Семь слов о Лазаре

Слово первое. Похвала слушателям за то, что они не предавались новогодним безумствам и сделали из новолетия день духовных радостей. – Многие, однако, перешли от церкви в корчемницу, издеваясь над увещаниями. – Обличение их. – Их издевательства не препятствуют высказывать истину и восставать против безобразий. – Образ действий Иисуса Христа по отношению к Иуде, которого Он не переставал предостерегать и наделять благами, чтобы напоминать ему о его обязанностях. – Так же нужно и вообще поступать по отношению к грешникам. – Неодинаковая судьба уготована в будущей жизни тем, которые живут в изнеженности и наслаждениях, и тем, которые проводят жизнь в бедности и страдании. – Пример Лазаря и бессердечного богача. – Трапеза христианина должна сопровождаться молитвой и чтением Священного Писания. – Нужно есть и пить умеренно.

Слово второе. Продолжение истории Лазаря и бессердечного богача. – Опровержение народного поверья, перешедшего от язычников, что люди, умершие насильственной смертью, становятся демонами. – Если Иисус Христос называет иудеев сынами дьявола, то потому, что они подражали делам дьявола. – Через свои грехи, а не через насильственную смерть люди могут уподобляться демону. – Трогательное описание смерти бедного Лазаря и смерти бессердечного богача. – Жестокость богача в сопоставлении с человеколюбием Авраама. – Закон милостыни. – Если бедный нуждается в хлебе, то нужно подать ему, хотя бы он был и негодным человеком.

Слово третье. Почему сказано богачу не:  "приял  еси благая твоя в животе твоем», но  «восприял» ? – Почему праведники часто подвергаются опасностям, а грешники избегают их? – Необходимо всем христианам читать Священное Писание, не только духовным, но и светским. – Последним еще более необходимо это чтение, потому что они более подлежат искушениям. – Священные книги так превосходны, что они всегда полезны даже и тем, которые понимают их лишь немного. – То, что осталось непонятным при первом чтении, сделается понятным при втором. – Незнание Священного Писания есть источник ересей. – Бог не оставляет без вознаграждения никакого добра, даже совершенного злыми людьми, равно как не оставляет без наказания никакого греха, даже у добрых людей, и у них даже в особенности. – Нет ничего опаснее положения нечестивого, который благоденствует. – Похвала терпению. – Нетерпеливость есть мать богохульства. – Почему Бог не наказывает всех в этом мире? – Примеры терпения, заимствованные из Ветхого Завета.

Слово четвертое. Предложение объяснения притчи о богаче и Лазаре. – Евангельские примеры и особенно пример богача показывают, что все мольбы отошедших отсюда отягченными грехами будут бесполезны. – Рассматриваемая притча есть превосходный урок для богатых и бедных, она может одинаково смирять первых и унижать последних, заставить нас любить бедность и презирать богатство. – Священное Писание и разум с достаточностью убеждают нас в существовании загробной жизни; нет надобности, чтобы мертвые возвращались к нам для удостоверения нас в этом. – Сила и значение совести, напоминающей нам о старых наших прегрешениях. – Подтверждение этого изложением истории Иосифа.

Слово пятое. Рассуждение о воскресении. – Объяснение слов апостола Павла о будущем воскресении 1 посл. к Фессалоникийцам гл.4, 12. – Утешение верующим в скорби по случаю смерти дорогих для них лиц. – Они должны отличаться от неверных своим поведением так же, как они отличаются от них и своим верованием. – При смерти дорогих и близких лиц не нужно предаваться скорби, а нужно уподобляться в этом отношении праведным Иову и Аврааму, которые оба обнаружили великодушие и мужество: первый не пал духом при лишении всех своих детей, а второй не поколебался даже принести в жертву своего единственного наследника – сына.

Слово шестое. Страшно проявление всемогущества и благости Божией в землетрясении. – Но день последнего суда будет еще страшнее. – Нужно бояться не землетрясения, а причины, его производящей. – Нужно сожалеть не о тех, которые огорчены, но о тех, которые грешат. – Возвращение к притче о богаче и Лазаре. – Сравнение житейских событий с представлением на театральной сцене. – В будущей жизни всякий явится тем, что он в действительности. – Благородство состоит не в знаменитости предков, а в добродетели. – Происхождение рабства. – Всемирный потоп. – Сравнение ковчега с Церковью. – Употребление вина для исцеления скорби. – В чем состоит истинное рабство. – В чем состоит истинное богатство. – Различные степени праведников и грешников, но никто не без греха. – Добро и зло получают должное воздаяние.

Слово седьмое. Огорчение при виде того, что многие из слушателей, несмотря на увещания проповедника, посещают конские ристалища. – Несмотря на тяжесть своей вины, пусть они не отчаиваются в возможности загладить свой грех покаянием. – Бессердечный богач – пример тех, которые следуют широким путем в жизни: Лазарь – пример тех, которые идут узким путем. – Великое различие цели, к которой каждый из них пришел по своей дороге. – В чем состоят истинные блага. – Находящиеся в бедности и огорчении не должны считать себя несчастными. – Пропасть, отделяющая Лазаря и бессердечного богача в загробной жизни. – Заключение.

Семь слов о Лазаре, т.е. на евангельскую притчу о богатом и Лазаре, произнесены святителем Иоанном в Антиохии в течение 387 года, с некоторыми промежутками времени. Первое из них сказано на другой день после «Слова на Новый год», как можно заключать из его содержания и видно из полного заглавия его – такого:

Сказано в следующий день после Календ в Антиохии против пьянствующих и входящих в корчемницы и устрояющих пляски в городе, и о том, что учителю не должно отчаиваться в учениках, хотя бы в настоящее время они не убеждались, и о бедном Лазаре и о богатом

1. Я удивлялся вам, возлюбленные, когда недавно предлагал слово о Лазаре, что вы и хвалили терпение бедного, и осуждали жестокость и бесчеловечие богатого: это – не малые доказательства доблести. Если мы, даже и не стяжав добродетели, однако хвалим добродетель, то конечно можем и стяжать ее; и если не избегаем порока, однако порицаем порок, то конечно можем и избегнуть его. Итак, если вы приняли с великим благорасположением ту беседу, то теперь я предложу вам и остальное. Тогда вы видели Лазаря в воротах богатого, сегодня посмотрите на него в лоне Авраама; видели его облизываемого псами, посмотрите на него несомого Ангелами; видели его тогда в бедности, посмотрите теперь на него в наслаждении; видели в голоде, посмотрите в великом изобилии, видели подвизающимся, посмотрите на венчаемого; видели его труды, посмотрите на его награды, – (посмотрите) и богатые, и бедные: богатые, чтобы вам не почитать великим богатство без добродетели; а бедные, чтобы вам не почитать бедности злом; для тех и других он стал учителем. Ибо, если он в бедности не роптал, то какое получат прощение делающие это в богатстве? Если он в голоде и стольких бедствиях благодарил, то какое будут иметь оправдание те, которые в достатке не хотят стяжать такой же добродетели? С другой стороны, какое получат прощение бедные, которые от нищеты негодуют и ропщут, тогда как он в голоде и бедности, в беспомощности и постоянной болезни, живя в доме богатого, оставаясь в пренебрежении от всех и не видя другого страдавшего подобно ему, оказывается столь любомудрым? От него научимся богатых не называть блаженными, а бедных несчастными; а лучше, если правду сказать, богат не тот, кто имеет многое, но тот, кто не нуждается во многом; и беден не тот, кто ничего не имеет, но тот, кто желает многого; это должно считать мерой бедности и богатства. Итак, если ты увидишь кого желающим многого, то считай его беднее всех, хотя бы он владел имениями всех; и с другой стороны, если увидишь кого не нуждающимся во многом, то считай его богаче всех, хотя бы он не имел ничего. Мы обыкновенно судим о бедности и богатстве по расположению души, а не по мере имущества. Как мы не назовем здоровым одержимого непрестанной жаждой, хотя бы он имел во всем достаток, хотя бы находился при реках и источниках (ибо что пользы от этого обилия воды, когда он остается в неутолимой жажде?); так будем относиться и к богатым: непрестанно желающих и жаждущих чужого никогда не будем считать здоровыми и наслаждающимися довольством. Кто не может удержать своего желания, тот хотя бы владел имениями всех, как будет когда-либо в избытке? А тех, которые довольствуются своим и остаются при своем, не засматриваясь на чужое имущество, хотя бы они были всех скуднее, должно считать благоденствующими более всех; ибо тот и благоденствует более всех, кто не нуждается в чужом, а с любовью довольствуется своим. Впрочем, если угодно, обратимся к предположенному предмету. "Бысть, – говорит Господь, – умрети Лазарю ...и несену быти Ангелы» (Лк.16:22). Здесь хочу я исторгнуть из вашей души злой недуг. Многие из простых людей думают, будто души умерших насильственной смертью делаются демонами. Нет, нет. Демонами делаются не души умерших насильственной смертью, но души живущих во грехах, не потому, чтобы переменилось их существо, но потому, что воля их подражает злобе демонов. Указывая на это, и Христос говорил иудеям: «вы отца вашего диавола есте» (Ин.8:44); сынами дьявола Он назвал их не потому, чтобы они изменились в существо его, но потому, что совершали дела его; поэтому Он и присовокупил: «и похоти отца вашего хощете творити». Также Иоанн говорит: «Порождения ехиднова! кто сказа вам бежати от грядущаго гнева; сотворите убо плоды достойны покаяния: и не начинайте глаголати... отца имамы Авраама» (Лк.3:7,8). Писание обыкновенно называет узами родства не те, которые бывают от природы, но которые – от добродетели и порока; и с кем кто одинаков в нравах, того Писание называет и сыном, и братом его.

2. Но для чего дьявол вселил такое дурное мнение? Он хотел поколебать славу мучеников. Так как они умирают насильственной смертью, то он, желая распространить дурное мнение о них, употребил это средство, но не успел в этом; ибо они продолжают сиять своей славой. Он же сделал другое тягчайшее зло, убедив этими мнениями служащих ему чародеев убивать многих простых юношей, в надежде, что они сделаются демонами и потом будут служить им. Но это неправда, неправда! Почему же, скажешь, демоны говорят: «я душа такого-то монаха»? – Поэтому я и не верю, что говорят это демоны; потому что они обманывают слушающих. Посему и Павел заградил им уста, хотя они и правду говорили, чтобы они, воспользовавшись случаем, к истине не примешали и лжи, и не показались заслуживающими доверия. Так, когда они говорили: «сии человецы раби Бога вышняго суть, иже возвещают вам путь спасения» (Деян.16:17); то (Павел), наскучив этим, запретил прорицательному духу, и повелел ему выйти; между тем, что худого они говорили? «Сии человецы раби Бога вышняго суть». Но так как многие из простых людей не умеют всегда обсуживать то, что говорят демоны, то (Павел) прямо лишил их доверия. Ты, говорит он, из числа отверженных, не смеешь говорить, молчи, онемей: не твое дело проповедовать; это право апостолов; для чего похищаешь чужое? Молчи, ты отвержен. Так сделал и Христос. Когда демоны говорили Ему: «вемы Тя, кто еси» (Мк.1:24; Лк.4:34), Он весьма строго запретил им, научая никогда не верить демону, хотя бы он говорил тебе что-либо здравое. Зная это, не будем ни в чем верить демону, но, хотя бы он говорил что-либо истинное, отвратимся и убежим от него; потому что здравое и спасительное учение можно узнать верно не от демонов, но из Божественного Писания. А что душа, вышедшая из тела, не подлежит насилию демонов, об этом послушай, что говорит Павел: «умерый бо свободися от греха» (Рим.6:7), т.е. уже не грешит. Если дьявол не может сделать насилия душе, обитающей в теле, то, очевидно, – и вышедшей из тела. Как же, скажешь, грешат (души), если не терпят насилия? По своей воле и своему желанию предавая (греху) сами себя, а не по принуждению, не насильно; это доказали все те, которые преодолели козни дьявола. Так Иова, сколько ни смущал, дьявол не мог заставить произнести какое-либо богохульное слово (Иов.2:9,10). Отсюда ясно, что мы властны следовать и не следовать его внушениям, и что не подлежим никакому принуждению и насилию со стороны его. Впрочем, не только из сказанного, но и из предложенной притчи очевидно, что, вышедши из тела, души не остаются здесь, но тотчас отводятся, и послушай, как. "Бысть же, – говорит (Господь), – умрети нищему, и несену быти Ангелы» (Лк.16:22). Но туда отводятся души не только праведных, но и живших порочно; это видно из примера другого богача. Когда «угобзися нива» его, он сказал «в себе: что сотворю; разорю житницы моя, и большия созижду» (Лк.12:16–18). Нет ничего жальче такой мысли. Точно, он разорил свои житницы; потому что безопасные житницы суть не стены, но утробы бедных; а он, оставив эти, заботился о стенах. Что же говорит ему Бог? «Безумне! В сию нощь душу твою истяжут от тебе» (Лк.12:20). Посмотри, там сказано: «несену быти Ангелы», а здесь: «истяжут»; этого отвели, как узника, а того понесли с торжеством, как увенчиваемого. Как получившего на ристалище много ран и обагренного кровью, потом украшенного венцом, стоящие перед ристалищем с великой славой берут и отводят домой, рукоплеща, восхваляя, удивляясь: так и Лазаря отвели тогда Ангелы; а душу богача взяли некоторые страшные силы, может быть посланные для этого; ибо душа не сама собой отходит в ту жизнь, так как это и невозможно. Если мы, переходя из города в город, имеем нужду в руководителе; то тем более душа, исторгнутая из тела и переселяющаяся в будущую жизнь, нуждается в путеводителях. Поэтому часто она, готовясь выйти из тела, то возвышается, то ниспадает, и страшится, и трепещет. Сознание грехов и всегда мучит нас, но особенно в тот час, когда предстоит нам быть отведенными на тамошние истязания и страшное судилище. Тогда похитил ли кто или присвоил себе что-нибудь, оклеветал ли кого-нибудь или враждовал против кого-нибудь несправедливо, или сделал другое какое-либо зло, – весь этот ряд грехов возобновляется; предстает перед глазами и мучит душу. И как живущие в темнице всегда бывают унылы и печальны, но особенно в тот день, в который они должны быть выведены и приведены к самым дверям судьи, а стоя перед решетками судилища и слыша внутри голос судьи, задыхаются от страха и бывают нисколько не лучше мертвых; так и душа, хотя и в самое время греха весьма скорбит и мучится, но гораздо более тогда, когда она должна быть исторгнута и отведена отсюда.

3. Вы молчите, слушая это? Благодарю вас за это молчание более, нежели за рукоплескания; рукоплескания и похвалы делают меня славнейшим, а это молчание делает вас благоразумнейшими. Знаю, что слова мои огорчают, но и доставляют великую и невыразимую пользу. Если бы тот богач имел кого-нибудь, кто преподал бы ему подобное наставление, а не льстецов, которые предлагали все советы в угождение ему и влекли его к веселью, то он не был бы отведен в геенну, не подвергся бы невыносимым мучениям, и не раскаивался бы потом безутешно; но так как все говорили в угодность ему, то и предали его огню. О, если бы возможно было всегда и непрестанно так любомудрствовать и говорить о геенне! «Во всех словесех твоих, – говорит (премудрый), – поминай последняя твоя, и во веки не согрешиши» (Сир.7:39). И еще: «Уготовляй на исход дела твоя, и уготовися на село» (Притч.24:27). Если ты у кого похитил что-либо, возврати, и скажи подобно Закхею: «возвращу четверицею» похищенное (Лк.19:8). Если ты оклеветал кого, если сделался врагом кому-либо, примирись до судилища. Все окончи здесь, чтобы тебе без забот увидеть то седалище (Судьи). Доколе мы здесь, дотоле имеем добрые надежды; а когда отойдем туда, то уже не в нашей власти будет покаяться и смыть с себя грехи. Посему должно приготовляться непрестанно к исходу отсюда. Что, если Владыке угодно будет позвать нас вечером? Что если завтра? Будущее не открыто нам, чтобы мы всегда были озабочены и готовы к отшествию туда, подобно как Лазарь постоянно был в скорби и терпении; за то и отведен был с такой честью. «Умре же и богатый, и погребоша его» (Лк.16:20); душа его закопана была в теле, как в могиле, и носила на себе плоть, как гроб. Он был связан, как бы какими оковами, пьянством и чревоугодием, потому и душу свою сделал недеятельной и мертвой. Не оставляй без внимания, возлюбленный, слов: «погребоша его»; но представь здесь посеребренные столы, постели, ковры, покрывала, все прочие домашние вещи, масти, ароматы, множество вина, разнообразные яства, сласти, поваров, льстецов, оруженосцев, рабов и всю прочую роскошь – померкшей и исчезнувшей. Все – пепел, все – прах и пыль, слезы и вопли; никто уже не может ни помочь, ни возвратить отшедшую душу. Тогда обличилась сила золота и великого богатства. От такого множества прислужников он отводим был нагим и одиноким, бессильным унести отсюда что-нибудь из такого богатства, оставленным всеми, беспомощным; не было при нем никого из служивших, кто бы помог ему и избавил его от наказания и мучения, но отторгнутый от всех, он один влеком был на невыносимые муки. Подлинно, «всяка плоть сено, и всяка слава человека яко цвет травный: изсше трава, и цвет отпаде: глагол же Господа пребывает во век» (Ис.40:6–7). Пришла смерть, и все это истребила, и, как пленника, взяла и отвела его, поникшего долу, покрытого стыдом, оробевшего, трепещущего, устрашенного, как будто во сне насладившегося всем прежним весельем; и теперь богач стал просить нищего и нуждаться в трапезе того, кто некогда томился голодом и доступен был устам псов; так изменились обстоятельства, и все узнали, кто был этот богач, и кто был этот нищий, и что Лазарь был богаче всех, а тот – беднее всех. Как на сцене являются принимающие на себя лица царей, и военачальников, и врачей, и риторов, и софистов, и воинов, на самом деле не будучи ничем этим; так и в настоящей жизни – и бедность, и богатство суть только маски. Посему, как ты, сидя в театре и увидев кого-либо из играющих внизу представляющим лицо царя, не называешь его счастливым и не считаешь за царя, и сам не пожелал бы быть таким, но зная, что это – кто-либо из обращающихся на торжище, может быть, веревочник, или медник, или другой кто-либо такой, не считаешь его счастливым за его маску и одежду, и по ним не судишь об его жизни, напротив – отвращаешься от него за ничтожество его в других отношениях; так и здесь в мире, как бы сидя в театре и смотря на играющих на сцене, когда увидишь многих богатеющими, не почитай их истинно богатыми, но только представляющими мнимые лица богатых. Как тем, представляющим на сцене царя и военачальника, часто бывает раб или из числа продающих на рынке смоквы и виноград; так и этот богач часто бывает беднее всех. Если снимешь с него маску, раскроешь совесть и вникнешь в душу, то найдешь там великую бедность в добродетели, и его – самым бесчестным из всех людей. Ибо, как в театре, по наступлении вечера и по выходе сидевших там, эти представлявшиеся всем царями и военачальниками, вышедши вон и сбросив поддельный вид, являются уже тем, что они на самом деле; так и теперь, когда приходит смерть и зрелище закрывается, все отходят туда, сложив с себя мнимые виды богатства и бедности, и только, судя по делам, оказывается, кто из них истинно богатые и кто бедные, кто – досточтимые, а кто – бесчестные.

4. Часто иной из здешних богачей оказывается там беднее всех, подобно как и тот богач. Когда наступил вечер, т.е. смерть, и вышел он из зрелища настоящей жизни и сбросил мнимое лицо, то оказался там беднее всех, и столь бедным, что не имел в своем распоряжении даже капли воды, но и её просил, и даже этого просимого не получил. Что может быть беднее такой бедности? И, послушай, как это было. «Возвед очи свои, рече» к Аврааму: «Отче, помилуй мя, и посли Лазаря, да омочит конец перста своего в воде, и устудит язык мой» (Лк.16:23–24). Видишь ли, что значит бедствие? Когда Лазарь был близко, он пробегал мимо его; а теперь, когда тот далеко, зовет его; на кого часто, и входя и выходя, не смотрел, на того издали смотрит пристально. А для чего смотрит на него? Много раз, может быть, говаривал этот богач: «Какая мне нужда в благочестии и добродетели? Все течет ко мне, как из источников; я наслаждаюсь великим богатством, великим благоденствием, не терплю никакой неприятности; для чего мне заботиться о добродетели? Этот нищий, живя в правде и благочестии, терпит бесчисленные бедствия». Это же многие и ныне часто говорят. Чтобы вырваны были с корнем подобные злые мысли, богач видит, что и пороку уготована казнь, и подвигам благочестия – слава и венец. Но не для этого только богач смотрел на Лазаря, но и для того, чтобы ему потерпеть теперь в большей мере то, что терпел бедный; как у того усиливалось страдание тем, что он лежал в воротах богатого и видел чужое благоденствие; так и у этого наказание отягчалось теперь тем, что он лежал в геенне и видел блаженство Лазаря, так что его мучение было невыносимее не только по свойству наказаний, но и по сравнению с почестью бедного. Как, изгнавши Адама из Рая, Бог поселил его «прямо Рая» (Быт.3:24) для того, чтобы постоянное воззрение на Рай – возобновляя скорбь, пробуждало в нем живейшее чувство потери благ, так и этого богача Он поместил прямо против Лазаря для того, чтобы он увидел, чего лишил себя. Я послал, говорит Он, к тебе в ворота нищего Лазаря, чтобы он был для тебя наставником добродетели и предметом человеколюбия; ты пренебрег этим благом и не хотел надлежащим образом пользоваться этим средством ко спасению; прими же его, как средство к большему наказанию и мучению. Из этого мы познаем, что все, нами оскорбляемые и обижаемые, предстанут тогда перед лицом нашим. Хотя Лазарь ни в чем не был обижен богатым, так как богатый не брал его денег и только не давал ему своих. Если же не уделявший своего имеет обвинителем того, кому не оказал милости, то похитивший чужое, какое получит прощение, когда со всех сторон окружат его обиженные? Там не нужны ни свидетели, ни обвинители, ни доказательства, ни подтверждения: но самые дела явятся перед очами нашими в том виде, как мы их совершили. Вот человек, сказано будет, и дела его! – А не уделять из своего имущества есть также похищение. Может быть, слова мои кажутся вам удивительными; но не удивляйтесь; я представлю вам из Божественных Писаний свидетельство о том, что не только похищать чужое, но и не уделять из своего другим означает хищение и любостяжание, и отнятие. Какое же это свидетельство? Укоряя иудеев, Бог через пророка говорит: земля принесла плоды свои, и вы не внесли десятин; но похищенное у бедного в домах ваших (Мал.3:10). Так как вы, говорит, не дали обыкновенных приношений, то похитили собственность бедного. Этими словами Он внушает богатым, что они владеют собственностью бедных, хотя бы получили отцовское наследство, хотя бы собрали богатство каким-либо другим способом. И еще в другом месте говорит: «живота нищаго не лиши» (Сир.4:1); а лишающий – отнимает чужое; потому что отнятием называется то, когда мы берем и удерживаем у себя чужое. Итак, из этого мы научаемся, что, когда мы не подаем милостыни, то будем наказаны наравне с похитителями. Эти имущества – Господни, откуда бы мы их ни собрали; и если мы уделим из них бедным, то приобретем великое богатство. Бог попустил тебе иметь больше других не для того, чтобы ты тратил на блудодеяние, и пьянство, и пресыщение, и дорогие одежды, и на другие предметы роскоши, но для того, чтобы ты уделял нуждающимся. Как казнохранитель, получивший царские деньги, если не раздаст их кому приказано, а истратит на собственную прихоть, подвергается наказанию и погибели; так и богач есть как бы приемщик денег, следующих к раздаче бедным, получивший повеление разделить их нуждающимся из его сослужителей; посему, если он истратит на себя сколько-нибудь сверх необходимой нужды, то подвергнется там жесточайшей ответственности; потому что имущество его принадлежит не ему собственно, но его сослужителям.

