней хлебня и поварня, а также 2 кельи игуменские и 14 келий, «в них 13 старцев». Наличие общей трапезной, поварни – весомый признак общежительности монастыря. В коломенском Преображенском монастыре были сооружены хозяйственные постройки: амбар, погреб, напогребница. Две церкви (одна из них в честь Преображения Господня с приделом) изобиловали иконами, книгами, ризами. Была также построена колокольня. Тут же И келий. Монастырь хранил жалованные несудимые грамоты. Каменную трапезную с подклетями имел Голутвин Богоявленский монастырь, находившийся за посадом, но к моменту описания 1577/78 г. сильно обветшавший. Упоминания о наличии келий в монастыре отсутствуют. В столь же в плачевном состоянии находился на р. Москве Бобренев монастырь, где келья игумена и 11 келий братских пусты²⁹⁴.

К общежительному же типу относится каширский Троицкий Бе- лопесоцкий монастырь, обнесенный каменной оградой, имевший внутри 3 церкви, колокольню, где были установлены часы с «само- бойством», сушило, ледник, за оградой конюшенный двор. В 1578/79 г. в этом монастыре, помимо игуменской кельи, было еще 13 келий, «а живут в них чернцы и священники и братья»²⁹⁵. Как видим, число келий на территории провинциальных общежительных монастырей сравнительно невелико. Однако часть монахов постоянно проживала в сельских монастырских дворах, поэтому количество чернецов было выше. Известна наиболее типичная площадь городских обителей: в Туле в конце 80-х годов писцы отвели под новый девичий монастырь земли 30 x 70 сажень, в то время как под дворы священнослужителей и проскурницы – 30 x 10 сажень (при сажени ­­ 2 м 13 см, свыше 44 соток на монастырь)²⁹⁶.

Митр. Макарий к числу бесспорно общежительных относит также следующие монастыри: Болдинский; в Псковском крае – Елеазаров, Печерский и Саввы Крипецкого; в Вологодском – Корнильев- Комельский и Иннокентиев Преображенский; в Обонежской пятине – Александро-Свирский и Александровский Ошевенский; на Белом море – Соловецкий. В то же время в начале XVI в. был «заметен недостаток общежития в новгородских монастырях, при их многочисленности». Ссылаясь на летопись, Макарий называет 4 монастыря-общины: Юрьев, Хутынский, Вяжецкий и Отенский. После реформы 1528 г. еще 16 новгородских обителей приняли общежитие²⁹⁷.

Данных об особных монастырях значительно меньше. Одной из наиболее прославленных и многолюдных «особных» обителей был Богоявленский монастырь в Москве, «что на посаде» «близ торгови- ща», основанный в конце ХШ в. В 1466/67 г. в нем насчитывалось 66 монахов, которые получали от великого князя «годовой корм и оброк»: рыбу, масло коровье и конопляное, яйца, муку пшеничную на просвиры, пшеницу на кутью, пшено, квас и т. д. В правой грамоте 1564 г. читаем: «Богоявленский монастырь исстари был особняк», тем не менее он имел как личные, так и корпоративные земельные владения. Монахи утверждали, что один из первых вкладов они получили от сына Дмитрия Донского Петра, т. е. в начале XIV в. Следовательно, «особные, особняк» монастыри также могли обладать общими вотчинами. Правда, формуляр данной вдовы Петра Дмитриевича выглядит (в позднем пересказе) не совсем обычно для этого вида актов: «Дала есми в дом святому Богоявленью в городе на Москве на посаде каменной церкви игумену Арсению и его братьи». Создается впечатление, что монастырь как бы распадался на несколько общин. Данное предположение подтверждается духовной грамотой 1521/22 г. стародубского князя Ивана Васильевича Ромо- дановского, согласно которой князь имел в монастыре не только свои кельи, но и своих монахов. «А что мои кельи у Богоявленья на монастыре, и тех келий половину игумену с священники и з братьею, а другая половина тех келий мои моим старцем Лариону с товарыщи: игумену столовая горница да сени, да ледник, да житница, да поварня; а моим старцем Лариону с товарищи другая половина – другая горница да сени и обе лесницы у сеней, да повалуша, да погреб». По наблюдению В. Д. Назарова, кельи Ромодановского не походили на суровое жилище аскета. По существу, перед нами заботливо обустроенная городская усадьба феодала, но находящаяся вну- рй монастырской ограды. Имущество, хранившееся в кельях, переходило снохе князя для раздачи нищим. Часть же, «что в житницах моего живота и в клетях, и то моим старцем Лариону с товарищи»²⁹⁸.

Характерно, что сноха кн. Ромодановского также имела свои кельи «у великого страстотерпца Георгия за Немглиною», которые она поручила душеприказчикам после ее смерти продать и деньги отдать в тот же монастырь²⁹⁹. У общежительного Иосифо-Волоко- ламского монастыря кельями умерших распоряжался сам монастырь. Не означает ли, что Георгиевская обитель за Неглинной относилась к «особным» монастырям?

«Особный монастырек» существовал в 80-х годах XVI в. в Тверском уезде Микулинском стану в с. Городище, что на р. Шоше³⁰⁰. К «особным» монастырям В. В. Зверинский на основании материалов XVII в. (более ранние источники ему не были известны) относил торопецкий Никольский монастырь. По писцовой книге 1539/40 г. в церкви шла «вседневная служба, а служит игумен да поп, да дьякон». От великого князя 40 монахам шла руга: 70 четей ржи и 60 четей овса. Монастырь занимался ростовщичеством: на момент описания было «на престоле 26 руб., а рост емлет на те деньги игумен да священник». Монахи имели рыбные ловли в озерах, сдавая их в аренду из расчета: «ловцам 5 рыб», а монастырю – шестая. Возможно, к тому же типу принадлежит торопецкий девичий монастырь с храмом в честь Иоанна Предтечи. В нем проживали священник, игуменья, «а сестер 25, а питаются от церкви о мире», т. е. по-существу нищенствуют, так как ругу не получали³⁰¹.

Особными, несмотря на реформу 1528 г., остались новгородские монастыри: Николаевский в Неревском конце и Христорождествен- ский на Поле. Из писцовой книги середины XVI в. явствует, что Тверской Вышневолоцкий Удомеский монастырь во имя Ивана Богослова был «не община». В нем проживали игумен, 5 монахов, поп белый, дьякон, проскурница³⁰².

Интересен анализ Макарием наказной грамоты особножи- тельным обителям: половина всех монастырских доходов, зерна должна идти настоятелю, четверть – попам и дьяконам, и остальная часть – чернецам. Из денег на молебны, сорокоусты чернецы не получали ничего: все шло по половинам игумену и попам с дьяконами³⁰³.

