Мифология буддизма в Тибете и Монголии

Около половины XIII столетия по РХ, во время жесточайшей борьбы германских и французских властителей с папскою властью, во время религиозных споров и борьбы королей с могущественными вассалами, христианский запад увидел себя поставленным пред такой катастрофой, какой не бывало со дней Аттилы. Мусульманский восток, который в такой же всецело мере был объят религиозной борьбой, подпал этой потрясшей мир буре. И христианство, и ислам, после многовекового спора между собой из-за обладания Святым Гробом, одновременно очутились в опасности пред шедшею из Верхней Азии массою народов, которые, казалось, хотели уничтожить все.

Темучин, названный Чингизом, хан монголов, из мелких князей возвысившийся до главенства над всеми племенами этого народа и, подчинивший себе верхнюю Азию и часть Китая, разрушил царство Мухаммеда и тем проложил своим диким ордам путь на Запад. По смерти мирового завоевателя, который хотел основать мировую монархию, его внук и его полководцы продолжали дело уничтожения; в то время как Монко, а после него отличенный еще Чингизом Хубилай оставались в верхней Азии и овладели скоро подчинившимся Китаем, их брат и полководец Хулагу подчинил могометанский восток и умертвил последних калифов, а Бату, сын Джутиса и внук Чингиза, проник до границ Германии, где, после кровопролитной битвы при Вагльстатте (1241) против шлезвигского герцога и польского дворянства, вынужден был к возвращению.

Кровопролитные битвы, которые взволновали все народы тогдашнего мира и привели в соприкосновение последователей всех религий и представителей самых различных культур, для истории культуры имели весьма большое значение. При дворах великих ханов были теперь представители всех религий и сект, а равно и монгольские послы доходили до Италии, Франции и Англии.

К интереснейшим документам того времени принадлежат письма, в которых Аргун, внук Хулагу, и его сын, Ольдцаиту, предлагали королю французскому Филиппу Красивому союзничество. Письмо Аргуна обещает королю, в награду за совместное действие, обладание Иерусалимом. В Европе монгольские властители считались правителями, благосклонно относившимися к христианам, но обратить их в христианство оказалось невозможным. Сам Чингиз безразлично относился ко всем культам и не склонялся ни к одной из религий. «Один Бог на небе и один хан на земле» было его политическим и религиозным принципом. Но из его преемников одни, властители Востока, избрали ислам, а другие, повелители Китая, – буддизм.

Благодаря монгольским источникам, христианский запад впервые получил сведение об основателе незнакомой ему буддийской религии. До того времени западные ученые знали только мусульман и язычников. Теперь же проникла в Европу первое известие о буддизме и даже в относительно чистой форме.

Известия о жизни и деятельности основателя буддизма, «Гаутамы Будды» или «Будды Шакьямуни» дошли до нас в столь чудовищно-легендарных формах, что при тех данных, какие имеются у вас в настоящее время, нет никакой возможности отделять золото исторической истины от негодного шлака.

За более или менее историческое и достоверное можно считать следующее. Высокоодаренный сын одного жившего в Непале (при подошве Гиммалая) чакура (благородного) Гаутама, названный Сиддартою, оставляет отцовский дом, чтобы размышлять о зле в мире, его происхождении и уничтожении. Он делается учеником авторитетнейших учителей из браминской касты, основные учения которых о переселении душ и конечном освобождении он удерживает, но чувствует себя неудовлетворенным их методом. Прежде всего он оставляет браминский аскетизм, как ослабляющий дух, отыскивает себе одно уединенное место в стране, где теперь стоит храм Гайи (Буддагайя в Бенгале), предается там усиленному размышлению о занимающем его вопросе и приходит, наконец, к цели своего размышления. Он становится буддою, т. е. «просвещенным». После долгих колебаний: должен ли он удержать свое познание при себе или возвестить его для спасения мира? он решился на последнее. Он оставляет лес, приобретает после своей знаменитой проповеди в газелевой роще в Бенаресе первых учеников, собирает вокруг себя одетых в желтую одежду стриженных монахов и с ними в течение 45 лет до самой смерти своей ходит по западному Бенгалу, высокопочитаемый князьями, любимый народом, на языке которого он проповедует, но оскорбляемый представителями других сект. В глубокой старости он умирает на берегу реки Какутты, при Кузинаре, в роще князей Маллов, по приблизительному счислению в 477 г. до РХ.

При суждении об его учении или, выражаясь точнее, его философии (по-санскритски – дарма) должно прежде всего иметь в виду тот факт, что он был учеником браминов, но его основная точка зрения не была одностороннею точкою зрения философствовавших только для своей касты о перерождении в их касте, он искал спасения для всех, и при изучении древнейших текстов с первого взгляда видно, что он был необычайною личностью. Он был индиец и оставался в кругу национальных воззрений, но в своей деятельности перешел все границы национальной исключительности и полагает основание первой мировой религии, тогда как все его современники и противники не могут отрешиться от местных традиций.

Чтобы понять легенды, лежащие в основе буддизма, и приобрести необходимые данные для истории происхождения агиологии позднейших буддийских общин, мы должны рассмотреть учение Будды настолько, насколько это необходимо для указанной цели. Хотя позднейшие общины развили мифологию в таких размерах, каких не было ни в одной из существовавших на земле религий, тем не менее мы, к нашему удивлению, увидим, что первоначальное учение Будды не было религией и он не желал основать религию. В его учении не было речи о надземных предметах. Боги и демоны, происхождение мира, неба и ада не имеют в нем места; хотя они и упоминаются, но учения о них нет у Будды. Буддизм – это философия сего мира, человек должен сам соделывать свое спасение к отвечать за все, что он делает. Его грехов не уничтожает никакая милость, никакое покаяние, никакое сверхземное вмешательство.

В качестве основы учения Будды мы должны рассматривать основную тему его первой проповеди, в газелевом парке в Бенаресе. Этою темою было учение о зле, о происхождении его, и об уничтожении его, при чем указано восемь путей к уничтожению зла (4 для всех людей и 4 для монахов).

Все живые существа подвержены злу. Число живущих, существ бесконечно, и все они в сущности имеют одну и ту же природу: боги, демоны, люди и животные – это только различные ступени внешнего существования. Но человеческое существование есть лучшее, ибо в нем только может быть соделано спасение.

Человек состоит из агрегата различных телесных и духовных свойств; даже то, что мы называем душою, разложено на функции; и все эти телесные и духовные свойства, которые составляют человека, преходящи. Только одно остается: это – внутреннее существо. Чрез него познается истина, которая ведет к спасению. Перерождение существа по смерти происходит таинственно, на основании того, что существо сделало (карма). Из этого последнего развивается новое существо, с свойствами предшествующего и т. д., если познание истины не приводит еще на путь спасения и не оканчивается достижением «бессмертного места», нирваны. Это достигается на восьмисоставном пути прохождением четырех ступеней.

1. Чрез «вступление в течение» или обращение. Сюда относится то, что считается за благо и т. д., короче: исполняются четыре первые обязанности «пути». Находящийся вне «течения» человек состоит под влиянием чувственности, вражды и всякого греха. Но когда он, чрез вступление в течение, достигает познания основных истин, то он вступает на первую ступень, свободен от самообмана и веры в действительность браминских жертв и аскетизма.

2. На второй ступени он доводит похоть, ненависть и самообман до минимума и имеет «явиться на земле только еще раз»; он – «сакадагами».

3. На третьей ступени разрушаются последние остатки чувственности и недоброжелательности, в человеке не возникает уже никакой похоти и никакой ненависти; он – «анагами», т. е. он не возвратится уже более на землю, но переродится еще раз в небесах богов.

4. На четвертой ступени он становится свободным от всякого пожелания материального существования, от гордости, самооправдания и всякого заблуждения; он познает все грехи и все вещи в их истинной ценности, он имеет самую нежную любовь ко всем существам; он – «архат».

Освобождаясь еще далее, он становится «асекха», т. е. он становится «знающим свое дело», он разрушил все оковы, его карма потухла и ему не предстоит нового перерождения.

Высочайшая ступень есть «самади»: отрешение от всего, что относится к страсти, глубокий душевный мир. На этой ступени он достигает «нирваны», при своей смерти «пари-нирваны».

Насколько легенды, которые приписывают архату «иддхи» и «анубхава», т. е. чудодейственные силы (воспоминание прежних перерождений, видение и слышание далеко удаленных событий, способность возвышаться над законами природы и т. д.) ценны для системы, сказать трудно. Во всяком случае тут дан был пункт, с которого начинается народная вера, поражавшаяся всем необычайным и оканчивающаяся обожествлением предмета почитания.

«Будда» есть результат долгих добрых действий и актов любви в прежних и в последнем существовании на данном пути. По теории существовало множество будд; такие, которые не проповедовали карму, и такие, которые возвещали ее миру; из этих последних один принадлежит даже настоящему мировому периоду. Он должен в своем существовании встретиться с другим «просвещенным» и высказать пред ним желание, чтобы он сделался буддой.

Итак, мы достигли до систематизирования понятия Будды, которое впоследствии сделалось роковым, превратив буддийскую философию в религию. Существо, стремящееся сделаться буддой, называется «боцисатвой», т. е. таким, сущностью (сатва) которого становится познание (боди).

Исторический Будда Гаутама, как и его предшественники, прошел 550 перерождений как животное, как человек, как бог, пока не достиг своего последнего рождения, как сын Майи, ибо, как упомянуто, только человеческое существование ведет ко спасению. Из этого на основании его жизни возникает следующая схема легенды о нем.

Кроме 550 существований,² которые ортодоксальная литература южной общины перечисляет в джатаках, одни легенды перечисляют 12, а другие 125 деяний Будды, которые обнимают всю его жизнь. 12 деяний – суть следующие:

1) Он оставляет небо тушита.

2) Он воплощается сыном Майи, супруги царя Суддоданы из Капилавасту. Легенда допускает воплощение во время сна: «белый слон входит в тело Майи».

3) Он рождается в парке Люмбини при Капилавасту во время прогулки его матери. Когда она схватилась за ветку, то из её бедра вышло дитя, приветствуемое богами Индрою и Брамою; боги змей омыли дитя. Оно прямо делает семь шагов и произносит победный крик: «это – мое последнее рождение» и т. д.

4) Подрастающее дитя изучает все искусства и превосходит своих учителей.

5) Выросши, оп вступает в брак с шакийскою принцессою Ясодарою и другими женщинами. Относительно имени главной жены легенды разногласят.

6) При одном выезде ему однажды повстречались: старик, больной, труп, монах (а по Лалитавистаре – похоронная процессия) и в виду тех объяснений, какие дал ему его возница, он приходит к решению отказаться от мира. Он приводит это решение в исполнение против воли своего отца, и на своем коне Кантаке, сопровождаемый богами, оставляет дворец и отправляется в Джангел.

7) Он изучает системы браминских учителей и выполняет браминские подвиги, но скоро познает бесполезность аскетизма и старается сам достигнуть просвещения. Оставивши своих учителей и их методы, он отправляется в Гайю, где для него уже приготовлен под деревом боди «львиный трон».

8–9) Мара, демон похоти, противоборствует ему и старается соблазнить его при помощи своих дочерей, но Гаутама побеждает натиски сатаны и становится Буддой.

10) Он проповедует в Бенаресе в газелевой роще, распространяет свое учение и вербует свою общину.

11–12) После 45-летней учительской деятельности в Паве он входит в покой: он достигает своей паринирваны (окончательной нирваны). Его последователи разделяют и сохраняют его останки.

Прежде чем мы перейдем к систематизации легенды о Будде, скоро перешедшей в учение о Будде, мы должны сделать еще несколько замечаний о судьбе его последователей после его смерти.

По учению Будды монашеская жизнь есть единственный путь к спасению. Святую общину (санга) составляют только монахи; миряне могут освобождаться только чрез подчинение святой общине. По смерти Будды первою работою его учеников была регистрация правил об общине и учения Будды. В первый дождливый период после его смерти под председательством Маха-Кашьяпы был собран первый собор в Шатапарна-гроте при Раджагрихе, на котором находилось 500 членов. Тут, под покровительством царя Аджаташатру, был утвержден канон общины, так называемая «трипитака (три корзины)», в трех частях которой (Винайе, Сутре и Абидарме) содержатся: в «винайе» – правила для монахов, в «сутрах» – легендарный материал и в «абидарме» – философский. Однако вскоре в общину вкрались многие злоупотребления, что повело к созванию второго собора в Вайшали, спустя 100–110 лет по смерти Будды. На этом соборе свыше 10 тыс. монахов, которые считали позволительным десять поблажек, например, имение золота и серебра, питье бродящих элементов, которые похожи на воду и т. д., были исключены из правоверной общины. Исключенные составили еще большее собрание и назвали себя «приверженцами большого собрания – махасангиками». Кратко: в молодой еще общине буддизма начало играть свою разрушительную роль сектантство.

В 325 г. до РХ со своим победоносным войском пришел в Индию Александр Великий, завоевал часть горных стран на север от Пенджаба и прошел при жестоких битвах и осадах эту речную область. После его смерти его индийские владения достались сирийскому царству.

В тогдашнем могущественнейшем царстве Индии, в царстве Магадском, господствующая династия была низвергнута человеком низшей касты, по имени Чандрагуптой, который присвоил себе трон умерщвленного царя. Это был энергичный князь, который счастливо боролся с поставленными Александром Великим и его преемниками наместниками. Он перенес свою резиденцию из Раджагрихи в Паталипутру и в первый раз соединил в одно царство всю северную Индию. Эта политическая перемена была благоприятна для буддизма. Хотя Чандрагупта и его сын и преемник Бимбисара еще не были явными буддистами, но внук Чандрагупты – Ашока открыто уже перешел в буддизм.

Замечательны религиозные эдикты Ашоки, в которых он называет себя Пиадази, и в которых он строго предписывает своим подданным исполнять основные положения учения Будды. Из этих эдиктов видно, что тогда учение Будды было относительно еще чисто; эдикты требуют послушания к родителям, ласковости к детям и друзьям, сострадания к бессловесной твари, почтительности к браминам и монахам, и всеобщей любви, и терпения. В них сообщается об устройстве, по приказанию царя, улиц, колодцев и госпиталей; они повествуют также о посольствах царя во все индийские страны, между прочим на Цейлон, а также о посольствах в те управляемые диадохами государства запада, которые сделались наследниками Персидского Царства. Третий собор, бывший при этом царе в Паталипутре в 246 до РХ, снова восстановил и утвердил дисциплину и учение Будды.

Но всего важнее для нашей цели сведения о постройках этого «любимого богами» царя. Легенды много рассказывают о том, как он украшал священные места памятниками. Археологические находки доказывают, что он, например, обозначил памятником место рождения Будды Гаутамы в Нигливе, в непальской равнине, что он построил кумирню в Гайе над тем местом, где Гаутама сделался «Буддой». Мы имеем даже изображение этой постройки на колоннах ворот, которые некогда украшали ступу в Баргуте. Ашока украсил постройками все достопримечательные в жизни Гаутамы места.

Постройки Ашоки состоят из квадратного здания с покоящейся на нем массивной надстройкой в форме шара (купола). Над ним устраивалась терраса, большею частью с многоскатной крышей. Эти постройки, первоначально бывшие надгробными памятниками, содержат реликвии. Так, между прочим, в одной из ступ в центральной Индии находятся два каменных сосуда и в них реликвии, которые надпись на сосуде приписывает любимым ученикам (Будды) Могаллане и Шарипутре. В различных странах, которые с течением времени привяли буддизм, ступы, как и все буддийские монументы, получили легкие стилистические изменения, смотря по архитектурным вкусам страны. Но главный тип еще хорошо удержался и в новейших, относящихся к ритуалу, ступах.

Остатки железной ограды в Баргуте и ворота её, которые открыты были Хунингамом в 1873 году, показывают хотя несколько позднейший, но тот же самый стиль, как и постройки Ашоки. Этот стиль в основе своей имеет национальный характер, в своих изображениях он с величайшим искусством дает рисунки местных животных и растений и т. д.; но с этой национальной основой соединяются элементы и символы, которые носят персидско-западно-азиатский характер; в некоторых случаях встречаются даже греческие элементы. Эти иноземные элементы можно указать в изображениях существ: крылатых или снабженных рыбьими хвостами четвероногих животных, химер и грифов, в помещении на затылках человеческих фигур вместо волос змей, в изображениях божеств, стоящих на своих атрибутах, подобно тому как изображались ассиро-вавилонские боги и т. д. Баргутские рельефы, далее, особенно важны для истории мифологии буддизма тем, что почти все рельефы снабжены объяснительными надписями.

Итак, не смотря на запрещение изображений правилом, которое считает для монаха недозволенным рассматривать картины, писать «выдуманные картины, фигуры женщин и мужчин», осматривать «картинную галерею Празенаита» и т. д., все-таки развился богатый мир форм в увеселительном парке царя. Уже это возникающее искусство не довольствуется прославлением прежних священных мест, но прибавляет также и прославление народных низших божеств, охранителей, давая, чрез богатые декоративные элементы, основание художественному преобладанию и легендарному расширению древних простых легенд.

Что касается вышеупомянутого запрещения, то его может быть относили к светским изображениям, а не к таким, которые относятся к религиозным сказаниям и значение которых для пропаганды очевидно. Или может быть его считали обязательным только для тех монахов, которые держались более строгой дисциплины и которые боролись с чуждыми монашеству формами. Быть может, наконец, указанные мифологические элементы и вместе с тем самая возникающая мифология запрещались потому, что монахам предписания дозволяют рисовать только «венки и вьющиеся растения».

Вследствие такого предписания более древний период индийского искусства никогда не изображает даже Будду, а обозначает его символом. Так как выражение «повернуть колесо закона» является типичным для проповеди Будды, то изображение колеса на раскрашенной подставке, около которого сидят две газели, служило для символизации первой проповеди Гаутамы Будды в газелевом лесу при Бенаресе; затем этот символ стали окружать группами молящихся и приносящих цветочные жертвы богов и людей. Подобным же образом дерево боди Гаутамы и его мифических предшественников, колонны с трезубцем и т. д. также были символами учения Будды, и они были центрами рельефов молящихся фигур при изображении отдельных сцен из его жизни. Его воплощение также изображено, и именно таким образом, который показывает его будущее обожествление: на одном рельефе внутри восточных ворот в Баргуте мы видим мать Будды, Майю, спящею на ложе; около неё сидит служанка, а к спящей спускается слон. На этом барельефе надпись: «сошествие святого».

Думают, что из этого можно заключить, что тогда еще не была развита теория бодисатв; но это устраняется тем, что железная ограда в Баргуте весьма богато иллюстрирована историями до рождения, о чем говорится и в надписях.

По какому-то странному случаю на том же самом монументе мы находим еще раз изображение, как бодисатва оставляет небо тушитов, именно на столбе Аджаташатру. Здесь мы видим лестницу в стоячем положении, которая простирается как бы до неба и окружена молящимися; на самой верхней, как и на самой нижней ступени мы видим отпечаток ступни ноги, выражение того, что бодисатва спустился. Возможно, что здесь мы имеем пред собою более древнюю неразвитую форму легенды о посещении неба. И Хуннингам по праву обозначает первый рельеф, как «сон царицы Майи». Но при этом необходимо отметить, что надпись, не входя в тонкости гагиологического различения, обозначает рельеф не как «сошествие бодисатвы», а как сошествие «святого», не говоря о сне. Если нисхождение слона на рельефе мы признаем, как предзнаменование будущего обожествления, то может быть школа выше уже упомянутых махасангиков и имела основание выставить как догмат, что бодисатвы входят в утробу своих матерей в образе слонов.

Но еще важнее для развития буддийского пантеона те изображения на колоннах в Баргуте, которые представляют народные божества.

Все эти изображения на колоннах обработаны с тем национальным натурализмом, который хорошо передает индийские типы. Они так характерны, что мы можем рассматривать их, как основные типы буддийской мифологии позднейшего времени, равно как и браминской Но, не смотря на национально-индийский характер в изображении тела, одежды и украшений, в изображении отдельных божеств нельзя не видеть и влияния образцов переднеазиатских. Ибо подобно вавилонско-ассирийским божествам, и некоторым из египетских, они стоят на своих атрибутах, хотя и не ясно, почему в отдельных случаях для того или другого божества выбран тот или другой атрибут. В основе изображения богинь второго ранга, изображаемых в виде танцовщиц, хватающихся за ветви цветущего дерева, лежит, по-видимому, какое-нибудь сказание национальной индийской поэзии.

Мужская молящаяся царская фигура, которая стоит на демоне, есть царь якшасов, бог богатства Кубера (или Вайчравана, по надписи «Купиро Якхо»); другая, с пятью змеями на задней части головы стоит на орошаемой части скалы, в отверстиях которой мы видим змей. Это – царь змей Чакравака (по надписи: Чаравако Нагараджа). Не нужно забывать того, что стояние на атрибуте означает обладание им, победу над противником, и символ этой победы, как кажется, вскоре сделалось единственною я руководящей целью при изображении божества. Что касается богинь, которые позируют в грациозном положении под деревом, правою рукою стараясь захватить ветви, чтобы сорвать цветы, то вероятно, что их тип не только был применен к изображению рождения Гаутамы Будды, но может быть вся легенда об этом чудесном рождении, позднее сделавшаяся самым любимым сюжетом буддийского искусства, возникла только на основании своеобразного толкования этих чисто декоративных фигур.

Этим мы заканчиваем краткий очерк первой фазы развития буддийской мифологии. Но прежде чем перейти ко второму периоду, периоду Гандхар, необходимо прибавить несколько замечаний о дальнейшей истории религии и политического положения.

Дружественное отношение, какое последовало за первым конфликтом между Ашокой и царством Селевкидов, выразившееся в том, что в Паталипутре при дворе Ашоки был постоянный греческий посол, продолжалось недолго. После восстания бактрийских сатрапов против Селевкидов возникли новые греческие государства, которые образовали защитную стену против угрожавших с севера народов верхней Азии. Цари этих государств впоследствии сделались столь могущественными, что простерли свои завоевания до собственной Индии. Интереснейшим среди них является царь Менандр, около, 150 г. до РХ, который осадил Сакету. Тожество его с царем Яваны Милиндою палийском, о котором повествуется в сочинении «Милинда-панха» становится несомненным, благодаря одному греческому сказанию, в котором об этом царе рассказывается тоже, что рассказывается о Будде, а именно, что после своей смерти он усердным гражданином одного города своего царства был торжественно похоронен и остатки его были разделены между отдельными городами.