5. Будем же беречь имущество, как чужое, чтобы оно стало нашим. Как же нам сберечь его, как чужое? Если будешь тратить его не на излишние надобности, и не на свои только, но и уделять в руки бедных; если ты богат, но тратишь сверх нужды, то ты дашь отчет во вверенных тебе деньгах. Это бывает и в домах вельмож; многие вверяют свои сокровища слугам своим; а получившие берегут вверенное им и не злоупотребляют сокровищами, но раздают их, кому и когда прикажет господин. Так поступай и ты; ибо не для того ты получил и принял больше других, чтобы истрачивать одному, но чтобы и для других ты был хорошим домоправителем. И то достойно рассмотрения, почему богатый видел Лазаря не у другого праведника, а в лоне Авраама. Авраам был гостеприимен; поэтому богатый видит Лазаря с ним для того, чтобы и это было обличением его негостеприимства. Тот и мимоидущих уловлял и привлекал в дом свой; а этот пренебрегал и лежавшим в доме его, и, имея такое сокровище и средство ко спасению, каждый день пробегал мимо него и не воспользовался надлежащим образом покровительством нищему. Но патриарх поступал не так, а совсем напротив: сидя перед дверями, он уловлял всех проходивших; и подобно как рыболов, забрасывая сеть в море, вытаскивает рыбу, а часто вытаскивает и золото, и жемчужины, так и он, уловляя людей, уловил некогда и Ангелов, и, что удивительнее, сам того не зная. Изумляясь этому, и Павел увещевает так: «страннолюбия не забывайте: тем бо неведяще нецыи странноприяша Ангелы» (Евр.13:2). И хорошо сказал он: «неведяще». Если бы патриарх зная принял их с такою благосклонностью, то не сделал бы ничего великого и дивного; но вся заслуга его в том, что, не зная, кто были проходившие, и полагая, что это обыкновенные путники, – он с таким усердием пригласил их в свой дом. Так и ты, если покажешь великое усердие, принимая какого-нибудь знаменитого и славного человека, не сделаешь ничего удивительного; потому что знатность гостя часто заставляет и негостеприимного человека показать всю готовность; но весьма важно и дивно то, когда мы и людей обыкновенных, отверженных и низких принимаем с великим радушием. Посему и Христос, похваляя поступающих так, говорил: «понеже сотвористе единому сих менших, Мне сотвористе» (Мф.25:40). И еще: «Тако несть воля пред Отцем вашим, да погибнет един от малых сих» (Мф.18:14). И еще: «иже аще соблазнит единаго малых сих... уне есть ему, да обесится жернов оселский на выи его, и потонет в пучине морстей» (Мф.18:6). И везде у Христа выражается великое попечение о малых и меньших. Зная это, и Авраам не расспрашивал проходивших, кто они и откуда, как мы ныне делаем; но просто принимал всех проходивших; потому что оказывающий благотворительность должен не жизнь бедного исследовать, но помочь бедности и удовлетворить нужде. Одно оправдание у бедного – недостаток и нужда; ничего больше не спрашивай у него; но если он, хотя бы был порочнее всех, нуждается в необходимой пище, то утолим голод его. Так поступать повелел и Христос: "Будите, – говорил Он, – подобни Отцу вашему, Иже есть на небесех, яко солнце Свое сияет на злыя и благия, и дождит на праведныя и на неправедныя» (Мф.5:45). Милосердный есть пристань для нуждающихся, а пристань принимает всех, потерпевших кораблекрушение, и спасает от опасностей; злые ли или добрые, или кто бы ни были те, которые находятся в опасности, – она принимает их в свои объятия. Так и ты, видя человека подвергшегося на земле кораблекрушению бедности, не осуждай и не требуй отчета, но избавь от несчастья. Для чего ты навлекаешь на себя труды? Бог освободил тебя от всякой заботы и беспокойства. Сколько стали бы многие говорить и негодовать, если бы Бог повелел – сперва с точностью разведывать жизнь, разузнавать поведение и поступки каждого, и потом уже подавать милостыню? А теперь мы освобождены от всякого такого затруднения. Для чего же мы сами навлекаем на себя излишние заботы? Иное – судья, иное – податель милостыни. Милостыня потому так и называется, что мы подаем ее и недостойным. Так поступать увещевает и Павел: «Доброе же творяще, – говорит он, да не стужаем си... ко всем, паче же к присным в вере» (Гал.6:9,10). Если мы станем расспрашивать и разведывать о недостойных, то и достойные не скоро попадутся нам; а если будем подавать и недостойным, то и достойные, и подобные всем им попадут в наши руки, как и случилось с блаженным Авраамом, который, не расспрашивая и не разведывая о проходящих, сподобился принять некогда и Ангелов. Будем же и мы подражать ему, а с ним и потомку его Иову; ибо и этот со всей точностью подражал великодушию предка, и потому говорил: «дверь моя всякому приходящему отверста бе» (Иов.31:32); не для такого-то открыта, а для другого затворена, но для всех вообще была открыта.

6. Так, увещеваю, будем делать и мы, ничего не разведывая сверх надлежащего. Достоинство бедного составляет одна нужда; кто бы когда ни пришел к нам с нею, не станем ничего исследовать более; потому что мы подаем не нраву, а человеку, и жалеем его не за добродетель, а за несчастье, чтобы и самим нам привлечь на себя великую милость от Господа, чтобы и самим нам, недостойным, сподобиться Его человеколюбия. Если же мы станем в сослужителях наших отыскивать и исследовать достоинства, то и с нами Бог сделает то же; и стараясь истребовать отчет от равных нам рабов, сами лишимся вышнего человеколюбия. «Имже большинство, – говорит Господь, – судом судите, судят вам» (Мф.7:2). Но обратим речь опять к своему предмету. Итак богач, увидев Лазаря в лоне Авраама, говорит: «Отче Аврааме! помилуй мя, и посли Лазаря» (Лк.16:24). Почему он обратил речь не к Лазарю? Мне кажется, потому что он постыдился и посовестился, и по своим с ним поступкам полагал, что Лазарь непременно будет злопамятствовать. Если я, полагал он, наслаждаясь таким богатством и не потерпев никакого оскорбления, пренебрег этим человеком, находившимся в таких бедствиях, и не уделял ему даже крупиц, то тем более он, так пренебреженный, не склонится на милость. Говорю это не в осуждение Лазаря; нет, он был не таков; но потому, что богач, убоявшись этого, не его попросил, но воззвал к Аврааму, который, по его мнению, не знал происходившего (на земле), и попросил того перста, которому часто попускал быть лизанным псами. Что же тот? «Чадо... восприял еси благая твоя в животе твоем» (Лк.16:25). Посмотри на любомудрие, посмотри на милосердие праведника. Он не сказал: бесчеловечный, жестокий и презлобный, столько зла причинивший этому человеку; ты вспоминаешь теперь о человеколюбии, милости и сострадании и не совестишься, и не стыдишься? Но что сказал он? «Чадо, восприял еси благая твоя». «Сердца раздраженнаго не превозмути», – говорит премудрый (Сир.4:3); довольно для него наказания; не будем еще нападать на него в несчастии. А с другой стороны, чтобы богач не подумал, будто Авраам по злопамятству за прошлое не посылает Лазаря, называет его чадом, как бы защищая самого себя этим названием. В чем властен я говорит он, то даю тебе: но отсюда прийти туда – уже не в нашей власти. «Восприял еси благая твоя». Почему он не сказал: «приял», но: «восприял»? Великая, вижу я, бездна мыслей здесь открывается нам. Посему, тщательно соблюдая все сказанное, со всей верностью будем хранить сказанное как теперь, так и прежде; и пусть послужит это к тому, чтобы вам сделаться более способными к слышанию имеющего быть сказанным; если вам будет возможно, помните все; если же не можете всего, то вместо всего, прошу, непрестанно помните то, что не уделять бедным из своего имущества значит – похищать у бедных и отнимать у них жизнь, и что мы владеем не нашей, но их собственностью. Если мы будем так настроены, то, конечно, станем раздавать свое имение, и, напитав здесь алчущего Христа и сложив там великое богатство, сподобимся получить будущие блага, благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, вместе со Святым Духом, слава, честь, держава, ныне и всегда и во веки веков. Аминь.

1. Притча о Лазаре немало пользы доставила нам, и богатым, и бедным, одних научив легко переносить бедность, а других расположив не надмеваться богатством, самыми делами показав, что несчастнее всех тот, кто живет в роскоши и не уделяет никому из своего имущества. Поэтому и сегодня опять займемся тем же предметом; так и те, которые работают в рудниках, продолжают копать там, где увидят много золотых жил, и отстают не прежде, как извлекши всё, что открывается. Возвратимся же к тому месту, где мы недавно остановили речь, и оттуда начнем ее. Конечно, можно было и в один день изъяснить вам всю эту притчу; но мы заботимся не о том, чтобы только сказать о многом и уйти, но чтобы вы, тщательно приняв и усвоив сказанное, получили от такой внимательности духовную пользу. Так и если чадолюбивая мать, намереваясь грудное дитя перевести на твердую пищу, станет вдруг вливать в его уста много вина, то не получает никакого успеха: потому что дитя извергает вон то, что ему дается, и заливает у себя на груди рубашку; но если мать станет вливать постепенно и понемногу, то дитя безвредно принимает данное. Посему, чтобы и вы не извергли преподанного, я не вдруг предложил вам чашу учения, но разделил ее для вас на многие дни и дал вам в промежутки этих дней успокоиться от труда слушания, чтобы и то, что уже преподано, твердо укоренилось в уме вашем, возлюбленные, и то, что имеет быть сказано, вы приняли душой спокойной и бодрой. Для этого я часто за несколько дней наперед говорю вам содержание того, о чем будет сказано, чтобы вы в эти промежуточные дни, взяв Библию, прочитав весь отдел её и узнав, что уже сказано и что еще осталось, сделали свой ум более способным к слушанию того, о чем будет сказано после. Я всегда внушаю и не перестану внушать, чтобы вы не только здесь внимали тому, что говорится, но и дома постоянно занимались чтением Божественных Писаний. Это я всегда внушал и тем, которые частным образом бывают вместе со мной. Никто пусть не говорит мне этих холодных и достойных всякого осуждения слов: я привязан к судилищу, занимаюсь делами общественными, упражняюсь в ремесле, имею жену, воспитываю детей, управляю домом, я человек мирской; не мое дело читать Писания, но тех, которые отказались от мира, поселились на вершинах гор и ведут такую жизнь постоянно. Что говоришь ты, человек, будто не твое дело заниматься Писаниями, – вследствие того, что ты развлекаешься бесчисленными заботами? Нет, это – твое дело больше, нежели их; потому что они не столько имеют нужду в помощи Божественных Писаний, сколько обращающиеся среди множества дел. Монахи, удалившись от торжища и от смятений торжища, устроив кельи в пустыне и не имея ни с кем никакого общения, но любомудрствуя беспрепятственно в своей мирной тишине, как бы сидя в пристани, наслаждаются великой безопасностью; а мы, волнующиеся, как бы среди моря, и впадающие во множество грехов, всегда нуждаемся в постоянном и непрерывном утешении от Писаний. Те сидят вдали от борьбы, от чего и немного получают ран; а ты постоянно находишься в боевом строе и получаешь непрерывные удары; поэтому и больше нуждаешься во врачевствах. И жена раздражает тебя, и сын огорчает, и слуга приводит в гнев, и враг строит козни, и друг завидует, и сосед клевещет, и сослуживец подставляет ногу, не редко и судья угрожает, и бедность опечаливает, и небрежность домочадцев заставляет плакать, и счастье надмевает, и несчастье повергает в уныние; и со всех сторон окружают нас многие случаи и поводы то к гневу, то к заботам, то к унынию и печали, то к тщеславию и гордости, и отовсюду несутся бесчисленные стрелы. Посему нам постоянно нужно всеоружие Писаний. "Познавай, – говорит премудрый, – яко посреде сетей минуеши и по забралом града ходиши» (Сир.9:18). И похоти плотские сильнее восстают на обращающихся среди людей; ибо и благообразное лицо, и красивое тело поражают нас через глаза, и постыдное слово, вошедши через слух, возмущает нашу мысль; а часто и песнь, искусно пропетая, нарушает доброе настроение души. Но что я говорю об этом? То, что кажется ничтожнее всего этого, именно запах благовоний, навеянный как-нибудь на пути распутными женщинами, по простой случайности увлекает человека в свой плен.

2. И много есть подобных обстоятельств, которые осаждают нашу душу; почему нам нужны Божественные врачевства, чтобы мы могли и врачевать раны, уже полученные, и предотвращать еще не полученные, но угрожающие, издали обессиливая и отражая дьявольские стрелы постоянным чтением Божественных Писаний. Ибо невозможно, невозможно спастись никому, кто не упражняется постоянно в духовном чтении; но и то еще хорошо, если мы, пользуясь непрестанно этим врачевством, успеем спастись когда-нибудь. Если же, получая каждый день раны, мы не будем пользоваться никаким врачевством, то какая нам надежда на спасение? Не видишь ли, как медных, золотых и серебряных дел мастера, или занимающиеся каким бы то ни было ремеслом, берегут в целости все орудия своего ремесла, и, хотя бы принуждал голод или угнетала бедность, лучше решаются потерпеть все, нежели продать, для своего пропитания, какое-нибудь из орудий своего ремесла? Многие часто решались скорее войти в долги, чтобы прокормить дом и детей, нежели продать даже малейшее из орудий своего ремесла; и весьма справедливо. Они знают, что когда проданы будут орудия, то все мастерство будет для них бесполезно и уничтожится всякая возможность благоприобретения; а когда орудия целы, то, упражняясь постоянно в своем ремесле, они могут со временем уплатить сделанные займы; если же поспешат продать их другим, то уже не будут в состоянии найти где-нибудь облегчение своей нищеты и голода. Так и мы должны настраивать себя. Как для них орудиями ремесла служат молот, наковальня и клещи; так и для нас орудиями нашего искусства служат апостольские и пророческие книги и все Писание, богодухновенное и полезное (2Тим.3:16). И как они теми орудиями обделывают всякие сосуды, за какие ни возьмутся: так и мы этими пособиями устрояем душу нашу, исправляем расстроившуюся, обновляем обветшавшую. Притом они показывают свое искусство не более, как в устройстве внешнего вида вещей: ибо не могут изменить вещества сосудов, ни сделать серебра золотом, но только изменяют формы их; а ты – не так: ты можешь сделать больше их; взяв деревянный сосуд, можешь когда-нибудь сделать его золотым. Свидетель этому Павел, который говорит так: «В велицем же дому не точию сосуди злати и сребряни суть, но и древяни, и глиняни: и ови убо в честь, ови же не в честь. Аще кто убо очистит себе от сих, будет сосуд в честь, освящен и благопотребен Владыце, на всякое дело благое уготован» (2Тим.2:20,21). Итак, не будем пренебрегать приобретением (священных) книг, чтобы нам не получить смертельных ран; не будем зарывать золото в землю, но станем собирать себе сокровище духовных книг. Золото, когда умножается, тогда особенно и вредит приобретшим его; а эти книги приносят великую пользу имеющим их у себя. Как хранящиеся где-нибудь царские орудия, хотя бы и никто не пользовался ими, доставляют великую защиту живущим в том месте, потому что ни разбойники, ни подкапыватели стен, ни другие какие-либо злодеи не осмеливаются напасть на этот дом; так, где есть духовные книги, оттуда прогоняется всякая сила дьявольская, и живущим там бывает великое назидание в добродетели. Даже один вид таких книг делает нас более воздержными от греха; если мы и дерзаем на что-нибудь запрещенное и сделаем себя нечистыми, то, возвратившись домой и взглянув на эти книги, мы более осуждаем себя в совести и делаемся менее склонными к повторению тех же грехов, а если, напротив, будем жить благочестиво, то получим оттуда еще большую пользу. Как только кто касается Евангелия, то тотчас благоустрояет ум свой, и при одном только взгляде на него – отрешается от (всего) житейского. Если же присоединится и внимательное чтение, то душа, как бы вступая в таинственное святилище, очищается и делается лучшей, так как с ней беседует Бог через эти Писания. А что, скажут, если мы не понимаем содержащегося в них? Даже если ты и не понимаешь содержащегося в них, от самого чтения бывает великое освящение. Впрочем невозможно, чтобы ты одинаково не понимал всего; благодать Духа для того именно и устроила, что эти книги сложили мытари, рыбари, скинотворцы, пастыри овец и коз, люди простые и неученые, чтобы никто из простых людей не мог прибегать к такой отговорке, чтобы всем было удобопонятно то, что говорится, чтобы и ремесленник, и слуга, и вдовая женщина, и необразованнейший из всех людей получали пользу и назидание от слушания; ибо не для суетной славы, как внешние (мудрецы), но для спасения слушателей сложили все это те, которые в начале удостоились благодати Духа.

3. Внешние философы, и риторы, и писатели, искавшие не общей пользы, но имевшие в виду только возбудить удивление к самим себе, если и говорили что-нибудь полезное, прикрывали это, как бы каким мраком, обычной неясностью. Но апостолы и пророки делали все напротив: они преподали учение ясное и понятное для всех, как общие учители вселенной, чтобы каждый и сам собою при одном чтении мог понять сказанное. Предвозвещая это и пророк говорил: «будут вси научени Богом, и не научит кийждо ближняго своего... глаголя: познай Господа; яко вси познают Мя от мала даже и до великаго их» (Ис.54:13; Иер.31:34; Ин.6:45). И Павел говорит: «И аз пришед к вам, братие, приидох не по превосходному словеси или премудрости, возвещая вам свидетельство Божие»; и еще: «и слово мое, и проповедь моя не в препретелных человеческия премудрости словесех, но в явлении Духа и силы», и еще: «премудрость же глаголем... не века сего, ни князей века престающих» (1Кор.2:1,4,6). И для кого не ясно все, что заключается в Евангелиях? Кто, слыша, что «блажени кротцыи, блажени милостивии,...блажени чистии сердцем» (Мф.5:5,7,8) и подобное этому, будет нуждаться в учителе, чтобы сколько-нибудь понять сказанное? А обстоятельства знамений и чудес, и исторических повествований не всякому ли понятны и ясны? Вышесказанное есть только предлог, отговорка и прикрытие лености. Ты не понимаешь того, что содержится? Но как и понять тебе, когда ты не хочешь даже просто взглянуть в книгу? Возьми в руки книгу; прочитай всю историю, понятное удержи в памяти, а неясное и непонятное прочитай несколько раз; если же и при частом чтении не в состоянии будешь понять того, о чем говорится; ступай к мудрейшему, поди к учителю, снесись с ним о сказанном, покажи великое усердие; и Бог, видя, что ты употребляешь такое старание, не презрит твоей неусыпной заботливости; если человек не изъяснит тебе искомого, то Он сам несомненно откроет. Вспомни о евнухе царицы эфиопской, который, быв иноплеменником и занят множеством забот и отовсюду окружен многими делами, хотя не понимал того, что читал, однако читал, сидя в колеснице. Если же он на пути показал такое усердие, то представь, каков он был, находясь дома; если во время путешествия он не хотел оставаться без чтения, то тем более, сидя в доме; если, и не понимая читаемого, он не оставлял чтения, то тем более после того, как стал понимать. А что он не понимал читаемого, об этом послушай, что говорит ему Филипп: «Разумееши ли, яже чтеши» (Деян.8:30)? Он же, услышав это, не покраснел, не устыдился, но признался в своем неведении и сказал: «Како убо могу, аще не кто наставит мя» (Деян.8:31). Так как он, еще не имея руководителя, читал столь усердно, то за это скоро получил и руководителя. Бог увидел его ревность, принял усердие, и скоро послал ему учителя. Но ныне нет Филиппа? Зато есть Дух, подвигнувший Филиппа. Не будем же возлюбленные, пренебрегать своим спасением; все это написано для нас, «в научение наше, в нихже концы век достигоша» (1Кор.10:11). Великая защита от грехов – чтение Писаний, а незнание Писаний – великая стремнина и глубокая пропасть; великая потеря для спасения – не знать ничего из Божественных постановлений. Это незнание породило ереси; оно привело и к развратной жизни; оно перевернуло все вверх дном; ибо невозможно, невозможно, чтобы без плода остался тот, кто постоянно с усердием занимается чтением (Писаний). Вот одна притча сколько пользы принесла нам? Сколько улучшила нашу душу? Я хорошо знаю, что многие ушли отсюда, получив довольно пользы от слушания; если же есть такие, которые не столько собрали плодов, однако и они, по крайней мере в тот день, когда слушали, конечно, были лучше. Не маловажное дело и один день провести в сокрушении о грехах, устремить взор к высшему любомудрию и дать душе, хотя немного, успокоиться от житейских попечений. А если мы будем делать это при каждом собрании и неопустительно, то такая непрерывность слушания произведет в нас великое и отличное благо.

4. Теперь я сообщу вам и последующие обстоятельства притчи. Что же следует? Когда богатый сказал: «Посли Лазаря, да омочит конец перста своего и устудит язык мой»; послушаем, что говорит Авраам: «Чадо, помяни, яко восприял еси благая твоя в животе твоем, и Лазарь такожде злая: ныне же зде утешается, ты же страждеши. И над всеми сими между нами и вами пропасть велика утвердися, яко да хотящии прейти отсюду к вам, не возмогут, ни иже оттуду, к нам преходят» (Лк.16:24–26). Тяжки эти слова и много содержат в себе прискорбного для нас. Знаю это и я; но чем сильнее они действуют на совесть, тем больше приносят пользы душе испытывающих это действие. Если бы это там сказано было нам, как и богачу, то поистине надлежало бы плакать, скорбеть и сетовать о том, что нам уже не осталось времени на покаяние; но так как мы слышим это здесь, где возможно и покаяться, и омыть грехи, и приобрести великое дерзновение, и исправиться, убоявшись несчастья, случившегося с другими; то будем благодарить человеколюбивого Бога, наказанием других избавляющего нас от беспечности и пробуждающего нас от сна. Для того и сказано это наперед, чтобы нам не потерпеть того же. Если бы (Бог) хотел наказать нас, то не сказал бы этого наперед; но так как Он не хочет подвергнуть нас мучению, то наперед говорит о нем, чтобы мы, вразумившись этим предостережением, не испытали мучения на самом деле. Но почему не сказал (Авраам): приял «еси благая твоя», а – «восприял»? Вы, конечно, помните сказанное мною, что здесь открывается нам великая и неизмеримая бездна мыслей. Словом: «восприял» показывается и раскрывается некоторый долг; ибо воспринимают должное. Если же этот богач был нечестив и преступен, и жесток, и бесчеловечен; то почему Авраам не сказал ему: приял «еси благая твоя», а – «восприял», как бы по праву принадлежащее ему и должное? Чему научаемся мы отсюда? Тому, что, хотя некоторые и нечестивы и дошли до крайности во зле, но иногда и они делали хотя одно или два, или три добрых дела. А что я говорю это теперь не по догадке, видно из следующего. Кто был преступнее, бесчеловечнее, нечестивее неправедного того судьи, который ни Бога не боялся, ни людей не стыдился? Но, живя в таком нечестии, он сделал и нечто доброе: он сжалился над вдовой, которая постоянно беспокоила его, преклонился на милость, исполнил просьбу её и наказал тех, которые обижали ее (Лк.18:2–5). Так бывает, что иной невоздержен, но иногда милостив; или бесчеловечен, но целомудрен; если же невоздержен и жесток, однако сделал когда-нибудь в жизни хотя бы одно доброе дело. То же, наоборот, надобно думать и о людях добрых. Как самые нечестивые иногда делают что-нибудь доброе, так и честные и добродетельные нередко в чем-нибудь погрешают; ибо «кто похвалится, – говорит премудрый, – чисто имети сердце, или кто дерзнет рещи чиста себе быти от грехов» (Притч.20:9)? Посему, так как вероятно, что и богач, хотя дошел до крайнего нечестия, делал что-нибудь доброе, и Лазарь, хотя достиг верха добродетели, погрешал в чем-нибудь неважном, то посмотри, как на то и другое указал патриарх словами: «восприял еси благая твоя, и Лазарь такожде злая». Смысл слов такой: если ты сделал что-нибудь доброе и тебе за это следовала награда, то ты все уже восприял в том мире, живя в веселии и в богатстве, наслаждаясь великим благоденствием и благополучием; и Лазарь, если сделал что-нибудь худое, то восприял все, пострадав от бедности, голода и крайних бедствий; и каждый из вас пришел сюда обнаженным – он от грехов, а ты от дел правды; посему, здесь он имеет чистое утешение, а ты терпишь безотрадную муку. Подлинно, если добрые дела наши малочисленны и незначительны, а грехов великое и невыразимое бремя, и при этом еще будем здесь наслаждаться благополучием и не потерпим никакого бедствия, то отойдем отсюда совершенно обнаженными и отчужденными от награды и за добрые дела, как уже восприявшие все здесь; равно как, если наши добродетели велики и многочисленны, а грехи малочисленны и незначительны, между тем мы потерпим какое-либо бедствие, то, сложив с себя здесь и эти немногие грехи, мы там получим чистое и совершенное воздаяние за добрые дела. Итак, когда ты увидишь, что кто-либо, провождая жизнь в нечестии, не терпит здесь никакого бедствия, не ублажай его, но плачь и сожалей о нем, как о человеке, который там подвергнется всем бедствиям, как и этот богач. Напротив, когда увидишь, что кто-либо печется о добродетели и терпит бесчисленные искушения, ублажи его и подражай ему; потому что ему и здесь разрешаются все грехи, и там уготовляются многие награды за терпение, как было и с этим Лазарем.

