Отец протоиерей Иоанн Ильич Сергиев

Тако да просветится

свет ваш пред человеки,

яко да видят ваша добрая дела

и прославят Отца вашего

Иже на небесех.

Мф. 5:16

Кто в наше время не знает кронштадтского пасты­ря отца протоиерея Иоанна Сергиева? Не только наша матушка-Россия хвалится им, но и Европа знает имя этого русского пастыря – имя, перехо­дящее из уст в уста в различных о нем толках и суждениях, сообразно личным взглядам каждого. Говорят о нем в высших сферах, и кружках про­столюдинов, и в светлых палатах, и в убогих хи­жинах, говорят и богатые и бедные, старые и малые, ученые и простецы, духовные и миряне, говорят много и различно: овии глаголют, яко благ есть; инии же: ни, но льстит народы (Ин.7:12). Однако все толки, не исключая и последних, сводятся к одному заключению: “удивительный человек!” Так восклицает и духовный проницательный ум, вникающий в силу благо­творной деятельности достойного пастыря, то же скажет и чуждый духовного просвещения, надменный мудрец и невежда простец, видящие лишь внешнюю сторону благодатных действий его.

Кто не слыхал, а может быть и не испытал на себе лично и на своих домашних чудодейственной силы молитвы и благословений о. Иоанна, действующих не только лично, но и заочно иногда да­леко, за тысячеверстное пространство, везде, где только есть жи­вая вера и теплое молитвенное обращение?

Да, действительно “удивительным”, незаурядным человеком является в наше время о. Иоанн! Его пастырская деятельность, по исключительному образу его жизни и по особенно благодатной силе молитв его, невольно переносит мысль нашу к временам пер­венствующей Церкви, когда Св. апостолы обходили грады и веси, уча и благовествуя Евангелие царствия Божия, исцеляя недуги (Лк.8:1), возбуждая к покаянию грешников. В те времена такой род действий был совершенно необходим для успешного распрост­ранения и укрепления христианской веры в ее начатках; чудес­ные же знамения и силы, сопровождавшие проповедь, служили наилучшим доказательством благодатного могущества и величия веры.

В наше, скажем, позднее время, когда большинство христиан существует лишь по имени, а не по духу Христову, время скудное верою и благочестием, когда, по слову Писания: оскуде преподоб­ный, яко умалишася истины – от сынов человеческих (Пс.11:1), когда люди добровольно уклонившись от истины, стали вымыш­лять и создавать себе какие-то новые, искаженные вероучения, когда они настолько увлеклись пристрастием к житейскому и су­етному, что забыли свое Божеское происхождение и предназначе­ние для вечности, забыли, что они сожители святым и присные Богу (Еф.2:19), а не трава днесь сущая, а заутрь в пещь вмета­ема (Лк.12:36), в наше, говорю, столь позднее время домострои­тельство Божие воздвигает мужа по сердцу Своему, – мужа веры и благочестия, обильно преисполненного дарами благодати, воз­двигает как бы для того именно, чтобы уже не только словом Св. Писания, к которому люди стали так равнодушны, что и слышаще его, не слышат (Ис.6:9), а наглядно живым примером изоб­разить пред ними тот нравственный образ христианина, который христианин утратил в себе, и затем настолько отдалился от него, что стал считать его недоступно высоким, недосягаемым. Воздви­гает же его в лице не простого христианина, а именно пастыря Церкви, не из среды сильных, славных или мощных мира, а из среды смиренных служителей Своих безвестных, скромных, не­редко презираемых тружеников на ниве Христовой. В руце Госпо­да власть над землею и потребнаго воздвигает во время свое, – говорит премудрый Сирах (Сирах.10:4). Какой наглядный живой урок пасомым смотреть на пастырей своих, как на ближайших служителей Христовых и строителей Таин Божиих (1Кор.4:1), по существу исполненных дарами благодати, как на священных сосу­дов этой благодати, из которых она изливается неистощимо и щедро на всех верующих; с другой же стороны, какой высокий пример и самим пастырям – видеть воплощенный идеал своего служения, идеал доступный каждому из них, по мере их усилий и расположения сердца.

Что прежде всего и больше всего останавливает на отце Иоан­не Сергиеве нашу мысль? – Более глубокий, духовный ум прежде всего, конечно, обратит внимание на нравственную высоту этого духоносного мужа и на обилие присущей ему благодати, прости­рающейся до чудодейственности. Иной же, может быть, остано­вится на его популярности, на вопросе о том, каким путем он достиг, сделавшись тем, чем является теперь перед нами?

Смиренный служитель Божий, отец Иоанн, проходя свое подвижнически-пастырское служение в уединенном уголке Кронштадтского острова, очевидно не только гремел, о своих великих делах, но, может быть, и не предполагал никогда, чтобы они при­вели его к такому исходу, – выдвинули из среды людей и постави­ли на свещник пред всем миром, что, конечно, составило для него тяжелый крест, который понести могут лишь его мощные плечи с помощью благодати Божией. Но прославляющаго Мя прославлю, говорит Господь; и никтоже вжигает светильника и поставляет его под спудом, но на свещнице (Мф.5:15) ... да входящии видят свет (Лк.8:16); и тако да просветится свет ваш пред человеки, яко да видят ваша добрая дела и прославят Отца вашего, иже на небесех (Мф.5:16).

Эти слова Евангелия яснее всякого человеческого слова отве­чают на вопросы и о причине, и о цели популярности и деятель­ности отца Иоанна.

Если задача каждого христианина – своею жизнию служить, т.е. способствовать прославлению Имени Божия, то тем более это составляет обязанность пастырей церкви, которых Сам Господь называет: “светом мира”, “солью земли”: вы есте свет мира (Мф.5:14), вы есте соль земли; аще же соль обуяет – чим осолится (Мф.5:13)? Соль благодати, присущая отцу Иоанну как пастырю не обуяла в нем; он может дерзновенно сказать с апосто­лом: благодать Божия, яже во мне, не тща бысть, но паче всех их потрудихся, и в силу этой всемощной благодати, – есмь, еже есмь, не аз же, но благодать Божия, яже со мною (1Кор.15:10).

Биографические сведения о рождении и жизни отца Иоанна неоднократно печатались и в духовных журналах (“Русском па­ломнике”) и отдельными брошюрами; но мы хотим сказать здесь несколько слов о характере внутренней жизни его как мужа веры и благочестия, почему и упомянем лишь те немногие черты из его биографии, которые могли бы несколько приблизить нас к поня­тию о его внутренней духовной жизни в наше назидание. Некото­рые обстоятельства из жизни отца Иоанна служат доказательством того, что он как избранник Божий намечен был перстом Его промысла еще от самой колыбели.

Еще в младенчестве он сподоблялся лицезрения ангельского наяву: однажды ночью зимою, лежа в постели 6-летний младенец Иоанн увидел в комнате необычный свет; взглянув он увидел сто­ящего среди его Ангела в небесном прославленном виде; когда младенец Иоанн от необычности такового явления естественно пришел в недоумение. Ангел успокоил его, назвавшись его Анге­лом-хранителем, всегда присущим ему на его соблюдение, охране­ние и спасение от всякой опасности.

Потом, когда ему было около 10-ти лет, он видел еще одно видение, имевшее для него пророческий смысл: он десятилетний младенец видел себя священником, служащим в Кронштадтском Андреевском соборе, который и был показан ему не в том своем виде, в каком находился в то время, а в том, как он поновлен десятки лет позже этого видения. Промыслу Божию благоугодно было еще в младенчестве показать Своему избраннику и образ и самое место служения его Господу. В этом-то именно храме и началась труженическая духовная жизнь отца Иоанна, не только в смысле пастырского его служения, но и в смысле строгой бди­тельности его над своим внутренним человеком, постоянных под­вигов самоотвержения, чистоты, молитвы, любви к Богу и ближ­ним, и других добродетелей христианских, которые теперь, как драгоценный венец, выкованный многолетним трудом, украшают пастырскую главу его.

Сам отец Иоанн, как образец скромности и смирения, всегда умалчивает о своих духовных подвигах и добродетелях, но они говорят сами за себя, ибо плод их без семени не вырастает. Впро­чем нам известны некоторые случайно им упомянутые обстоя­тельства. “Знаешь ли, – сказал он однажды в беседе с одной глу­боко почитающей его особой, – что прежде всего положило нача­ло моему обращению к Богу, и еще в детстве согрело мое сердце любовию к Нему? – Это святое Евангелие. У родителя моего было Евангелие на славяно-русском языке; любил я читать эту чудную книгу, когда приезжал домой на вакационное время: и слог ее, и простота речи были доступны моему детскому разумению, я читал и услаждался ею, и находил в этом чтении высокое и незамени­мое утешение. Это Евангелие было со мною и в духовном учили­ще. Могу сказать, что Евангелие было спутником моего детства, моим наставником, руководителем, утешителем, с которым я срод­нился с ранних лет”.