Монастыри-особняки, по всей вероятности, были достаточно широко распространены в XVI в., особенно на окраинах страны, иначе трудно объяснить, почему писцы порой специально помечали тип обители. Так, в сотной 1543/44 г. сказано: «В Вологде в Бухтю- ге монастырь общий Деонисья Глушицкого». При описании того же У езда в 1589/90 г. подобным образом охарактеризована еще одна °битель: «Монастырь общинка на речке на Доровице, а на монастыре Церковь древяна клетцки Спаса Нерукотворного пуст. Пашни у Монастыря 4 чети в поле, а в дву по тому же». В Каширском уезде на территории дворцовой тешиловской волости стоял «монастырь общий у Оки реки на берегу, а на монастыре церковь Преображенья». Тут же поставлена келья игумена, о наличии братии сведений нет ³⁰⁴ Из грамот середины XV в. следует, что Важский Иоанна Богослова – «вопцей монастырь на Пинешке». То же относится и к Николаевскому Чухченемскому («всем старцам общежительный»)³⁰⁵.

В источниках иногда встречаются записи о небольших сообществах монастырского типа, существовавших при приходских храмах. В писцовых описаниях XVI в. очень часто встречаются записи о кельях рядом с церковью, где «живут нищие, питаются от церкви». Но сплошь и рядом вместо «нищих» названы «старцы», а иногда это сообщество именуется монастырем. В сотной грамоте 1567/68 г. речь идет о костромском селе Цыбино, где стояла церковь в честь Троицы. Рядом двор попа «да на монастыре келья Пономарева да келья проскурницына». Далее речь идет о сц. Сретенском с церковью в честь Сретения, и формулы описания здесь с упоминанием термина «монастырь» полностью тождественны первому случаю³⁰⁶. Такую же ситуацию наблюдаем в Каширском уезде 1588/89 г.: «Село Ивановское на речке на Соломенке, а в селе храм Зачатье Ивана Предтечи древяная клетцки. А храм поставленье и все церковное строенье мирское. Да на монастыре во дворе…»³⁰⁷ В данном случае до нас дошла не сама писцовая книга, а лишь сильно сокращенный с нее приправочный список, поэтому неизвестно, кто же жил «во дворе», но важно, что сообщество, сложившееся около церкви, опять-таки именуется «монастырем».

В торопецкой книге 1539/40 г. описаны церкви на посаде: всего их было 16, в том числе и храм уже упомянутого выше особного Никольского монастыря. Но эта обитель была не единственной: недалеко расположена «церковь Иван Предотеча в Девичье монастыре, а у ней один поп да игуменья. А сестер 25, а питаются от церкве о мире». Тут же стояла «церковь Рождество Св. Богородици да церковь теплая Богоявленье», а служил «один поп черной». «Келей у тех церквей 18, а старцев 18 же, а питаются от миру»³⁰⁸. По-сущест- ву, данное описание мало чем разнится от характеристики вышеупомянутого Девичья монастыря: старцы и старицы нищенствуют, не имея средств к существованию. Отличие заключается в отсутствии игумена. Не означает ли это, что перед нами келейное монастырское сообщество. В Тверском уезде по описанию 1580 г.: 1) В с. Андреевском церковь Рождества Богородицы, двор да 3 кельи со старцами, «а питаются от церкви Божие. Да на монастыре» дворов непашенных… 2) В вол. Воловичи с. Любалово стояла Никольская церковь, рядом с ней дворы попа, пономаря, проскурницы. «А на монастыре 2 кельи, а в них живут старцы, питаются от церкви». 3) В Ми- кулинском у. в с. Лотошино – две церкви, два поповских двора, двор проскурницы. «А на монастыре 9 келей со старцами, питаются от церкви Божие»³⁰⁹. В сотной грамоте 1582/83 г. описывались вотчины

Соловецкого монастыря, в том числе погост Выставка с Никольской церковью. Тут же дворы церковного причта (поп, пономарь). «Да на монастыре же четыре кельи, а живут в них старицы и питается от церкви Божии и от прихода»³¹⁰. Явно, что речь здесь идет не о мужском многочисленном Соловецком монастыре, а опять-таки о женском келейном сообществе при храме.

В некоторых случаях создается впечатление, что кельи остались от исчезнувших, запустевших монастырей. Так, в Тверском уезде, в Шезском стану, в с. Сухарино около Покровской церкви стояли две кельи, где проживали старцы, питающиеся подаянием. Тут же расположены дворы церковного причта, причем один из них поставлен «на трапезном месте», видимо раньше здесь существовал более многолюдный монастырь. В том же стану в с. Кушалино стояли две церкви: в честь Николы чудотворца и Воздвижения Честного Креста, «а на монастыре 10 келей, а живут в них старцы и старицы мирские, питаются от церкви Божие». Стоглавый собор запретил совместное проживание мужчин и женщин, следовательно, здесь сохранился какой-то рудимент от прежнего монастыря. Такая же ситуация наблюдается в рядом расположенной Рождественской обители, где было 13 келий. В них жили «старцы и старици мирские», однако их сообщество названо в писцовой книге «монастырем»³¹¹.

Вероятно, подобные келейные аскетические сообщества подразумеваются под многочисленными «монастырьками», существовавшими как на вотчинных, так и великокняжеских землях. В своей духовной 1521/22 г. князь И. В. Ромодановский писал: «моя отчина в Стародубе с. Тогарово, а в нем церковь Покров Св. Богородицы да и монастырек Иван Святые к Тагарову ж селу» переходили к брату. «А село мое Петровское…, а в нем церковь святых апостол Петра и Павла, да Никола монастырек к Петровскому селу» также переходили к брату. В Бежецком Верху в 1553/54 г. в с. Теребунь «церковь Успение Пречистые, а у Пречистые монастырь» в 7 дворов. В 1539/40 г. в Тверском у. в поместье кн. Д. Д. Оболенского есть с. Ми- кифоровское, «а к тому селу монастырек, а в нем церковь Введение Пречистие». В Тверском уезде упоминался в 40-х годах XVI в. ряд «монастырьков» на землях великого князя³¹².

Исследователи неоднократно отмечали общую черту в размещении монастырей: их привязанность к течению рек, озер, к источникам, бьющим из земли. Геологи в конце 80-х – начале 90-х годов XX в. по- ньггались составить путеводитель по источникам подземных вод и выявили, что «большая часть из них расположена вблизи действующих ибо ранее существовавших монастырей, церквей или часовен»³¹³.

В средневековье монастырь воспринимался как образ царствия небесного, явленного на земле. Представление о семантике монастыря как земной модели небесного града, духовной крепости, Горнего Иерусалима воздействовало на планировку, композицию обителей³¹⁴.