5. Из людей одни наказываются только здесь, а другие здесь не терпят никакого бедствия, но все наказание получают там; иные же наказываются и здесь и там. Которых же из этих трех (разрядов людей) вы ублажаете? Знаю, что – первых, которые здесь наказываются и слагают с себя грехи. А после них – которых ставите вторыми? Вы, может быть, тех, которые здесь ничего не терпят, но все наказание получают там? А я не этих, но тех, которые наказываются и здесь и там; потому что кто здесь понес наказание, тот легчайшей подвергнется казни там; а кто должен там понести все наказание, тот подвергнется непременному осуждению; подобно как и этот богач, не получив здесь никакого разрешения от своих грехов, там наказан так жестоко, что не мог получить и малой капли воды. Но и из этих грешников, которые не терпят здесь никакого бедствия, более несчастными я считаю тех, которые кроме того, что не наказываются здесь, наслаждаются еще весельем и счастьем. Как то, что грешники не несут наказания за грехи здесь, приготовляет им тягчайшее наказание там; так то, что они еще наслаждаются благополучием, весельем и богатством, бывает для них поводом и причиной большего наказания и мучения там. Когда мы, несмотря на грехи наши, пользуемся милостью от Бога, то это самое наиболее может ввергнуть нас в сильнейший огонь. Если испытывающий на себе только долготерпение (Божие), но не воспользовавшийся им, как должно, подвергнется тягчайшему наказанию, то кто избавит его от такого наказания, если он, при долготерпении, будет получать еще величайшие милости, и несмотря на это пребудет в нечестии? А что пользующиеся здесь долготерпением (Божиим) собирают себе полное наказание там, если не покаются, об этом, послушай, что говорит Павел: «помышляеши ли же сие, о человече, судяй таковая творящим, и творя сам таяжде, яко ты избежиши ли суда Божия? Или о богатстве благости Его и кротости и долготерпении нерадиши, не ведый, яко благость Божия на покаяние тя ведет? По жестокости же твоей и непокаянному сердцу, собираеши себе гнев в день гнева и откровения праведнаго суда Божия» (Рим.2:3–5). Итак, когда мы увидим, что некоторые обладают богатством, живут в роскоши, намащаются благовониями, проводят дни в пьянстве, пользуются великой властью и славой, великим блеском и знатностью и, несмотря на грехи свои, не терпят никакого бедствия, то будем плакать и сожалеть о них особенно потому самому, что они, согрешая, не наказываются. Как, видя кого-нибудь одержимым водяной болезнью или расстройством печени, или страждущим какой-либо заразой и со всех сторон множеством ран, и при всем том предающимся пьянству и веселью и таким образом усиливающим свою болезнь, ты не только не удивляешься ему и не считаешь его счастливым от веселья, но по этому самому особенно и называешь его несчастным; так рассуждай и о душе. Когда ты увидишь, что человек живет в нечестии, и однако наслаждается великим благоденствием и не терпит никакого бедствия; то потому более и пожалей его, что он, подвергшись болезни и самой тяжкой заразе, усиливает болезнь, от веселья и неумеренности делаясь худшим; ибо не наказание есть зло, но грех; он удаляет нас от Бога; а наказание приводит к Богу и прекращает гнев Его. Откуда это видно? Послушай пророка, который говорит: «Утешайте, утешайте люди моя... священницы, глаголите в сердце Иерусалиму,... яко прият от руки Господни сугубы грехи своя» (Ис.40:1–2). И еще: «Господи Боже наш, мир даждь нам, вся бо воздал еси нам» (Ис.26:12). А чтобы вам убедиться, что одни наказываются здесь, другие там, а иные и здесь и там, об этом, послушайте, что говорит Павел, обличая тех, которые недостойно приобщаются таинствам. Сказав, что ядущий и пиющий недостойно Тело и Кровь Господа, «повинен будет Телу и Крови Христовой», он тотчас присовокупил: «сего ради в вас мнози немощни и недужливы и усыпают довольни. Аще бо быхом себе рассуждали, не быхом осуждени были. Судими же, от Господа наказуемся, да не с миром осудимся» (1Кор.11:27,30–32). Видишь ли, как здешнее наказание избавляет нас от тамошнего мучения? И о прелюбодее он говорит: «предати таковаго сатане во измождение плоти, да дух спасется в день Господа нашего Иисуса Христа» (1Кор.5:5). И из примера Лазаря видно, что, если он сделал что-либо худое, то омыл это здесь, а таким образом отошел туда чистым; то же видно и из примера расслабленного, который, быв одержим недугом тридцать восемь лет, продолжительностью болезни загладил грехи. А что он так страдал за грехи, об этом, послушай, что говорит Христос: «се здрав еси, ктому не согрешай, да не горше ти что будет» (Ин.5:14). Из всего этого видно, что некоторые здесь наказываются и освобождаются от грехов.

6. А что некоторые наказываются и здесь и там, если здесь не получат наказания соответствующего тяжести грехов, об этом, послушай, что говорит Христос, касаясь содомлян. Сказав: «иже аще не приимет вас, отрясите прах ног ваших», Он присовокупил: «отраднее будет земли Содомстей и Гоморрстей в день судный, неже граду тому» (Мф.10:14–15). Словом «отраднее» Он показал, что и содомляне будут наказаны, но легче, потому что и здесь уже потерпели наказание. А что есть такие, которые, не потерпев здесь никакого бедствия, там понесут все наказание, это показал нам упомянутый богач, претерпевающий там неослабную казнь и не получающий нималой отрады, потому что там ожидало его все наказание. Посему, как из грешников те, которые здесь не терпят никакого бедствия, большему наказанию подвергнутся там, так и из праведников те, которые здесь терпят много бедствий, большую честь получат там. И как из двух грешников, из которых один здесь наказан, а другой не наказан, наказанный блаженнее ненаказанного; так и из двух праведников, из которых здесь один потерпит большие, а другой меньшие скорби, блаженнее претерпевший большие, потому что Господь каждому воздаст по делам его. Что же? Неужели, скажут, нет ни одного такого, который бы и здесь и там наслаждался спокойствием? Трудно это, человек, и даже невозможно. Невозможно, поистине невозможно тому, кто живет здесь в нерадении и беспечности, постоянно наслаждается всем и проводит жизнь тщетно и напрасно, удостоиться чести там. Если его не мучит бедность, то мучит похоть, и он предается ей, а в этом – немалый труд; если не беспокоит болезнь, то разжигает гнев, а победа над гневом сопряжена с немалым огорчением; если не нападают искушения, то непрестанно восстают лукавые помыслы. Нелегко обуздать порочную похоть, укротить тщеславие, смирить гордость, отстать от веселья, вести строгую жизнь; а кто этого и тому подобного не делает, тому невозможно спастись. А что живущие в веселии не спасутся, послушай, что говорит Павел о вдовице: «питающаяся пространна, жива умерла» (1Тим.5:6). Если же это сказано о жене, то тем более о муже. И что ведущему роскошную жизнь невозможно достигнуть небес, это объяснил и Христос, сказав так: «Узкая врата, и тесный путь вводяй в живот, и мало их есть, иже обретают его» (Мф.7:14). Как же, скажут, Он говорит: «иго Мое благо и бремя Мое легко есть» (Мф.11:30)? Если путь тесен и прискорбен, то как Он еще называет его удобным и легким? То – по свойству искушений, а это – по произволению идущих; ибо и невыносимое по свойству своему может сделаться легким, если мы примемся за него с охотою. Так и апостолы, потерпев побои, возвращались с радостью о том, что удостоились принять бесчестие за имя Господне (Деян.5:41); хотя мучения, по свойству своему, обыкновенно причиняют боль и скорбь, но произволение потерпевших побои победило самую природу вещей. Посему и Павел говорит: «вси же хотящии благочестно жити о Христе Иисусе, гоними будут» (2Тим.3:12); так что, если не преследует их человек, то враждует против них дьявол; и нужно нам много любомудрия и великое терпение, чтобы бдеть и бодрствовать в молитвах, чтобы не желать чужого, чтобы раздавать имение нуждающимся, чтобы решительно отказаться от всякой роскоши как в одежде, так и в трапезе, чтобы избегать любостяжания, пьянства, злословия, чтобы воздерживать язык и не кричать бесчинно, как говорит апостол: «всяка горесть, и гнев, и ярость, и клич, и хула, да возмется от вас» (Еф.4:31), – чтобы не сквернословить, чтобы не произносить шуточных слов. А немалый труд – соблюдать это с точностью. Чтобы понять тебе, как трудно любомудрствовать и как не совместен с этим делом покой, послушай, что говорит Павел: «умерщвляю тело мое и порабощаю» (1Кор.9:27). Этими словами он указал на то принуждение и великий труд, какие необходимо употреблять желающим сделать тело свое благопокорным во всем. И Христос говорил ученикам: «В мире скорбни будете, но дерзайте: яко Аз победих мир» (Ин.16:33). Эта скорбь, говорит Он, доставит вам покой; настоящая жизнь есть место борьбы; а на месте борьбы и среди подвигов не может наслаждаться покоем тот, кто хочет быть увенчанным. Итак, если кто хочет быть увенчанным, тот пусть изберет жизнь суровую и трудную, чтобы, потрудившись здесь немного времени, насладиться там вечной почестью.

7. Сколько огорчений встречается каждый день! Какова же должна быть душа, чтобы не роптать и не унывать, но благодарить, прославлять и почитать поклонением Того, Кто попускает такие искушения? Сколько неожиданностей, сколько стеснительных обстоятельств! Между тем надобно подавлять лукавые помыслы и не позволять языку произносить что-нибудь неуместное, как и блаженный Иов, претерпевая бесчисленные скорби, не переставал благодарить Бога. А есть такие, которые, если потерпят в чем-нибудь неудачу или услышат злословие от кого-либо, или подвергнутся болезни, например, ног или головы, или какой-нибудь другой, тотчас начинают богохульствовать, и таким образом тяжесть болезни несут, а пользы от ней лишаются. Что делаешь ты, человек, произнося хулу на своего Благодетеля, Спасителя, Заступника и Промыслителя? Или не чувствуешь, что ты несешься к пропасти и ввергаешь себя в бездну крайней погибели? Неужели ты облегчишь свое страдание, если будешь богохульствовать? Нет, ты только увеличиваешь его и делаешь свое мучение более тяжким. Для того дьявол и наводит бесчисленные бедствия, чтобы низринуть тебя в эту бездну; и если видит, что ты богохульствуешь, то немедленно умножает и усиливает горести, чтобы мучимый ими, ты опять возроптал; а если видит, что ты переносишь мужественно, и чем более усиливается страдание, тем более благодаришь Бога, то он тотчас отступает, как уже нападающий тщетно и напрасно. Как пес, стоя у стола и видя, что человек, вкушающий пищу, часто бросает ему что-нибудь из лежащего на столе, остается тут безотлучно; если же, постоявши раз и два раза, не получит ничего, то отходит прочь, как пристававший тщетно и напрасно; так и дьявол постоянно стоит перед нами с открытой пастью; если бросишь ему, как псу, богохульное слово, то он, схватив его, опять приступит; если же всегда будешь благодарить Бога, то уморишь его голодом и скоро отгонишь и заставишь отбежать. Но ты не можешь молчать, страдая от горести? И я не запрещаю тебе говорить, но вместо хулы – благодарение, вместо ропота – благословение. Исповедуйся, Господу, громко восклицай – молясь, громко восклицай – прославляя Бога; от этого у тебя и страдание облегчится, так как дьявол отбежит вследствие благодарения, а помощь Божия приблизится. Если ты будешь богохульствовать, то и помощь Божию отстранишь и дьявола усилишь против тебя, и себя подвергнешь большим страданиям; если же будешь благодарить, то и козни лукавого демона отразишь и привлечешь к себе помощь Бога-Промыслителя. Часто язык по привычке порывается произнести худое слово. Но когда он будет порываться, то, прежде нежели он произнесет такое слово, прикуси его крепко зубами. Лучше ему теперь истечь кровью, нежели тогда, почувствовав нужду в капле воды, не получить этого утешения; лучше ему потерпеть временную боль, нежели тогда подвергнуться наказанию вечным мучением, подобно как и язык того богача, опаляемый огнем, не получил никакой прохлады. Бог заповедал тебе любить твоих врагов, а ты отвращаешься и от любящего тебя Бога? Заповедал превозносить поносящих, благословлять клянущих, а ты злословишь Благодетеля и Покровителя, не потерпев ничего худого? Разве Он не мог отвратить искушения? Но Он попустил для того, чтобы ты сделался опытнее. Но вот, говоришь ты, я падаю и гибну. – Не от свойства искушения, а от собственной твоей беспечности. Что легче, скажи мне, хула или благодарение? Та не делает ли слышащих ее врагами тебе и неприятелями, не ввергает ли в уныние и не причиняет ли потом великой скорби? А это не доставляет ли тебе бесчисленных венцов за любомудрие, бесчисленных знаков удивления от всех и великих наград от Бога? Почему же ты, оставляя полезное, удобное и приятное, вместо этого гонишься за тем, что вредит, печалит и мучит? Кроме того, если бы причиной богохульства была тяжесть искушения и бедности, то всем бедным надлежало бы богохульствовать; а между тем многие из живущих в крайней бедности, постоянно благодарят Бога; а другие, наслаждаясь богатством и весельем, не перестают богохульствовать. Таким образом, не существо вещей, а наше произволение бывает виной того и другого. Для того я и прочитал эту притчу, чтобы ты знал, что беспечному не поможет и богатство, а внимательному и бедность не может повредить. Что я говорю, бедность? Если совокупятся даже все бедствия человеческие, то и они не возмутят души боголюбивого и любомудрого, и не принудят оставить добродетель (свидетель этому Лазарь); равно как нерадивому и изнеженному никогда не могут принести пользы ни богатство, ни здоровье, ни постоянное благоденствие, ни что-либо другое.

8. Итак, не будем говорить, что бедность и болезнь, и нападения опасностей принуждают богохульствовать. Не бедность, а безумие; не болезнь, а небрежность; не нападения опасностей, а скудость благочестия доводит невнимательных и до богохульства, и до всякого зла. Но почему, скажешь, одни наказываются здесь, другие там, а не все здесь? Почему? Потому что, если бы так было, мы все погибли бы; так как все мы подлежим наказанию. С другой стороны, если бы никто не наказывался здесь, очень многие сделались бы еще небрежнее, а многие сказали бы, что нет и Провидения; ибо, если и теперь так многие богохульствуют, хотя и видят, что многие из порочных наказываются, то чего они не сказали бы, если бы и этого не было? До какого зла не дошли бы тогда? Посему Бог одних здесь наказывает, а других не наказывает; наказывает некоторых, отсекая их грехи и облегчая для них тамошнее наказание, или и совершенно освобождая их от него, и наказанием их вразумляя живущих в нечестии; а других, напротив, не наказывает, чтобы они, если будут внимательны к самим себе, покаявшись и устыдившись долготерпения Божия, избавились и от здешнего наказания, и от тамошнего мучения; а если пребудут в нечестии, не вразумляясь долготерпением Божиим, то подверглись бы большему наказанию за свою крайнюю небрежность. Если же кто из считающих себя сведущими станет говорить, что наказываемые терпят несправедливость (потому что они могли бы покаяться), то мы скажем, что, если бы Бог предвидел их раскаяние, то и не наказал бы их. Если Он терпит тех, о которых знает, что они останутся неисправимыми, то тем более тех, о которых бы знал, что они употребят во благо Его долготерпение, пощадил бы в настоящей жизни, чтобы они отсрочкой времени воспользовались для покаяния. Между тем, поражая их ранее, Он и для них облегчает тамошнее наказание, и других вразумляет их наказаниями. А для чего Он это делает не со всеми грешниками? Для того, чтобы остающиеся (в живых) вразумились страхом и наказаниями других, и, восхвалив долготерпение Божие и устыдившись Его снисхождения, оставили нечестие. Но они, скажешь, ничего такого не делают? В этом уже виновен не Бог, а беспечность тех, которые не захотели воспользоваться такими пособиями к своему спасению. А чтобы тебе увериться, что для этого Он так поступает, послушай. Смешал некогда Пилат кровь галилеян с кровью жертв, о чем некоторые, пришедши, возвестили Христу; Он же сказал: «мните ли, яко Галилеяне сии грешнейши бяху;... ни, глаголю вам: но аще не покаетеся, вси такожде погибнете» (Лк.13:2–3). Еще другие восемнадцать погибли под развалинами некоторой башни; и о них Он сказал то же (Лк.13:4–5). Словами: «мните ли, яко сии грешнейши бяху; ни, глаголю вам», Он выразил, что и оставшиеся в живых подлежали тому же; а словами: «аще не покаетеся, вси такожде погибнете», показал, что и тем Бог попустил пострадать для того, чтобы оставшиеся в живых, устрашившись случившегося с другими и покаявшись, соделались наследниками Царствия. Что же, скажешь, другой наказывается для того, чтобы я сделался лучше? Не для этого он наказывается, а за свой грех; но кроме того для внимательных он становится средством ко спасению, страхом случившегося с ним делая их более исправными. Так поступают и господа: часто, наказав одного слугу, они страхом делают других более благоразумными. Итак, когда увидишь, что некоторые или погибли при кораблекрушении, или задавлены зданием, или истреблены пожаром, или потонули в реке, или другим каким-нибудь насильственным образом окончили жизнь; между тем как другие, грешившие подобно им или еще хуже, ничего такого не потерпели; не смущайся и не говори: почему согрешившие одинаково не пострадали одинаково? Но рассуждай так, что Бог одному попустил быть убитым и задавленным, чтобы облегчить ему тамошнее наказание, или и совсем освободить от него; а другому не попустил потерпеть ничего такого, чтобы он, вразумившись наказанием первого, сделался благонравнее; если же он будет оставаться в тех же грехах, то, по собственной своей беспечности, навлечет на себя неизменное наказание, и Бог не будет виной этого невыносимого мучения. Опять, если увидишь, что праведник скорбит или терпит все вышесказанное, не падай духом: эти бедствия служат ему к получению светлейших венцов. И вообще всякое наказание, если оно постигает грешников, облегчает тяжесть грехов, а если праведников, то делает душу их более светлой; и для тех и других бывает величайшая польза от скорби, только бы мы переносили ее с благодарностью; ибо это и требуется от нас.

9. Для того история Божественного Писания наполнена множеством таких примеров и представляет нам злостраждущими и праведных, и порочных, чтобы, праведник ли кто или грешник, имея такие примеры, переносил несчастья великодушно. Но она представляет тебе грешников не только страждущих, но и благоденствующих для того, чтобы ты не возмущался их счастьем, узнав из случившегося с этим богачом, какой после ожидает их огонь, если они не исправятся. Итак, нельзя, скажет, и здесь и там наслаждаться покоем? Нельзя. Поэтому праведники и проводили здесь многотрудную жизнь. Что же, скажешь, Авраам? Но кто потерпел столько бедствий? Не оставил ли он отечества? Не отделился ли от всех сродников? Не терпел ли голода в чужой земле? Не переходил ли постоянно, как скиталец из Вавилона в Месопотамию, отсюда в Палестину, а оттуда в Египет? Что сказать о борьбах его за жену, о битвах с варварами, о плене родственного ему семейства, о других бесчисленных неприятностях? Когда же он получил сына, то не тягчайшую ли претерпел скорбь, услышав повеление заклать собственными руками своего вожделенного и возлюбленного? А обреченный на заклание Исаак не постоянно ли был гоним отовсюду соседями? Не был ли лишен жены, как и отец, и не оставался ли столько времени бездетным? А Иаков, воспитанный дома, не потерпел ли бедствий еще более жестоких, нежели дед его? Но чтобы нам, перечисляя все, не сделать слова продолжительным, послушай, что говорит он о всей своей жизни: «малы и злы быша дние лет жития моего: не достигоша во дни лет жития отец моих» (Быт.47:9). Кто, увидев своего сына сидящим на царском престоле и пользующимся столь великой славой, не забыл бы прошедших несчастий? Но он так был сокрушен скорбью, что и при таком счастье не забыл прежних бедствий. А что Давид? Какие он испытал печали? Не то же ли, что Иаков, и он выражает словами: «дние лет наших, в нихже семьдесят лет, аще же в силах, осмьдесят лет, и множае их труд и болезнь» (Пс.89:10)? А что Иеремия? Не проклинает ли он и день своего рождения, вследствие непрерывных бедствий (Иер.20:10,14)? А что Моисей? Не говорил ли он в изнеможении: «Убий мя, аще тако ты твориши мне» (Числ.11:15)? А Илия, эта небесная душа, заключивший небо, после многих чудес не вопиял ли с плачем к Богу: «Возми от мене душу мою, Господи, яко несмь аз лучший отец моих» (3Цар.19:4)? Но для чего говорить о каждом из них? Павел обо всех них вместе повествует так: «проидоша в милотех, и в козиях кожах, лишени, скорбяще, озлоблени, ихже не бе достоин (весь) мир» (Евр.11:37,38). И вообще, желающему угождать Богу и быть добродетельным и чистым, совершенно необходимо вести жизнь не спокойную, приятную и беспечную, но прискорбную и исполненную многих трудов и подвигов; "ибо никто, – говорит (апостол), – не венчается, аще не законно будет подвизатися» (2Тим.2:5); и в другом месте говорит: «всяк же, подвизаяйся, от всех воздержится» (1Кор.9:25), и от слова, и от взгляда, и от звука постыдного, и от злословия, и от хуления, и от срамословия (Кол.3:8). Отсюда мы научаемся, что, если и не постигнет нас искушение отвне, то мы сами должны каждый день упражнять себя постом, суровой жизнью, скудной пищей, простой трапезой, избегая роскоши во всем; ибо иначе нельзя угодить Богу. Никто не говори мне этих пустых слов, будто такой-то наслаждается и здешними, и тамошними благами; это не может быть с людьми, живущими в богатстве, веселии и во грехах. Но, если надобно это сказать, о поражаемых бедствиями и скорбями можно сказать, что они наслаждаются и здешними, и тамошними благами: тамошними, получая награду, а здешними, питаясь надеждой тех благ и не чувствуя настоящих бедствий от ожидания будущих благ. Но выслушаем и то, что следует далее: «И над всеми сими, – говорит (Авраам), – пропасть велика утвердися между нами и вами» (Лк.16:26). Итак справедливо сказал Давид, что «брат не избавит... не даст Богу измены за ся» (Пс.48:8); ибо невозможно это, хотя бы то был брат, хотя бы отец, хотя бы сын. Посмотри: Авраам назвал богача чадом, но ничего отеческого оказать ему не мог, богач назвал Авраама отцом, но отеческим благоволением, каким обыкновенно пользуется сын, воспользоваться не мог, дабы ты знал, что ни родство, ни дружба, ни сострадание, ни другое что-либо не может принести пользы тому, кто ранее предал себя собственной жизнью.

10. Говорю это потому, что многие часто, когда мы убеждаем их быть внимательными к себе и бодрствовать, остаются беспечными, обращают увещание в смех и говорят: ты заступишься за меня в тот день, и – я ободряюсь и не боюсь. А другой говорит: у меня отец – мученик; а иной: у меня дед – епископ; другие еще указывают на всех домашних своих. Но все это пустые слова; ибо тогда не может принести нам пользы добродетель других. Вспомни о тех девах, котором не уделили елея пяти девам: сами они вошли в брачный чертог, а те остались за дверями. Великое благо иметь надежду спасения в собственных добрых делах; а никакой друг никогда не защитит там. Если и здесь, где от нас зависит перемена, Господь говорит Иеремии: «Ты же не молися о людех сих» (Иер.7:16); то тем более там. Что говоришь ты? У тебя отец – мученик? Это самое особенно и может послужить к большему твоему осуждению, когда ты, имея дома примеры добродетели, окажешь себя недостойным добродетели предков. Но ты имеешь доблестного и дивного друга? И он тебе не поможет тогда. Как же говорит Христос: «сотворите себе други от мамоны неправды, да, егда оскудеете, приимут вы в вечные кровы» (Лк.16:9)? Не дружба здесь является защитой, а милостыня. Если бы одна дружба защищала, то надлежало бы сказать просто: «сотворите себе други»; между тем, желая показать, что не дружба одна защищает, Он присовокупил: «от мамоны неправды» (богатством неправедным). Может быть, кто-нибудь скажет: я могу без мамоны приобрести себе друга, и гораздо лучшего, нежели от мамоны. Но чтобы ты знал, что милостыня служит защитой для тебя, твое собственное дело и твоя добродетель, для этого Он повелел тебе полагаться не просто на дружество святых, но на дружество, приобретаемое через мамону. Итак, зная все это, возлюбленные, будем внимательны к самим себе со всем тщанием; наказываемся ли мы, будем благодарить; наслаждаемся ли благоденствием, будем беречь себя, и, вразумляясь бедствиями других, будем изъявлять благодарность покаянием и сокрушением, и непрестанным исповеданием; и если мы предались какому-либо греху в настоящей жизни, то, отвергнув его и с великим усердием очистив душу свою от всякой скверны, будем молить Бога, чтобы Он удостоил всех нас, по отшествии отсюда прийти туда так, чтобы нам не с богачом, а с Лазарем успокоиться в лоне патриарха и наслаждаться вечными благами, которых да сподобимся все мы благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, вместе со Святым Духом, слава во веки веков. Аминь.