При таких условиях от природы мягкое и доброе сердце отца Иоанна могло ли не согреваться любовию к Господу и не стремить­ся к Нему? Доброе семя падало на добрую землю (Мф. 13:23), которая должна была в свое время произрастить плод сторичный, достаточный к насыщению многих. Царствие Божие, – говорит Господь, – подобно есть зерну горчичному, которое хотя меньше всех зерен, но когда возрастет, то бывает больше всех злаков, и птицы небесныя ютятся под сению его (Мф.13:31–32). Словами Св. Евангелия говорил с ним Сам Христос, оставляя в чистом детс­ком сердце его глубокий след и как бы полагая печать Свою на Своего избранника. Ощущая на себе эту печать в теплой любви к Господу, отрок Иоанн естественно стремился излить эту любовь пред Ним непрестанною о Нем мыслию. Т.е. молитвою сердца и ума. С поступлением в училище он не только не оставил своего благочестивого обычая предаваться богомыслию и внутренней молитве, но ощутил еще большую в них потребность, ибо, быв отлучен от своей родной семьи, еще более чувствовал свое одиночество и беспомощность и еще более стал прилепляться сердцем к одному неразлучно­му с ним и любимому им Христу; в Нем одном он искал и находил себе помощь и утешение. “Молитва, – говорит отец Иоанн, – была для меня всегда как бы сокровищницею, в которой я находил все,

чего искала душа моя: ею услаждалось мое сердце, просвещался ум, и воля почерпала силу уклоняться от всего богопротивного, коим боялся я прогневать, оскорбить Господа, а через это укреплялся во мне страх Божий. Чем глубже вникал я в смысл слов молитвы, тем сильнее пленялся высотою их”.

Вот какими основами и началами зарождалась и крепла жизнь духовная в юном сердце будущего пастыря Св. Церкви!

Благодать Божия предизбрав в нем достойный себе сосуд, сама охраняла и, как бы воспитывала своего избранника с самого младенчества, ведя его путем тесным. И обучение книгам в начале не легко давалось ему; только усиленным прилежанием, а еще более усердною молитвою, подобно великому угоднику Бо­жию Сергию Радонежскому, он привлек к себе благодатное про­свещение умственных способностей настолько, что впоследствии сделался одним из первых учеников. Благонравие же и кротость всегда были отличительными чертами его нрава, снискавшими ему всеобщее уважение и любовь.

По окончании курса в Архангельской Семинарии Иоанн Сер­гиев, как один из лучших учеников был переведен в Санкт-Петер­бургскую Духовную Академию, где в 1855-м году и окончил курс со степенью кандидата богословия.

Время пребывания отца Иоанна в Академии почти не извест­но; сам он по обычаю своему о нем умалчивает, а товарищи его, из которых известны весьма немногие, говорят единогласно толь­ко то, что он всегда отличался удивительной скромностью, молчаливостью, тихостью нрава, не любил веселых обществ, от кото­рых всегда уклонялся, предпочитая всему уединение, среди кото­рого усердно предавался чтению; любил он музыку и особенно церковное пенис.

Один случай в период академической жизни отца Иоанна, переданный им самим, можем сообщить здесь, как не лишенный внимания: “Первые деньги, – говорит он, – заработанные моим личным трудом, дали мне возможность приобрести давно желан­ные книги Св. Иоанна Златоуста “Объяснение на Евангелие от Матфея” и “Беседы его к Антиохийскому народу”. Какое наслаж­дение доставили мне эти книги! Я не мог оторваться от них, а иногда так увлекался, что, забывая все окружающее, готов был высказывать, восклицать похвалы дивному Златоусту».

Все это доказывает лишь то, насколько чисты и возвышенны были и образ мыслей и стремления души юного студента Сергиева, даже в тот период жизни, когда так естественно и обычно юношам, оканчивающим курс учебных заведений и начинающим уже вгля­дываться в открывающуюся пред ними самостоятельную и свобод­ную жизнь, обширное поприще которой пред ними развертывается, – увлекаться воображаемыми красотами этой жизни и надеждою повеселиться на свободе после тяжелых трудов обучения.

Какие же мысли по поводу вопроса об устройстве дальнейшей судьбы своей (после окончания курса) занимали юного студента Сергиева?

Любовь к Богу и ближним, с раннего возраста овладевшая его сердцем, успела возрасти и принести свой плод, который и об­наруживался в неизменном желании и твердом намерении всеми силами души и тела служить любимому им Господу, способство­вать прославлению Святого Его Имени, не только своею собствен­ною жизнию, но и содействием всем своим ближним, что всего удобнее и приличнее исполнить пастырю Церкви.

Он решился принять сан священства, высота и святость которого давно уже были его идеалами. Он чувствовал свое к нему призвание и по стремлениям души, и по бывшему ему еще в отрочестве откровению.

Не мало, однако препятствий становится на пути к осуществлению наших и самых высоких намерений! Внешние условия – неизбежные спутники духовных стремлений; они не только стес­няют нас, но иногда и вовсе порабощают, и блажен тот воин Христов, который не победится ими!

Пастырь с самого момента получения благодати священства ста­новится как бы двояким человеком: земным ангелом и небесным человеком (церк. песнь); не переставая быть плотяным, подобостраст­ным человеком, он в то же время должен сохранять и в самом себе свет истины и чистоты богоподобия, и проливать его на всех пасо­мых; так что разумно готовящиеся к принятию пастырского служе­ния, – не могут не сознавать высоты и трудности его.

Возможно ли описать тс возвышенные чувства души, которые овладели всем существом благочестивого и кроткого, юного возра­стом, но не духом, иерея Божия Иоанна! «Радовалось сердце мое при мысли, что в силу моих пастырских обязанностей я делаюсь как бы споспешником Божиим (1КорЗ:9), в деле спасения людей, но трепетало страхом, при сознании трудности и важности сего дела”, – говорит он. Но на кого воззрю? токмо на кроткого и молчаливого, трепещущего словес Моих, –говорит Господь. Ви­дел он преднамерения и стремления души избранного своего слу­жителя, и ощутительно для него самого, подавал ему Свою благо­временную помощь (Евр.4:16), – как сам отец Иоанн пишет в дневнике своем: “С самого начала моего священнического служе­ния мне приходилось вести неравную, упорную и жестокую борь­бу на живот и на смерть; с самого начала моего священнослуже­ния я должен был усиленно молиться Господу сил, как и теперь молюсь, да научит Он всеблагий руки мои на ополчение, персты мои на брань (Пс.17:35), невидимую, упорную, ожесточенную брань. И я не оставлен беспомощным в этой спасительной брани; я воз­водил очи мои полные слез к небу, откуда всегда приходила мне помощь (Пс.120:1), хотя иногда и не вдруг и не скоро, по причине бывшей неопытности моей в искушениях на молитве”.

Сознание высоты своего призвания возбуждало в нем глубо­кое самовнимание, чтобы и жизнь не менее слова служила нази­данием для пасомых. Вот как сам отец Иоанн говорил об этом: “При непрестанных внутренних искушениях, я должен был по­стоянно обращать душевное мое око внутрь себя, чтобы усматри­вать нападения внутренних врагов, и таким образом я приучил себя почти к непрестанному духовному созерцанию и тайной мо­литве” (Дневник о.Иоанна).

При таких условиях его жизни молитва, к которой с детства привыкло его сердце, становилась для него все большею потребностью, или как он выражается, “его воздухом”, без которого он не может дышать.

Она не ограничивается для него ни временем, ни местом, но везде и всегда ум его настроен молитвенно. Не довольствуясь возможностью удовлетворять такой потребности духа в продолжении дня, часть которого безусловно отвоевывают себе различные обя­занности и самая злоба дня (Мф.6:34), он уделял ей и часть ночного покоя, если можно назвать “покоем” его ночное уедине­ние. Сколько светлых мыслей, благодатных осенений озаряли тог­да иерея подвижника! Слагая их в сердце своем, в тайне от всех он поверял их лишь бумаге, которая таким образом и послужила хранилищем сокровищ. “Господь сподоблял меня часто, – говорит отец Иоанн, – чудных внутренних озарений и светлых мыслей; я старался не пропускать их без внимания и записывать их в свой дневник”.

Подобные записи еще умножились, когда по воле начальства отец Иоанн определен был законоучителем сначала училища, а потом и мужской гимназии. Сам он говорит об этом: “Преподавая ученикам высокие истины по предметам веры и благочестия, я старался их разъяснять им как можно удобопонятнее, чтобы они не зарождали в них недоумений и сомнений, но достигали цели – духовного просвещения и нравственного преуспеяния. Для этого приходилось мне самому вдумываться и углубляться, причем не­редко я ощущал какое-то просветление мыслей и чувств; оно об­нимало собою не только предметы, преподаваемые ученикам, но и гораздо шире просвещало ум. Я записывал такие светлые мысли, и в течении многих лет из этих записей составлялись целые кни­ги, которые изданы в настоящее время под заглавием “Моя жизнь во Христе”.

