Смысл XIII-го правила Лаодикийского собора

Открытия по приходскому вопросу вращаются около 13 правила Лаодикийского собора, касающегося участия паствы в избрании себе пастырей. Они формулированы Г. Папковым в след. виде: «Право деятельного участия клира и мирян в избрании пастырей и епископов подвергалось неоднократно оспариванию, при чем противники этого права обыкновенно выставляют в качестве своего аргумента так наз. 13 правило Лаодикийского собора, которое, будто бы, категорически возбраняет клирикам и мирянам производить такие выборы. Сделанные мной в этом отношении изыскания, продолжает Г. Папков, привели меня к совершенно другому выводу, а именно к тому, что никакого правила по сему предмету, изданного Лаодикийским собором, не существует, и что, в действительности, под неправильным названием 13 правила сего собора сохранился лишь заголовок, из которого можно только заключить, что члены названного собора, если что и запретили, то именно производство упомянутых выборов толпой или сборищем народа. При этих изысканиях я, однако, обнаружил, что в переводе правил Лаодикийского собора, сделанном Казанской духовной академией, так наз. 13 правило изложено в том смысле, что производство таких выборов не только запрещено толпе, сборищу народа, но даже и общине (очевидно – церковной, т. е. приходу). Считая такую ошибку весьма серьезной, могущей вовлечь в заблуждение даже лиц, беспристрастно относящихся к вопросу о восстановлении в нашей церковной практике утраченного выборного начала, я счел себя нравственно обязанным отдать свои изыскания по сему предмету на суд общественного мнения» (Папков. Правило или заголовок. Цер. Вед. 1907. No 21. стр. 844. Срав. Новое Время 1906 No 11033 ст. Вниманию Православного Общества).

Итак, открытия Г. Папкова в отношении права участия паствы в избрании себе пастырей состоят в том, что 1) никакого правила по сему предмету, изданного Лаодикийским собором не существует и 2) что это правило переведено Казанской академией ошибочно. Разберем эти открытия.

Прежде всего естественно выяснить, насколько эти открытия принадлежать самому г. Папкову. Как ни категорически, как ни самоуверенно усвояет себе Г. Папков эти открытия, самые статьи г. Папкова свидетельствуют, что он был только передатчиком сведений, взятых у других, – не более. Так из статьи Г. Папкова, «Вниманию православного Общества», помещенной в No 11033 Нового Времени за 1906 год 29 ноября, видно, что он свое открытие No 2 почерпнул из статьи г. Аксакова «Всецерковный собор и выборное начало», помещенной еще в декабрьской книжке Бог. Вестника за 1905 год, потом перепечатанной в Сборнике, «к Церковному Собору». Спб. 1906. стр. 109. А относительно первого тезиса, т. е. касательно того, существует или нет 13 правило Лаодикийского собора, сам Г. Папков прямо заявляет в Новом Времени, что это не его открытие, а Г. Заозерского. «Названный профессор (Заозерский) открыл, что указанный текст деяний (?) Лаодикийского собора не есть правило, а лишь только оглавление правила, которое само отсутствует». Затем, вторая статья Г. Папкова: «Правило или заголовок» (Цер. Ведом. 1907. No 21), написанная в ответ на критические заметки против первой статьи его со стороны проф. Остроумова и Г. Барсова (Цер. Вед. 1907. No 2 и 4), есть не что иное, как краткая выдержка из статьи профессора Заозерского, помещенной в апрельской книжке Богословского Вестника за 1907 год. Без этой статьи профес. Заозерского г. Папков был бы безответен пред возражениями Остроумова и Барсова, как опять сам он сознается (Цер. Вед. 1907. No 21. стр. 846), по крайней мере относительно филологии. Самое заглавие своей статьи (Правило или заголовок) Г. Папков заимствовал у проф. Заозерского (Бог. Вестн. 1907. апр. 642). Итак, где же собственные изыскания, собственные открытия, которыми хвалится Г. Папков? Не лучше ли, не честнее было бы со стороны его не присвоят себе открытий, которых он не делал и не мог сделать по степени своей подготовки к работам в области вопроса об источниках церковного права. Не лучше ли также было бы с его стороны не приписывать и другим открытий вопреки действительности?

