О тщеславии и о том, как должно родителям воспитывать детей

(около 393 г.)

1. Сделал ли кто-нибудь то, о чем я просил¹? Молил ли Бога за нас и за все тело Церкви с тем, чтобы погасить огонь, зажжённый тщеславием, разделяющий единство его на многие части и разрывающий любовь²? Ибо как зверь, который нападает на благородное, нежное и не могущее защищаться тело, так оно впилось своими нечистыми зубами, влило свой яд и все вокруг наполнило сильным зловонием: оторвав одних, отбросило их, других разорвало, третьих же и пожрало. И, если бы можно было глазами видеть тщеславие и Церковь, увидели бы зрелище, достойное сожаления и много более тяжкое, чем то, которое бывает на стадионах: тело брошено на землю, в то время как оно [тщеславие] стоит над ним, оглядываясь вокруг, сдерживая нападающих, никогда не отступая и никого не страшась.

Кто же отгонит от нас этого зверя? Дело Устроителя битвы, умоляемого нами, послать Ангелов Своих и, как бы некими узами удержав дерзостную и бесстыдную пасть его, в таком состоянии увести прочь. Но тогда лишь сделает это Устроитель битвы, когда само уводимое не будем разыскивать вновь. Если же пошлёт, приказав убраться этому страшному для нас зверю, мы же, после того как были спасены и он уведён в своё логово, ещё покрытые тысячами ран, встав, опять будем искать его, стучать и обращаться к нему с тем, чтобы вывести его оттуда, уже не помилует нас больше и не пощадит. «Ибо кто смилуется, – говорит Писание, – над заклинателем, укушенным змеёй и над всеми, приближающимися к зверям?» (Сир.12:13).

2. Что же? Как можем мы избавиться от этого дурного и злобного демона? Ибо это действительно демон, хотя и имеющий привлекательный вид. Ибо если бы демон преобразился в гетеру, надел на себя много золота и облачился в роскошное платье, издавая запах множества благовоний, получился бы блестящий образ женщины, прикрывающийся этим великолепием красоты. Если бы, кроме того, она была бы в возрасте, больше всего волнующем души юношей, в самом цвете молодости, опоясанная золотым поясом, являющая на голове искусно заплетённые локоны, напоминающие персидскую косу³, если бы она затем одела диадему, прибавив таким образом красоты наготе волос, а на шее у неё было бы блистающее золото и драгоценные камни, если бы этот демон под видом некоей, очень юной блудницы встал бы в безлюдном месте, вблизи притона и при этом вёл бы себя очень скромно, кого из прохожих он не смог бы соблазнить? А после этого, введя в дом, снял бы всю эту красоту, явив себя черным, огнедышащим и диким, как демон, он вывел бы из ума несчастного, впавшего в его сети – бросившись и овладев душой, он помутил бы его рассудок, – вот что представляет собой гнусный дух тщеславия. Что кажется прекраснее её, что желаннее? Но, когда увидим, что это представление и наваждение, то не поймаемся в сети и не попадём на сцену, ибо о такой можно было бы сказать: “Мёд струится с уст ...блудницы” (Притч.5:3)⁴, не ошибся бы и тот, кто сказал бы то же о тщеславии.

3. Ибо каков содомский плод, таково и тщеславие: и тот имеет прекрасный вид и представляет видящим его зрелище здорового плода, если же возьмёшь в руку такой гранат или яблоко, тут же уступает пальцам; и как только разорвана окутывавшая плод кожа, внутренность тут же обращается в прах и пепел⁵. Таково и тщеславие: видится оно чем-то великим и удивительным, когда же схвачено нашими руками, сразу же обращает в прах нашу душу. И что тщеславие именно таково, ясно из многих примеров. Что же, хотите ли вы, начнём с внешних⁶?

4. Театр наполнен, и снизу доверху сидит народ, являя собой блестящее зрелище, составленное из стольких лиц, что нередко и верхняя галерея, и кровля её покрыта телами, и невозможно увидеть ни кирпичей, ни камней, но всюду человеческие лица и тела.

Прежде же всего, когда входит собравший их благотворитель, они, немедленно поднявшись, издают звук, идущий как бы из единого рта, в один голос провозглашая его хранителем и покровителем всего города и протягивая к нему руки. Затем, среди всего прочего, сравнивают его с величайшей рекой, уподобляя избыток благотворительности обилию нильских вод и величают его Нилом благодеяний. Те же, кто льстят ему больше, полагая незначительным это сравнение, то есть сравнение с Нилом, оставляют реки и моря и обращаются к океану, говоря, что он так же обилен благодеяниями, как тот водами, словом, не упускают ни одного вида похвалы. Блистательно зрелище тщеславия, но вспомните об образе девушки, в который мы поместили демона, повесив ему золотые украшения и наделив возрастом гетеры, – и вы увидите, что разница с этим образом у тщеславия невелика.

5. Что же происходит после этого? Поклонившись им и таким образом почтив их, и сам он усаживается, прославляемый всеми ими, каждый из которых молится о том, чтобы быть тем, чем тот является теперь, и затем сразу же умереть. После же того, как много истратил он на золото и серебро, на лошадей, плащи, отроков и прочее такое и опустошил обширное состояние, провожают его вновь с многочисленными славословиями, но уже не в таком количестве, ибо с окончанием представления каждый спешит домой. Затем следует прекрасное, дорогостоящее и обильное пиршество, и велик блеск этого дня. К вечеру же возобновляются те же развлечения, и так в течение двух или трех дней.

Когда же опустошено все, даже тысячи талантов⁷ золота, тогда, наконец, остаются от этой известности пыль, прах и пепел.

6. Ибо, когда дома он подсчитывает издержки и осознает громадность затрат, тогда начинает горевать. Ибо до тех пор, пока не избавился от страсти, то, охваченный честолюбием как неким опьянением, он, если бы и самого себя истратил, не смог бы дать себе отчёта в том, каков для него урон.

Когда же, оказавшись дома, дома у этого демона, он видит, что время ушло, связь разорвана, а, обратившись к театру, находит его безлюдным и нет там никого, кто подавал бы голос, а ущерб ощущает состоящим не в наваждении, а в утрате денег, тогда замечает пепел.

7. Если же, истратившись сверх своих сил, он будет нуждаться и, прежде превозносимый, начнёт просить посреди площади, тогда никто из провозглашавших его «покровителем» не поддерживает его и даже не протягивает ему руку, напротив, они ещё и радуются происходящему. Ибо и тогда, когда они восхваляли его, то уязвлялись завистью и считали утешением от домашних неприятностей то, что, став таким образом знаменитым, он будет впоследствии бесславнее всех. Итак, когда никто не помогает и не протягивает руки, что может быть достойнее жалости, чем это? Не заслуживает ли это слез? Ибо что может быть тяжелее этого?

8. Разве вы не видели никого, претерпевшего такое? И если бы ещё только не протягивали руки, но нет же, обвинениями осыпают его прежние хвалители. «Почему, – говорят, – безумствовал, почему желал славы? Чего ради угождал блудницам и лицедеям?»

Неразумный человек, не ты ли удивлялся этому? Не ты ли это хвалил? Не ты ли довёл его до этого своими рукоплесканиями и славословиями? Не называл ли ты его Нилом, океаном? Не ты ли весь день истратил на его восхваление? Отчего же ты вдруг переменился? И тогда, когда нужно было бы сжалиться над ним, ты с особым рвением обвиняешь за то, чему прежде рукоплескал. Ибо если и видим его наказанным за то, в чем обвиняли, не будем настолько каменными, чтобы не преклониться на сострадание, когда же видим его потерпевшим из-за того, за что мы его хвалили, не надлежит ли ещё много более сострадать ему? Теперь ты обвиняешь, когда же он услаждал тебя зрелищем, и ты провёл там весь день, оставив все свои дела, почему не обвинял его?