Действительно, жизнь отца Иоанна была и есть жизнью во Христе; он никогда не жил в себя или для себя, но во Христе и для Христа, Которого непрестанно созерцал пред собою мыслен­но, молитвенно и видел Его в лице ближних своих, по слову великого Апостола любви, Св. Иоанна Богослова: любяй Бога лю­бит и брата своего (1Ин.4:21). Для них он не щадил себя, быв всем для всех, да всяко некия да приобрящет (1Кор.9:22). И те­перь еще со слезами вспоминают кронштадтские жители о том незабвенном и счастливом для них времени, когда дорогой их ба­тюшка отец Иоанн, не быв еще в такой степени обременен посто­ронними посетителями и собственными отлучками ради нужд страждущего человечества, – более принадлежал им, или вернее сказать, отдавался им всецело. Часто сам без предварительного приглашения он посещал их, особенно когда где случалось какое-либо горе, или болезнь, или где душевное состояние человека тре­бовало обличения, вразумления или подкрепления. Примеров сего нашлось бы много, если бы спросить жителей города Кронштадта; но здесь без всяких предварительных вопросов могу привести не­сколько из них, совершенно случайно слышанных мною от тех самых лиц, с которыми они случились:

Один Кронштадтский торговец (купец или мещанин мне неизвестно), и по настоящее время еще занимающийся своим делом, однажды в разговоре со мной об отце Иоанне рассказал мне следующее: “Быв еще очень молодым человеком, я лишился жены, оставившей на мои руки малолетнего и при том единственного сына. Сильно скорбел я, порою доходил до уныния; не только потеря горячо любимой моей подруги жизни мучила меня, но и мысль о дальнейшей моей судьбе. Я чувствовал и сознавал, что не способен воспитать своего шестилетнего сына, который, как и надо было ожидать, без присмотра материнского, предоставленный са­мому себе, стал баловаться, так что я справедливо мог опасаться за его нравственность. По торговле пошли опущения и убытки, да и ее я стал считать бесцельною. Для кого и для чего, думал я, торго­вать? Сынишка так еще мал, да и что из него еще выйдет! Полное разочарование жизнию наполняло мою душу. Чтобы избавиться от гнетущей меня тоски, я стал искать утешения вне дома, с това­рищами в вине, и незаметно для самого себя, мало-помалу сде­лался пьяницею. Время проходило: сынишка рос по своей волюш­ке, торговлею я почти не занимался, оставив лавку на приказчи­ков, и только выжидал случая совсем закончить ее. Однажды ут­ром иду я по улице, – вижу, навстречу идет о.Иоанн Сергиев, должно быть, прямо из собора с обедни; повстречался со мною, благословил меня, да и говорит: “Я к тебе, брат, иду, – надо с тобой побеседовать немножко”. Вот пришли мы в квартиру мою, сел батюшка, да и говорит: “Жаль мне тебя раб Божий! Я давно наблюдаю за тобою, думал не образумишься ли сам ты, но вот наконец вышел я на помощь тебе; послушай меня, сбрось с себя хандру, это враг силится ею уловить тебя, если не исправишься, – смотри худо будет. Перестань пить, не отлучайся из дома без осо­бенной надобности, торговлю бросать и не думай, займись ею сам; помни, что ты не один, – у тебя сынишка, не губи его и себя; учить его пора, учи грамоте, бери с собой в лавку, приучай понемногу к делу; и тебе повеселее будет, да и он с помощью Божи­ей приучится к делу – человеком будет, тебе помощником, а под старость кормильцем твоим, утешением твоим. Слышишь же, с сегодняшнего дня начинай, довольно по улицам то бродить без дела; человеком ты был, человеком и оставайся!” С этими слова­ми батюшка встал, надел на себя епитрахиль, и говорит: «Ну вот на начин дела помолиться надобно; помолимся поусерднее Госпо­ду Богу, чтобы Он помог нам раскаяться, да в разум истины прид­ти”. И стал на молитву, да со слезами, родной наш, молился он за меня грешного. Потом благословил он нас с сыном, обещался навещать и молиться за нас и ушел. Словно проснулся я от долго­го тяжелого сна; и квартирка-то наша словно милей мне стала. Со слезами раскаяния обнял я своего сына, и только тут почувство­вал, как виноват я перед ним, ведь чуть было я не сгубил его. С благословения батюшки я принялся за дело. Батюшка действи­тельно навещал меня, иногда и подолгу беседовал, утешал, под­креплял меня, ласкал и наставлял сыночка, дело по торговле за год поправилось, и я стал “человеком”, за молитвы нашего ангела батюшки. Так вот какой у нас отец Иоанн, – не много таких на свете!» – добавил торговец и тем закончил рассказ.

Действительно, как дорога своевременная помощь и поддерж­ка человеку, находящемуся в горе и в искушении, она может спа­сти ему жизнь; особенно если эта поддержка является со стороны пастыря, в лице которого христианин видит нечто высшее, свя­щенное, и относится к нему сравнительно с большим доверием и почтением.

Другой пример: одна высокоблагородная девица Н.Т. лично мне известная рассказала мне о себе следующее: “Судьба рано заставила меня страдать и томиться жизнью; с малолетства я не была любима в родной семье; от природы болезненная, неразви­тая, ни к чему неспособная, но изнеженная, нервная, я была в тягость и другим и самой себе. Отдали меня в институт, но и оттуда через три года выключили по неспособности к учению; трудно давалось мне учение, да и желания к нему, как и никогда ни к чему, у меня не было; меня прозвали там “неудачником”, и это прозвище всю жизнь мою звучит в моих ушах, и не могу не сознать его справедливости. В то время, когда меня выключили из института, отца моего уже не было в живых; мать моя, слабая болезненная женщина, не имела средств содержать меня так, как мы жили при отце; в лишениях, в скорбях проводили мы с нею дни; но вот наконец умирает и мать, оставляя меня без средств, без крова и даже без всякой возможности снискать себе пропита­ние каким бы то ни было трудом. Куда мне было преклонить мою голову? Вечно болезненная, скучная, недовольная, от всех отчуж­денная, или, как казалось мне, всеми пренебрегаемая, я гостила попеременно то у одних, то у других родственников или знако­мых, но видя, или воображая, что нигде мне не рады, продолжа­ла кочевать, не будучи в силах нигде приютиться. Одно из знако­мых мне семейств (Карпинских) жило в Кронштадте, куда я с ними и отправилась. Пробыв у них несколько дней, и не встре­тив, как мне казалось, искренности, я скоро соскучилась и стала подумывать об отъезде, но куда? Тем только хорошо в Кронштад­те, что там никто не знал меня, пользуясь летнею порою, я могла беспрепятственно уединяться от всех, или где-нибудь на берегу или на бульваре, ютясь на уединенной (лавочке) скамье, и преда­ваться своим грустным мыслям и слезам. Однажды мне было осо­бенно тяжело: настолько безотрадным и безвыходным казалось мне мое положение, что я обдумывала план, как бы прекратить свое бесполезное и мучительное существование, хотя бы и на­сильственною смертию, так как иного исхода я не находила. Сидя в таком грустном настроении, я не заметила, как подошел ко мне священник, и приветливо поклонившись, молча сел на другой ко­нец скамьи. Не зная его, как и никого в Кронштадте, и не желая ни с кем разделять своего тяжелого впечатления, я встала и хотела удалиться; но незнакомый батюшка остановил меня, и, как бы извиняясь сказал: “Я обеспокоил вас, кажется, извините, но, про­ходя тут мимо я не мог не подметить тяжелого настроения вашей души, свидетельствующего о глубокой скорби, и, как пастырь, хотя и незнакомый вам, но по сану пастырства не чуждый, по­зволил себе подойти к вам и с чувством искреннего участия побе­седовать с вами; не стесняйтесь, – откройте мне вашу скорбь; может быть чрез меня грешного и успокоит, и утешит вас Гос­подь». Тронутая таким участием совершенно незнакомого мне че­ловека, я горько заплакала, но ничего не могла сказать, как толь­ко: “Я несчастная, лишняя на свете!” “Великий ум Творца не мог сотворить ничего лишнего!”– отвечал мне батюшка, и, указав на ползущую по песку букашку, продолжал: “Посмотри, что беспомощнее, ничтожнее этого насекомого? Но и оно не лишнее и оно приносит долю пользы, и оно не забыто и не оставлено Творцом! А ты, будучи человеком, – этим любимым созданием Божиим, от­чаиваешься в Его милосердии! Поведай мне скорбь свою, скажи, что случилось с тобою”. Тут я излила всю свою душу пред добрым батюшкою; как мне казалось, что еще никто не говорил со мною с таким участием, никто так не утешал меня. Он казался мне анге­лом, посланным Богом на спасение мое от гибели, до которой было мне уже так не далеко. С искреннею отеческою любовью беседовал он со мною: ободрял, утешал, указывал мне путь жиз­ни, которым я и иду до сего времени, и не перестаю благодарить его.

Имени своего он не открыл мне, назвавшись лишь одним из соборных священников. Когда же вернувшись к своим знакомым, я объяснила им его внешний вид, то они признали в нем отца Иоан­на Сергиева, добавив, что он дивный, святой человек”.