Не только научные открытия в таком трудном вопросе церковного права, как история источников церковного права в древней церкви, требуют серьезной научной подготовки в этой области знания, но и надлежащее понимание движения научных изысканий других исследователей также возможно только при том же условии. Справедливость этого требования сказалась опять на Г. Папкове, как передатчике чужих сведений и мнений. Г. Папкову было не под силу передать мнения своего вдохновителя с надлежащей точностью, разумением и должным освещением, как увидим далее. Причиной этому его неподготовленность к надлежащей оценке научного материала из области знаний ему малоизвестной. О своей слабости в области классической филологии засвидетельствовал сам Г. Папков¹. А между тем он берет на себя смелость высказывать аподиктическое суждение в вопросе, исходным пунктом которого служит греческий текст. О слабости его сведений по истории источников церковного права свидетельствуют его собственные статьи касательно 13 правила Лаодикийского собора. Весьма характерно в этом отношении выражение Г. Папкова: «указанный текст деяний Лаодикийского собора не есть правило, а лишь только оглавление правила, которое само отсутствует». Это выражение показывает, что автор, его употребивший, имеет смутное понятие о том, что такое деяния соборные и что такое правила соборные, не видит несообразности в том своем положении, будто текст (правила), содержащийся в деяниях собора, может быть только заголовком правила или даже его сокращением. Не видно также у автора знания дела и в том объяснении, какое дает он факту пропуска в переводе 13 правила Лаодикийского собора в славянской печатной Кормчей и в Книге правил слов: «О том, что».. Это будет выяснено ниже. Есть много и других неточностей и погрешностей в передаче Г. Папковым чужих мыслей и суждений. Он своей неверной передачей чужих вдохновений компрометирует своих вдохновителей. Последние, конечно, не подпишутся под этими неточностями, составляющими собственные неудачные домыслы Г. Папкова. Подобные домыслы могут считаться научными открытиями только для Г. Папкова и подобных авторов, мало сведущих в канонической науке. Г. Папкову деликатно дано было понять гг. Остроумовым и Барсовым, что не ему судить о том, что нужно считать открытием в вопросе об источниках церковного права. Но Г. Папков не желал понять этого тонкого намека и как ни в чем не бывало, продолжает выступать пред читающей публикой с заявлениями о своих оригинальных научных открытиях, оговариваясь в то же время, что это – не его собственные открытия, а проф. Заозерского. И выходит как будто, что гг. Заозерский и Папков представляют собой нечто похожее на двух библейских братьев, из которых один был гугнивый, а другой речистый, служивший передатчиком народу велений первого – Моисей и Аарон. Только не понятно, для чего Г. Заозерскому нужно было иметь глашатая своих ученых мнений в печати. Ведь он и сам не менее Г. Папкова речист и способен не только к живой, но и хитросплетенной речи, как показывают его печатные статьи. Ведь часто глашатаи не столько помогают популяризации ученых мнений вдохновителей, сколько причиняют им хлопот. Это же случилось и с Г. Заозерским, которому пришлось выступать в печати с нарочитой защитой разглагольствий Г. Папкова на ученые темы против его критиков и спасать его от краха, – при самых неблагоприятных условиях и с весьма сомнительным успехом.