Древнерусский монастырь в архитектурном отношении представлял собой сложный организм, составные части которого были связаны друг с другом не только функционально и композиционно, но и идейно-символически. Благодаря этому пространственная организация древнерусских монастырей отличалась единообразием и общностью основных принципов, по крайней мере с XIV по XVII в. На территории крупного монастыря десятки построек: культовых (собор, трапезная, надвратная церковь, некрополь), жилых (келья) и хозяйственных (сушила, амбары, ледники, поварни и т. п.). В большинстве монастырских ансамблей центральное место занимал собор. К нему непосредственно примыкала площадь, вокруг которой группировались основные сооружения. Главенство собора подчеркивалось не только его центральным положением, но и размерами, формой завершения (например трех- пятиглавый собор, в то время как все остальные церкви одноглавые), украшением крестов и т. д. Поблизости от собора ставились другие церкви, трапезная, больница и т. п. Трапезная обычно размещалась к западу, северу или югу, но не к востоку от собора. Монахи шли в трапезную из собора; поднявшись на крыльцо трапезной, священник должен был прочесть молитву, стоя лицом на восток. При восточном расположении трапезной собор оказался бы за спиной у молящихся, что представлялось нежелательным. Все монастырские постройки образовывали четкую иерархическую систему, группируясь по функциональному признаку и соподчиняясь между собой. Собор доминировал над трапезной, трапезная – над близстоящими поварней и пекарней, а те были центром для ледников, сушил и амбаров. Колокольни обычно ставили к западу от собора, и лишь со второй половины XVII в. они стали воздвигаться как высотные доминанты.

Расстояния между сооружениями и их высоты находились в зависимости от собора. Известно, что для рассмотрения фрагментов и деталей сооружения оптимален угол в 45°, что соответствует расстоянию, равному одной высоте объекта; для рассмотрения общего вида сооружения оптимален угол в 27°, т. е. две его высоты; для рассмотрения объекта на фоне окружающей среды – угол 18° и соответственно три высоты; при рассмотрении силуэта в ансамбле оптимален угол в 11° – четыре высоты. Древние зодчие знали эти закономерности; последующие сооружения ставились обычно на расстоянии двух, реже трех высот от предыдущих зданий. Так, старая трапезная Троице-Сергиева монастыря удалена от Троицкого собора (первого сооружения обители) на три его высоты, а Духовская церковь – на две высоты. Выстроенный в XVI в. Успенский собор удален от Духовской церкви на расстояние двух его высот. Но с возведением Успенского собора и увеличением в середине XVI в. территории монастыря облик обители изменился: Успенский собор и по своим размерам и по центральному положению стал новой доминантой всего ансамбля. Следовательно, облик монастырских сооружений не был неизменной величиной: с течением времени их вид иногда очень сильно менялся.

Вокруг главного собора концентрично располагались другие постройки. Площадь с храмом – ядро всей композиции. В концентричности построения монастырского ансамбля отразились средневековые представления о мире в целом как о замкнутом, теоцентричном и поэтому центростремительном. Отсюда и критерий выделения и оценки разных сфер концентрического мира, исходя из их близости к центру, т. е. к Творцу. В монастыре последовательность сфер была следующей: собор, кельи, отделенный от парадного хозяйственный двор и службы (например, коровники) вне стен обители. Универсальность модели мироздания повлияла на то, что концентричность построения монастырских ансамблей строго соблюдалась³¹⁵.

И. А. Ильин подчеркивал особенность построения православных храмов и их отличие от западных католических «крепостных твердынь». Он писал, что каждое исповедание дарует верующим свое Богосозерцание в образе своих храмов, и каждый храм – дверь к Богу. Но он видел только в православных храмах благостное успокоение в любви. Он считал, что они говорят о тихой молитве, о радости воскресения (Дмитровский собор во Владимире), о милости материнского укрытия (Покров на Нерли), о соборном единении (Ки- жи)³¹⁶. И. Л. Бусева-Давыдова специально изучала символику храмов Древней Руси. Уже в раннехристианские времена создавались толкования архитектурных форм; так, в частности, храм должен быть продолговат и обращен на восток. Краткие отрывки из трудов греческих отцов церкви VII-VIII вв. были известны на Руси еще в домонгольское время. Например, Изборник 1076 г. знакомил с пониманием церкви как Гроба Господня и земного неба. На русской почве возникли новые интерпретации и собственные варианты толкований, трактовавшие вопросы символики храма. В XV в. церковь толковалась как небо земное, ее верх – глава Господня, алтарь – престол Божий, а трапеза есть «перси Господни, о ней же Христос на тайной вечери образ сотвори»³¹⁷.

Археологи обратили внимание, что алтарная часть некоторых храмов ориентирована не строго на восток, а на восход солнца в день патрона или соответствующего праздника, в честь которого закладывалась церковь. Строительство обычно начиналось весной, поэтому ряд храмов имеют северо-восточную ориентацию, приходящуюся как раз на азимуты весенних восходов солнца. Иногда на расположение церкви влияла градостроительная ситуация³¹⁸. Стены собо- Ров покрывались росписью. Характерным примером является Смоленский собор Новодевичьего монастыря. Он был воздвигнут сразу каменным в течение года в честь взятия Смоленска. Собор окружала крытая галерея. Уже 23 июля 1525 г. сюда был торжественно перенесен из Благовещенского собора в Кремле «список» Смоленской иконы. Роспись была произведена непосредственно после возведения собора и отражала три главных темы: тема победы, тема собирания русских земель и тема, связанная с личной жизнью Василия III. Всякий входивший в храм в его глубине на востоке видел гигантское изображение главной святыни присоединенного Смоленска – иконы Богоматери-Одигитрии с младенцем в зеленовато-голубом хитоне. По сторонам Одигитрии, как бы оберегая святыню, на гранях алтарных столбов торжественно возвышались строгие фигуры «военачальников небесных сил» Михаила и Гавриила в парадных одеждах. Далее наиболее видные места отведены для изображения воинов, имена которых так или иначе связаны с памятью об исторических событиях: воина Меркурия, считавшегося патрональным святым г. Смоленска, воина Мины – в день его памяти 11 ноября 1480 г. произошло бегство хана Ахмата от Угры. Тут же недалеко – Федор Стратилат. Память его приходится на 8 июня. В этот день в 1514 г. Василий III отправился в свой последний победоносный поход на Смоленск. Так полно военно-триумфальная тематика не звучала еще ни в одной из русских храмовых росписей³¹⁹. Следовательно, стены храмов не были для молящихся «немыми».

Монастырская стена с самого начала воспринималась как ограждение обители от грешного «земного мира». Оборонительной функцией она наделялась лишь в той мере, в какой это было присуще любому отдельно стоящему средневековому комплексу построек – жилой усадьбе, господскому двору и т. д. Это обеспечивало каждодневную защиту от покушений на жизнь и имущество (подчас значительное). В более позднее время некоторые монастыри целенаправленно перестраивают с целью обороны (Кириллов-Белозерский, Соловецкий).

В стенах же монастыря помещался некрополь; захоронение на монастырском кладбище считалось более почетным. Л. A. Беляев отметил, что соблюдение христианского погребального обряда в монастырских некрополях существенно выше, чем на сельских кладбищах, где долго удерживались рудименты языческих традиций. Он пришел также к выводу, что площадь обителей, окруженная стеной, в городах мыслилась квадратной или прямоугольной, и лишь впоследствии, в XVI-XVII вв. приобретает усложненную, частично следующую рельефу пятиугольную или ромбическую конфигурацию (особенно при обстройке каменными стенами). Расцвет строительства каменных стен вокруг монастырей приходится на вторую половину ХVII в.³²⁰

Главные (святые) ворота в ограде были ориентированы на собор. В древнерусских монастырях ворота чаще располагались на

против крыльца или лестницы храма, и для того, чтобы войти в сам собор, требовалось изменить направление движения. Лестница собора ориентирована на проем ворот, как например в Новодевичьем монастыре. Расположение келий относительно главного храма менялось: первоначально они окружали церковь, в последующие века располагались по периметру стен³²¹.

