Живи не как хочется, а как Бог велит!
Истинная духовная жизнь в нас начнется только с той минуты, когда мы сердцем услышим обращенные к себе, именно к себе, в Святом Евангелии слова Господа.
Начавшийся процесс возрождения монастырей отец Иоанн встретил словами: «Вековой монастырский лес вырубили под корень, а редкий, успевший возрасти на скорбях лихолетий, уступает место молодой поросли».
Приходящему из мира пополнению, только ищущему пути к Богу, предлежало еще восстанавливать изначальное христианское самосознание, прежде чем по-хозяйски браться за рало монашеского плуга. Батюшка самоотверженно стал трудиться по созиданию большой монашеской семьи. Он озаботился тем, чтобы приходящие к нему послушники тоже вполне становились детьми Божиими.
Трудно давалась им, устремленным к вершинам аскетических подвигов, изначальная монашеская грамота. Воспитанные в самости активно сопротивлялись необходимости просто послушаться, просто претерпеть разрушительно-созидательную работу по спасению души, без которой невозможно начать жить в Боге. Отец Иоанн в беседах приводил слова святителя Феофана: «Сознавать себя Божиим и Бога своим Отцом – в этом и есть существо союза с Богом и все таинство религии». Пройдя путь к блаженному сыновству, батюшка делился своим опытом. «Истинная духовная жизнь в нас начнется только с той минуты, когда мы сердцем услышим обращенные к себе, именно к себе в Святом Евангелии слова Господа. А живая вера в Евангелие придет, когда осознаем свою погибель и ощутим необходимость в Спасителе», – напоминал он. Первой и самой тяжкой задачей батюшка определял необходимость увидеть себя и свою душу во всей ее греховной наготе и бессилии на добро. В монастыре эти открытия совершались быстро и парализовали послушников духом уныния и безнадежности. Вместо мечтаний о высоте духовных побед проступала действительность, требующая терпения многих монотонных трудов и, главное, веры, что это и есть начало Божиего пути для монаха. Но от обольщенных самомнением послушников бежала доверчивая простота – мудрая путеводительница на стезях спасения. Водимые на первых стезях монашеского жития подъемом духа от восчувствованной предваряющей благодати, ревнители монашеских подвигов своенравно отметали советы. А благодать-то отступала, давая место личным трудам. Вечные идеалы ускользали от слабой колеблющейся воли, и из зияющей в душе пустоты слышался зов к прежней, такой понятной жизни. Нужная монаху победа над собой без борьбы уступала место малодушию, обращая его в бегство.
Сколько буйных голов оросил своими слезами отец Иоанн! «Деточка! Куда ты устремляешься из объятий Отчих, зачем хочешь уподобиться блудному сыну? И обретешь ли после этого стезю покаяния?» Последним аргументом не чувствующему своего родства Богу и монастырской семье был горестный вздох старца: «Мы же с тобой родные Богу! Ты мой внук, кто же меня хоронить будет?» На глазах у очнувшегося от вражия наваждения «внука» тоже появлялись слезы. Труд по изучению правильных понятий о Боге, о самом себе, о мире духовном для него продолжался.
Приглядываясь к молодежи, отец Иоанн отметил для себя несколько основных трудностей на пути их к монашеству.
Самая существенная, которую они принесли с собой из прошлой жизни, – дерзость. Она простирает свою власть на все. Тень ее ложится как на братские отношения, так и на отношение к начальствующим. Но самое разрушительное и неприметное для монаха – ее посягательство на Промысл Божий. Монашествующим ли поправлять Божии определения о Церкви, о властях, о себе? Им ли говорить о политике? «Боже, милостив буди мне грешному». Благоговение отступает от дерзкого, и страх Божий не может творить над ним своего спасительного врачевания. Истину говорят святые отцы: нет страсти вреднее дерзости, она мать всем страстям. Другим не менее серьезным препятствием становилась душевность. Она восставала на младенческий возраст монаха силой земных соблазнов и пристрастий. Душевность склоняла монаха к самомнению и самообольщению. Становилась преградой следующему поистине монашескому шагу – необходимости принять как непреложную истину, что не искушенный скорбями монах неискусен и не сможет идти к духовному совершенству. Отец Иоанн и молодежи постоянно напоминал об этом: «Ныне время особое, только скорби, болезни и беды ходатайствуют о нашем спасении. И монашеское делание будет успешно только в том случае, если усвоим мы, что скорбей желать надо, не искать, но желать как Божия дара – вразумляющего, воспитывающего и в конечном итоге спасительного».
Из духовной «аптеки» отца Иоанна частенько доставался листок со словами святителя Игнатия, кратко, но емко определяющими созидательный смысл скорбей: «Нет возможности приступить к Богу иначе, как по тернию скорбей… для преодоления иной скорби нужно мужество; для исшествия из другой – мудрость; для избавления от третьей – смирение. Но во всех скорбях… непременно нужно терпение». Смирение, терпение, мудрость и мужество – только они прокладывают монаху путь к усыновлению Богу. Определяя фундаментом монашеской жизни смирение и терпение, отец Иоанн писал молодому монаху: «Спасительно наше произволение к смирению. Дай Бог, чтобы оно укоренилось в душе и сердце. Ведь мы выбрали такую жизненную тропу, что только смирением и можно прийти к вожделенной цели – стать вполне чадом Божиим, реально познать это благое Отцовство и радоваться жизни. В этом тепло жить и в самые суровые жизненные морозы, и самые тяжкие скорби вменяются ни во что. Смирять нас будут не только люди, но и все обстоятельства жизни. И все это приемлем без смущения, зная, что другого пути к Богу просто нет». Предостерегая от ошибок и желания перенести опыт прежнего монашества в наше время, отец Иоанн говорил, что он дан нам не для подражания а для смирения и покаяния. «Монашествующим нынешнего времени надо понять, из какого разорения мы возвращаемся к монашеской жизни. А потому живи не как хочется, а как Бог велит. Что имеем во благо нам и чего не имеем, тоже во спасение. Сам Господь берет за руку и ведет по жизни. Нам же надо усвоить основные монашеские понятия – послушание Богу, терпение и смирение. Без этого монаха не будет, а одна лишь пустая видимость, одно умничанье и ничего больше. Но придет время, когда не теоретически, не от ума только, но сердцем познают нынешние монахи монашество и вернутся к его истокам, неся миру живые скрижали Святого Духа».