Обратимся к рассмотрению самого открытия относительно 13 правила Лаодикийского собора, с которым торжественно выступает пред публикой г. Папков над защитой проф. Заозерского, именно к первому пункту этого открытия. Г. Папков узнает от проф. Заозерского, что 13 правило Лаодикийского собора в подлинном греческом тексте начинается словами: περὶ τοῦ – о том, что. Такое открытие (для Г. Папкова) известного всем знакомым с Книгой правил факта привело в восторг нашего ученого исследователя и дало ему толчок к следующему построению якобы ученых выводов. Упомянутое начало 13 правила Лаодикийского собора в греческом тексте, рассуждает Г. Папков. дает право думать, что в нем содержится заголовок правила, а не самое правило. В славянской же печатной Кормчей и в Книге правил слова: «πεрί τοῦ – о том, что» опущены и косвенная речь обращена в прямую. Это сделано, по ученому предположению Г. Папкова, неспроста. Такой пропуск в славянском и русском тексте слов, «о том, что», говорит он, устанавливает неправильное понятие для всей последующей фразы придавая ей значение правила, тогда как самого правила названного собора относительно устанавливаемого им порядка выборов не сохранилось. Посредством такого опущения слов: «о том что» заголовок в нынешнем официальном каноническом кодексе превращен из косвенного предложения в прямое и только в этом виде мог быть принимаем за правило».² Таким образом Г. Папков вкупе с проф. Заозерским делают упрек сборникам правил, употреблявшемуся и употребляющемуся теперь в практике русской церкви, в том, будто они заведомо извращают одно из правил древней церкви с задней целью. Этот упрек совершенно несправедлив. Относительно печатной славянской Кормчей всякому знакомому с историей славянской Кормчей известно, что она поместила у себя готовый славянский перевод, сделанный Саввой архиепископом Сербским, а этот перевод в данном случае совершенно сходен с греческим текстом, находящимся в Эпитоме Аристина. Книга правил также не имела в намерении искажать 13 правило Лаодикийского собора; она поместила у себя греческий текст этого правила (наряду с другими правилами) в том изложении, в каком оно употребляется в сборниках правил по полному тексту т. е. с удержанием первых слов: περὶ τοῦ... Если же в русском переводе она опустила эти слова, указывающие на косвенную речь, то сделала это, вероятно, руководствуясь примером Пидалиона (объяснения ниже) в полном убеждении, что от этого смысл 13 правила Лаодикийского собора нисколько не изменяется. Затем ничем не может быть подтверждено и то положение Г. Папкова, будто только в том переводе, в каком 13 правило Лаод, находится в Книге правил, т. е. с опущением слов: «О том что», оно получает значение правила, а без этого опущения оно не более как заголовок правила. Все древние канонические сборники, в которых были помещены правила Лаодикийского собора на греческом языке, считали их за правила, а не за заголовки, и приводили их под именем правил, несмотря на то, что все они (за исключением последнего – 60 правила) начинаются словами, характеризующими косвенную речь, именно: о том что, или что. Так напр. в Номоканоне XIV титулов в гл. 7 тит. I, в Синагоге Иоанна Схоластика т. 7. В последнем собрании правил, в указанном титуле, в конце его, приводятся текстуально 12, 13 и 57 правила Лаодикийского собора, и все равно называются правилами. В западных переводах и собраниях правил греческих соборов Лаодикийские правила называются также правилами. Дионисий Малый в своем переводе правил восточной церкви поместил в начале указатель содержания каждого правила каждого собора, который (указатель) потом в виде заглавий был размещен порознь над каждым правилом. От этого в Сборнике Дионисия Малого над правилами Лаодикийского собора, которые Г. Папков вкупе с проф. Заозерским называет заголовками, мы встречаем действительные заглавия над каждым из правил. Так напр. над первым правилом Лаодикийским стоит заглавие: de bigamis – о двоебрачных, над двенадцатым: de episcopalibus ordinationibus – о поставлении епископов, над тринадцатым, о котором у нас речь, стоит заглавие: judicio multitudinis ordinationes fieri non debere – «поставления не должны совершаться по суду толпы». Ясное свидетельство, что Дионисий Малый не считал Лаодикийские правила заголовками к правилам, не содержащими в себе определенных норм. Равным образом толковники церковных правил греческой церкви XII века – Зонара и Вальсамон в своих толкованиях везде называют Лаодикийские правила правилами. Да и сами Лаодикийские правила в их целом изложении не оставляют сомнения в читателе в том, что они содержат в себе нормы, установленные Лаодикийским собором. За это говорит прежде всего их надпись: «Κανόνες τῆς ἐν Λαοδικείᾳ συγκροτηθείσης συνόδου – Правила собора собравшегося в Лаодикии». Затем во многих древних рукописях вслед за этой надписью идет пояснение такого рода: Ἡ ἁγία σύνοδος ἡ κατὰ Λαοδικείαν τῆς Φρυγίας Πακατιάνης συγκροτηθεῖσα ἐκ διαφόρων ἐπαρχιῶν τῆς Ἀσιανῆς, ὅρους ἐξέθετο Ἐκκλησιαϛικούς, ὡς ὑποτέτακται (Beveregii. Pandectae canonum. Oxonii. 