Большинство монастырей во второй половине XV-XVI вв. представляли собой деревянные постройки, особенно небольшие обители. Исследователями установлено, что появление иконографии деревянных монастырей вместе с изображением их основателей относится к XVII в. М. И. Мильчик и Е. П. Варакин изучили иконы Антония Дымского. Монастырь был основан в ХШ в. учеником Варлаама Хутынского Антонием на берегу Дымского озера в 16 км от Тихвина. На иконе представлена обитель, окруженная лиственным лесом с отдельными елями. Ограда деревянная, рубленная «в лапу», без башен. На переднем плане – Святые ворота, крытые «бочкой». Вне стены находятся у озера два строения, вероятно, коровники. (Именно они, по многочисленным писцовым материалам, строились за оградой.) В центре ансамбля – деревянная церковь с тремя шатрами, из них на среднем, самом высоком, помещены колокола и крест. Она представляет собой «шестерик» или «восьмирик». Рядом еще две прямоугольные постройки с главками и крестами. Главы обиты лемехом, кровли и шатры – тесом. Известно, что у этого монастыря были еще двое ворот, но на изображении они отсутствуют. Авторы пришли к выводу, что иконографическая схема XVII в. запечатлела обобщенный образ Дымковского монастыря, отразивший его индивидуальные черты³²². На иконе Иннокентия Комельского ограда более мощная, укрепленная на вертикальных столбах. Святые ворота имеют маленькую главку с крестом. Видны изображения деревянной церкви типа «четверик», колокольни, келий³²³.

Землевладение и хозяйственная деятельность монастырей XV-XVI вв. – наиболее полно изученная проблема. Этому послужили две причины: подавляющая часть документации того периода сохранилась в монастырских фондах и отражала, в первую очередь, хозяйственный быт обителей. И второе: с конца XIX – начала XX в. резко возрос интерес к экономико-социальным вопросам, особенно в послереволюционную эпоху. Много писалось и о роли победы «иосифлян» над нестяжателями в стремительном росте монастырских вотчин. Иностранцы писали, что монастыри занимали треть земельного фонда страны. В настоящее время исследователи склоняются к меньшей пропорции: около 20%. По размерам землевладения и их Расположению обители подразделялись на несколько категорий.

К первой относят монастыри, обладавшие десятками тысяч десятин, разбросанных во многих уездах. М. С. Черкасова на основе опубликованных работ сделала следующую сводку по крупнейшим монастырям. Первое место занимал Троице-Сергиев монастырь, владения которого к концу XVI в. располагались в 40 уездах. Ближайшие по величине обители имели земли: Симонов – в 19 уездах, Кирилло- Белозерский – в 12, Иосифо-Волоколамский – в 10, Спасо-Евфими- ев – в 6 уездах. Владения Московской митрополичьей кафедры в XVI в. были разбросаны по 14 уездам. Только за XVI в. Троице-Сергиев монастырь приобрел к уже имевшимся – 302 новых сел и селец (не считая деревень), 17 варниц, ряд мельниц, городских дворов³²⁴. Среди них у части обителей основной комплекс земельных владений был расположен недалеко от монастыря. Так, вотчины Иосифо-Во- локоламской обители сосредоточены в основном в Рузском и Волочком уездах; за их пределами находилось несколько больше четверти владений³²⁵. То же можно сказать о Кирилло-Белозерском монастыре, который помимо большого числа запустевших селений имел в 1601 г. 3 волости, 51 село, 880 деревень. Основной массив земель лежал в Белозерском и Вологодском уезде³²⁶.

Вторую группу составляли средние и малые обители, размер владений которых сравнительно невелик; расположены вотчины в одном уезде, редко распространяясь на другие области. К этой группе относится подавляющее большинство провинциальных и городских обителей. Рассмотрим историю землевладения достаточно крупного костромского Троице-Ипатьевского монастыря, основанного в конце ХШ в. на мысе при впадении р. Костромы в Волгу. Вотчина обители начала складываться в XV в., главным образом, как полагал С. Б. Веселовский, за счет вкладов Сабуровых³²⁷. К 70-м годам XVI в. весь земельный фонд был сосредоточен в Костромском уезде. Лишь в 1571 г. монастырь впервые получает три небольших пустоши Московского уезда, которые в свое время были получены вкладчиком за костромские владения во время опричного «перебора», и в 1589 г. село во Владимирском уезде. Всего же в собственности ипатьевских иноков было к концу XVI в. 21 село и сельцо, 274 деревни и ряд пустошей. Землю обрабатывали крестьяне, жившие в 823 дворах³²⁸. Обычно же размер вотчин был гораздо меньше, а монастыри беднее. Рязанский Богословский монастырь во второй половине XVI в. в разное время имел 2 села, 12 деревень, 33 пустоши. Общее число окультуренной пашни, в том числе запереложен- ной и заросшей лесом, составляло 6623 четверти в одном поле. Девичий монастырь Аграфенова пустынь владела рыбными ловлями в озерах, 2 селами, слободкой, одной деревней.³²⁹

В третью группу входят малоземельные или безземельные обители. Ранее уже упоминался торопецкий Никольский монастырь, где было 40 иноков. От великого князя в 1539/40 г. они получали ругу: 70 четей ржи и 60 четей овса. Свои рыбные ловли они отдавали в аренду, получая шестую часть улова. Отдавали деньги в рост, ^(лебная руга заметно облегчала им жизнь. В Обонежской пятине на Тихвинской дороге находились Спасо-Преображенский и Рождества пречистые монастыри, где проживали 9 старцев. Место для обители они арендовали у Девичья Павлова монастыря – три поляны, выплачивая за съем ежегодно 15 алтын. Они получали государеву «милостыню»: «на старца по коробье ржи, да на коробье овса», да 56 денег³³⁰· Насколько была важна руга монастырям, свидетельствует обсуждение этого вопроса на Стоглавом соборе 1551 г. Правительство попыталось отменить большинству монастырей денежную, хлебную и прочую дотацию. Причем, как ясно из текста, ругу получали не только «убогие», но и богатые обители («хлеб и соль, и денги, и воск на свечи, и мед на кутью, и пшеницу на проскуры»). Иван IV указал, что его отец Василий Ш часто давал ругу одноразово «в приказ», а не постоянно, ежегодно. Традиция была нарушена при Елене Глинской: «многие монастыри грамоты поимали по вся годы имати милостыню впрок в ругу… А у тех монастырей села есть и иные доходы». Причем царь специально оговаривал, что отмена руги не должна касаться беднейших обителей: «убогих монастырей и неприходных церквей достоит устроити по разсуждению». Собор настоял на сохранении руги всем обителям вне зависимости от величины их доходов, если при Василии III они получали ее «впрок». В случае, если раньше они получали ее нерегулярно («в приказ»), то предусмотрены были две возможности. 1. Даже богатым монастырям с селами и приличными доходами Собор не отказывал окончательно, полагаясь на волю царя: «и дати и отложити». Такое же решение принято и относительно обителей бедных, но могущих прожить без государевой дотации. 2. И лишь относительно убогих монастырей, которые не могли «впредь без руги прожити», Собор рекомендовал царю «праведно таковых пожаловати»: «Да и прочие убогие монастыри и места… не имущим ниоткуды помощи, устроити в свое христолюбивое царство»³³¹.

