Святитель Иннокентий выехал из Петербурга с сильно надломленным здоровьем. Чахотка делала свое дело. Время года, выпавшее для путешествия, и неудобства, с какими приходится встречаться почти каждому путешественнику, еще более усилили болезнь. Святитель Иннокентий, не доезжая до Москвы, около Твери простудился и занемог. «Какая тягость,– писал он с дороги в Петербург,– легла на голову, глаза и ум, и еще более на сердце. Чем благословит Господь настоящий выезд, все Ему предаю. Путь до Москвы недалек, а смерть еще ближе! Об одном прошу и молю Господа,– чтобы, очистив сколько-нибудь по сравнению с настоящим, принял дух мой! Вчера вечером в одной деревне я, желая встать из повозки, не мог держаться на ногах и потому лежал на крестьянском дворе около четверти часа»¹⁵⁰.

Святитель Иннокентий прибыл в Москву уже тяжко больным. Между тем ему предстояло необходимое участие в хиротонии Оренбургского епископа. Совсем больной, он все-таки не хотел откладывать дела и держать в неопределенном состоянии других, а потому решился принять участие в хиротонии в заранее назначенное время, несмотря на физическую слабость. «Почти всю неделю пролежал в обмороке,– писал свт. Иннокентий из Москвы в Петербург– В Успенском соборе, холодном и сыром, в продолжение длинной церемонии действовал и священнодействовал только помощью Божией. И теперь восхожу не более как на четыре ступени, и при этом всегда чувствую обморочный припадок. Пишу к вам, лежа на левом боку в квартире преосвященного Лаврентия (Бакшеевского) на Саввином подворье».

«Самая дорога,– говорил он в другом своем письме из Москвы от 29 марта,– как место искушения, доводила меня до той простоты, когда надлежало сознаться, что для человека, кроме покоя душевного и за ним телесного, нет ничего дороже на всей земле. Простая солома на деревенском дворике, успокаивающая меня, казалась мне точно лучше всего на земле. Через силу в четверг выезжал на наречение, возвратился оттуда в полуобмороке. В воскресенье служил в Успенском соборе, рукополагал. Один Господь дал силы совершить такое великое дело. Видящие сомневались, совершу ли я начатое. Я сам трепетал и был в полуобмороке. По окончании Литургии едва добрался до кареты и плохо помню, как возвратился в квартиру, где и лечусь. Пишу лежа. Пока не выздоровлю, в Пензу не поеду, пусть судят о том, как хотят. Политику, оскорбительную истине, надобно отлагать в сторону. Что нужды, если скажут слово неприятное,– только бы не злонамеренно».

Посвящение Оренбургского епископа, совершенное в холодном Успенском соборе, ухудшило состояние здоровья свт. Иннокентия. Около трех месяцев пролежал он больной в Москве и положительно был не в состоянии продолжать свой путь. Кроме того, епископ не имел в своем распоряжении таких денежных средств, которые дали бы ему возможность серьезно заняться лечением своей тяжелой болезни. Мало того, он во многом нуждался. Положение его в Москве сделалось бы совсем критическим, если бы не подоспела посторонняя помощь в виде частной благотворительности. Примечательно, что эта помощь явилась не со стороны духовных лиц, как следовало ожидать, а от людей светских, до того времени лично не знавших святителя Иннокентия. Поэтому совершенно прав архимандрит Фотий, который делает упрек членам московского духовенства в том, что они «все оставили свт. Иннокентия страдать и утешения ему никоего не подавали»¹⁵¹.

В письме в Петербург от 28 апреля о. Иннокентий рассказывает: «Больной обыкновенно слышит то о врачах, то о лекарствах, то о диете, то о сне, то о пище, то об испарине, а о душе и о Господе никто никогда не говорит ни слова. Благодарю Господа, что есть люди, которые не оставляют меня. Одна незнакомая дама, прислав узнать о здоровье, присоединила и вопрос о нуждах в пище и питии, а потом прислала пакет с деньгами, которого я, однако, не принял. Другая, вам знакомая, увидя на мне старенькое и простенькое покрывальце, вечером присылает тканевое; приехав на другой день, оставляет пакет с деньгами».

1 мая святитель Иннокентий вновь берется за перо: «Капитолина Михайловна Мальцова¹⁵² как мать заботится обо мне. Некоторые мои износившиеся или простенькие вещи тотчас переменяет, присылает свои, уговаривает. Посещает каждый день, ежедневно присылает хлеба и прочей пищи, какая только дозволяется врачами».

Самое живое участие в бедственном положении епископа во время его пребывания в Москве принимала и графиня Анна Алексеевна Орлова-Чесменская¹⁵³. Лишь только она узнала о его болезни, тотчас сама приехала навестить его. Графиня Орлова доставляла ему все необходимое для жизни, много заботилась о его лечении, приглашала самых лучших московских врачей и даже устраивала консилиумы. Обширные медицинские средства, какими пользовался больной, благодаря щедрости графини Орловой пошли ему на пользу. 12 мая он писал в Петербург: «Дней через семь хочу потихоньку, обложившись подушками, пуститься в дорогу. Верст по шестидесяти в день, шагом можно будет с помощью Божией двигаться. Что делать? Восьмая неделя как я в Москве, а истинного облегчения не вижу, один Господь...»

