Слово во вторую неделю Великого поста. О расслабленном
И приидоша к нему носяще расслаблена жилами (Мк.2:3)
Что сей расслабленный представляет, слушатели? Несомнительный пример тому, яко жизнь человеческая не иное, что в себе заключает, как многое множество бедствий.
Плоть сия наша, плоть бренная! Не вместилище ли есть бесконечных немощей; душа не игралище ли внутренних порочных склонностей; все сие странствие смертных не столько ли же кратко, сколько и многотрудно? Гроб почти касается рождения человеческого. Самым первым явлением в театре сей, подходим мы к той двери, чрез которую из оного выходят. Конец при том явления сего столько же сокрыт, как и та земля, в которую предлежит путь. А средина жития нашего представляет действительный лазарет, в котором несчетное число различными одержимое недугами возлегает на болезненном одре, сетуя и плача в злостраданиях своих. Увы! Аще бы кто веся извесил болезни живущих и взял на мерило; то песка морского тягчайше были бы (Иов.6:2–3), вопиет страждущий Иов.
Нельзя сказать, чтобы один только был, повествуемый ныне писанием, расслабленный жилами. С начала бедственного Адамова падения, бесчисленные были страдальцы. Болезненное бремя всегда и на всяком месте, неудобоносно отягощается на слабых наших раменах по оному: иго тяжко на сынах Адамовых от дне исхода из чрева матере и до дне погребения в матерь всех (Сир.40:1).
Мера злоключений наших потолику избыточествует, поколику мир сей есть зол, вещи оной составляющие перемены; сколько сам человек неосторожен, страсти его насильственны, сложение тела бедно. Стрелы сии тем безъизятнее уязвляют всякого, хотя в различных видах, чем больше слабости наши умножают причины мучительных движений.
Злосчастная купина, обыкновенно, больше возгорается от самих людей, иногда совсем неведомым образом и неправедная оных или родителей их, жизнь делает ее несгораемой. Многи вины, многи и раны смертным! Яд порочных страстей, сколько во внутренностях наших действует, столько после рассыпаются и внешние язвы. Посещения Божии всегда соразмеряют действиям рода человеческого.
Многое множество расслабленных, недужных, слепых, хромых, сухих, как живо преднаписует, что свет сей, не иное что есть, точию беспрерывное продолжение перемен; а жизнь наша – круг исполненный печалей; так живо и удостоверяет, что горький оных корень есть грех и начало бедствий – необузданность страстей.
И что же сотворит человек, когда естество его грехопреклонно и бедно?
Два пластыря в таком случае необходимо нужны. Должно, то есть страждущему при теплых взываниях, исправлять житие свое, восходить на степень добродетельного совершенства и при том во всех злых обстояниях, ограждать себя твердым терпением. Успех во благочестии, умягчить строгость судьбы, а терпение, облегчить бремя болезней. Быть человеком и терпеть суть два неразделимых свойства.
Благодушествуйте по сему расслабленные несчастьями, болезнями, скорбями и притом будьте благочестивы! Наука о терпении нигде так ясно не преподается, как во святилище благочестия.
Но благоволи просвещеннейший архипастырь! Предлагаемое, о сем в скудости ума, понести слово. Беседа сия тем приличнее будет, что вы сами представляете в себе светлейшее зеркало благочестия; и по величеству подвигов ваших образ подряжаемого терпения.
Нельзя отрицать, что само естество человеческое многие имеет исходища к терпению; сама натура чувствительно ободряет в встречающихся озлоблениях, расположение тела, долговременный навык, здравый разум, суть убедительные наставники к терпению.
Однако, понеже крепость сложения имеет известные предела так, что как скоро зло естественную превозмогает силу, то и должно себя подвергнуть всем оного суровостям.
Привычка хотя и укрепляет сердце, но не столь живо утверждает его в злоключениях, которых жало проницает, так сказать до существа души. Разума сия дымящаяся способность! При всех своих обнадеживаниях может только по наружности успокаивать, хотя при том внутренняя глубина и уязвляется острейшими терниями. Несчастья часто помрачают весь рассудок. Неистовством злоключительных волн не редко пожертыми остаются все разумные ободрения.
