Заключение

В заключение вернемся к наиболее общим и значимым выводам работы. Прежде всего, следует отметить, что едва ли не все творчество Исидора было подчинено одной цели: систематизировать накопленные знания и соотнести их с современными ему реалиями.¹¹¹³ Сказанное касается и сферы права – неотъемлемой части римской культуры. Не случайно, в частности, римская система образования была ориентирована в первую очередь на воспитание судебного оратора; а фигура «знатока права» – образованного правоведа – наиболее полно олицетворяла образ римского интеллектуала в целом. Римским правом пропитана латинская литература и ее система образов. И совсем не случайно своеобразным символом культуры Древнего Рима является фигура великого Марка Туллия Цицерона – выдающегося судебного оратора, а уж затем – политика, писателя и философа.

Исидор, интеллектуал, сформировавшийся еще в рамках позднеантичной культуры, принадлежал к совершенно иной эпохе. Его представления о праве и правосудии отразили развитие процесса формирования нового, средневекового, правосознания. Изучение этих представлений, явно недостаточно исследованных в мировой науке и практически не рассматривавшихся в науке отечественной, и стало целью предлагаемой читателю монографии. Право изучается в ней в контексте общей интеллектуальной ситуации того времени, как неотъемлемая составляющая судеб античной культуры в Средние века.

Такое исследование невозможно без реконструкции интеллектуальной биографии будущего епископа Севильи, основные вехи которой были уточнены посредством расширения круга источников. Согласно имеющимся в нашем распоряжении данных, Исидор родился ок. 560 г. в достаточно богатой и знатной семье испано-римского происхождения. Наставники Исидора – Леандр и Флорентина – готовили его к духовной карьере, что и предопределило круг чтения будущего епископа. Как видно из его произведений, он прекрасно разбирался в текстах Священного Писания и в произведениях латинских Отцов Церкви, которые оказали значительное влияние на его представления о праве и правосудии. Вместе с тем, подобно своему брату Леандру, Исидор читал и хорошо знал сочинения авторов римских.

Исидор и Леандр собрали в Севилье богатую библиотеку. По собственному признанию Исидора, она содержала многочисленные священные (sacra) и «мирские» (mundi alia plura) тексты, т.е. произведения писателей, поэтов и эрудитов – от эпохи Античности и до времен Леандра и Исидора. Вместе с тем, источники показывают, что многие сочинения античных авторов были известны Исидору лишь по поздним антологиям; по крайней мере, с полной уверенностью это можно утверждать в отношении греческих авторов. Что же касается латиноязычных писателей, то в этом случае картина представляется много более сложной. Вполне вероятно, что часть античных произведений (например, Цицерона) севильский епископ вполне мог читать в подлиннике. Из памятников римской правовой мысли Исидору, без сомнения, были доступны Бревиарий Алариха, а также «Институции» Гая, отдельные произведения Павла и, возможно, Ульпиана.

Высокий уровень образования и эрудиции позволил Исидору создать произведения, предопределившие развитие культуры Толедского королевства вплоть до конца его истории. В своих сочинениях он. пытался соотнести понятия христианской доктрины с системой римских концепций и понятий. Вслед за первыми богословами (Тертуллианом, Иеронимом и др.) Исидор Севильский видит в античном знании инструмент для постижения христианской мудрости. В этом смысле особенно показателен трактат «Дифференции», первая книга которого, представляющая собой классический словарь синонимов, продолжается второй – по сути, теологическим справочником.

С этих позиций он рассматривал и римское право, и связанные с ним римские институты, а также конструировал образ идеального судьи, особенно рельефно представленный в «Синонимах» и «Сентенциях». В трактате «О церковных службах», как и в «Монашеском уставе», Исидор характеризует общественное положение клириков и монахов, используя терминологию, применявшуюся для описания римских воинов и структуры римской familia. Наконец, при определении конкретных юридических понятий в «Этимологиях» или «Сентенциях» испанский энциклопедист привлекал не только собственно юридические памятники, но и поэтические и прозаические художественные тексты, а также богословские трактаты. Он пытался определить этимологию и значение того или иного термина посредством изучения контекстов, в которых он встречается.