1. Сегодня надобно окончить притчу о Лазаре. Вы, может быть, думаете, что у нас все сделано; но я не хочу воспользоваться вашим неведением для обмана, и не отстану, пока не возьму из притчи всего, что только представится, и тогда отойду; и земледелец, снявши весь виноград, не уходит дотоле, пока не оборвет и последние ягоды. Так и я теперь вижу, что под словами (притчи), как бы под листьями, скрываются еще мысли, которые теперь и соберу тщательно, употребив вместо серпа слово. Виноградник, раз быв обобран, остается без плода, с одними листьями; но не так бывает с духовным виноградником Божественных Писаний; но, хотя бы мы взяли все, что видим, в нем остается еще более. Многие конечно и прежде нас говорили об этом предмете; многие, может быть, будут говорить и после нас: но никто не будет в состоянии исчерпать все его богатство. Таково свойство этого богатства: чем более станешь проникать в глубину, тем более будут истекать божественные мысли; это источник неиссякающий. Надлежало бы отдать вам этот долг еще в предшествовавшее собрание; но я признал не безопасным пройти молчанием подвиги блаженного Вавилы и двоицы святых мучеников после него бывших¹; поэтому я отсрочил уплату долга, сберегая вам полную уплату до настоящего дня. Теперь же, когда мы и отцам воздали славу, не по достоинству их, а по нашим силам, я преподам и вам остаток повествования о Лазаре. Но вы не утомляйтесь, пока я не дойду до конца, начав слово с того, на чем прежде остановил его. На чем же я остановил его? На пропасти, отделяющей праведных от грешников. Когда богач сказал: «посли Лазаря», Авраам отвечал ему: «пропасть велика утвердися между вами и нами, яко да хотящии прейти отсюду к вам, не возмогут, ни иже оттуду, к нам преходят» (Лк.16:26). Я много уже говорил в доказательство того, что, после человеколюбия Божия, должно полагать надежду спасения в собственных делах, не рассчитывая на отцов, дедов и прадедов, ни на сродников, друзей, домашних и соседей, ибо «брат не избавит: избавит ли человек» (Пс.48:8)? Сколько бы ни просили и ни умоляли отшедшие отсюда с грехами, все слова их будут тщетны и напрасны. И пять дев просили елея у своих сверстниц, но не получили (Мф.25:9); и скрывший в землю талант, хотя много оправдывался, однако был осужден (Мф.25:28); и не напитавшие Христа алчущего и не напоившие жаждующего, хотя думали защититься неведением, но не получили прощения и оправдания (Мф.25:45). А другие даже ничего не могли сказать, как например, тот, который одет был в нечистую одежду: когда он был обвиняем, то молчал (Мф.22:12). И не только этот, но и другой, который, злопамятствуя на ближнего, требовал ста динариев и потом за это самое был обвиняем господином в жестокости и бесчеловечии, также ничего не мог сказать (Мф.18:28–34). Отсюда ясно, что нам ничто не поможет там, если не будем иметь добрых дел, но, станем ли мы умолять и просить или молчать, одинаково постигнет нас наказание и мучение. Послушай, как и этот богач, обратившись к Аврааму с двумя просьбами, не успел ни в одной из них. Сперва он просил о себе словами: «посли Лазаря»; потом уже не о себе, а о братьях; но не успел ни в той, ни в другой просьбе. Первая была неисполнима, а вторая о братьях была излишня. Впрочем, если угодно, выслушаем внимательно самые слова их. Если в то время, когда начальник, выведши подсудимого на площадь и поставив около него палачей, начнет пытать его, все поспешно стекаются, чтобы услышать, что будет спрашивать судья, и что станет отвечать подсудимый, то тем более здесь должно со вниманием слышать, о чем просит этот подсудимый, т.е. богач, и что отвечает ему праведный Судья через Авраама. Ибо не патриарх был судьей, хотя он говорил; но как в мирских судах, подсудимых разбойников и убийц законы поставляют вдали от судьи и не позволяют им слышать голос его, обращая и это, между прочим, к бесчестию их, но какой-либо посредник передает вопросы судьи и ответы подсудимых; так было и тогда. Подсудимый не слышал голоса Божия к нему, но Авраам был посредником, передававшим слова Судьи подсудимому; ибо он не от себя говорил то, что говорил, но изрекал богатому законы Божии и передавал приговоры, произносимые свыше; поэтому богатый и не мог прекословить.

2. Будем же усердно внимать словам (притчи). Я с намерением останавливаюсь на ней, и четвертый день не отстаю от неё потому, что вижу великую пользу от этого повествования и для богатых, и для бедных, и для тех, которые смущаются благоденствием порочных и бедностью и скорбью праведных. Подлинно, ничто столько не соблазняет и не смущает народ, как то, что богатые, живущие нечестиво, наслаждаются великим благоденствием, а праведники, живущие добродетельно, впадают в крайнюю бедность, и терпят множество других бедствий более тяжких, нежели бедность. Но эта притча может доставить врачевство, вразумляя богатых и утешая бедных; тех научая не превозноситься, а бедных утешая в настоящих бедствиях; тем внушая не восхищаться, когда порочные не терпят наказания здесь, так как они подвергнутся тягчайшей муке там, а бедных убеждая не смущаться при виде чужого благоденствия и не думать, будто нет о нас промысла, когда праведный здесь страдает, а порочный и нечестивый наслаждается постоянным благополучием. Тот и другой получат должное там, один – венцы за страдание и терпение, другой – наказание и мучение за нечестие. Эту притчу напишите и богатые, и бедные: богатые – на стенах домов ваших, а бедные – на стенах души; и если она когда-либо изгладится от забвения, опять начертайте через воспоминание. А лучше, и богатые напишите ее прежде, чем на стенах дома, на сердце, и всюду носите с собой, и будет она для вас училищем и источником всякого любомудрия. Если мы всегда будем иметь ее написанной на сердце, то ни радостные обстоятельства настоящей жизни не возмогут надмить нас гордостью, ни печальные – повергнуть в уныние и отчаяние, но на те и на другие мы будем смотреть так же, как на картины, написанные на стенах. Как видя на стене изображение богатого и бедного, мы ни тому не завидуем, ни этого не презираем, потому что видимое нами есть тень, а не действительность; так, узнав свойство богатства и бедности, славы и бесчестия, и всего другого печального и радостного, мы будем свободны от смущения, ими производимого. Все это обманчивее тени, и человека возвышенного и благородного не может ничто блестящее и славное надмить гордостью, и ничто смиренное и уничиженное довести до отчаяния. Впрочем, уже время нам выслушать слова богатого. «Молю тя, отче, – говорит он, т.е. прошу, умоляю, – да послеши Лазаря в дом отца моего; имам бо пять братий, яко да засвидетельствует им, да не и тии приидут на место сие мучения» (Лк.16:27,28). Не успев в просьбе о себе, он просит о других. Посмотри, как человеколюбив и кроток он стал от наказания. Тот, кто презирал Лазаря, бывшего при нем, заботится о других отсутствующих; тот, кто проходил мимо лежавшего пред глазами его, теперь вспоминает о тех, которых не видит, и с великим почтением и усердием просит, чтобы сделано было им какое-либо внушение для избежания угрожающих им зол. Он просит послать Лазаря в дом отца его, где открыто было ему место подвигов и поприще добродетелей; пусть, говорит, увидят Лазаря увенчанным те, которые видели его подвизавшимся; свидетели его бедности, голода и множества бедствий, пусть будут теперь свидетелями происшедшей с ним перемены, его чести и славы, дабы они, вразумившись тем и другим и узнав, что дела наши не окончатся с настоящей жизнью, приготовились так, чтобы могли избежать будущего наказания и мучений. Что же Авраам? "Имут, – говорит он, – Моисея и пророки, да послушают их» (Лк.16:29); ты, говорит, не столько печешься о своих братьях, сколько создавший их Бог; Он приставил к ним множество учителей, которые убеждают, советуют, внушают. Что же опять богатый? «Ни, отче, но аще кто от мертвых идет к ним», поверят ему (Лк.16:30). Это – слова народной толпы. Где теперь те, которые говорят: кто приходил оттуда? Кто воскресал из мертвых? Кто сказал о том, что в аде? Сколько такого и тому подобного говорил самому себе богач, когда веселился. Не без причины он просил, чтобы восстал кто-либо из мертвых, но потому, что сам, слушая Писания, пренебрегал ими, насмехался и считал сказанное в них баснями; и как сам относился к ним, так думал и о братьях. И они, говорит он, рассуждают так же: но, если кто из мертвых придет, они не будут не веровать ему, не станут насмехаться, но скорее внемлют словам его. Что же Авраам? «Аще Моисея и пророков не послушают, и аще кто от мертвых воскреснет, не имут веры» (Лк.16:31). А истину того, что не слушающий Писаний не послушает и воскресших из мертвых, доказали иудеи: так как они не слушали Моисея и пророков, то не уверовали и тогда, когда видели мертвых воскресшими, но то искали убить Лазаря, то нападали на апостолов, хотя многие воскресли из мертвых во время крестной смерти (Христовой).

3. Но чтобы тебе и другим образом убедиться, что учение пророков достовернее сказания умерших, прими во внимание то, что каждый из умерших есть раб, а то, о чем говорят Писания, изрек Владыка; поэтому, хотя бы мертвый воскрес, хотя бы Ангел сошел с неба, Писания достовернее всех, потому что их дал в виде закона Владыка Ангелов, Господь мертвых и живых. А что желающие, чтобы мертвые пришли оттуда, требуют излишнего, это, кроме сказанного, можно доказать и примером нынешних судилищ. Геенна невидима для неверующих: для верующих она очевидна и ясна, а для неверующих невидима; но судилища видимы, и каждый день мы слышим, что такой-то наказан, имущество такого-то описано, иной работает в рудниках, другой сожжен на огне, иной погиб другим родом казни и мучения. Однако, слыша это, порочные, злодеи и обманщики не вразумляются. Но что я говорю: не вразумляются никогда не подвергавшиеся этим наказаниям? Многие даже из осужденных, избежав наказания, подкопав темницу и убежав из неё, нередко обращались к тем же преступлениям и совершали гораздо тягчайшие дела. Итак, не будем стараться услышать от мертвых то, чему гораздо яснее каждый день учат нас Писания. Если бы Бог признавал, что воскресшие из мертвых могут принести пользу живым; то Он, устрояющий все на пользу нашу, не оставил бы и не опустил бы столь полезного средства. Кроме того, если бы мертвые постоянно воскресали и извещали нас обо всем тамошнем, то и это опять с течением времени было бы пренебрежено; а притом и дьявол весьма удобно вводил бы нечестивое учение. Он часто мог бы показывать призраки, или, показывая некоторых притворно умерших и погребенных как бы воскресшими из мертвых, через них уверять умы обольщаемых во всем, в чем бы ни захотел. Если теперь, когда нет ничего такого, нередко обманывают и обольщают многих ночные призраки, представляющиеся в образе умерших, то гораздо более тогда, если бы это было на самом деле и утвердилось в умах людей, т.е. будто многие из умерших опять приходили сюда, нечистый демон строил бы бесчисленные козни и вводил бы в жизнь великое обольщение. Посему Бог заключил двери (вечности) и не попускает никому из отшедших возвращаться и возвещать о тамошней жизни, чтобы дьявол, воспользовавшись этим, не ввел чего-либо от собственного (измышления). Так, когда были пророки, он воздвигал лжепророков; когда были апостолы – лжеапостолов; когда явился Христос – лжехристов; когда введены были здравые догматы, он ввел нездравые, повсюду рассеевая плевелы. Таким образом, если бы и то случилось, он и под это постарался бы подделаться через свои орудия, не на самом деле воскрешая мертвых, но обольщая зрителей какими-нибудь призраками и обманами, или, как я прежде сказал: представляя некоторых притворно умершими, и все превратил бы вверх дном и привел в беспорядок. Но Бог, предвидя все это, преградил ему путь к таким козням, и, щадя нас, не попустил, чтобы кто-либо приходил оттуда возвещать живущим о тамошнем, научая нас признавать Божественные Писания достовернейшими всех. Он явил нам такие дела, которые разительнее явления мертвых: обратил (к вере) всю вселенную, рассеял заблуждение, ввел истину; совершил все это через рыбарей и простых людей и повсюду представил нам достаточные доказательства Своего промышления. Не будем же думать, что дела наши ограничиваются пределами настоящей жизни, но будем веровать, что непременно настанет суд и воздаяние за все, здесь нами сделанное. Это так ясно и очевидно для всех, что и иудеи, и язычники, и еретики, и все вообще люди согласны в этом. Хотя не все мыслят, как должно, о воскресении, но касательно суда, наказания и тамошних судилищ все согласны в том, что есть там воздаяние за здешние дела; ибо, если бы этого не было, то для чего Бог распростер столь великое небо, распространил землю, расширил море, разлил воздух, явил такое промышление, – (для чего все это), если бы Он не хотел до конца иметь о нас попечение?

4. Не видишь ли, сколь многие из живших добродетельно претерпели многочисленные бедствия и отошли, не получив ничего доброго; а другие, напротив, жили весьма нечестиво, похищали чужое имущество, грабили и притесняли вдов и сирот, наслаждались богатством, роскошью и бесчисленными благами, и отошли, не потерпев ни малейшего бедствия? Когда же первые получат награду за добродетель, а последние понесут наказание за нечестие, если дела наши оканчиваются со здешней жизнью? Если Бог существует, как и действительно существует, то всякий скажет, что Он праведен; если же Он праведен, то несомненно и то, что и тем и другим Он воздаст по достоинству. Если же Бог имеет воздать тем и другим по достоинству, а здесь никто из них не получил, тот – наказания за грехи, а этот – награды за добродетель, то, очевидно, будет еще время, когда и тот и другой получат должное воздаяние. Иначе для чего Бог поставил в душе нашей этого непрерывно бодрствующего и неусыпного судью, т.е. совесть? Нет, подлинно нет между людьми ни одного судьи, столь неусыпного, как наша совесть. Внешние судьи и деньгами подкупаются, и лестью смягчаются, и от страха потворствуют, и много есть других средств, извращающих правоту их суда; а судилище совести ничему такому не подчиняется, но хотя бы ты давал деньги, хотя бы льстил, хотя бы угрожал, или другое что делал, она произносит справедливый приговор против греховных помыслов, и согрешивший осуждает сам себя, хотя бы никто другой не обвинял его. Притом совесть делает это не однажды, не дважды, но многократно и во всю жизнь; и хотя бы прошло много времени, она никогда не забывает сделанного, но сильно обличает нас и при совершении греха, и до совершения, и по совершении, и особенно – по совершении. При самом совершении греха мы, упоенные удовольствием, бываем не так чувствительны (к упрекам совести); но, когда преступление сделано и окончено, тогда особенно, за исчезнувшим удовольствием, наступает язвительное чувство раскаяния, – противоположно тому, что бывает с рождающими женами. Они до рождения младенца терпят великое и невыносимое страдание и жестокие муки с расторгающими их (ложесна) болями; а после рождения чувствуют облегчение, как будто вместе с плодом выходит и болезнь; здесь же – не так; но пока мы зачинаем и рождаем беззаконные намерения, дотоле радуемся и веселимся; когда же родим злое исчадие – грех, тогда, увидев гнусность рожденного, скорбим и мучимся тяжелее рождающих женщин. Посему убеждаю вас не принимать в самом начале порочной похоти, а если примем, то подавлять в себе эти семена; если же по беспечности и это не сделаем, то перешедший в дело грех умерщвлять исповедью, слезами, осуждением самих себя; ибо ничто столько не губительно для греха, как его обличение и осуждение, с покаянием и слезами. Ты осудил свой грех? Через это ты сложил с себя бремя. Кто говорит это? Сам Судья – Бог. «Глаголи ты беззакония твоя прежде, да оправдишися» (Ис.43:26). Почему, скажи мне, ты стыдишься и стесняешься сказать грехи свои? Разве ты сказываешь человеку, который станет упрекать тебя? Разве исповедуешься перед равным тебе рабом, который разгласит их? Владыке, Промыслителю, Человеколюбцу, Врачу ты показываешь рану. Разве Тот, Который знает наши дела еще до совершения их, не будет знать, если ты не скажешь? Разве грех от обличения его делается тяжелее? Напротив, сноснее и легче. Бог требует от тебя признания не для того, чтобы наказать, но чтобы простить; не для того, чтобы Ему узнать грех твой, – разве Он и без этого не знает? – Но для того, чтобы ты узнал, какой долг Он прощает тебе. Он хочет показать тебе величие Своей благости для того, чтобы ты непрестанно благодарил Его, чтобы ты был медлительнее на грех и ревностнее к добродетели. Если же ты не скажешь, как велик твой долг, то не узнаешь и превосходства благодати. Я не заставляю тебя, говорит Он, выйти на середину зрелища и окружить себя множеством свидетелей; Мне одному, наедине, скажи грех, чтобы я уврачевал рану и избавил тебя от болезни. Вот для чего вложил Он в нас совесть, которая действует с любовью более, нежели отеческой. Отец, однажды или дважды, или трижды, или десять раз наказав сына, если увидит его неисправимым, в отчаянии отрекается от него, изгоняет его из дома и исключает из родства; но не так поступает совесть; хотя бы однажды или дважды, или трижды, или тысячу раз ты не послушал её голоса, она снова будет говорить и не отстанет до последнего твоего издыхания; и в доме, и на распутьях, за трапезой и на торжище, и на пути, а часто и в самых сновидениях она представляет нам образы и виды соделанных грехов.

5. И посмотри на премудрость Божию. Бог не сделал обличение совести ни непрерывным (ибо мы, непрестанно быв обличаемы, не снесли бы этой тяжести), ни столь слабым, чтобы она, после первого или второго увещания, прекратила его. Если бы она стала угрызать нас каждый день и час, мы были бы подавлены унынием; а если бы, напомнив однажды или дважды, перестала обличать, мы не много получили бы пользы. Поэтому Он сделал это обличение, хотя и всегдашним, но не непрерывным: – всегдашним, чтобы мы не впали в беспечность, но, слыша всегда её напоминания, пребыли до самой кончины бдительными; – не непрерывным и не непрестанным, чтобы мы не падали духом, но ободрялись, получая некоторое облегчение и отраду. Как совершенное равнодушие ко грехам пагубно и порождает в нас крайнюю бесчувственность, так непрерывное и чрезмерное сокрушение о них вредно. Чрезмерное уныние, нередко отнимая естественную рассудительность, может подавить душу и сделать неспособной ни к чему доброму. Посему Бог и устроил, чтобы обличение совести восставало на нас с промежутками времени, так как оно весьма жестоко и обыкновенно уязвляет грешника сильнее всякого острия. Совесть сильно восстает и громко вопиет против нас, не только тогда, когда мы сами грешим, но и когда другие грешат, подобно нам. Блудник, прелюбодей, вор – чувствует как бы на себе удары не только, когда обвиняют его самого, но и когда слышит, что других обвиняют в подобных преступлениях; ибо укоризны, делаемые другим, напоминают ему о его собственных грехах; обвиняют другого, а он, и не подвергаясь обвинению, терпит поражение, если виновен в таких же, как тот, преступлениях. То же бывает и относительно добрых дел: когда другие прославляются и увенчиваются, тогда и совершившие подобные дела радуются и восхищаются, как бы не те, а сами они были прославляемы. Что же может быть несчастнее грешника, если он мучится и тогда, как другие бывают обвиняемы? Что блаженнее добродетельного, если он радуется и торжествует и тогда, как другие прославляются, – от похвал других получая напоминание о собственных добрых делах? Это – дела премудрости Божией; это – знаки величайшего Его промышления о нас. Обличение совести есть как бы некоторый священный якорь, не допускающий нас совершенно погрузиться в бездну греха. Часто совесть, не только в то время, когда мы грешим, но и по прошествии многих лет напоминает нам о прежних грехах; и на это я представлю ясное доказательство из самых Писаний. Продали некогда Иосифа братья, не за какую-либо вину его, а за то, что он видел сны, предвещавшие будущую славу его. Видел я, говорил он, что «ваши снопы поклонишася моему снопу» (Быт.37:7). За это надлежало бы беречь его; потому что он имел быть венцом всего дома и славой всего рода своего. Но такова зависть; она идет против собственного блага, и завистливый лучше решится терпеть тысячу бедствий, нежели видеть ближнего прославляемым, хотя бы последствия этого прославления имели перейти на него самого. Что может быть жальче этого? Этой страсти предались и братья Иосифа; увидев его издали, несшего к ним пищу, они говорили друг другу: «Приидите, убием его... и узрим, что будут сония его» (Быт.37:20). Если уже ты не устыдился его, как брата, и не уважил (единства) природы, то по крайней мере постыдился бы самой трапезы и услуги его, пришедшего с пищей для тебя. Заметь, как они даже против своей воли пророчествуют: "приидите, – говорят, – убием его, и узрим, что будут сония его». Если бы они не замыслили зла, не устроили козней и не составили этого бесстыдного замысла, то не узнали бы силы тех слов; ибо не одно и то же, взойти ли на престол египетский, не претерпев никакого бедствия, или после стольких препятствий и затруднений достигнуть такой же славы. Если бы братья не замыслили зла, то не продали бы Иосифа в Египет; если бы не продали его в Египет, то не воспламенилась бы госпожа страстью к нему; если бы госпожа не воспламенилась страстью, то он не был бы ввержен в темницу, не толковал бы снов, не достиг бы царского достоинства; а если бы не достиг этого достоинства, то братья не пришли бы за покупкой хлеба и не поклонились бы ему. Таким образом, через то самое, что погубили его, они узнали значение снов его. Что же? Они ли были виновниками всех последующих благ и славы его? Нет; они замыслили предать его смерти, скорби, рабству и крайним бедствиям; но премудрый Бог направил злобу строивших козни к прославлению того, кого они продали и замыслили погубить.

6. А чтобы мы не думали, будто события жизни зависят от какого-то случая или от непостоянства вещей, Бог через тех самых людей, которые противодействуют и препятствуют, приводит в исполнение то, чему они препятствуют; Он врагов Своих употребляет в орудия Своей славы, чтобы ты знал, что определения Божии никто не расстроит и высокой десницы Его никто не отвратит; чтобы ты, когда будет кто злоумышлять против тебя, не падал духом и не негодовал, но был уверен, что умысел будет иметь для тебя добрый конец, только бы ты великодушно переносил случающееся. Вот и здесь зависть братьев приобрела Иосифу царское достоинство, ненависть доставила диадему и принесла престол; замышлявшие против него сами довели его до этой великой власти; тот, против кого строились козни, получил царство, а строившие козни сделались рабами; тот принимал поклонение, а эти кланялись. Итак, когда будут постигать тебя частые и непрерывные бедствия, не смущайся и не унывай, но ожидай конца; потому что непременно последует достойное великой благости Божией, если только ты с благодарностью будешь переносить все, случающееся с тобою. И Иосиф хотя после тех снов был доведен до крайней опасности и продан братьями, хотя подвергся наветам госпожи и потом был ввергнут в темницу, но не сказал самому себе: что же это такое? Сны эти были обман, я изгнан из отечества, лишен свободы; для Бога я не покорился госпоже, склонявшей к прелюбодеянию; за целомудрие и добродетель терплю наказание; и Он не отмстил и не простер руки, но попустил, чтобы я предан был постоянным узам и непрестанным бедствиям: после рва – рабство, после рабства – злоумышление, после злоумышления – клевета, после клеветы – темница. Но все это не смутило его; напротив, он пребывал в твердой надежде и уверенности, что слово Божие никогда не останется без исполнения. Бог, конечно, в тот же день мог исполнить слово Свое; но, чтобы показать и Свою силу, и веру рабов Своих, Он дает пройти долгому времени и встретиться многим препятствиям, дабы ты и познал Его силу в том, что Он исполняет Свои обещания даже тогда, когда, по-видимому, не остается никакой надежды, и увидел терпение и веру рабов Его, которые не теряют доброй надежды, что ни случилось бы с ними. Между тем, братья Иосифа, как я сказал, пошли в Египет, когда голод, как воин какой, насильно гнал их и привел к начальствующему Иосифу, и хотели купить хлеба. Что же он говорит им? «Соглядатаи есте» (Быт.42:9). Они подумали: что это значит? Мы пришли купить хлеба, почему же подвергаемся опасности жизни? По справедливости; он принес вам некогда пищу и подвергся опасности жизни; только он пострадал на самом деле, а вы терпите мнимую опасность; потому что он не враг, а только принял вид врага, чтобы вернее узнать о доме (родительском). Так как они были злы и неблагодарны к нему, а он не видел с ними Вениамина, то, опасаясь за этого отрока, не пострадал ли он, подобно ему, Иосиф повелевает одного из них связать и оставить в Египте, а всех прочих отпускает с хлебом назад, угрожая им смертью, если не приведут своего брата. Когда это происходило и он сказал им: оставьте кого-нибудь здесь и приведите вашего брата; иначе будете преданы смерти; тогда что они говорили друг другу? «Ей, во гресех есмы брата ради нашего... егда моляшеся нам» (Быт.42:21). Видишь ли, через сколько времени они вспомнили о своем грехе? Отцу своему они сказали: «Зверь лют снеде Иосифа» (Быт.37:33); но в присутствии и в слух Иосифа исповедали грех свой. Что может быть удивительнее этого? Суд происходит без обличений, оправдание – без обвинения и доказательство – без свидетелей; сами сделавшие дело обличают себя и обнаруживают сделанное втайне. Кто убедил, кто принудил их открыть преступление, сделанное за столько времени? Не явно ли, что совесть, этот неумолимый судья, непрестанно тревожила их ум и смущала душу? Тот, кого они погубили, сидел тогда безмолвно и судил их; и когда еще не было произнесено против них никакого определения, они сами произнесли на себя обвинительный приговор. Так говорили они; а один из них оправдывался такими словами: «Не рех ли вам, глаголя: не преобидите детища», не делайте ему никакого зла, так как он брат наш; «и се кровь его взыскуется от рук наших» (Быт.42:22). Говоривший это (Рувим) ничего не сказал об убийстве и насилии, и сидевший (Иосиф) не спрашивал ни о чем таком, а только требовал к себе другого брата; но совесть их при этом случае восстала и начала терзать их душу и заставила их, без всякого постороннего принуждения, сознаться в преступлении. То же часто бывает и с нами по отношению к прошедшим грехам: подвергаясь несчастьям и горестным обстоятельствам, мы вспоминаем о прежних грехах наших.