9. Видишь, каковы дела дьявола, каковы плоды тщеславия! Не назвал ли я их прахом и пеплом? Вижу же, что они не только прах и пепел, но также дым и огонь, ибо не только не приносят пользы, но и доводят до беды. Для тех были бы они прахом и пеплом, кто издержал на них много, плода же не получил никакого, а не для тех, кто претерпел то, о чем я сказал выше.

10. «Как же, – скажут, – если благодаря этим литургиям⁸ они многими почитаемы и служат предметом восхищения, малый ли это плод?» Очень малый, ибо невелика честь эта, о которой я только что сказал, быть осыпаемым насмешками, обвинениями и оскорблениями. Какое же отношение имеет это к почитаемым? Ибо не из-за литургии они в почёте, но хвалят их в ожидании того, что они вновь истратят деньги для толпы. Если же это является причиной, то почему обвиняют тех, кто лишился всего? Почему и не приближаются к ним, а презирают, называя пропащими и дрянными людьми? Видишь ли теперь, что тщеславие является неким безумством?

11. Но оставим этот пример, относящийся к одному или двум, и перейдём к другому. Кто-нибудь скажет: «Что же ты думаешь о тех, кто разумно расходует свои средства на городские развлечения?» Скажи мне, прошу тебя, какая в этом польза? Ибо и у них слава и восхваления однодневные. И, что дело обстоит именно так, свидетельствует то, что, если бы им [горожанам] была дана возможность взять или даже третью, или меньшую их часть и не слышать никакого шума, не думаешь ли ты, что они в тысячу раз скорее избрали бы это. Ибо те, кто совершает тысячи постыдных поступков, гоняясь за одним оболом⁹, чего бы они не сделали ради стольких без толку растрачиваемых денег.

12. Здесь я обращаюсь к тем нашим верующим, которые не желают протянуть самую малость бедствующему и в необходимой пище нуждающемуся Христу¹⁰; и то, что те отдают блудницам, актёрам и танцорам за одно славословие, эти не хотят отдать за бесконечное Царство.

13. Но перейдём к другому виду тщеславия, к какому же? К тому, который свойствен многим, а не одному или двум. Ибо мы радуемся, когда нас хвалят и за то, к чему мы не имеем ни малейшего отношения. И бедный делает все, чтобы носить красивые плащи не из-за чего-то другого, как из-за того, чтобы привлечь внимание толпы. И часто тот, кто мог бы обслуживать самого себя, покупает слугу не ради нужды, но, чтобы не показалось, что он, заботясь о себе сам, навлекает на себя бесчестье. Действительно, чего ради, скажи мне, тот, кто всегда служил себе своими руками, хочет теперь быть обслуживаемым руками другого? Затем, если появятся у него деньги, купит он себе серебряную посуду и роскошный дом. И ни в чем из этого нет нужды: ибо если бы это было ради нужды, большая часть рода человеческого погибла бы и уничтожилась. Вот, что я имею в виду: есть необходимое и то, без чего никому нельзя жить – например, необходимым является то, что приносит земля, и если она не принесёт плода, никто не сможет жить; покровы одежд, кровля и стены и обувь – все это относится к необходимому, тогда как все прочее – к излишествам. Ибо если бы и они были бы необходимы и нельзя было бы жить человеку без слуги, так же, как невозможно жить без тех, упомянутых, большая часть людей погибла бы, так как большинство не имеет прислуги. Если бы было необходимо пользоваться серебряной утварью и без неё невозможно жить, большинство людей также умерло бы, так как у многих нет и серебра. Итак, если бы кто-нибудь сказал приобретающим серебро: «Что значат для тебя эти предметы? Скажи мне причину их появления и какую они приносят пользу?», – они не нашлись бы что привести, кроме уважения, которое получают у большинства людей: «Я приобрёл их, чтобы вызывать восхищение и не подвергаться пренебрежению и вновь прячу их, чтобы мне не завидовали и не угрожали». Что может быть хуже этой бессмыслицы? Если ты имеешь их, чтобы быть уважаемым многими, покажи их всем; если же боишься зависти, лучше не приобретать вообще.

14. Скажу и о другой бессмыслице. Часто некоторые, лишив себя необходимого, и изнуряемые голодом, заботятся о такой утвари. И, если спросишь их, отвечают: «Я должен поддерживать своё достоинство». Какое достоинство, человек, не в этом достоинство человека! Ибо, если так, великое отсутствие достоинства обнаруживали праведный Илия и Елисей и Иоанн: поскольку у одного из них не было ничего, кроме милоти¹¹, и общался он со вдовой, которая сама была бедна, и жизнь вёл нищенскую, придя к дверям этой бедной женщины и произнося слова, принятые у просящих подаяние. Не было, значит, достоинства и у Елисея, накормленного бедной женщиной¹². Не обладал, значит, достоинством и Иоанн, не имевший ни плаща, ни хлеба¹³.

В одном только отсутствие достоинства – в том, чтобы много приобретать, и велико это отсутствие достоинства. Ибо вместе с этим имуществом приобретает человек славу безделья, глупости, спеси, тщеславия и жестокости. Не в том достоинство, чтобы носить красивые одежды, но в том, чтобы облечься в добрые дела.

15. И вижу я, что многие подобным образом возбуждают к себе восхищение: «Такой-то, – говорят, – поддерживает своё достоинство – у него богато устланное ложе и много бронзовой утвари, он владеет домом». «Почему, – скажут, – порицаешь ты перед нами таковых, должно порицать тех, кто имеет больше». Но в вас я ещё гораздо более обвиняю тех, ибо если не щажу имеющих немногое, то все это тем более относится к стяжавшим много. Достоинство не в великолепии дома, не в драгоценности покрывал, не в роскошной постели, не в изукрашенном ложе, не в множестве слуг. Ибо все это вне нас и не имеет отношения к нам. К нам же имеет отношение порядочность, презрение к деньгам, презрение к славе, насмешка над почестями, воздаваемыми толпой, пренебрежение человеческими делами, любовь к бедности, высота жизни, преодолевающая границы естества: в этом достоинство, в этом слава, в этом честь. Причина же всех бед скрыта в начале жизни, а как это происходит, я скажу.

16. Как только дитя родилось, отец измышляет всё, что можно, не с тем, чтобы упорядочить его жизнь, но чтобы его украсить и облачить в золотые украшения и одежды. Что же ты делаешь, человек? Пожалуйста, носи это сам, зачем же ты и ребёнка, который не вкусил ещё этого безумия, воспитываешь в нем? Чего ради одеваешь ему на шею украшение? Нужен добросовестный воспитатель, который наставлял бы ребёнка, а не золото. И волосы ему отпускаешь сзади, на манер девочки делая мальчика женоподобным и ослабляя его природную крепость, с самого начала превращая его в любителя излишеств и убеждая стремиться к неразумному. Зачем устраиваешь ты против него сильнейший заговор, зачем заставляешь пленяться телесным? «Если муж растит волосы, то это бесчестье для него» (1Кор.11:14). Противно это природе, не позволил этого Бог, запрещено это дело и к эллинскому¹⁴ относится суеверию. Многие же и уши украшают золотыми серьгами. Угодны небу девушки, воздерживающиеся от этого, вы же распространяете эту заразу и на мужской пол.

17. Многие, может быть, будут смеяться над сказанным, как над ничтожными вещами. Не ничтожны эти вещи, но, напротив, очень значимы. Девушка, в материнских покоях приученная увлекаться женскими украшениями, когда покинет отеческий дом, будет злонравна и тяжела для супруга своего и требовательна более, нежели сборщики податей. Я уже говорил вам, что если зло становится трудом неискоренимым, то это потому, что никто не заботится о детях, никто не говорит им о девстве, о благоразумии, о презрении к богатствам и славе, о том, что возвещено в Писании.