Итак, ругу могли получать как богатые, так и бедные обители, причем последние сплошь и рядом оказывались без нее. Рядом с то- ропецким Никольским монастырем была расположена девичья обитель, где монахини нищенствовали. Примерно в такой же ситуации находился рязанский Зачатьевский девичий монастырь, насчитывавший шесть келий³³². Столь же нищенскую жизнь влачили и «келейные» сообщества при церквах, о которых говорилось ранее: без царской вещественно-денежной «милости» они были обречены вести жизнь, полную лишений.

К четвертой группе следует отнести обители, богатство которых строилось не столько на землевладении, сколько на промыслах, соледобыче. Это, главным образом, северные монастыри.

Следовательно, для монастырской средневековой общности характерно, что, отказываясь от индивидуальной собственности монахов, проповедуя аскетический идеал, монастыри становились владельцами порой колоссальных земельных массивов. Это объясняется, в частности, Л. П. Найденовой тем, что «монашеский идеал положительный, не против мира, но ради Бога», идея служения не только Богу, но и братии была важным фактором монастырской жизни, отражала отношение к монашеству как «чину ангельского жития» и соответственно, к монастырю как «граду праведников», что требовало и надлежащего внешнего благоустройства. В жизни инока большое место занимают и подвиги самоограничения, и труд как аскетическое упражнение и как средство улучшения жизни монашеской общины. Не отдельного монаха, но всего монастыря как земного отражения Небесного Иерусалима. Надо было заботиться о процветании обители, украшении ее храмами, иконами и т. д. Принцип личной нестяжательности не противоречил благоустройству монастыря и братии³³³. На практике забота о процветании обители надолго отрывала иноков не только от ночных молитв, но и от самого монастыря.

Естественно-географическое разделение труда оказало значительное влияние на хозяйственный уклад и товарное производство северных монастырей. Крайне суровые природные условия, делавшие порой невозможным посев зерновых, с одной стороны, и локализация большого количества соляных источников в северных районах страны – с другой, создавали благоприятные предпосылки для развития товарного производства и оптовой транзитной торговли. Анализируя жалованные грамоты, С. М. Каштанов пришел к выводу, что уже в XV в. монастыри организовывали дальние экспедиции на север. Наибольший взлет приходился на 60-е годы XVI в., особым спросом пользовались соль и рыба³³⁴. В XVI в. крупнейшими соледо- бытчиками и торговцами становятся Соловецкий, Антониев-Сий- ский, Спасо-Прилуцкий монастыри. Поморская соль сбывалась по Двине в Устюг, Вологду и далее в центр. По данным А. А. Савича, Антониев-Сийский монастырь привез в Вологду и продал в 1588 г. – 81 321 пуд соли за 7767 руб., а в 1601 г. – 108 431 пуд за 6136 руб. Столь же стремительно рос солеоборот Соловецкого монастыря³³⁵. Спасо-Прилуцкая обитель была расположена на притоке р. Сухоны, в начале Сухоно-Двинского пути, связывающего его с морским побережьем. Монастырь имел соляные варницы в Тотьме, Соль-Вы- чегодске и на берегу моря в Уне. Только в Тотьме было сосредоточено 7 варниц. Для учетной документации Спасо-Прилуцкого монастыря характерна децентрализация, когда большинство доходов и расходов, минуя книги большой казны, фиксировались в специальных тетрадях местных промыслов и торгов. Плохая сохранность и разобщенность материала не дает возможности восстановить цельную картину соледобычи и солеторговли даже за один год. В литературе принято считать, что одна варница в год дает около 8 тысяч пудов. Следовательно, со своих 12 варниц, учитывая неравномерность выварки соли, разную мощность варниц, всевозможные неблагоприятные факторы, монастырь ежегодно добывал от 50 до g6 тыс. пудов. Даже если принять наименьшую цену в Двинском крае (10 денег за 1 пуд), то и при такой ситуации монастырь в год получал 2,5–4,3 тыс. рублей дохода (для масштаба цен: за 1 руб. можно было купить корову).

Торговля солью на самих промыслах была незначительна, за исключением Тотьмы, где в 1581 и 1582 гг. чернецы продавали в год 8–9 тыс. пудов на сумму 352–716 рублей. В последующие годы уровень торговли Тотьмы снизился, вероятно, за счет роста торговли в Вологде и городах центральных регионов. Монастырь продавал не только соль с собственных варниц, но и активно занимался скупкой и перепродажей. Это было выгодно, так как разница цен в Холмо- горах и Вологде достигала 300%. Из Вологды в Холмогоры шли монастырские суда, груженные хлебом, зерном, крупой, горохом, а также в значительно меньших размерах медом, мясо-молочными продуктами. Примечательно, что зерно и другие предметы не были частью продукции собственного зернового производства, а покупались тут же, в Вологде, на монастырские деньги. С 1585 по 1591 г. чернецы продали только в Вологде соль в следующих размерах: 27 751 пуд, 32 583 пуда, 39 103 пуда, причем на собственно добытую соль приходилось от 42,6% до 66%. Даже продажа таких крупных партий, исчисляемых десятками тысяч пудов, не исчерпывала соляной запас монастыря, и остаток шел в города центральных регионов. В 1590 г. прилуцкие старцы привезли из Вологды в Москву 8167 пудов соли на 270 возах, выручив 1036 руб. Однако многочисленные пошлины, найм возниц с лошадьми «съели» почти треть доходов. Прилуцкая соль попадала и в другие города. В 1573/74 г. «на Коломну и в иные города» была послана царская грамота о праве обители продать беспошлинно 14 пудов соли. Фактически монастырь продавал в 3–4 раза больше³³⁶.

Торгово-промысловая деятельность накладывала отпечаток на весь быт обители. Значительная часть иноков была надолго оторвана от монастыря, где они бывали лишь эпизодически. Именно о таких, как они, Флетчер писал, что монахи – «самые оборотистые куп- ЦьГ. Соответственно денежный бюджет Спасо-Прилуцкого монастыря резко отличался от традиционных бюджетов обителей центральных регионов. В главной казне Спасо-Прилуцкого монастыря 80–86% всех доходов составляли деньги от продажи соли. И это при том, что основная часть «соляных денег» не попадала в центральную казну, оседая на местах и идя на развитие промыслов. Широко применялся наемный труд.

