Магистерский диспут: [Наумов Д. Г. Митрополит Филарет (Дроздов) как канонист.]

Новый 1893/1894 год в нашей Академии начался магистерским коллоквиумом, состоявшимся 10-го сентября в присутствии профессоров и студентов. В качестве диспутанта выступил Дмитрий Григорьевич Наумов, представивший на соискание степени магистра диссертацию „Митрополит Филарет, как канонист“. После молитвы секретарем Академии было прочтено curriculum vitae магистранта.

Диспутант – Дм. Григ. Наумов – сын дьякона села Покровского Ярославской губернии, Любимского уезда. Перво­начальное образование получил в Ярославской духовной Семинарии, по окончании курса в которой в 1886 году был послан семинарским начальством на казенный счет в Московскую Академию для продолжения высшего богословского образования. Здесь он окончил курс учения в 1890 году со степенью кандидата и правом па получение степени магистра без новых устных испытаний. 1891 г. 29 августа приказом г. Обер-Прокурора св. Синода был определен на должность преподавателя греческого языка в Бирючевское духовное училище, где состоит и по настоящее время.

Из литературных произведений Дмитрия Григорьевича, кроме подлежащей защите диссертации, известны следующие статьи: 1) Теократические и Иерократические воззрения Владимира Соловьева и Ф. Достоевского перед судом канонического права Православной церкви и 2) Правда и ми­лость, как юридичские принципы по воззрениям и практике Московского митрополита Филарета. Обе статьи на­печатаны в журнале „Чтения в Обществе любителей Духовного Просвещения“, – первая в 1891 г., а вторая в настоящем 1898 году.

По прочтении этих кратких биографических сведений о диспутанте, этот последний занял кафедру и произнес речь, в которой выяснил, что он не считал себя в праве входить в своей диссертации в какие бы то ни было историко-критические изыскания по поводу канонических воззрений м. Филарета. Этому препятствовало с одной стороны глубокое уважение, которым он проникнут к памяти великого святителя, с другой стороны сознание, что верную критическую оценку воззрений м. Филарета может дать лишь равносильный ему талант. Его целью было дать систематическое изложение канонических воз­зрений м. Филарета, и он добросовестно трудился над осуществлением этой задачи. Quod potui – feci, faciant meliora potentes – такими словами заключил диспутант свою речь. Непосредственно после этого начались прения.

Первым оппонентом выступил экстраординарный профессор по кафедре Гомилетики В. Ф. Кипарисов. Он выставил сначала общее положение, в связи с которым стояли его дальнейшие возражения. Основной ошибкой магистранта оппопент объявил неудобную постановку самого исследования, которая с логической необходимостью при­вела его автора к другим менее важным промахам и недочетам. Сущность этой коренной ошибки заключается в том, что автор защищаемой диссертации поставил своею целью лишь простую систематизацию канонических воззрений митрополита Филарета, отклонив от себя обя­занность и даже право критического отношения к системати­зируемому им материалу и его сопоставления с ранними трудами ученых исследователей в области канонического права. Вследствие этого труд диспутанта много потерял в своей научной ценности. В сочинении диспу­танта настолько мало критического элемента, что порою в него переносятся даже опечатки, встречающиеся в издании филаретовских материалов apxиeпиcкопа Саввы. Оппонент не признал возможным согласиться с мнением диспутанта, выраженным им в своей речи, будто кри­тическому отношению к воззрениям знаменитого московского иеpapxa может мешать чувство глубокого уважения к этому великому уму, который может быть по достоин­ству оценен лишь равносильным ему талантом. В критическом отношении к воззрениям покойного святителя нельзя усматривать, по мнению оппонента, неуважения к его памяти во-первых потому, что критика не всегда есть только порицание или пренебрежительная оценка, но также и главным образом сопоставление известных положений с соответствующими положениями как других ученых канонистов, так и с утверждениями самого автора, вы­сказанными по другим поводам, но имеющими отношение к данному положению. Во-вторых, нельзя почтить память великого святителя усвоением тех мнений, с которыми нельзя согласиться. И у отцов церкви встречаются мнения, которых мы не разделяем.