18. Итак, если начиная с первой поры детства дети будут лишены учителей, кем они станут? Ибо, если некоторые, с рождения своего из чрева выкармливаемые и до старости воспитываемые, не исправились, то тот, кто с начала жизни своей приучен к таким вещам, чего чудовищного он только не сотворит! Теперь же каждый прилагает все усилия к тому, чтобы выучить своих детей ремёслам, наукам и красноречию, и никто не заботится о том, чтобы украшать их душу.

19. Не перестану я ублажать вас, просить и умолять о том, чтобы прежде всех ваших дел позаботиться о наставлении детей. Ибо, если боишься за ребёнка, докажи этим, – и не останешься без воздаяния. Слушай, что говорит Павел: «Если пребудут в вере и любви и святости с благоразумием» (1Тим.2:15). И даже если ты знаешь за собой тысячу зол, знай, что есть для тебя от грехов твоих и некое утешение. Воспитай борца для Христа! Не о том говорю, чтобы ты отвратил его от брака, послал в пустыню и подготовил к принятию монашеской жизни, не это говорю. Хотел бы и этого и всех молил бы принять это звание, но, если кажется оно обременительным, не принуждаю к тому. Воспитай борца для Христа и с детского возраста его, пребывающего в мире, приучи быть богобоязненным.

20. Если в не окрепшей ещё душе запечатлены будут благие учения, никто не сможет их изгладить, когда она затвердеет, подобно тому, что бывает с восковой печатью¹⁵. Ты имеешь в нем существо ещё робкое, дрожащее, боящееся и взгляда, и слова, всего, чего угодно: используй власть над ним для того, что должно. Ты первый воспользуешься благими плодами, если будешь иметь хорошего сына, а затем – Бог. Для себя ты трудишься.

21. Говорят, что жемчужины, если их сразу хватают, превращаются в воду. Когда же берущий их опытен, он помещает эту каплю на ладонь и круговым движением тщательно полирует и делает совершенно круглой. Если уж она приняла эту форму, её нельзя изменить. Ибо нетвёрдое способно ко всякой перемене, не имея ещё окончательной своей формы – оно легко привлекается ко всему; твёрдое же, получив определённость некоего состояния, нелегко покидает его и переходит в другое.

22. Итак, каждый из вас – отцов и матерей – подобно художникам, с великой тщательностью украшающим изображения и статуи, пусть заботится и о своих удивительных произведениях. Ибо живописцы, каждый день ставя картину перед собой, покрывают её красками, стремясь к тому, что должно. Так же поступают и каменотёсы, убирая лишнее и добавляя недостающее. Так и вы, подобно делающим статуи, используйте для этого все имеющееся у вас время, делая для Бога статуи, достойные восхищения: лишнее убирайте, а то, чего недостаёт, добавляйте и внимательно наблюдайте их всякий день – какое от природы есть у них дарование, – чтобы его умножить, какой недостаток, – чтобы его устранить. И с особенным тщанием изгоняйте от них всякий повод к распущенности, ибо склонность к этому более всего вредна душам юных. Лучше всего, прежде чем он успеет изведать этого, приучи его быть трезвым, побеждать сон, бодрствовать на молитве, все слова и дела свои отмечать знаком Креста.

23. Считай себя царём, имеющим подчинённый тебе город – душу ребёнка, ибо душа – действительно город¹⁶. И подобно тому, как в городе одни воруют, а другие ведут себя честно, одни трудятся, а другие занимаются тем, что попадается под руку, так же ведут себя в душе рассудок и помыслы: одни сражаются против преступников, как в городе воины; другие заботятся обо всем, что относится к телу и к дому, как граждане в городах; третьи же отдают приказания, как городские власти. Одни говорят разнузданно, как распутники, другие же серьёзно, как люди мудрые. Одни изнежены, как у нас женщины, другие рассуждают неразумно, как дети. Одни – подобно рабам исполняют указания, как слуги, другие же – благородны, как свободные.

24. Итак, мы нуждаемся в законах, чтобы изгнать дурных и поддержать добрых, и чтобы не позволять дурным восставать на добрых. Ибо подобно тому, как если кто-нибудь в городе установит законы, обеспечивающие полную безнаказанность ворам, все будет перевёрнуто вверх дном, так же, как и воины, если у них не будет достаточно мужества, все могут поставить под угрозу; и если каждый, оставив собственное место, будет стремиться к другому, то своекорыстием разрушит благоустройство, – так же и здесь.

25. Итак, городом является душа ребёнка, городом, недавно основанным и построенным, имеющим гражданами пришельцев, ещё не сведущих ни в чем. Таких ведь легче всего привести в должный порядок. Ибо воспитанные в дурном обществе и состарившиеся меняются с трудом, хотя это и не невозможно. Ибо можно и их изменить, если они того желают, – те же, кто неопытны во всем, легко примут твои установления.

26. Итак, установи законы этому городу, законы суровые и строгие к его гражданам и защищай их от нарушений: ибо нет пользы в законе, если не следует за ним и наказание.

27. Следовательно, установи законы и наблюдай внимательно за их соблюдением, ибо для всей земли у нас законодательство и город мы теперь основываем. Пределами его и вратами будут четыре чувства, тело пусть все будет как бы стеною, входами же будут глаза, язык, слух, обоняние, если хочешь – и ощущение. Ибо через входы эти и входят, и выходят граждане этого города, посредством этих входов и портятся, и исправляются помыслы.

28. Итак, давайте направимся сначала к тому входу, который заключается в языке, поскольку он является наиболее оживлённым и прежде всех прочих воздвигнем в нем двери и запоры не из дерева и не из железа, а из золота. Ибо подлинно золотым является город, который мы строим таким образом. Ведь не какой-нибудь человек, а Сам Царь будет жить в этом городе, если мы его воздвигнем. И по мере того, как будет двигаться вперёд наше изложение, увидите, где поместим царские палаты.

Итак, устроим для него двери и запоры из золота, т.е. из речений Бога, как говорит пророк: «Слово Божие слаще мёда и капель сота ...устам моим, ценнее золота и ...множества драгоценных камней» (Пс.18:11, 118:103). И приучим к тому, чтобы они все время были на устах и в обращении: не просто изредка и между делом, но постоянно. И не только оболочку дверей нужно сделать из золота, но и самих их должно сделать золотыми и при этом толстыми и плотными, имеющими вместо обычных камней драгоценные камни на внешней своей поверхности. Запором же для этих дверей пусть будет Крест Господень, сделанный весь из драгоценных камней и помещённый посередине дверей в качестве основы.

Когда же сделаем эти толстые золотые двери и наложим запор, приготовим и достойных граждан. Каких же? Серьёзные и благочестивые речи, к которым приучим ребёнка¹⁷. Устроим и полное изгнание чужеземцев¹⁸, чтобы не примешивать к этим гражданам какой-нибудь вредный сброд: надменные и бранные слова, речи неразумные и постыдные, пошлые и мирские – всех их изгоним. И никто пусть не шествует через эти ворота, кроме одного Царя. Ему только и сущим с Ним пусть будут открыты эти ворота, чтобы и о них можно было бы сказать: «Вот врата Господа; праведные войдут в них» (Пс.117:20). И у блаженного Павла: «Никакое гнилое слово да не исходит из уст ваших, но только слово доброе для наставления, дающее благодать слушающим» (Еф.4:29). Благодарением Богу пусть будут слова и святые песнопения¹⁹: о Боге пусть всегда рассуждают и о небесной философии²⁰.