Сопоставление с другими северными монастырями затруднено. Известно, что Кирилло-Белозерский монастырь имел право на торговлю 40 тыс. пудов соли. Но это лишь какая-то часть. В 1601 г. по Разным городам хранилось 71 525 пудов кирилловской соли.

Основу богатства обителей центральных районов составлял земельный фонд, обрабатываемый трудом крестьян. Оброчные земледельцы платили натуральную ренту и небольшую сумму денег. В денежном эквиваленте это составляло в первой половине XVI в. – 1 рубль, во второй половине – 2 рубля с окладной сеньориальной единицы (выть равнялась 6 десятинам доброй земли в одном поле). На выти в начале XVI в. «сидели» 1–2 крестьянина, к концу века 4–8 человек. В монастырских селах существовали барские поля, барщину на которых выполняли земледельцы окрестных деревень. Точка зрения, долго бытовавшая в историографии, о заинтересованности сеньора, в том числе и духовного, в барщине, об увеличении во второй половине XVI в. размеров барских полей не выдерживает критики. Прямая зависимость величины государственных податей от количества обработанной земли и стремительный взлет налоговых ставок с середины XVI в. были причиной того, что феодалы любой ценой стремились сократить «пашню паханную», ибо земледельцы, не выдерживая двойного гнета, быстро разорялись. Дело дошло до того, что в 1600/01 г. правительство принудительно в крупных монастырях заменяло оброчно-денежную ренту барщиной, устраивая барские поля на заброшенных землях, что как минимум на 20% увеличивало сумму налогов, уплачиваемых населением. Кроме того, последняя треть XVI столетия ознаменовалась сильнейшим экономическим кризисом, вызванным как эпидемией, неурожаем, так и рядом социально-политических причин. И как следствие наблюдается резкий демографический спад и колоссальное запустение земель. Например, по описанию 1573/74 г. Московского уезда более 85% монастырских земель были запустошены. Владения Иосифо- Волоколамской обители в Горетове стане были запереложены на 87%, в Сурожском – на 93%. В имении рязанского Богословского монастыря в 1572/73 г. пустые дворы составляли 32%, перелог – 43%. В 1574/75 г. – соответственно 80 и 88%³³⁷.

Как же выходили из этой ситуации монастыри? Государственные подати взимались с регулярной пашни. За редким исключением съемная арендная земля обложению не подлежала. Сохранившиеся до наших дней ужинно-умолотные книги Иосифо-В олоколамского монастыря свидетельствуют, что значительные площади раздавались крестьянам «исполу», из третьего-пятого снопа зерновых культур³³⁸. Н. А. Горская, изучавшая земледелие Кирилло-Б елозерского, Спасо-Прилуцкого, Краснохолмского и Иосифо-В олоколамского монастырей, пришла к выводу о спорадичности продажи хлеба, что было обусловлено как самим монастырским хозяйством, так и хлебным рынком. Например, Иосифо-Волоколамская обитель продава ла около 6% от годового сбора зерновых. В основном хлеб шел на внутреннее потребление и для создания больших хлебных запасов. Крупные монастырские хозяйства не были главными поставщиками зерна на рынок³³⁹.

Запереложенность земель, зараставших травой, позволила монастырям не только укрепить собственную животноводческую базу, но и побуждать крестьян увеличивать поголовье скота. Для этого Иосифо-В олоколамский монастырь в 1590/91 г. выделил почти 1800 рублей, раздав их по кабалам, чтобы на эти деньги крестьяне приобрели коров, овец и свиней. Отныне под видом взимания «роста» монастырь ввел новый вид денежной ренты: «боровные, баран- ные, масляные деньги», собирая в год по 600 рублей. Кроме того, пастбища и пашни сдавались на съем. Например, в 1581/82 г. монастырь получил только за аренду земель 194,5 рублей. Однако отмена явочным путем тарханов не позднее 1581 г. привела к тому, что у крестьянства, вынужденного платить правительству значительные суммы, резко снизилась денежная масса; платежи за съем монастырской земли уменьшились. Отныне часть сенокосов также сдавалась «из снопа»³⁴⁰.

Достаточно широко было развито ростовщичество и раздача крупных сумм в долг. Чудов монастырь в 1585/86 г. дал по «кабалам» взаймы монастырским крестьянам и всяким людям – 55 руб. 146 денег. В Долговой книге 1532/33 г. Иосифо-Волоколамского монастыря зафиксировано 670 крестьян-должников из 202 селений, взявших ссуду от 18 денег до 1,5 рублей. По мнению Г. А. Победимовой, это «подможные» деньги для ведения крестьянского хозяйства, своеобразная форма кредитования земледельцев³⁴¹. Большое количество кабал дошло от Спасо-Прилуцкого монастыря, причем значительная часть их явно ростовщическая, с уплатой процентов. Кредитование крестьян, выдача им «подмоги» помогали монастырям сохранять постоянный состав своих земледельцев в условиях существования потенции свободного перехода в Юрьев день. В Иосифо-Волоколам- ской обители вплоть до конца 60-х годов XVI в. состав крестьян оставался стабильным, и лишь в 70-е годы, с начала экономического кризиса, ситуация резко меняется³⁴².

Помимо крестьян, хозяйство монастырей обслуживали детеныши. В Кирилло-Белозерском монастыре на 184 старца приходилось «всяких служебников и детенышей и мастеровых» 300 человек. Кроме них существовала особая категория слуг – 91 человек, половина из которых была в селах «на приказах и на доводах». Другая половина проживала в монастыре («ели и пили монастырское»). Это воины, судя по тому, что каждый из них имел свои седло, саадак, саблю и епанчу. В достаточно нестабильной военно-политической ситуации монастырь имел немалый отряд бойцов, половина которых охраняла самих иноков и обитель, а вторая оберегала имущество в селах. Итого, Кирилло-Белозер- скому монастырю служили 391 человек, ровно вдвое больше чис- ³⁴³ монахов. Чудов монастырь в 1585/86 г. давал жалованье 128 служебникам, из которых 53 человека были детеныши 1-й и 2-й статьи. Следующая крупная группа – 23 конюха, каждый со своим седлом и епанчой. Затем шли – 8 поваров, 23 дворника в селах, гвоздари, плотники, бочарник, каменщик, пивовар, 5 рыболовов, 4 засыпки (по одному на мельницу), 2 огородника. Вряд ли здесь перечислены все служебники: часть из них в момент раздачи жалованья находилась вне пределов Москвы. Все они получали также отдельные деньги на рукавицы (15 денег). На каждого была составлена поручная запись. Основной обязанностью детенышей была работа на пашне. Один из них назван котельником. Еще про одного известно, что он работал на мельнице³⁴⁴. В Иоси- фо-Волоцком монастыре в 1588 г. служило не менее 93 человек, из них детенышей – 38. Конюхи также составляли значительную группу – 12. Истопников, в том числе и сельских – 8, поваров – 5³⁴⁵.