Отсутствие историко-критического отношения к материалу прежде всего, по мнению оппонента, неудобно отражается на самой систематизации его. Автор защищаемой диссер­тации опускает иногда такие мысли и соображения митро­полита Филарета, которые имеют несомненное и ближай­шее отношение к каноническому праву. Сюда относится вопрос о церковных наказаниях, опущенный диспутантом в своей диссертации, но нашедший свое разрешение в сочинениях м. Филарета. Именно, инструкция благочинным разрешает священникам пользоваться поклонами, как средством исправительного церковного наказания. Пастырская практика вполне усвоила это разрешение и пользуется им в больших размерах, чем это можно было бы пожелать. М. Филарет отрицательно относился к этому исправительному средству, считая неудобным сближать представление о чистом и свободном молитвенном порыве с представлением о наказании, которое всегда и у всякого вызывает неприятное чувство. Этой мысли м. Филарета нужно бы было дать место в диссертации тем более, что один из новейших канонистов, вы­ставив такие же соображения против применения земных поклонов в качестве церковного наказания, кичился этим, как важным и новым открытием.

В ответ на это возражение диспутант объяснил, что он был вынужден опустить вопрос о церковных наказаниях особенностями плана своего сочинения. Ни в один из его отделов он не мог поместить этого вопроса, а полной главы, посвященной вопросу о церковном наказании, не могло получиться, потому что м. Филарет мало говорит об этом предмете.

Вследствие недостатка критического отношения, продолжал оппонент, воззрения м. Филарета в диссертации диспутанта передаются иногда неточно или не находят надлежащего выяснения, а это может подвергать самого святителя различного рода упрекам. Например, диспутант в своей диссертации утверждает, что м. Филарет на основании 6-го правила Лаодикийского собора допускает участие католиков и протестантов в православном богослужении, придавая, таким образом, словам Филарета категорическую форму, тогда как последний говорит лишь то, что в этом правиле можно находить основание для допущения инославных христиан к православному богослужению. Таким образом, Филарет выражается крайне осторожно, в диссертации же автора он принимает вид человека, допускающего слишком поспешные и опрометчивые суждения, так как утвердительному решению вопроса о допущении инославных христиан может благоприятствовать лишь русский перевод этого правила, а не его греческий текст и не толкования на него древних писателей. Употребленное здесь выражение ἐπιμένειν τῇ ἁιρέσει не значит непременно коснеть, потому что в этом случае пришлось бы пожалуй и выражение ἐπιμένειν τῇ πίστει переводить: упорствовать, коснеть в вере. Другой пример. Филарет высказался по поводу отобрания Иргизских раскольничьих монастырей о такого рода конфискации, как о явлении, с канонической точки зрения совершенно законном, ссылаясь на то, что Феодосий Великий отнял у ариан один из их храмов и обратил его в православную церковь, а этот поступок императора был одобрен тогдашним Константинопольским патриархом Григорием Богословом. Но читатель, знакомый с сочинениями Григория Богослова, мог бы упрекнуть Фила­рета в том, что он односторонне пользуется творениями этого св. отца, потому что Григорий Богослов в других случаях ставил себе в заслугу именно то обстоятельство, что он не употреблял насилия против ариан, хотя имел к тому полную возможность, ибо император все готов был сделать для пользы и торжества православной церкви. Григорий Богослов не хотел пользоваться своим влиянием даже вопреки недовольству и порицанию со стороны многих православных (Твор. Гр. Бог. I, 211; III, 167, 177; IV, 46). Автор диссертации должен бы был по­казать, прав ли Филарет, игнорируя эти слова Григория Богослова и опираясь на факт отобрания apиaнскогo храма, случившийся при нем.

На это диспутант ответил, что у Григория Богослова, в сущности, нет противоречия. Отобранный у ариан храм прежде принадлежал православным, потом был отнят у них этими еретиками, так что Феодосий Великий только возвратил его прежним владельцам.

Заметив диспутанту, что данное им совершенно вер­ное примирение видимого противоречия, о котором идет речь, и следовало бы внести в диссертацию, оппонент присоединил к указанным им фактам еще один. При отсутствии критической оценки канонических положений Филарета, этот последний может показаться даже чело­веком мало сведущим. Например, он высказывается против второго брака причетников, тогда как Вальсамон вторые браки причетников то признает законными, то отрицает их законность. Если в диссертации не ука­зано, почему м. Филарет исключительно следует одному из мнений Вальсамона, то читатель легко может прийти к заключению, что м. Филарет был недостаточно зна­ком с суждениями Вальсамона по этому вопросу.

Диспутант ответил, что в данном случае м. Фила­рет прав, но что он (автор) в своей книге не ко­снулся этого вопроса, чтобы не разбрасываться и не нару­шить систематического течения мыслей.