29. Как же добиться этого и с чего начнём их воспитывать? С того, что будем внимательно следить за происходящим с ними, ибо ребёнок легко может быть привлечён к такому (поведению). Почему? Так как не воюет с другими за деньги и славу, нет у него заботы о жене, детях и доме, поскольку в детском ещё находится возрасте. Какая, следовательно, у него причина для спеси и брани? Все состязание у него со сверстниками.

30. Поэтому сразу же установи закон: ни над кем не надмеваться, никого не оскорблять, не клясться, не быть драчливым. И если видишь, что нарушается закон, накажи: когда суровым взглядом, когда язвящим словом, когда и упрёком, порой же хвали его и обещай награду. Ударами же не злоупотребляй, чтобы не привык он к этому способу воспитания – ибо, если приучится к тому, что его постоянно этим воспитывают, приучится и пренебрегать этим; и когда приучится он презирать это, тогда все потеряно. Но пусть все время боится он побоев, да не подвергнется им; пусть угрожают ему розгой, но не пускают её в ход²¹. И угрозы пусть не доходят до дела, но вместе с тем пусть не будет ему ясно, что все закончится угрозами: ибо угроза тогда хороша, когда ей верят, что она будет осуществлена, когда же совершивший проступок поймёт замысел, то пренебрежёт ей. Но пусть он думает, что будет наказан и не наказывается, дабы не погас страх; пусть остаётся он (страх), как растущее и все шипы сожигающее пламя, как широкая и острая мотыга, проникающая в самую глубину. Когда видишь, что страх пошёл на пользу, отложи его, ибо природа наша нуждается в успокоении.

31. Научи его быть приветливым и человеколюбивым. И, если увидишь, что он пренебрегает своим прислужником²², не оставляй это без внимания, но накажи свободного. Ибо знающий, что не позволено издеваться и над собственным рабом, тем более не будет ругать и оскорблять свободного и равного ему по чести.

Пусть рот у него будет зашит для всякого злословия. Если увидишь, что он бранит кого-либо, заставь его замолчать и переведи речь на его собственные проступки.

32. Убеди так разговаривать с ребёнком и мать, и воспитателя, и прислужника, так, чтобы все вместе были стражами и не позволяли ни одному из этих дурных слов извергаться из ребёнка и из уст его, т.е. из золотых дверей.

33. И не доказывай мне, что дело это требует много времени. Ибо если с самого начала займёшься этим серьёзно и пригрозишь и таких приставишь стражей, двух месяцев хватит и для того, чтобы исправить все, и для того, чтобы придать ему твёрдость природного состояния.

34. И таким образом сами врата эти будут достойны Господа, так что не произносится ни позорное, ни глумливое, ни бессмысленное, но лишь то, что подобает Владыке. Ибо если воспитывающие плотское воинство в походах учат своих детей и стрелять из лука, и носить военную одежду, и взбираться на лошадь, и возраст не бывает препятствием этому учению, тем более тех, кто о вышнем воинствует, надлежит облечь в это царское одеяние.

Итак, пусть научатся петь псалмы во славу Бога, чтобы не терять времени на постыдные песни и неуместные рассказы.

35. Так и сами врата будут укреплены, и граждане избраны, прочих же умертвим внутри города, как пчелы трутней, не позволяя им вырываться наружу и жужжать.

36. Перейдём теперь к вторым вратам. Каким же? К лежащим вблизи первых и много имеющим с ними сходства – говорю о слухе. Ибо те имеют граждан, исходящих вовне, и никто не входит ими, эти же – тех, кто входит извне, и никто ими не выходит. Итак, много сходства между теми и этими: ибо если никому из преступников и негодяев не позволим взойти на порог их, немного доставят они беспокойства устам – ибо не слушающий дурного и постыдного и не произнесёт этого; если же будут открыты всякому, много вреда причинят они и всех, находящихся внутри, приведут в смятение. Может быть, об этих и надлежало бы сказать вначале и первым заградить этот вход.

37. Итак, пусть дети не слышат ничего неуместного ни от слуг, ни от воспитателя, ни от кормилиц²³. Но, как растения тогда более всего нуждаются в заботе, когда они молоды, так и дети: так что позаботимся о хороших кормилицах, чтобы благое закладывалось в них основание и с самого начала не воспринимали бы ничего дурного.

38. Пусть не слышат они вздорных старушечьих басен: «Такой-то любил такую-то, сын царя и младшая дочь сделали то-то». Пусть ничего из этого не слышат, но слушают другое, лишённое всякой уклончивости и рассказываемое очень просто. Можно добиться этого. Можно добиться этого и от отроков-слуг, и от прислужников. Но не от всех, и да не будет позволено общаться со всеми слугами, но пусть так же, как выделяют помощников скульптору, будут избраны те, кому позволено участвовать в нашем ремесле. В самом деле, если бы мы были зодчими и строили бы дом правителю, не всех слуг можно было бы просто так допустить к строительству; теперь же, когда воздвигаем мы город и выбираем граждан для Царя Небесного, всякому ли можно поручить это дело? Нет, но только тем из слуг, кто пригоден участвовать в этом, если же нет таких, поищи и найми свободного, достойного мужа и ему прежде всего поручи это дело с тем, чтобы он был твоим сотрудником.

39. Итак, пусть не слышат они этих историй. Но когда отдыхает ребёнок от трудов учения, а душа охотно проводит время, слушая рассказы о прошлом, тогда говори с ним, отвратив его от всякого ребячества, ведь философа воспитываешь, борца и гражданина небес, говоря с ним и расскажи ему: «Вначале были двое детей у одного отца, двое братьев»²⁴. Затем, помедлив, продолжай: «Вышедших из одной утробы. Один из них был старший, другой младший. Один, старший, был земледельцем, а другой, младший – пастухом. И выводил он стада в долины и к озерам».

Сделай приятным твоё изложение, чтобы ребёнок находил в нем некоторое удовольствие, и оно не утомляло его душу. «Другой же сажал и сеял. И решил он почтить Бога. И пастух, взяв лучшее из стад, принёс в жертву Богу». Не много ли лучше рассказывать об этом, чем повествовать о златорунных баранах и волшебстве²⁵. Затем же привлеки его внимание, ибо рассказ заключает в себе нечто, и не вноси ничего ложного, но следуй Писанию: «Когда же принёс Богу лучшее, сразу же сошёл огонь с небес и все восхитил в небесный жертвенник. Старший же не сделал так, но отступил от этого: оставив лучшее себе самому, поднёс Богу другое. И не принял это Бог, но отвернулся и оставил это лежать на земле – те же, первые, принял к себе. Подобно тому, как бывает у владеющих землями: одного из приносящих хозяин почтит и примет внутри дома, другого же оставит стоять снаружи – так было и здесь. Что же произошло после этого? Старший брат опечалился, считая себя обесславленным и превзойдённым в чести и был мрачен. Говорит ему Бог: «Почему ты огорчился? Разве не знал, что Богу приносишь? Почему оскорбил Меня? Чем ты недоволен? Зачем принёс Мне в жертву остатки?» Если кажется, что нужно пользоваться более простым языком, скажи: «Тот, не имея что сказать, утих или скорее замолчал. После того, увидев своего младшего брата, говорит ему: «Выйдем на равнину». И, захватив его хитростью, убил его. И думал, что укроется это от Бога. Приходит к нему Бог и говорит ему: «Где брат твой?» Отвечает он: «Не знаю. Не сторож я брату моему». Говорит ему Бог: «Вот кровь брата твоего кричит ко Мне с земли».

Пусть и мать сидит рядом, в то время как душа ребёнка образовывается такими рассказами, чтобы и она помогла этому и хвалила рассказываемое.