В крупных земледельческих монастырях часть иноков лишь формально сохраняли связь с обителью, почти постоянно проживая в тех селах, которые были даны им «в приказ». Так, в Иосифо-Воло- коламском монастыре в 90-х годах были образованы 6 сельских приказов, возглавляемых старцами³⁴⁶. Кроме того, часть монахов постоянно находилась в длительных отъездах.

Основная часть денежных поступлений в монастырскую казну (от 30% до 55% в разных обителях) шла за счет пожертвований и вкладов. Этот мощный источник доходов, не связанный с производством и отсутствующий в светских вотчинах, был очень важным подспорьем для обителей, и чем знаменитее она была, тем больше получала денег от прихожан и вкладчиков. На втором месте стоят денежные поборы с населения (от 22% до 31% в разных монастырях). Но учесть можно только денежную часть ренты. Если бы была возможность перевести всю получаемую продукцию в денежное измерение, то в таком случае эта статья доходов занимала бы первое место. Удельный вес поступлений от торговли незначительный у рассматриваемой группы монастырей. Как уже говорилось, сельскохозяйственная продукция шла почти целиком на покрытие собственных нужд (см. табл.).

Наиболее крупные траты приходились на жалованье монастырским работникам и самим старцам и на ссуды земледельцам. Кроме того, помимо государственных налогов, деньги на которые собирали с крестьян, почти ежегодно монастыри выплачивали некоторые суммы государству. Так, в июне 1586 г. Чудов монастырь выплатил 150 руб. «по государеству уложенью… в городовое дело», а несколько позже – 50 руб. на приезд Антиохийского патриарха. Надо отметить, что достаточно высокие траты падали на приобретение продуктов питания, готовых изделий или полуфабрикатов. Монастырям, особенно северным, было выгоднее купить провизию, чем везти из своих удаленных сел. То же можно сказать и о Чудове монастыре, находившемся в центре страны³⁴⁷.

Монастыри внесли известный вклад в аграрное производство. Около них возникали слободы, селились ремесленники, возникали

Эволюция денежных поступлений Иосифо-Волоколамского монастыря

торжки. Н. А. Горская, проанализировав урожайность на монастырских вотчинах, пришла к выводу, что близлежащие пашни (околомонастырские) лучше удобрялись и урожай там был выше³⁴⁸.

Образование Русского централизованного государства сопровождалось изменениями в общественной структуре страны. В борьбе с удельно-княжеской оппозицией московское правительство опиралось на определенные слои духовенства, в том числе и на многие монастыри. В благодарность великие князья одаривали обители ругой, выдавали многочисленные жалованные грамоты, наделявшие монастыри судебной и податной неприкосновенностью. Но данный союз был крайне противоречив и условен. С усилением верховной московской власти усиливается и наступление на церковные льготы. Уже в 1480-е годы Иван III продолжал линию на сокращение податного иммунитета, препятствовал покупкам земли обителями, имел намерение затребовать в казну для проверки все владельческие документы Сергиева монастыря³⁴⁹. В XVI в. четко выкристаллизировались две проблемы, которые стали теми горячими точками сопряжения, вокруг которых шла неустанная борьба: 1. стремление правительства к ограничению роста церковного землевладения вплоть До секуляризации; 2. отмена иммунитетных пожалований. Эта борьба отмечена многократными попытками царской власти перейти в наступление, которое тут же сменялось еще более щедрыми пожалованиями. Для нее характерны временные успехи и компромиссы. В Судебнике 1550 г. конец ст. 43 гласил: «Тарханных вперед не давати никому, а старые тарханные грамоты поимати у всех». В 1555/56 г. был нанесен удар по привилегированной торговле крупных монастырей³⁵⁰. Однако в связи начавшимся хозяйственным запустением в ряде уездов на 60-е – вторую половину 70-х годов приходится массовая выдача жалованных грамот. Начавшийся с эпидемии и голода 70-х годов экономический кризис заставил правительство вновь вернуться к проблеме монастырского землевладения и тарханных привилегий. 9 октября 1572 г. царский синклит совместно с Освященным собором запретил передавать землю в крупные монастыри, «где вотчин много». Мелким монастырям можно было делать земельные вклады, но только с разрешения царя. В качестве компенсации у монастырей запрещалось выкупать вотчины. Как и многие постановления того времени, данный приговор не имел практического значения. В годы «великого разорения» земельные богатства крупных монастырей значительно приумножились. В послании Ивана Грозного в Кирилло-Белозерский монастырь, датируемом второй половиной 1573 г., недовольство царя вызывают, по существу, все крупные монастыри: Троице-Сергиев, Кирилло-Белозерский, Симонов, Чудов, Савво-Сторожевский, дмитровский Пес- ношский, Никитский. Большинство из них обвиняются в нарушении устава строгой монашеской жизни: «точию одеянием иноцы, а мирская вся совершаются». В 1576–1579 гг. наступает спад выдачи жалованных грамот, регулирующих вопросы налогообложения. Встречаются случаи нарушения податного иммунитета³⁵¹.

В 1580 г. состоялся Собор, где было представлено все высшее духовенство России: митрополит, 11 архиепископов и епископов, около 40 настоятелей монастырей, 8 старцев крупнейших обителей. Иван Грозный хотел добиться поддержки по двум вопросам: 1. Приостановить рост монастырского землевладения, а при благоприятной расстановке сил провести частичную секуляризацию. 2. Отменить податные льготы, которыми пользовалось духовенство. Судя по дошедшей до нас документации, монастыри к этому времени согласно авторитету, «престижности» располагались в следующем порядке: Троице-Сергиев, владимирский Рождественский, московский Ново- Спасский, новгородский Юрьевский, кремлевский Чудов, Симоновский, Свияжский Богородицкий, московский Андроньевский, Казанский, новгородский Спасо-Хутынский, Кирилло-Белозерский, можайский Лужецкий, ростовский Аврамиевский, московский Богоявленский. Эта была своего рода «элита» среди монастырей, хотя, вероятно, не отражавшая адекватно степень реального могущества и значимости обителей во второй половине XVI в. Созыву Собора предшествовали, видимо, неоднократные переговоры правительства с настоятелями монастырей с целью достигнуть предварительной договоренности. Собор продолжался не менее двух недель. В результате его деятельности была составлена Уложенная грамота, где провозглашалась незыблемость церковных вкладов, ликвидировалось право выкупа светскими феодалами своих бывших владений. Но, в свою очередь, монастыри не должны были претендовать на увеличение своего земельного фонда. Предложение об отмене тарханов вызвало наибольшее сопротивление и не было включено в приговор. Но в таком виде Уложенная грамота, приостанавливающая рост монастырского землевладения, вызвала неприятие некоторых церковных иерархов. Приговор отказались подписать игумены северных и северо-западных обителей (Новгорода, Пскова, Вологды). Нет подписей и некоторых центральных монастырей. Удостоверению подписями решений Освященного собора всегда придавалось большое значение. Можно предполагать, что отсутствие подписей на Уложенной грамоте – свидетельство существования на Соборе 1580 г. оппозиционно настроенной группировки.