Отсутствие критической оценки канонических воззрений Филарета не удобно, по мнению оппонента, не потому только, что иногда может выставлять самого Филарета в ложном свете, но и потому, что и у м. Филарета были мнения, с которыми нельзя согласиться. Так, например, м. Филарет защищал право монастырей владеть кре­постными крестьянами, находя это право полезным и облегчающим монастырям труд религиозно-нравственного воздействия на крестьян. Но если допустить право пастырей пользоваться подобными средствами нравственного воздей­ствия, то можно зайти слишком далеко. Да и сам м. Фи­ларет, по-видимому, противоречит себе, когда высказы­вается против налога на крестьян для обеспечения духо­венства жалованьем. «Обеспечить духовенство налогом на народ, говорит м. Филарет, значило бы наложить на народ мертвое, неприятно ощущаемое иго, а духовенству дать такое право, которое, не быв близко связано с его обя­занностями, но побуждало бы его к исполнению сей обя­занности». Но, продолжает оппонент, нельзя не задаться таким вопросом: а разве владение крестьянами монасты­рей доставляло для крестьян приятно ощущаемое иго? И разве это право было связано с обязанностями монастырей по отношению к народу?

Другой существенный недостаток диссертации, по мнению оппонента, состоит в том, что ее автор пользо­вался не всеми сочинениями Филарета. Так, например, он не изучил всех его писем, проповедей и других сочинений. Вследствие этого диспутант опустил в своей книге много весьма важных пунктов. Например, он не касается воззрений Филарета по вопросу о праве епископов неограниченно и произвольно переводить священников с одного места на другое, потому что не знаком с отрывком письма м. Филарета, помещенном в биографии Антония, еп. Смоленского, а потом архиепископа Казанского.

Вследствие того, что автор не изучал проповедей м. Филарета, в диссертации слабо выяснено, как смо­трел изучаемый им канонист на сущность церковного обычая и неизменяемость церковных канонов. В проповедях Филарет сильнее выражает ту мысль, что право на существование церковный обычай получает не в силу одной только нравственной пользы, но главным образом в силу ясности и твердости тех основ, кото­рый он имеет в Св. Писании и Предании. В диссер­тации эта мысль выражена слабее. По той же причине в диссертации не выяснено, каким критерием пользовался м. Филарет для суждения об изменяемости или неизменяе­мости церковных канонов. Вследствие этого получается видимость, будто он не всегда оставался в согласии с ними. Он высказывается, например, против покупки чле­нами причтов акций московско-ярославской ж. д., подводя это под 44 апостольское правило и 17 правило 1 вселенского собора, запрещающее рост. Но он не считает непозволительным приобретение духовенством банковых билетов, хотя с точки зрения канонов последнее нужно признать более предосудительным, чем первое, потому что банковые билеты дают свою прибыль с роста, а прибыль, приносимая акциями, основывается единственно на работе дороги. Это противоречие м. Филарета, по мнению оппонента, магистрант должен бы был разъяснить в своей книге.

Далее оппонент высказал уверенность, что автор мог бы уловить критерий, которым пользовался м. Фила­рет при суждениях об изменяемости или неизменяемости канонов, если бы был знаком с критикой, которую он направляет против мнения преосвящ. Иоанна Смоленского о неизменной обязательности апостольских пра­вил. Здесь вопреки епископу Иоанну Филарет говорит: „есть предания неизменные и есть подробности и част­ности преданий, по требованию обстоятельств, подлежащие изменению, впрочем церковною властью, а не произволом“. Каким образом на основании этих слов можно судить об изменяемости отдельных канонов, оппонент пояснил примером. 14 апостольское правило запре­щает членам клира отдавать свои деньги в рост, по­тому что это ведет к утеснению бедного и противоречит христианской заповеди любви к ближнему. Это – неизменя­емая часть приведенного канона. Но когда деньги стали занимать богатые, то явилась возможность пользоваться процентами, не нарушая заповеди любви к ближнему. Отсюда дозволительность приобретения банковых билетов для членов клира.

На это возражение диспутант ответил, что критерий, которым пользовался м. Филарет в суждениях об изменяемости канонов, у него указан, хотя и несколько иной. Проследить же применение этого критерия в частностях и подробностях он не мог, потому что это завело бы его слишком далеко.

Наконец, оппонент указал и еще один важный пробел в диссертации магистранта. Не раскрыто в ней с надлежащею ясностью и подробностью мнение м. Филарета по вопросу о веротерпимости. В диссертации сказано только, что Филарет допускал снисходительное отношение к сектам, не угрожающим опасностью общественной нравственности и государству. Но под это положение можно подвести многие из старообрядческих сект, однако м. Филарет не руководствовался но отношению к ним прин­ципами полной веротерпимости.

Кроме указанных, магистрант давал на все возражения еще беглые и краткие ответы, вполне разъясняющие сущ­ность дела, но не вошедшие в это описание именно вследствие своей краткости.