Постоянная борьба греков между собою ослабила их могущество и способствовала вторжению скифских орд, которые уже во времена первого возмущения греческих сатрапов против могущества Селевкидов были одною из постоянно угрожающих страшных опасностей. Индо-скифы, как их называют эпталиты греческих известий, иуехи китайских, турушки индийских, или кусханы, как они сами себя называли, сделались наследниками греческих тронов. Но, уничтожив греческие господства, они на долгое время удержали греческую культуру и принимали участие в культурах завоеванных ими областей: греческих и китайских, индийских и персидских. Кусханские князья, поместившие на своих монетах персидские божества, усвоившие им греческие типы, сделавшие греческие и индийские надписи, перевели и буддийские книги с санскритского языка на китайский. Они собрали при своих дворах самые различные течения культуры, как это было позднее при дворе монгольских властителей в Каракоруме. То, чего не мог достигнуть Александр, завоевывая самый дальний восток, произошло теперь при дворе этих царей. И притом сильнейшими посредниками культурного обмена явились буддизм и позднейшее античное искусство. Могущественнейшим из этих царей был Канишка, около 100 г. по РХ, который называется персидским титулом: «царь царей (паонанопао)» и на монетах которого мы встречаем изображение Будды в греческом стиле с греческою надписью «ΒΟΔΔΟ».

Четвертый и последний собор буддистов происходил при этом царе, который так же, как и Ашока, является государственным организатором той формы буддизма, которую имел буддизм в его дни. Этот собор, бывший в Джаландаре, имел целью примирить различные секты, которые появились в буддизме и вновь собрать священные писания, которые и были санкционированы в том виде, как изложены на санскрите. Эти санскритские тексты, к которым прибавлены еще обширнейшие комментарии, были в последующее время переведены на не индийские языки.

Исследования о понятии Будды стали теперь на первом плане, равно как вопрос, как можно стать бодисатвой. Этот последний вопрос был главною целью «махаяны». На основании одного указания Будды на будущего продолжателя спасения, бодисатва Майтрейя сделался непосредственным преемником Гаутамы Будды и скоро после того явился целый ряд подобных святых.

Южная ветвь буддистов не признает собора при Канишке; её монахи стремятся только к своему собственному спасению и поэтому не уважаются, как представители «хинаяны».

Эта южная ветвь утвердила свой канон на языке пали, причем перевод сделан был не без недостатков; нельзя, например, отрицать того, что палийский канон, хотя он и обладает древнейшими буддийскими текстами в отдельных его метрических частях, в других отделах отрывочен, между тем как на севере в означенных отделах предание сохранилось полнее. Южная ветвь, центром которой оставался приобретенный уже при Ашоке Цейлон, позднее с успехом миссионерствовал в нижней Индии, но что касается произведений искусства, то южная Индия всегда оставалась в этом отношении зависимою от севера, и на монументах её везде мы встречаем влияние северной ветви.

Время школы Махаяны и господства индо-скифов по многочисленным остаткам художественных памятников, свидетельствующих о несомненном очевидном влиянии на буддийское искусство античных форм, называют «греко-буддийским периодом искусства». Но такое название искусства греко-буддийским не точно определяет характер искусства этого времени, так как в нем отразилось еще влияние позднейших античных форм римского стиля. Поэтому предпочли называть его именем страны, где более всего сохранилось памятников этого искусства. И теперь довольно общепринято обозначать его названием: «гандхарское искусство». Притом же имя Гандхара часто встречается в надписях Дария и в греческих известиях времени Александра Великого. И в буддизме тех дней страна эта играет значительную роль, как страна рождения выдающихся буддийских светил, а потому имя её довольно часто упоминалось в легендах.

Эта область, в которой находятся памятники, есть нижняя кабульская долина, нынешняя страна Африди и Моманд, Баджаур, Бунер и Свэт, часть округа Равалпинда с древним городом Таксашилой, далее округ Джусуфцаи, который временно существовал, как особое царство Удаяна. Давно известные колоссы из Бамиана на индо-бактрийских царских улицах принадлежат также к гандхарскому периоду, равно как и самые новейшие находки буддийских остатков в Боразане при Кхотане и великолепные открытия русских в пустыне Такла-Макан (Турфан). Хотя первые находки были сделаны больше 200 лет тому назад, но открытые памятники только недавно сделались предметом исследования и огромное значение их для истории религии и искусства едва ли теперь может быть оценено надлежащим образом.

Бургес сожалеет, что они не собраны систематически, а собраны случайно, без указания места, откуда они происходят. Может быть их было и больше. Подобные ценные памятники, по научному значению иногда бесконечно драгоценные, часто ускользают от внимания. Но теперь в этом отношении замечается поворот к лучшему, и мы смеем надеяться, что интерес, возбужденный, сделанными открытиями, побудит к систематическим исследованиям верхней Азии и дальнего Востока, благодаря которым восполнится то, чего теперь не достает у нас.

Хорошо было бы, конечно, если бы сделаны были открытия и в области литературы, если бы сделан был перевод книг по истории художественных (живописных и скульптурных) изображений буддийского мира и более полные переводы легенд, которые, помимо своего значения для истории литератур, имеют весьма важное значение и для археологии.

Впрочем, наша задача не археологическая; мы стремимся только доказать беспрерывную связь типов позднейшей северно-буддийской мифологии с этим классическим периодом.

Избирая для нашей цели основные мотивы легенд, мы отмечаем следующие отделы: 1) Изображение Будды; 2) Изображение бодисатв; 3) Изменение роли народных индийских божеств, которые впоследствии характеризуются в легендах, как покровители религии. Атрибуты становятся мифическими и развивается мифология; 4) Изображение низших божеств и демонов: признаки «злых» богов; 5) Богини; 6) Летающие в воздухе образы: типы Ники и Παίγνια; 7) Вакхические и эротические сцены, которые первоначально были мыслимы только как декоративные украшения.

Начнем с Будды.

Тип Будды создан на основании античного идеала Аполлона. Из этого основного типа идеальной формы сохранилось мало. Обычно встречаются изображения лица Будды, имеющие своим прототипом национальные местные типы, различные сообразно различию местностей. Но одежда, монашеское платье, на фигуре расположены обычно в богатых, легко лежащих складках, соответственно античному образцу.

Существует легенда, что сказочный царь Баранази (или Каушамби) Удаяна, особенно чтивший «багаванта», приказал приготовить его изображение. Это – знаменитое изображение из сандалового дерева, статуя Будды из Горширхатанданы. Воспроизведения этой статуи сохранились до нас по преданию и интересно то, что в основе изображения Будды лежит гандхарский тип, причем замечательна необыкновенная тщательность в изображении его одежды, обращавшая на себя внимание и даже в самых грубых копиях, дававшая повод к самым удивительным толкованиям.

Фигура Будды на изображениях выдвинута на средину, или помещена среди двух боковых фигур, или на богатом рельефе, представляющем сцены из его жизни. Будда изображается стоящим, а иногда сидящим по индийскому обычаю, со скрещенными и лежащими боком одна на другой ногами, так что видны и подошвы.

Что касается рук, то мы видим, что на скульптурах развились определенные нормы. Например, проповедующий Будда изображается так: правая рука его поднята почти вся и обращена ладонью вперед; Будда размышляющий, напротив, имеет обе руки сложенными одна на другую, и они прикрыты платьем, не только нижним, но иногда и верхним, это – так называемые мудры.

Есть особое изображение умирающего, входящего в паранирвану Будды. Он лежит на высоком ложе, подложив правую руку под правую щеку, окруженный своими опечаленными учениками, богами, демонами и князьями Маллов, в области которых он умер.

К внешним аксессуарам рельефов, изображающих будд, принадлежит стоящее на подставке колесо, о котором идут легенды со времени Ашоки. Если при этом справа и слева около Будды сидят на корточках маленькие газели, то этим указывается на бенаресскую проповедь его в газелевом лесу. «Будда поворачивает колесо учения» – ритуальное выражение для его проповеди. Этот символ древнейшего буддийского искусства установился прочно: он и теперь еще помещается на кровлях новейших храмов.

Равно к древнейшим временам относится возникновение обычая изображать Будду, если он составляет центр композиции, большим, чем его свита; даже часто в колоссальном виде. Тоже нужно сказать об изображении божеств. Особенно колоссальным изображается Будда будущей мировой системы, – бодисатва Майтрейя.

Впоследствии типы Будды, равно как все буддийские «культовые фигуры, а равно и декоративный материал, принимали стиль каждой страны, куда проникал буддизм, и, таким образом, возникли национальные типы изображение Будды: индийские, тибетско-монгольские, нижне-индийские и т. д.

Бодисатва выступает в гандахарский период, как готовый тип и, именно, в виде молодого человека. Одежда на нем индийская, но разложена в стиле позднейшего античного образца; она богато украшена индийскими украшениями (шейными цепочками, браслетами и т. п.) В качестве атрибутов бодисатвы являются фляжка, пучок лотосовых цветов, иногда книга. Над макушкой бодисатвы, иногда около высоко взбитых и обвитых перламутровыми цепочками волос помещалось еще украшение. В позднейшем буддийском искусстве, когда атрибуты бодисатвы были установлены, таким украшением была или фигура Будды, или ступа.

Что касается богов в гандхорский период, то мы встречаем уже сложный пантеон их с самостоятельными функциями. Рельефы древнейшей индийской школы изображают их молящимися, приносящими в жертву цветы, стоящими на страже.

Особенно часто встречается, как защитник Будды, существо с громовою стрелою; оно изображается иногда с бородою, иногда без бороды. Это божество, вероятно то, которое носит махаяническое имя Вачрапани, так как оно, выступая собственно в качестве защитника религии Будды, явно отлично от древне-индийского бога грома «Чакра», которого так часто упоминают легенды.

Бог богатства Кубера, нам известен из Баргути; изображение его сохранилось по указанному типу в Гандхаре, но несколько изменено. Именно, хотя у его ног видны еще маленькие демоны, но главным признаком изображения этого бога является человек сидящий около него на корточках и «приносящий дань». Данник опоражнивает к ногам бога, мешок с золотом. Такие сцены изображались и при портретах царей.

Из гандхарской школы с её отпрысками становится известным нам новое народное божество, Махакала или Шива, которое стоит в связи с позднейшим буддизмом, с ним возрастает и в конце концов сильно влияет на его изменение. Статуя этого бога упоминается, как находящаяся в Гандхаре; но описываемая при этом фигура этого божества есть только фигура индийского царя. Позднейший общепризнанный тип его мы находим на монетах. На индийских монетах этот бог, под именем Угра, изображается в различных типах, которые имеют в основе своей изображение античного Посейдона с его трезубцем, к которому присоединяется еще изображение вола; обнаженность греческого бога отлично соответствует индийскому воззрению. Мы имеем бронзовые рельефы из Котана с тем же самым типом. Изображение бога Окро (Угра) встречается также многочленным, со многими головами и руками.

Особенно сильно сказалось античное влияние в изображении злых духов (демонов). Так на одной колонне изображено демонское войско, которое Мара ведет против погрузившегося в размышления под деревом боди Будды. Демоны на этой колонне изображены так: их головы похожи на головы животных, с косматою шерстью и бородой, с большими выпученными глазами. Они малорослы и очень толсты, а на ногах имеют копыта. Они служат прототипами демонов позднейшей мифологии.

В некоторых случаях мы видим не дикий бородатый тип бога, а изображение его безбородым. Но мы упоминали уже, что и изображения Вачрапани в этом отношении очень неодинаковы.

С изображением богинь мы вступаем в область, которая привнесла в буддизм северных областей весьма существенные изменения.

Богини изображаются в двух типах: по одному играющие на струнном инструменте богини сидят на спине льва; по-другому богиня изображается сидящею на царском троне или в стоячем положении окружения маленькими детьми, которые вскарабкиваются на нее. Изображения по первому типу, встречаемые и на монетах, несомненно представляет прообраз богини Сарасвати; о втором типе изображений – нельзя сказать ничего положительного. Во всяком случае в этих типах можно видеть зародыш позднее встречающегося нам учения о женских энергиях бодисатв, «Шакти».

Встречаются еще изображения богов, парящих в воздухе над фигурами Будды и бодисатв, и держащих венки и короны. В них отчасти замечается античный тип: они прикрыты крыльями, а иногда они снабжены и позднейшими индийскими украшениями. В этих богах можно видеть прототип учения о воздушных странницах (дакини), которые дают святым посвящения.

К декоративным элементам гандхарского периода относятся далее очень реальные вакхические сцены, редко встречающиеся вместе с другими изображениями. Может быть они – предвестники культа шакти, по крайней мере в формальном смысле.

Упомянем еще о двух полу-божеских существах, которые обыкновенно, как в буддийском искусстве, так и в браминском, являются друг с другом в связи: это – род змеевидных полубогов, нагов, и их смертельный враг Гаруда, исполинская птица – «царь пернатых» и его родня.

Те и другие, по легенде, имеют способность принимать на себя человеческий образ, а потому изображения их очень разнообразны. Змеевидные боги, как мы говорили выше, встречаются уже в древнейший период, в виде людей с змеиными головами на затылке, при чем иногда при человеческой верхней части тела нижняя часть тела животная. Это особенно часто бывает, когда они употребляются декоративно, причем, вследствие различного объема места, оставшегося для изображения, встречаются замечательные варианты.

Гаруда в гандхарской скульптуре изображается или в виде животного, но с головным украшением и серьгами, или в виде человека с зверским выражением лица, взъерошенными волосами и большими крыльями. Характерным на этой фигуре является широкая одежда, которая спускается с половины тела, от пояса. Этот тип, который изменяется в бревно-носителя и стрело-носителя, примыкал к античным типам титанов.

Таковы изображения главных божеств в отдельности. Теперь несколько слов о композиции.

1. Встречаются символические композиции, особенно часто – символы рождения и паринирваны;

2. Замечается при композициях пристрастие к соединению трех фигур, одной средней фигуры с двумя спутниками, а иногда встречаются группы в пять и более фигур;

3. Замечается особенная склонность к олицетворению отдельных свойств того или другого Будды или бодисатвы, эти свойства постоянно отделялись и развивались далее, превращаясь в отдельных богов.

Последнее обстоятельство, с одной стороны, способствовало общепризнанности среди буддистов всех местных божеств, а с другой имело следствием то, что северо-буддийская мифология разрослась до чудовищных размеров и буддийский пантеон оказался гораздо больше пантеонов других религий.

Первоначальные сведения о политических и религиозных сношениях с Индией, относящихся к гандхарскому периоду буддийского искусства, мы имеем от китайских пиллигримов, которые воспользовались древней торговой дорогой из Китая чрез Туркестан, чтобы посетить священные места буддизма и приносили домой картины, книги и реликвии. Так мы знаем, что уже во 2-й год по РХ китайскому императору Ай-ли были посланы буддийские книги; что император Минг-ти в 62 году по РХ, увидав во сне блистающее золотом небесное явление, приближающееся к его трону, послал посольство в центральную Индию, чтобы достать книги и изображения, при чем принесенное послами изображение оказалось сходным с тем, которое царь видел в сновидении.

Сношения Китая с Индией быстро возросли и в IV столетии буддизм был государственной религией в Китае, не уничтожив, однако, древних религиозных систем. До VII столетия сношения китайцев с Индией были самые живые, при чем пилигримы: Фа-Хиен (около 400 г. по РХ), Сун-Иун (около 518 г.) и прославленный Хиуен-Тзанг (629–648 г.) составили более или менее обширные описания, своих путешествий, дающие нам неоцененный источник сведений. Принесенные из Индии книги буддизма были переведены на китайский язык, а равно нашло доступ в Китай и буддийское искусство. Так из сообщения Хиртса мы знаем, что происходящий из Бадаксхана живописец, по имени Вей-ши-И-зонг, прибыл в тогдашнюю столицу Китая и там работал.

В Корею буддизм проник в IV столетии (в 372 г. по РХ); оттуда в 552 году перешел в Японию. Из Ханг-ана вышеупомянутый живописец Вей-ши-И-зонг переселился в Японию. Он держался древнего стиля изображений, который обнаруживает еще элементы гандхарской школы. Но в Китае этот стиль, благодаря новообразованиям в религиозной области, скоро изменился. Факт, что в основе буддийского искусства в Японии лежит гандхарская скульптура, признан теперь даже японцами. Поэтому для восстановления истории северно-буддийской мифологии научное исследование японского буддизма так же важно, как и исследование дальнейшего развития буддизма в Индии и её колониях.

Из этих индийских колоний должна быть упомянута в особенности Ява, так как здесь мы находим величественный памятник пластики (храм в Бара-Будурие и т. д.)

Памятникам буддизма в Яве, как и в Японии, чужды те отвратительные извращения, о которых впоследствии нам придется говорить и которые выдаются, как «логически» развившиеся из древнего буддизма.

После этого очерка первых ступеней пантеона буддизма, господствующего теперь в Тибете и Монголии, предпошлем еще несколько замечаний близко относящихся к нашей теме.

Первые начатки буддизма в Тибете нам неизвестны. По легенде религия «просвещенного», которая для «страны льда» одновременно была началом культуры, начинается с царя Срон-бтзан-гам-по, в 632 году пославшего в Индию Тонми Самботу, чтобы изобрести письмо и принести книги и одновременно получить объяснение для ранее прибывших в страну чудесным образом святынь. История развития буддизма в Тибете и то, как он приобрел там особенную силу и дал господство в стране духовенству, будет изложена далее. Представители религии, духовенство, стоят в Тибете на первом месте в ряду досточтимых. Пантеон божеств, по местному взгляду, идет в таком порядке: 1) Духовенство; 2) Боги-покровители; 3) Будды и бодисатвы; 4) Дакини; 5) «Защитники религии»; 6) Местные божества.

К сожалению история буддийского пантеона не может быть еще написана основательно, так как она стоит в связи с историей сект, которая весьма мало выяснена. Поэтому, перечисляя буддийские божества с целью дать популярный обзор самых обыкновенных форм изображения их, независимо от того, какой секте принадлежат эти изображения, мы упомянем о многих таких изображениях, которые считаются еретическими.

Первым среди святых северного буддизма и в то же время основателем махаянической системы, о которой мы сказали несколько пояснительных слов в предыдущем отделе, является замечательная легендарная личность, Фауст буддизма, бодисатва Нагаржуна.

Как живший необычайно долго, в течение 300 лет, и, в качестве патриарха, охранявший религию Будды, как мученик обезглавленный и, однако, не умерший, как сочинитель несметной массы трудов, равно причастный философии и волшебству, как упоминаемый всюду, где речь идет о древнем виде северного буддизма и излагается история искусства, как обычный сюжет сказок, он скорее является олицетворением целого периода, чем отдельною личностью.

Рожденный в южной Индии из браминского рода, он должен был называться Арджуна, или потому, что родился под деревом Арджуна (пентаптера), или потому, что жил под таким деревом. Прозвище «Нага» он получил по тому, что наги содействовали его обращению в буддизм и на изображениях он окружается семью нагами. Относительно его жизни мы имеем две легенды, одну очень древнюю, китайскую, и одну новейшую, тибетскую; мы сообщим и ту, и другую, так как они обе интересны в различных отношениях.

По китайской версии (см. у Васильева т. 1, стр. 211:232) он прошел всю Индию и занимался всеми науками: астрономией, географией, мистическим и магическим искусством столь же усердно, как и Ведами, которые он еще дитём знал наизусть. Он имел трех выдающихся учителей и, наконец, нашел средство делаться невидимым. Невидимкой он посетил с своими друзьями гарем одного царя, но следы их ног были замечены и его три друга были изрублены на куски. Его искусство прятаться и обет – сделаться буддийским монахом спасли его; он исполняет обет и изучает три питаки, и от одного старого монаха на Гиммалае махаяну. Но все эти сведения не удовлетворяют его; он пытается основать новую религию, но это превышает его силы. Тогда царь нагов уносит его в море и показывает ему неизвестные книги; он изучает их и, приобретя обширные познания, возвращается назад на землю.

Тогдашний индийский царь не имел никакого уважении к учению Будды. Нагаржуна, желавший обратит его, в течении года ходил с красным флагом пред ним, и только чрез год, когда царь пожелал испытать его всеведение и спросил его, что теперь происходит на небе, Нагарджуна отвечал, что на небе теперь идет война между богами (девами) и не-богами (асурами); в доказательство справедливости этого пред царем упали с неба оружия и отрубленные члены асуров. Тогда царь сделался верующим и Нагарджуна с успехом распространил религию. По настоянию одного учителя хинаяны он скрылся, затворившись в своей комнате.

Иначе гласит тибетская версия. У одного богатого брамина в Видарбхе родился сын, выпрошенный чрез богатую раздачу милостыни, но когда определили гороскоп новорожденного, то оказалось, что он проживет только семь дней. Благодаря новой раздаче милостыни и другим святым делам, дни жизни его были удлинены на семь месяцев, а в конце концов на семь лет. Более этого не было обещано никакой отсрочки. По совету бодисатвы Аволокитешвары мальчик был отнесен в Наланду в монастырь, где он занимался у Сараха (Рахулабхадры) и научился почитать Будду Амитабу. Фатальный час прошел мимо. Он становится монахом наландского монастыря и ему удается околдовать богиню Кандику; чтобы удержать ее, он утвердил деревянный волшебный меч на дворе одного выстроенного им храма бодисатвы Манзушри. Богиня служит жителям монастыря в образе девушки. Но повар подстерег её, и она обещала ему исполнить его волю, если он сожжет волшебный меч. Повар сделал это, и богиня улетела.

Когда Нагарджуна чрез сверх земное знание узнал об этой потере, он старается приобрести себе благоволение царствующих князей, чтобы более распространить религию. Посредством волшебных листьев он достигает одного отдаленного острова в море, где он у одного старого волшебника научается искусству делать золото. При помощи своих волшебных листьев он возвращается назад в Индию, скоро достигает здесь получения сверхъестественных даров (сидди) и делает свой монастырь могущественным. Он поражает брамина Чанкару, строит храм и делает изображение богов. Наги посещают его в образе маленьких мальчиков и приглашают его идти в море и остаться у них. Он изучает у них неизвестные книги, но возвращается назад в Индию, так как она составляет центр его деятельности. В одно из своих путешествий к северу (Уттаракуру) он встречает мальчика, которому предсказывает, что он будет царем и, возвратившись туда чрез 12 лет, действительно находит его уже царем.

Это был Удаяна, который назывался также Антиваханой. Удаяна изучает от Нагарджуны волшебство (тантры) и делается таким же долговечным как этот последний. Тогда сын Удаяны, желавший сделаться вместо него царем, отправился к Нагарджуне с целью лишить его головы, чтобы быть в состоянии наследовать своему отцу. Когда все оружия оказались недействительными, голова святого была отсечена посредством стебля Кушагры.³ В момент своей смерти святой объявляет, что он возвратится и соединит свою голову с туловищем. После его смерти один демон (Якша) утащил голову; и туловище и голова стали камнем. Но они постоянно придвигались все ближе и ближе друг к другу. Когда они соединились, демон из Гайи разрушил городи Гайю. Но Нагарджуна возвратится и в течении 100 лет будет проповедовать богам и людям учение Будды.