Вот два примера из множества подобных в многосторонней пастырской деятельности отца Иоанна еще в начале его священнослужения: он не только откликался просящим его о помощи, но и сам искал требующих ее, как истинный пастырь, как преемник и подражатель апостолов, дабы всяко, т.е. каким бы то ни было способом спасти (1Кор.9:22) беспомощных, блуждающих овец Христовых. И не только нравственное облегчение, но и матери­альную помощь приносил он всем страждущим, оказывая ее всем просящим без исключения, без различия, по слову Господа: про­сящему у тебя дай, и хотящяго у тебя заяти не отврати (Мф.5:42).

Куда не простиралась рука милосердия отца Иоанна и явно, и тем еще более тайно?

Всюду, как светлый ангел-утешитель, он проливал свет добра и милости, и не только делал это сам, но склонял к этому же и других, как частных лиц, так и общественных деятелей.

Он первый подал мысль построить в Кронштадте Дом Трудо­любия, где бы бездомный бедняк мог честным трудом заработать себе насущный хлеб, и таким образом не служить бременем для своих сограждан. Он первый настаивал на необходимости и пользе (в чем весьма долго пришлось потрудиться ему) открыть при собо­ре “попечительство” о бедных. Он же является одним из первых советников, во увековечение памяти Царя-освободителя постро­ить и еще Дом Трудолюбия, и когда этот дом, не быв еще окон­чен, – сгорел, то и тут отец Иоанн вместе с своими сотрудниками в деле общественной помощи простирает руку, не только в пост­роении нового, но даже и в обеспечении его неприкосновенным капиталом.

Все таковые заслуги отца Иоанна как общественного деятеля описаны были неоднократно, и в журналах, и в отдельных издани­ях; здесь-же, говоря о нем как о истинном пастыре, упоминаем лишь кратко, чтобы не оставить без внимания и внешних его заслуг, как имеющих столь обширное и благодетельное значение.

С течением времени деятельность отца Иоанна все более и более расширяется, и наконец достигает таких размеров, что нельзя не удивляться тому, как достает сил физических и нрав­ственных этого самоотверженного труженика, доброго пастыря (Ин.10:11) Христова стада. На нем исполняются слова апосто­ла Павла, сказанные им о себе: кто изнемогает, и аз изнемо­гаю (2Кор.11:29), но вся могу о укрепляющем мя Христе (Флп.4:13). Ежедневно с раннего утра отец Иоанн является в храме Божием для совершения утрени и затем Божественной Литургии. Задолго до начала утрени сотни и тысячи народа тол­пятся у входа того храма, где предположено его служение, и, несмотря ни на какую погоду стоят под открытым небом, ожи­дая открытия дверей. Все наперерыв спешат занять место ближе к решетке, т.е. к солее, чтобы удобнее и ближе видеть и слышать дорогого и горячо любимого батюшку, чтобы, если возможно, иметь случай и сказать с ним несколько слов, открыть свою совесть, предать свою просьбу или просто получить благослове­ние. Некоторые из мужчин с этой целью стараются пробраться в алтарь. И любвеобильный батюшка никого по оставляет без вни­мания, насколько позволяет ему время, старается всех удовлет­ворить и утешить. Чтение шестопсалмия отец Иоанн выслуши­вает всегда с особенным вниманием, для чего во избежание раз­говоров с обращающимися к нему посетителями, обыкновенно уединяется на это время к престолу или жертвеннику (когда служит утреню другой священник) в какое-либо более уединен­ное место алтаря, где весь погружается в молитвенное сосредото­чение. Каноны он читает всегда сам на клиросе, где помогает певчим и в пении ирмосов; чтение его всегда отличается особен­ной выразительностью и ясностью; видно, что душа его всецело проникается читаемым и он переносится в область небожителей, которых память церковь ублажает словами канона.

“Божественная служба, – пишет он в дневнике своем, – есть для меня бесценное и величайшее благо в жизни; в Богослужении – вся жизнь нашей души, все ее сокровище; тут ее родина, ее воспитание, врачевание, ее пища и питие, ее сила и слава, ее святыня и жизнь“ (См. «Русский паломник» за 1892 г.). Не раз, а много­кратно говорил

о.Иоанн и мне лично, от избытка сердца (Мф.12:34) своего, согретого любовью к Господу и святым Его: “Как велико милосердие Божие к нам грешным! Какое неоценен­ное небесное утешение оставил Он нам на земле во святой Своей Церкви! И ведь каждый день дается нам эта радость и сладость духовная; мы здесь воспеваем Св. угодников Божиих,– воспоми­наем подвиги преподобных, страдания мучеников, доблести свя­тителей, апостолов, и наипаче преблагословенную нашу Заступ­ницу, Матерь Божию,– переносимся мысленно во дни их земной жизни, видим высокие примеры для подражания, – ведь и они были такие же люди как и мы, но любили Господа и сумели угодить Ему; мы здесь воспеваем их и ублажаем, а они, в свою очередь, как бы в воздаяние нам за любовь к ним, поминают нас пред престолом Божиим на небе, молятся за нас, как за своих младших братьев, и мы это чувствуем осязательно, ощутительно!

– Ты веришь этому? – “Верю, батюшка, отвечала я, как не верить! – ”Да, истинно, – продолжал он, – как не верить, а к сожалению ведь есть несчастные – неверующие, надобно молиться за них! А Литургия-то Божественная, – какое дивное таинство! Это предвкушение будущего блаженства, это – тайна небесная, Ангелам непостижимая, а мы, люди грешные совершаем, священнодействуем!”

Однажды в таком разговоре я дерзнула сказать ему: “Вы, батюшка, так сильно и глубоко чувствуете, как будто переживаете все совершаемое вами”. “Не переживаю, – отвечал он, – а перечувствываю, да и как же иначе? Ведь Тело и Кровь Христовы предлежат предо мною; Агнец Божий присно закалается, освящаяй причащающиеся (Канон ко причастию). Бог во плоти является (1Тим.З:16), как сказано: слово плоть бысть и вселися в ны и видехом славу Его (Ин.1:14). Да! действительно, мы и видим и чувствуем все это!”

Кто видел, как совершает Божественную Литургию отец Иоанн (не в сослужении других, а сам лично), тот думаю, не мог не приметить, какой-то особенной свободы и величия духа, придаю­щих его служению какую-то торжественность. Однажды я как-то высказала это самому отцу Иоанну, на что он ответил мне: “Не ты одна так говоришь; это и многие замечали мне; сам же я на это ничего не могу сказать”. Прекрасно выражена его о сем мо­литва в дневнике его: “О, Святейшая и Всемогущая, Всеблагая Глава Церкви Своей, Господи Иисусе Христе, Альфа и Омега, Начало и Конец! Даждь мне недостойному благодать «совершать святыню Твою», т.е. Богослужение Твое свято, мирно и твердо; очисти сердце мое от веяния страсти и от всякого навета вражия! Воспламеняй меня небесным огнем Твоим и не меня только, но и всех предстоящих и молящихся Тебе со мною во время моего слу­жения! Смиряй сердца надменных века сего; покори их умы Тво­ей истине, и сердца их Твоему Слову; возсозидай, обновляй люди Твоя, Господи! – я немощен, но Твоя сила в немощех моих да совершится!”

Почти за каждой Литургией о. Иоанна бывают причастники, и желающих исповедоваться у него и причаститься Св. Таин бы­вает всегда весьма много.

Вот отзыв об этой исповеди одного петербургского жителя, совершенно случайно высказанный им. Выходя из Кронштадтского собора, мы встретились с ним в дверях; удивленная этой неожиданностью, я обратилась к нему: «И вы здесь, Д.Е.?» – «А как же, ведь и нам хочется, как говорится, «в разум истины приити»; вот как побудешь здесь, да послушаешь батюшкиных речей, так душа-то и смягчится, и поживешь поисправнее. Я со своей семьей здесь, и жена, и сын, они еще в церкви, остались позднюю обед­ню стоять». «А часто вы здесь бываете?» – спросила я. «Да, час­тенько теперь стали посещать Кронштадт, да и дома стали чаще говеть; вот батюшка о.Иоанн велит как можно чаще говеть; когда и на квартиру к нам в Петербурге приезжает, все спрашивает: “Давно ли очищали совесть покаянием? Чаще, чаще говейте», – говорит. Да, спасибо ему, переродил он нашу столицу», – добавил он. В этом рассказе нет не только ни тени вымысла, но и ни одного прибавленного слова; напротив, я старалась передать его более сжато для краткости.

Действительно, одна из особенностей отца Иоанна как пасты­ря, заключается, между прочим, в том, что он всегда старается внушить всем необходимость наиболее частого говения и приоб­щения Св. Таин как единственного источника нашего душевного обновления и воссоединения с Богом.

“Бедные человеки! – восклицает он в своих записках, – если бы вы знали, если бы уразумели вполне какого великого сокрови­ща, какого дара вы лишаете себя, отдаляясь от Св. Чаши! Какого Божественного, бесценного, животворящего, бессмертного даро­вания Божия, какой помощи в ваших душевных нуждах и немо­щах! Вот отчего нет истинной жизни в христианах православных, жизни по духу Христову, – оттого, что они отдаляются Христа! Вот почему умножились в людях пороки и бедствия! Вот почему против нас вооружилась вся тварь, – в месть врагам Божиим, отступившим от Своего Творца! Вся природа, все стихии: воздух, вода, огонь, смерть во всех ее видах казнят отступившего от Ис­точника жизни!»