1672. t. II. Annotationes in canones. p. 193. – Ράλλη Σύνταγμα. t. ΙΙΙ. p. 171. – Pitra. Juris ecclesiastici graecorum historia et monumenta. t. I. p. 494. Бенешевич. Древне-славянская Кормчая ХIV титулов без толкований. т. I. вып. 2. Спб. 1906. стр. 267). Это объяснение удержал в своем переводе Дионисий Малый, у которого читается: Sancta synodus, quae apud Laodiceam Phrygiae Pacatianae convenit ex diversis regionibus Asiae, deficiones exposuerit ecclesiasticas, quae subter annexae sunt. По русски: Святой собор, собравшийся но Фригии Пакатианской из разных стран Азии, изложил церковные определения, которые ниже сего прилагаются. Это пояснение не оставляет никакого сомнения насчет того, что положения, следующие за надписью и пояснением, и есть настоящие соборные определения. Затем, каждое из последующих положений называется правилом (κανών) первым, вторым и т. д. Первое (говорит) о том, что (περὶ τοῦ) свободно и законно соединившимся вторым браком по прошествии известного времени должно по снисхождению даровать общение. Двенадцатое правило о том, что епископов следует поставлять на церковное начальство по суду митрополитов и окрестных епископов. Тринадцатое правило говорит о том, да не будет позволяемо сборищу народа избирать имеющих произвести во священство. Таким образом все изложение постановлений Лаодикийского собора от начала до конца в своем целом внушает нам, что здесь пред нами самые правила этого собора, а не что-нибудь другое.

Но этому препятствуют, говорит Г. Панков в одно слово с проф. Заозерским, начальные слова текста – περὶ τοῦ. Не будь их, текст обратился бы в правило: присутствие же их служит признаком, что это только заголовок. Но неужели же эти два слова имеют такое важное значение, какое придает им Г. Папков? Неужели в данном случае все зависит только от них по пословице: Littera docet, Littera nocet? Нет, указанные слова признак слишком внешний, чтобы с ним связывать значение текста. Выше уже указано, что памятник, известный под именем правил Лаодикийского собора, в его целом изложении дает основание читать 13 правило так: тринадцатое правило говорит о том, что не должно быть позволяемо сборищу народа производить избрания лиц священных. Тут нет сходства с заголовком по внешнему изложению; наоборот в повествовательной форме излагается содержание правила. Указанная особенность в изложении 13 правила Лаод. собора, – именно начинание его с частицы, указывающей на косвенную речь, встречается и в изложении других. правил. Не говоря уже о правилах Лаодикийских, из которых первые 19 все начинаются словами: περὶ τοῦ, а последующая (за исключением последнего 60-го) словом ὅτι, подобное же мы встречаем и в правилах собора Карфагенского, из которых многие начинаются словом ὥτε. И это обстоятельство никому не давало повода считать эти правила заголовками или чем либо подобным. Вообще в изложении правил не замечается никакой определенной общеобязательной формы, а допускается значительное разнообразие. Это разнообразие замечается даже в изложении правил одного и того же памятника. Для примера можно указать на сборник правил Карфагенского собора. Здесь правила излагаются и прямой и косвенной речью. Есть правила над которыми стоять особые заголовки, напр. над прав. 57 (по Книге правил) стоит заглавие: о донатистах и детях крещенных донатистами; над правилом 77: о кротком обращении с Донатистами; над правилом 80: о назначении посольства к Донатистам; над правилом 108: о церковных исполнителях и пр. Большинство же правил Карфагенского собора не имеют подобных заглавий. В числе правил Карфагенских немало и таких правил, в изложении которых сохранились следы самых соборных рассуждений; напр. указание на то, кем из членов собора предложена известная норма, какие были соображения к её предложению, всеми ли членами собора принято известное предложение и т. д. Все указанные особенности в изложении правил никого не удивляли, и не подавали никакого повода к зазиранию находящихся в правилах норм из-за особенностей внешнего их изложения. Тоже нужно сказать и о правилах Лаодикийского собора. Свидетельства собраний церковных правил приведены нами выше. К ним нужно присоединить ученый авторитет Гефеле, выдающегося исследователя по истории соборов и соборных правил. (Hefele. Conciliengeschichte. Auf. 2. t. 1. p. 746–766).