Для нашей цели особенное значение имеет то обстоятельство, что тибетская версия его легенды приписывает ему сооружение им многочисленных изображений богов. Это замечательно особенно по тому, что приписываемые ему в тибетских канонических книгах труды не только содержат все множество имен богов (Аволокитешвара, Манджушри, Вачрапани, Хайя-грива, Махакала, Махакалидеви и Дара), но даже и хвалебные песни (стотры) к божествам. В этих стотрах по большей части боги описываются точно, равно как также довольно точно изображается и круг их деятельности. Хотя мы и не можем прямо утверждать, что сохранившиеся тексты принадлежат именно ему, но во всяком случае достоин внимания тот факт, что они ему приписываются. Равным образом, говоря о сооружении им изображений богов, можно вспомнить о том, что статуя Будды Удаяны или Антиваханаса (Антиоха) может быть подведена к типам Будды гандхарского периода. Что касается его построек, то есть известие, что он построил каменную ограду около храма в Дьянакатаке.

Все это дает нам довольно веское основание предполагать, что он был основателем махаянической школы. Гандхарские скульптуры (от 30 г. по РХ в течение нескольких столетий) принадлежали к махаянической школе. Следовательно, он должен был жить приблизительно в это же время; Эйтель называет 194 г. по РХ годом его смерти. Существуют легенды, которые называют местом смерти его знаменитый монастырь в Шришайле при Кришне. Долгую жизнь его, о которой мы упоминали выше, профессор Васильев весьма основательно относит ко всей вышедшей от Нагарджуна школе, составляющей новый период, который мы могли бы назвать периодом браминской систематизации, начинающимся Нагарджуной и кончающимся Асангой и Васубанду.

Здесь не место подробно излагать философию Нагарджуны. Но все-таки для понимания последующего надо сказать несколько слов и о философии этого первого «солнца религии».⁴

Главным трудом Нагарджуны считается Праджнапарамита «мудрость, переводящая на тот берег «сансары», т. е. мира с его перерождениями»; эту книгу он получил от нагов, а эти последние получили ее из уст Гаутамы Будды и хранили ее у себя до тех пор, пока не наступил род людей, который был способен понимать ее. Сущность учения этой книги выражается словом «шуниата», которое обыкновенно переводят словом «пустота». Мы упоминали, что по взгляду древнего буддизма все существа составляют только формы существования (сатва), при чем лучшей из них считается человеческое существование, так как в нем только может быть достигнуто спасение. В древнем буддизме целью индивидуума было достичь своего спасения путем самообладания и благочестивой жизни; Будды и бодисатвы подавали в этом пример. Но вскоре относительно понятия «сатва» мнения разошлись и 18 сект, споривших между собою на соборе в Вайшали, который безуспешно надеялся объединить их, сделав определение, что «учению Будды может отвечать только то, что не противоречить разуму», вступили друг с другом в жесточайшие противоречия. В то время как одни, особенно секта «сарвастивади», утверждали вечность «сатвы», их противники говорили о полном уничтожении «сатвы» по достижении спасения.

Нагарджуна нашел средний путь, мадьямику – философию, ибо он выходил из двух основных положений: 1) что существуют иллюзии (самвриттисатиа) и 2) что самосозерцанием самосознание мудраго может победить иллюзии (парамартхасатиа). Мир, по его учению, должен быть отвергнут не потому, что он есть очаг зла, а потому, что он нереален (пуст) и не содержит ничего, что могло бы удовлетворить дух. Обычная мораль недостаточна для освобождения, которое может быть достигаемо только при помощи чрезвычайных добродетелей: раздачи милостыни, благочестивой жизни, терпения, твердости, размышления и познания (праджна). Так, при раздаче милостыни самоотверженность доходит (парамита) до того, что верующий для спасения тварей жертвует все, даже собственную жизнь. Кто обладает добродетелью в высшей степени, тот стоит у цели, ибо пространство и время, все конечное существует для него только в иллюзии.

Бодисатвы, которых явилось очень много, даже расширяют круг своих добродетелей. Добродетельнейшие из них почти Будды; они могли бы быть таковыми, если бы не предпочитали продолжать процесс совершенствования своих трансцендентных добродетелей для спасения тварей. Становясь буддой, совершенный бодисатва получает магическое тело (нирманакайя), в котором он посещает мир, учит, действует и умирает. Скоро, хотя, вероятно, не на первых порах махаянической школы, выступает учение о втором теле Будды, в котором он наслаждается всеми своими совершенствами (самбхакайя). Ио смерти Будды на земле остается тело олицетворенного учения «дармакайя», вечно погруженное в созерцание.

Если древний буддизм только молча допускал существование браминских богов, то махаяническая школа уже открыто принимает их в свою систему в качестве покровителей религии и учреждает для них соответственный культ.

Но с учением о пустоте соединялось еще учение о сверхъестественной силе святого, учение имевшее практическое последствие, так как вскоре из него произошло мнение, что возвысившийся над иллюзией может задерживать подверженное иллюзии; что его слово, заклинательное слово (дарани), а равно расположение пальцев (мудра) имеют сверхъестественную силу.

Из этого развилось глубоколежащее в древне-индийской жизни учение о заклинании или околдовании. Уже древнеиндийская жертва ведийского периода не была просительной жертвой, но волшебством: бог получал свои дары и должен был дать то, чего желают и чего просят у него. Уже древний буддизм знал действие и силу созерцания и посредничества, и тантры вскоре развиваются в систему волшебства, которое теперь уже становится почти главным делом.

Это развитие тантр в систему волшебства мы можем приписывать только всему начинающемуся Нагарджуной периоду, не имея возможности точно сказать, что принадлежит каждому из отдельных учителей.

Во всяком случае с юга, и именно с Цейлона, происходит личность, которая выставляется учеником Нагарджуны: Арьядева или Девабодисатва; он носит также имя «черноглазаго (ниланетра)». Вероятно, потому, что на щеках у него были черные пятна.

По словам профессора Васильева, Арьядева родился в южной Индии, происходил из браминского рода и прославился своими знаниями. «На его родине был вылитый из золота идол Махешвары, но приходящие к нему со своими просьбами не допускались близко к идолу; Арьядева настоял на том, чтобы его пустили и, когда разгневанный дух начал делать грозные глаза, то он вырвал у себя глаз; после этого на другой день явился к нему Махешвара и обещал ему, что его словам дадут веру... Так как он отдал один свой глаз Махешваре и остался одноглазым, то получил также имя «Канадевы – одноглазого Девы».

Замечательно, что южноиндийская мифология действительно знает одного почитателя Шивы (Махешвары), о котором рассказывается почти такая же легенда, он называется Каннаппан-айянар. Это – тайное имя Арьядевы, которое он должен был носить у последователей одной мистической школы, которая упоминает этимологически неясное имя Карнарипа (Карнарупа). В Кошале он встретился с Нагарджуной и объявил себя его учеником. Свой главный труд он написал в Праяге. Учителем его называют царя волшебников Шураваджру, а главным его учеником знаменитого Дарматрату или Дарматалу из Гандхара, который иногда причисляется к ставирам.

Спустя тысячу лет после Гаутамы Будды родился, по Хинуен-Тзангу, монах, которому предание приписывает сближение системы индусских богов с учением Махаяны. Он происходил из браминской фамилии Кавшика; первоначально назывался Васубанду и принадлежал к школе Сарвастивади, но будучи не в состоянии уразуметь понятие «шуньята» хотел лишить себя жизни. Тогда архат Пиндола из Пурвавидеги отклонил его от самоубийства и пытался объяснить ему понятие шуньята с точки зрения хинаяны. Но эти наставления Васубанду не удовлетворили и поэтому он стал ходить к пребывающему на небе Тушита бодисатве Майтрейе. От этих частых посещений неба, где он наконец научился понимать смысл махаяны и в конце концов приобрел полное ведение, он получил имя «Асанги», т. е. «тот, который не имеет никакого препятствия». В течение сорока лет служил он учению Махаяны. Среди многочисленных трудов, какие приписываются ему, самым значительным является Йогачария бумишастра. Он умер в Раджагрихе приблизительно 150 лет от роду. В Японии сохранился портрет Асанги. Портрет этот, написанный в VIII столетии, еще ясно обнаруживает следы гандхарской школы и причисляется к образцовым произведениям японского искусства.

Учение Асанги, школа «йоги» или «тантр», систематизирует упомянутые выше пути ко спасению. Чрез мистические формулы (дарани и тантра) верующий (йоги) при музыке и мистическом расположении пальцев (мудра) приводит, себя в такую стадию созерцания (самади), в которой он видит желательного ему бодисатву или бога и получает, чудодейственную силу (сиддхи). Важно, например, для начала самади следующая церемония.

Начинают созерцать даранистическую формулу или начальные буквы таковой, например, ХРИ или БХРИМ и т. д., на определенном месте своего тела, смотря по свойству вызываемого бога: на шее, груди, пупке и т. д.; в полном убеждении, что собственное тело есть отражение даранистического знака, как бы в зеркале. Такому созерцанию предаются до тех пор, пока приходят в стадию, чтобы видеть бога. При заклинаниях необходимы волшебные круги (мандалы), всесожжения (хома), при которых важное значение имеют горчичные зерна; есть и особый род заклинания – над трупом только что умершего человека, в который призывают дух, чтобы от того, кто оживлял труп, получить чудодейственную силу (веталасидди).

На рисунке Нагарджуна, Арьядева и Асанга очень часто соединяются вместе, причем в средине изображается Нагарджуна, буддоподобный вид которого обведен рамкой из свившихся змей. Вторую троицу составляют Васубанду, Диннага и Дармакирти; все эти шестеро называются «шестью украшениями джамбудвипа (Индии)».

Младшим братом Асанги считается святой, который принят в пантеон с именем Васубанду. Хотя легенды, разногласят относительно обстоятельств жизни Васубанду, однако, он имеет свой определенный тип, и так же, как уже упомянутые святые, есть представитель определенной фазы махаянической системы. Васубанду считается прежде всего представителем доктрины об Амитабе, т. е. учения о рае, называемом сукавади, в котором имеет пребывание Будда Амитаба. Рай этот представляется лежащим на западе от Индии. В окрестностях этого рая души добрых возрождаются из лотосовых цветов. Перерождение в нем составляет цель добродетельных мирян, которые не могут принять на себя строгих обязанностей, чтобы сделаться бодисатвой. Это учение о будде Амитабе и его рае, проистекающее из персидских представлений и стоящее в начале махаяны, развилось так широко, что почти совершенно вытеснило древнее учение о Будде. Тип будды наиболее часто изображаемый в Китае и Японии – это тип Будды Амитабы в его различных формах, о которых более подробно мы сообщим ниже.

Далее о Васубанду повествуется, что, он первоначально был последователем хинаянической системы, но после беседы с своим братом обратился, очень серьезно занялся махаянической системой и распространил ее. Он пошел в Непал и там деятельно насаждал махаяническое учение. Интересно далее замечание Таранаты, что ученики Васубанду принесли махаяническую систему в «восточные страны Коки». Действительно в буддизме нижней Индии находятся махаянические элементы, особенно в образовательном искусстве.

Васубандой заканчиваются главные представители махаянической школы.

Махаяне принадлежат также «архаты», которые, числом 16–18, под именем «ставир» – «старейших», имели притязание на выдающийся ранг и часто изображаются на картинах.

1. Аганджа. Он в качестве миссионера ходил в торы «Те-зе (Тибет)», его атрибуты – курительный сосуд и опахало.

2. Аджита. Он ходил в горы Рисхи. На рисунках руки его сложены на коленях.

3. Ванаваза (Кхадиравана). Он действовал в Шравасти и в гроте Саптапарна; его атрибут – опахало.

4. Калика. Он миссионерствовал в Тамрадвипе; держит в руках две золотые серьги.

5. Ваджрипутра, (Шарана Ватсапутра); он ходил на Симхаладвип (Цейлон); правая рука его поднята вверх, в левой он держит опущенное вниз опахало.

6. Бхадра. Он миссионерствовал на Ямунадвипе. Его атрибут – книга в левой руке, а правая поднята вверх.

7. Канакаватса или Гопала. Он подвизался на горе «наилучший шафран» в Кашмире; его атрибут – сети.

8. Канакабхарадваджа. Он был в Апарогодане; изображается в созерцательной позе: обе руки на коленях.

9. Бакума. Он был в Уттаракуре; его атрибут – крыса, которая изрыгает драгоценные камни.

10. Рагула. Он был в Приянгудвипе; его атрибут – корона.

11. Кудапантхака. Он жил на горе Гридракуту в Магаде. Он сидит в созерцательной позе.

12. Пиндолабхарадваджа. Он был в Пурвавидеге; его атрибуты – нищенская чашка и книга.

13. Пантака. Он был на небе «33-х богов»; он изъясняет учение своей книги.

14. Нагазена. Он был на горе Урумунде при Раджагрихе; его атрибуты – сосуд для воды и трещотка.

15. Гопа, (Гопака). Он был на горе Бигу; его атрибут – книга, которую он держит обеими руками.

16. Индийское имя неизвестно, тиб. Мип’иед. Он был на Гиммалае; его атрибут маленькая ступа бодисатвы, которую он держит в руках.

17. Архат Дарматрата;

18 и одновременно представитель махаянической школы, так называемый, «толстобрюхий Будда», монах с толстым брюхом, окруженный детьми.

Прежде чем заключить этот очерк северного буддизма, мы должны упомянуть о группе 84 святых, которые в мифологии ламаизма играют большую роль. Их биографии мы доселе знаем мало: есть только в добавлениях профессора Васильева к Таранате, по поводу случайных сообщений тибетского историка, выписки из разных источников.

Это – так называемые «Махасидды», деятельность которых начинается с началом махаяны и простирается до XIII столетия. Уже Сараха или Рахулабхадра, учитель Нагарджуны, принадлежит к ним, и мы не ошибемся, допустив, что особенное развитие тантрийской системы, т. е. волшебства, может быть названо их делом. Обстоятельное ознакомление с их биографиями и с приписываемыми им трудами могло бы много прибавить к истории этого самого неясного периода буддизма.

Особенно интересны они уже по своим чуждым, неиндийским именам, хотя большая часть их действовала в Индии. Имена их, как Бир-ва-па, На-ро-па или На-ро-та-па, Луи-па, Каса-ри-па, перемежающиеся с санскритскими именами, принадлежат еще совершенно неизвестному периоду развития северного буддизма. Поэтому долго останавливаться на них мы не будем, а только упомянем, что изображаются они на картинах и бронзе в одежде и осанке индийских аскетов. Как и индийские аскеты, они изображаются по большей части совершенно голыми, имеющими на себе только передники; волосы их скручены на затылке в башенно-образное возвышение.

Их атрибуты различны; так Сараха держит стрелу; Дрил-бу-па – колокольчик в левой руке, в правой маленький барабан; Луи-па истребляет рыбные внутренности; Лалитаваджра, Наг-по спиод-па, Дзова-ри-па держат черепа, наполненные кровью; Домбхи-па и На-ро-п а – барабан и череп; Ша-ва-ри-па имеет опоясание из павлиных перьев, заменившее обычное в древности у племени Шаваров лиственное опоясание. Пред К’ол-по- дга танцуют мусульманские дервиши, а сам он приготовляет машиною толченый кирпич. Можно думать, что его отождествляли с упоминаемым у Таранаты – Сиддой Тенки, так как такая кирпичная машина по-индийски называется дхенки или дхенка.

Появление индийских имен, как Тенки, ведет нас к тому периоду, в который санскрит и происшедшие из него пракритские диалекты уже подверглись значительному изменению и появились новые языки, например, индусский. Появление совершенно чуждых имен, на что мы уже выше обратили внимание, становится еще особенно интересным по следующим соображениям.

Мы знаем из известий китайских пилигримов, что в первые столетия по РХ страны: Туркистан, Боразан, Кхотан и т. д. были буддийскими; мы знаем далее, что индо-скифы уже знали буддизм, и что в их царстве произошло неразгаданное для нас культурное сближение самых различных народов; мы знаем далее, что буддизм проник и в восточную Персию, что находящийся еще ныне в монастыре Се-ра при Лхассе волшебный жезл (ваджра) доставлен был из Персии. О таком же распространении буддизма свидетельствуют открытия русских в Турфане (Такла Макан) и открытия Свена Гедина в Баразане. Кроме того, новейшие ученые утверждают, что буддизм известен был и в странах, лежащих на северо-западе Индии. Для нашей цели безусловно важно следующее.

1. Факт, что в пещерах Турфава найдены фрагменты буддийских писаний на древне-турецком языке и один, написанный сирийскими письменами с прибавлением санскритских толкований. Эти письмена, как увидим ниже, известны были монголам.

2. Показание, что новейшая система буддизма «Калачакра» происходит из царства Цамбхала. Это царство, не смотря на свое мистическое прикрытие, должно находиться при Яксарте. По преданию и употребляемый ныне в Тибете календарь происходит из Цамбхалы.

Основное учение указанной системы, распространение которой приписывается Сиддха Пито, то, что все Будды происходят из перво-Будды, Адибудды: следовательно, есть род монотеизма. Эта система принадлежит XI столетию и не была общепринятою.

Замечательно, что способ изменения калачакрских текстов вполне вишнуитский, так как здесь ясно упоминаются аватары Вишну и особенно Калки, последней аватары Вишну. Равно упоминается ислам и его основатель Мухаммед (санскр. Мадхумати). Сидда Те-ло-па считается главным победителем ислама.

Нужно упомянуть еще одного святого, который был учеником Сидды Тенки и также составляет украшение махаянической школы; это – Дармакирти. Он был современником тибетского царя Срон-тзан-гам-по (629–650 г. по РХ). По преданию в его время учение Будды светило, как солнце, а после него замечается упадок буддизма. Он происходил из южной Индии, был одним из патриархов Наланды; известен, как автор многочисленных философских и диалектических трудов и великий борец против браминов. Им заканчивается махаяническая школа.

Ревностным борцом против проникающего в Индию ислама является Абхаякара или Абхаякарагупта, который родился в IX столетии из браминского рода вблизи Гаура (Бенгала) и известен был также у шраваков (последователей хинаяны), как глубокий знаток Винайи. Важнейшим делом его было освобождение большого числа пленных, предназначенных царем для принесения в жертву. Когда святой в присутствии царя молился за этих несчастных, чудовищная змея поднялась над его головой и царь, устрашенный этим видением, приказал освободить пленных.

Армию турушков, т. е. мусульман, Абхаякара победил в образе гаруды. Постоянное пребывание он имел в Отанте-пури при Наланде. Из его трудов важнейшими считаются комментарии винайи и тантр. Из последних особенно замечателен Садханасагара; этот труд особенно важен при начале занятий тантрами, ибо содержит все формулы призывания различных божеств. Важен и комментарий Ваджрамала, где описывается устройство волшебных кругов при заклинании.

Легендарная история древнейших царей Тибета повествует, что при царе Лхато-то-ри упали с неба на балкон царского дворца четыре чудесных предмета: золотая ступа, ящичек с волшебным драгоценным камнем (чиндамани), две молитвенно сложенные руки и книга Саматог. Так как Латотори не понимал значения этих предметов, а голос с неба объявил, что значение и употребление этих предметов поймут при пятом преемнике царя, то царь приказал поставить их в своей сокровищнице.

Преемником Лха-то-тори на троне Тибета был Срон-бтзан-гам-по, который взял бразды правления в руки в 629 году. О нем сообщается, что он послал Тон-ми-сам-боту в Индию с тем, чтобы он достал книги и изображения богов и по образцу тогдашнего индийского алфавита (известного под именем: письмо «вартула») составил алфавит для своей страны. Древняя столица страны была в Ярлуне; он построил свою столицу там, где теперь лежит Лхасса и таким образом перенес место правления в центральный Тибет. В трудах царя по распространению в стране подданных цивилизации по индийскому и буддийскому образцу ему помогали обе его супруги, одна дочь непальского царя, а другая – китайская принцесса. Обе считаются воплощениями богини Тара (монгольск. Дара-экэ). Китайская принцесса принесла с собою с своей родины знаменитое сандаловое изображение Шакья-муни. Не смотря на противодействия враждебных буддизму демонов, которые до этого пользовались почитанием в стране, вблизи Лхассы были выстроены монастыри Лабран и Рамоче. Царь умер в глубокой старости и его дух, равно как дух его супруг, поселился в древней статуе бодисатвы Аволокитешвары, которую показывают и теперь еще в Лхассе.

При его непосредственных преемниках буддизм после первого своего расцвета не сделал никаких особенных успехов, только после двух столетий стал он твердой ногой в стране.

Основателем тибетского буддизма, представляющего собою смесь индийского буддизма с обильными добавлениями тантрийской школы и древних туземных учений, мы должны признать личность, которая неизвестна нам с собственным именем и мало упоминается у ныне господствующей ламайской общины.

Как упомянуто выше, страна Удаяна в первые столетия по РХ имела выдающееся значение в истории буддизма, а соседний с нею Кашмир есть классическая страна волшебства и колдовства и считается любимой страной дакинис. Из этой страны происходит святой, который у своих приверженцев известен под именем «рожденный из лотоса (Падмасамбхава) великий учитель (Махагуру)» или кратко «учитель». В Тибете он известен был также под именем своего отечества «муж из Удаяны». При нем начинается новый период в истории мистических, до этого неизвестных или не истолкованных еще книг: это – нахождение таких книг в горных пещерах, где под его руководством и по его желанию были положены так называемые сокровища божеств – особенно дакинис.

Мы упоминали, как основатель махаянической системы, Нагарджуна, получил Праджвапарамиту от нагов и как Арьядева заимствовал свое мистическое учение, начало тантр, от будущего Будды, обитающего теперь на небе тушита бодисатвы Майтрейи; мы знаем далее, что другие книги добыты при помощи заклинаний от различных богов. Падмасамбава также получил свои книги от дакинис на чуждом, незнакомом языке и скрыл их в пещерах до времени, в которое они могут быть поняты. Самое письмо тибетских переводов его трудов и даже трактующих о нем книг имеет особенности, например, достаточно упомянуть встречающийся здесь отличный от обычного тибетского разделительный знак 0/0.

