Слово в день священного венчания на царство благочестивейшего государя Николая Павловича, императора и самодержца Всероссийского, сказанное в Киево-Печерской Лавре 22 августа 1831 г.

«Рече Господь Господеви моему: седи одесную Мене, дóндеже положу враги Твоя подножие ног Твоих. Жезл силы послет Ти Господь от Сиона, и господствуй посреде врагов Твоих... Господь одесную Тебе сокрушил есть в день гнева Своего цари: судит... во главы на земли многих. От потока на пути пиет: сего ради вознесет главу» (Пс. 109:1–2, 5–7)

Так в книге псалмов Давидовых описывается великое предназначение великого царя: Иегова благоволит о нем и хранит его, яко зеницу ока; но в то же время попускает быть предметом вражды и неправд человеческих, терпеть нападения и клевету. Он исполнен благодати и истины, достоин всех благословений земли и неба; между тем, толпы неистовых мятутся, чтобы поколебать престол его. При всей любви к миру для него необходимо вести брани и производить суд над народами; при всем сострадании к бедствиям человечества он должен сокрушить главы многих. Кратко: сему царю-подвижнику суждено свыше идти и вести народ свой к славе и благоденствию путем искушений и терпения: «от потока на пути пиет: сего ради вознесет главу».

Нет нужды исследовать, кто этот царь, изображаемый Псалмопевцем, и с кого сняты черты, столь дивные. По откровению самого Неба, мы знаем, что в них изображено достопоклоняемое лице Мессии, Божественного первообраза всех царей и владык земных, и вместе – высочайший образец всех подвижников истины и добродетели. Но потому самому это пророчественное изображение может быть прилагаемо и к судьбе каждого из тех (немногих) венценосцев, которым суждено свыше побеждать благим злое, сочетать величие с терпением и кротостью. Таков был Давид, муж Божий по сердцу, верный оправданиям⁵⁸ Иеговы и, однако же, проходивший с народом своим ряд искушений столь тяжких, что молитвенными воплями его наполнена большая часть псалмов. Таковы были Иосафат, Езекия, Иосия и прочие образцы царственной славы, стяжеваемой терпением и подвигами.

Усомнимся ли к этим благолепным именам присоединить еще одно победоносное имя, близкое теперь к устам и сердцу каждого сына Отечества? Дерзнем ли не приметить священных тернов, которыми рука Промысла украшает венец и нашего возлюбленного монарха? Ах, кто не знает, что любезное Отечество наше вдруг поражено теми бедствиями, из которых Давид некогда страшился избрать (2Цар. 24:14)? Для чьей же главы ощутительнее тяжесть испытующей десницы Божией, как не для главы народа? В чьем же сердце сильнее отзываются удары судеб, как не в сердце отца Отечества? Царственные уста не раз отверзались уже на смиренное исповедание неисповедимых путей Божиих; самодержавная рука не раз, вместо повелений, писала молитву сокрушения и преданности: сам Давид не отверг бы выражений сей скорби и не усомнился бы признать, что его изображение царя-подвижника в лице нашего монарха еще раз нашло свое осуществление.

Благоговея пред такими знаками самодержавного смирения, наш долг, однако же, поведать, что и светлая сторона богоначертанного изображения Давидова весьма ясно и верно отражается в судьбе нашего помазанника. Наше дело возвестить в слух всех, что тяжкие искушения, которыми Промыслу Вышнего угодно было посетить наше Отечество⁵⁹, служат к тому, чтобы пред всем светом открылись высокие качества души царевой; что все враги его и царства видимо облекаются студом и один за другим полагаются в подножие ног, что приближается время окончательного торжества добра над злом, верности долгу и порядку над буйством и ненаказанностью.