«О, сколько благодеяний подает нам Бог ежедневно в Боже­ственной Литургии! А как христиане к ней относятся? Холодно, равнодушно, невнимательно. Какая безграничная любовь Бога к нам грешным ежедневно сказуется в Божественной Литургии! Какая близость Бога к нам! Вот Он тут – на Престоле: прииди и виждь (Ин. 1:46)! Вкусите и видите (Пс.33:9)! Какое чудное об­щение! Какое счастье и блаженство нашей природы в этом приня­тии Христа внутрь себя, – очищение, обновление, мир, величие, свобода, слава, жизнь и бессмертие! О, бедные, бедные люди, чего вы лишаете себя под пустыми предлогами суетных житейских по­печений! Говоришь: «Я не достоин, грешен». – Покайся, здесь очистилище, здесь Сын Божий, пришедый в мир грешныя спасти, а не праведных! Говоришь: «Я занят, не имею времени». – Шесть дней делай и твори в них дела твои, а хотя один день в недели – седьмой удели Господу Богу твоему (Исх.20:9). Воздадите кесаре­во – кесареви, а Божия – Богови (Мф.22:21). Упразднитеся и уразумейте (Ис.45:11). Для всего мы находим время: для пищи и пития, для отдыха и покоя, для житейской суеты, для забав, театров, игрищ, нередко вредных и греховных в угождении страс­тям нашим, – для всего есть время, а посетить храм Божий, от­слушать с надлежащим вниманием Божественную Литургию, тем более – поговеть и причаститься Св. Таин нам нет времени, нет досуга. Между тем мы знаем, что первых времен христиане бяху выну в церкви, хваляще и благословяще Бога (Лк.24:59); знаем, что они приступали к Св. трапезе каждую неделю, каясь и испове­дуя грехи свои вслух пред всею Церковью».

Так пишет отец Иоанн, так проповедует в церкви, так учит по домам, везде, где бывает, и собственным своим примером подтвер­ждает свое учение, сам ежедневно приобщаясь Св. Таин. Этому ежед­невному приобщению он и приписывает ту силу и крепость, кото­рая поддерживает и ободряет его в его изумительных трудах среди обширной деятельности. «Господь подкрепляет меня, – говорит он, – Господь, с Которым ежедневно я соединяюсь чрез Св. причащение, иначе где бы я мог почерпнуть силы для таких постоянных, усиленных трудов, которыми стараюсь служить во славу Святого Имени Его и во спасение ближних моих!»

Прямо из храма отец Иоанн едет по квартирам города Кронш­тадта, где ожидают его множество приехавших к нему людей. В каждой комнате он служит краткий молебен с водоосвящением, а иногда и не один, а несколько. «Вошед в комнату, отец Иоанн прежде всего приглашает всех присутствующих к молитве: «Помо­лимтесь», – говорит он, – Господь наш Иисус Христос сказал: идеже еста два или трие собрани во Имя Мое, ту есмь посреде их (Мф.18:20). Вот и мы, собравшиеся здесь во имя Его, должны веровать, что и Он Сам с нами здесь присутствует, невидимо на­ходясь «посреде нас», приемлет молитвы наши, которые и будем возсылать к Нему с несомненною верою и с теплою любовию, как дети к Отцу своему Небесному. Затем начинают все молиться. По окончании молитвы отец Иоанн приветствует всех своим ласко­вым, любвеобильным взглядом; каждого он старается утешить, ободрить, удовлетворить; выслушивает и отдельно обращающихся к нему за советами или с нуждами своими; просящих от него материальной помощи оделяет по мере возможности, нередко по­даваемые ему за молебны или для поминовения деньги, – тут же он отдает просящим. Таким образом удовлетворив всех в одном доме, отправляется в другой, где повторяется то же.

Обойдя все частные квартиры и Дом Трудолюбия, где останавливаются приезжие, отец Иоанн спешит на пароходную пристань, а зимою в Ораниенбаум на поезд железной дороги, откуда отправляется в Петербург, где, в свою очередь, десятки и сотни семейств ждут его приезда, как светлого праздника: где отчаянно болящий, оставленный врачами, ждет облегчения от святых и мощных молитв батюшки отца Иоанна; где затруднительный семейный вопрос ждет решения от благословения его; где недоразумение в каком либо важном деле ищет указания в совете отца Иоанна, в котором видят указание свыше. Да в сущности – так оно и бывает; нередко на вопрошения серьезные и более духовно­го характера, хотя бы, по мнению нашему, и не требующие отла­гательства, отец Иоанн не тотчас отвечает, говоря: «Об этом на­добно помолиться – как Господь укажет», – и затем, через некото­рое уже время отвечает уже решительно и твердо. Иные ждут отца Иоанна, как ангела-утешителя, считая посещение его великою милостию Божиею, вносящей в их жилища мир и благословение свыше; да и в обычае отца Иоанна при входе в каждую квартиру приветствовать хозяев ее словами Спасителя: мир вам (Ин. 20:19:21)! И что удивительного, если мир этот и ощущается сынами мира и почивает на них, по неложному слову Спасителя: аще будет ту сын мира, почиет на нем мир ваш (Лк.10:5–6). Какая радость, какой восторг ощущается в том семействе, которое посе­тил отец Иоанн. И не только сами хозяева, но и те посторонние, которым благодаря счастливой случайности удалось пробраться в квартиру, где он молился и беседовал, с восторгом передают своим знакомым: «Мы видели отца Иоанна, он был здесь», – или: «Мы получили благословение», – и т.п. Отчего происходит это? От одной ли сложившейся в народе, иногда может быть и безотчет­ной веры к отцу Иоанну? Или же действительно есть в нем какая- то сила, привлекающая к нему сердца людей, и если есть она, то какая именно, и чем объяснить это влечение к нему сердец, это беззаветное к нему доверие и любовь? Однажды ему самому пред­ложили подобный вопрос: «Батюшка, почему подле вас так легко чувствуется на душе, так хорошо, что и расстаться с вами не хотелось бы?» – «По вере вашей, – отвечал смиренный пастырь, – но кроме того и благодать Божия, преизобильно изливающаяся на служителях Божиих, иереях Его сообщается верующим по мере собственной готовности и способности принять ее. Мы, пастыри, должны только помогать действиям Божиим над сердцами челове­ческими, должны ловить их готовые расположения к усовершен­ствованию и стараться поддерживать и усиливать такие располо­жения. Мы, пастыри, должны быть в кругу своей паствы, в мире духовном то же, что в природе – солнце: как с солнцем неразлуч­ны свет и теплота, так и с лицом пастыря должны быть неразлуч­ны святость, учительность и любовь, сообщаемые им благодатию Божиею. Светло и тепло ближе к солнышку – тепло и легко душе подле пастыря, благодатию Божией украшаемого».

Так говорит отец Иоанн, поучая всех не отдаляться от своих пастырей, которым вверил Господь все дело спасения людей Сво­их, искупленных Им Своею святейшею кровию (Деян.20:28). Сам пользуется наималейшим удобным случаем к вразумлению и под­креплению людей в деле спасения.

Проездив таким образом до позднего вечера по улицам столицы от одного дома к другом)7 с целью подания духовной помощи страж­дущим и взаимной молитвы, отец Иоанн наконец отправляется на поезде, чтобы ехать обратно в Кронштадт, куда прибывает не ранее 11-го часа ночи. И на пути, и у самого дома его встречают и сопро­вождают целые ряды нищих, которых он чрез какое-либо доверен­ное лицо оделяет милостынею. Ежедневно больше тысячи таких бедняков (1500 или 1700) являются за получением этой милосты­ни, как «неотъемлемой своей пенсии» от отца Иоанна на насущный хлеб, как они выражаются. Около полуночи, а нередко и за пол­ночь, вступает наконец на порог своей квартиры отец Иоанн, утом­ленный до последней крайности. Но и тут сомнительно предполо­жить, чтобы остающиеся четыре часа ночи он мог употребить все­цело для своего успокоения сном. Сколько ежедневно привозит он с собою писем, которые едва ли не на всяком шагу суют ему в руки – на пароходе, везде, где только ожидают его появления. Так прохо­дит изо дня в день труженическая жизнь отца Иоанна.

А сколько ежедневно больных, увечных, одержимых духами, привозятся к отцу Иоанну с разных местностей с просьбами его святых молитв об исцелении. Любвеобильное сердце его никому не может отказать, тем более страждущим; он охотно принимает на себя молитвенный труд, который считает не трудом, а лишь испол­нением своего пастырского долга, делом приятным, сладостным – «нищею души». «Я стою, – говорит он, – у Источника жизни ежед­невно, ежечасно, непрестанно, т.е. я стою у Господа моего, как в храме у Его престола, так и дома, и на пути, и на улице – и везде я предстою Ему умом и духом»! («Русский паломник». 1892г.) Вся жизнь его есть непрерывная нить молитвы, которую пресекают лишь обра­щающиеся к нему с устными просьбами и вопросами, но и при этом всегда молитвенно настроенная душа его, удовлетворив собе­седника, снова возвращается к своему внутреннему деланию (мо­настырское выражение) – к тайной молитве. И молитва веры этого пастыря, по слову Евангелия, спасает болящих (Иак.5:15) от неду­гов душевных и телесных.