7. Зная все это, мы, сделав что-нибудь худое, не будем ожидать несчастий и злоключений, опасностей и уз, но каждый день и час будем воздвигать у себя это судилище и произносить на себя приговоры; постараемся всячески оправдаться перед Богом, и ни сами не будем сомневаться в воскресении и суде, ни другим не позволим высказывать такие сомнения, но всячески будем заграждать им уста тем, что сказано. Если бы не предлежало нам дать отчет в грехах там, то и здесь Бог не поставил бы в нас этого судилища (совести). Но и это есть доказательство Его человеколюбия. Так как Он тогда потребует от нас отчета в грехах, то Он поставил этого неподкупного судью (совесть), чтобы он, осуждая нас здесь за грехи и исправляя, избавил от суда, имеющего быть там. Об этом говорит и Павел: «Аще бо быхом себе рассуждали, не быхом осуждени были» от Господа (1Кор.11:31). Итак, чтобы нам тогда не быть наказанными и не подпасть суду, пусть каждый войдет в свою совесть, и, исследовав жизнь и тщательно рассмотрев все грехи, пусть осудит душу, соделавшую их, пусть обуздает помыслы, скорбит и сокрушается в сердце своем, и накажет себя за грехи самоосуждением, строгим покаянием, слезами, исповедью, потом и милостыней, воздержанием и любовью, дабы всеми способами отложив здесь свои грехи, мы могли отойти туда с великим дерзновением, чего да сподобимся все мы, благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, вместе со Святым Духом, слава во веки веков. Аминь.

1. Четыре дня употребил я на изъяснение вам притчи о Лазаре, на исчерпывание сокровища, которое мы нашли в покрытом ранами теле (Лазаря), сокровища, содержащего в себе не золото и серебро и драгоценные камни, но любомудрие, мужество, терпение и великую твердость. Как с чувственными сокровищами бывает, что на поверхности их только терния, волчцы и жестокая земля, а если раскопать глубже, то открывается великое богатство; так случилось и с Лазарем: сверху раны, в глубине неизъяснимое богатство; тело расслабленное, а душа мужественная и бодрая; и здесь можно было видеть исполнение слов апостольских: «аще и внешний наш человек тлеет, обаче внутренний обновляется» (2Кор.4:16). Можно бы и сегодня говорить о той же притче и бороться с еретиками, которые поносят Ветхий Завет, осуждают патриархов и изощряют язык против Создателя всех – Бога; но чтобы речь не произвела в вас пресыщения, я отложу эту борьбу до другого времени, а теперь обращусь к иному предмету; однообразная пища производит пресыщение, а яства разнообразные частой переменой усиливают позыв к еде. Посему, чтобы так не было и со слушанием, возвратимся сегодня, после долгого времени, к блаженному Павлу; благовременно сегодня прочитано нам место апостольское, изъяснение которого будет согласно с тем, о чем недавно говорено было. Итак вы слышали, как Павел сегодня взывал и говорил: «Не хощу же вас, братие, – говорил он, – не ведети о усопших, да не скорбите, якоже и прочии неимущии упования» (1Фес.4:13). То – евангельское сказание о Лазаре, это – апостольское изречение; но вещают они вполне согласно. И в той притче мы много рассуждали о воскресении и будущем суде, и теперь слово привело нас опять к тому же предмету. Таким образом, хотя мы станем разбирать апостольское место, но здесь найдем то же сокровище; ибо и тогда вся моя речь клонилась к тому, чтобы научить слушателей – считать за ничто блестящие предметы настоящей жизни, но устремлять надежды далее и ежедневно помышлять о тамошних приговорах, о страшном судилище и о неумолимом Судье. Это сегодня внушает нам и Павел в прочитанных словах. Внимайте же. «Не хощу, вам, братие не ведети о усопших (κεκοιμημενων), да не скорбите, якоже и прочии неимущии упования. Аще бо веруем, яко Иисус умре и воскресе, тако и Бог усопшия во Иисусе приведет с Ним» (1Фес.4:13–14). Здесь наперед надобно обратить внимание на то, почему апостол, когда говорит о Христе, называет смерть Его смертью, а когда говорит о нашей кончине, то называет ее не смертью, а успением. Не сказал: «о умерших»; но что? – «о усопших». И еще: «тако и Бог усопшия во Иисусе приведет с Ним», а не сказал: «умершия». И еще: «мы живущии, оставшии в пришествие Господне, не имамы предварити усопших» (1Фес.4:15). И здесь не сказал «умерших», но во всех трех местах смерть их назвал успением; а о Христе не так, но как? «Аще бо веруем, яко Иисус умре». Не сказал: «успе», но: «умре». Почему же смерть Христову апостол назвал смертью, а нашу – успением? Не просто и не без цели он употребляет эти различные выражения, но имея в виду нечто мудрое и великое. Говоря о Христе, он употребил слово: «смерть», чтобы показать действительность Его страданий, а о нас – «успение», чтобы умерить нашу скорбь. Там, где уже совершилось воскресение, он смело употребляет слово: «смерть», а там, где воскресение есть предмет надежды, употребляет слово: «успение», самым названием и утешая нас, и укрепляя благие надежды. Спящий, конечно, встанет; а смерть есть не что иное, как продолжительный сон. Не говори мне, что умерший не слышит, не говорит, не видит, не чувствует; ибо таково же состояние и спящего. Если можно сказать нечто странное, то и душа спящего как бы спит; а у умершего, напротив, бодрствует. Но умерший, скажешь, гниет и тлеет и превращается в прах и пепел. Что же из этого, возлюбленный? Поэтому самому и надобно особенно радоваться. Тот, кто хочет перестроить развалившийся и ветхий дом, наперед выводит из него живущих, потом разрушает этот дом и снова воздвигает в лучшем виде. Выведенные не скорбят об этом, а еще радуются; потому что обращают внимание не на видимое разрушение, но воображают будущее, хотя еще и невидимое, здание. Так и Бог разрушает наше тело, намереваясь создать его (вновь), и сперва изводит живущую в нем душу, как бы из какого дома, дабы, потом воздвигнув его в лучшем виде, опять ввести в него душу с большей славой. Будем же обращать внимание не на разрушение, а на будущую славу.

2. Так же, если у кого статуя испортилась от ржавчины и от времени, и многие части её отвалились, то он, разбив ее, бросает в горнило и, тщательно переплавив, делает ее лучшей. И как разрушение такой статуи в горниле не есть уничтожение её, но возобновление, так и смерть наших тел не есть уничтожение, но обновление их. Итак, когда ты увидишь, что тело наше, как бы в горниле, разлагается и тлеет, то не останавливайся на этом внешнем виде, но ожидай обновления, и этой стороной примера не довольствуйся, но простирайся умом к более важному. Ваятель, ввергая (в горнило) медное тело, получает оттуда статую не золотую и бессмертную, но делает ее такой же медной, а Бог, ввергая (в землю) тело перстное и смертное, возвращает тебе статую золотую и бессмертную; ибо земля, приняв тело смертное и тленное, возвращает его нетленным и бессмертным. Итак, видя умершего, не на то смотри, что он сомкнул глаза и лежит безгласным, но на то, как он воскреснет и получит неизъяснимую, изумительную и дивную славу, и от настоящего внешнего вида возведи помыслы к надежде будущего. А ты, по привычке, при этом скорбишь и плачешь? Но не странно ли, – когда ты отдашь дочь в замужество и муж отправится с ней в далекую страну и там будет жить счастливо, – не считать этого бедствием, так как скорбь разлуки облегчается слухом о их благополучии, а здесь, – когда не человек, не подобный тебе раб, но сам Владыка берет к Себе твоего ближнего, – печалиться и сетовать? Как же, скажешь, возможно человеку не скорбеть? Я и не говорю этого; я отвергаю не скорбь, а чрезмерность скорби; скорбь естественна, но скорбь чрезмерная свойственна душе безрассудной, умоисступленной и слабой. Поскорби, поплачь, но не ропщи, не малодушествуй, не негодуй; воздай благодарение Взявшему и, украсив отшедшего, препроводи его к Нему в светлой погребальной одежде. Если станешь роптать, то оскорбишь и умершего, и прогневаешь Взявшего, и повредишь самому себе; но если будешь благодарить, то и его украсишь, и прославишь Взявшего, и сделаешь пользу самому себе. Плачь, как Владыка твой плакал о Лазаре, показав нам меру, правила и пределы скорби, которых преступать не должно. Так и Павел сказал: «Не хощу вас, братие, не ведети о усопших, да не скорбите, якоже и прочии неимущии упования». Скорби, говорит он, но не как язычник, не ожидающий воскресения, не имеющий надежды на будущую жизнь. Я стыжусь, поверьте мне, и краснею, когда вижу, как на торжище толпы женщин бесчинствуют, рвут на себе волосы, ломают руки, царапают щеки, и притом – в глазах язычников. Чего не скажут они, чего не наговорят о нас? Это ли любомудрствующие о воскресении? Должно быть они; но дела их не согласуются с учением; на словах они рассуждают о воскресении, а на деле поступают, как неожидающие его; если бы они твердо убеждены были, что есть воскресение, то не делали бы этого; если бы уверены были, что умерший отошел к лучшей жизни, то не плакали бы. Это и еще больше этого говорят неверные, слыша такой плач. Постыдимся же, образумимся и не станем делать столько вреда и себе, и видящим это. Почему, скажи мне, ты плачешь так об отшедшем? Потому ли, что он был порочен? В таком случае должно благодарить, что положен предел его порокам. Или потому, что он был честный и добрый человек? И о нем надобно радоваться потому, что скоро «восхищен», прежде нежели «злоба изменила разум его» (Прем.4:11), и отошел в страну, где пребывает уже в безопасности, где нельзя опасаться никакой перемены. Или потому, что он был молод? И за то прославь Взявшего, что скоро призвал его к лучшей жизни. Или потому, что он был стар? И за это опять благодари и прославь Взявшего. Постыдись самого вида выноса: псалмопения, молитвы, сонм отцов и такое множество братий – не для того, чтобы ты плакал, скорбел и роптал, но чтобы благодарил Взявшего. Как призываемых к власти многие провожают с почестями, так и верующих отходящих все провожают с великой славой, как призванных к высшей почести. Смерть есть успокоение, освобождение от житейских трудов и забот. Итак, когда увидишь, что кто-либо из ближних отошел отсюда, не ропщи, но умились сердцем, войди в самого себя, испытай совесть, помысли, что и тебя немного после ожидает такой же конец. Вразумись и убойся, видя смерть другого, отринь всякую беспечность, рассмотри свои дела, исправь прегрешения, изменись к лучшему. Мы тем и отличаемся от неверующих, что иначе судим о вещах. Неверующий видит небо – и покланяется ему, потому что признает его за бога; видит землю – и чтит ее, и прилепляется к чувственным вещам. А мы – не так; но видим небо – и удивляемся Создавшему его; потому что веруем, что оно не бог, а дело Божие; вижу всю тварь – и через нее восхожу к Создателю. Неверующий видит богатство – и изумляется, благоговеет: я вижу богатство – и посмеваюсь; он видит бедность – и скорбит: я вижу бедность – и радуюсь. Иначе я смотрю на вещи, иначе он. Так поступаем и в отношении к смерти: он видит мертвого – и считает мертвым; я смотрю на умершего – и взираю на смерть, как на сон. И как на буквы все мы, и знающие и незнающие грамоту, смотрим одинаковыми глазами, но неодинаковой мыслью; незнающие, видя их, считают простыми буквами, а знающие искусно постигают заключающийся в них смысл; так и в жизни мы смотрим на события одинаковыми глазами, но не одинаковой мыслью и разумением. Итак, отличаясь от язычников во всем прочем, неужели мы сойдемся с ними в суждениях о смерти?

3. Помысли, к кому отошел умерший, и утешься; он отошел туда, где Павел, где Петр, где весь сонм святых; помысли, в какой славе и светлости он восстанет; помысли, что слезами и воплями ты не можешь исправить случившегося и крайне повредишь себе; помысли, кому ты в этом подражаешь, и убегай общения в грехе. Кому же ты подражаешь и соревнуешь? Неверным, не имеющим упования, как и Павел сказал: «да не скорбите, якоже и прочии неимущии упования». Обрати внимание на точность выражения; он не сказал: «неимущии упования воскресения», но просто: «неимущии упования». Ибо не имеющий упования тамошнего суда, не имеет никакой надежды, не знает ни того, что есть Бог, ни того, что Он промышляет обо всем настоящем, ни того, что над всем наблюдает Божественная правда. А кто не знает и не помышляет об этом, тот бессмысленнее всякого зверя, и изгнал из души своей законы, и суды, и определения, и вообще все доброе; ибо кто не готовится отдать отчет в делах своих, тот будет уклоняться от всякой добродетели и предаваться всякому пороку. Размыслив об этом и рассудив о невежестве и безумии язычников, с которыми мы сходствуем в сетовании об умерших, будем избегать такого согласия с ними. Для того и Павел упомянул об них, чтобы ты, размыслив о бесчестии, до которого ты ниспадаешь, стал выше согласия с ними и возвратился к свойственному тебе благородству. И не здесь только, но и во многих других местах блаженный Павел часто делает это. Когда он хочет удалить нас от грехов, то показывает, с кем сообщаемся мы через грехи, чтобы, устыдившись качества этого лица, ты убегал от такого сообщества. Так в послании к Солунянам он говорил: «и ведети комуждо от вас свой сосуд стяжавати во святыни и чести, а не в страсте похотней, якоже и язы́цы неведящии Бога» (1Фес.4:4–5). И в другом месте: «сие убо глаголю и послушествую о Господе, ктому не ходити вам, якоже и прочии язы́цы ходят в суете ума их» (Еф.4:17). Также и здесь: «не хощу вас, братие, не ведети о усопших, да не скорбите, якоже и прочии неимущии упования». Обыкновенно не свойство событий повергает нас в печаль, а наше произволение, не смерть скончавшегося, а немощь сетующих; верующего же ничто настоящее не может огорчить; он отличается от неверующих и тем, что, еще прежде будущих благ, в настоящей жизни получает немалые блага от христианского любомудрия, доставляющего ему величайшее благодушие и постоянную радость. Посему и Павел говорит: «Радуйтеся всегда о Господе: и паки реку, радуйтеся» (Флп.4:4). Таким образом, еще прежде воскресения, мы получаем немалую награду в том, что не падаем духом ни в каком случающемся бедствии, но имеем великое утешение в надежде будущих (благ). Как мы получаем двойную пользу, так неверующий терпит двойной вред – и оттого, что в будущей жизни подвергается наказанию за неверие воскресению, и оттого, что в настоящей впадает в отчаяние, не ожидая после ничего доброго. Итак, мы должны благодарить Бога не только за воскресение, но и за надежду воскресения, которая может утешить сетующую душу и расположить к благодушию при разлуке с отшедшими, как имеющими воскреснуть и соединиться с нами. Если надобно скорбеть и плакать, то нужно плакать и сетовать о тех, которые живут во грехах, а не о тех, которые отошли с добродетелью. Так делает и Павел; в послании к Коринфянам он говорит: «Да не паки пришедша мя смирит Бог мой у вас, и восплачуся многих», – не сказал: умерших, но – «прежде согреших, и не покаявшихся о нечистоте и блужении и студоложествии, яже содеяша» (2Кор.12:21). О таких надобно плакать. Тому же поучает и другой такими словами: «над мертвым плачися, исчезе бо свет: и над буим плачися, исчезе бо разум. Сладчае плачися над мертвым, яко почил есть: буяго же лучше смерть, неже живот зол» (Сир.22:9–10). Если же всегда достоин плача потерявший рассудок, то тем более – не имеющий праведности и оставивший надежду на Бога. Таких людей и мы будем оплакивать; такой плач полезен; своими слезами мы часто исправляем их. Сетование же об умерших бесполезно и вместе вредно. Итак, не станем превращать порядка, но будем плакать только о грехе; а все прочее – и бедность, и болезнь, и преждевременную смерть, и обиду, и клевету, и какое-нибудь другое из зол, постигающих человека, – все будем переносить благодушно. Эти бедствия послужат для нас поводом к получению многих венцов, если мы будем бодрствовать.

4. Но как можно, скажешь ты, человеку не скорбеть? Напротив, я скажу: как можно скорбеть человеку, почтенному словом и разумом и надеждами будущих благ? Но кто, скажешь ты, не предавался этому чувству? Многие, и часто, и из нас, и из предков наших. Послушай, что сказал Иов, когда лишился целого сонма детей: «Господь даде, Господь отъят: яко Господеви изволися, тако бысть» (Иов.1:21). Дивны эти слова, когда и просто слышишь их; а если еще тщательно рассмотришь их, то они окажутся еще более дивными. В самом деле подумай, что дьявол не половину детей взял у него, а другую половину оставил, не большую часть взял, а меньшую оставил; но он сорвал весь плод, а дерева не повалил; все море возмутил волнами, а ладьи не потопил; истощил всю силу, а столба не потряс; напротив, отовсюду потрясаемый, он стоял непоколебим; тучи стрел неслись, а его не поражали; или лучше – направлялись в него, но не уязвляли. Подумай, каково видеть погибель столь многих детей! Чего не доставало, чтобы поразить его? Все дети похищены, все вместе и в один день, в самом цвете лет, отличавшиеся великой добродетелью; окончили жизнь таким родом казни; после столь многих ударов нанесен этот последний удар отцу, который был сердобольный, а отшедшие – любезны ему. Если кто лишится детей порочных, то хотя и поражается скорбью, но не столь сильной: ибо порочность умерших не дает печали быть сильной; но если дети были добродетельны, то рана не закрывается, память о них не теряется, скорбь не имеет утешения, возбуждаясь двойной силой, – и чувством природы, и мыслью о добродетели скончавшихся. А что дети Иова были добродетельны, видно из следующего: отец так много об них заботился, что, вставши от сна, приносил за них жертвы, опасаясь и за тайные грехи их; и важнее этой заботы для него ничего не было. А это доказывает не только добродетель детей, но и чадолюбие отца. Если же Иов был отец, и столь чадолюбивый, питавший к ним привязанность, возбуждаемую не только природою, но и благочестием, и умершие были так добродетельны, то отсюда происходит тройное пламя скорби. Опять, когда похищаются только некоторые из детей, в скорби есть еще некоторое утешение; потому что оставшиеся умеряют печаль об умерших; но когда умрут все дети, то на кого может посмотреть (отец) многочадный, вдруг сделавшийся бесчадным? К этим можно еще присовокупить и пятый удар. Какой это? Тот, что все эти похищены внезапно. Если тогда, как умирают иные в три или пять дней, женщины и родственники все плачут особенно о том, что умерший так скоро и нечаянно похищен от взоров их; то тем более мог скорбеть Иов, не в три, не в два и не в один день, но в один час лишившийся всех детей. Бедствие, ожидаемое несколько времени, хотя бы было крайне тяжко, становится легче от самого ожидания; но случившееся сверх чаяния и внезапно бывает невыносимо. Когда бедствие и само по себе тяжко и еще увеличивается тем, что случилось неожиданно, подумай, как оно бывает невыносимо: оно выше всякого описания! Хочешь ли слышать и шестой удар? Иов потерял всех детей в самом цветущем их возрасте. Вы знаете, как прискорбны преждевременные смерти, и как много причиняют они слез. А эта смерть была не только преждевременная, но и насильственная; это был седьмой удар: ибо они не на ложе изнемогли и испустили дух, но задавлены зданием. Представь же, каково было тому, кто, разрывая эту груду, вынимал оттуда то камень, то часть своего сына, и видел то руку еще держащуюся за чашу, то другую лежащую на блюде, то самый труп обезображенный, с придавленным носом, с разбитой головой, вырванными глазами, раскиданным мозгом, – вообще весь образ искаженный до того, что, за множеством ран, отцу нельзя было распознать черты любезных ему лиц. Вы смутились и плачете, слыша об этом; подумайте же, каково было ему это видеть. Если мы, после столь долгого времени, не можем без слез слышать об этом печальном событии, и притом слышать о чужом несчастье; то какой адамант был тот, кто видел это своими глазами и любомудрствовал не над чужими, а собственными бедствиями? Однако он не возроптал, и не сказал ничего такого: что это значит? Это ли награда за мою благотворительность? Для того ли я отворял дом странникам, чтобы видеть его гробом детей? Для того ли я прилагал о них всякое попечение, чтобы они потерпели такую смерть? Ничего такого он не сказал и не подумал; но перенес все великодушно, хотя и лишился их после такого о них попечения. Как искусный ваятель, отделывая золотые статуи, украшает их весьма тщательно; так и Иов образовывал, улучшал и украшал души детей. И как трудолюбивый земледелец постоянно орошает пальмовые или оливковые деревья, ограждает, окапывает их и всячески ухаживает за ними; так и Иов не переставал, как бы какую плодоносную маслину, душу каждого из детей усовершать в добродетели; увидев же, что эти растения напором злого духа вырваны, повержены на землю и бедственно погибли, не только не произнес никакой хулы, но еще благодарил Бога, и тем нанес дьяволу смертельную рану.