Почему и остается при буре напастей искать иного пристанища и следует, говорю, здесь пользоваться другим вернейшим началом, начало вземлющим единственно от небесного благочестия. О, сие совершенно останавливает источники слез, проливаемые в горестях житейских.
Благочестие наше истинно. Вера есть дщерь присносущного. Ее глас есть глас Господа сил. Я, положив сие начало, за лишнее почитаю и доказывать справедливости оного. Истинна бо сия есть истина всех веков.
И, о, сколь бы странное было состояние человеческого рода, сколь отчаянно, когда бы плавая в непостоянном сем океане, обуреваясь злоключениями, не имел он твердого сего якоря, на котором, утверждаясь, сердце христианина с воскликновением поет: аще и пойду посреде сени смертныя, не убоюся зла (Пс.22:4). Господь не отринет людей своих, ниже достояния своего оставит (Пс.93:14). Тогда бы подлинно и малейшая скорбь повергала дух на одре уныния, а подобная расслабленного жребию часть низводила бы во всеконечную отчаяния бездну. Без благочестия нет нигде ни отрады, ни покоя, ни надежды.
Постигает искушение робкого безбожника и не бывает к тому мира в костях его. Напаствует нечестивый и отчаивается. Бедствует язычник и малодушествует до беспощады своего живота.
Но не тако, не тако любитель благочестия себя располагает. Он по среди всех зол упованием радуется; по среди тысячных несчастий терпя, терпит Господа своего, ждуще от него избавления.
Живо благочестие есть действие в противных нашествиях; и паче всякого глагола утешающее! Оно не только обещаниями своими ободряет оскорбленного, но и самые разумом открываемые отрады умножает, просвещает естественные озарения, применяет вероятность в несомнительную известность, утверждает надежду, возвышает при том сердце новыми своими всесладчайшими откровениями и таким образом отъемлет слезу от очей, уменьшает душевный вопль и тяжкие оковы делает, так сказать, златыми.
И, во-первых, справедливость наших страданий и терпения, есть первое понятие, которое производит разум. Беспристрастное сердце благоохотно признает, что временные несчастья наипаче причинствует собственная человеческая неосторожность. Храмина благоденствия особливо низвергается вихрем его своевольства. Цвет счастья или здравия единственно иссыхает от зноя или недостатка, или непомерности его. Люди сами и назидают, и разрушают свое благополучие!
Здравый, говорю, разум испытует сия и не может притом не признать того за истину, но благочестие неопровергаемую придает силу истине сей.
Оно, яко провозвестник судеб Божиих изъявляя, корень наших грехов открывает и начало наших зол. Добродетель и совершенное благо крепчайшим связаны узлом; непорочность и блаженство одно для другого устроены: кто, когда видел праведника оставлена или семя его просяще хлеба (Пс.36:25)? А грех напротив, рано ли поздно ли всегда влечет за собой месть. Не сама ли благость творческая требует, что бы зло злом было истребляемо? Бог сколько благ, столько и правосуден! Все его совершенства должны быть удовлетворены.
Сие непобедимое начало было создателем предложено и первому человеку. Ему не оставалось больше, как вечно блаженствовать чрез послушание заповеди Творца своего. Но понеже возомнил он паче быть непокорным, нарушил его повеление, отверг обязательство; потому и обратил на себя и на все свое потомство меч гнева Божия.
И вот, подлинная эпоха наших печальных приключений! Она столько же ветходенна, как и свет сей. И сие притом столь же несомнительно, как и то, что едино благочестие совершенно удостоверяет нас о справедливости злостраданий, яко первейшем побуждении к великодушию.
Правда, несносно для нас иметь столь безучастное наследство, так как и от злого древа злые вкушать плоды, но при всем том, мы должны лобызать правосудную Божию десницу, наказуя наказующую праотеческий грех на чадах тем достойнее, что мы чада его и доселе соуслаждаемся прародительской слабости и ныне бесконечно огорчаем сердце создателя, пренебрегая его волю, его заповедь, его благодать не смотря на сами раны, возлагаемые раздраженным его величеством.
Мир сей во зле лежит. Мы сами злы. И кто похвалится чистое имеет сердце или кто дерзнет рещи чистым себе быть от грехов (Притч.20:9)? Но, аще кто речет, яко греха не имеет, себе льстит (1Ин.1:8).