Он не задается горделивою мыслию о том, исцелится ли боля­щий по его молитве, или нет; он знает, что если на пользу боля­щему – возвратит ему Господь здоровье, а если и не возвратит, то такова святая воля Его, чтобы временными страданиями искупить душу от вечных мучений. Он видит страждущего, слышит вопли его, и не может не стремиться помочь ему. Он слышит в сердце своем слова Господа: просите и дастся вам (Мф.7:7), и елика аще вопросите в молитве – верующе – будет вам (Мф.21:22), слышит и на основании этих слов просит ничтоже сумияся (Иак.1:6), но с твердою верою во Всемогущего, с несомненною надеждою на Милосердого, с беззаветною любовию к Источнику любви и всякого блага.

А какой успех имеет эта молитва, видно из отзывов благодарных просителей, издалека и из разных местностей, приезжающих нарочно для того, чтобы «благодарить батюшку» за полученное по молитвам его исцеление!

Сам отец Иоанн говорит всем так: «Великая милость Божия является на мне недостойном и паче всех грешнейшем, но не приписывайте ничего подобного моей силе или молитве, при чем же я тут? Я немощен, как и все, и еще немощнее других! Эта сила благодати Божией, по вере вашей, а не по моим греш­ным молитвам».

Эти самые слова повторяет он и в начале своей книги «Днев­ник»: сила Моя в немощех совершается (2Кор.12:9), – говорит апо­стол Павел; эта сила благодать Господня и во мне, немощном и грешном, воспреизбыточествовали во все дни жизни моей. Слава, Господи, силе Твоей и милосердию Твоему»!

Таково смирение великого молитвенника, самоотверженного труженика! Таковы свойства истинного смиренномудрия: не нам, Господи, но имени Твоему даждь славу, о милости Твоей и исти­не Твоей. Да не когда рекут язы́цы: где есть Бог их (Пс.113:9–10) (т.е. чтобы не говорили маловерные, что ныне уже нет чудес, ныне не то, что было прежде).

От начала христианства и до ныне Господь Бог не преставал и не перестает в подкрепление нашей слабой веры являть различ­ные знамения и чудеса – и от чудотворных икон, и от Св. мощей Угодников Божиих, или каким-либо иным способом. Горделивый же, надменный, но вместе и слепой разум человеческий, или как говорит Апостол взимающийся на разум Божий (2Кор.10:5), ищет как бы затмить славу Божию своею мнимою мудростию и свою правду предпоставити правде Божией (Рим.10:3), всегда старается объяснить подобные знамения и чудеса случайностью, обстоятель­ствами, предрасположением, или чем бы то ни было, только бы не допустить торжества истины и могущества веры. Но вот среди самых людей нашего века является один их них, муж веры, в лице пастыря церкви. Он выражает эту веру одною смиренною, теплою молитвою к Богу, как дитя к отцу своему, говорит безыскусственно, доверчиво, простосердечно, искренно. И эта молитва веры приемлется Обещавшим послушати всех призывающих Его во истине, творить волю боящихся Его и слышать молитвы их (Пс.144:18,19). – Не буии ли, т.е. не простосердечных ли и сми­ренных избрал Бог, чтобы премудрых века сего посрамить (1Кор.1:27)?

О вера святая! Ты наглядно доказываешь нам, что и теперь, как и прежде, вся возможна суть верующим (Мк.9:23) – и не изнеможет у Бога всяк глагол (Лк.1:37), но речет – и не пребу­дет ли (Пс.32:9)? Ты воскресаешь пред нами в той силе, в какой ты сияла в первые времена христианства!» Ты двигаешь горы над­менной современности и в море твоего величия потоплявши их!» (Мф.21:21)

«О вера святая, – пишет отец Иоанн в “Дневнике” своем, – какими словами, какими песнями я прославлю Тебя за бесконечные блага, дарованные мне тобою, за все силы, которые ты совер­шала и совершаешь на мне самом и чрез меня грешного на людях Божиих! Слава Тебе, Богу, Благодателю нашему во веки веков! Познан буди, Господи, в вере Твоей, всем людям Твоим, и всем племенам земным, якоже мне недостойному познался еси! Познан буди, Господи, да вси прославят Тебя единеми усты и единем серд­цем от востока солнца и до запада. Буди, буди!»

«Что для меня дороже всего, – пишет о. Иоанн в другом месте своего «Дневника», – что для меня выше всего на свете? Дороже всего и выше всего для меня – мой Бог, Создатель мой, Господь и слава Имени Его! Он жизнь моя, и моя сила, Он свет души моей, свет истинный, просвещающий всякого человека (Ин.1:9), Хрис­тос – моя сила, мой Бог и Господь (Ирмос 4-й, 6-го гласа). А после Бога драгоценнее всего для меня душа моего ближнего, моего со­брата, за которого Господь мой и умер и столь дорогою ценою стяжал его Себе. Я ли после сего пренебрегу моим собратом, которого Господь так возвеличил! Пожалею ли для него чего бы то ни было тленного, временного, да и не только чего-либо, но и самого себя!

«О, святая всеобъемлющая любовь! Во многих ли сердцах ты всецело царишь, во многих ли душах таким пламенем светишь­ся?» Да, счастлив тот, кто может так сказать, а отец Иоанн оп­равдывает эти слова свои и самым делом: любовь к Богу и ближ­ним в нем не разграничивается одна от другой. Они, как два крыла, одно без другого не действуют, а вместе возносят его пре­выше земли, и одухотворяют до забвения им своего внешнего человека. Ради ближних своих он не жалеет себя, не дает себе отдыха, не знает покоя, весь отдавшись нуждам ближних. «Свя­щенник, – пишет он, – есть Апостол в своей пастве; он должен благовествовать Царствие Божие благовременно и безвременно (2Тим.4:2): нерадивых, беспечных, живущих в страстях – возбуж­дать к покаянию и исправлению; невежд – вразумлять, благочес­тивых – ободрять и поощрять надеждою будущего воздаяния. Для сего он должен и по домам ходить, посещать своих пасомых, не­посредственно наблюдать за их образом жизни, чтобы удобнее он мог руководить их в деле спасения, а не только то, чтобы прини­мать от них угощение».

Что касается сего последнего, то и в этом отношении образ жизни отца Иоанна является исключительным. У каждого из нас, имеющих свой уголок и домашний очаг, есть и определенный час для подкрепления себя пищею. Имеет ли таковое время и место отец Иоанн?

Не добровольно ли он обрек себя на труды и лишения всякого рода, не исключая и сего последнего? Конечно, каждый пригла­шающий его к себе на квартиру, считает величайшим счастием устроить дорогого гостя, но не уклоняется ли от этого сам отец Иоанн, чего не может не заметить всякий, внимательно относя­щийся к нему. Во-первых, он никогда не может назначить часа своего посещения, по причине множества просителен, между ко­торыми встречаются нетерпящие отлагательства, как например, тяжело больные или отъезжающие в путь и т.п. Желая удовлетво­рить по возможности каждого, отец Иоанн всегда спешит, и ис­полнив свое пастырское молитвенное дело, хотя и вкушает немно­го предложенной ему трапезы, по большей части состоящей из чая, фрукт и рюмки вина, совершенно необходимой для подкреп­ления всегда напряженных и изнемогающих сил его, он поспеша­ет продолжить свой путь далее. Нередко случается, что в течение целого дня ему не приходится нигде надлежащим образом подкре­питься пищею, но он и не ищет сего, довольствуясь малым, при­нимая все случающееся с ним как от руки Божией, водительству которой всецело предается, как покорный сын отцу своему, забо­тясь лишь о том, чтобы благоугодить Ему исполнением пастырского своего призвания: Брашно Мое есть, – говорит он словами Спасителя, – да сотворю волю Пославшаго мя и совершу дело Его (Ин.4:34). Се же есть воля Пославшаго Мя, да имущ живот вечный (Ин.6:40).

Однажды сказал отцу Иоанну один петербургский протоиерей: «Вы так утомляетесь, батюшка, совсем не даете себе покоя!” На это отец Иоанн отвечал ему: «На что мне покой, друг мой! Покой наш будет там (указал он на небо), если только заслужим его здесь. Да и может ли пастырь покоен быть здесь, когда еще не все овцы глас его слышат (Ин. 10:27), а некоторые и слышать не хотят; иные же стонут и сами умоляют о помощи, не должен ли пастырь спешить им на помощь? Сколько стонов слез, нужд, скор­бей, немощей, сколько грехов у овечек наших! Пастырю ли по­коиться, дремать, когда их погибель не дремлет» (2Петр.2:3).