5. Но, скажешь ты, у Иова было много сыновей, а иной нередко лишается единственного сына, поэтому и скорбь неодинакова? Хорошо ты говоришь; и я скажу, что скорбь неодинакова, но скорбь Иова гораздо больше. Какую пользу принесло ему многочадие? Его несчастье было тем поразительнее и скорбь тем мучительнее, что он получил рану в лице многих детей. Если же хочешь видеть и другого святого, который имел единородного сына, и оказал такое же, и даже большее, мужество: то вспомни о патриархе Аврааме, который, хотя не видел Исаака умершим, но – что было еще мучительнее и прискорбнее – получил повеление (от Бога) самому заклать его и не воспротивился этому повелению, не возроптал и не сказал чего-нибудь подобного: за тем ли Ты сделал меня отцом, чтобы сделать детоубийцей? Лучше было бы прежде не давать его мне, чем, давши, отнять его таким образом. Ты хочешь взять его? Для чего же повелеваешь мне самому заклать и обагрить мою руку его кровью? Не через этого ли отрока Ты обещал заполнить моими потомками вселенную? Как же произведешь плоды, вырвавши корень? Как обещаешь потомство, повелевая заклать сына? Кто видал, кто слыхал это? Я обманут, я обольщен. Ничего такого он не сказал и не подумал, не попрекословил Повелевшему, не потребовал объяснения, но, услышав: «пойми сына твоего возлюбленного, егоже возлюбил еси, Исаака, и иди на землю высоку, и вознеси его тамо во всесожжение, на едину от гор, ихже ти реку» (Быт.22:2), исполнил повеление с такой готовностью, что сделал еще больше повеления. Он скрыл это и от жены, утаил и от рабов, оставив их внизу горы, и взошел на нее, взяв с собой только жертву; так не против своей воли, но с великой готовностью он исполнил повеление. Представь же, каково было ему разговаривать с сыном наедине, без свидетелей, когда сердце сильнее разгорается и любовь бывает пламеннее, и это не в один или два дня, но в продолжение многих дней. Если бы он тотчас же исполнил повеление, то и это было бы удивительно и велико, однако не столь удивительно, как то, что он, в продолжение многих дней испытывая страдание и борьбу душевную, не показал человеческой слабости в отношении к отроку. Бог для того и продолжил подвиги и распространил место борьбы, чтобы ты вернее узнал ратоборца. По истине это был ратоборец, сражавшийся не с человеком, но с самой силой природы. Какое слово может изобразить его мужество? Он возвел отрока на гору, связал, положил на дрова, взял нож и хотел нанести удар. Затем, как и что сказать, не знаю; знает только сам сделавший это; никакое слово не может изобразить, как не оцепенела рука, как не ослабела крепость мышц, как не смутил его любезный вид отрока. Достоин удивления здесь и Исаак. Как отец его повиновался Богу, так он – отцу; и как тот, когда Бог повелел ему принесть жертву, не потребовал объяснения, так и этот, когда отец связывал его и возлагал на жертвенник, не сказал: для чего ты делаешь это? – но преклонился под отеческую руку. Здесь виден был отец и вместе жрец, жертва бескровная, всесожжение без огня, образ смерти и воскресения на жертвеннике; потому что отец и заклал сына, и не заклал: не заклал рукой, но заклал произволением. И Бог дал ему такое повеление не потому, чтобы хотел видеть пролитие крови, но для того, чтобы показать тебе произволение Авраама, посреди всей вселенной возвестить о доблести его и всех потомков научить, что заповеди Божии должно предпочитать и детям, и природе, и всему имуществу, и самой душе своей. Итак, он сошел с горы, имея при себе Исаака, как живого мученика. Какое же прощение, скажи мне, какое оправдание будем иметь мы, если, видя этого доблестного с такой готовностью повинующимся Богу и во всем Ему покорствующим, сами будем роптать? Не говори мне о горести, ни о несносной тяжести несчастья, но размысли о том, что он и жестокую скорбь превозмог. Повеление было в состоянии смутить его ум, повергнуть его в недоумение и поколебать веру в предшествовавшие обетования. Кто из обыкновенных людей не почел бы обманом все сказанное о множестве потомков, обещанных ему? Но не таков был Авраам. Не менее должно удивляться и любомудрию Иова в несчастии, особенно потому, что он после такой добродетели, после такого милосердия и человеколюбия, когда ни за собой, ни за детьми не сознавал ничего худого, а между тем испытывал столь великое, необычайное и неожиданное бедствие, какого ни с кем из крайне преступных людей не случалось, не огорчился, подобно обыкновенным людям, не помыслил, что добродетель бесполезна и сам он прежде поступал худо. Обоим этим мужам должно не только удивляться, но и соревновать и подражать их добродетели. Никто пусть не говорит, что они были дивные люди. Подлинно, они были дивны и велики; но от нас теперь требуется еще более любомудрия, нежели от них и всех живших в Ветхом Завете. «Яко аще не избудет правда ваша паче книжник и фарисей, не внидите в Царствие Небесное» (Мф.5:20). Итак, отовсюду получив вразумление и припомнив это и все, что сказано нами о воскресении и о тех святых, будем непрестанно повторять душам своим, не только во время печали, но и когда бываем свободны от скорби. Поэтому и я, хотя никого не вижу в скорби, предложил ныне это слово, чтобы мы, когда подвергнемся подобному бедствию, припоминая сказанное, имели достаточное утешение; так и воины в мирное время занимаются воинскими упражнениями, чтобы, при наступлении войны, когда потребуется опытность в деле, благовременно показать искусство, в котором они усовершенствовались во время мира. Приготовим же и мы себе оружие и врачевство во время мира, чтобы, когда настанет борьба с неразумными страстями или печалью, или унынием, или другим чем-либо подобным, мы, хорошо вооружившись и оградившись со всех сторон, могли с великой опытностью отражать нападения лукавого и верными мыслями, вещаниями Божиими, примерами праведных мужей, и вообще всеми способами защищать самих себя. Таким образом мы можем и настоящую жизнь провести благодушно, и сподобиться Царства Небесного о Христе Иисусе, Которому слава и держава, со Отцом и Святым Духом, во веки веков. Аминь.

1. Видели вы Божию силу, видели Божие человеколюбие? Силу в том, что Бог потряс вселенную; человеколюбие в том, что падающую ее остановил: а лучше, в том и другом – и силу, и человеколюбие; и потрясти, и остановить – дело силы и человеколюбия; потому что Он поколебал вселенную и утвердил ее, и колебавшуюся ее и готовую упасть восстановил. Но, хотя землетрясение миновало, страх пусть остается; колебание прошло, а благоговение пусть не проходит; три дня мы молились, но не прекратим нашего усердия. За то (постигло нас) землетрясение, – за нерадение наше; мы вознерадели – и вызвали землетрясение; исправились – и отклонили (Божий) гнев; не будем же опять предаваться нерадению, чтобы опять не вызвать гнева и наказания; Бог не хочет «смерти грешника, но еже обратитися и живу быти ему» (Иез.33:11). Видели вы бренность рода человеческого? Когда происходило землетрясение, я размышлял сам с собою так: где хищничество? где любостяжание? где могущество? где высокомерие? где господство? где угнетения? где разграбления бедных? где тщеславие богатых? где власть начальников? где угрозы? где страхи? Одна минута времени – и все расторглось легче паутины, все это расстроилось; и был плач в городе, и все бежали в церковь. Подумайте, что было с нами, если бы Богу угодно было все ниспровергнуть. Говорю это для того, чтобы постоянно жив был в вас страх от случившегося и укреплял умы всех. Потряс (Господь землю), но не ниспроверг; потому что, если бы хотел ниспровергнуть, то не потряс бы; но так как Он того не хотел, то землетрясение, как глашатай, предвозвещающий всем гнев Божий, предварительно произошло, чтобы мы, от страха сделавшись лучшими, отклонили от себя наказание на деле. Так поступил Он и с иноплеменниками: «еще три дни, и Ниневия превратится» (Иона.3:4). Почему же не превращаешь? Грозишь ниспровергнуть: почему же ты не ниспровергаешь? – Так как Я не хочу ниспровергнуть, то и угрожаю. – Для чего же говоришь? – Чтобы не сделать того, что говорю; пусть словом предупреждено и отвращено будет дело. «Еще три дни, и Ниневия превратится», – говорил тогда пророк, а ныне издают голос стены. Говорю это и не перестану говорить и бедным, и богатым; подумайте, как велик гнев Божий, как все Ему легко и удобно; отстанем же от пороков; в краткую минуту времени Он так сокрушил душу и ум каждого и потряс основания сердца; подумаем же, что в тот страшный день, когда будет не одна минута времени, но бесконечные веки и потоки огня, и грозный гнев, и силы, влекущие на суд, и страшный Престол, и нелицеприятное судилище, и дела каждого предстанут пред очи, и никто не будет заступником, ни сосед, ни ритор, ни сродник, ни брат, ни отец, ни мать, ни иноплеменник, ни кто-либо другой, – что тогда, скажи мне, мы будем делать? Навожу на вас страх, чтобы устроить ваше спасение. Я сделал учение более резким, чем железо, чтобы каждый из вас, имеющий язву, освободился от неё. Не всегда ли я говорил, и ныне говорю, и не перестану говорить: доколе вы будете привязаны к настоящему? Ко всем говорю, но особенно к недужным и невнимающим тому, что говорится; или лучше, это слово полезно тому и другому: больному – для выздоровления, здоровому – для избежания болезни. Доколе деньги? Доколе богатство? Доколе великолепие зданий? Доколе неистовство в бездушной любви к удовольствиям? Вот пришло землетрясение, какую пользу принесло богатство? Труд того и другого пропал, погибло имущество вместе с владением, дом вместе с строителем. Город сделался общим для всех гробом, устроенным внезапно не руками мастеров, но несчастным случаем. Где богатство? Где любостяжание? Видите ли, как все оказалось ничтожнее паутины?

2. Но скажешь мне: какая польза от слов твоих? Есть польза, если кто слушает меня. Я делаю свое; сеятель сеет. Вышел сеятель сеять; и пали семена – одни подле дороги, другие на камень, иные на терние, а иные на добрую землю (Мф.13:3–8); три части (семян) погибли, одна только сохранилась; однако же (сеятель) не отстал от земледелия; но так как одна часть сохранилась, то и не перестал трудиться над землей. И теперь невероятно, чтобы семя, повергаемое в такое множество (слушателей), не принесло мне колоса; если не все послушают, половина послушает; если не половина, то третья часть; если не третья часть, то десятая; если не десятая, то хотя один из такого множества послушает, лишь бы послушал. Немаловажно спасти и одну овцу; так и тот пастырь (Мф.18:12), оставив девяносто девять овец, пошел за одной заблудшей. Я не пренебрегаю человеком; хотя бы он был один, но это – человек, живое существо, любезнейшее Богу; хотя бы он был раб, я не считаю его достойным презрения; потому что не звания ищу, а добродетели, не господства, не рабства, а души; хотя бы он был один, но это – человек, для которого небо распростерто, и солнце сияет, и луна течет, и воздух разлит, и источники бегут, и море расширено, и пророки посылались, и закон дан, но для чего перечислять все? – Для которого единородный Сын Божий соделался человеком. Владыка мой был заклан и пролил кровь Свою за человека, и я ли буду пренебрегать им? Какое будет мне прощение? Не слышите ли, что Господь разговаривал с самарянкой и изрек множество слов? Он не презрел её за то, что она была самарянка, но оказал к ней внимание, потому что она имела душу; не пренебрег ею за то, что она была блудница, но приложил великое о ней попечение, потому что и она могла быть спасена и показала веру. Не перестану говорить и я, хотя бы никто не слушал: я врач, и предлагаю врачевство; я учитель, и должен увещевать, потому что говорит (Господь): «стража дах тя дому Израилеву» (Иез.3:17). Никого не исправлю? Что же такое? Я не лишусь награды. Впрочем, это сказал я по преувеличению; невероятно, чтобы в таком множестве никто не исправился. Но таковы отговорки и предлоги нерадивых слушателей. Каждодневно, говорят, я слушаю и не делаю. Слушай, хотя бы ты и не делал; потому что от слушания доходят и до делания; хотя бы ты и не делал, но будешь стыдиться за грех; хотя бы и не делал, но переменишь образ мыслей; хотя бы и не делал, но будешь осуждать себя за то, что не делаешь. А откуда это твое осуждение самого себя? Оно – плод моих слов. Когда ты скажешь: увы! я слышал, и не делаю! – Это «увы» есть начало перемены к лучшему. Ты согрешил и поплакал? Этим ты загладил грех; потому что (написано): «глаголи ты беззакония твоя прежде, да оправдишися» (Ис.43:26). Лишь бы ты печалился и скорбел; эта скорбь ведет ко спасению не по своему свойству, но по человеколюбию Владыки. Для имеющего грехи немалым служит облегчением скорбь о самом себе; ибо "видех, – говорит (Господь), – яко опечалися и пойде дряхл, и исцелих его» (Ис.57:17,18). О, неизреченное человеколюбие! Неизъяснимая благость! Он опечалился, и Я исцелил его! Что же особенного в том, что он опечалился? Ничего особенного; но Я нашел в том повод исцелить печали его. Видите ли, как Он в краткую минуту времени все совместил? Размышляйте же непрестанно о том вечере землетрясения. Все другие устрашились землетрясения, а я устрашился причины его. Понимаете, что я сказал? Другие боялись, чтобы не обрушился город и чтобы они не погибли; а я устрашился того, что Владыка гневается на нас; потому что не умереть тяжко, но тяжко – разгневать Владыку. Так я убоялся не землетрясения, а причины землетрясения; причина землетрясения есть гнев Божий, а причина этого гнева – грехи наши. Никогда не бойся наказания, но бойся греха, навлекающего наказание. Трясется город? Что же такое? Пусть только не колеблется душа твоя; так и в случае болезней и ран мы оплакиваем не тех, которые лечатся, но больных неизлечимо. А грех есть то же, что болезнь и рана, и наказание – то же, что отсечение и врачевание.

3. Поняли вы, что я говорю? Будьте внимательны; хочу преподать вам любомудрое наставление. Почему мы оплакиваем наказываемых, а не согрешающих? Не так тяжко наказание, как тяжек грех; потому что грех есть причина наказания. Итак, когда ты увидишь какого-нибудь человека, имеющего гнилую рану, у которого из тела выходят черви и гной, и который оставляет без внимания эту язву и гниение, а другого такого, который, страдая тем же, пользуется пособием врачей, допускает прижигания и отсечения, и пьет горькие лекарства, то которого из них ты будешь оплакивать, скажи мне, – того ли, который болен – и не лечится, или того, который болен – и лечится? Очевидно того, который болен – и не лечится. Подобным образом, пусть будут два грешника, один наказываемый, а другой не наказываемый. Не говори: этот блажен, потому что богат, грабит сирот, утесняет вдов, не болеет, и при грабительстве своем пользуется хорошим мнением, наслаждается почестью и властью, не испытывает ни одного из человеческих бедствий, ни горячки, ни чахотки, ни другой какой-либо болезни; у него сонм детей, маститая старость; но его-то преимущественно и оплакивай, потому что он и болен, и не лечится. Как? Я скажу. Если увидишь человека, одержимого водянкой, у которого от болезни в селезенке раздулось тело, но который не спешит к врачу, а постоянно употребляет холодное питье, имеет роскошную трапезу, каждый день упивается, окружен прислужниками, и усиливает свою болезнь, то, скажи мне, блаженным ли считаешь его или несчастным. А если увидишь другого, одержимого водянкой, но пользующегося пособием врачей, изнуряющего себя голодом, отказывающего себя во многом, постоянно принимающего горькие лекарства, которые хотя неприятны, но этой неприятностью способствуют здоровью, то не станешь ли ты ублажать этого человека более, чем того? Разумеется, потому что тот болен – и не лечится, а этот болен – и пользуется врачеванием. Но лечение неприятно? Зато конец его полезен. Так бывает и в настоящей жизни. Перенесись мыслью от тел к душам, от болезней к грехам, от горечи лекарств к наказаниям и суду Божию; ибо наказание от Бога есть то же, что и лекарство от врача, отсечение и прижигание. Как огонь, через многократное прикосновение, прижигает рану и останавливает её развитие; и как железо отсекает гнилость, причиняя боль, но доставляя пользу; так и голод, и моровые язвы и все кажущиеся бедствия насылаются на душу вместо железа и огня, чтобы остановить, как это бывает с телами, развитие её болезней и сделать ее лучшей. Опять, пусть будут два блудодея – допустим это на словах для примера – два блудодея: но один богатый, а другой бедный. Который из них имеет больше надежд на спасение? Разумеется, бедный. Не говори же: этот богач блудодействует и богатеет, и поэтому ублажаю его. Скорее надлежало бы тебе ублажать его тогда, когда бы он, блудодействуя, был беден и терпел голод; потому что он невольно имел бы в бедности учительницу любомудрия. Когда ты увидишь порочного благоденствующим, плачь; потому что здесь два несчастья: и болезнь, и неисцельность. Когда же увидишь порочного в несчастии, утешайся, не потому только, что он становится лучшим, но и потому, что заглаждаются здесь многие из грехов его. Слушай внимательно мое слово. Многие из людей и здесь наказываются, и там осуждаются; другие только здесь, а иные только там. Пойми это учение; потому что, если хорошо выразумеешь слова мои, они избавят ум твой от многих смятений. Но, если угодно, представим сперва такого человека, который там наказывается, а здесь наслаждается веселием. Пусть и богатые, и бедные внимают моим словам; ибо это учение полезно и тем, и другим. Что многие осуждаются и здесь и там, об этом послушай, как говорит Христос: «В оньже аще град или весь внидите,... входяще в дом целуйте его, глаголюще: мир дому сему. И аще убо будет дом достоин, приидет мир ваш нань: аще ли же не будет достоин, мир ваш к вам возвратится. И иже аще не приимет вас, ниже послушает словес ваших, исходяще из града того, отрясите прах ног ваших. Аминь глаголю вам: отраднее будет земли Содомстей и Гоморрстей в день судный, неже граду тому. В оньже аще град или весь внидите, испытайте, кто в нем достоин есть: и ту пребудете, дóндеже изыдете» (Мф.10:11–15). Отсюда явно, что жители Содома и Гоморры и здесь осуждены, и там наказываются; ибо, когда говорит (Господь), что отраднее будет содомлянам, чем этим людям, то показывает, что те хотя и наказываются, но не так, как эти.

4. Еще есть такие, которые наказываются только здесь, как тот прелюбодей, о котором блаженный Павел в послании к Коринфянам говорил так: «Отнюд слышится в вас блужение, и таково блужение, яковоже и во языцех не именуется; яко некоему имети жену отчую; и вы разгордесте, и не паче плакасте, да измется от среды вас содеявый дело сие. Зане аз убо, аще не у вас сый телом, ту же живый духом, уже судих, яко тамо сый, содеявшего сице сие, о имени Господа нашего Иисуса Христа, собравшимся вам и моему духу,... предати таковаго сатане во измождение плоти, да дух спасется в день Господа нашего Иисуса Христа» (1Кор.5:1–5). Видишь ли, как этот здесь наказывается, а там не наказывается? Так как здесь наказано было тело его, то там он уже не наказывается. Наконец, хочу показать такого человека, который здесь веселился, а там наказывается. «Человек некий бе богат» (Лк.16:19). Вы уже наперед видите ход этого повествования, но подождите окончания слова. Конечно, мне честь, а вам похвала за то, что, когда только еще сеются начатки, вы уже собираете колосья. Постоянное слушание поучений сделало вас учителями; но так как с вами вошли сюда и некоторые чужие, то не спешите, но подождите храмлющих. Церковь есть тело; есть в ней глаз, есть и голова. Как если пяту уколет терние, глаз преклоняется вниз, потому что он есть член тела, и не говорит: я восседаю на высоте, презираю низший член; но преклоняется, оставляя свою высоту; что ниже пяты или благороднее глаза? – Однако это неравенство исправляется сочувствием, и все соединяется любовью. Так и ты поступай; если ты быстр и приготовлен к слушанию, но имеешь брата, который не может следовать за тем, что предлагается, глаз твой пусть преклонится к пяте, пусть окажет сострадание к храмлющему члену, чтобы он от твоей быстроты и своей медлительности не остался без научения. Не злоупотребляй твоим разумением к его погибели, но благодари Бога за свою быстроту. Ты богат? Радуюсь и восхищаюсь; но тот еще беден: пусть же не остается он в бедности вследствие твоего богатства. У него есть терние – неспокойный помысл: снизойди же к нему и исторгни терние. Что же говорит (Господь)? Человек «некий бе богат», по имени, а не на самом деле. «Некий бе богат и облачашеся в порфиру», предлагал роскошную трапезу, имел чаши с вином, украшенные венками, устроял каждый день пиршества. Другой же «некто бе нищ, именем Лазарь». А где имя богача? Нигде, он без имени. Сколько богатства, – а у самого нет и имени! Какое же это богатство? Это – дерево, красующееся листьями, но не имеющее плода; дуб, распростершийся в высоту, но дающий желуди в пищу бессловесным; человек, не имеющий плода человеческого. Где богатство и хищничество, там виден волк; где богатство и свирепость, там вижу льва, а не человека; он погубил свое благородство неблагородством пороков. «Некий бе богат и» каждодневно «облачашеся в порфиру», а в душе был покрыт паутиной; дышал благовониями, а исполнен был зловония; предлагал роскошную трапезу, кормил тунеядцев и льстецов, утучнял рабыню – плоть, а госпожу – душу оставлял изнуряться голодом; дом у него был украшен венками, а основание состояло из извести греха; душа была погружена в вине. Итак, этот богач имел роскошную трапезу и украшенные венками чаши вина, кормил тунеядцев и льстецов – это непотребное сборище дьявольское, этих волков, которые пленяют многих из богачей, насыщая собственное чрево, устрояют их погибель, великой услужливостью и лестью истребляют их богатство. Не погрешит, кто назовет волками таких людей, которые, выставляя богача пред всеми, как овцу, превозносят его похвалами, надмевают величаниями, и не дают ему увидеть собственную рану, но ослепляют его ум и увеличивают его гнилость. Потом, как наступит перемена обстоятельств, эти друзья убегают, и остаемся состраждущими мы, обличающие, а те притворные личности скрываются, как это и ныне часто бывает.

5. Итак, этот богач кормил тунеядцев и льстецов, обратил дом свой в театр, наполнял каждого вином, жил в великом благоденствии; а другой некто Лазарь, покрытый ранами, сидел у ворот богача и желал крупиц от трапезы его. Возле источника он томился жаждой; подле изобилия голодал. И где он брошен был? Не на распутье, не на улице, не в переулке, не среди площади; но в воротах богача, которыми этот должен был и входить, и выходить, дабы не говорил: я не видал, не приметил, мои глаза не досмотрели. При входе твоем лежит жемчужина в грязи, и ты не видишь? Врач у ворот, и ты не лечишься? Кормчий в пристани, и ты терпишь кораблекрушение? Кормишь тунеядцев, а бедных не питаешь? Это было тогда; но бывает и теперь. Для того и написано это, чтобы потомки научились от этих событий и не подверглись тому, чему подвергся богач. Итак, лежал в воротах бедный, бедный по внешности, но богатый внутренне; лежал покрытый ранами на теле, как сокровище, у которого наверху терния, а внизу жемчужины. Какой ему вред от болезни тела, когда душа здорова? Пусть слышат это бедные, и не сокрушаются унынием; пусть слышат богатые, и отстанут от нечестия. Для того и предложены нам эти два образца, богатства и бедности, жестокости и мужества, любостяжательности и терпения, чтобы ты, когда увидишь бедного в ранах и пренебрежении, не называл его жалким, и, когда увидишь богатого в блеске, не считал его блаженным. Прибегай к этой притче; когда будет смущать тебя колебание помыслов, беги в эту пристань; получи утешение от этого повествования; представь Лазаря пренебрегаемого, представь богача благоденствующего и наслаждающегося роскошью, и никакое событие в жизни пусть не смущает тебя. Если ты будешь иметь верное суждение, то не потопят тебя волны; не погрузится ладья твоя, если благоразумным суждением будешь различать свойства вещей. Для чего ты говоришь мне: тело мое в бедственном положении? Был бы ум твой не поврежден. Такой-то богат и нечестив: что же такое? Нечестие не подлежит чувствам. Не суди о человеке по внешности, но по внутренним его качествам. Когда ты видишь дерево, что рассматриваешь в нем – листья, или плод? Так и в отношении к человеку; когда видишь человека, то суди о нем не по внешним, а внутренним его качествам, рассматривай плод, а не листья: не дикая ли это маслина, хотя и считается настоящей маслиной; не волк ли это, хотя и считается человеком. Узнавай человека не по (телесной его) природе, но по произволению, не по виду, но по образу мыслей; и не только по образу мыслей, но разведай и жизнь его. Если он нищелюбив, то он – человек; если же предан торговым оборотам, то он – дуб; если свиреп сердцем, то он – лев; если хищник, то – волк; если коварен, то – аспид. Но скажешь: я человека ищу; для чего же ты показываешь мне зверя вместо человека? – Познай, в чем состоит доблесть человека, и не смущайся. Итак Лазарь лежал при воротах, покрытый ранами, мучимый голодом. Псы приходили и лизали раны его: псы были человеколюбивее человека, лизали раны Лазаря, снимали и очищали гной. А он лежал, поверженный, как золото в печи, делаясь более блестящим; не говорил, как говорят многие из бедных: это ли промышление? – Разве Бог взирает на дела человеческие? Я при праведности беден; а этот при неправедности богат. Ничего подобного он не помыслил, но предавался непостижимому человеколюбию Божию, очищая свою душу, перенося страдания, являя терпение; лежа телом, но стремясь умом, окрыляясь мыслью, готовясь получить награду, удалившись от зла и сделавшись образцом добра. Он не говорил: тунеядцы наслаждаются до излишества, а я не удостаиваюсь и крупиц; но что? Благодарил и прославлял Бога. «Бысть же умрети им». Умер богач и был похоронен; отошел и Лазарь; не скажу: умер; потому что смерть богача была действительно смертью и погребением, а смерть бедного – отношением и представлением к лучшему, переходом с поприща борьбы к наградам, из моря в пристань, от сражения к торжеству, от подвигов к венцу. Отошли оба туда, где предметы имеют истинный вид; театр закрылся, и маски сняты. На здешнем театре в самый полдень употребляются завесы, и многие являются на сцене в чужом виде и с масками на лице, пересказывают старую басню и повествуют о тогдашних делах; иной представляется философом, не будучи философом; иной царем, не будучи царем, но только имея вид царя по содержанию басни; иной – врачом, не умея управиться и с деревом, но только надевши платье врача; иной – рабом, будучи свободным; иной – учителем, не зная и грамоты; представляются не тем, что они суть на самом деле, а что они действительно, тем не показываются: показывается врачом тот, кто вовсе не врач; показывается философом тот, кто только на маске имеет философскую прическу; показывается воином тот, у кого только платье воина; но как ни обманчив вид маски, он не изменяет природы, которой действительность извращает; маски держатся, пока увеселяющиеся сидят (в театре); но когда наступит вечер, театр закроется, и все разойдутся, тогда маски сбрасываются, и кто в театре представлялся царем, вне его оказывается медником; маски сброшены, обман прошел, открылась истина: и оказывается вне театра рабом, кто внутри его представлялся свободным; внутри (театра), как я сказал, обман, а вне – истина; настал вечер, кончилось зрелище – и открылась истина. Так и в жизни, и при кончине. Настоящее – театр; здешние предметы – обманчивая внешность и богатство, и бедность, и власть, и подвластность, и тому подобное; а когда окончится этот день и наступит та страшная ночь, или лучше – день: ночь для грешников, а день для праведников; когда закроется театр; когда обманчивые виды будут отброшены; когда будет судим каждый со своими делами, не с богатством своим, не с властью своей, не с почестями и могуществом своим, но каждый с делами своими – и начальник и царь, и женщина и мужчина; когда (Судья) спросит нас о жизни и добрых делах, а не о важности званий, не о низком состоянии бедности, не о высоком состоянии надменности, (и скажет): подай Мне дела, хотя ты был раб, лучшие чем у свободного, хотя ты была женщина, более мужественные, чем у мужчины; когда отброшены будут обманчивые внешности: тогда обнаружится и богатый, и бедный. И как здесь, по окончании театра, иной из сидевших вверху, увидев в театральном философе медника говорит: э, не был ли этот в театре философом? – а теперь вижу его медником; этот не был ли там царем? – а здесь вижу в нем какого-то низкого человека; этот не был там богачом? – а здесь вижу его бедным; так будет и там.