И по сему зло страждешь ли или болеешь, но тем великодушнее должно иссушать горестную сию чашу, чем известнее со стороны твоей причина.
Прилагаешь беззаконие к беззаконию, потому и страдаешь. Уничижаешь завет Господень и для того по многу сам исполняешься уничижения. Не правдуешь пред Богом и ближними и сего ради правда Божия смиряет тя. Всяк свое бремя несет (Гал 6:5), по уверению Апостола. Бог никогда не наказует невинного, яко повинна; праведника, яко противника, непорочного, как преступника. Праведен бо сый, праведно вся и управляет, не должного же мучиться осудити чуждо мнит своей силы (Прем.12:15), говорит премудрый.
Представь человека, который бы был без греха, кто бы так свят был, якоже и Отец наш Небесный свят есть (Мф.5:48): и ежели он несчастлив, то справедливо можешь сказать: в мерилах суда Господня несть истинна.
Но приникни вещаниям благочестия, разогни животные книги; виждь гнусную картину растленного состояния и осуждения, которому естественно человек подлежит и не удивляйся толикому скопищу зол; не ропщи на Бога во обличениях его, исповедуя паче: сколь благ есть Бог наш. Бог, которой не соразмеряет еще гнева своего бесконечным нашим озлоблениям. Ибо аще суд его будет без милости, всех покроет сень смертная, все вменимся, яко овцы заколения! (Пс.43:22)
Наше страдание праведно! Сие есть главное побуждение к благотерпеливому прохождению чрез огнь и воду временных приключений, а что оно еще при том и полезно, такое понятие совершенно может усладить горесть вкушаемых печалей.
Бог нас наказует, потому что любит. Он хочет, дабы из самих недр горести проистекала и сладость. Болезнь и напасть есть вернейшая печать милующей его грамоты. Чрез бедствие подносится нам чаша, растворенная спасением. Аще бо наказание терпите, яко же сыновом обретается вам Бог (Евр.12:7).
Мы бедствуем: но почему? Понеже во грехах рождаемся, во грехе и живем. Каким же способом возвратить можно обратно дар совершенного блаженства? Каким, должно привести себя в первобытное преподобие и непорочность; надобно облещись в характер прямо доброго человека, все чувства свои соглашающего с разумом; все намерения, располагающего по намерениям Божиим; все дела, учреждающего по правилам святейшей воли.
Впрочем, неудобность сия, не столь же ли велика, сколь трудно испорченному человеку возненавидеть мир и яже суть в мире; пренебречь чувственные прелести, тещи неуклонно по пути Евангельскому?
Но ах, от человека сия невозможна суть; невозможна тем паче, что он и тогда привязывает мысль и сердце к временным суетам, когда мир сей лишает его удовольствия своего.
Боже праведный! Что бы еще тогда было, если бы настоящее счастье не подвергалось изменению или разрушению; кружцы богатства оставались неотъемлемы; роза чести неувядаема; плоть сия безболезненна; роскошь в наслаждении беспрерывна? О, тогда все наказания были бы недействительны, наставления бесплодны, проповедь презираема, закон вменяем за одни уметы, кратко: тогда бы совсем слово Божие не вязалось и туча развратов всеконечно покрыла умное око наше. Следовательно, высочайшей премудрости Божией, то есть дело и признательнейший знак его сострадания к нашим заблуждениям, что оно всякое злоупотребление временных благ, сопровождает отеческим посещением.
Что непомерная распутность претворяется в погибельный яд, что неправедная или праздная честь низлагается к бесчестию, неограниченное благотолюбие лишается удовольствия, беззаконные сласти в плачевную прелагаются проказу, что невоздержание возбуждает болезнь, расточительность подвергает лишению насущного хлеба, праздность заставляет нищенствовать, все то есть ощущаемое свидетельство милосердия Божия, не хотящего смерти грешника. Таким образом, от Господа стопы человеку исправляются! (Пс.36:23)
Сокрушает Вышний мышцу грешного, да взыщется грех его (Пс.9:35). Умножает человеку немощи, да чрез то не даст ему видеть истления. Посещает жезлом мести, да милость свою не разорит от нас, уничтожает скорбью плоть и кровь, да дух возведет от земли к небесным. Истинны взыскует Господь! Мы наказуемся, да не с миром осудимся (1Кор.11:32). Мужайся огорченный и да крепится сердце твое.