В 1888 году в Париже на всемирном ученом конгрессе католиков аббат Boudihnon выступил с докладом о правилах Лаодикийского собора. По мнению ученого аббата, правила Лаодикийского собора представляют собой только предметный указатель к правилам IV века. Источниками его служат Никейский собор, Лаодикийский собор, точных сведений о котором не сохранилось, а также некоторые другие канонические статьи. (Lauchert. Die Kanones der wichtigsten altchristlichen Concilien. 1896. Leipzig. p. XXII). Этот доклад, дающий мало определенного содержания, по крайней мере в сообщении Лаухерта, дополнен и поправлен ученым рефератом проф. М. А. Остроумова, читанным на ХII археологическом съезде в Харькове в 1902 году. (Труды ХII арх. съезда в Харькове в 1902 г. т. III. Москва. 1905. стр. 304–305). Проф. Остроумов считает правила Лаодик, собора в настоящем их виде кратким текстом правил сего собора, сродным краткому тексту и других соборных правил помещавшемуся в сборниках, известных под именем, «синопсиков» или «эпитоме». Грамматическая конструкция этих правил важна в том отношении, что она наглядно объясняет процесс происхождения краткого текста правил из полного. Краткий текст правил произошел из заглавий, которые начиная с IV века обыкновенно ставились над каждым правилом по полному тексту. Ввиду трудности списывать и приобретать правила по полному тексту, нашли возможным руководствоваться кратким их изложением. Для этой цели выделили краткие заглавия, стоявшие над правилами, из полных собраний правил и собрали в особые краткие сборники – синопсисы. При этой переделке заглавий в правила в большинстве случаев косвенная речь была обращена в прямую, и бывшие заглавия правил обратились в самые правила, только сокращенно изложенные. В некоторых же случаях грамматическая форма изложения правил сохранила в себе указание на прежнее заголовочное значение текста. Самый ясный пример этого представляют правила Лаодикийского собора. Что касается вопроса о том, правильно ли краткий текст правил передает содержание подлинных правил по пространному тексту, то это вопрос общий для всех сборников правил по краткому тексту в целом их виде. В этом случае нужно положиться на компетентность и добросовестность составителей таких сборников. Если бы сборники правил по краткому тексту искажали содержание правил подлинных, то, очевидно, они не имели бы ходу на практике, и даже были бы запрещены к употреблению. А между тем церковная практика показывает, что подобные сборники были в большом ходу и в рукописях очень часто помещаются рядом с сборниками правил по полному тексту, как бы для постоянной проверки одних другими. Известно, что и русская и другие славянские церкви в древности руководствовались главным образом кратким текстом церковных правил. И можно ли сказать, что они не знали церковных правил?

Реферат проф. М.А. Остроумова очень интересен и важен в вопросе о происхождении сборников с кратким текстом правил. Он оказывает большую услугу и в решении нашего вопроса о правилах Лаодикийского собора – со стороны грамматической формы их изложения. После объяснения происхождения и значения этой формы, данного в реферате проф. Остроумова, уже нельзя ставить этой формы в предосуждение правилам Лаодикийского собора и говорить, будто до нас совсем не сохранилось правил Лаодикийского собора и будто в частности из 13 правила сего собора в его настоящем изложении мы не можем почерпнуть никакого определенного понятия о том, что постановил Лаодикийский собор об участии мирян в выборах кандидатов на священство. Если же Г. Заозерский утверждает противное, если он полагает и считает непреложной истиной, что 13 правило Лаодикийского собора не есть правило, содержащее определенную каноническую норму, как думали доселе, а есть бессодержательный заголовок утерянного правила, то, если угодно, это действительно научная новость, но новость особого рода, которой место в области научных курьезов.