Нерасположение теперь господствующих сект к его личности, с одной стороны, объясняется тем, что Падмасамбава утверждал, что он более великий волшебник, чем Гаутама Будда, с другой – тем, что многие лживые его последователи распространяли учение самого отвратительного рода и тем самым унизили его авторитет. Были и существенные причины, вызывавшие недоверие к его учению: это, во-первых, стремление его основать свою собственную религию, потом чрезмерная склонность его к волшебству и, наконец, странности его личности и всей его школы.

Об его учении известно мало. Три группы его учения называются: А-ти-йога, Спи-ти-йога и Ян-ти-йога; он известен, как алхимик, приготовитель волшебных напитков и мастер всякого рода магии, каковое занятие и привело его в Тибет.

Объемистое произведение «Пад-ма-тан-иг», существующее в различных редакциях, содержит в себе его биографию частью в стихах, частью в прозе и может быть названо наиболее любимым и популярным произведением; в первой части содержится повествование о его чудесном рождении, его решении отказаться от мира, его смелых миссионерских странствованиях, при которых он всегда встречается с пятью дакинисами, – своими мистическими женскими энергиями, получая от них посвящения и тайные учения. Во второй части описывается его путешествие в Тибет.

Что касается содержания первой части, то это сказание о святом написано по обычной схеме всех легендарных сказаний, но встречаются в книге и интереснейшие частности. Рассказывается приблизительно следующе: некто из любви к одушевленным тварям (сатва), решившись на чрезвычайное дело спасения, главным образом на чудесный способ перерождения, проходит чуждые страны и народы, преодолевает всевозможные препятствия от волшебников и тайных врагов истины, от полчищ демонов, устрояющих всякого рода призраки, (кладбища, ада и т. п.) и путем любви, магическим словом (дарани) и самопожертвованием, кратко: путем выполнения всех добродетелей стремится достичь славы, дакини и её благословения, её тайного учения и, чрез соединение с нею, своей цели.

Рассмотрим частности легендарной книги падмы, без сомнения, тенденциозной и более или менее украшенной позднейшими добавлениями, но в сущности очень типичной.

Книга начинается описанием рая Амитаба. Падмасамбава. есть духовный сын Амитабы, предназначенный для обращения Тибета в буддизм.

Он, считаясь сыном бездетного слепого царя Индрабхути, родился из лотосового цветка. Истощив чрез щедрую раздачу милостыни все свое богатство, царь Индрабхути, чтобы возместить его, достает с одного отдаленного острова, чудесный драгоценный камень «чиндамани», который исполняет все желания.

Падмасамбава воспитывается, как царский сын; он лучше всех своих сверстников и женится на принцессе из Симхала (Цейлона). В этот период его земного благополучия надземный голос требует от него, чтобы он отказался от мира. Его не желают отпускать, но он голый, как йоги, танцуя на балконе дворца, вачрою (громовою стрелою) убивает подданных царя. Совет министров, в котором враждебные ему еретики (тиртики) взяли перевес, присудил посадить его на кол, но дакинисы и джинны приводят к нему чудесного коня Валахаку, который увозит его.

После этого он размышляет на восьми кладбищах, где он чрез заклинания и посвящения различных дакинис получает сверхъестественную силу, проходит все страны и, притворяясь незнающим ничего, «хотя, как совершенный, Будда он знал все», изучает все науки: астрологию, алхимию, все яны (махаяну, хинаяну и тантры) и все языки, затем освобождает от колдовства принцессу Мандараву, воплощение одной дакини, сопровождавшей его в различных видах. Свою систему он развивает в Гайе, месте, где прежде жил Гаутама.

Затем текст продолжает: «При ногах львиного трона (симхасана) святого учителя открыл он по сутре атйога светлый круг, имя которого соответствует содержанию, блестящий круг символа сприти-йога, солнечный и лунный круг Янти-йога, и когда он так проник в сердце полного познания, которое обнимает все яны, тело святого расплылось в небе, он сделался светлым, как небо.

Теперь он решился обратить народы Индии, подвергая их магическим превращением, смотря по их способности. Выйдя из Удаяны, которую он решил обратить после всех, он вспомнил пограничные страны. «На восток» от Дханакоша (место рождения Падмы в Уцаяне) лежала страна Ямбумаледвипа, на юге – Царбатадвипа, на юго-восток Рисхидвипа, на юго-запад Ракшасадвипа, на северо-запад Яудевадвипа, на северо-восток двипа демонов, на запад Капитадвипа, на север Кашакамаладвипа. Это – девять (с Удаяной) стран. В лежащей на восток стране Ямбумале было 16 млн. городов. Посредине этой страны стоит дерево, называемое Ямбуврикша, составляющее центр южного Ямбудвипа. Высота этого дерева простирается до 4 тыс. сажен: 16 больших ветвей его расстилаются на большое пространство, а малых ветвей нельзя и сосчитать; его листья красно-серого цвета, мягки, как тончайший шелк. Цвет его блестит как золото. Плоды его имеют сладкие ядра, величиною приблизительно с гусиное яйцо. Эти плоды изгоняют все болезни. Сок их золотисто-желтый и стекает, как топленое масло. Так как при ветре, от шелеста листьев дерева слышен звук «ямбу», то и страна называется ямбудвип. Жители этой страны питаются от дерева. Некогда над ними господствовал один Дева, и они имеют царей из рода Джаяджа. Они держатся учения, находящегося в восьми сутрах «Майя» и развитой из них дармы. Падмасамбава, пришедши к ним и живя долгое время у них, вертел колесо дармы Вачраянамулатантра маяджала, имел успех и приобрел для своей религии бесчисленное множество последователей.

На южной стороне, в стране Парбатадвипа, было 16 млн. городов; народ там употреблял в пищу мясо и особенно любил питаться дичью. Господство имел там Яма, а царствовало племя Тинашри. Так как жители этой страны склонялись к дарме черного Манджушри, то Падма, учитель, когда пришел в их страну, вертел колесо учения доброго и гневного Манджушри и имел успех.

После этого он отправился на запад в страну Нагапотадвипа, где было 10 млн. больших городов. Там был лес, где росли различные цветы, поэтому народ питался цветами. Силу имел здесь Нага, а царствовало племя Дармалакша. Они имели склонность к учению доброго и гневного Падма (пани). Когда учитель Падмасамбава прибыл в эту страну, то вертел им колесо учения доброго и злого Аволокитешвары и имел большой успех. Затем он отправился в северную страну Кашакамаладвипа. В этой стране было 26 млн. городов. Так как там было множество больших и малых прудов и озер, то народ питался жемчужинами. Господство имел там Якша, а царь был из племени Кандрапала. Так как они были приверженцами религии Брихаспати, то Падма вертел колесо возвышенного Брихаспатиготра и имел большой успех. Это были непросвещенные страны на границе Удаяны. После этого Падмасамбава отправился на юго-восток от Удаяны в страну Рисхисов. Народ этой страны питался мясом коз, яков и т. д. Господствовал над ними бог Агни; царствовал род Ма-ру-тзе; у них Падма вертел колесо увещаний Матрики, так как они считали Матрику за божество, и имел большой успех. После этого он пошел на юго-восток в страну Ракшасов; народ питался там мясом человеческим, лошадиным и собачьим. Богом их был Сатиачна; царем – Дашакантха из Ланки. Богом они почитали Вишну. Им Падмасамбава вертел «временное колесо» обращения Вишну и имел большой успех. Потом он отправился на северо-запад в Ваудевадвип; народ там питается мясом и кровью различных живых существ. Господство над ними имеет Вау; царь их – из рода тиртиков. У них имеет значение культ Шивы. В этой стране Падма вертел колесо учения Локапуджастотра и имел успех. Затем он пошел на северо-восток в страну кобольдов. Жители этой страны приобретали свое пропитание, убивая Гандхарвасов. Богом их был Ганеша, а царем Мегханада. В этой стране Падма вертел колесо учения о дарани и т. д». После этого он обратил страну дакинис, Удаяну.

Эта выдержка из оригинала дана, с одной стороны, с тем, чтобы показать образчик странного стиля, каким написана книга, а с другой, она является характерною для Падмасамбавы. Из этих фантастических описаний видна ловкость Падмасамбавы: он повсюду применялся к обычаям страны и подражал всем системам, чтобы обеспечить главную цель обращения. Такой человек был годен для компромисса с «демонами снежной страны».

Тибетский царь Кри-срон-лде-бтзав пригласил из Индии Чантаракшиту, чтобы всецело провести дело обращения Тибета. Этот последний для преодоления демонской силы, которая препятствовала распространению учения Будды, посоветовал ему пригласить в Тибет Падмасамбаву, как сильнейшего представителя тантрийской системы. Падмасамбава, наперед зная желание царя, последовал за послами и победил демонов, между прочим, Мару. Монгольский историк Санан-Сецеп не отваживается в своем тексте назвать имя демонов, которые загромождали Падме путь в Тибет. Получив власть над своими противниками, он заставляет их дать торжественную клятву, что они подчинятся религии и будут противоборствовать врагам её.

Сидя на сделанном из двух громовых стрел кресте, он освятил место, где построил монастырь Сам-иас. Сам-иас-глин, или «всегда волшебно достигающая в воплощении учительская школа», был построен около 770 года по РХ по образцу храма в Отантапури в Магаде. Это – древнейший монастырь Тибета, в котором находится большое собрание картин и драгоценностей и который, по словам Наинг-Сингь, доселе еще сохранился почти в древнем нетронутом состоянии. Первым делом Падмасамбавы был перевод буддийских текстов, прежде всего, конечно, своей школы, и он, отметив как самого способного, назначил к этому труду Пагур Вайрочану, под именем которого действительно сохранились до нас труды, по крайней мере, в редакции тибетского канона.

Устроив монастырь и обеспечив таким образом распространение буддизма, Падма распростился с царем, «чтобы идти в страну западных демонов», у которых он еще и теперь живет, и проповедует учение.

Расставание Падмы с царем легенда описывает так: «Когда они (т. е. царь Кри-срон и святой) прибыли (к границам Непала), то на небе явились облака и радуга, спустившаяся до земли. Среди облаков стояла лошадь; она имела седло из золота и серебра. Тряся ушами, она приблизилась. Когда она, ржа, стала, то в ржании слышно было: «здесь трон золотой, трон «гиу». Имя этой лошади Валаха, «царь лошадей». Под этой лошадью, согнувшись, помещались все дакинисы. Они массою окружили Падмасамбаву. Тогда весь мир мог видеть, как он по воздуху шел им навстречу. Обратившись к провожавшим, он сказал: «о, царь и царица и все ваши подданные, все пребывайте в справедливости! Теперь я желаю идти далее. Я желаю идти в страну против солнечного захода, чтобы обратить ракшасов (по-тибетски: срин-мо). Я желаю сделать ведьм служительницами учения Будды. Я всегда буду охранять вас. Теперь я ухожу». Так сказал он и быстро прыгнул на лошадь. Когда лошадь поднялась к небу, царь и его люди не спускали глаз с него и громко плакали. Тогда Падмасамбава, обернувшись, сказал: «Держитесь крепко религии, как будто смерть и болезнь стоят пред вами. Если вы желаете вечного мира, то держитесь религии. Но теперь вы не можете следовать за мною. Вы меня снова найдете... Искать меня нет никакой цели». Так сказал он и полетел. Царь и его свита были как рыбы на песке. Когда они, следя за святым, смотрели, то он показался им величиною, как ворон; когда снова посмотрели, то показался как дрозд, потом как муха и затем его уже трудно было различить: он стал мал, как водяная вошь (!). А когда они еще раз взглянули, то уже не увидели его.

Когда царь и его люди наутро посмотрели, то при помощи божественной силы увидели, как Падмасамбава, прибыв в страну ракшисов, сидел в тени колоссального дерева, а его небесная лошадь стояла возле, покрытая золотым песком. Ракшисы, как рабыни, стояли у его ног и отдались религии».

Монастырь Сам-иас, как упомянуто, есть первый монастырь Тибета. Буддизм при Срон-тзан-гам-по был в Тибете древнейшей сектой страны. С этого времени начались разделения, явились новые учители и все это повело впоследствии к образованию новых сект. Такова секта У-ргиан-па (приверженцев Падмасамбавы), которая и теперь еще существует при Гиммалае, но не в восточном Тибете. Эти древние секты наполнили страну заклинателями, которые занимались магией и предсказывали в экстатическом состоянии. В этом состоянии они считались одержимыми низшими божествами, которые дали обет приносить пользу религии и лишать бесов их областей.

Интересно, что Падмасамбава в Сам-иасе посвятил особый культ и Маре; здесь этот злой дух, ведущий реестр жизни и смерти, давал свои предсказания.

Тогда же получила свой культ и Мандарава, дочь царя Индрабхута Удаянского и одна из жен Падмасамбавы. Она и теперь еще имеет храм в Тибете.

К древним переводчикам принадлежит тибетец Ка-ба-дпал-бртсегс, который жил в Тибете в первой трети IX столетия. Между прочим, он перевел на тибетский язык труды Васубанду и сам почитался одним из перерождений так называемого Кэн-ския, хутукты Пекинского.

Со времени Кри-срон-лде-бтзана буддизм Тибета можно называть ламаизмом. Слово «лама (превосходный)» есть почетный титул для вполне посвященных монахов, обозначающий высший ранг. Ламаизм был местной формой буддизма в Тибете и Монголии, которая с этого времени теряет взаимную связь с прочими последователями учения Будды.

Второй преемник Кри-срон-лде-тзана, Лангдарма, был врагом религии Будды. Он опозорил воплощенную супругу Срон-тзан-гам-по, которая принесла первое изображение Будды в Тибет, называя ее якшини.

Индийские ученые бежали из Тибета; туземные монахи должны были нарушать свои обеты и вести хозяйство; буддийские книги были бросаемы в воду или сжигаемы; храмы Будды в Лхассе, Акшобия в Рамоче и храм Сам-иаса были заперты и окружены глиняными валами, так как Лангдарма, боясь бога, покровителя этих храмов, не отважился разрушить их. Следствием такого нечестия было то, что регенты Тибета имели краткую жизнь, страна была посещаема болезнями, голод и войны господствовали в ней. Наконец один святой по приказанию Шридеви, богини-покровительницы страны, стрелою убил Лангдарму. С Лангдармой пало единодержавие в стране и господство над страною перешло в руки многих мелких князей, пока ламы повсюду не завладели властью.

После смерти Лангдармы различные тибетские князья пытались снова пригласить в Тибет индийских пандит. Самым замечательным из принявших это приглашение был Джо-бо Атиша или Дипанка-рашриджнана. Приглашенный в 1042 г. по РХ в «страну снега» послами одного тибетского царя Нари, снабженными богатыми подарками, он из монастыря Викрамашилы, который тогда был главным местом буддизма в Индии, будучи 59 лет от роду, пришел прежде всего в монастырь Тоглин в Нари, где он обучил царя сутрам и тантрам. Он был главным представителем системы калачакра. Оттуда он отправился в центральный Тибет, где составил много новых сочинений, между прочим «Лам-срон» (лампа правильного пути)». На большом собрании, которое было при преемнике того царя, который призвал его, где были представители всех вероисповеданий Тибета, он заново устроил религию; между прочим, он ввел теперешнюю форму календаря и счисление по 60-тилетним циклам, заимствовав этот календарь из царства Цам-ба-ла. В 1055 году, будучи 73 лет, он умер. Он считается основателем секты Кадампа, нормы которой выработал его ученик Бромстон.

На изображениях Атиша вместе с Нагарджуной и Тзонкапой составляет троицу; даже все трое считаются прямо «перерождениями Будды»: Нагараджува есть основатель, махаяны, Атиша – организатор буддизма в Тибете и Тзонкопа – реформатор его (о котором будет сказано ниже).

Особенно замечателен среди древнего тибетского монашества святой Ми-ла (полное имя и титул его: Джебцун-Ми-ла-рас-па, Груб-пам-дан-пуг-ми-ла). Он родился в 1038 г. и умер в 1122 году в Кубаре при Наламе, на границе между Тибетом и Непалом. Мы имеем о нем два обширных труда: один – написанная прозою биография его, и другой, – чрезвычайно популярная книга «сто тысяч песен Ми-ла-рас-пы», написанная отчасти прозою, отчасти стихами.

Ми-ла был бродячим монахом, который исходил весь Тибет, совершал чудеса, обращал иноверных и назидал народ своими импровизациями. Это видно и на последней из названных книг о нем, которая содержит рассказ о разных приключениях, бывших с святым при его странствованиях. Рассказ оканчивается каждый раз стихами Ми-лы. К сожалению до сих пор нет никакого перевода этой как чрезвычайно важной для характеристики народной жизни в Тибете, так с другой стороны достойной внимания и в поэтическом отношении книги.

Основание твердо расчлененной желтой секты, которая в течение столетий принимала очень деятельное участие в политической истории верхней Азии, было делом монголов.

Основание монастыря Саскья лицом из царского рода Кон-чог-ргиал-по в 1070 году по РХ было впоследствии важно для развития буддизма, благодаря деятельности его настоятелей, которые преследовали не только духовные, но и политические цели.

Много содействовало этому то, что в кон-чогской фамилии, так как в древнем ламаизме с известными ограничениями брак был дозволен, положение настоятеля в монастыре Саскья сделалось наследственным.

Самым знаменитым из потомков основателя был Кун-дга-ргиал-мтзан, называемый Саскья-маха-пандита, родившийся в 1181 году. Прославляемый как чудо учености, он уже в своей ранней юности изучил как лан-тза, так и письмо вартула, санскрит и бруза, и рано наученный своим дядей «стремился к высочайшей боди». Посвященный в монахи кашмирским Шакьяшри, он достиг боди при помощи бодисатвы Манджугоши, воплощением которого он считается и приобрел неограниченное влияние на светское правление Тибета. Есть сказание, что на 33 году он был призван к двору монгольского императора, потомка Чингиза и прибыл туда чрез три года. Его учитель предсказал ему, что в «Горе (Монголии)» живет народ, который носит шапки в форме ястреба и башмаки в форме свиного хобота; этот народ он и призван обратить в буддизм. По этим признакам он узнал послов, которые привели его к монгольскому императорскому двору. Там он при помощи симханада-дарани исцелил императора от проказы. Возвратившись, он умер в глубокой старости в 1252 году. Он известен также, как писатель, и считается одним из прежних воплощений великого ламы «Кра-шис-лун-по».

Обращение монгольского императорского двора досталось на долю племянника Саскья-пан-чена Пагс-па Ло-грос ргиал-мтзан. Он в 1261 году был позван императором Хубилаем в Китай. По прибытии его при дворе императора возник вопрос, кто должен иметь преимущество. Согласно мнению супруги императора вопрос был решен в том смысле, что когда император будет получать посвящение от Пагбы, то последний должен занимать более высокое место, чем император, но при делах правления оба должны сидеть на одинаковых тронах. Когда это предложение не встретило со стороны Хубилая никакого возражения, он получил от великого ламы посвящение бога Геваджра.

Монгольский историк Санан-Сецен рассказывает, что в первый день Пагспе не удалось ничего ответить на вопросы хана. «Он не понимал ни одного слова из его речи. Очень обеспокоенный этим, он просил хана отложить посвящение на следующий день. Причина этого непонимания была та, что текст тантр Геваджры, ранее собственность Саскья пандиты, находился в руках хана и Пагспа не видел книги».

В беспокойную ночь, какую провел святой, ему явился старик в образе брамина с большими, как снег, собранными на макушке волосами, держа в руке приготовленную из человеческих костей дудку, и передал ему ящичек с книгой, текстом тантр Геведжры, поручив ему исправить лампу. Усвоив себе содержание книги, святой принес ящичек с книгой на свое место. Это был бог-покровитель Махакала. На другой день Пагспа был в состоянии дать посвящение и получил от хана богатые подарки и титул «царя учения в трех странах».

Другая версия истории святого повествует, что пред его рождением отец его заклинал Ганапати. При этих заклинаниях он увидел лицо слоновоголового сына Махакалы, который обхватил его хоботом, принес на гору Меру и показал ему все страны Тибета с словами: «все эти страны будут подчинены твоему потомку».

Замечательно, что по мнению легенды родня Махакалы (Шивы), принимала участие в деле обращения монголов.

Главной задачей Пагспы, которую дал ему великий хан Хубилай, было изобретение письма для монголов. Он исполнил это желание, изобрел на основании тибетского письма квадратное письмо, названное по его имени Пагспа, иначе К-ор-уиг. Оно имело начертание сверху вниз. Но оно оказалось неудобным для писания больших рукописей, об обширных переводах священных текстов, которые император желал восстановить, совсем не упоминается. Поэтому возвратились к прежней попытке Саскья панциты применить к монгольскому языку письма уйгуров и при одном из преемников Хубилая, при Олдцаиту, удалось саскьясскому монаху Чоску-одцер’у (по-монгольски: Номун гэрэл’у) установление монгольского письма на этом основании.⁵

Далее повествуется, что Хубилай в согласии с великим ламою, считал необходимым новый пересмотр и перевод священных писаний. В числе ученых, которые целый год исключительно занимались делом издания, были не только владевшие санскритским, тибетским, китайским языками, но также и такие, которые понимали и уйгурский язык.

Несомненно, также, что в это время при дворе монгольских императоров жил великий представитель тантрийской школы Гунстон Дорже-дпал, который родился приблизительно в 1284 году. После долговременной службы своей при дворе в качестве распорядителя при религиозных церемониях, он возвратился в Тибет, женился по желанию своей матери и надеялся иметь сына; но потом он оставил свою семью, принял полное посвящение и занимался преимущественно литературною деятельностью и постройкой храмов. Он считался особенно сильным в деле заклинания «ужасных богов». Умер он 92 лет от роду.

На изображениях над Махакалой сидит в круглом сиянии монах Цур-дбан Биамс-па сен-ге. Выше в воздухе изображен отдельно одноголовый, двурукий Бхаирава с своею Шакти; внизу, в правом углу находится изображение Махакалы в другом виде. Изображение раскрашено так: у Доржедпала цвет головы белый, нижнее платье пурпурно-красное, верхнее платье весьма красное, волшебный кинжал в правой руке имеет зеленый оттенок, ореол серо-зеленый. Голова Махакала темно-синяя с огненными взъерошенными волосами. Махакала (внизу) имеет черный цвет тела, красное нижнее платье и черную накидку на плечах, труп белый. Учитель Доржедпала (над махакалой) имеет огненно-красное монашеское одеяние и желтую шапку. Ореол – внутри зеленый с розовым краем. Бхаирава с Шакти вишневый с белой дубиной и белым украшением. Вол – розовый. Монахи впереди имеют красное нижнее платье и желтые платья и шапки. Картина дает хорошее понятие о заклинании бога: на ней все жертвенные сосуды (череп, чаши для курений и т. д.).