«Так, что же было после этого? Того [брата] Бог принял на Небо, и, после смерти, он пребывает наверху». Пусть и о воскресении услышит ребёнок в таких рассказах. Ибо, если в мифах рассказывают чудеса (вроде «и сделал он её, как говорят, полубожеством») и верит ребёнок, даже не зная, что такое полубожество, но понимая, что это нечто большее, чем то, что у людей, и сразу, услышав это, удивляется, – тем более будет он восхищён, услышав о воскресении и о том, что душа его пошла на Небо. «И того Он сразу взял наверх – этот же, убийца, скитался повсюду, многие годы терпя несчастья, живя в страхе и трепете и много претерпел ужасного и каждый день был наказываем. Не простую, но чрезвычайную понёс кару, ибо слышал от Бога, что в «страхе и трепете будешь на земле»²⁶.

Ребёнок не знает, что это такое, но ты скажи ему: «Подобно тому, как ты, стоя перед учителем и мучаясь ожиданием наказания, трепещешь и страшишься, так и он везде страшился Бога».

40. Хватит с него, чтобы было ему рассказано до этого места: расскажи это в один вечер за трапезой. И мать пусть говорит ему о том же самом. Затем же, когда много раз услышит он об этом, попроси и у него: «Расскажи мне историю» – чтобы он мог проявить себя. И когда усвоит он рассказ, тогда поведай ему и о пользе от него. Ибо, хотя душа знает, что принимает рассказ, чтобы принести плоды своего усовершенствования, однако и ты после этого скажи: «Видишь, какое зло прожорливость, какое зло братоубийство, какое зло думать, что можешь обокрасть Бога. Ибо Он видит все и даже то, что совершается скрытно». И если одно только это правило сможешь насадить в душе ребёнка, не будет у тебя нужды в воспитателе, ибо этот страх перед Богом лучше всякого другого страха представится ребёнку и потрясёт его душу.

41. Не только это, но и в церковь веди его, взяв за руку, и стремись привести его туда в особенности тогда, когда читается этот самый рассказ. И видишь, как он веселится, прыгает и радуется, что знает то, чего не знают все остальные, что он предвосхищает, узнает наперёд и получает великую пользу. И тогда дело это запечатлеется в памяти на будущее.

42. Можно получить от этого рассказа и другую пользу. Пусть научится от тебя, что не нужно горевать, когда терпишь зло. Ибо Бог с самого начала показал это самому ребёнку, когда получившего блаженство посредством смерти принял на Небо.

43. Когда же рассказ этот утвердился в детском разуме, расскажи ему другой, например, опять о двух братьях, и скажи: «Было два других брата, также старший и младший. Старший же был охотником, а младший жил дома»²⁷. Доставит этот рассказ ему большее удовольствие, чем предшествующий, так как много в нем приключений, и они [дети] становятся взрослее. «Эти два брата были также и близнецами. Но после того, как они родились, младшего полюбила мать, а старшего отец. Старший большую часть времени проводил в полях, младший – в доме. И однажды состарившийся отец говорит тому, кого он любил: «Дитя, так как я состарился, пойди и приготовь мне дичь – поймай косулю или зайца, принеси и свари, чтобы, поев, я благословил тебя». Младшему же ничего такого не сказал. Мать, услышав, что отец сказал это, призывает младшего и говорит ему: «Дитя, так как отец приказал твоему брату достать ему дичь, чтобы, поев, он благословил его, послушай меня: иди к стаду и, взяв молодых и красивых козлят, принеси мне, и я сделаю то, что любит твой отец, и ты принесёшь ему, чтобы, поев, он благословил тебя.

Отец же в старости стал плохо видеть. Когда младший принёс козлят, мать сварила их и, положив ему на блюдо, дала ребёнку, и он принёс их отцу. Она одела на него козлиные шкуры, чтобы он не был изобличён, так как кожа у него была гладкая, а у старшего брата волосатая – чтобы мог он скрыть, и не увидел отец, и так послала его. Отец же, подумав, что это действительно старший, поев, благословил его. Затем, когда закончилось благословение, приходит старший сын и приносит дичь. Увидев же, что случилось, он [в отчаянии] закричал и заплакал».

44. Наблюдая, какое это производит благое действие и не рассказывая всей истории до конца, понимаешь, сколько можно извлечь из этого. Прежде всего, страх и уважение будут чувствовать к отцам дети, видя, как борются за отцовское благословение, и предпочтут скорее подвергнуться тысяче ударов, чем услышать родительское проклятие. Ибо, если какой-нибудь миф так увлекает их душу, что считается ими достойным веры, то как может происходившее на самом деле не увлечь их и не исполнить великим страхом. Затем явствует из этого, что нужно пренебрегать чревом: ибо должно рассказать и о том, что никакой пользы не получил он от того, что был первородным и старшим, так как из-за невоздержанности чрева продал он превосходство своего первородства²⁸.

45. Затем, когда он прочно усвоит это, в какой-нибудь другой вечер вновь попроси его: «Расскажи мне историю о тех двух братьях». И если начнёт рассказывать о Каине и Авеле, останови его и скажи: «Не этот я прошу, но тот о двух других, где отец благословлял». И другие дай ему указания, но имён ещё не называй. Когда же он расскажет все, прибавь к этому и то, что следует далее, и скажи:

46. «Послушай же, что было после этого. Стремился, как прежний, и этот убить брата и ждал кончины отца своего. Мать же, узнав и испугавшись, заставила сына бежать»²⁹. Затем следует глубокое поучение, превосходящее детский разум, однако при должном снисхождении можно и в детском, неокрепшем ещё уме насадить его, если изменить рассказ, скажем, так: «Этот брат пришёл в некое место, не имея при себе никого – ни раба, ни кормильца, ни воспитателя, никого другого. Придя же в это место, помолился и сказал: «Господи, дай мне хлеб и одежду и спаси меня. Затем, сказав это, от печали уснул. И увидел во сне лестницу от земли до неба и Ангелов Бога, восходящих и нисходящих, и Самого Бога, стоящего наверху её, и сказал: «Благослови меня». И благословил и назвал его Израилем»³⁰.

47. Кстати, я вспомнил, пришла мне сейчас, в связи с этим именем и другая мысль. Какая же? Самим именем внушим им стремление к добродетели. Итак, пусть никто не спешит давать детям имена отца и матери, и деда и прадеда, но называет их именами праведников, мучеников, епископов, апостолов. Пусть и это будет для них побуждением (к добродетели). Пусть один называется Петром, другой Иоанном, третий же – каким-нибудь другим именем одного из святых.

48. И не говори об эллинских обычаях! Немалый это стыд и посмешище, когда принимаются в христианском доме какие-нибудь эллинские обычаи: зажигают светильники и поджидают, какой из них первым потухнет и сгорит³¹, и прочее подобное, что навлекает немалую беду на делающих такое. Не считайте это чем-то малым и незначительным.

49. Итак я призываю вас к тому, чтобы вы давали вашим детям имена праведников. Когда-то было естественно, что детей называли по именам предков. Ибо это было утешением в их смерти, и ушедший как бы жил благодаря имени. Теперь же не так. Ибо видим, что праведники не так называли своих детей: Авраам родил Исаака, Иаков, Моисей получили имена не от предков, и никого из праведников не видим названным таким образом. Каким примером добродетели и увещеванием к ней является здесь имя! Ибо мы обнаруживаем, что нет здесь иной причины для переименования, кроме той, чтобы служить напоминанием о добродетели. «И ты, – говорит, – назовёшься Кифой, что значит камень» (Мф.16:17–18). Почему? Потому что исповедовал Меня. «А ты назовёшься Авраам». Почему? «Потому что будешь отцом народов» (Быт.17:4–5). И Израиль, потому что видел Бога³².

Так и мы положим этим самым начало заботе о детях и приступим к их воспитанию.