Так вожделенное время это приближается! Ангел смерти, преследуемый смирением царя и молитвами народа, видимо спешит из пределов нашего Отечества; земля, ожестевшая было под стопами устрашенных делателей, паки разверзла недра свои и в большом обилии износит жизнь и веселие; чудовище мятежа⁶⁰ уже поражено во главу, и те, которые мнили шумом оружия заглушить вопль правды, сами начинают внимать голосу долга; сама столица вероломства⁶¹ трепещет уже в стенах своих, если только они еще дерзают стоять пред лицом воинства российского. Увидим и последний конец бедствиям! За рядом побед наступит торжество великодушия и милости. Та же десница, которая теперь карает непокорность и буйство, еще охотнее прострется на уврачевание язв и осушение слез. Те же люди, которые доселе в омрачении ума не видели другого исхода из бездн мятежа, кроме победы или смерти, найдут благотворную средину на лоне единоплеменного незлобия и кротости, и братья, на время разлученные чуждым для них духом крамолы, тем теснее соединятся навсегда под самодержавным скипетром одного общего отца.

И что могло бы расторгнуть столь ужасным образом священный союз двух народов, которые, по намерению самого Промысла, навсегда сопряжены единством происхождения, сродством языка, совместностью всех выгод местоположения, давностью сношений и недавним обетом клятвы? О, подлинно, если «что было добро, или что красно, то сей братии жити вкупе» (Пс. 132:1)! Только тлетворный дух лжи, »льстяй" ныне едва не «вселенную всю» (Откр. 12:9), мог обаяниями своими заглушить глас правды и благоразумия. Но что принесет с собою сей едемский искуситель? При одном появлении его тишина и безопасность исчезли, общественная деятельность прекратилась, порядок уступил место насилиям, семейственные и гражданские добродетели заменились безумными порывами отчаяния. Что последовало за принятием «змииного» совета? – Ниспровержение того, в чем находили свое благоденствие грады и веси; опустошение того, что созидалось и украшалось веками; страх одних, стыд и раскаяние других, бедствия и слезы всех: «И отверзошася очи... и разумеша, яко нази беша... И услышаста глас Бога ходяща в раи... и скрыстася» (Быт. 3:7, 8): вот неизбежный конец всех безумных восстаний против Царя Небесного и царей земных! Первым поводом к искушению в таком случае обыкновенно бывает мечта лучшего: «будете яко бози» (Быт. 3:5). И действительно, нет ничего похвальнее, как желать усовершенствования себе и другим; и нельзя отрицать, что на бедной земле, обитаемой родом человеческим, немало такого, что может быть лучше. Слово Божие прямо говорит, что мы все в состоянии изгнания едемского. А такое состояние когда бывает совершенным? Но кто поручится, что все, кажущееся нам в общественной жизни недостатком, действительно таково? – Тем паче, что средства, придуманные нами для исправления порядка гражданского, непременно приведут к цели и отвратят все недостатки? Как трудно бывает иногда судить правильно о том, что истинно полезно или вредно и для одного человека – даже для нас самих! Тем труднее постигнуть, отчего ближайшим образом зависит благоденствие целого народа. Для того нужно знать его во всем составе и частях, видеть его способности и недостатки, нужды и желания, обнять соображением состояние его прошедшее, настоящее и будущее; различить в его судьбе с точностью возможное от действительного, случайное от существенного. Многие ли могут похвалиться таковым знанием? А без него легко можно впасть в заблуждения самые грубые и пожелать своему Отечеству таких совершенств, которые для него или невозможны, или обратились бы в настоящее зло. Не так ли точно ропщут иногда на Промысл Божий, который, без сомнения, есть самый премудрый и праведный? – ропщут потому, что не видят всех путей Промысла и не умеют правильно судить о том, что кажется в мире беспорядком.

Знающий всю ограниченность природы, а тем паче произведений человеческих, нимало не поколеблется в своей верности и любви к порядку общественному и при замечании в нем действительных недостатков. Есть ли на земле совершенство, не причастное недостаткам? Легко воображать лучшее, но как трудно приводить его в действо! И одного какого-либо человека невозможно вдруг образовать и сделать счастливым, тем паче народы. Каждый сам себе самый лучший доброжелатель; но делает ли для своего истинного блага все, что возможно? И когда делает, достигает ли всего, что предполагал? Борьба с недостатками есть наш удел на земле, а умеренность и терпение – первые добродетели. Где народ, который бы мог похвалиться, что он обладает совершеннейшим устройством гражданским? Те, которые кровавой борьбой восхитили незаконное право сами себе предписывать законы, вдруг ли через то взошли на верх благоденствия? Нет, они идут, подобно всем прочим народам, от одного опыта к другому, принимают тяжелые уроки от времени, учатся собственными ошибками, повторяют то же самое, в чем прежде винили других. И сказать ли неприятную для некоторых истину? Надобно благодарить Промысл, что он не попустил обществам человеческим, равно как и, в частности, людям, достигать в настоящем состоянии на земле полного совершенства! И теперь, когда различные бедствия и недостатки земной жизни непрестанно пробуждают в нашей душе тоску о первобытном совершенстве, нами потерянном, и о Небесном Отечестве, нас ожидающем, и теперь мало помнят это будущее Отечество, где живет одна правда; а тогда, прилепившись к земле, никто бы не захотел о нем и думать.