К учителям Доржедпала принадлежит также известный, как историк, Бустон, хотя он должен бы быть одинакового возраста с ним, ибо Бустон родился в 1288 году по РХ. Его полный титул Тамс-чад-мкиен-по (санскр. сарваджна – «всеведующий») Бустон. Место рождения его – Топуг при Крашис-лун по. Он был представителем системы калачакра и автором драгоценного исторического труда Чос-бун и других сочинений, важных для истории сект. Про него говорится также, что он впервые собрал все существующие тибетские переводы, которые известны ныне под названиями Ганджур и Танджур.

Когда с падением монгольской династии (династии Юанов) в Китае в 1368 г. по РХ управлять стала династия Мингов, то изгнанные назад в свои степи монголы потеряли свое единство и в бесконечных раздорах взаимно обессиливали себя. Благодаря этому, религия Будды исчезла и народ впал снова в древний шаманизм.

Но династия Мингов в Китае отнюдь не была враждебною по отношению к буддизму, она имела только свой взгляд в отношении политического положения в Тибете. Монгольская династия, чтобы держать страну в зависимости, отдала ее одному духовному лицу – ламе Саския. Династия Мингов оказывала равные почести и предстоятелям других монастырей, желая породить разделение в духовенстве и тем обеспечить себе господствующую роль. Основание монастыря Бригун, предстоятели которого вступили в явный конфликт с настоятелями Саскья, повело к кровавым войнам. Это было печальным знаком одичания и огрубения, в какое впали последователи Будды. Их религиозная дисциплина совершенно пала.

Против этого одичания направлена была реформация Тзонкапы – ламы из Ку-бум’а, которая имела целью восстановить древнюю буддийскую дисциплину и дала основу существованию нынешней желтой секте.

Этот прославленный монах, который теперь в Монголии почитается почти так же, как сам основатель религии, родился в 1355 году по РХ при Голубом озере в стране Амдо, там, где теперь стоит монастырь Кубум, в долине Тзон-ка – «долине лука», от которой он носит наиболее часто попадающееся нам имя «человека из Тзон-ки» – Тзон-ка-па. Его монастырское имя «Дже-рин-по-че-бло-бзан грагс-па», по-санскритски – Арьямахаратна Суматикирти. Дом, в котором он родился, стоял под красивым сандаловым деревом, на листьях которого ясно виднеюсь изображение Будды Симханада. По другим известиям это существующее еще и теперь чудесное дерево выросло из тех волос, которые обрезал у себя молодой подвижник. Листья и кора еще стоящего, высокопочитаемого дерева составляют доныне священный предмет многочисленных пилигримов, которые приходят в Кубум из всех частей Тибета и Монголии. Это должно быть белое сандаловое дерево, фигуры на листьях, по Гуку и Габе, представляют не изображения Будды, а ясные письменные знаки. Имя монастыря происходит от этих «100 тыс.» (по-тибетски бум.) изображений.

Переходим к рассказу о сверхъестественных посещениях, которых Тзон-ка-па удостоился еще в своей юности от богов, как Вачрапани, дакинис, и бодисатв, как Манджури, и святых монахов, как Атиша, Бустон, Сараха, Нагарджуна и т. д. Очень может быть, что он пришел к мысли произвести реформацию религии вследствие занятий древними текстами, из которых он ежедневно издавал по 16-ти страниц. Его превосходные познания обеспечили ему победу над его противниками; особенно упоминается, что он одержал победу над главою монастыря Саскья.

Слава о нем быстро распространилась и привлекла толпы пилигримов. Впоследствии возник вблизи столицы монастырь Галдан, в котором он стал настоятелем. Он запретил последователям своей секты, которую он назвал «сектою добродетелей – Гелугпа», вступление в брак, что прежде было дозволено для всех последователей тантрийской школы. И главным отличием этой секты была желтая шапка, так как такого именно цвета было древнее буддийское монашеское платье. Учение, проповеди, диспуты и общие молитвы должны были наполнять время монахов Гелугпа. Женатые красно-шапочные представители древней тантрийской школы прежде принимались в монастырь по одиночке, как представители верных буддизму божеств – «защитников религии», так как новое учение не могло вполне обойтись без магии. С течением времени желтая секта распространилась необычайно и в течении двух столетий имела решительное главенство.

Центрами новой школы были одновременно выстроенные монастыри Галдан и Сера, оба вблизи Лассы. Как упомянуто, сам Тзонкапа был настоятелем Галдана. Пред своею смертью он просил бога мертвых защищать его секту. Его тело лежит в этом монастыре в ступе из золота, обвитое лентами, на которых написаны дарани. К другим святыням этого монастыря принадлежит древняя статуя страшного защитника желтой секты, бога смерти.

Тзонкапа является своему ученику и преемнику, по должности настоятеля Галдана, Кас-грубу, который создал культ своего учителя. Это явление часто изображается в ламайском искусстве. Касгруб изображается стоящим пред алтарем, без шапки, держа золотую чашу с жертвенными дарами своему учителю, который, спускаясь с неба, стоит пред ним высоко в воздухе. Тзонкапа живет теперь на небе тушита (по-тибетски Галдан) под именем Джам-дпал-снип-по, ибо он был воплощением Манджушри (тиб. Джамдпал), вместе с будущим буддой Майтрейею (тиб. Бамс-па). Преемником своим он назначил Гиал-тзаб-дже; уже это имя указывает на то, как он относится к действиям Кас-груб’а в Галдане.

Учеником Тзонкапы является также Бамс-чен-чос-дже, иначе Шакья-сес. Мы знаем, что он, когда китайский император Юн-ло из мингской династии призвал Тзонкапу к своему китайскому двору, вместо него пошел в Китай, как его представитель, и действовал там, главным образом, как учитель калачакры. Возвратившись в Тибет, он под руководством своего учителя Тзонкапы основал монастырь Сера (1417). К драгоценностям этого монастыря, где, между прочим, находится вынесенный из Персии волшебный жезл (вачра), он прибавил принесенные с собою из Китая драгоценные предметы: изображение Шакья-муни и 16 ставир, в виде небольших, вырезанных из сандалового дерева фигур, которые сохраняются теперь в особых футлярах, а также «чудесные экземпляры Канджура», потому что в период Юп-ло (1400) в Китае действительно было составлено великолепное издание Канджура. Экземпляры листов этого издания принадлежат теперь к величайшим драгоценностям королевской библиотеки в Берлине.⁶

Бамс-чев-чос-дже ходил еще раз в Китай и имел там такой успех, что его биограф вполне мог сказать, что теперешнее распространение галданской секты в Китае есть его дело. Он умер в Китае в 1434 году, будучи 84 лет от роду.

Из толпы учеников, которые собрались около Тзонкапы, два замечательны тем, что их перерождения продолжают существовать и теперь в обоих иерархах желтой секты, в так называемых Далай-Ламе и Панчен-ринпоче: это – Ге-дун, племянник Тзонкапы и уже упоминавшийся Кас-груб-дже. Первый мог считаться, как первый Гиал-ба (санскр. джина), это – древний титул князя секты, впоследствии названного Далай-Ламой, а с 1439 г. до РХ он считается воплощением бодисатвы Падмапани. Он, как рассказывает предание, по внушению богини Ламо основал монастырь Крашилунпо, первым настоятелем которого считается Кас-груб-дже, монастыря, который давно уже известен в Европе под названием «Теешоо лоомбо».

Главным монастырем Гедуна гиал-ба был Нам-ргиал-чос-сде на горе Потала, к северо-западу от Лассы.

Преемство ламайских иерархов обыкновенно называется хубилганским, от монгольского слова «хубилган», которое есть перевод тибетского «прулба». В великом ламе Лассы возрождается прулба бодисатвы Падмапани или Аволокитешвары; в Панчене Крашилунпосском, который значительно превосходит по святости Далай-ламу, воплощается прулба будды Амитабы; впоследствии мы увидим, что в Тибете и Монголии число перерожденцев очень умножилось.

Перерождение Далай-ламы совершается следующим образом: как только великий лама умирает, душа бодисатвы переходит в неизвестное дитя, которое должно родиться чрез 49 дней или более, после того как дух оставил покров умершего. По совещании с известным прорицателем отыскивается место, где прулба опустилась на душу дитяти. Личность, которая делаете эти справки, есть Дармапала Насчуна при Лаосе, который сам есть воплощение бога Пехара или Чоскиона. Дитя, в котором признано перерождение бодисатвы, приносится родителями в лежащий на восток от Лассы дворец Ри-ргиал-по-бран. Когда дитя достигает четырехлетнего возраста, оно в торжественной процессии переносится в Поталу и принимается для воспитания в монастырь Нам-ргиал. С семи или восьми лет оно одевается, как монах и с этого времени считается начальником обоих монастырей: Нам-ргиал чос-сде и Брагспуна. С этого времени его аскетизм и занятия становятся очень строгими. Китайское правительство находит в своих интересах выгодным, чтобы ни один Далай-лама не достигал совершеннолетия; так действительно в 1874 году вполне посвященный 12-летний Гиал-ба вскоре после того был отравлен регентом.

Нет нужды перечислять здесь всех Гиал-ба. Что касается их изображений, то общепринятое изображение их примыкает к изображениям Тзонкапы и его учеников, только атрибуты их несколько различны: так первый, Гиал-ба, Ге-дун-чжя-мцо, имеет левую руку положенною на живот, правой держит лотосовый цветок; пятый, Нагдбан Лобзан-Чжямцо, изображается также, но на ладони левой руки имеет книгу; седьмой Лобзан-кал дан-Чжямцо – в правой руке имеет цветок лотоса, на котором лежит книга и над нею возвышается «меч знания». Кроме того, существуют бронзовые бюсты, которые по большей части богато вызолочены и атрибуты их в этом случае сделаны отдельно: так у них бывают шапки из шелка, атрибуты из драгоценных металлов или драгоценных камней (нищенская чашка из лапис-лазури). Но очень часто эти атрибуты затериваются и тогда, если нет на бюсте надписи и черты лица не ясны, трудно угадать, чье это изображение и надпись «святой лама», которою обычно снабжают такие бюсты сами монахи, говорит не более, чем надпись европейских ученых: «неизвестна по недостатку атрибутов».

Кас-груб Соднам Чжямцо, третий Гиал-ба и первый, который носит (полу-монгольский) титул Далай-ламы, считается вторым распространителем буддизма среди монголов. В 1566 году Алтан хан, могущественный владетель Тумедский, взял в плен много тибетских монахов. Влиянию этих оставшихся при его резиденции монахов, которые очень живо вызвали воспоминание о прежнем расцвете буддизма у монголов, приписывается то, что хан, который желал стать во главе всех монгольских племен, послал послов в Тибет и приказал пригласить Гиал-бу из Лассы. Только после вторичного приглашения в 1575 году решился великий лама отправиться сам. При Кувуноре была выстроена вигара, там ожидало его посольство соединенных монгольских князей и отовсюду стекались к нему верующие, принося богатые подарки.

Легенда повествует, что великий лама являлся, как истый Падмапани, с четырьмя руками, из которых две постоянно были сложены на груди; его лошадь повсюду оставляла следы, на которых были видны шесть слогов дарани Падмапани «ом ма-ни пад-ме хум». «Однажды вечером явилось к этому ламе множество монгольских богов и демонов в волшебных превращениях, как верблюды, лошади, мыши и т. д., под предводительством Дармапалы Бег-тзе. Но он заклял их, после чего они дали обещание не делать никакого вреда верующим». Прибыв к Алтан хану, Гиал-ба открыл ему его прежние перерождения, между прочим то, что сам хан ранее был Хубилаем, а он Пагбою. Хан дал ему титул «Далай-лама Вачрадара», а он с своей стороны пожаловал хану титул «Дармараджи». Из законов, которыми началась новая буддийская эра и которые даны были Алтан-ханом, упомянем, например, запрещение обычая при смерти человека убивать животных, введение ежегодных и месячных покаянных и молитвенных дней и запрещение во время трехмесячных постов убивать скот и охотиться за дичью; далее, разделение духовенства на классы, соответственно четырем классам монгольского дворянства, Интересно, далее, то, что туземные идолы в юртах монголов, «онгоны – изображения умерших», были сожжены, чтобы дать место изображению «шестирукого покровителя мудрости». Это интересно потому, что знакомит нас с тем, как при обращении Монголии, при посредстве лам, произошло тоже самое событие, что и при развитии браманизма в Индии: народные боги и демоны монголов, как и «годлинги» индийских аборигенов были отождествлены с Шивою и его родней, ибо шестирукий покровитель (Махакала) есть никто другой, как индийский бог Шива.

Деятельностью Соднама-Чжямцо в Монголии начинается новое распространение ламаизма в «стране травы». После того как он, по смерти Алтан-хана, вторично объехал Монголию, поставил преемника Алтан-хану и обменялся письмами с китайским императором, недоверие которого к монголам после этого исчезло, он получил титул и почести, которые некогда получил Пагба при дворе Хубилая и возвратился назад в Тибет. После своей смерти в 1586 году он переродился в Монголии во внуке Алтан-хана. Этот последний наследовал ему в 1587 году под именем Ионтан-Чжямцо.

Когда Ионтан-Чжямцо после полного посвящения в 1602 году отправился в Тибет, то для Монголии был назначен особый представитель, так как он послал в Монголию Гедуна-Чжямцо, воплощение Джебцуна-Чжямцо, перерождения которого там продолжают существовать под монгольским именем Майдари хутукту. Вторым ламою, который с этого времени остался в Монголии и перерождения которого там также продолжаются, является Дармавами из Тонкора (по-монгольски Донкор Хутукту или Манджу-шри хутукту), которого оставил там уже третий Далай-лама после своего прощания с Алтан-ханом; он, при вскоре последовавшей после этого смерти Алтан-хана, оказал религии большую услугу, так как сумел успокоить возбужденный смертью хана народ. Он отправился в Куку-хотон, «голубой город», в область западных Тумедов, где еще продолжаются его перерождения. В ряду перерожденцев в Монголии он занимает второе место. Первый превосходит последнего только в значении; он имеет пребывание в Урге, в некотором отдалении от правого берега реки Тугулы, на дороге из Пекина в Кяхту; носит титул Джебцун-Дампа-Тараната и есть перерождение знаменитого тибетского историка.

В качестве преемника вышеупомянутого, поставленного четвертым Далай-ламой Гиалтзаба мы знаем второго сына Алтан-хана Халхасского (но не Тумедского); этот последний есть строитель упомянутого большого монастыря Урги при реке Тугуле, который он приказал мастерам выстроить из материала, выписанного из Пекина. Его спор о главенстве с Дзюнгарским князем Галданом привел к тому, что Халхасы затеяли страшные войны с Дзунгарами и привели монгольские народы в большой беспорядок, но китайский император, покровительствовавший Халхасам, положил конец могуществу Дзунгаров.

К этому времени относится повеление китайского императора о том, что Джеб-цун-дампо может перерождаться только в Тибете. Это постановление имело ту цель, чтобы политически национальное чувство монголов сделать не опасным для их главных иерархов. Вследствие этого его перерождение всегда происходит в центральном или западном Тибете. Теперешний Джебцун-дампо происходит из Лассы и должен быть восьмым в числе перерожденцев. Он воспитан в монастыре Браспуне, как Гелугпа-лама, и на пятом году жизни перевезен в Монголию тамошним учителем, достопочтенным старцем, вскоре умершим в Урге.⁷

Когда китайское правительство издало вышеупомянутый эдикт относительно Таранаты, то оно не предприняло ничего нового, а только возвратилось к старому обычаю.

Особую и вместе высшую группу духовенства, по словам Позднеева, составляют у Халхасов так называемые хубилганы, т. е перерожденцы лам, которые прославились особыми заслугами для буддизма.

Явление хубилганов у халхасских монголов возводится даже к первым временам возникновения буддизма в стране. Известно, что уже в то время, когда Джебцун-дамба хутукту воплотился у Халхасов, Донкор Манджушри геген явился сюда из южной Монголии и содействовал как при постройке храмов и монастырей, так и при увеличении числа монахов, как проповедников и распространителей буддизма. По смерти его был привезен в Халхасам новый хубилган уже из Тибета и с этого времени перерожденные Донкор-хутукты до настоящего времени живут постоянно в Монголии.

Впоследствии манджурские императоры, которые заняли трон в Китае с 1644 года, содействовали дальнейшему распространению системы перерожденцев и их делению на различные степени, так как отличали некоторых предстоятелей монастырей и именно таких лиц духовного сословия, которые оказали какую-либо услугу императорскому дому манджуров. Дарованные императором отличия действовали на монголов, как волшебство; удостоившийся отличия стоял в их глазах на высочайшей степени иерархии и когда он умирал, то начинали искать его перерожденца. Пример этого мы видим на хубилганах «Чин-сузукту-ламы», которые жили при аймаке Сайн-ноян.

Время первого появления Чин-сузукту-ламы у Халхасов восходит к 1756 году и обстоятельства, при которых оно совершилось, были следующие.

1756 год, как известно, был ознаменован восстанием в северной и западной Монголии под предводительствол дзунгарского князя Амурзаны. Чтобы успокоить восставших Дзунгаров, император Киен-лун в 9 месяц 20 года своего царствования обнародовал указ, которым он повелевал послать халхасского ламу Нойона-Цорчжи в область бунтовщиков для успокоения народа во имя буддийской религии и для чтения священных буддийских молитв. Когда посол прибыл к Дзунгарам, то встретил содействие со стороны местного главного ламы, который увещевал весь аймак Амурзаны, присутствовавший при проповеди Чин-сузукту халхасского, слушаться его наставлений.

За эту услугу император пожаловал Цулум-Бантжуру почетное платье, уверил его собственноручными письмами в своей преданности и дал ему титул «Чин-сузукту номун хан», т. е. «истинно благоговейного князя святого учения» и золотую печать, на которой был вырезан этот титул. Отличенный таким образом лама по смерти начал перерождаться и теперь у Халхасов живет уже его пятое воплощение.

Но еще более содействовали увеличению хубилганов у халхасских монголов сами ламы, которые всемерно стараются приобрести для каждого монастыря хубилгана, существование которого в монастыре удваивает и утраивает доход этого монастыря и существование монастыря, таким образом, обеспечено. Действительно монастырь, который имел в своих стенах хубилгана, привлекал к себе весьма многочисленных почитателей и милостыне-дателей. Одни посещают его, чтобы получить там благословение перерожденца, другие, чтобы узнать от него будущее, третьи, чтобы получить у него исцеление. Посему ламы стремятся иметь как можно больше хубилганов и признают хубилганами не только лам, распространявших буддизм или оказавших содействие усилению клира, но и обыкновенных скромных монастырских лам. Если в низшем клире был какой-нибудь Цорчжи, ширету или гебкюй, умный, ученый или просто только добрый старый лама, пользовавшийся всеобщею любовью и почитанием, то по смерти его ламы начинают искать его хубилгана. В своем первом перерождении такой хубилган еще не пользуется никаким особым почитанием, но, когда пройдет две или три генерации, имя предка этого хубилгана украшается различными легендарными сказаниями. Хитрые ламы начинают утверждать, что он жил в глубокой древности, что он в одном из своих прежних перерождений был любимым учеником Тзонкапы, находят даже, что он имел предсуществование в Индии, и слава хубилгана готова. Имя «хубилган» производит на народ сильное обаяние: хубилган это – существо, святость которого есть результат прежних существований, возвышающих его над прочею массою, существо высшего порядка, и как возможно отказать такому святому в почитании? Число хубилганов в настоящее время у Халхасов простирается до 118, а в южной Монголии их насчитывают еще более, хотя трудно получить точные и достоверные сведения о том, сколько именно существует хубилганов, как их звать и в каких монастырях они живут».

В то время как относительно выбора Далай-ламы китайское правительство само имеет постоянный контроль, появление новых хубилганов у монголов оно игнорирует и не обращает никакого внимания на так называемых шабронов, т. е. хубилганов в первом, втором и даже третьем перерождении. Путешествия великих лам ко двору прекращены. Собственно, каждый Джебцун дамба должен бы был, по введении в должность, немедленно отправляться в Пекин для представления, но доселе на каждую попытку хубилгана получить приглашение неизменно получался ответ, что хубилган еще молод. Денежные расчеты при этом вместе с политическими играют решительную роль, так как путешествие стоит много денег и нельзя предвидеть, будет ли благоприятный результат от путешествия.

В Пекине в настоящее время живет только один хубилган, а все прочие имеют перерождения в Тибете и не получают для путешествия в Пекин ни позволения, ни подъемных денег. Важнейший из хубилганов, живущих в Пекине Шанскья хутукту был послан в Тибет на 12 году для дальнейшего образования и там умер.

Одно из его прежних перерождений есть оказавший большую заслугу для монгольского литературного языка Шанскья рол-пой-рдо-роже; он получил от манджурского императора Киен-луня (1736–1795) два поручения: а) пересмотреть существующие монгольские переводы Гавджура и б) перевести на монгольский язык Данджур. Перевод Ганджура, как говорится, был заново пересмотрен и напечатан на основании уже существующего перевода, а перевод Данджура, вероятно, существует в рукописи, но никогда не был напечатан.

Проникновение ламаизма в восточную Сибирь относится к средине XVII столетия. Буряты были постепенно обращены ламами, которые являлись к ним прежде всего в качестве лекарей. Зависимость живущих в Сибири исповедников ламайства от Джебцуна дамбы была уничтожена русским правительством, которое назначило собственного Ханбо-ламу духовным главою бурят. Он считается перерожденцем и живет в монастыре при Гусином озере. В монастыре Тзуголском при Опоне в Забайкалье явился хубилган, который происходит из китайской Монголии, хотя не признается таким святым, как упомянутый Ханбо. Ему теперь 12 лет.

Каждый лама избирает себе определенное покровительствующее божество, которому он посвящает особый культ, и о имени которого его нельзя спрашивать. Он приготовляется к этому особыми религиозными упражнениями (затвором, размышлением, аскетизмом) и тогда желаемое ему божество является в той или другой известной форме, а иногда даже в одном из неизвестных общему культу образов. Можно выбирать себе идама на всю жизнь или, для определенного предприятия, даже многих одновременно. Существуют идамы, которые действуют как покровители с юности и иногда во время сосредоточенных созерцаний покровительствуемого сообщают ему откровения.

Самые сильные идамы это те покровители-боги, которые выступают в соединении с их женской энергией (санскр. шакти; тиб. нус-ма; обыкн. юм); они называются обыкновенно вачра. Они делятся на два разряда. Одни – это Будды, находящиеся в созерцании, другие – относятся к исполняющим подвиг буддайства и суть даже проявления будд или бодисатв в одном определенном деле спасения.