В известной степени такой подход не был чужд и юристам римского времени: они тоже привлекали фрагменты литературных или философских произведений, но делали это лишь спорадически, не выстраивая своих аргументов на основе одних лишь литературных примеров. Для Исидора же не существовало принципиальных различий между источниками разных жанров и направлений, между текстами язычников и христиан. Ведь право воспринималось им как неотъемлемая часть общей культуры слова, а те термины, которые он рассматривал, относятся не столько к правовой, сколько к общей морально-философской лексике.

Хотя епископ Севильи был знаком с широким кругом технических терминов римского права (pignus, locatio, emptio-venditio, relegatio и т.д.), он упомянул о них только однажды – в пятой книге «Этимологий» – и лишь для того, чтобы дать читателю краткую справку о них. Но куда более Исидора интересовали понятия из области философии права, и их интерпретация была для него первостепенной задачей.

К числу таких терминов относятся понятия справедливости, закона и права, которые рассматривались не только в «Этимологиях», но и в других произведениях епископа Севильи. Интерес к ним обусловлен целым комплексом причин. Прежде всего, эти понятия были ключевыми и для римского права, и для произведений западных христианских писателей. Так, особую остроту в эпоху гонений на христиан приобрела проблема соотношения земного и божественного правосудия. Благодаря появлению новых концептов – идеи Страшного суда, божественного воздаяния, греха и т.д. – были переосмыслены соответствующие им понятия римского права: правосудие, справедливость, преступление и правонарушение и т.д. Иными словами, категории, имеющие отношение к понятиям добра и зла, наполнились несколько иным значением, которое еще требовалось осмыслить. И эти новые идеи латиноязычные христианские писатели высказывали языком римского права.

Такой подход неизбежно оказывает влияние на понимание сути права, которое оценивается севильским епископом исключительно с позиций христианской морали. С одной стороны, это означало разрыв с античной традицией: ведь римские юристы тоже рассуждали о добре и благочестии, хотя эти рассуждения не были целью их произведений. Севильский епископ со своей стороны чрезвычайно усилил морализаторскую составляющую. Исидор, будучи в первую очередь клириком, и лишь затем юристом, олицетворял собой новый тип правоведа. Свою главную задачу он видел в том, чтобы воспитать читателя в христианском духе и научить его благочестивой жизни. Поэтому его творчество чем дальше, тем больше приобретает дидактический и морализаторский окрас. В результате Исидор постепенно формулирует основы нового средневекового правосознания, используя при этом терминологический аппарат римского права.

Помимо своих литературных штудий, Исидор очень много сделал для формирования канонического права. Он был председателем на двух провинциальных соборах в Севилье (619 и 624 гг.), а также на историческом общенациональном соборе в Толедо 633 г. II Севильский собор (619 г.), по сути, представлял собой заседание церковного суда уровня провинции. На нем был решен ряд конфликтов между епископами, касающихся территориальных и имущественных споров. На основе принятых решений и были изданы постановления собора. Несколько лет спустя Исидор председательствовал на III Севильском соборе (624 г.), где вынес несправедливое решение, осудив и лишив сана невиновного клирика. Очевидно, по этой причине он сознательно не включил постановления этого собора в составлявшийся им «Испанский канонический свод», поэтому они не сохранились.

Главным же событием в жизни Исидора было председательство на IV общенациональном соборе в Толедо в 633 г. На этом соборе было принято семьдесят пять (рекордное число) постановлений, которые регламентировали статус Церкви и правоотношения внутри нее. Сравнив идеи, изложенные в произведениях Исидора, с соборными канонами, можно с уверенностью согласиться с рядом исследователей, считающих, что именно епископ Севильи был вдохновителем большинства принятых решений.

Прежде всего Отцы IV Толедского собора унифицировали правила церковной службы, которая до того времени была неодинаковой в разных провинциях. С этого началось складывание единой т.н. мосарабской литургии. Затем был определен порядок и сроки проведения общенациональных соборов. Множество канонов было посвящено обязанностям и полномочиям клириков, до того регламентированным весьма условно. Кроме того, несколько канонов собора, основанных на «Монашеском уставе», были посвящены жизни братии и монастырскому хозяйству. Несколько постановлений касались статуса церковных вольноотпущенников: именно с IV Толедского собора начинается процесс превращения их в «вечных клиентов» Церкви. Наконец, последнюю группу постановлений составляют т.н. антииудейские каноны, автором которых, по всей видимости, также являлся епископ Севильи. Эти десять постановлений положили начало целенаправленной антииудейской политике вестготских правителей, которой они придерживались до конца истории королевства.