19 мая святитель Иннокентий сообщает: «Вчера с помощью Божией в первый раз, весь обложенный подушками, прокатился до Капитолины Михайловны. Сколько любви и услуг во время сей прогулки видел в Капитолине Михайловне! Истинно, как мать за дитятей, ходит она за мной. Свежий воздух сильно освежает, и я пробыл несколько часов в ее садике».

Однако в целом состояние святителя оставалось очень слабым, и выздоровление шло крайне медленно. В конце мая больной писал в Петербург:

«Врачи и я иногда дней по пять ожидаем возрастания сил. Только возблагодарю Бога за то, что крепость возрастает, силы умножаются, как в то же время встретится какое-нибудь расстройство, опять укладывающее в постель: иногда от образа пищи, иногда от количества, иногда от обстоятельств внешних, иногда от лекарства, и, наконец, сознаться должно, от моей глупой неосторожности. Все меры употребляю, чтобы на сих днях выехать из Москвы, хотя все меня удерживают и заставляют ждать укрепления сил.

Нашлась новая благотворительница – Анна Алексеевна Орлова-Чесменская. Высокопреосвященный митрополит Серафим был у меня и требовал, чтобы я написал рапорт в Св. Синод о своей болезни, но я не соглашался, желая поскорее выехать. Теперешняя дорога и воздух должны укрепить более всех лекарств и врачей».

В письме свт. Иннокентия от 2 июня читаем: «С помощью Божией, несмотря на слабость, решаюсь подняться с врачом, которого дает любезная графиня Орлова. Врачи не возражают, советуя только подождать несколько дней для укрепления»¹⁵⁴.

Через три дня святитель писал в Петербург: «Третий день квартирую у графини Орловой и собираюсь в путь. Сегодня графиня собирает врачей для совета: ехать ли мне при настоящей слабости, или еще ждать облегчения. Молю Господа, чтобы внушил им согласие отправить меня. Одиннадцать недель, почти семьдесят семь дней, ежедневно ожидая лучшего, остаюсь при старом, между тем как искусство врачей остается с ними и с их славой.

Графиня Орлова делает для меня все, что нужно, даже что угодно, а в иных случаях более, нежели угодно и нужно. Что только не изобретает ее любовь: она посылает, делает, подготавливает, советует, предупреждает желания. И что она столько усердствует ко мне, незнакомому?!»

Во время болезни в Москве святитель Иннокентий не забывал о своем ученике Фотии и время от времени напоминал ему о себе письмами. Вот одно из них: «Трехмесячная моя болезнь многому меня научила: именно в Москве есть истинно любящие Господа. О сем я радовался до слез. Надо мной, больным, Господь показал опыты любви Евангельской. Чтобы сказать коротко, скажу только, что два месяца меня за свой счет лечили, платили врачам за каждый визит по десяти рублей. Каждый день мне присылали хлеб и всю пищу, ежедневно посещали меня и вопрошали о моих желаниях. Дали мне и одеяла, и покрывала, и перину, и подушки, и чулки, и рубашки, и полотенца, и косынки, и платки, и полукафтан, и рясу, и экипаж, и карету на дорогу, и врача до Пензы, и даже денег на дорогу, да и более, нежели на дорогу. Господи! Где бы я взял все это, если бы Ты не подал все державной Твоей рукой через избранных Твоих. О, молись со мной, брат, возвеличим Господа вместе! Он все подает невидимо. Благословляй Господа!»¹⁵⁵

Письма свт. Иннокентия к С.С. Мещерской. С. 34.

Автобиография архим. Фотия. Кн. 2. Глава 11.

Семья Мальцовых отличалась благочестием и находилась в близких отношениях с княгиней С.С. Мещерской, почитательницей свт. Иннокентия. Очень вероятно, что именно княгиня Мещерская, узнав о болезни святителя, письменно просила ее принять участие в его тяжелом положении. Русская старина. 1874. Январь. С. 25.

Подвижническая жизнь святителя Иннокентия и сила его проповеди сделали имя его известным в России и заслужили особенное внимание графини Орловой. Узнав о приезде епископа в Москву, она приняла в его судьбе живое участие, и так прониклась его благочестием, что просила указать ей наставника в духовной жизни. Святитель Иннокентий указал на инока Фотия. Елагина. Жизнь графини Орловой. СПб. С. 25–26. По рассказу священника Я.Л. Морошкина, переданному им со слов других, графиня Орлова была знакома со свт. Иннокентием еще в бытность последнего ректором С.-Петербургской семинарии. Воспоминания свящ. Я. Морошкина. Русская старина. 1876. Октябрь.

Письма свт. Иннокентия к С.С. Мещерской. С. 48–51.

Житие преосв. Иннокентия, составленное архим. Фотием.