Первая группа состоит из пяти созерцающих будд (по-монгольски: табун идзагурту бурхан), которые соответствуют пяти человеческим (мануши) буддам настоящего века. Человеческие будды настоящего века суть: Кракучанда, Канакамуни, Кашьяпа, Шакьямуни и еще ожидаемый Майтрейя. Им соответствуют дьяни-будды: Вайрочана, Акшобия, Ратнасамбава, Амитаба, Амогасидда. Они опять имеют пять созерцательных бодисатв (дьяни-бодисатв), из которых назовем только первых двух, именно: Самантабадру, дьяни-бодисатву Вайрочаны, и Вачрасатву, дьяни-бодисатву Акшобия. Эти последние оба пользуются уважением, как божества высочайшего ранга. В древнее время ламаизма Самантабадра считался высочайшим разумом, теперь же господствует Вачрасатва, который считается Адибуддой.

Прежде чем даны будут необходимые замечания относительно изображения будд этой группы, необходимо еще вспомнить о втором ряде мистических будд, которые также изображаются с Шакти. Это суть манифестации отдельных будд и бодисатв для цели определенных творений, для особенных вмешательств в мировой порядок, например, для защиты религии в стране особенно враждебной ей, или против враждебных нападений ислама. Изображения этих мистических будд второго ряда ясно обнаруживают абсолютно шиваистический характер, хотя одичалая фантазия некоторых фанатиков относит эти изображения к жизни Гаутамы в гареме.

К только что названным мистическим Буддам и бодисатвам принадлежат: Самвара, Калачакра, Геваджра, Махамайя, Буддхакапала и Ямантака. Последний, манифестация Манджушри, относится к группе тех шиваистических божеств, которые обыкновенно называются «восемью страшными богами» за их ревность и энергию, с какою они преследуют врагов буддийской религии.

Из «восьми страшных» те, которые имеют ранг Будды, принадлежат к классу Идамов – с Шакти: Ямантака, Яма, Хаягрива, Махакала и древне буддийский Кубера или Вайчравана. Другие имеют только ранг бодисатвы и называются обыкновенно дармапалами (по-монгольски: номун сакигулсун).

Если мы начнем с отдельных божеств, то должны прежде всего упомянуть, что Бачрасатва и дьяви-будды изображаются обыкновенно сидящими и держащими на груди Шакти (или дакини). Изображенные как простые будды и без шакти, они имеют всецело тип фигуры будды, но как только они изображаются с своими шакти, то постоянно бывают увенчаны пяти-зубчатыми коронами и имеют на себе длинное верхнее платье и короткие опоясания бодисатв, следовательно, древнеиндийскую царскую одежду, а не монашескую. Имея короны, они по-монгольски называются «титимту бурханами». Что касается Вачрасатвы, то и тогда, когда он изображается без шакти, он бывает увенчан короною и в платье бодисатвы. Его атрибут громовая стрела (вачра, монг. очир) в правой руке и колокольчик (монг. ховхо) в левой; громовую стрелу он держит прямо пред грудью, а левой рукой с колокольчиком он опирается на бедро. В этой форме, которая ясно указывает на его происхождение от индусского бога Чакра, он – глава дьяни-будд; на картинах он изображается белым, но как Вачрадара, он есть первичное божество высшего ранга, господин тайн; в этой форме он держит свои атрибуты крестообразно пред грудью и на картинах изображается синим. Другие формы его Кармавачра и Дармавачра.

Вачрасатва, Вачрадакини и дьяни-Будды с их шакти, изображаются так. Каждый дьяни-будда держит свою шакти скрещенными под её спиною руками, а шакти держат, как атрибуты, обыкновенно колокольчик и громовую стрелу, иногда, впрочем, шакти держит левой рукой череп-чашу, а в правой руке, высоко поднятой – громовую стрелу. Однако относительно этого последнего атрибута существуют варианты. В частности дьяни-будды с их шакти изображаются так.

1. Вайрочана (монг. Мэси гэйгулун дзокиакчи) держит в одной руке колесо (монг. курду), а в другой – колокольчик. Шакти обвивает свои ноги около бедер Яба и в левой руке держит череп, а в правой меч или колесо. На картинах он – белый.

2. Акшобия (монг. Улу кутелукчи) имеет громовую стрелу и колокольчик, Юм (шакти) держит череп и громовую стрелу. На картинах он – синий.

3. Ратнасамбава (монг. Эрдениин орон), в правой руке держит колокольчик, в левой – драгоценный камень; шакти – в левой череп, в правой – меч или также драгоценный камень. На картинах он – желтый.

4. Амитаба (монг. цаклаши угей гэрэлту) держит громовую стрелу и колокольчик, шакти – череп и топор или колесо. На картинах он – красный.

5. Амогасидда держит колокольчик и громовую стрелу, иногда вместо последней меч; шакти – череп и четверную громовую стрелу или меч. На картинах он – зеленый.

Вачрасатва держит так же, как он изображается без юм, громовую стрелу и колокольчик. Он есть то, из чего вытекают пять предыдущих. Дьяни-будды рассаживаются в направлении ко всем четырем странам света, а одна фигура ставится в средине. Впрочем, последовательность их расположения в разных сектах различна.

Так, например, в начале Падматаниг перечисляются кроме Вачрасатвы только четыре дьяни-будды: среди них нет Акшобия. Они расположены в нижеследующем порядке:

«На восточной стороне на белом лотосовом цветке сидел дьяни будда Вачрасатва, на юге на желтом цветке Ратнасамбава, на западе на красном Амитаба и на севере, в стране, где лежит Тибет, на синевато-зеленом Амогасидда и в средине всех на синем лотосовом цветке сидел Вайрочава».

Кроме дьяни-будд и их президентов существует еще очень любимая многорукая форма бодисатвы Манжушри, так называемого Манжувачра.

Эта группа схожа с только что описанною, только Манжувачра и его Шакти имеют по три лица и шесть рук с следующими атрибутами: мечом, лотосовым цветком, стрелою и луком. Громовых стрел везде по две как у бодисатвы, так и у шакти. В этой форме Манжушри обыкновенно красный, среднее лицо красное, левое темно-синее, правое – белое; шакти такая же, но изображается несколько светлее.

В первой главе было указано на то, что в гандхарский период, который должно расматривать, как первую стадию мифологии северного буддизма, обнаружилось стремление к различному изображению будд и богов-покровителей. Там уже есть носитель громовой стрелы, который развился из древнего чакра Ваджрапани – в злых и добрых формах (килингту и амурлингуй – по монг).

В ламаизме веселый тип будд и бодисатв ясен и не нуждается ни в каких дальнейших объяснениях. Но богов-покровителей мы видим всегда в гневном виде, который теперь превращается даже в ужасный. Древним типом для гневных богов являются взъерошенные волосы, выпученные глаза (также глаз на лбу), высунутый язык и оскаленные зубы, кроме того короткие телесные пропорции с толстыми членами и выдающимися копытообразными ногтями на ногах и руках.

Среди идамов есть ряд фигур, которые высматривают гневно; они имеют искаженное лицо, третий глаз и вместе с тем растянутые пропорции. Они все тантрийские божества, которые мыслятся экстатически возбужденными и таким образом занимают средину между собственно гневными богами и добрыми.

Главные атрибуты их те же, что и у богов покровителей.

Это – «шесть украшений», корона, кольца и ленты на ушах, далее верхние и нижние браслеты на руках, ножные кольца двух форм и цепной пояс. К этому часто прибавляются крестообразно расположенные на груди привески, средняя из них есть большое колесо, символ буддизма. У известных буддийских божеств мы видим, что вокруг груди бога обвивается большая змея и старается укусить в колесо, чувственный образ врагов буддизма. Это последнее украшение на картинах всегда пишется белым, как сделанное из костей, равно как из костей приготовляются и прочие украшения у тантрийских богов.

Следующие изображения идамов в положении вачра представляются не сидящими, а шагающими одни налево, другие направо, третьи танцующими.

Самым сложным и самым страшным образом среди идамов всей мифологии ламаизма, является форма, известная под именем Вачрабхаирава, Вачрабхаянкара или Яманшака, Ямари. В этой форме Манжушри побеждает Яму, демонического царя смерти, который опустошил Тибет.

В Шримахавачрабхаираватантре даются точные указания, как изображать этого бога. Это особенно важно в виду того, что на изображениях атрибуты его по большей части неясны. Вот текст упомянутого описания.

Теперь точно излагается род и способ, как должно писать (его) образ по предписанию Шривачрабхаиравы. Полотно может быть любым: полотно «тура», или цветное, или полотно «сына»; художник должен быть добрый человек, не склонный к гневу, святой, ученый, осторожный, верующий и кроткий, свободный от корысти, такими добродетелями должен он быть наделен. Рука такого художника может писать на полотне «шура». Если он желает достигнуть сидди, то получается дар «Шуры». Он должен рисовать свой чертеж в скрытом месте, после того как он сделает полотно совершенно гладким. Он может писать, если кроме него есть при этом один садхака, но мирской человек не должен при этом быть. (Фигура имеет) 16 ног, 34 руки, 9 голов, (она) голая, черного цвета, ноги шагающие, вид более, чем ужасный; так должен писать он картину. Первая голова – голова быка с тремя лицами на правом рогу: синим, красным, желтым, все страшно гневные, а на левом – белым, серым и черным. Между рогами должен он писать красное страшное, над ним немного разгневанное желтое лицо Манжушри. Правые руки (держат) меч григуг, острое оружие, пестик, меч, громовую стрелу, каменный молоток, кинжал, топор, стрелу, свиток, железный багор, диск, меч, барабан; левые руки держат череп, голову, щит, ногу, аркан, лук, внутренности, колокольчик, руку, веревку с кладбища, человека, болтающегося на копье, печку, кусок черепа, грозящий палец, трезубец с лентами, развеваемое ветром полотно; две руки держат слоновую кожу. Под ногами справа (лежат) человек, бык, слон, осел, верблюд, собака, овца и лиса, под ногами слева – ястреб, сова, ворон, попугай, сокол, павлин, лысуха и лебедь. Так вооруженным должно рисовать Шривачрабхаираву. Под этим должно быть изображено кладбище; там должен быть виден человек, захваченный игрою Мар вместе с Веталами, Кхетрапалами и ракшасами, на которых страшно смотреть; далее должен быть изображен человек, который висит на дереве Ниагрода, человек, который сжигает (труп) и человек, посаженный на острый кол; при этом стаи кричащих хищных птиц: коршунов, собак и шакалов. Садхаков он должен писать смотрящими на Багавана с возвышенного места; они – голы, волосы их распущены, они показывают пять мудр, держат дамару, череп и катвангу и увенчаны черепами; чтобы достигнуть желания, они пришли на кладбище.

Это таинственное изображение кладут на определенном месте, приносят ему в жертву махамамсу (курения), бормочут пред ним (молитвы), увенчивая его жемчугом из больших раковин. Изображение заботливо охраняется дарани в полном их составе. Пред незнакомым его не показывают, равным образом не раскладывают его вблизи незнакомца. Если хотят читать, молиться или есть, то произносят славословие. Если желают высочайшей сидди, то жертвуют пред картиною курения вирокану и рудхиру на три времени. Вот способ, как должно изображать по Шримахавачрабхаироватантре картину высочайшей формы Манжушри».

Нужно прибавить, что в описании не упомянута Шакти. её изображение ясно на картине; её атрибуты – слева череп с кровью, а справа гри-гуг. На некоторых изображениях под правыми и левыми ногами и попираемыми ими животными лежит еще целый ряд индийских богов.

Картины Бхаиравы с указанными в наставлении боковыми фигурами редко можно встретить. Напротив, часто упоминается об изображении Бхаиравы, как среднем, на котором он находится с шакти и окружен всеми «ужасными», восемью «драгсед’ами». Чрезвычайно часто встречается изображение его на боку картины, например, на портретах Шан-кья-рол-паи-рдже он постоянно изображается на боку вместе с другими идамами.

В заключение дадим еще описание двух идамов тантрийского культа. Эти важнейшие идамы суть: Самвара и Хевачра. Уже имя первого, самвара, ясно указывает на то, что это чисто шиваистическое изображение. Хевачра известен из истории. Когда хан Хубилай и его супруга получили посвящение от Пагбы и приняли буддизм, то это случилось чрез «посвящение Хевачра».

Культ Демчога имеет свое главное место в провинции Тза-ри. Там обитает истинный Махадева (шива), туда постоянно ходят индийские пилигримы «чрез Камарупу, Ассам и страну нагов», чтобы искать своего бога.

Двенадцатирукий, четырехголовый бог, обнимаемый своею шакти, идет налево. На своей четверной голове (лицо на картинах спереди синее, два левых зеленое и красное, на бронзовых фигурах четвертое составляет заднюю сторону, которая направо белая) он носит корону из черепов и высокий вихор, на передней стороне которого видна четверная громовая стрела, а на левой белая половина луны. В руках находятся следующие атрибуты: справа клочок белой слоновой кожи, который висит на спине, барабан (дамару), топор, трезубец с флагом, меч григуг и в шестой руке на спине шакти громовая стрела; слева в верхней руке другой клочок слоновой кожи, катванга, череп, аркан, отрубленная четырехликая голова индусского бога Брамы, и в последней руке ниже спины шакти громовая стрела. Бог – синий, шакти вишневого цвета, украшение белое; под левою ногою лежит голый четырехрукий женский труп с белым украшением и катвангой в руке; под правой синий, увенчанный короною, четырехрукий мужской, с передником из тигровой кожи.

Существует литература в тантрах, которая точно объясняет, что означает каждая частность в изображении богов с символистической точки зрения по отношению к спасению, которое может быть достигнуто ею; но из этой громадной литературы не переведено еще ничего.

При исследовании этих типов хорошо иметь также в виду параллельные шиваистические формы индуизма. Действительно последние описанные вами идамы не более, как образные изображения определенных фаз совершенства шиваистических богов, идущие совершенно параллельно с легендами пуран браманов.

При описании каждого храма упоминается Шива или одно из существ его свиты, у вишнуитов Вишну и одна из его аватар или принадлежащих к его родне, понимаемый, как обнаружение перводуши Брамы. Описывается его творческое дело, – его танец, и перечисляются его спасительные дела. К этой категории принадлежит вся группа демчогов, махамай, хевачр, ямари и др.

Шмидт в своем Саван Сецене дал хороший образчик того, как варьируются эти элементы в легендах волшебников о бодисатве, который ищет познания и по состраданию к спасению тварей совершает путешествия чрез все ужасы земли и адов, чрез все козни дакинис, пока он не достигнет небесной дакини и её благословения».

Не смотря на все это вся тантрийская литература по отношению к буддизму рассматривается, как чужеядное растение. Совершенно невозможно, чтобы такие тексты, как мавгаласутта и даммапада и такие, как Шекапра-Крия или хевачратантра произошли из одной системы.

Замечательно, что ламы редко знают имена этих только что названных изображений богов, кроме Ямантаки; все, даваемые ими названия неточны, неверны, прямо даже ложны. По большей части они дают им неопределенное название «гуру драгпо», т. е. страшный учитель». У Палласа хотя есть названия для таких изображений, но нет объяснений. Знают хорошо только Ямантаку, потому что это – специальный идам желтой секты.

В современном пантеоне ламаизма изображение основателя религии встречается сравнительно редко. Большая часть картин, равно как бронзовых изделий, представляют или принадлежащие тангрийскому культу почти бесконечные вариаций созерцательных будд и бодисатв или богов-покровителей шиваистического и других происхождений и необычайно многочисленное духовенство, видимых представителей святых на земле. Между ними самое частое есть изображение Тзонкапы с его любимыми учениками или без них.

Существуют, конечно, и изображения Гаутамы будды. Прежде всего часто встречается упоминание о знаменитом изображении из сандалового дерева, которое воплощенная супруга царя Сронгтзана-гампо принесла в Лассу, быть может копию вышеупомянутого изображения из сандалового дерева царя Удаяны.

Существуют ламайские бронзовые изображения стоящего Будды Гаутамы с учительно поднятою правою рукою, одетого в широкое с складками монашеское платье, которое покрывает оба плеча. Оно подобно вышеупомянутому гандхарскому скульптурному изображению. Можно предполагать, что здесь мы имеем варианты древнего изображения Будды вышеупомянутого первого буддийского царя.

Чаще Будда изображается на картинах в группах, например, со своими любимыми учениками: Маудгальяной и Шарипутрой, или среди ставир, при чем ему служат индусские боги: Брама и Вишну. На таких картинах цвет его кожи золотистый, волосы темно-синие, а платье красное; нищенская чашка также темно-синяя. Таким является он на картинах, которые представляют легенды каких-либо святых в их перерождениях при ногах учителя.

Далее есть картины, которые изображают всю жизнь Будды, начиная с сошествия его с неба тушита до нирваны. По большей части это – две картины, из которых на одной в средине изображается сцена рождения, а на другой – маха-паранирвана (великая нирвана).

На бронзовых изображениях Будда Гаутама часто является вместе с Майтрейею, будущим буддой, или с ним и с своим непосредственным предшественником Кашьяпой, или среди большего еще ряда своих предшественников, бодисатв, или среди, так называемых, будд медицины. Очень редки бронзовые изображения Будды, входящего в нирвану.

Различные положения рук (мудры) изображают прежде всего различные функции самого Будды Гаутамы. А так как и другие будды также могут иметь такое же расположение рук, то определение фигуры Будды, которая не обозначена именем или не выкрашена краской и не выделена из группы всей серии, относится к труднейшим задачам.

По махаянической системе Будде приписывается три тела (кайя).

1. Нирмакайя – в котором обитает бодисатва, когда он делается буддой; в нем он учит и это тело умирает.

2. Самбокайя – тело блаженства. Это есть тело, в котором он сознает все свои совершенства.

3. Дармакайя или свабхавакайя, абстрактное, абсолютное тело Будды, как представителя дармы, религии. Дармакайя есть то, что оживляет изображение божества, когда при торжественной церемонии наполняют бронзовую фигуру и её внутренности свертками с дарани, реликвиями и т. д. Бронзовые изображения, которые распечатаны, у которых, следовательно, взят чоску, ритуально обесценены.

Нужно упомянуть еще особое видоизменение изображений Будды, именно: изображение его совершающим спасение других тварей, а не людей. Сюда относится довольно частое изображение Будды, осеняемого царем нагов Мукалиндою, в котором он чествуется, как освободитель нагов, так называемый (монг) Лу-хан. После победы Будды над Марою (по монг. шимнус) царь нагов защищал его от холода.

Часто на картинах изображаются предшественники Гаутамы Будды, которые обычно обозначаются, как сем татагат (монг. тэгунчилен ирексен). Это: Випаши (монг. Бабаши), Шикхи (Шоки), Вишвабу, Кракучанда, Канакамуни, Кашьяпа (монг. Гашиб, гэрэл сакикш), Шакьямуни. Начиная с Кракучанды последние четыре с будущим Майтрейею принадлежат теперешнему мировому периоду. Они – последние в ряду 24 предшественников Гаутамы Будды, из которых первым должен быть Дипанкара, который гораздо более известен в ламаизме, чем его преемники до Випаши Дипанкара с Шакьямуни и будущим буддой Майтрейею составляет весьма почитаемую троицу, которую монголы, по Палласу, называют «гурбан цаган бурхан – три белых будды».

Изображения будд, как упомянуто, отсутствуют в древнем индийском искусстве, но несомненно появление их в гандхарский период. На одном рельефе из Мухаммад Нари можно указать стоящие фигуры последних семи будд с Майтрейею – восьмым.

В позднейшем буддийском искусстве они встречаются часто, достаточно назвать изображения в пещерных храмах Аджанты, где в гроте обозначены именами 22 фигуры будд. Первые четыре (Випаши до Кракучанды) там черные, Канакамуни – седой, последние с Майтрейей, который сидит по-европейски и в средине, золотисто-желтые. Так как будды бесчисленны, то есть еще большие группы. Сюда принадлежат изображение «1000 будд».

Об изображении будд в созерцательном положении (дьяни Будды) мы упоминали уже в предыдущем отделе об идамах. Здесь остается припомнить, что они изображаются, как будды, держа обыкновенно обе руки на груди, с дьяни мудрами, и в красных платьях. Они отличаются от прочих будд существенно тем, что они не имеют бодисатв в обычном смысле, но производят их, как духовных сыновей. Так из лучей, которые выходят из головы одного из них, Амитабы, возникает бодисатва Аволокитешавра и т. д. Первым, указавшим на иранский характер этой группы будд, был Рис Девидс. Дьяни-будды соответствуют иранским фравашисам, которые суть небесные предсуществования рожденных на земле в светлой религии Заратустр. Более всего иранский характер всей этой группы будд выступает в изображении дьяни-будды Шакьямуни и его рая (сукавади).

Изображения дьяни-будд чаще всего можно видеть на пятисоставной короне (монг. дидим), которую надевает на себя лама, совершающий культ в честь страшных богов (монг. докшитов), так как каждый дьяни-будда имеет своего докшита, над которым он господствует.

В позднейшем буддийском искусстве Индии дьяни-будды встречаются по большей части вместе с изображениями бодисатв, например, в гротах Елура при Тинтале. В гандхарском периоде изображения их еще не открыты, но так как С. Ольденбургу удалось открыть бодисатву Амитабы, именно Авалокитешвару или Падмапапи, то не невозможно, что отыщется его духовный отец Амитаба.

Дьяни-будда Амитаба во всем северном буддизме – одно из любимейших и чаще всего изображаемых божеств; в Китае и Японии это – самое распространенное изображение будды. Его лежащий на западе рай сукавади есть небо, переродиться в котором составляет желание каждого. Легенды изображают этот рай в самых заманчивых чертах и повсюду, особенно в Японии и в ламаизме, существуют великолепные картины, изображающие его. Существует даже прекрасно выполненная модель его с фигурами.

Лучше всего счастье – переродиться в рае Амитабы – изображает одна легенда из китайского источника, которую перевел Шотт.