Вторым возражал диспутанту Н. A. Заозерский, доцент по кафедре Канонического права.

Ваша небольшая книжка, так начал оппонент, обра­щаясь к магистранту, представляет собою исключительное явление среди диссертаций, появившихся в последнее время. Обыкновенно диссертация, написанная на соискание степени магистра Богословия, бывает книгой очень боль­шой по объему. С именем магистерской диссертации мы привыкли уже соединять представление об ученой работе, которая требует от автора большой затраты сил не только для систематизации, сопоставления и критической оценки ученого материала, но также и для собирания этого материала. Исследователю приходится быть до некоторой степени чернорабочим: самому подготовлять и очищать тот материал, который должен пойти потом на по­стройку здания. Вы при составлении своей диссертации на­ходились в более счастливых условиях. Вы были в положении архитектора, который имеет для исполнения предварительных работ чернорабочих. И этим черно­рабочим, трудами которого Вы воспользовались, был ни­кто иной, как м. Филарет. Он собрал огромную массу канонического материала – Вам оставалось воспользоваться им и систематизировать его. Вы воспользовались им, привели его в порядок и во многих случаях выполнили свою работу замечательно удачно. При той огромной массе сырого мaтериала, которая была у Вас под руками, Вы могли бы написать огромную книгу, которая далеко оста­вила бы за собою в отношении объема те диссертации, о которых я уже упоминал. Вместо одной фразы Вы могли бы выписывать целое письмо, вместо двух-трех слов, Вы могли бы брать несколько периодов. Но Вы не злоупот­ребляли этой возможностью. У Вас положительно есть талант, составлявший некогда отличительную черту мышления и стиля Филарета, – талант уловить сущность мысли, развиваемой на протяжении нескольких страниц, и пере­дать ее в форме чрезвычайно сжатой, но точной и выра­зительной. Вы представили в полном смысле слова экстракт воззрений м. Филарета, как канониста. Вообще с формальной стороны Ваша работа настолько безукориз­ненна, что сам м. Филарет с трудом мог бы найти в ней пробелы. Однако я решаюсь принять на себя роль поверенного м. Филарета и попытаюсь указать некоторые формальные недочеты, которыми страдает и Ваша дис­сертация.

Далее оппонент указал несколько противоречий, встреченных им в диссертации. На стр. 3 магистрант гово­рит, что м. Филарет был канонист-практик. Это мнение диспутанта, пожалуй, подтверждается тем, что от изучаемого им автора не осталось кодекса, в котором бы были изложены в систематическом порядке церковные правила и снабжены комментариями. Филарет не оставил ничего подобного тому, что оставил Вальсамон или даже Иоанн, еп. Смоленский, поэтому ни один ученый кано­нист не пользуется трудами Филарета. Но если справед­ливо, что м. Филарет был практиком, тогда неудобно на­зывать его в заглавии канонистом. Заглавие нужно было бы формулировать таким образом, чтобы оно не вызы­вало с первого же раза представление о канонисте тео­ретике. Кроме того, трудно даже понять сочетание слов канонист практик. Что такое канонист практик? Это человек без рассуждения исполняющий то, что предписы­вается канонами церкви. Но м. Филарет вовсе не был таким слепым исполнителем церковных правил, кото­рый не пытается их осмыслить и определить объем и способ их применения к современным условиям цер­ковной жизни. М. Филарет был именно канонистом теоретиком. Быть теоретиком не значит оставить после себя систему канонического права, все равно как быть философом не значит написать непременно философскую систему, общая мысль которой была бы развита во всех деталях, во всех мельчайших подробностях. Иногда по одному письму можно угадать философский ум. Точно также то обстоятельство, что м. Филарет не оставил после себя системы церковного права, ничего еще не говорит против того, что он был теоретиком. Затем оппонент предложил на основании самой диссертации маги­странта доказать, что м. Филарет был именно канонистом теоретиком. На 12 стр. автор, по Филарету, излагает за­дачу и метод науки канонического права, план системы ее; но что может значить определять задачу, метод канонического права, подводить частные постановления под общие прин­ципы, как не разрабатывать теорию канонического права? Мало этого, м. Филарет был теоретиком и в том смысле, что разделял принятую в то время в немецкой науке методологию канонического права. Его разделение канонического права на пять частей, терминология для обозначения этих частей – все это слишком напоминает Principia juris canonici G. L. Bohmer. Aufl. 1762, 67, 74, 79, 85, 91, 1802. Gott.