Из сказанного нимало не следует, чтобы кому-либо позволено было оставаться совершенно праздным зрителем недостатков (если они есть) жизни общественной, якобы неизбежных и потому неприкосновенных. Напротив, здесь-то и место истинному усердию. Законы не могут обнять всех частных нужд и случаев, которые бесчисленны: (так) покрой неподходящее под сень закона твоей любовью к человечеству! Правосудие земное не в состоянии поражать прямо всех возможных злоупотреблений: стань против них с твердостью там, где можешь; делай без повеления то, что желал бы видеть предписанным в законе; будь, если возможно, лучше закона.

Но есть ли какой-либо благой поступок, который бы не был предписан уже Самим Богом в нашей совести? Можно ли пожелать лучшего законоположения, нежели какое находится в слове Божием? Следуй таким руководителям и никогда не найдешь причин к раскаянию. То преобразование, которое почитаешь нужным для всех, начни с себя самого; внеси устройство в круг твоих подчиненных, покажи в своей жизни пример тех совершенств, которые ты желал бы видеть в жизни общественной. И один такой пример не может остаться без действия, тем паче если их много. А что было бы, если бы все самоназванные преобразователи обществ пошли таким путем самоисправления? Сколько преступлений и ужасов было бы избегнуто! Сколько беспорядков и зла истреблено неприметным образом! Сколько добра произведено в тишине и мире! И слезы обольщенных, которые теперь льются пред Богом отмщений, были бы тогда слезами искренней благодарности.

Могут быть, конечно, и такие недостатки в устройстве обществ человеческих, которые не в состоянии победить вся ревность частных людей. Но для того-то и существует верховная власть, в руках которой сосредоточены силы и средства укреплять слабое, возращать юное, исцелять немощное, искоренять, насаждать и отреблять. Нам ли жаловаться на недостаток этих средств или на неупотребление их? Если бы и все народы усомнились в благотворной деятельности властей предержащих, то Россия – не может. Ее величие есть истое дело ее самодержцев. Кто простер пределы земли отечественной до последних пределов вселенной, заставил нехристианскую Азию преклониться пред знамением Креста и недавно еще освободил всю Европу от тяжкого ига?⁶² – Наши самодержцы. Кто призвал к нам просвещение, возрастил вертограды наук, повелел свету ума разливаться и там, где редко является свет солнца? – Наши самодержцы. Кто проложил неизмеримые пути отечественной промышленности, облегчил движение народных избытков, открыл для трудолюбия входы и исходы во всех странах света? – Самодержцы. Кто в продолжение толиких веков изрекал для Отечества права и законы, был звучным органом народной совести и смысла, гласом Самого Бога? – Самодержцы. В других странах благое нередко зачиналось внизу и восходило к престолу; у нас оно всегда возникало на престоле и низходило долу. Другие предваряли, мы всегда были предваряемы, и едва могли вмещать подаваемое. После такового прошедшего при нашем настоящем можно ли опасаться за будущее?