Да, не дремлет и не дремлет этот доблественный пастырь отец Иоанн – не дает себе покоя! Он словно задался мыслию принести себя всецело в жертву своему пастырскому служению, и не суще­ствует для него в сем никаких преград! О, если бы этот высокий пример отца Иоанна нашел себе больше подражателей! О, если бы побольше было бы таких пастырей! Много бы утерлось слез, много бы стихло стонов и воплей! Много бы хладных душ было согрето любовью, и в подавленных унынием сердцах затрепетала бы искра живительной веры!

Жатва убо многа, – говорит Иисус Христос пастырям в лице Апостолов своих, – жатва убо многа, делателей же мало; молитеся убо Господину жатвы, да изведет делателей на жатву свою (Мф.9:37,38;и Лк.10:2).

Игумения Таисия Леушинская

Праведник

Посвящается о.Иоанну Кронштадтскому

Я видела его, его речам внимала,

Как древо от плодов его я познавала:

Любовью блещет взор, любовью дышит слово,

И, полная любви, на помощь всем готова

Его благословенная и чистая душа, –

В ней виден Божий свет и мир, и тишина.

Не пышностью речей то слово золотое,

Не мудростью пустой гремит оно, простое,

Но чем-то неземным беседа та полна.

Трепещет радостью, внимая ей, душа!

И словно видит он раскрытой хартию

Всех помыслов твоих, и исповедь твою

Из недр души твоей он сам тебе износит,

И в сердце скорбное мир благодатный вносит.

Молитвою своей он небо преклоняет;

Кто внял молитве той, тот ведает и знает,

Что есть молитвы дар, дар чудный и священный,

Доступный лишь душам он чистым и смиренным.

Есть люди на земле, но – люди неземные;

Не ангелы они, а братья нам родные,

На помощь беднякам нам посланы они,

Избранники небес и Божии слуги.

И если бы они меж нами не являлись

И нашей темноты собой не просвещали,

Что сталось бы с людьми?!

Среди сует земных – погибли бы они!...

Скажи, кто ты? – Подобно ли всем смертным

Причастен немощам земного естества?

Или превыше их, таинственным Советом

Поставлен ты Десницей Божества?

Или тебя, как древнего Пророка,

“От чрева матери Иегова познал”;

Народу “новому”, заблуждшему в пороках,

Он волю возвестить Свою тебя послал?

Иль как возлюбленный Наперсник Бога Слова,

Иисуса Сладкого всем сердцем возлюбил?

Ты свойства чудные Иоанна Богослова,

Апостола любви, в душе твоей вместил?

И той любовию ко Господу объята,

И к ближнему любви полна твоя душа,

Ты весь отдался ей так цело и так свято,

Что жертвуешь собой, спасенья их ища.

В служеньи братиям не знаешь утомленья,

На крыльях радости душа твоя летит

На помощь страждущим, скорбящим в утешенье,

Молитвою о них твой дух всегда горит.

Скажи ж, – кто ты? Или в благоговеньи

Нам спрашивать тебя не следует о сем?

В смиреньи лишь, воздав Творцу благодаренье,

Склониться пред тобой, как детям пред отцом.

В день сорокалетия священства 12-го Декабря 1895 года

Позволь и нам, отец бесценный,

Почтить твой славный юбилей

Не речью громкой, вдохновенной,

А слабым лепетом детей!

Твой праздник – это общий праздник,

Слились в нем мысли и сердца,

Одна всех цель, одна всем радость:

Почтить любимого отца.

Всех лица радостью сияют,

Всех очи на тебя глядят,

В избытке чувств все поздравляют

И речи громкие гласят.

А ты, – в смирении глубоком

И в простоте твоей святой, –

Всем внемлешь мыслию высокой,

Объемлешь любящей душой!

Красой священства святолепен,

Даров Святого Духа полн,

Как столб стоишь ты неколеблем

Средь бурь, невзгод, житейских волн.

Светильник веры твой сияет

Для всех, как светлая свеча,

Любви же пламень согревает

Оледеневшие сердца.

По слову древнего Пророка,

“От края небеси с востока

До края запада зари”

Блестят любви твоей лучи.

Вот сорок лет уж миновало,

Как ты жезл пастырства приял;

И твое сердце в том познало,

Что Сам Господь тебя призвал.

Ты духом веры несомненной

Глас Божий в сердце ощутил:

“Паси овец Моих бесценных,

Я Кровью их Себе купил!”

О, пастырь добрый! Ты не дремлешь,

Овец Спасителя пасешь!

В молитве тайно Богу внемлешь,

“Да всяко некия спасешь!”

И счастлив тот, кто пажить верну

В твоей ограде обретет;

Душой простой нелицемерно

Тебя оценит и поймет.

(Из юбилейного приветствия)

Красой священства святолепен,

Даров Святого Духа полн,

Как столб стоишь ты неколеблем

Средь бурь, невзгод, житейских волн.

Светильник веры твой сияет

Для всех, как яркая свеча,

Любви же пламень согревает

Оледеневший сердца.

По слову древнего Пророка,

«От края небеси с востока

До края запада зари” –

Блестят любви твоей лучи.

Ты духом веры несомненной

Глас Божий в сердце ощутил:

«Паси овец Моих бесценных,

Я Кровью их Себе купил”.

О, пастырь добрый! Ты не дремлешь,

Овец Спасителя пасешь!

В молитве тайно Богу внемлешь,

«Да всяко некия спасешь!”

И счастлив тот, кто пажить верну

В твоей ограде обретет;

Душой простой нелицемерно

Тебя оценит и поймет.

1897 г.

В день его 45-летнего юбилея 12-го Декабря 1900 года

Вот мы и снова собралися

К тебе, достойный юбиляр,

С тобою вместе помолиться

И принести привета дар.

Но сильно ль будет приношенье,

Иль слово наше, иль привет,

Чтоб выразить все уваженье

И всю любовь к тебе? – О, нет!..

Ведь ты, как воин, беззаветно

В полнощной страже близ Царя

Стоишь, и утра ждешь рассвета,

Пока блеснет с небес заря!

Стоишь, – и Господу внимаешь

В Его таинственных судьбах,

И молча в сердце все слагаешь,

Молясь о страждущих душах.

Перед тобой несутся годы,

Их быстро в вечность время мчит,

А люди стонут от невзгоды,

И суета их ум мрачит…..

Ты ж ежедневно свечеряя

С Христом в Трапезе пресвятой.

И Им таинственно питаясь,

Высок ты мыслью и душой!..

Твоей десницею держимый,

Закланный Агнец за весь мир

Тебе дарует нерушимый,

“Превосходяй всяк ум” Свой мир!

О, даждь и нам тот мир небесный!

Его не стало на земле!

А без него нам путь наш тесный

Так труден на чужой стране!

Молись, молись о нас, наш пастырь,

Молись о нас, отец святой,

Чтоб искра веры не угасла

От бури суеты земной!

† 20-го Декабря 1908 года

Любовью чистою, святою беззаветно,

Все счастье и покой они в Нем обрели

И радостные дни шли бурно, незаметно.

Но вдруг постигла их ужасная утрата, –

Учитель их, Господь скончался на кресте;

Погибло все для них, погибли без возврата

Надежды светлые и ожиданье все.

События тех дней печально обсуждают;

И незаметно к ним подходит Иисус,

“Что так прискорбны вы?”– Он скорбно вопрошает.

Учителя – Христа они в Нем не узнали,

Но скорби тягостной, томившей их сердца,

Не скрыли от Него, охотно рассказали.

И Спутник им в ответ отверз Свои уста:

“О, неразумные, медлительные в вере!

Для Сына Божия, Мессии и Христа

Не так ли Моисей и все пророки древле

Предуказали путь страданий и креста?”

В беседе сладостной дошли до Эммауса,

И тут, лишь только тут отверзлись очи их,

Лишь тут ученики познали Иисуса,

Когда, подав им хлеб, невидим стал для них.

***

Мы, братия-друзья, все путники земные

Идем дорогою печалей и скорбей;

И пастырь Иоанн шел с нами в дни былые,

И путь наш услаждал, был «Светоч” наших дней.

В беседе сладкой с ним забудешь все земное,

И только чистое, небесное, святое

И созерцает ум, и чувствует душа!..

И он уже свершил свой путь многострадальный,

Каким шел Сам Христос и праведники шли.

Он отошел от нас в мир лучший, светозарный,

И с памятью о нем, идем за ним и мы.

Ужель забудем мы его нам наставленья?

Ужель угасим огнь его святых словес?

О, нет!.. На то ль нам дан был Ангел утешенья,

Он, всех скорбящих друг и пастырь и отец!

Помянем же его не словом лишь, но делом;

Его святой любви потщимся подражать,

По мере наших сил, пойдем на подвиг смело,

И Бог, Отец щедрот, нам будет помогать.

Взаимная любовь, взаимные моленья, –

Вот цепь взаимная меж небом и землей;

У Бога мертвых нет, все живы во спасенье,

И пастырь Иоанн жив любящей душой.

1909 г.