«В годы династия Сун (1086–1093 по РХ) жила одна благочестивая старая женщина с своими двумя служанками-девушками только для «страны счастья (сукавади)». Однажды одна из этих девушек сказала своей подруге: «в эту ночь я переселюсь в рай Амиты». И точно в эту ночь дом наполнился бальзамическим благоуханием, и девушка умерла без предварительной болезни. На следующий день оставшаяся в живых сказала госпоже: «вчера умершая явилась мне во сне и сказала: «благодаря постоянным увещаниям нашей госпожи, я сделалась участницею рая, и мое блаженство превосходит всякое описание, которое я могла бы дать тебе». Госпожа отвечала: «Если она мне также явится, то я поверю тому, что ты говоришь». В ближайшую ночь умершая действительно явилась ей и почтительно приветствовала ее. «Достигну ли я, сказала госпожа, когда-либо страны блаженства?» «Да, сказала прославленная, ты только следуй за твоей служанкой». Во сне госпожа последовала за своей служанкой и скоро увидела бесконечно великое озеро, покрытое бесчисленными красными и белыми лотосовыми цветами в различном состоянии: одни – цветущие, другие – увядающие. Она спросила, что означают эти цветы? Девушка отвечала: «Это – человеческие души на земле, мысли которых направлены на место блаженства. Первое сильное желание рая Амиты производит цветок в небесном озере и этот последний ежедневно становится больше и красивее по мере того, как лице, которое он изображает, преуспевает в справедливости; в противном случае он теряет свой блеск и увядает». Госпожа пожелала знать имя одного светлого цветка, который был окружен сиянием и чудесно блестел. Девушка сказала: «это – Янгки». Тогда она спросила об имени другого и получила в ответ: «это – Маху». Госпожа спросила: «где же я воскресну»? Тогда прославленная душа повела ее далее и показала ей холм, который сверкал золотом и лазурью. «Здесь, сказала она, твое будущее жилище. Ты в ряду блаженных будешь одною из первых». Когда госпожа проснулась, то приказала спросить об Янкги и Маху. Первая уже умерла, а последняя была еще жива. И госпожа сказала ей, что душа, которая преуспевает в святости и не ослабевает, живет уже в стране блаженства, хотя её тело находится еще в этом бренном мире».

Будда Амитаба в своих трех телах называется: в дармакайе – Амитаба, в нирманакайе – также или «имеющим неизмеримый свет», в самбокайе – этим последним именем. В последней форме он – податель долгой жизни.

Изображение Амитабы, как Будды, как упомянуто, рисуется с красным цветом тела и темно-красной монашеской одеждой; в сложенных на груди руках он держит синюю милостынную чашку. Встречается он также с дарма-чакрамудра. Как «податель долгой жизни», он изображается в сидячем положении и держит вместо милостынной чашки золотой сосуд с амврозией, из которого иногда вырастает небольшое дерево; он увенчан короною и носит длинные синие волосы, ’ которые спускаются до плеч, золотое украшение, длинный шарф вместо верхней одежды и темно-красный передник; цвет тела красный, по большей части – огненно-красный.

«Бхаисхаджиягуру (Вайдурьяпрабараджа) есть имя одного изображения Будды, которое так же, как изображение Амитабы выступает за пределы ламаизма и так же высоко почитается в Китае и Японии, как в Тибете и Монголии. С Амитабою и Гаутамою он составляет весьма почитаемую и любимую троицу.

Часто он изображается со своими восемью спутниками или, как называет их Позднеев, своими хубилганами, тогда это – ряд фигур будд, среди которых председательствует Шакьямуни. Он – бог медицины и, как говорит Уоддель, «почитается почти как фетиш». Его культ очень древен, так как он, как упомянуто, находится также в Китае и Японии, но происхождение его еще не выяснено.

Изображения бодисатв относятся к самым трудным фигурам северной буддийской мифологии. Они бывают в простых и сложных формах.

Простые формы, в тоже время древнейшие, представляют их стоящими или сидящими, двурукими, увенчанными короной, с богатыми украшениями, длинным нижним платьем и шалеобразной накидкой. Атрибуты, которые они держат, это – лотосовые цветы, на плодовместилище которых лежит какой-нибудь один точно определенный атрибут: чиндамани, меч, книга, солнце, колесо и т. д. Другая отличительная особенность их, это – видимое в короне изображение ступы или Будды.

В то время как одни из этих атрибутов бодисатв остаются постоянно при известной личности и не дают повода ни к какому смешиванию, другие – далеко не так определенны для бодисатв, как было бы желательно. Отчасти путеводную нить для определения бодисатв дает то, что они иногда изображаются совместно в известном уже порядке. Дальнейшею причиной смешивания при определении их служит то, что они имеют общие прозвища, еще более неясные, вследствие перевода на тибетский или китайский язык. А потому даже ламы при определении двуруких форм не всегда уверены в безошибочности своего определения. Очень легко, например, смешивать Майтрейю с Падмапани (Авалокитешварой) в их двурукой форме, ибо Майтрейя встречается только двуруким. Другим источником погрешностей является смешивание названий: «биам(с)» и «иам», из которых первое служит для перевода имени Майтрейи, а последнее для перевода имени Манжушри на тибетском языке. Они произносятся довольно сходно, приблизительно как «дзам (чам)». В последнем случае по большей части Майтрейя тот, который имеет более короткий слог.

Легче определять сложные изображения бодисатв, когда они многоруки и снабжены характеристическими атрибутами. Они встречаются чаще, чем двурукие формы, но и в последних нет недостатка в ламаизме, а древнее индийское искусство, специально гандхарский период, знает только их. Итак, хотя мы и пользуемся ламайскими изображениями для определения многочисленных изображений бодисатв гандхарского периода и непосредственно связанных с ним древних индийских форм, но это должно делать с большою осторожностью. Мы можем брать для сравнения только хорошо определимые серии (троицы, пятерицы или большие группы), и должны принимать во внимание японское предание, которое является почти самым лучшим.

Почти каждая махаяническая книга начинается перечислением целого ряда бодисатв, а потому мы попытаемся перечислить и точнее определить тех, которые встречаются чаще.

Единственный бодисатва, которого знает южный буддизм (Цейлон, Бирма, Сиам, Камбоджа) и в то же время первый, образ которого принял определенные формы, это – Майтрейя, бодисатва Гаутамы Будды. В ламаизме он изображается, как бодисатва в вышеописанном одеянии, украшениях и т. д., или как Будда. Несомненно, есть такие картины и бронзовые фигуры, которые изображают его в позе, которая является для него единственно характерною; он часто сидит по-европейски с опущенными вниз ногами. Одна великолепная, вызолоченная, украшенная драгоценными камнями бронзовая фигура представляет его, как бодисатву с характерными атрибутами; руки в дармачакрамудра, из рук выходят корни двух больших лотосовых цветов, из которых на одном находится колесо, а на другом – сосуд с освященной водой. Изображение, как Будды, представляет его также с руками в дармачакрамудра.

Но уже здесь встречается атрибут, который он имеет общим с Падмапани: это – сосуд со священной водой. Однако здесь невозможно смешение, и даже у древних бронзовых фигур, которые представляют его только с кружечкой в левой руке и стоящим, это совершенно достаточно для его определения.

Гораздо труднее определять сидящие и стоящие фигуры, которые представляют бодисатву только с лотосовым цветком. В этих изображениях он одинаков с древнейшею формою Падмапани и решающим является только то, что этот последний обыкновенно имеет в украшении на затылке, изображение Амитабы. У стоящих фигур бывает, что Майтрейя имеет верхнюю одежду, похожую на обвязанный вокруг тела шарф. Но что это не составляет решительного признака, доказывают изображения, которые представляют его стоящим с двумя лотосовыми цветами и одетым в длинное обыкновенное верхнее платье. Когда он изображается в группе с другими, то имеет меньшую корону, чем те, которые похожи на него по своему изображению.

Характерна, по крайней мере, для ламайских изображений, фигура, которая представляет Майтрейю стоящим, верхнее платье шарфом обвязано вокруг бедер, руки в дармачакрамудра с одним лотосовым цветком, с длинными волосами, которые завиты на затылке, на них изображение ступы. Эта ступа указывает на следующую легенду о нем. «Старый Кашьяпа, один из главных учеников Будды, по другой версии будда Кашьяпа, предшественник Гаутамы, лежит нетленным на горе Куккутападе (или Гурупаде) при Гайе. Когда Майтрейя, будущий Будда, оставит свой дом, то пойдет на гору, чтобы чудесным образом открыть и получить от Кашьяпы платье Будды; затем чудесный огонь истребит нетленное тело Кашьяпы, так что не останется ни костей, ни пепла. На том месте, где это, по Хинуен-Тзангу, должно произойти, стоит на верху горы ступа».

Возможно, что ступа в волосах Майтрейи относится к этой легенде.

При этом нужно вспомнить, что в Гандхаре изображения бодисатв в числе своих богатых украшений часто имеют драгоценный камень, который можно счесть за ступу.

Кроме того, еще один атрибут показывает общность Матрейи с Падмапани: это – кожа газели, спускающаяся у него с левого плеча. На это нужно обратить особенное внимание, так как, при отсутствии других атрибутов: шарфа, ступы и прямого обозначения, кожа газели обозначала бы бодисатву, как Падмапани.

Сделанные замечания в достаточной мере показывают то, как многозначны некоторые атрибуты и как трудно вполне точно определить некоторые фигуры.

На картинах Майтрейя обыкновенно изображается белым; его длинная шаль или верхняя часть передника с каймой – зеленая, а самый передник – темно-красный. Иногда Майтрейя, как и Падмапани, изображается с золотистым цветом кожи.

Теперь перейдем в тому бодисатве, которого очень легко смешать с Майтрейею: это – дьянибодисатва Будды Шакьямуни, духовный сын дьявибодисатвы Амитабы Падмапани или Аволокитешвара (по-монгольски Хонгшим бодисатва или Нидубер удзекчи), или Арьяболо. Он, как упомянуто выше, есть духовный управитель ламайской общины, который воплощается в Далай-ламе.

Мы уже упоминали отличающие его атрибуты. Из них лотосовый цветок, водяной сосуд и кожа газели бывают атрибутами и Майтрейи, но изображение Амитабы на макушке принадлежит только Падмапани (Аволокитшеваре). Имя Аволокитшевара тибетцами и монголами переводится так «смотрящий глазами»; а санскритское название, если его форма правильна, может быть переведено только словами: «чтимый владыка».

Итак, маленькая фигура Амитабы является для Падмапани решающею, особенно что касается довольно редкой двухрукой формы этого бодисатвы. Дальнейший атрибут его – венок из роз, который он часто держит в правой руке, в то время как в левой держит лотосовый цветок или фляжку. Особенно замечательна четырехрукая форма изображения его в сидячем положении, причем первые две руки его сложены на груди, во второй вытянутой правой руке своей он держит венок из роз, а во второй левой лотосовый цветок. Эта форма бодисатвы, который воплощается в Далай-ламе и называется по-тибетски «ргиалба-джямцо».

Но прежде чем мы перейдем к описанию других многоруких изображений, необходимо упомянуть об изображениях Аволокитешвары в двурукой форме, известной с древнейших времен между прочим под почетным прозвищем «Симханада», то есть «обладающего львиным голосом». Эта форма Падмапани, представляет бодисатву сидящим на поднявшемся на корточки льве. Это изображение имеет свой прототип уже в Гандхарской скульптуре, так как мы встречаем там изображение богини, сидящей на льве и играющей на музыкальном инструменте.

Садханамалатантра, которая содержит в сжатой форме собрание тантр к бодисатвам и другим богам, содержит также многие садханы (средство заклинать божество, заклинание) Симханады и в одной из них сообщает, как заклинатель может приблизиться к бодисатве.

Специальный признак, который принадлежит этой форме бодисатвы, по другим садханам и изображениям, есть белая половина луны на левой стороне его высоко связанных волос.

Симханадасадхана особенно силен против проказы, а потому носит прозвище «сарва вадхигари», то есть: «принимающий все болезни». Самым первым исцелением, которое совершили у монголов ламы, было спасение царя от проказы силою симханадасадханы. Атрибуты этой формы Падмапани явно шиваистические, и Бургесс, впервые высказавший мысль, что Аволокитшевара есть переделка формы Шивы, в отношении к этой форме несомненно прав.

Другая форма Аволокитешвары, также, отчасти, с шиваистическими атрибутами, есть Амогапаша. В этой форме он изображается обвитым тигровою кожею вокруг тела, восьмируким, с розовым венком и арканом в двух правых руках и трезубцем, сосудом, лотосовыми цветами и книгою в левых руках. Он окружен четырьмя спутниками, справа: Дара, Судханакумара, слева: Хаягрива и четырехрукий Бригути.

Уоддель в своем сочинении приводит целый рад тантрийских форм Аволокитешвары, между ними есть многоголовые, красные и синие формы бодисатвы. Одна из этих форм носит название «Падма Гардхан», что означает: «господин танцев» и точно соответствует «Натеша», хорошо известному имени Шивы, а другая – «Халахала», тоже обычная среди форм Шивы.

Самая частая форма бодисатвы есть одинадцатиголовая. Бодисатва, говорит легенда, бесконечно много потрудился для спасения всех существ и считал дело уже оконченным, но, немного погодя, он увидел, что пропасти ада снова наполнены грешниками и от скорби у него лопнула голова. Из кусков этой лопнувшей головы его духовный отец Амитаба сделал ему 11 голов.

Вместе с Авалокитешварою более древним и почитаемым бодисатвою является бодисатва Манджушри. По легенде уже те два индийские учителя, которые были призваны императором Мингти для содействия успешному распространению буддизма в Китае, указали императору на деятельность Манджушри, жившего на горе «с пятью вершинами» в провинции Шан-си.

Из его воплощений можно назвать: а) посланного в Индию царем Сронгдзан-гамбо вышеупомянутого Тонми Самбогу, б) царя Кри-сронг-дзана, вышеупомянутого покровителя Падмасамбавы, в) китайского императора, и г) многих высокопоставленных лам.

Все эти лица изображаются с атрибутами Манджушри: двумя лотосовыми цветками, на одном из которых (правом) стоит меч, а на другом лежит книга праджна-парамита. Эти атрибуты, всегда ясно и точно определяющие бодисатву, в различных формах бодисатвы располагаются различно. Этот бодисатва вместе с Аволокитшеварою и Вачрапани составляет любимую троицу ламайства.

Вот перевод из одной главы книги Падма-тагиг, относящейся к Манджушри. Она интересна, во-первых, потому, что хорошо характеризует стиль, каким повествуется в текстах об эманации бодисатвы и, во-вторых, потому, что показывает, в какой форме существует у других сект эта легенда, принявшая у монголов характер космогонический.

Падмасамбава отправляется «пред лицо Арья Манджу-шри», который жил на вершине горы Тезан, на берегу реки Ситазары. Так как он имел намерение распространить религию в провинциях царства китайского, то, подражая Будде, который четыре раза вертел колесо учения в Китае, он повернул колесо учения, изложив благословение за добро и наказание за зло. Но так как его никто не понимал, то он возвратился снова назад в Индию на гору Гридракуту.

На вершине горы в Китае, которая называется пятиглавою, был пятицветный субурган. При основании его росло дерево ямбу. В это время из чела Багавава появился золотистый луч и исчез в дереве ямбу на вершине пятиглавой горы и одновременно образовался на дереве большой нарост. Из этого нароста развился ствол лотосового цветка, а из внутренности этого цветка сам собою родился князь ученых Арьяманжушри. Цвет кожи его был, как желтая конопля; он имел лицо и две руки; в правой руке он имел меч знания, левою держал книгу на цветке Утпала; он был снабжен великими и малыми знаками красоты; украшен всяческими украшениями и распространял сильный блеск; он явился без матери, которая его родила бы, без отца, который прижил бы его, чтобы не подвергаться нечистоте материнской утробы и чрез то грехам круговорота. Из его чела появилась окруженная пятью радужными цветами золотая черепаха на синем листке: она пошла в глубину озера Ситазара. Там поднялся белый бьющий ключ, из ключа появилась белая пара черепах. У них родилась украшенная пятью свойствами черепаха. В это время из тела святого вышел белый луч в страну богов и коснулся богини Виджайи. Она поспешила к Арья Манджушри и, после того как, высказала свою просьбу, Арья Манджушри взял черепа в свои верхние руки и произнес семь тантр.

В это время все живые существа начали изучать начатки мантики. Но когда данное Буддою глубокое учение «склонилось к вечеру», Манжушри подумал: «так как все эти твари, хотя верующие, не желают более слушать объяснения глубокого учения Будды, а желают слышать от меня субъективные счисления и быть верующими, то теперь не время распространять истинное учение».

Положивши в сделанный из меди ящик 84 тыс. научных счислений, он скрыл их на восток от пятиглавой горы. Когда Манджушри сделал это, все живые существа стали постигать всевозможные несчастия. Жизнь сделалась короткою, умножились болезни, наступила нищета, скот на лугах погиб, на полях погибла жатва, распространились заразительные болезни и другие несчастия. Когда бодисатва Аволокитешвара увидел все это с вершины «бело-сверкающей горы», где он жил, то пошел к учителю из Удаяны Падмасамбаве и сказал так: «я сам трижды разрушил круговорот и когда я только на минуточку опомнился и с Риботалы (Потала) посмотрел на мир и увидел, что все в нем было так же, как прежде, тогда полились слезы из моих глаз, которые я отер пальцем и когда я высказал обет спасти все существа, то они обратились в двух дочерей в стране богов. Они назывались Ганга (р. Ганг) и Ямуна; эти последние выросли к «полноте благословений»; к этим трем, как четвертое и благороднейшее дитя идешь ты. Вынеси ты погруженным в несчастия людям скрытые сокровища и учи их в образе Брамы. Учи этому знанию человечество, дабы избавить людей из адов». Так сказал он и возвратился назад на Риботалу. После того Падмасамбава превратился в сына богов Браму с 4 головами, пошел к Манджушри и сказал: «о Манджушри, хотя магические формулы не обладают истиною Парамартадармы, однако, истина субъективного знания полезна живым существам; скажи слово, чтобы сложенные сокровища были возвращены». После того как он так помолился, Манджушри обещал исполнить его просьбу.

Прежде всего в этом рассказе достойно внимания то, что Падмасамбава проделывает все это в форме четырехголового Брамы. Этим подтверждается высказанная впервые Бургесом гипотеза о том, что в Манджушри мы должны видеть полюбовную сделку с индусским богом Брамою. Он даже есть ишвара или вира богини Сарасвати, которая в индуизме является супругою Брамы.

Другие часто встречающиеся формы Манджушри суть следующие:

Симханада-Манжушри. Эта форма тожественна с обычным изображением, только он сидит, как и его шакти Сарасвати поперек на стоящем на корточках льве. Он имеет общее с Аволокитешварой название: «имеющий голос льва».

Темно-синяя или черная форма Манджушри обозначается находящемся на челе третьим глазом.

Древнейшею формою этого бодисатвы является также фигура украшенного по-царски юноши, который левою рукою держит лотосовый цветок, или такой же цветок с книгою на нем. В этом случае его рисуют зеленым.

Изображение бодисатвы Вачрапани «носителя громовой стрелы» отдельно не встречается. Он часто соединяется в троицу с Падмапани и Манджушри или с Амитабой и Падмапани. Его атрибут – громовая стрела; хотя он в этой форме есть добрый бог (амурлингуй), но рисуется постоянно темно-синим; верхнее платье его рисуется оранжевым, нижнее – темно-красным.

Определение прочих бодисатв необычайно трудно.

В заключение можно упомянуть о том, что уже в древнем искусстве бодисатвы изображались по преимуществу колоссальными. О колоссальных изображениях Майтрейи и Аволокитешвары упоминают уже китайские пилигримы.

Известнейшею и популярнейшею Дарою ламаизма является шакти бодисатвы Авалокитешвары и в Бодимуре есть легенда, по которой она возникла из слез этого бодисатвы. Уоддель указывает на то, что в ней снова оживает индусская богиня Лакшими. Прототипом для изображения Дары Аволокитешвары служит древнее индийское изображение богини Шри или Лакшми, как она часто встречается уже на монументах древнего индийского искусства, например, на восточных воротах Санхи.

Наиболее популярны в ламаизме две Дары: белая Дара и зеленая Дара. Это – две супруги основателя буддизма в Тибете, тибетского царя Сронгтзан-гамбо. По преданию супруга этого царя, дочь царя непальского, была воплощением зеленой Дары, в то время как китайская принцесса считается воплощением белой Дары.

Зеленая Дара узнается по более оживленной позе: она сидит, но одна нога её постоянно опущена вниз. Белая сидит в совершенно спокойной позе, обе ноги её высоко подняты; на ладонях рук и на ногах, равно как на челе она имеет глаза, почему она называется также семиглазою.

Обычные побочные фигуры при зеленой Даре, это – богини Ашокаканта или Мариси, богиня Махамаври, желтого цвета, узнаваемая по павлиньему хвосту и буйволовой коже, богиня Екаджата и, наконец, еще одна из её собственных побочных форм Арьяджангулитара, которая так же, как главная фигура, изображается зеленой и от обыкновенных изображений богини отличается тем, что в левой руке держит драгоценный камень чиндамани, а в правой на лотосовом цветке маленький сосуд. Она имеет глаз на челе.

Другая частая форма Дары – есть Кхадиравана-Дара; она – желтая и по большей части имеет спутницами Мариси и Екаджату.

Из более чем двадцати форм Дары указанные формы являются самыми обычными и простыми.

Говоря о Дарах, мы прежде всего упомянем о том, что обе супруги царя Сронгтзапа Гамбо суть не единственные воплощения Дары, но она еще и теперь воплощается. Самодержцы России со времен Елизаветы и Екатерины считается воплощением белой Дары, каковое обстоятельство послужило причиной того, что в XIX столетии исповедующие ламаизм буряты вступили в более близкое общение с русскими.

Богини, которые близко стоят к Даре и считаются особыми проявлениями её, суть, например, следующие.

Брикути (монг. килингту экэ), которая есть собственно только гневная форма богини Дары. Но часто она является особым божеством в сопровождении Дары вместе с Амогапоша (Аволокитешварой).

Брикути имеет по три глаза, обвешана вокруг тела черепами, ногами попирает труп и держит в своих правых руках меч, крючок, в левых – аркан, отсеченную четырехликую голову Брамы и чашу из черепа, из которой вытаскивает ртом внутренности. В этой страшной форме она – темно-синяя.

Богиня Ушнишавиджайя принадлежит к древнейшим богиням северного буддизма, ибо среди пальмовых листов, которые сохранились в Японии с 609 г. по РХ и суть древнейшие уцелевшие до нас индийские пальмовые листы – рукописи, находится Ушнишавиджайя дарани.

Ситапатра апараджита. Существуют трехликая форма этой богини (среднее лицо белое, правое синее, а левое красное) и четырехликая. Атрибуты её: колесо, стрела, громовая стрела, зонтик (справа), крюк, зонтик, аркан, лук (слева); свободная правая рука и свободная левая рука образуют дармачакрамудру; она называется восьмирукою.

Интересную форму представляет богиня Парнашавари. Её особенная одежда (передник из листьев) показывает, что она принадлежит к аборигенам Индии. В своих мантрах она носит имя Пуккаши (имя одного племени аборигенов), а также Пишаши (происходящий из крови демон) и Гандхари (происходящая из Гандхары). Называется она также прямо сарва-Шаварнам-бхагавати «богиня всех шаваров»; еще до ныне существует в Индии одно носящее такое имя племя аборигенов. Она стоит на правом колене. Её атрибуты – громовая стрела (вачра), топор, стрела (справа), и (слева) лук, аркан и букет цветов. Она желтая и имеет три лица, из которых правое – белое, а левое – красное. Она гневно смеется.