50. Но, как я сказал, «видел он лестницу, протянутую в небо и достигающую туда»³³. Так да войдёт имя святых в дома посредством имени детей, чтобы воспитывало не только ребёнка, но и отца, когда подумает он о том, что является отцом Иоанна, Илии, Иакова. Ибо, если оно даётся с благословением и с почтением к ушедшим и больше стремимся мы к родству с праведниками, чем с предками, много это может принести пользы и нам, и детям. И если этого мало, все-таки не считай это незначительным, так как это является залогом будущего успеха.

51. Но, как я сказал, вернёмся опять к продолжению рассказа: «Увидел лестницу, прочно утверждённую, просил благословения; и благословил его Бог, отправился он к своим родственникам и пас стада». Расскажи и прочее: о невесте и о возвращении³⁴, и много будет в этом для него полезного. Многому он научится: будет воспитан в том, чтобы уповать на Бога, будучи благородного происхождения, – никем не пренебрегать, не стыдиться простого образа жизни, мужественно переносить несчастья, и другому.

52. Расскажи ему, когда подрастёт, и более страшные рассказы. Ибо, когда рассудок ещё не прочен, не следует налагать такого бремени, чтобы не потрясти его. Когда же будет ему 15 лет или больше, пусть услышит о геенне; сверх того, когда будет ему 18 лет или меньше, пусть услышит о потопе, о том, что было с жителями Содома и Египтом³⁵ – все, что исполнено наказаний, должно быть рассказано очень подробно. Когда будет ещё старше, пусть услышит и о Новом Завете, о благодати и о геенне. Всеми этими и тысячью других рассказов огради его слух, взяв примеры и из домашней жизни.

53. Если же кто-нибудь рассказывает что-то лживое, не позволяй ему, как я сказал, приближаться к таким людям. Если увидишь, что раб говорит что-нибудь неприличное в его присутствии, сразу же накажи и будь строгим и суровым судьей проступка. Если же увидишь девушку (но лучше пусть и не приближается к девушкам, чтобы не обжечься от огня, кроме как, если это будет старая женщина, не обладающая ничем, что способно увлечь юношу) – пусть избегает юных больше, чем огня. Так он не произнесёт ничего неподобающего, если не услышит ничего неподобающего и будет воспитан в этих правилах.

54. Хочешь, чтобы мы перешли к другим вратам – к тем, что от обоняния? И они впускают много вредного, если не загорожены – например, ароматы и благовония. Ничто так не распускает и не расслабляет душу, как наслаждение от благоухания. «Что же, – скажут, – нужно радоваться нечистотам?» Не говорю этого – ни тому, ни другому. Пусть никто не прикасается к благовониям, ибо как только мозг ощутил их – все распускается. Ибо от этого зажигается страсть к удовольствиям и рождаются умыслы на многие злые дела. Загороди и эти врата, так как их назначение в том, чтобы вдыхать воздух, а не упиваться благоуханием.

Может быть, некоторые будут смеяться над нами, как над занимающимися пустяками, когда мы говорим об этом способе управления. Не мелочь это, но основание, воспитание и упорядочение всей вселенной, если будет соблюдаться³⁶.

55. Есть и другие врата, прекраснее тех, но трудноохраняемые – врата глаз, так как благодаря им душа открывается небу и обладает красотой³⁷. Многие имеет она дворцы: не только, когда смотрит, но и когда сама бывает созерцаема, если хорошо изваяна.

56. Нужно здесь, следовательно, соблюдать строгие законы: первое – это никогда не посылать ребёнка в театр, чтобы не воспринял он заразу целиком – и через слух, и посредством глаз. И воспитатель пусть более всего следит за этим на рыночных площадях, когда случается идти по узким проходам³⁸, и пусть убеждает в том, чтобы никогда не усваивали эту пагубу.

57. Многое нужно придумать с тем, чтобы он [ребёнок] не воспринимал её, когда подвергается взглядам, и сильно убавить ему красивости, постригши волосы сверху так, чтобы придать ему более серьёзный вид. Если же будет негодовать, оттого что лишается красоты, пусть прежде научится тому, что это и есть величайшая красота.

58. Для того же, чтобы не надзирать самому, послужат достаточным от этого ограждением упомянутые рассказы о сынах Божиих, павших с дочерями человеческими³⁹, о жителях Содома⁴⁰, о геенне и всем другом подобном.

59. Здесь и воспитатель, и слуга должны прикладывать особенно большие усилия. Покажи ему другую красоту и туда возведи глаза его: например, небо, солнце, звезды, земные цветы, луга, красоту книг, пусть наслаждается он видом всего этого. Много есть и другого, не несущего в себе вреда.

60. Ибо трудно охранять эти врата, когда внутри имеется огонь и, так сказать, природное влечение. Пусть он учится Божественным песнопениям⁴¹. Ибо если внутри он не будет возбуждаем, не возникнет у него и желания смотреть вовне. Пусть не моется с женщинами, ибо в этой привычке заключено зло, пусть вообще его не посылают в скопление женщин.

61. Пусть он постоянно слушает все об Иосифе⁴², пусть вообще изучит то, что относится к Царствию Небесному, какая награда ожидает воздержанных. Обещай привести ему красивую невесту и сделать его своим наследником. Угрожай всем, если увидишь противоположное, и скажи ему: «Не найдём, дитя, тебе добродетельную жену, если ты не проявишь осторожность и не приумножишь добродетель, а если будешь воздержным, я быстро женю тебя».

62. Если он в особенности будет приучен к тому, чтобы не говорить непристойностей, то с самого начала будет обладать требуемой скромностью. Беседуй с ним о красоте души. Внуши ему высокое представление о женщинах. Скажи, что свойственно рабу быть пренебрегаемым рабыней и что юноша особенно нуждается в трудах.

Говорящий неприличное делается явным, смотрящий же неподобающим образом со стороны бывает незаметен, так как взгляд мгновенен. Может он, находясь среди множества людей, взглядом соблазнить ту, которую он желает. Пусть поэтому не будет у него общения с женщинами: кроме матери пусть не видит никаких женщин. Не давай ему денег, пусть не усвоит он ничего постыдного, пусть презирает изнеженность и все подобное ей.

63. Есть и другие ворота, не похожие на те, но проходящие по всему телу, которые называем ощущением и считаем закрытыми; когда же они открыты, то пропускают внутрь все. Не позволим ему прикасаться ни к мягким одеждам, ни к телесам. Сделаем их [врата] твёрдыми. Ведь мы воспитываем борца, подумаем об этом! Итак, пусть не пользуется мягкими подстилками и одеждами. И пусть это будет для нас правилом.

64. Двинемся же и, войдя в город, установим законы и отдадим распоряжения, если с воротами у нас все в порядке. Прежде всего изучим дома и сокровищницы граждан, где пребывают вспыльчивые и распущенные. Ибо местопребыванием и жилищем воли⁴³ считают грудь и находящееся в груди сердце, страстей⁴⁴ – печень, рассудка же – мозг. Есть у первой части души добродетель и порок: добродетель – сдержанность и кротость, порок же – дерзость и жестокость; у второй – так же: добродетель – воздержанность, порок – разнузданность, рассудка же добродетель – мудрость, порок – неразумие. Итак, позаботимся о том, чтобы рождались у нас в этих местах добродетели и рождали бы соответствующих граждан – не порочных граждан, так как эти страсти являются своего рода матерями помыслов.