20-го Декабря 1909 года

Почтим твою память, отец незабвенный,

Стеклись православные с разных концов:

И «пастырей добрых” собор освященный,

Вельможи, миряне и сонм простецов.

Их соединила могила родная,

Живая по духу взаимной любви,

И всех породнила та вера простая,

Что здесь ты услышишь их вопли души.

Несут к тебе слезы любви беззаветной

О том, что покинул их, сирых, отец,

О том, что в скорбях их, в скорбях беспросветных

Уж нет утешенья для бедных сердец.

Вот год, как сокрыла тебя персть земная

От мира мятежного, бурей и волн,

В котором страдал ты, себя забывая

В служении ближним, любовью к ним полн.

Весь мир православных то видел и знает:

Ты к воплям злосчастных склонял Небеса

Молитвой своею; и ныне свершает

Твоей же молитвой Господь чудеса.

И сердце стремится, о пастырь любимый,

Твою в благодарности память воспеть;

Усердия много, но немощны силы,

И слово слабеет – безмолвствует речь.

Да нужно ли слово?! Не лучше ли дело?!

На ниве Христовой так много его;

Служению ближним вдадимся всецело

И пастыря память почтится светло!..

1909 г.

Игумения Таисия Леушинская (в миру – Мария Васильевна Солопова, 1842–1915) была ближайшей духов­ной дочерью святого праведного отца Иоанна Кронштадтс­кого (1829–1908). Их духовное общение продолжалось почти 40 лет. Она стала ближайшей помощницей отца Иоанна в деле возрождения русского женского монашества, и глубоко родным по духу человеком для кронштадтского пастыря. Ее духовные дарования не были сокрыты от всероссийского ба­тюшки и свое общение оба подвижника называли не иначе как «соутешением».

Первое знакомство двух угодников Божиих состоялось в середине 1870-х гг., когда отец Иоанн еще не был известным и всеми почитаемым священником, а матушка Таисия была простой монахиней одного из Новгородских монастырей. На­стоящее духовное окормление началось в тот период, когда Таисия стала игуменией большого Леушинского монастыря в конце 1880-х гг.

Оставшись без окормления после кончины своего духовно­го отца старца архимандрита Лаврентия Валдайского († 2 июля 1876 г.), матушка Таисия нашла в отце Иоанне близкого по духу руководителя по пути спасения и с этого времени стала его преданнейшим духовным чадом. Постепенно их отноше­ния переросли обычное духовное окормление и более напоми­нали сотаинничество двух равновеликих подвижников.

Леушинский монастырь, располагавшийся не далеко от бе­рега р.Шексны между Череповцом и Рыбинском, трудами игу­мении Таисии превратился в великий светильник Правосла­вия для окрестных земель, центр просвещения с двумя женс­кими школами, иконописной, златошвейной и другими мас­терскими, великолепным хором и образцовым хозяйством. Эта обитель, насчитывавшая к началу XX в. около 700 насель­ниц, стала главным духовным детищем отца Иоанна Кронш­тадтского, подобно тому, как Дивеево было для Серафима Саровского или Шамордино – для старца Амвросия Оптинского. Ничего в обители не делалось без его благословения и участия. «Игумения Таисия многократно виделась с отцом Протоиереем Иоанном (Кронштадтским), без благословения которого она ничего не предпринимала», – отмечается в «Ис­торическом описании Иоанно-Предтеченского Леушинского монастыря», вышедшем в 1907 г.

Каждый год начиная с 1891 г., возвращаясь из путеше­ствия на родину, отец Иоанн посещал Леушино и проводил в любимой обители от нескольких дней до двух недель в ти­шине и сокровенной молитве. Эти посещения были не только величайшим праздником для монастыря, «летней Пасхой», как называли их сестры, но и подлинным духовным отды­хом, который позволял отцу Иоанну восстановить силы для его жертвенного служения всем и каждому. Эти посещения отца Иоанна Игумения Таисия называла: «мой праздник, мой отдых, т.е. буквально – отдых душевный, обновление сил и подъем духа» (Беседы).

Известный духовный писатель митрополит Вениамин (Федченков) так выразил духовный смысл отношения отца Иоан­на к Леушинскому монастырю в своей монографии «Отец Иоанн Кронштадтский»: «У о.Иоанна была «духовная семья». Вся Церковь – семья; весь православный народ – его се­мья; монахини – его сестры. И игумения Таисия тоже – сестра во Христе, мать в Господе, дочь по духовничеству. И вот у этой «святой избранницы» Божией Матери о.Иоанн нашел и место для отдыха, и помощь в устроении монасты­рей своих (Сурского, Иоанновского, Воронцовского, Вауловского и др.), и заботу в болезнях его, и просто утешение в духовном общении, в любви сестер, «сопричащении» и проч. Вот почему его влекло на отдых в эти святые места, к хрис­тианским душам. Вот почему он любил служить в Леушинском подворье в Петербурге на Бассейной».

Памятником духовной дружбы отца Иоанна и Игумении Таисии стала их переписка. Матушка тщательно сохранила все 182 письма отца Иоанна и после кончины батюшки в 1909 г. подготовила публикацию 149 наиболее значимых из них под названием «Письма отца Иоанна Кронштадтского к Игу­мении Таисии». В предисловии, она отмечает, «что для почи­тателей незабвенного Пастыря дорога каждая строка, каждое слово его». Найденные в архиве несколько писем самой игу­мении к о.Иоанну свидетельствуют об особой сердечности и прямоте их отношений. В одном из писем (от 20 апреля 1897 г.) об этом прямо свидетельствует о.Иоанн: «Неоцененная Ма­тушка Таисия! <...> У тебя есть сильный рычаг, заставляю­щий тебя писать: это – любовь о Христе. И действительно, она в тебе есть; это «живая вода», приводящая и твое сердце и твою руку в движение. <.. .> Ценю, высоко ценю твои чувства духовной ко мне дружбы, преданности и доверия. Да будут они и тебе и мне во спасение. Твой смиренный молитвенник и неизменный друг Протоиерей Иоанн Сергиев».

В своих письмах отец Иоанн многократно называет игу­мению Таисию «старицей Божией», «многотрудной и неоце­ненной», «избранницей Царицы Небесной», «достопочтенной дочерью и сестрой о Господе» и даже «своей духовной мате­рию», а себя «Твой послушник и богомолец».

Митрополит Вениамин глубоко выразил духовную связь двух подвижников: «Но особенно мне хочется отметить его необычайную любовь духовную к досточтимой его сотрудни­це и послушнице – всечестной игумении Таисии. Мы виде­ли, какими только ласковыми словами ни называл о.Иоанн рабу Божию Таисию».

Другим памятником этого общения стали «Беседы отца Иоанна Кронштадтского с Игуменией Таисией» (1909 г.), тщательно записанные матушкой и сохранившие для нас пример таинственного общения подвижников «о предметах духовного, возвышенного характера».

Цикл стихотворений игумении Таисии, посвященных отцу Иоанну, приоткрывает иную сторону их общения – особое благоговение, которое матушка всегда хранила по отноше­нию к своему духовному отцу, и ее удивительную способ­ность передать те чувства, что испытывали почти все вокруг дорогого батюшки, но мало кто умел высказать.

Публикуемая спустя более чем 100 лет после первого из­дания и впервые после революции работа игумении Таисии «Отец Иоанн Кронштадтский как пастырь» стала своеобраз­ным осмыслением духовного опыта взаимного общения.

Эта книга – необычная по жанру. Игумения Таисия не ставит своей целью пересказать биографию отца Иоанна или поведать о его чудесах. Она старается раскрыть нам путь духовного становления личности подвижника, и именно под этим углом зрения приводит избранные факты его биогра­фии, зачастую уникального характера. В том числе, она пе­редает высказывания отца Иоанна о себе самом, слышанные ею лично. Игумения Таисия стремится раскрыть истинный смысл обыденных на первых взгляд обстоятельств или внеш­не незначительных эпизодов жизни о.Иоанна – таких как вкушение трапезы или простая беседа с девушкой на бульва­ре, с мелким купцом – в его доме. Благодаря ее перу мы научаемся замечать за ними благодатное действие великого подвижника. Эта книга является выражением глубокого по­читания Игуменией Таисией своего духовного отца и той люб­ви к нему, которая позволяла проникать в сокровенные глу­бины его духовного опыта. Среди множества книг об отце Иоанне книга Игумении Таисии, несмотря на небольшой объем является одной из самых ярких и значимых для пости­жения образа Всероссийского пастыря.

Для Игумении Таисии самым важным является то, что «пастырская деятельность о.Иоанна, по исключительному образу его жизни и по особенно благодатной силе молитв его, невольно переносит мысль нашу к временам первенству­ющей Церкви». Смысл этой книги, не только в том, чтобы воздать хвалу своему духовному отцу, но и призвать совре­менное священство к следованию за Кронштадтским пасты­рем. «О, если бы побольше было бы таких пастырей! Много бы утерлось слез, много бы стихло стонов и воплей! Много бы хладных душ было согрето любовию, и в подавленных унынием сердцах затрепетала бы искра живительной веры!»

Протоиерей Геннадий Беловолов