Май 1882 г.

Воскресенье, вторая неделя по Пятидесятнице. Пред обедней, особенно по приходе в церковь, я был в чрезвычайно раздражительном состоя­нии вследствие воздействия противнических сил, готов был при малейшем поводе рассердиться и выругаться, особенно на дьячка. Припадал к престолу благодати с тайной молитвой об уврачевании моей души. Господь унял нападавших супостатов. Но во время обедни раз­дражение усилилось и вызвало опять усиленную тайную молитву, которая несколько успокоила. Дождливая, только что наставшая погода раздражала нервы; я был в болезненном настроении. Читая молитву против кра­мольников, я на половине ее смутился помыслами, коими нападали на меня невидимые враги, оправдывая тайно их действия; я был против них, выставляя на вид их цели, средства – мечи, ножи, револьверы, метатель­ные снаряды, поджоги, подкопы, самоубийство в случае неудач (яды), вообще возмутительные, противозаконные действия, вступил в мысленное прение с врагами, но забыл пример самоубийства крамольников, а вспомнил только примеры [казней] их правительством; я изнемог в борьбе с врагами и пал, смутился, уязвился и не мог читать молитвы, заспешившись и скомкав всю молитву. Какое поражение, какой стыд, какие смертельные язвы! Тяжело было, убийственно тяжело, а между тем и на минуту унывать было нельзя: шло общественное бого­служение; и опять к Богу с молитвой о помощи, с креп­кой молитвой, и Господь не оставил: избавил от злодеев, поправил мое отчаянное положение, уврачевал язвы от жал змииных. Я продолжал службу, всячески стараясь сохранить спокойствие. Вся беда была как бы от распи­рающего внутри рожна⁵, который исчез только после причащения Святых Таин. Причастился животворно. Причащал детей в ажиотации⁶. Заамвонную прочитал не всю: смутился, изнемог, опять рожон – но, несмотря на него, говорил свою проповедь очень хорошую, отпуст сказал сполна весь. Молебен в ажиотации. О, как бешено восстают на меня враги! Как стерегут всякий шаг, всякий помысл, всякое слово и ищут запнуть, уязвить, убить на всяком помысле, слове. Львиным образом под­визаются на мя враги мои! По приходе домой Господь избавил от жалившего рожна сладострастия после тай­ной молитвы моей. Это адская головня, ввергаемая в – сердце супостатом, жжет и чадит.

После вечерни. Благодарю Господа, даровавшего мне благодать непреткновенно совершить вечерню и побе­дить о имени Его обычные страхи бесовские, особенно в начале службы на великой ектении, и петь чистым, гром­ким голосом стихиры вечерние, затем непреткновенно совершить двое крестин. Благодарю Господа, даровав­шего вечером пред сном во время чтения канона и после одолеть блудного демона, жалившего внутренности мои, смущавшего, лишавшего свободы и простора, и удаляв­шего от источника жизни – Бога, и даровавшего слад­кий мир и свободу с правостью и чистотою сердца.

Илиодору Георгиевичу [...] письмо ответное.

Павел Степанович Бурачек считает меня неспособ­ным общаться в образованной среде и что якобы даже молодые люди могут сбить меня и заставить молчать. Так ли он говорил и так ли мне передала женщина? Разве не знает меня Павел Степанович? Впрочем, мне не важно и меня не заботит, что о мне говорят люди, а забо­тит то, что скажет о мне Господь и все знающие меня добрые люди. В таком мнении о мне некоторых виноват бес: он меня повергает в состояние боязни, мрака, без­молвия и в храме при большом собрании, и в домах при совершении треб, и при беседах о делах общих. (Не вос­хвалил ли меня Павел Степанович и в адресе, и вообще во всех беседах? – Нет, я знаю верного друга. А этой бабе, Параскеве Ковригиной, он сказал нечто к униже­нию меня, потому что она слишком превозносила меня и хотела сделать меня известным царю. Так и надо было, то есть сказать о мне уничиженное. Слава Богу!)

После утрени. Понедельник. Благодарю Господа, даровавшего мне совершенную победу над невидимыми врагами, по обычаю своему люто боровшими мою немощь во время утрени. Тайная молитва с припаданием к святому престолу разрушила всю губительную их силу, и я с великой ревностью и торжеством души говорил ектении и читал и пел каноны и стихиры. После утрени враг опять запнул было и уязвил душу мою в саду, но, зашедши в храм и приложась к святому престолу, я опять исцелился, и легко, легко стало мне. Дома сейчас, от души покаявшись в оскорблении нищего (назвал дураком с гневом), я получил исцеление от мертвящей тесноты вражией. Чрез одно слово гневное я весь закон любви разорил, не последовал слову кротости и смирения Христова и за то достойной наказан теснотой, тоской, мукой адской.

Павел Акулов (Андреевич) безбожник, Иисуса Христа не признает Богом, а только пророком. Я его пробрал хорошо; жаль, что он пьян был.

Вот моя награда истинная – если Христос Бог во мне пребудет и я в Нем пребуду. Христос моя честь и слава, мое благолепие и красота, моя сила, мой мир, моя жизнь; а чрез пожелание и искание земных наград враг хочет разлучить нас со Христом и разлучает, уязвляет и убива­ет душу. Как вы можете веровать, когда друг от друга принимаете славу, а славы, которая от Единого Бога, не ищете? [Ин.5:44].

Ужасно искусился я сегодня, 31 мая (понедельник), чрез приглашение от Пальянова в его квартиру, где я выпил пред самой вечерней рюмку мадеры и съел поря­дочную порцию желе; когда я стал служить вечерню, оказался бессильным: сердце загрубело, омертвело, в горле невыносимо першило, меня ударило в пот, рубаш­ка смочилась, хоть выжимай; весь я взволновался; беда полная; едва кое-как кончил вечерню. Причина такой беды и та еще, что дома много рыбы с соусом мучнистым и скоромным поел, что много пил, целовал неизвестного знакомого при прощании. Пред вечерней отнюдь не пей вина и не ешь.