66. Итак, перейдём к властительной части – к воле. Не следует ни полностью отсекать её у юноши, ни позволять ей проявляться во всех случаях: но будем воспитывать их с раннего возраста в том, чтобы, когда сами они подвергаются несправедливости, переносить это, если же увидят кого-либо обижаемым, то храбро выступить на помощь и должным образом защитить истязаемого. Как этого добиться? Если будут они упражняться на своих слугах, перенося пренебрежение с их стороны и не бранясь в случае непослушания, но, напротив, внимательно исследуя собственные проступки, допущенные в отношении других. Распоряжается же всем этим отец, не допускающий несоблюдения законов и строго наказывающий это, для исправляющихся же – кроткий, ласковый и дарящий детям многие награды. Ибо так и Бог управляет вселенной – страхом геенны и вестью о Царствии. Так же будем поступать и мы со своими детьми.

68. Пусть станут перед ним многие с тем, чтобы раздражать его и упражнять в том, чтобы мог сдерживать свой нрав в отношении домашних. И как в палестре⁴⁵ прежде состязаний атлеты занимаются с теми, кто им близок, чтобы, усовершенствовавшись на них, стать непобедимыми для соперников, так же пусть воспитывается в доме и ребёнок. И пусть нередко отец или брат будет тем, от кого им особенно достаётся, так, чтобы все стремились, прежде всего, к его победе [над собой]; или пусть защищается кто-нибудь и противостоит ему с тем, чтобы дать ему возможность поупражняться в этом. Так же и слуги, пусть постоянно раздражают его по поводу и без повода, чтобы научить его при всех обстоятельствах сдерживать свои страсти. Ибо, если раздражает отец, то что в этом серьёзного: ведь само имя отца не позволяет душе возмутиться. Но пусть делают это ровесники – рабы и свободные, чтобы с ними он выучился кротости.

69. Есть ещё и другое, что же? Когда он рассердится, напомни ему о его собственных недостатках: как станет он бранить раба, разве он сам ничем не провинился, и каков бы он сам был в этом случае. И если увидишь его бьющим раба, накажи; накажи, и если увидишь бранящим. Пусть не будет он ни изнеженным, ни диким – но мужественным и кротким. Ибо часто нужна ему будет помощь гнева, например, если сам будет иметь детей или станет господином над рабами. Везде полезен гнев и лишь там только вреден, где мы защищаем себя. Поэтому и Павел сам по себе никогда не пользовался этим, кроме как в защиту обиженных. И Моисей, видя обиженного брата, воспользовался гневом и очень благородно, будучи при этом смиреннее всех людей; сам же, когда был обижен, то не защищался, но бежал⁴⁶. Пусть и об этом выслушает рассказы, так как когда мы ещё украшали врата, то нуждались в тех, более простых рассказах, теперь же, когда, войдя внутрь, воспитываем граждан, настаёт время и этих, более возвышенных [рассказов]. Пусть будет у него одно правило: будучи обиженным или терпящим зло, никогда не защищаться и никогда не оставлять без помощи другого, подвергающегося этому.

70. Станет и сам отец много лучше, в то время как учит этому, и сам себя будет воспитывать ни по какой иной причине, кроме той, чтобы не развратить собственным примером; поступая так, он превзойдёт самого себя. Пусть научится он [ребёнок] быть в пренебрежении и презрении. Пусть не требует ничего от рабов, как это свойственно свободным, но пусть в большинстве случаев обслуживает себя сам. Пусть в том только будет ему прислуживать слуга, в чем не сможет он сам обслужить себя: как, например, невозможно для свободного заниматься кухней, ибо не должно, отказавшись от трудов, приличествующих свободному, предаваться этим заботам. Если же нужно будет ему вымыть ноги, пусть никогда не занимается этим раб, но только он сам. Это делает свободного любимым слугами и приятным им. И одежду пусть ему никто не надевает и в бане пусть не пользуется услугами другого, но пусть все делает для себя сам: это сделает его и сильным, и скромным, и приятным другим.

71. Научи его и тому, что относится к природе, что свойственно рабу, а что свободному. Скажи ему: «Дитя, не было рабов в древности, у предков наших, но преступление породило рабство. Ибо когда кто-нибудь оказывался надменным по отношению к своему отцу, наказанием ему было то, что он становился рабом у своих братьев⁴⁷. Смотри же теперь, чтобы не сделаться тебе рабом рабов. Если будешь гневаться, как они, и творить то же самое и ничем не будешь превосходить их в отношении добродетели, не будет у тебя и большего по сравнению с ними достоинства. Итак, стремись стать им господином не в качестве хозяина, но с тем, чтобы, будучи свободным, не оказаться рабом их. Разве не видишь, сколько отцов лишили детей наследства, рабов же ввели в число наследников⁴⁸. Смотри же за тем, чтобы с тобой не случилось этого: не этого я хочу и не об этом молюсь – но и то и другое зависит от тебя».

72. Так укроти гнев его, приказав как с братьями общаться со слугами и научив его тому, что относится к природе. Скажи ему слова Иова: «Пренебрёг ли я правами слуги моего или служанки, судящихся со мною: что же сделаю я, когда Господь увидит дела мои и если расследует их, что отвечу Ему? Разве не был я в утробе так же, каки они? В одном были мы чреве» (Иов.31:13–15). «Разве не говорили часто слуги мои: кто даст нам от мяса его, и насытимся. Я был очень добр к ним» (Иов.31:31–32).

73. Или просто так, кажется тебе, Павел запрещает не умеющим управлять своим домом главенствовать в Церкви⁴⁹? Итак, скажи ему: «Если ты видишь, что слуга потерял стиль⁵⁰ или сломал тростниковое перо, не гневайся и не бранись, но будь сострадателен и милостив» – начав с малого, он сможет затем переносить и более серьёзные потери: когда потеряется кожаный футляр у таблички [для письма] или медная цепочка. Ибо с трудом переносят дети такие потери и скорее душу отдадут, чем оставят эту пропажу ненаказанной. Итак, пусть в это время укрощается гнев их. Ведь тебе хорошо известно, что тот, кто спокоен и кроток в этих обстоятельствах, став взрослым человеком, легко переносит всякую утрату. Поэтому, когда он имеет табличку, сделанную из хорошего дерева, чистую и без пятен, с медными в ней цепочками, и стили, блестящие как серебро, и прочие детские принадлежности, и слуга их потеряет или испортит, а он не разгневается, то это свидетельство великого любомудрия. И не покупай ему утраченное сразу, чтобы только погасить страсть, но когда увидишь, что он уже не просит и не волнуется, тогда избавь его от затруднения.

74. Не пустяки это, об устроении вселенной идёт у нас речь⁵¹! Воспитай его так, чтобы он оказывал предпочтение младшему брату, если он есть, если же нет, то и слуге – так как и это относится к великому любомудрию.

75. Этим укроти его гнев, чтобы возрастали в нем благие помыслы, потому что когда он ничему не огорчается, переносит утрату, не нуждается в прислуге, не негодует, видя, что честь оказывается другому, – то, что ещё остаётся, от чего можно прийти в гнев.

76. Время теперь перейти к страсти⁵². Думается, двойное здесь воздержание, двойная и опасность: не сделаться самому объектом разврата и не развращать девиц. По мнению врачей, дети особенно подвержены этой страсти, начиная с 15 лет. Что же делать, как связать этого зверя? Какую наложить на него узду? Не знаю другой, кроме геенны.

77. Итак, сначала удали его от того, чтобы слышать и видеть непристойности, и пусть свободный ребёнок не ходит в театр. Если же будет стремиться к удовольствиям, которые там скрыты, то покажем ему ровесников, удерживающихся от этого (если найдём таких) с тем, чтобы удерживало его стремление к подражанию им. Ведь ничто не исправляет так дурные наклонности, как стремление к соревнованию. И так будем действовать во всех случаях, ибо он в высшей степени склонен к соревнованию: оно сильнее, чем страх, обещания и все остальное.