Нет, наконец, причины смущаться и той мыслью, что действия власти предержащей, сколько бы она ни была попечительна и мудра, как действия человеческие, могут, так сказать, отставать от развития сил и потребностей народных и через то самое замедлять преспеяние общества гражданского. Царь Небесный, в деснице Которого цари и царства, прежде нас видел эту опасность, и отвратил ее единожды и навсегда. Чем отвратил? Тем, что существенное преспеяние обществ человеческих подчинил не слабому произволу человеческому, а своему вседетельному и премудрому Промыслу. В самом деле, возрастание народов, равно как и человека, завися во многом от внешних обстоятельств, имеет и свой внутренний закон, действия которого никакая сила остановить не может. В обществах человеческих есть Самим Богом положенное, ничем не заглушаемое начало усовершимости⁶³. Это живоносное, врожденное всем начало есть стремление к истинному, которое в народах, равно как и в частных людях, перестает действовать и приносить плоды только тогда, когда они сами, в омрачении ума и буйства воли, уклоняются от главной цели бытия своего. Вместе с развитием такого начала жизни все худшее проходит само собою, предрассудки исчезают, понятия и желания очищаются, каждый входит в свои права, горы и холмы смиряются, дебри наполняются, и целый состав общества сам собою приемлет вид стройный и благолепный. Напротив, насильственные потрясения обществ не только не ускоряют их истинного усовершенствования, хотя для того по видимому предпринимаются, но и замедляют его. Неизбежным следствием, и вместе наказанием за них, бывает раскол гражданский и взаимная ненависть. Когда одна половина граждан стремглав спешит вперед, другая, как бы по некоему закону противоположности, устремляется назад. В середине открывается бездна, которая поглощает тысячи жертв, прежде нежели наполнится. Между крайностями начинается борьба и колебание, по окончании которых, думая быть у цели, нередко находят себя от нее далее прежнего.

Нет, путь истинного гражданского преспеяния идет от престола, а не из дебрей, и приводит в храм благочестия, а не в вертепы буйства. Он продолжителен, но зато безопасен и тверд; продолжителен для жизни одного человека, непродолжителен для жизни народов. Царства возрастают веками, – и чем медленнее, тем бывают долговечнее.

Любезное Отечество! С каким радостным спокойствием от этих священных истин обращаемся к тебе, в судьбе которого они осуществлены так верно и полно! Не восхищением непщевало⁶⁴ ты взойти на высоту всемирной славы. Когда прочие народы наслаждались уже плодами свободы и гражданственности, ты носило еще узы и было умалено. Продолжителен был ряд искушений твоих, кровавы подвиги, страшно испытание верности, но, вот, и Бог превознес тебя. Чего недостает теперь к твоему настоящему, тем паче будущему величию? Неизмеримые пространства твои видимо сотворены быть поприщем великих событий и опытов гражданской жизни; многообразный состав твой сам собою обещает всякого рода силы и совершенства; ты объемлешь собою все климаты, слышишь внутрь себя все наречия, находишь в обителях своих все степени образования, изображаешь в себе бытие целого рода человеческого. Что может совратить тебя с пути к истинному величию, если ты само не уклонишься от своей высокой цели? Продолжай же идти мирным путем законного самоусовершенствования, не уклоняясь ни на шуие, ни на десное, не предаваясь тем гибельным порывам сил, которые возвышают на годы и обессиливают на веки. Пусть шатаются «языцы и людие» поучаются «тщетным», пусть предстают на поле брани «царие земстии, и князи» собираются «вкупе на Господа и на Христа» твоего; пусть говорят: «расторгнем узы их» – узы любви и благоденствия народного, «и отвержем от нас иго их» – иго благое и легкое. «Живый на небесех» – и в твоих православных храмах, а паче в твоем христолюбивом сердце, – «посмеется им, и Господь поругается им», как они ругаются тобою. Он «возглаголет к ним гневом Своим и яростью Своею смятет я». Тебе же не только возвратит прежние, но и даст новые "языки в достояние твое, и в одержание твое концы земли». Только продолжай работать «Господеви со страхом, и радоваться пред Ним с трепетом»; только приими благодушно «наказание», тебе ниспосланное. «Блажени вси надеющийся Нань» (см.: Пс. 2).

Почтенные соотечественники! Нет сомнения, что каждый из нас всем сердцем участвует в этих благожеланиях Отечеству. Но всякое истинное благожелание должно выражаться в благом действовании. Повторим же пред лицем Бога правды обет, подражая примеру монарха, употреблять все силы и способности свои во благо Отечества. День священного венчания на царство должен быть днем повторения священных обетов пред Богом для царя и его народа – особенно во время, подобное настоящему. Аминь.