Последний, семьдесят пятый канон, вызывает наибольший интерес историков. В нем отразились представления образованной верхушки епископата (прежде всего, Исидора Севильского) об идеальном правителе. Семьдесят пятый канон свидетельствует о том, что Церковь (в лице наиболее образованных епископов) претендует на то, чтобы направлять действия власти. Таким образом, IV Толедский собор (как, впрочем, и все вестготские общегосударственные соборы) выходит за пределы собственно церковного синода. Как было установлено, он является местом единения королевской власти и Церкви, их «симфонии», которая формировалась руками Исидора.

Вершиной деятельности Исидора-правоведа следует все же считать «Испанский канонический свод», который стал основой для формирования церковного права Толедского королевства. Духовенство получило единый, систематизированный сборник постановлений, который в то же время мог служить пособием для обучения действующему каноническому праву в церковных и монастырских школах. Важно и то, что в процессе составления свода епископ Севильи включил испанские соборы в традицию Вселенской Церкви, тем самым повысив авторитет Церкви вестготского королевства.

Суммируя вышесказанное, следует обратить внимание на следующий факт. В литературной традиции раннего Средневековья юридические понятия постепенно переходили в область богословия, наполняясь при этом новым содержанием. И это не удивительно, поскольку творцами новой культуры стали образованные клирики. Место римского юриста и судебного оратора как в интеллектуальной, так и в профессиональной жизни занял епископ, исполняющий судебные (а все чаще – и административные) функции в своем городе. В приходских и монастырских школах при всей вариативности круга изучаемых дисциплин, предпочтение все же отдавалось штудированию Священного Писания и постановлений соборов. Поэтому именно теология заняла ту нишу, которую в Античности занимало римское право, и постепенно поглотила его. Таким образом, под пером Исидора Севильского и его последователей на основе римской культуры постепенно формировалась культура новой эпохи. Однако правовые идеи учеников Исидора должны стать предметом отдельного исследования.

* * *

Думается, что представленные выводы вполне могут являться основой для дальнейшего продолжения исследований в намеченном направлении. Культура Испании эпохи Толедского королевства вовсе не ограничивается произведениями Исидора Севильского. Разумеется, в глазах не только современников, но и потомков он затмил своей неординарностью и величием всех земляков, живших и творивших в ту же эпоху. Однако это вовсе не означает, что среди них не было ярких и значимых интеллектуалов.

В их ряду следует, прежде всего, назвать епископа Сарагосы Браулиона (631–651), подхватившего и развившего идеи своего учителя. Принято считать, что именно он был редактором кодификации королевских законов V-VII вв. – Книги приговоров короля Рецесвинта (известной также как Вестготская правда) и включил в текст первой книги отрывки из «Этимологий» об идеальном законе. Будучи любимым учеником Исидора, Браулион и сам выступал в качестве наставника. Его собственным учеником являлся аббат, а позднее – епископ Сарагосы Тайон (t после 655), на мировоззрение которого оказали большое влияние произведения не только Исидора, но и Григория Великого. Именно Тайон, лично скопировав, привез их из Рима в Испанию. В своих «Сентенциях» епископ Сарагосы рассуждал о понятии греха и преступления.

Другой ученик Браулиона епископ Евгений Толедский (646–657) стал основателем толедской ветви школы Исидора, самым ярким представителем которой стал Юлиан Толедский (672–680) – последний правовед королевства. Он осуществил вторую редакцию «Испанского канонического свода», а кроме того, был автором ряда трактатов по праву и антииудейских постановлений Толедских соборов.

В произведениях учеников и продолжателей Исидора отчетливо видна нарастающая тенденция к превращению категорий и понятий, ранее имевших чисто (или по преимуществу) юридический смысл, в богословские, которая проявлялась параллельно и синхронно процессу постепенного растворения самого права в более широкой морально-философской проблематике. Изучение этого важного направления интеллектуальной жизни первых столетий Средневековья в контексте истории всей исидоровой школы имеет несомненную научную актуальность. Однако, при всей своей значимости, такое исследование является делом будущего.