78. Затем придумаем для него иные, безвредные удовольствия. Отведём его к святым мужам⁵³. Дадим отдохнуть. Одарим его многими подарками, чтобы удержать душу от бесславия. И вместо тех зрелищ предложи ему занимательные рассказы, луга, замечательные здания. После этого низвергни в его глазах те зрелища (театр), сказав ему: «Дитя, не для свободных эти представления обнажённых женщин, говорящих непристойности. Обещай не слышать и не говорить ничего непристойного, и можешь туда отправиться, но ведь не можешь не слышать там ничего позорного. Недостойно твоих глаз происходящее там». Вместе с тем и поцелуем его, сказав это, и обнимем руками, и прижмём к себе, чтобы показать ему нашу любовь. Всем этим успокоим его.

79. Что же? Сказал я уже: пусть никогда не приближается к нему девушка и не прислуживает ему, разве только это будет уже преклонных лет служанка, пожилая женщина. И пусть будет с ним речь о Царствии Небесном и о тех, кто прославился своей воздержанностью, и внешних⁵⁴, и наших, постоянно будем занимать этим его слух. Если же есть у нас воздержанные рабы, пусть и они послужат примером; ибо неуместно, когда раб является воздержанным, свободный же оказывается ниже его.

Есть ещё другое лекарство. Какое же? Пусть выучится поститься, если не постоянно, то по крайней мере два раза в неделю – в среду и в пятницу. И пусть идёт в церковь. Пусть отец, взяв его с собой вечером, когда закончатся театральные представления, покажет ему тех, кто выходит оттуда, и посмеётся над старцами, оказавшимися безрассудней юношей, и над юношами, которые сгорают этой страстью. Пусть он спросит ребёнка: «Какую же пользу получили все они? Ничего, кроме посрамления, позора и порицания». Немало содействует воздержанности то, когда устраняются от всего, что там [в театре] видят и слышат.

80. Есть и другое: пусть научится он молиться со всем старанием и сокрушением. И не говори мне о том, что ребёнок никак не может воспринять этого. Ибо много видим таких примеров у древних, как, например, Даниил, как Иосиф. Не говори мне о том, что Иосифу было 17 лет, но подумай, чем привлёк он к себе отца больше, чем старшие братья⁵⁵. Разве не был младшим Иаков? А Иеремия⁵⁶? Не двенадцати ли лет был Даниил⁵⁷? А Соломон, не двенадцать ли лет было ему, когда произнёс он ту чудесную молитву⁵⁸; а Самуил, не воспитывал разве своего учителя, сам ещё будучи юным⁵⁹? Итак, не будем отчаиваться, ибо не принимает этого тот, кто незрел душой, а не возрастом. Пусть воспитывается в том, чтобы с великим сокрушением молиться и ночью, насколько это для него возможно, бодрствовать (в молитве) и вообще пусть запечатлеется в ребёнке образ святого мужа. Ибо тот, кто не стремится клясться, не отвечает несправедливостью на несправедливость, не бранится, не ненавидит, постится и молится, немалое получает от всего этого побуждение к воздержанности.

81. И если ты предназначаешь его к мирской жизни, то быстро приведи ему невесту, не дожидаясь, пока он будет в армии или займётся общественными делами: прежде устрой его душу и тогда заботься о его внешней репутации. Разве малым полагаешь то, чтобы девственник соединился в браке с девственницей, немало значит это и для воздержанности девушки, не только юноши. Разве не в этом случае любовь в особенности будет чистой. Тот же, Кто больше всех, – Бог, – не тогда разве будет особенно милостив и тысячью благословений исполнит этот брак, когда соединятся они согласно тому, как Он заповедал. И благодаря этому любовь всегда будет у него в памяти, а если будет он удерживаться этой страстью, то посмеётся над всякой другой женщиной.

82. Когда же будешь хвалить девушку – красоту её и скромность, и все прочее, то прибавь: «Узнав о том, что ты живёшь распущенно, не желает она вступить с тобой в родство», – так чтобы он, как находящийся в крайней опасности, стал бы особенно внимателен к себе. Ибо, если того, ставшего жертвой обмана святого, любовь к невесте убедила служить в течение 7 дополнительных лет, вообще же в течение 14 лет⁶⁰, тем более это относится к нам. Скажи: «Все близкие невесты: и отец, и мать, и слуги, и соседи, и друзья занимаются тобой и твоим поведением и все ей рассказывают». Свяжи его этими узами, узами, способствующими воздержанию. И даже если не сможет он в ранней молодости жениться, пусть все-таки с самого начала будет у него невеста, и будет он стремиться к тому, чтобы выглядеть хорошим – это может от всего его уберечь.

83. Есть и другая возможность сохранить воздержанность: пусть постоянно наблюдает он того, кто стоит во главе церкви, и пусть многих удостоится от него похвал, и отец пусть гордится этим перед всеми слышащими. Пусть девушки смущаются, увидев его. Вообще, и рассказы, и страх перед отцом, и обещания, и находящееся у Бога воздаяние, и все блага, которыми пользуются те, кто обладает воздержанием, – все это поставит его вне опасности.

84. К этому пусть прибавится уважение, которое он приобретёт в армии и на государственной службе. Помимо этого, пусть всегда найдётся презрительное слово для распущенности, для воздержанности же – многие похвалы. Всего этого достаточно, чтобы поддержать душу ребёнка. Таким образом мы внушим ему серьёзные помышления.

85. Есть ещё и другое: мы переходим к тому, что важнее всего, на чем всё основывается. Что же это? Я имею в виду разум⁶¹. Много нужно труда, чтобы сделать его понятливым и изгнать всяческое неразумие. Ибо это в особенности наибольшая и удивительнейшая часть любомудрия: знать то, что относится к Богу, обо всем, находящемся там – о геенне, о Царствии: «Начало премудрости – страх Господень» (Притч.1:7).

86. Итак, установим и разовьём в нем такое рассуждение, чтобы понимал он человеческие дела: что значит богатство, слава, власть, и чтобы умел пренебрегать ими и стремился к высшему. И запечатлеем у него в памяти такой совет: «Дитя, бойся Бога и кроме Него не бойся ничего другого».

87. Это сделает его человеком разумным и приятным: ибо ничто не мешает разуму в такой степени, как эти страсти. Страха Божия достаточно для мудрости и для того, чтобы иметь должное и правильное суждение о человеческих делах. Ибо вершиной мудрости является то, чтобы не увлекаться ребячествами. Пусть приучится считать ничем деньги, человеческую славу, власть, смерть и эту (временную) жизнь – и, поступая так, будет разумным. Если же, искушённого во всем этом, введём его в брачные покои, подумай, каким даром будет он для молодой жены.

88. Свадьбу же сделаем ни с флейтами, ни с кифарами, ни с плясками: ибо неуместно позорить всем этим такого жениха. Но призови туда Христа, ибо достоин Его жених, призови учеников Его⁶². Для него [жениха] все это будет прекрасно. И сам он научится воспитывать так своих детей, и они – своих, и золотая таким образом получится цепь.

89. Дадим ему возможность взяться по силе и за государственные дела, за те из них, что не заключают в себе греха. Если он служит в армии, пусть научится избегать позорной прибыли; то же, если защищает он обижаемых⁶³ или занимается чем-то подобным этому.

90. Пусть и мать научится воспитывать свою деву в этих правилах, отвращая от роскоши и от украшений, и от всего прочего, что свойственно блудницам. Пусть все делается по этому закону: пусть отвращают от изнеженности и пьянства и юношу, и девушку. И это имеет великое значение для воздержанности: ибо юношам досаждает страсть, девушкам же любовь к нарядам и тщеславие. Уймём все это и тем самым сможем угодить Богу, воспитав таких борцов, чтобы и нам, и детям нашим получить блага, обещанные любящим Его, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Ему же и с Ним Отцу и Святому Духу власть, честь и слава, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.