Рука Божия, отягощающаяся на прильпевших долу раменах наших, равно благодетельствует нам, как и тот человеколюбец, который разрешает оковы злосчастного невольника, который снимает путы с жалкого узника.
Ибо падают с небеси грозные стрелы и содрогается, приходя в чувство нечестивец. Воспламеняется огнь ярости от лица Божия и прибегает к нему в сокрушении сердца отступник. Изменяет счастье и познает нераскаянный беззаконие свое. Покрывается тело болезненными струпьями и решается дух служить Господу в преподобии и правде.
Како убо речешь обиженный судьбой душе своей? «Отвержен от Господа, почто из чрева во гроб не снидох», когда чрез бедствия вводится дух в благовидный чертог добродетелей? Всяк бо наказуется от Господа, да причастится святыни его (Евр.12:10). Болезни и беды суть успешные школы духовной мудрости, есть действительная лоза, исправляющая богохульника и злочестивца, отметника и злодея.
Но благо есть Господи! Яко смиряешь нас. Мы во всех злообстояниях, почитая глубину судеб твоих, уверяем себя, что в день он увенчает бесконечным удовольствием в мале оскорбляемое наше сердце; что аще и наказуя наказуешь; смерти же не предашь души нашей.
Подвигу всегда предложит почесть, после печали обыкновенно восходит солнце радости; труд никогда не остается пред Богом тощ: следовательно, и наше терпение соплетет во время свое венец неувядаемых почестей. Блажени егда скорбни есте, радуйтесь яко мзда ваша много на небесах (Мф.5:10–12).
Благочестие в том нас уверяет, несомненно, и нет торжественнее тех обещаний, какими оно исполняет носящих на себе крест свой. Здесь только должно истинное иметь понятие о конце терпения. Спасительное терпение тогда спасительным бывает, когда огнь бедствий умягчает ожесточенность души; когда горнило трудностей житейских просвещает дух и тело, и аще по писанию, сокрушает прещение сердца (Пс.50:19). Вся сила зависит от образа, каким мы приемлем несчастья. Венец правды соблюдается, но кому? Тем, иже подвигом добрым подвизаются, хранят залог веры невредимым и совершают течение жительства согласно с законом.
Чем больше напасть, тем ревностнее благоугождать должно Богу. Не внемлет Господь прошениям нашим, но тем усерднее пускаем молитвы в уши его. Восхищает имение, но тем больше обогащайся Евангельским просвещением. Удручает болезнью плоть, но ты чрез то учащай врачебницу душевную. Се, подлинный предмет находящих зол. Сим единственно существует и наше терпение.
Терпеть и по плану благочестия располагать свое житие, суть два средства, которыми доставляется блаженство временное и вечное.
И так, послушайте вы сущие под отеческим Божиим гневом, оного Апостольского увещания: Не пренебрегайте наказанием Господним, ниже ослабевайте от него обличаемы (Евр.12:5). Исправьте паче ослабленные руки и ослабленные колена от печали (Евр.12:12). Какая бы вас ни тяготила скорбь, какая бы ни свирепствовала напасть, но при всем том, искушение вас не достигнет точию человеческое. Грехолюбивому человечеству, сколько достойно страдать, столько праведно есть христианину благодушествуя терпеть. Здесь довлеет нам Божия благодать и сила его в немощах наших совершающаяся. Милосердие Бога нашего не всегда ли готово нас миловать, нас укреплять в расслаблении, восстанавливать в преткновениях, утешать в горестях, помогать в крайностях? Но верен есть рекий: призови мя в день скорби и избавлю (Пс.49:15). Не имам вас оставить, ниже имам от вас отступить (Евр.3:15).
Сотвори убо сия, о, благоутробное существо, егда восхочет и нас посетить жезлом своим десница твоя. Услыши, вонь же аще день призовем тя. Аминь.
Сказанное в Свято-Троицком Александро-Невском монастыре, Троицкой Сергиевой пустыни Архимандритом Иоасафом
1779 года, февраля 24 дня