6. Не распространяю речи, чтобы слушателя не привести в замешательство обилием сказанного; но хочу представить обманчивость зрелища только в двух лицах. Я представлял два лица, чтобы через них проложить вам дорогу и дать направление. Я расширил мысль вашу изображением настоящей жизни, чтобы каждый мог познать различие вещей. Итак, два лица: одно представлял богатый, а другое бедный; лицо бедного – Лазарь, лицо богатого – богач; видимые предметы – мнимые лица, а не действительные. Оба они отошли туда, и богатый, и бедный; Лазаря приняли Ангелы, после псов – Ангелы, после ворот богача – лоно Авраамово, после голода – нескончаемое изобилие, после скорби – непрестанная радость; а богача после богатства постигла бедность, после роскошной трапезы – наказание и мучение, после наслаждений – невыносимые скорби. И посмотри, что делается: они отошли туда – и зрелище прекратилось, маски сняты – и являются наконец действительные лица. Оба они отошли туда, и богач, сгорая в огне, видит Лазаря в лоне Авраамовом, благодушествующим, наслаждающимся, веселящимся, и говорит: «Отче Аврааме! Посли Лазаря, да концем перста своего устудит язык мой, яко стражду во пламени». Что же Авраам? «Чадо! восприял еси благая твоя и Лазарь злая своя; и ныне сей утешается, ты же страждеши. И над всеми сими между нами и вами пропасть утвердися, яко да хотящии прейти отсюду к вам, не возмогут» (Лк.16:24–26). Будьте внимательны, потому что слово об этом полезно: оно устрашает, но и очищает; огорчает, но и исправляет. Прими то, что говорится. Богач, находясь в муках, взглянул и увидел Лазаря, – увидел новые предметы. В твоих воротах был он каждый день; не раз ты входил и выходил, и не видел его; а теперь, находясь в пламени, видишь издали? Когда ты жил в богатстве, когда в твоей воле было видеть, ты не хотел видеть его: от чего же теперь ты так зорко видишь? Не в воротах ли твоих он был? Как же ты не видел его? Вблизи не видел его, а теперь издали видишь, когда между вами такая пропасть? И что он делает? Авраама называет отцом! Как ты называешь отцом того, кому не подражал в гостеприимстве? Этот называет его отцом, а тот его – чадом; имена родственные, но помощи никакой. Впрочем, (Господь) произносит эти названия, чтобы вы знали, что от родства нет никакой пользы. Благородство не в знатности предков, но в добродетельных нравах. Не говори мне: отец у меня консул. Что мне в этом? Не о том речь; отнюдь не говори мне: отец у меня консул. Хотя бы твоим отцом был апостол Павел, а братьями мученики, но если ты не подражаешь их добродетели, то нет тебе никакой пользы от такого родства, а скорее оно повредит тебе и послужит к осуждению. Мать моя, говоришь, милосердная. А что от этого тебе бесчеловечному? Её человеколюбие увеличивает виновность твоего злонравия. Что говорит Иоанн Креститель к народу иудейскому? «Сотворите плоды достойны покаяния и не начинайте глаголати: отца имамы Авраама» (Лк.3: 8). Ты имеешь знаменитого предка? Если ты будешь подражать ему, то получишь пользу; но если не будешь подражать, то знаменитый предок будет твоим обвинителем, за то, что ты от доброго корня вышел горьким плодом. Никогда не называй блаженным человека, имеющего родственником праведника, если он не подражает его нравам. Мать у тебя святая? Тебе ничего от этого. Мать у тебя порочная? И из этого тебе ничего. Как добродетель той не приносит тебе пользы, если не подражаешь её добродетели: так и порочность этой не вредит тебе, если ты не предан порокам. Как там больше осуждения тебе, потому что, имея у себя образец, ты не подражал добродетели; так и здесь больше тебе похвалы, что, имея порочную мать, ты не подражал её порокам, но от горького корня вышел сладким плодом. Не знаменитость предков требуется от нас, а добродетельный образ жизни. Я и раба назову благородным, и господина достойным цепей, когда узнаю образ жизни; и знатный для меня не благороден, если имеет рабскую душу; ибо кто действительно раб, кроме совершающего грехи? Другое рабство зависит от неблагоприятных обстоятельств; а это рабство заключается в развращении сердца; так как и в начале отсюда произошло рабство.

7. В древности не было раба; Бог, созидая человека, сотворил его не рабом, но свободным. Он сотворил Адама и Еву, и оба они были свободны. Откуда же произошло рабство? Род человеческий уклонился от правого пути, и, преступив меру в желаниях, дошел до развращения; а как это, послушай. Настал потоп, общее крушение вселенной, отворились окна (небесные) и разверзлись бездны (Быт.7:10), все стало водой, все видимое разложилось на стихии и разлилось, земли не видно было, но все стало морем, на основании гнева Божия; повсюду были волны, повсюду моря; высоко поднимались горы, но море и их покрыло; и было только море и небо; род человеческий погиб, и осталась лишь искра рода нашего – Ной, искра посреди моря, однако не погасшая, заключавшая в себе начатки рода нашего, жену и детей, с голубем и вороном и всеми прочими существами. И были все внутри ковчега, а ковчег носился поверх воды среди бури и не подвергся крушению; потому что кормчим его был Владыка всего; не доски спасли, а крепкая десница (Божия). И посмотри на чудо. Когда омылась земля, когда потреблены были делавшие зло, когда укротилась буря – явились верхи гор, ковчег сел, Ной выпустил голубя. Но в изложенном событии заключались тайны; прошедшее было прообразом будущего; именно: ковчег – Церковь, Ной – Христос, голубь – Дух Святой, масличная ветвь – человеколюбие Божие. Кроткое животное было выпущено и удалилось от ковчега; но то образ, а ныне – истина; посмотри же на превосходство истины. Как ковчег спасал среди моря бывших внутри его, так и Церковь спасает всех блуждающих; но ковчег только спасал, а Церковь делает нечто большее; например: ковчег принял в себя бессловесных, – и спас их бессловесными; Церковь приняла неразумных людей и не только спасает их, но и преобразует; ковчег принял ворона и выпустил ворона; Церковь принимает ворона, а выпускает его голубем; принимает волка, а выпускает его овцой. Когда войдет сюда человек хищный, корыстолюбивый и послушает вещаний Божественного учения, то переменяет образ мыслей и из волка делается овцой: волк похищает и чужое, а овца уступает и свою шерсть... Ковчег остановился, и отворились его двери; Ной вышел, спасшись от потопления, и увидел землю опустошенную, увидел гробницу, образовавшуюся из грязи, общую гробницу для скотов и людей, в которой все тела лошадей, и людей, и всякого бессловесного скота, вместе были зарыты. Посмотрел он на это печальное зрелище, посмотрел на землю, преисполненную бедствий, и впал в великое уныние; все погибли; ни человек, ни скот, ни другое какое-либо из существ, оставшихся вне ковчега, не спаслись; он видел только небо. Мучимый унынием и удручаемый скорбью, он выпил вина и предался сну, чтобы облегчилась рана уныния. Лежал он на ложе, предавшись сну, как врачу, чтобы произвести в уме забвение о случившемся, как это бывает с состарившимся, пьющим вино и предающимся сну. Надобно сказать в оправдание праведника, что случившееся с ним произошло не от пьянства и страсти; но он просто врачевал свою рану. Так и Соломон говорил: «Дадите сикера сущим в печалех, и вино пити сущим в болезнех» (Притч.31:6). Посему многие из людей, особенно во время похорон, когда кто лишится сына или жены, когда скорбь терзает, и уныние одолевает, и сознание этого оказывает свою силу, берут друзей в дом свой и устрояют обильный пир, и подается вино опечаленному, чтобы облегчилась рана его. То же случилось тогда и с этим старцем: мучимый унынием, он употребил вино, как лекарство, и от вина склонился ко сну. Но вам надобно узнать, откуда произошло рабство. Спустя немного времени взошел проклятый сын его, сын его по природе, а не сын по нраву (опять называю благородством не знатность предков, но добродетельный нрав); вошедши, сын увидел наготу отца. Следовало бы прикрыть ее, накрыть платьем, ради старости, ради горя, ради несчастья, ради того, что это – отец его; а он, вышедши, разгласил и сделал из того печальное зрелище. Но прочие его братья, взяв одежду, вошли, смотря назад, чтобы не видеть того, о чем тот разглашал, и прикрыли отца. Отец, вставши, узнал все, и начал говорить: «проклят Ханаан отрок: раб будет братиям своим» (Быт.9:25). Смысл слов его такой: ты будешь рабом, потому что обнаружил срамоту отца своего. Видишь ли, что рабство – от греха, что от нечестия произошло рабство? Хочешь ли, я покажу тебе освобождение от рабства? Был некто Онисим, раб, презренный беглец; он убежал и пришел к Павлу, принял крещение, омыл грехи и остался у ног апостола. Павел пишет к господину его: «Онисима, иногда тебе непотребного, ныне же тебе и мне благопотребна, приими сего, якоже мене». Что же произошло? «Егоже родих во узах моих» (Флм.1:10–12).

8. Видишь ли благородство? Видишь ли, что нрав доставляет свободу? Раб и свободный – суть простые названия. Что такое раб? Одно название. Сколько господ лежат пьяные на постели, а слуги стоят подле них трезвые! Кого же назвать рабом, – трезвого, или пьяного? Раба ли, служащего человеку, или пленника страсти? У того рабство внешнее; а этот внутри себя носит невольничество. Говорю это и не перестану говорить, чтобы вы имели понятие о вещах, соответствующее природе их, и не увлекались заблуждением толпы, но знали, что такое раб, что бедный, что неблагородный, что блаженный, что страсть. Если вы научитесь различать это, то не подвергнетесь никакому смятению. Впрочем, чтобы слово, слишком распространяясь, не уклонилось к постороннему, обратимся к предмету. Итак, этот богач наконец стал бедным; или лучше, он был беден и тогда, как был богат. Ибо что пользы человеку, если он имеет чужое, а своего не имеет? Что пользы человеку приобрести деньги, и не приобрести добродетели? Для чего ты берешь чужое, а свое теряешь? Я имею, скажешь ты, землю плодоносную? Что же такое? Но не имеешь души плодоносной. Имею рабов? Но не имеешь добродетели. Имею одежды? Но ты не приобрел благочестия. Чужое имеешь, а своего не имеешь. Если бы кто вверил тебе залог, разве я мог бы назвать тебя богатым? Никак. Почему? Потому, что ты владеешь чужим; потому, что это – залог; и о, если бы это было только залогом, а не прибавлением к твоему наказанию! Итак, богач, увидев Лазаря, говорит: «Отче Аврааме, помилуй мя» (Лк.16:24). Слова бедного, нищего, убогого! «Отче Аврааме, помилуй мя». Чего ты хочешь? «Посли Лазаря». Мимо кого тысячу раз ты проходил, на кого и взглянуть не хотел, того теперь просишь послать к тебе для спасения? «Посли Лазаря». А где теперь твои виночерпии? Где ковры? Где тунеядцы? Где льстецы? Где надменность? Где гордость? Где закопанное золото? Где одежды, изъеденные молью? Где серебро, почитаемое тобою? Где блеск и наслаждение? То были листья; настала зима – и все они посохли; то было сновидение; наступил день – и сновидение улетело; то была тень; пришла действительность – и тень исчезла. «Посли Лазаря». Но почему богач видит не другого какого праведника, не Ноя, не Иакова, не Лота, не Исаака, но Авраама? Почему? Потому, что Авраам был странноприимный и привлекал прохожих в свою палатку; любовь его к странникам становится более сильной обвинительницей бесчеловечия богача. «Посли Лазаря». Слыша это, возлюбленные, убоимся, как бы и нам, увидев бедных, не пройти мимо них, чтобы вместо одного Лазаря не было у нас тогда многих обвинителей. «Посли Лазаря, да омочит конец перста своего в воде и устудит язык мой, яко стражду в пламени сем». Но какой мерой мерите, такой возмерится вам (Мф.7:2); ты не дал крупиц, не получишь и капли. «Посли Лазаря, да концом перста устудит язык мой, яко стражду во пламени». Что же ему Авраам? «Чадо, восприял еси благая твоя в животе твоем, и Лазарь такожде злая своя; и ныне же зде утешается, ты же страждеши» (Лк.16:25). Здесь опять он не сказал: «приял», но: «восприял». Большую разность делает приложение предлога. Много раз говорил я вам, возлюбленные, что надобно нам принимать во внимание и слоги, потому что сказано: «испытайте Писаний» (Ин.5:39); часто и одна йота или одна черта возбуждает мысль. Если же хочешь убедиться, что и прибавление одной буквы дает мысль, то этот патриарх Авраам прежде назывался Аврамом, и сказал ему Бог: «не будет имя твое Аврам, но Авраам» (Быт.17:5); прибавил букву «а», и сделал его отцом многих народов. Вот, как прибавка одной буквы показала великое благородство (патриарха). Итак, не пробегайте этого без внимания. Он не сказал: «приял еси благая твоя», но: «восприял»; а кто восприемлет, тот получает должное ему. Обрати внимание на то, что я говорю. Иное дело – принять, а иное – воспринять. Восприемлют то, что имели; а принимают иногда то, чего не имели. «Восприял еси благая твоя, и Лазарь злая своя». Вот, и богач восприял благая своя, и Лазарь злая своя! Все это сказано мною в виду тех, которые наказываются здесь, а не там, и тех, которые здесь веселятся, а там наказываются. Внимай же тому, что я говорю. «Восприял еси благая твоя, и Лазарь злая своя», – должное им, что следовало им. Обратите внимание на этот предмет, а я (по пословице) «спешу к месту, дай мне окончить ткань». Но не смущайтесь при самом начале: когда я говорю что-нибудь подобное, подождите конца. Хочу изощрить ваш взор, и не поверхностно занимать вас, но низвести в глубину Божественных Писаний, в глубину, недоступную бури, глубину более безопасную, чем тихая поверхность. Чем ниже спустишься, тем большую найдешь безопасность; потому что здесь не беспорядочное волнение вод, а стройное расположение мыслей. «Восприял еси благая твоя, и Лазарь злая своя; и ныне же зде утешается, ты же страждеши». Здесь – важный предмет для исследования. Я сказал, что восприемлет тот, кто получает должное. Что Лазарь был праведен, как и действительно был, это показали лоно Авраамово, венец, награды, покой, наслаждение, твердость, терпение; но богач был грешник, нечестивый, бесчеловечный, преданный удовольствиям и пьянству, предлагавший роскошную трапезу, живший в таком распутстве и непотребстве; почему же ему говорит (Авраам): «яко восприял еси»? Что следовало воздать ему, – человеку богатому, развратному и бесчеловечному? Что следовало воздать ему? Почему Авраам не сказал: «приял еси», но: «восприял»?

9. Обрати внимание на эти слова: ему следовали мучения, ему следовали наказания, ему следовали скорби. Почему же не сказал (Авраам): ты принял их, но: «восприял еси благая своя прежния», т.е. ту жизнь, «и Лазарь злая своя»? Напряги же ум твой; я спускаюсь в глубину мыслей. Из всех существующих людей одни – грешники, другие – праведники. Заметь различие между праведниками; один праведен, а другой еще праведнее; выше стоит этот, а иной и его превосходит. И как есть много звезд, и солнце, и луна; так есть различие и в праведниках; «ина слава солнцу, и ина слава луне, и ина слава звездам» (1Кор.15:41); одни выше славой, а другие ниже. Каковы тела небесные, таковы и тела земные. И как между этими телами иное – олень, иное – собака, иное – лев, иное – какой-нибудь другой зверь, иное – аспид, иное еще что-нибудь подобное: так есть различие и в грехах. Итак, между людьми одни праведные, другие грешные; но и между праведниками великое различие, и между грешниками великое и беспредельное. Послушай же: хотя бы кто был праведен, хотя бы был тысячу раз праведен и достиг до самой вершины, так что отрешился от грехов, он не может быть чист от скверны; хотя бы он был тысячу раз праведен, но он – человек. «А кто похвалится чисто имети сердце; или кто дерзнет рещи, чиста себе быти от грехов» (Притч.20:9)? Посему и повелено нам говорить в молитве: «остави нам долги наша» (Мф.6:12), чтобы мы, постоянно употребляя эту молитву, вспоминали, что мы там подлежим наказаниям. Даже Павел апостол, сосуд избранный, храм Божий, уста Христовы, лира Духа, учитель вселенной, обошедший землю и море, исторгший терния грехов, посеявший семена благочестия, тот, который был богаче царей, могущественнее богачей, сильнее воинов, мудрее философов, красноречивее риторов, который, ничего не имея, обладал всем, тенью своей разрешал узы смерти, одеждами своими прогонял болезни, поставил трофеи на море, восхищен был до третьего неба, входил в Рай и проповедал Христа Бога, – и он говорит: «Ничесоже в себе вем, но ни о сем оправдаюся» (1Кор.4:4), – он, который стяжал так много и таких добродетелей, говорит: «востязуяй же мя Господь есть». Итак, «кто похвалится чисто имети сердце; или кто дерзнет рещи, чиста себе быти от грехов»? Невозможно человеку быть безгрешным. Что ты говоришь: такой-то праведник, милосерд, нищелюб? Но и он имеет какой-нибудь недостаток: или обижает несправедливо, или тщеславится, или делает другое что-нибудь подобное; нет нужды исчислять все. Иной милосерд, но часто не целомудрен; а иной и целомудрен, но не милосерд; этот славится одной добродетелью, а тот – другой. Пусть будет кто-либо праведен, но часто и праведный, имеющий все добродетели, и начинал гордиться этой праведностью, и гордость вредила его праведности. Фарисей, постившийся дважды в неделю, не был ли праведен? А что он говорит? «Несмь, якоже прочии человецы, хищницы, неправедницы» (Лк.18:11). Нередко человек с чистой совестью впадает в гордость; и если не повредил ему грех, то вредит гордость. Не может человек быть совершенно праведным так, чтобы быть чистым от греха; и, с другой стороны, не может ни один человек быть столь злым, чтобы не иметь какого-нибудь, хотя малого, добра. Например: такой-то похищает, предается любостяжанию, вредит; но иногда подает милостыню, иногда бывает целомудрен, иногда говорит доброе слово и хотя одному человеку оказал помощь, иногда плакал, иногда сокрушался. Таким образом, нет праведника без греха; нет и грешника без всякого добра. Что было нечестивее Ахава? Он сделал и похищение, и убийство: однако, так как он стал сокрушаться, Бог говорит Илии: «Видел ли еси, како умилися Ахав» (3Цар.21:29)? Видишь ли, в какой бездне грехов нашлось еще некоторое малое добро? Что хуже Иуды предателя, пленившегося сребролюбием? Однако и он сделал потом некоторое, хотя малое добро: "Согреших, – говорит он, – предав кровь неповинную» (Мф.27:4). Порочность, как я говорил, не такова по свойству своему, чтобы добродетель при ней не имела места. Овца никогда не может быть свирепой, потому что она от природы кротка; волк никогда не может сделаться кротким, потому что он свиреп от природы. Законы природы не нарушаются и не колеблются, но остаются неизменными. Но во мне этого нет; я бываю и свирепым, когда захочу, и кротким, когда пожелаю, потому что я не связан природой, но одарен свободным произволением. Итак нет, как сказал я, ни столь доброго человека, который бы не имел ни малого пятна, и нет столь злого, который бы не имел ни малого доброго. Так, за все есть воздаяние, и за все есть возмездие; хотя бы кто был убийца, хотя бы нечестивец, хотя бы корыстолюбец, но сделал что-нибудь доброе, будет ему воздаяние за это доброе, и за пороки, которые он совершил, доброе не останется без награды. Также, хотя бы кто совершил тысячу добрых дел, но сделал что-нибудь худое, будет ему возмездие за это худое. Удержи это, соблюди твердо и непоколебимо: нет доброго человека без греха, нет и злого без добродетели. Повторяю опять то же, чтобы укоренить это, чтобы насадить и положить в глубине души вашей. Дьявол наводит на душу какие-нибудь заботы, чтобы ввести ваш ум в заблуждение и изгладить из него слова мои; поэтому я внедряю их в глубину. Если здесь сбережешь их верно, то, и вышедши отсюда, не можешь утратить их. Как, положив золото в кошелек, я завязываю и запечатываю его, чтобы вор и в мое отсутствие не взял золота; так я поступаю и относительно вас, возлюбленные: непрестанным повторением учения закрепляю и запечатываю, ограждаю ваш ум, чтобы он не растерялся от беспечности, но чтобы мне, лучше сохранив его, здешней тишиной отклонить внешнее смятение. Итак, сказанное мной есть не многословие, но слова заботливости, любви и желания учителя, чтобы слова его не пропали. Говорить об этом «мне убо неленостно, вам же твердо» (Флп.3:1). Я хочу научить, а не просто показать себя. Итак, нет праведника, который бы не имел греха, и нет грешника, который бы не имел добра, а так как есть воздаяние за все, то смотри, что бывает. Грешник получает за добрые свои дела соразмерное воздаяние, как бы ни было мало его добро; и праведник получает за грех свой соразмерное осуждение, хотя бы сделал какое-нибудь малое зло. Что же бывает, и что делает Бог? Он определил быть возмездию за грех и в настоящей жизни, и в будущем веке. Если кто праведен, но сделал что-нибудь худое и, пострадав здесь, подвергся наказанию, ты не смущайся, но подумай в самом себе и скажи: этот праведник когда-нибудь сделал какой-либо малый грех и получает возмездие здесь, чтобы там не быть наказанным. Опять, если увидишь грешника, предающегося хищению и корыстолюбию и делающего множество зла, и однако благоденствующего, то подумай: он сделал когда-нибудь нечто доброе, и получает здесь блага, чтобы там не требовать награды. Так и праведник, если терпит какое-нибудь бедствие, то получает возмездие здесь, чтобы здесь сложить с себя грех, и отойти туда чистым; и грешник, преисполненный зла, имеющий множество неисцельных болезней, предающийся хищению и корыстолюбию, для того наслаждается здесь благоденствием, чтобы там не требовать награды. Так как и Лазарю случалось совершать некоторые грехи, и богачу нечто доброе, поэтому Авраам и говорит: здесь ничего не ожидай: «восприял еси благая твоя там, и Лазарь злая своя». А чтобы тебе убедиться, что я не без основания говорю это, но что действительно так, (Авраам) говорит: «Восприял еси благая твоя». Какие? Ты сделал какое-нибудь добро? За то и «восприял» свое богатство, здоровье, веселье, власть, честь: тебе ничего уже не следует в воздание; «восприял еси благая твоя». А Лазарь ни в чем не согрешил? Нет, согрешил, и «восприял злая своя». Когда ты получал «благая», тогда и Лазарь – «злая»; поэтому «ныне» он «утешается, ты же страждеши». Итак, когда увидишь, что праведник наказывается здесь, почитай его блаженным и говори: этот праведник или сделал грех и наказывается за него, и отходит туда чистым, или наказывается сверх меры грехов его, и избыток праведности вменится ему. Там бывает расчет, и говорит Бог праведнику: моего у тебя столько-то; например, Бог вверяет ему десять оболов, и в счет ему ставит десять оболов. Если же он употребит на дело шестьдесят оболов, то Бог говорит ему: десять оболов засчитываю тебе за грех, а пятьдесят вменяю в праведность. А чтобы тебе убедиться, что остальное вменяется ему в праведность, (припомни): Иов был праведен, непорочен, справедлив, благочестив, удалялся от всякого порочного дела; но тело его наказано было здесь, чтобы там он мог требовать наград; ибо что говорит ему Бог? «Мниши ли Мя инако тебе сотворша, разве да явишися правдив» (Иов.40:3)? Итак, если и мы покажем терпение, подобное терпению праведных, если и мы покажем искусство, соразмерное с добродетельной их жизнью, то получим блага, уготованные святым, любящим Бога, которых да сподобимся все мы благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.