Есть другая богиня, известная как форма Дары, это – Курукулла. По её имени называется одна древняя секта – Каврукуллики. Она богиня богатства, так как она находится в свите бога богатства Куберы или Вайшравана. Первый Далай-лама при её помощи приобрел большие сокровища. Она живет в пещерах.

Она изображается, как страшная, трехглазая богиня, в танцующей позе, цвет кожи её красный, её платье и всклокоченные волосы – золотистые; она носит корону из черепов и ушное украшение таданка; из её четырех рук левая натягивает красный лук, тетива которого состоит из костей, а правая накладывает стрелу; другая правая рука размахивает арканом, в то время как третья образует варадамудру; богиня стоит на демоне. Она имеет на голове корону, в которой виден будда Амитаба. Кама-дева, бог любви, есть её супруг; следовательно мы имеем пред собой тантрийскую форму индусской богини Рати.

Шакти бодисатвы Манджушри есть богиня Сарасвати. Та же самая богиня в индуизме есть супруга Брамы, – она называется также Бак (монг. эгэшикту экэ). Она по большей части изображается с одним лицом и двумя руками; цвет её – белый, одежда – пестрая. её главным атрибутом является лютня, длинная деревянная, лежащая на двух тыквах палка со струнами. Сарасвати – богиня языка, поэзии, музыки.

Ея тип очень древний и встречается на монетах императорской династии Гупта; она изображается иногда с китайской лютней и сидящею, как Манджушри, поперек льва.

Особый класс богинь составляет Дакини (по-тибетски «Ка-гро-ма» [воздушный дух]). Их классическая страна есть выше часто упоминавшаяся страна Удаяна, родина Падмасамбавы. Те дакини, «которые уже оставили этот мир», составляют особую группу от ныне еще живущих в мире. Эта последняя группа представляет собою древних тибетских богов.

Из первой группы особенно замечательны пять: Будда-дакини, Ратнадакини, Падмадакини и Кармадакини. Они все изображаются голыми, танцующими женщинами с гирляндами из черепов вокруг верхней части туловища, в левой руке имеют катвангу. На голове они имеют корону из черепов, в правой руке – барабан, в левой – чашу из черепа; волосы у них всклокочены; на вершине катаванги находятся следующие атрибуты: колесо, громовая стрела, драгоценный камень, лотосовый цветок и меч; обыкновенно Буддадакини занимает средину рисунка. Её главный храм находится в монастыре Рамоче около Лассы. Изображается Буддадакини также в гневных формах; особенно часто встречаются изображения её в гневных формах в свите «страшных богов».

Они обладают сверхъестественным познанием, которое сообщают и верующим, ведущим созерцательную жизнь, но легко раздражаются и убегают. Так об одном отшельнике рассказывается, что ему явилась девушка и стала собираться спать вблизи его. Отшельник, считая ее за обыкновенную женщину, не обратил на нее внимания и был наказан Дакини за свою недостаточную прозорливость.

Дакини держат в повиновении подчиненных им демонов-людоедов. Тому, кто ищет их, чтобы получить от них сверхъестественные силы для «спасения всех тварей», они являются в самом ужасном виде, в образе дряхлой старухи или в виде демонов и животных. Знаменитою, часто изображаемою Дакини является На-ромкаспиод-ма, покровительница школы Саскья.

Интереснейшею из всех Дакини является Вачраварахи, которая воплощается во многих настоятельницах монастырей. Самый знаменитейший её хубилган находится в монастыре Самлдин при озере Ямдок. В этом монастыре, принадлежащем секте Кармана (т. е. школе так называемых красно-шапочников), настоятельница почитается воплощением Вачравахи. Она живет очень строго и по ночам не может никогда ложиться спать, а должна проводить ночь в созерцании; только днем она может подремать немного в кресле. В особом скрытом месте монастыря покоятся мумии прежних воплощений и раз в жизни воплощение, находящееся в живых, должно посетить их и оказать им почтение. Это живущее воплощение иногда путешествует в Лассу, где ее принимают с большими почестями. Рассказывают, что в 1716 году пришел в Самлдин монгольский завоеватель, и, грозя разрушить монастырь, потребовал, чтобы к нему вышла настоятельница, так как он желает удостовериться, имеет ли она свиную голову. Дело в том, что дакини Вачраварахи изображается с свиною головою, а её хубилган должен иметь знак в виде свиного рыла на затылке. Но монголу ответили, что он не увидит монастыря. И действительно, когда он, взбешенный таким ответом, разрушил наружные стены, то нашел пустое место, и увидал только большую свинью и 80 малых. Так как для мусульман свинья самое нечистое животное, то монголы быстро ушли отсюда. Когда же опасность миновала, пустыня превратилась снова в монастырь; а свиньи в монахов и монахинь, живущих под руководством достопочтенной настоятельницы.

Воплощенная в ней Дакини изображается во множестве форм. Замечательно, что название «пагмо – свинья» есть прямой синоним для йогини или дакини, как заметил уже Кёппен. Непальцы считают ее за воплощенную Бхавани, супругу Шивы.

Другая знаменитая Дакини есть Сихамукхи или Симхавактра со своими спутницами Ваграмукхи и Рикшавактра, которые всегда изображаются в гневной форме.

Под именем «покровителей веры (санскр. дармапалы, монг. номун-сакигулсув) известен ряд индусских божеств, которые поклялись защищать веру Будды против демонов. Вообще к этой группе принадлежали все первоначально небуддийские божества, были ли они индийского происхождения или представляли местные божества неиндийских стран.

Древнейшею формою дармапал является Вачрапани – «бог с громовою стрелою». Такова была система богов, которую легенда приписывает Арьясанге. В то время как добрая форма Вачрапани является бодисатвою, злая его форма есть уже дармапала. Несомненно, что и богиня Дара в её различных формах есть только буддийская версия добрых форм супруги Шивы, – Бхавани, Деви или Гаври, как ее называли ранее, и богини, страшная форма которой встречается уже среди действующих богов-покровителей под именем Лхамо (санскр. Деви).

Из сказанного следует прежде всего то, что все Дармапалы представляются в страшной форме: с короткими толстыми членами тела, трехглазыми, с большою головою, взъерошенными волосами, окруженными массою пылающего огня или темного дыма, в воинственной позе и по большей части черными, синими или красными.

Возвратимся к Вачрапани. Он имеет обыкновенный демонический тип, цвет кожи его темно-синий, носит корону из черепов, фартук из тигриной кожи и держит в правой руке громовую стрелу; около него красное пламя с сверкающими золотыми линиями. Шлягентвейт сообщает легенду, что Вачрапани был поставлен прочими богами стеречь котел, в котором приготовлялся напиток бессмертия. Когда демон Рагу обманул его и унес напиток, Вачрапани был присужден богами к постыдной форме деятельности; отсюда и происходит его страшная ненависть к демонам.

Вачрапани есть бог погоды и к нему в особенности обращаются с мольбами о дожде. Как бог дождя он является покровителем посылающих дождь змеиных богов (нагов, тиб. клу) и из легенды, которую рассказывает Шифнер, мы узнаем, что, когда явились к Будде наги, Вачрапани получил приказание защищать их от нападений их вечных врагов, гигантских птиц Гаруд. Вследствие этого он часто изображается окруженным гарудами.

Вачрапани принадлежит также к идамам. Он считается непреоборимым победителем демонов.

В Лассе ему посвящена лежащая на юго-запад от Поталы горная вершина «железная гора».

Другим древним Дармапалой является вооруженный мечем, некогда очень похожий на предыдущего Ачала, божество, о котором мы доселе знаем очень мало.

Из «восьми ужасных или страшных богов (монг. докшит), которых описал профессор Позднеев в своих «очерках быта буддийских монастырей» отметим следующих:

Хаягрива «лошадино-подобный бог (монг. морин эгэ- шикту) принадлежит к древним божествам. Он действует с особенным успехом, когда находится в союзе с дакини Вачраварахи.

Если его вызывают заклинаниями, то он дает знать о своей близости ржанием. Почитать этого бога советовал царю Кри-срон детзану Падмасамбава.

Существуют различные формы его изображения. По большей части его рисуют с лошадиною головою и с всклокоченными волосами. Его главными атрибутами являются дубинообразная палка и аркан, многоголовые и многорукие формы его встречаются также с другими атрибутами. Его всегда легко можно узнать по лошадиной голове на затылке.

Он также принадлежит к идамам и изображается всегда красным или коричневым; его Шакти – постоянно светло-синяя.

Монголы видят в нем бога – покровителя лошадей и потому он иногда смешивается с Чжамсараном.

Особую форму изображения Хаягривы можно видеть, в гвозде (тиб. пурбу), который употребляется при заклинании демонов. Первоначально это был деревянный, а впоследствии металлический обвязанный длинным шарфом трехгранный кинжал, рукоятка которая представляет собою голову бога.

Вторым докшитом является бог войны Чжамсаран (монг. Эгэши дэгу), который называется также Бегче. Вопрос о том, есть ли он индийское божество и может ли он быть поставлен в связь с каким-нибудь из индийских божеств, доселе остается спорным. Ближе всего он походит на индийского бога войны Картикийя, сына Шивы, и само имя его «Чжамсаран (брат и сестра)» напоминает прозвище Картикийи «Каниябхартар (девушка-брат)». Его другое имя Бегче – «покрытый панцирь» – указывает на то, что он поверх панциря носит широкую одежду. По большей части он изображается вместе с двумя другими богами, одетыми в панцирь, едущим на облаке.

На картинах иногда к этим фигурам присоединяют еще восемь голых красных демонов – «держателей мечей», которые на поле битвы растерзывают трупы, пожирают сердца и т. д.

Третьим докшитом является бог мертвых (санскр. Яма, монг. Эрлик) с его почетным титулом «царь закона», (монг. номун-хаган, санскр. дармараджа).

Существует две формы его изображений, как «царя внешних событий» и как «царя внутренних событий».

Последний изображается вооруженным мечом григугом и чашею из черепа; он темно-синий и есть бог смерти, который царствует в аду. Но его пост, как судьи ада, равно как и наказание осужденных не вечны, а временны: после того как они отбудут свои наказания, они получают лучшие перерождения, смотря по добрым делам, которые они совершили. Сам адский судья есть осужденный, который по одной версии должен чрез каждые 24 часа глотать расплавленный металл.

«Царь внешних событий» имеет различные формы. Он изображается синим вместе с своею сестрою Ями, которая снимает в аду с осужденных платье. Эта форма встречалась уже нам. Мы знаем, что в смертный час Тзонкапа призвал его в «защитники религии» или, как говорится, торжественно назначил его на эту должность. Без сестры Яма изображается стоящим одиноко, в правой руке он держит дубину, а в левой руке – аркан. Этот аркан есть древний атрибут индийского бога смерти; так как он или его слуги ловят этим арканом души людей. В этой форме этот бог изображается белым или желтым. Дальнейшая форма, которая по большей части представляет его, как побочную фигуру его победителя Ямантаки, представляет его с бычачьей головой и держащим чашу из черепа и меч григуг пред грудью. Он рисуется еще красного цвета и в таком виде считается богом сокровищ земли, богом богатства, особенно когда он держит в правой руке вместо меча григуг драгоценный камень чиндамани.

Единственной богиней среди восьми страшных богов является супруга Ямы в её перерождениях – Шридеви, Шриматидеви, Парвати; обычно у неё тибетское имя Ламо (богиня) или Палдан Ламо. Она считается богиней-покровительницей Лассы и обоих воплощенных великих лам. Как пламенная защитница учения Будды, она одарена всеми богами: от Хевачры она получила два кубка, чтобы определят жизнь людей, от Брамы зонтик из павлиньих перьев и т. д.

Хотя по тантрам она считается манифестацией богини Сарасвати, но из её описания видно, что её главные черты заимствованы от кровожадной супруги Шивы – Кали.

Часто она окружена четырьмя другими страшными богинями, которые подобно ей: 1) богиней весны, едущей на желтом муле; её атрибут меч и чаша из черепа; она – синего цвета; 2) царицей лета, едущей на светло-синем яке; её атрибут топор и чаша из черепа; она – красного цвета; 3) царицей осени, едущей на олене; её атрибут нож и чаша из черепа, вокруг шеи она имеет воротник из павлиньих перьев; она – желтого цвета; 4) царицей зимы, едущей на верблюде; её атрибут красная палка в чаша из черепа: она – синего цвета.

К восьми страшным божествам принадлежат далее две формы бога Махакалы: – белый Махакала (монг. цаган итэгэл) «белый бог-покровитель», бог богатства и потому противопоставляемый Кубере и шестирукий защитник Махакала, который постоянно изображается синим.

Другая форма бога также синего цвета – «четырехрукий бог защитник», «бог-покровитель мудрости», которого призывал уже Нагарджуна.

Особый ряд Махакал составляют Легсданы; они в длинных наплечниках и носят длинные красные палки.

Есть еще синяя форма бога, в которой он держит толстую палку поперек плеча и считается богом покровителем юрты.

Далее к восьми страшным богам относятся Кубера, о котором речь будет в следующем отделе. Иногда к ним причисляют воинственную форму Брамы, так называемого белого Браму, о мифологии которого ничего неизвестно.

Этим исчерпываются самые обыкновенные формы богов, покровителей веры. Но существуют еще многочисленные видоизменения их; особенно необычайно велико число, различных форм Махакалы.

Последняя группа северно-буддийских божеств состоит из очень различных составных частей. С одной стороны, в нее входят боги индусской мифологии с подчиненными им демонами, ракшасами, якшасами, нагами, кумбхандами, гандхарвами и т. д.; с другой стороны, суда входят туземные божества и демоны, местные боги тибетского и монгольского происхождения.

Наиболее часто изображаемыми и излюбленными являются так называемые «четыре царя» или «четыре мировых хранителя», которые живут при подошве горы Меру или Сумеру, которая образует центр буддийской мировой системы; они являются царями мнимо обитающего там множества различных демонов. Как цари и герои, они изображаются в богатом украшении, по большей части со свирепым, страшным выражением лица.

Так на южной стороне горы Меру царит над живущими там демонами кумбхандами Вирудхака, он вместо шлема имеет по большей части кожу слоновой головы и как атрибут, носит длинный меч. Цвет его лица синий. На северной стороне горы господствует царь якшасов Вайчравана или Кубера (намсарай); его атрибут – знамя в правой руке и в левой крыса, которая извергает драгоценные камни. Он имеет золотисто-желтый цвет лица.

Этот бог среди четырех великих царей известнейший и важнейший, ибо он, как мы видели, принадлежит также к «восьми страшным богам» и имеет многочисленные побочные формы в различных цветах; он также есть идам – тогда он называется Дзамбхала – и встречается во многих формах со своей шакти. Это один из древнейших исторических типов, он изображается синим и стоящим на демоне. Этот тип бога хорошо сохранился в ламаизме, так как доселе существуют изображения, которые представляют его стоящим или сидящим на демоне. Но часто он напоминает более гандхарский тип, когда изображается стоящим на демоне только одною ногою. Мешок носителя дани, из которого выкатываются золотые монеты, есть прототип накулы (крысы), которая извергает драгоценные камни и которую держит бог в левой руке вместо этого древнего атрибута.

Кубера также хорошо известен в Японии. Он относится там к семи богам счастья; его атрибутом служит знамя и золотой, окруженный лучами «чайтия».

На западной стороне горы Меру живет царь нагов Вирупакша. Его атрибут – чайтия или драгоценный камень в форме чайтия в правой руке и змея в левой. Цвет его кожи красный.

На восточной стороне царит Дритараштра. Он повелитель гандхарвов. Его атрибутом является музыкальный инструмент, на котором он играет; он по большей части носит высокий шлем с султаном на верхушке и развевающимися лентами и бантами вокруг шлема. Его цвет – белый.

Наравне с ними ставится, а иногда тождественно объясняется группа богов – покровителей, которые специально называются «пятью дармапалами (монг. номун сакигулсун), или «пятью царями». Главный из них, который ставится на ряду с богом – покровителем Пехаром и иногда считается его братом, называется Чосскион-дармапала. Он считается главой четырех царей – духов или локапал. Их культ, по Падматанигу, стоит в связи с культом Падмасамбавы, так как этот последний получил от них обещание, что они будут покровительствовать религии.

Легенда рассказывает о чудесном перенесении главного бога из Удаяны в монастырь Бриспун при Лассе. Так как иностранцу запрещено было жить в монастыре, то он получил особый монастырь «насчун – малый дом», около мили на юго-восток от Лассы. Там он воплотился в настоятеле монастыря, Чосрдже, который руководит при новом избрании Далай-ламы, и считается государственным оракулом. Раз в год Чосрдже ездит в Лаосу, где он посещает Далай-ламу и помещается в особом храме, где дает предсказания на текущий год.

На изображениях пять богов обыкновенно группируются так, что их глава изображается в средине сидящим поперек белого льва. Он обыкновенно трехголовый, имеет шесть рук и белый цвет кожи; правое лицо синее, левое – красное. Его характерной одеждой служит большая с приподнятыми полями шляпа, которая рисуется красною, с зеленой каймой и золотой громовой стрелой на верхушке; вокруг тела он носит передник из тигровой кожи, верхняя одежда его – светло-зеленая. Он – трехглазый и глаза его выпучены, как у «страшных богов». Его атрибут – меч, палка с громовой стрелой на конце в двух правых руках, а третьею правою рукою он кладет стрелу на тетиву лука, который он держит переднею левою рукою; две другие левые руки держат золотой меч и красную палку. Пред ним на изображениях обыкновенно лежит приносимая «страшным богам» жертва: череп неверующего или демона с положенным в нем сердцем, вырванными глазами, носом, языком, ушами, руками и ногами. Его четыре спутника или брата, все одноголовые и двурукие и изображаются едущими по порядку на белом слоне, льве, муле и лошади. Едущий на белом слоне брат имеет синий цвет кожи, он носит очень красную одежду с желтой подкладкой и зеленой каймой. Его атрибуты: в правой руке меч, в левой – аркан. Те же самые цвета имеет едущий на льве; его атрибуты: в левой руке палка с трещоткой, в правой – громовая стрела. Слон светло-синего цвета; тот же самый цвет имеет мул, на котором едет третий брать. Этот последний сам красный, а одежда его светло-зеленая с желтой подкладкой и темно-синей каймой, в то время как прочие носят красные шляпы с зелеными каймами. Его атрибут – крюк в правой руке и красная палка в левой. Наконец, четвертый брат едет на черной лошади, имеет темно-зеленый цвет кожи и одет в тигровую шкуру; его оружием служит золотой топор в правой руке.

На рисунках над главной фигурой изображается Падмасамбава. Он – белый, его верхняя одежда и шапка темно-красная, жилетка зеленая.

Принятие этих богов несомненно представляет компромисс буддийских миссионеров с туземными шаманами и их богами. Из Падматанига ясно видно, что мы имеем здесь дело с тибетскими местными божествами, которые были приняты в буддийскую систему.

Это – последствия того метода, начало которому положил Арьясанга, принявший в буддийскую систему браминские, т. е., шиваистические божества, о которых речь была в предыдущей главе. Падмасамбава был первым, который населял пантеон все новыми и новыми формами особых местных божеств, если можно верить легендам. Как буддизм в Индии, когда его партийные раздоры удалили его от народа и сделали непонятным, чтобы совсем не потерять почву, имел нужду в национальных богах, так во внеиндийских странах он нуждался в компромиссе с туземными богами и их жрецами.

К местным божествам принадлежат также низшие божества и демоны индусской мифологии, которые подчинены вышеупомянутым четырем Локапалам: наги, ракшасы, кумбханды, веталы и т. д.

Самую интересную группу низших божеств составляют наги (монг. лу). Они находятся под властью целого ряда царей, разделяются на касты и образуют многие государства, баснословное богатство которых часто видно на рисунках. Они считаются владыками земли (монг. гадзарун эдзен) и когда их оскорбляют, то они посылают засуху, неурожай, болезни о эпидемии разного рода на людей. На рисунках они изображаются различно: то в человеческой форме со змеями на затылках, то совсем, как змеи, стерегущие драгоценные камни, в средине изображается нага, который схватил Гаруду за лапу. На заднем плане картины: летают гаруды со змеями в руках и клювах; они поймали их и растерзывают их.

Святой, к ногам которого собрались наги и гаруды, чтобы мирно слушать его учение, есть знаменитый Субхути, которому Будда на горе Гридракуте преподал праджну- парамиту. Когда он достиг до степени архата, то узнал свои прежние перерождения и увидел, что он сам был некогда нагом. Вследствие сего он, прежде чем сделался архатом, охотно предавался созерцанию в лесах, которые полны были змеями, а когда достиг знания своего прежнего бытия, то стал проповедовать учение змеям и гарудам.

Смертельным врагом змей является баснословная птица Гаруда, которая изображается в ламаизме с толстым брюхом, человеческими руками, на которых имеются крылья и рогатой птичьей головой. Она принадлежит к свите страшных богов. На горе Адун-Челоне в Монголии находится большая деревянная Гаруда, сидящая на скале, несомненно, это – знак какого либо исторического события.

Ракипасы, Якшасы и Ганы изображаются с разинутым ртом и выдающимися зубами; имеют по три глаза и всклокоченные волосы. Иногда они изображаются в человеческом виде с яростным или искаженным от ужаса выражением лица, когда их преследуют «страшные боги». Эти последние преследуют, умерщвляют их, сдирают с них кожу и выпивают их кровь. Одна из жертв, которая приносится «страшным богам», состоит из членов тела этих несчастных.

Веталы играют большую роль при заклинаниях, которые производятся на кладбищах. Веталы входят в трупы, которые встают, движутся и могут быть заклинаемы.

К забавнейшим легендам индийской литературы принадлежит сочинение, называемое Веталапанчавимшати – «двадцать пять рассказов Веталы». В нем рассказывается, как один царь, чтобы достигнуть обладания землею, унес с кладбища волшебный труп. Ветала, рассказывая ему историю, каждый раз в конце обращается к нему с вопросом. Так как царь, постоянно забывая, что он дал обет молчания, отвечал на вопрос, то труп каждый раз улетал назад на кладбище и каждый раз царь должен был снова его приносить, пока наконец сумел удержаться от ответа и получил возможность заклясть труп и достигнуть цели. Монгольская и калмыцкая редакция этого сочинения посвящены Нагарджуне и доныне составлять любимую народную книгу монголов.