M. Филарет, продолжал оппонент, был теоретиком не только тогда, когда он преподавал каноническое право, но и тогда, когда был епископом. Ему принадлежит проект реформы Св. Синода. По его мысли следовало бы усилить значение первоприсутствующего.

В ответ на все высказанные оппонентом замечания, диспутант раскрыл ту мысль, что, называя м. Филарета канонистом практиком, он имел в виду указать на ту особенность его канонических трудов, что они предпри­нимались не в интересах чисто теоретического исследования, а вызывались практическими нуждами церковной жизни того времени. Все канонические воззрения м. Филарета вы­сказаны по поводу практических нужд, но не для того, чтобы удовлетворять запросам ученых теоретиков. Та­ким образом, диспутант готов был признать себя виновным разве только в неточности выражения, которое было понято оппонентом в абсолютном, так сказать, смысле.

Оппонент на это возразил, что он именно и хочет показать, что в диссертации иногда нет строгой точности, и в доказательство этого привел еще один пример. Отдавая должную дань почтения ученым заслугам Фила­рета, признавая, что иногда он дает толкования канонов, и канонических отношений, которые по своему строго цер­ковному духу, сжатости и точности выражений могут стать классическими и занять почетное место наряду с кано­ническими воззрениями о церкви, указывая далее пример такого классического толкования в данном м. Филаретом определении отношений церкви к государству, профессор отказался однако всецело согласиться с характеристикой м. Филарета, заключающейся в диссертации диспутанта. Последний утверждает, что характеристической особенностью канонических воззрений м. Филарета служит пра­вильность и самостоятельность. Не соглашаясь с этой ха­рактеристикой в ее категорической форме, оппонент привел один пример, доказывающий, что м. Филарет не всегда был самостоятельным и не всегда отличался непогрешимой правильностью. Напр. 6 пр. Гангрского собора запрещает нарушать христианский долг почтения к родителям даже под предлогом благочестия, т.е. и в том случае, если родители впали в ересь. В рус­ской книге правил, изданной под редакцией м. Филарета, этому правилу придан обратный смысл. Оно истолковано в смысле дозволения оставлять родителей на произвол судьбы в случае их уклонения от православия. В этом м. Филарет не прав, но в этой своей ошибке он и не самостоятелен. Прибавка в книге правил, изменяю­щая смысл 6 правила Гангрского собора, заимствована м. Филаретом у греческих толкователей Зонары и Вальсамона. Из уважения к памяти святителя оппонент огра­ничился только одним приведенным примером.

Диспутант ответил, что он не имел возможности проверить весь тот огромный материал, которым он располагал. Оппонент возразил, что и помимо проверки в характеристике диспутанта очевидна утрировка. Припи­сывая исключительную правильность суждениям м. Фила­рета, магистрант тем самым умаляет значение прочих епископов, не согласных с воззрениями московского архипастыря.

Далее оппонент, прочитав следующие слова м. Фила­рета (Диссертац. стр. 46): „Духовное начальство... и в сем деле человеколюбия обязано осторожно, так сказать, прокрадываться мимо строгости 76 Апостольского правила», высказал сожаление, что автор не воспользовался ими для характеристики м. Филарета. Эта фраза чрезвычайно ха­рактеристична. Никто не может перешагнуть за пределы своего века. Филарет при всех своих талантах был сыном своего времени. А его время было веком формаль­ной юстиции и буквы закона. Нынче адвокат критикует самые законы во имя высших принципов, тогда необхо­димо было действовать на основании буквального смысла закона. Тогда были рабами законов. Положение юристов облегчалось только многочисленностью и противоречием наших законов. Это давало возможность обходить неудоб­ные законы, осторожно «прокрадываясь» между одними и под­бирая благоприятные. Если бы магистрант ввел эту черту в свою характеристику, то образ Филарета перестал бы быть каким-то идеалом отвлеченной святости, но получил бы более конкретную, осязательную и человечную форму.

В заключении оппонент повторил, что он признает в диспутанте решительный талант выбирать в массе материала самое существенное и излагать его в форме сжатой и точной, талант, столь необходимый для юриста, и посоветовал ему не зарывать этот талант в землю, но продолжать свои работы и именно в области канонического права.

Совет Академии признал защиту диссертации удовле­творительной и определил ходатайствовать перед Св. Синодом об утверждении диспутанта в степени магистра богословия.

14 Сентября, в день воздвижения Креста Господня, со­стоялся второй коллоквиум. Обсуждалась диссертация свящ. Н. Я. Светлова «Значение Креста в деле Христовом. Опыт изъяснения догмата искупления». Перед началом дис­пута секретарь Академии по принятому обычаю прочел <…>