1. Хочу опять приняться за обычное учение и предложить вам духовную трапезу; но медлю и удерживаюсь, видя, что вы не извлекаете никакого плода из непрестанного учения. И земледелец, после того как щедрой рукой бросит семена в недра земли и не увидит произрастений, соответственным трудам, уже не с прежней охотой принимается за обрабатывание земли; потому что всегда надежда на плодородие облегчает тяжесть трудов. Так и я легко бы перенес этот великий труд учения, если бы знал, что от моего увещания что-нибудь прибавляется для вашей пользы. А теперь, когда я увидел, что, после столь многих моих увещаний, после столь многих внушений и угроз (ибо я не переставал постоянно напоминать вам о страшном судилище и неизбежных наказаниях, и об огне неугасающем, и о черве неумирающем), некоторые из слышавших это (не против всех изрекаю осуждение, да не будет!), забыв все это, опять предались сатанинскому зрелищу конского ристалища, с какой еще надеждой примусь за те же труды и предложу им это духовное учение? Видя, что они не извлекают отсюда никакой для себя пользы, но просто по привычке и рукоплещут словам моим, и показывают будто с удовольствием принимают мои слова, а после того опять бегут на конское ристалище и еще больше и с неудержимым неистовством рукоплещут возницам, и с великой стремительностью стекаются, часто препираются между собою и говорят: этот конь не хорошо пробежал, а тот споткнувшись упал, и один берет сторону того возницы, другой – другого, а никогда не подумают и не вспомнят о моих словах, ни о духовных и страшных таинствах, здесь совершаемых, но, как бы плененные сетями дьявола, проводят там целые дни, предаваясь сатанинскому зрелищу и выставляя себя на позор и иудеям, и язычникам, и всем, кто хочет осмеивать наше (учение), – кто, хотя бы он был совсем каменный или бесчувственный, может перенести это без скорби, а не только мы, старающиеся показать отеческое о всех вас попечение? Нас опечаливает не только то, что наш труд оказывается для вас бесполезным, но гораздо более мы сокрушаемся, когда помыслим о том, что так поступающие навлекают на себя тягчайшее осуждение. Мы за труды свои ожидаем награды от Владыки; так как сделали все свое – предложили серебро, раздали вверенный нам талант и не опустили ничего, что следовало нам сделать; но получившие это духовное серебро какое будут, скажи мне, иметь оправдание, какое прощение, когда потребуется от них не только это серебро, но и прибыль от него? Какими глазами они будут смотреть на Судью? Как они перенесут тот страшный день, те нестерпимые казни? Разве они могут сослаться на неведение? Каждый день мы взываем, увещеваем, убеждаем, показываем гибельность обольщения, великость вреда, обманчивость сатанинского празднества, и однако не могли тронуть вас! Но что я говорю о том страшном дне? Займемся пока здешним. Как, скажи мне, могут участвовавшие в том сатанинском зрелище прийти сюда с дерзновением, когда их совесть восстает против и вопиет громко? Или не слышат они, что говорит блаженный Павел, учитель вселенной: «кое общение свету ко тьме... или кая часть верну с неверным» (2Кор.6:14,15)? Какого не заслуживает осуждения то, что верный, участвовавший в совершаемых здесь молитвах и страшных таинствах и духовном учении, после здешнего священнодействия уходит и садится на сатанинском зрелище вместе с неверным, – с блуждающим во мраке нечестия озаренный светом Солнца правды? Как же, скажи мне, можем мы заградить уста язычникам или иудеям? Как станем вразумлять их и убеждать обратиться к благочестию, когда они видят, что принадлежащие к нашему обществу смешиваются с ними на этих гибельных и всякой мерзости исполненных зрелищах? И для чего, скажи мне, ты, побыв здесь и очистив ум, и настроив душу к бодрствованию и сокрушению, уходишь туда и снова оскверняешься? Или не слышишь, что говорит один премудрый: «Един созидаяй, а другий разоряяй, что успеет более, токмо труд» (Сир.34:23)? То же бывает и теперь. Когда построенное нами здесь посредством непрестанного учения и увещания духовного, ты, ушедши туда, все вдруг разрушишь и сравняешь, так сказать, с землей: какая польза в том, что мы снова созидаем здание, а вы снова разрушаете? Не крайне ли это безрассудно и безумно? Скажи мне: если бы ты увидел, что кто-нибудь делает это с вещественными зданиями, построяемыми из камней, то не смотрел ли бы ты на него, как на безумного, который тщетно и напрасно трудится и тратит все свои средства ненадлежащим образом? Так же рассуждай и заключай и об этом духовном строении. Вот я, с тех пор как поставлен на это (служение) благодатию Божиею, каждый день воздвигаю в высоту это духовное здание, и стараюсь привести вас к учению о добродетели; а некоторые из приходящих сюда возведенное с великим трудом строение, по неизъяснимому легкомыслию, в одну минуту времени, почти собственными руками, разрушают до основания, причиняя через то мне великую скорбь, а себе величайший вред и невыносимую потерю.

2. Может быть, я сделал слишком строгое обличение; оно слишком строго по моей любви к вам, но по важности прегрешения еще не довольно сильно. Впрочем, так как должно подавать руку и падшим, и являть отеческую заботливость о дошедших до такой беспечности, то я и теперь не отчаиваюсь в их спасении, только бы они решились не впадать опять в те же проступки, не простирать дальше свою беспечность и отказаться от хождения на конские ристалища и от всякого подобного сатанинского зрелища. Мы имеем человеколюбивого, кроткого и попечительного Владыку, Который, зная немощь нашей природы, когда мы, по беспечности преткнувшись, впадем в какой-нибудь грех, требует от нас только того, чтобы мы не отчаивались, но отстали от греха и поспешили к исповеданию. И если мы сделаем это, Он обещает нам скорое помилование; ибо сам Он говорит: «еда падаяй не востает; или отвращаяйся не обратится» (Иер.8:4)? Итак, зная это, не будем невнимательными к человеколюбивому Владыке, но преодолеем вредную привычку, и не будем ходить пространными вратами и широким путем, как сегодня слышали вы от общего всех Владыки, Который в Евангелии предлагает такое увещание: «Внидите узкими враты; яко пространная врата и широкий путь вводяй в пагубу, и мнози суть входящии им» (Мф.7:13). Слыша о пространных вратах и широком пути, не обольщайся таким началом и не смотри на то, что многие идут по этому пути, но помысли о том, что в конце он делается тесным. И о том разумно подумай, что здесь говорится не о чувственных вратах и не просто о пути, но предлагается увещание касательно всей жизни нашей, и касательно добродетели и порока. Потому Господь и начал речь словами: «внидите узкими враты», называя так врата добродетели; потом, сказав: «внидите узкими враты», объясняет нам и причину, по которой Он делает такое увещание. Хотя, говорит Он, и тесны эти врата и весьма трудно войти в них, но если немного потрудитесь, то выйдете на великую широту и простор, который может доставить вам великую отраду. Итак, говорит Он, не смотрите на то, что эти врата тесны, пусть не смущает вас начало, и теснота входа пусть не делает вас нерадивыми; потому что пространные врата и широкий путь ведут к погибели. Так многие, обольстившись началом и входом, и не посмотрев наперед, что будет далее, пришли к погибели! Посему Он и говорит: «яко пространная врата и широкий путь вводяй в пагубу, и мнози суть входящии им». И справедливо назвал Он пространными врата и широким путь, ведущие к погибели. Те, которые спешат идти на конские ристалища и на другие сатанинские зрелища, небрегут о целомудрии, нисколько не пекутся о добродетели, хотят распутствовать, предаются веселью и пресыщению, каждодневно истощаются безумной и неистовой страстью к деньгам и прилепляются к делам настоящей жизни, действительно идут пространными вратами и широким путем; когда же они, далеко ушедши вперед и собравши себе великое бремя грехов, придут к концу пути изнуренными, то уже не могут идти дальше, так как теснота пути задерживает их, и они, обремененные тяжестью грехов, не в состоянии пройти по нему; потому неизбежно низвергаются в самую пропасть погибели. Какая же польза, скажи мне, прошедшим недолго широким путем, подвергаться вечной погибели, и повеселившимся, так сказать, во сне – наказание терпеть в действительности? Подлинно, вся настоящая жизнь в сравнении с ожидающим нас наказанием и мучением есть то же, что сновидение одной ночи. Неужели все это написано для того, чтобы мы только читали? Действием благодати Духа вещания Господа преданы письмена для того, чтобы мы, получая отсюда предохранительные врачевства против наших страстей, могли избежать угрожающего нам наказания. Посему и тогда Владыка наш Христос, прилагая врачевства, соответствующие ранам, предложил такое увещание: «Внидите узкими враты». Узкими назвал Он эти врата не потому, чтобы они по своему свойству были узки, а потому, что наша воля, наклонная больше к беспечности, считает их узкими. И не для того Он назвал их тесными, чтобы нас отвратить (от них), но для того, чтобы мы, уклонившись от других широких врат и узнав тот и другой пути по их концу, скорее избрали для себя путь тесный.

3. Но, чтобы речь была для всех ясна, теперь, если угодно я представлю таких людей, которые вошли в пространные врата и шли широким путем, и мы посмотрим, каков был у них конец; представлю и таких, которые вошли узкими вратами и шли скорбным путем, и мы узнаем, каких благ они достигли. Для этого я представлю вам одного из вошедших в пространные врата, и одного из шедших по пути узкому и скорбному, и докажу истину слов Господа, при посредстве опять той же притчи Господней. Итак, кто это вошедший в пространные врата, и шедший широким путем? Наперед надобно сказать, кто это такой, и какое пространство пути он прошел, идя по широкому пути, а затем объяснить вам, к какому он пришел концу. Знаю, что вы, как сведущие, уже поняли, что будет сказано; однако и мне необходимо сказать. Припомните же того богача, который каждодневно одевался в порфиру и виссон, устроял блистательные пиршества, кормил тунеядцев и льстецов, наливал много вина, пресыщался каждый день, предавался великому веселью, вошел в пространные врата, и постоянно был в удовольствии и радости житейской. Все к нему притекало, как бы из источников, – многочисленная прислуга, неописанное веселье, телесное здоровье, избыток денег, почет от народа, похвалы от льстецов, и ничто пока не печалило его. Кроме того что, живя среди такого изобилия в напитках и лакомствах, он не только наслаждался телесным здоровьем и всяким удовольствием, но и мимо бедного Лазаря, лежавшего в воротах, покрытого ранами, окруженного и облизываемого псами и терзаемого голодом, он проходил безжалостно и не подавал ему даже крупиц. Так этот богач, вошедши в пространные врата, шел по широкому пути веселья, распутства, смеха, утех, объядения, пьянства, изобилия в деньгах, изнеженности в одежде. И долго, во все время настоящей жизни, шел он по широкому пути, не испытывая никакой печали, но постоянно стремясь как бы с попутным ветром; и так как он шел всегда по широкому пути, то и стремился с великой приятностью. Нигде не было ни скал, ни стремнин, ни подводных камней, ни кораблекрушения, ни необычайного переворота, но, как бы идя постоянно по твердой и ровной дороге, так он прошел настоящую жизнь; хотя он был каждодневно заливаем волнами пороков, но этого не чувствовал; хотя каждодневно терзаем был гнусными пожеланиями, но еще услаждался этим; хотя был постоянно осаждаем невоздержностью, пресыщением, безумной страстью к деньгам, но нисколько не чувствовал этих зол и не мог предвидеть, чем кончится его путь: напротив, наслаждаясь только приятностью настоящего, он и не думал о вечной скорби, но, так сказать, в очаровании шел по широкому пути, стремясь к самой пропасти, которой не мог видеть от великого опьянения. Успех во всех житейских делах, отуманив его ум, ослеплял мысленное око его и он, как потерявший зрение, шел, не зная, куда направляется. А, может быть, он и не помышлял уже о человеческой природе, видя, что ему не было ни в чем неудачи. Он не только веселился, но и был богат; не только был богат, но и пользовался телесным здоровьем; не только пользовался телесным здоровьем, но и услугами других; и при этой большой услужливости, видя, что все притекает к нему, как бы из источников, жил в беспрерывном удовольствии. Видите ли, возлюбленные, какими удовольствиями наслаждался человек, который вошел пространными вратами и шел постоянно по широкому пути? Но никто из слушающих это пусть не решается ублажать его прежде конца, но пусть подождет окончания дел, и тогда произнесет приговор. Теперь, если угодно, я представлю и того, кто вошел узкими вратами и шел скорбным путем, и тогда, посмотрев на конец того и другого, мы произнесем надлежащее мнение о каждом. Кого же другого можно представить теперь, как не Лазаря, который лежал в воротах богача, покрыт был ранами, видел, как языки псов касались язв его, и не имел силы даже прогнать их? Как тот, вошедши пространными вратами, шел по широкому пути; так этот, блаженный (уже называю его блаженным за то, что он решился войти узкими вратами) вошел узкими вратами, во всем противоположными широким. Как тот непрестанно веселился, так этот непрерывно боролся с голодом. Тот, при роскоши и телесном здоровье, наслаждался и избытком денег, и тратил все время в пресыщении и пьянстве; а этот, при голоде, изнуряясь крайней бедностью, постоянной болезнью и невыносимыми ранами, не имел даже необходимой пищи, но желал крупиц от трапезы богача, и тех не удостаивался.

4. Видишь ли, как этот, вошедши узкими вратами, постоянно шел по тесному пути? Видишь ли, как тот проходил через пространные врата и по широкому пути? Посмотрим же на конец их обоих, как тот пришел к тесному концу, а тот к широкому и исполненному великой отрады, чтобы, хорошо узнав это, нам не домогаться всячески широкого пути и не стараться входить пространными вратами, но искать врат узких и идти по пути тесному, дабы достигнуть доброго и отрадного конца. Когда пришел конец жизни каждого (богатого и Лазаря), посмотри что говорит (Господь) прежде о том, который шел скорбным путем. «Бысть же умрети нищему, и несену быти Ангелы на лоно Авраамле» (Лк.16:22). Может быть, Ангелы отводили его, предшествуя ему и окружая его, а после многих скорбей и тесного шествования препровождая в страну покоя. Видишь ли, какой простор открывается в конце узких врат и тесного пути? Посмотри потом и на гибельный конец широкого пути. "Умре же, – говорит (Господь), – и богатый, и погребоша его». Никто не предшествует ему, никто не окружает, никто не путеводит его, как Лазаря. Так как он всем этим наслаждался на широком пути, имел много окружавших его и угождавших ему, т.е. льстецов и тунеядцев; то, когда пришел к концу, лишился всего и остался одиноким после многих прежних удовольствий, или лучше, после краткого довольства и благоденствия; потому что вся настоящая жизнь кратка в сравнении с будущим веком. Итак, после кратковременного довольства, которым он наслаждался, идя по широкому пути, он вступил в страну тесноты и скорби. Тот покоился на лоне патриарха, получая воздаяние за труды и многие страдания, и после голода, ран и лежания в воротах, наслаждался неизреченной и неизъяснимой отрадой; а этот, после веселья и довольства, после великого пресыщения и пьянства, подвергшись неизбежному наказанию, страдал в пламени. И, чтобы тот и другой из них на деле узнал, первый – пользу тесного пути, а последний – вред и гибельность широкого, они видят друг друга на большом расстоянии. Послушай, как: «и во аде, возвед очи свои, сый в муках, узре Авраама издалеча, и Лазаря на лоне его» (Лк.16:23). Думаю, что богач почувствовал сильнейшую скорбь, когда увидел столь внезапную перемену обстоятельств, как тот, который лежал в воротах и был тревожим языками псов, пользуется таким дерзновением и пребывает на лоне патриарха, а сам он покрыт таким стыдом, и притом еще горит в огне. Таким образом, видя, что обстоятельства пришли в противоположное состояние, что сам он, так сказать, повеселившись во сне и тенью, теперь терпит невыносимое наказание, и что широкий путь и пространные врата привели его к такому тесному концу, а с (Лазарем) произошло противное тому, и он за здешнее терпение наслаждается тамошними неизреченными благами, богач, пришедший в смущение и узнавши по опыту, что он подвергся полному обольщению, избрав широкий путь, обращается с просьбою к патриарху и произносит слова жалкие и исполненные слез. Тот, кто прежде не хотел и обращаться к Лазарю и смотреть на этого бедняка, лежавшего в воротах, и, можно сказать, гнушался им по причине зловония ран его и по причине собственной изнеженности, в какой постоянно жил он с весельем, теперь умоляет патриарха и говорит: «Отче Аврааме, помилуй мя, и посли Лазаря, да омочит конец перста своего в воде, и устудит язык мой; яко стражду в пламени сем» (Лк.16:24). Слова эти могли бы привести в жалость; однако он и таким образом не помог себе; потому что исповедание было не своевременно, и молитва приносилась не в надлежащую пору. Пошли, говорит он, Лазаря, этого бедняка, которым прежде я гнушался, которому не уделял и крупиц; в нем я нуждаюсь теперь и ищу того перста, который лизали псы. Видишь ли, как смирило его наказание? Видишь ли, к какому тесному концу привел широкий путь? Он обращается с просьбой не к Лазарю, а к патриарху; и справедливо: потому что на бедного он и взглянуть не смел. Думаю, что он вспомнил о собственном бесчеловечии, и, размыслив, как безжалостно поступал с Лазарем, думал, что этот, может быть, не удостоит его даже ответом. Поэтому и не обращается к нему с просьбой, но умоляет патриарха. Однако он и таким образом не получил никакого успеха: так велико зло – неблаговременность и злоупотребление временем жизни, которое дано нам Божиим человеколюбием на дело нашего спасения. Какого адаманта не смягчили бы эти слова и не расположили бы к жалости и состраданию? Однако и при этом патриарх не склоняется на просьбу, но хотя удостаивает его ответом, объясняет ему, что сам он был виновником своих бедствий. Патриарх говорит ему: «Чадо, помяни, яко восприял еси благая твоя в животе твоем, и Лазарь такожде злая; ныне же зде утешается, ты же страждеши. И над всеми сими между нами и вами пропасть велика утвердися, яко да хотящии прейти отсюду к вам не возмогут, не иже оттуду к нам преходят» (Лк.16:25–26). Страшны эти слова и могут тронуть имеющих ум. Чтобы дать богачу понять, что хотя он со своей стороны оказывает ему сострадание и преклоняется на жалость, видя тяжесть его наказания, но не может ничего сделать к его облегчению, патриарх, как бы оправдывая себя, говорит ему: хотел бы я подать тебе руку помощи, облегчить твои страдания и уменьшить силу мучений, но ты сам заранее лишил себя этого утешения. Посему и говорит: «Чадо, помяни». Посмотри на благость патриарха: чадом называет его! Но это хотя и может показать кротость Авраама, однако не доставляет богачу никакой помощи, потому что он предал сам себя. "Чадо, – говорит, – помяни, яко восприял еси благая твоя в животе твоем». Приведи на мысль прошедшее, не забудь, каким ты наслаждался весельем, каким довольствием, какой пышностью, как провел всю жизнь в пресыщении и пьянстве, думая, что в этом состоит вся жизнь и считая это благами. Он сделал богачу ответ сообразно с его же мнением; ибо, не помышляя ни о чем высоком, и не имея перед глазами ожидавших его будущих бедствий, он почитал эти наслаждения благами.

5. И ныне многие из пристрастившихся к роскоши и пресыщению, когда хотят выразить весьма великое довольство, имеют обычай говорить: мы имеем много благ. Не называй, человек, только эти вещи благом, рассуждая так, что они даны от Владыки на то, чтобы мы, пользуясь ими с умеренностью, поддерживали жизнь и подкрепляли немощь тела, но – есть другие истинные блага. Ничто из здешнего не есть благо – ни веселье, ни богатство, ни драгоценная одежда, но все это имеет только название блага. Что я говорю: имеет только название блага? Часто эти предметы бывают еще причиной нашей погибели, когда мы будем пользоваться ими ненадлежащим образом. Так богатство тогда было бы благом для обладателя, когда бы он тратил его не на веселье только, не на пьянство и вредные удовольствия, но, умеренно пользуясь весельем, остальное раздавал бы бедным на пропитание: тогда богатство – благо! Если же кто будет предаваться веселью и другому распутству, то богатство не только не принесет ему никакой пользы, но и низведет его в глубокую пропасть, что и случилось с этим богачом. Посему патриарх и говорит ему: «Чадо, помяни, яко восприял еси благая твоя в животе твоем». Что считал ты истинными благами, то и восприял; «и Лазарь такожде злая»; – не потому, чтобы Лазарь считал это злом, – да не будет! – но применительно ко мнению богача сказал (Авраам) и эти слова. Ибо он составил себе такое мнение, что богатство, веселье, пресыщение и изнеженность считал благами, а бедность, голод и тяжкую болезнь признавал злом. Посему, как сам ты полагал, имея такое ложное суждение, то припомни, что ты, согласно твоему мнению, восприял эти блага, когда шел по широкому и пространному пути, и Лазарь – зло, также по твоему суждению, когда он шел узкими вратами и тесным путем. Между тем как ты имел в виду только начало пути, он смотрел и на конец, не делаясь беспечнее по началу пути; поэтому ныне здесь он утешается, а ты страждешь; конец у того и у другого из вас вышел противоположный. Видели вы на самом деле конец широкого и пространного пути; узнали, как, через узкие врата и тесный путь, избравший их пришел к благому концу; выслушайте же и, еще более страшное. «И над всеми сими, между нами и вами пропасть велика утвердися, да хотящии прейти отсюду туда, не возмогут, ни иже оттуду к нам преходят». Не пройдем, возлюбленные, этих слов без внимания, но размыслим о точности выражений и о том, какой честью и высоким местом пользуется лежавший в воротах, презренный, нищий, постоянно боровшийся с голодом, покрытый ранами, доступный псам. С охотой обращаюсь так часто к этому предмету, чтобы никто из живущих в бедности или в болезнях и голоде не презирал себя и не считал несчастным, но, перенося все с терпением и благодарностью, питался благими надеждами и ожидал тех неизреченных наград и воздаяний за труды. «И над всеми сими». Что это такое – «над всеми сими»? Сказав богатому: ты восприял в настоящей жизни все, что считал благом, а Лазарь восприял то, что ты считал злом, Авраам присовокупил эти слова, внушая ему, что каждый из них и достиг соответственного конца, сверх всего сказанного: ты – скорби, тесноты и неугасимого огня после наслаждения тем, что почитал благом, а он – отрады и наслаждения благами и пребывания со святыми, после борьбы в течение всей жизни с тем, что ты считал злом. И так как каждый из вас достиг соответственного конца – тебя пространные врата и широкий путь привели к этой тесноте, а его узкие и тесные врата к этой отраде, то и «над всеми сими между нами и вами пропасть велика утвердися». Посмотри: бедняк, который был покрыт ранами (опять говорю об этом), отнесен к патриарху и приобщен к сонму праведников; «между нами и вами», – говорит он. Видишь ли, какой участи сподобился тот, кто с терпением и благодарностью переносил тяжкую болезнь и голод? «Между нами и вами, – говорит, – пропасть велика утвердися». Многое, говорит, разделяет нас, и не просто пропасть, но великая; потому что действительно велико расстояние и велико различие между добродетелью и пороком: последний пространен и широк, а первая узка и тесна; роскошь пространна и широка, а бедность и нужда узка и тесна. Посему, как здесь пути противоположны, и один идет по пути узкому и тесному, соблюдая целомудрие, предпочитая нестяжательность и презирая тщеславие; другой же, спеша идти по пути пространному и широкому, предается пьянству и веселью, безумной страсти к деньгам, невоздержанию и гибельным зрелищам, а велико различие между тем и другим! – Так и во время наказания и награды окажется великое различие в воздаяниях. «Пропасть, – говорит, – велика утвердися между нами», то есть, праведными, добродетельными, сподобившимися этой участи, »и вами", то есть, проведшими жизнь в нечестии и грехе. И столь велика эта пропасть, что «хотящии прейти отсюду к вам не возмогут, ни иже оттуду к нам преходят». Видишь ли великость пропасти? Видишь ли ответ более тяжкий, нежели геенна? Когда вы в начале слышали о благоденствии богача и о большой услужливости, какой пользовался он окружаемый всеми и каждодневно предававшийся веселью; не считали ли вы его блаженным; также, видя лежавшего в воротах и страдавшего от жестоких ран, не считали ли жизнь его жалкой? Но вот теперь при конце всего мы видим противное, – того в пламени после веселья и пьянства, а этого в лоне патриарха после крайней бедности и голода! Впрочем, чтобы не слишком продолжить слово, можно окончить здесь поучение и попросить вас, возлюбленные, не искать пространных врат и широкого пути и не домогаться всячески удовольствий, но помышлять о конце того и другого пути и представляя в уме участь, постигшую богача, широкого пути избегать, а искать врат узких и пути тесного, чтобы после здешней скорби прийти в страну отрады. Убегайте же, увещаю вас, сатанинских зрелищ и вредного посещения конских ристалищ; ибо по поводу тех, которые увлеклись и пошли по широкому пути, я и был вынужден сказать это, чтобы они вразумившись, оставили этот путь и пошли путем тесным, т.е. путем добродетели, и таким образом удостоились, подобно Лазарю, лона Авраамова, и чтобы всем нам вообще избавившись от геенского огня, насладиться теми неизреченными благами, «ихже око не виде, и ухо не слыша» (1Кор.2:9), чего да сподобимся все мы, благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу и Святому Духу слава, держава, честь ныне и всегда и во веки веков. Аминь.