Правительству не удалось в 1580 г. добиться отмены тарханов, но это было сделано явочным порядком не позднее 1581 г. Соборно отмена тарханов была оформлена в июле 1584 г., уже после смерти Грозного, но оформлена в качестве временной меры: «на время», «покаместа земля поустроится». Состав собора 1584 г. имел «урезанный» характер. Вместо 40 обителей были представлены всего 22 монастыря; нет ни одного представителя монастырей Новгородской земли, Псковского и Вологодского уездов, то есть тех, кто не подписал Уложенную грамоту 1580 г. Нет подписи и настоятеля Чудова монастыря. Таковы драматические события, сопутствовавшие принятию постановления о прекращении роста монастырского землевладения и отмены тарханов³⁵². В 90-х годах правительство проводит ревизию владений Троице-Сергиева монастыря.

Тема настолько многогранна и необъятна, что в заключении можно перечислить лишь некоторые ее аспекты. Начиная с принятия христианства и появления первых монастырей, они становятся центрами распространения и укрепления православия. В литературе высказывалась точка зрения, согласно которой русские как единый этнос родились с христианизацией населения, а до этого они были разными народностями: славянами, балтами, варягами и т. д.³⁵³ Если на первоначальном этапе развития преобладали городские монастыри, то в XIV-XV вв. монахи все больше проникали на север в глухие малообжитые места и там основывали свои пустыни. По мнению В. О. Ключевского, строгость жизни, слава подвигов привлекали сюда не только богомольцев и вкладчиков, но и крестьян, селившихся вокруг богатевшей обители как религиозной и хозяйственной своей °поры, рубили лес, ставили деревни и починки. Именно так складывалось широкое колонизационное движение³⁵⁴. Правда, ему возразил И. У. Будовниц, считавший, что «не крестьянин шел за монахом, а монахи двигались на север по проторенным путям народной колонизации»³⁵⁵. Вероятно, существовали оба типа колонизации, о чем такписал В. О. Ключевский, указывая, что не всегда можно опреде- лить первенствующую роль в колонизации, но тем не менее «оче- видна связь между тем и другим движением»³⁵⁶.

Монастыри были культурными центрами страны. Тратились значительные средства на сооружение культовых зданий, имевших высокое художественное значение. До нас дошли блестящие архитектурные ансамбли Соловецкого, Троице-Сергиева, Иосифо-Волоколамского монастырей. Некоторые из них укреплялись и имели оборонное значение (Соловецкий). В обителях хранилось и создавалось множество произведений искусства, живописи, мелкой пластики. Достаточно напомнить, что с именем художника Дионисия и его школы связан ряд крупных монастырей конца XV – начала XVI в. Это великолепные стенные росписи Рождественского собора Ферапонтова монастыря, дошедшие до нас. Он же работал над росписью Пафнутьево-Боровской обители, создавал фрески и иконы для Успенской церкви и трапезной Иосифо-Волоколамского монастыря. В 1481 г. он написал деисусный чин для храма Спасо-Каменного монастыря и создал цикл икон для Павло-Обнорской обители. Его философское мировоззрение, эстетика, торжественный апофеоз света нашел отражение в 17 иконах деисусного ряда в Ферапонтове монастыре³⁵⁷. Крупные монастыри стремились приглашать со стороны, в том числе из Москвы, наиболее выдающихся мастеров-иконописцев и ювелиров для исполнения крупных заказов, в то время как творчество местных мастеров носило подсобный характер. Так, Святые ворота Кирилло-Белозерского монастыря расписывали иконописцы из Москвы, а иконы на Соловках имеют явно новгородскую ориентацию³⁵⁸. В Кирилловской обители находился один из центров деревообработки. В токарных мастерских кирилловские резчики изготовляли посуду, знаменитые по всей Руси ложки с вставками из моржовой кости, а также совершенные по мастерству резные иконы, кресты, створки складней³⁵⁹. В монастырях хранились блестящие по технике изготовления и художественному вкусу плащаницы, пелены, хоругви и т. д. В основном это вклады. Не исключено, что подобные вещи исполнялись и в женских монастырях. В числе пожертвований от бояр, князей, царей были искусные золотые и серебряные изделия.

Монастыри – средоточие духовной, интеллектуальной деятельности, центры богословской мысли. Обязательно наличие книг в монастырях. В крупных обителях их число очень значительно. В Кирилло-Белозерском монастыре в XVI в. было 780 рукописных книг, в Иосифо-Волоколамском – 690, в Троице-Сергиевом – 469, в Соловецком по описи 1597 г. – 481 книга. В Ферапонтовой обители по описи 1638 г. насчитывалось 284 рукописных и 12 печатных книг. Там в XVI в. над теплой Благовещенской церковью было оборудо вано специальное помещение – книгохранилище. В Псковско-П е- черском монастыре во второй половине XVI в. – 172 книги. Их тематика описана Н. Н. Розовым следующим образом: 1. Книги светско го содержания, главным образом хроники и хронографы. 2. Гражданское и церковное право: кормчие, уставы. 3. Сочинения, касаЮ щиеся русской церковной полемики начала XVI в. 4. Сочинения цер- ковно-н азидательного характера. 5. Житийная литература. 6. Богословская (Лествицы и др.). 7. Богослужебные: Евангелия, Апостол, подавляющая часть книжного фонда была получена от вкладчиков. Но в XVI в. существовали и собственные скриптории. Создавались редакции агиографических произведений. В Спасо-Ярославском монастыре была составлена редакция Жития Феодора Ярославского. В Фе- рапонтовской обители Спиридон-Савва создал одну из ранних редакций Жития Савватия и Зосимы. В монастырях велось летописание. Книжная культура неразрывно связана с монастырями и их библиотеками. Там же высокого мастерства достигло певческое дело.

Монастыри – центры религиозного воздействия, где осуществлялся аскетический идеал в поисках путей к спасению. На человека, стремившегося уйти от суетного мира, воздействовала особая аура, создаваемая тишиной, ритмом литургических циклов, совместной молитвой в ночные и предрассветные часы, символикой одежды, регламентацией трапезы. Сюда можно было попасть по призванию или же ища спасения от жизненных обстоятельств. В миру считалось, что молитва инока скорее дойдет до Бога, поэтому в монастыри делали значительные вклады, заботясь о загробной жизни для себя и своих близких. Это играло большую роль в жизни средневекового человека, наполняя его чувством, что он исполнил свой долг.

Говоря о значении монастырей, следует отметить и то, что именно в монастырях воспитывались будущие высшие церковные иерархи.

Богатая и разнообразная монастырская документация сохраняла информацию о разных сторонах жизни как внутри монастыря, так и за его пределами. В монастырях хранились и копировались многочисленные документы, касавшиеся обителей. К XVI в. в них был поставлен бухгалтерский учет, создавались многочисленные хозяйственные книги. Наше знание о прошлом страны было бы значительно обедненным без документов, дошедших из монастырских архивов.