Рассуждение о внешней форме изложения 13 правила Лаодикийского собора велось г. Папковым под руководством и защитой проф. Заозерского с той целью, чтобы опорочить неприятное им правило и, если можно, свести значение его к нулю. Они держатся мысли, что в настоящем своем изложении это правило не содержит в себе определенной канонической нормы и даже не даст определенной мысли. Такое мнение вызвало основательные возражения против себя со стороны проф. Остроумова и Г. Барсова. Гг. Папков и Заозерский хотя и пытались отстаивать свое мнение, но тщетно; против очевидности спорить нельзя. В самом деле, если бы в 13 правиле Лаодикийского собора было сказано только буквально: «о выборах на священные степени», то это был бы заголовок правила, ничего определенного не говорящий. Но в 13 правиле Лаодикийского говорится, что выборы в священные степени нельзя вверять (положим) сборищу народа. Тут мысль есть. Если бы было сказано, что можно поручать выборы сборищу народа, то мысль была бы другая, противоположная первой. Можно ли же говорить, будто в настоящей редакции изложения 13 правила Лаодикийского собора не содержится никакой определенной нормы? Если и есть в 13 правиле Лаодик. собора в его настоящем изложении неясность, то она зависит не от косвенной речи, а от неопределенного значения слова τοῖς ὄχλοις, а также слова ἐκλογή. Значит для выяснения мысли 13 правила Лаодик. и нужно только постараться определить надлежащим образом значение этих терминов. С этого и должны были начать свою работу гг. Папков и Заозерский. Все, что говорилось ими о косвенной речи изложения 13 правила Лаод. собора, как о недостатке изложения, препятствующем уразумению смысла правила, не касается существа дела и есть праздная и забавная игра в открытия, особенно для той практической цели, для которой предприняли свои «ученые изыскания» упомянутые авторы.

Как же толкуют ученые, претендующие на открытия, слово τοῖς ὄχλοις и какой смысл придают они всему вообще тексту 13 правила Лаодикийского собора? В заметке Нового Времени г. Папков говорит, основываясь на авторитете проф. Заозерского, следующее: «В большинстве случаев (как в древнейших, так равно и в славянских переводах (?) Книги правил, издаваемой по благословению Св. Синода с 1839 года) существенное слово греческого текста τοῖς ὄχλοις переводилось правильно словами, «сборище народа», что соответствует и латинскому тексту, сопровождающему греческий текст в издании Beveregii Sunodicon, где стоит turbis. Основываясь на этом, с уверенностью можно сказать, что речь здесь идет о толпе, о сборище народа, или даже, по толкованию Зонары, о сборище черни, т. е. такой во всяком случае не организованной, а потому не дисциплинированной общественной массе, которой конечно никаким образом нельзя вверить такое важное дело, как выбор на должности духовных лиц». К этому г. Папков прибавляет: «Каково же было наше изумление, когда при изучении этого вопроса мы, просматривая издания Казанской духовной академии «Деяний девяти поместных соборов 1878 и 1901 годов», нашли, что обративший наше внимание текст из деяний Лаодикийского собора переведен ниже следующим образом: «о том, чтобы общинам не дозволялось делать выборы лиц, имеющих быть произведенными во священники» (в подлиннике: во священство). Каким образом и зачем не возбуждающее никакого сомнения греческое слово ὄχλοις, обозначающее народное сборище, толпу (если не чернь) переведено названной академией словом „община“, имеющим совершенно противоположное значение, а именно некоего организованного целого? Вряд ли в этом случае можно подразумевать ошибку. А если это не ошибка, то как объяснить такое странное явление в области, касающейся церковных дел? Будем с особенным интересом ожидать объяснений по этому поводу со стороны компетентных и знающих людей, а также и Казанской духовной академии³, так как дело идет быть может об устранении ложного канонического основания, попирающего существенное право православных церковных общин». Затем прочитав статью проф. Заозерского (Бог. Вест. 1907. Апрель), Г. Папков счел нужным передать кратко её содержание в 21 № Церк. Ведом. 1907 г. При этом он снова повторил свой упрек Казанской академии за её перевод 13 правила Лаод. собора, говоря: Казанская академия не имела на филологических, ни исторических оснований переводить греческое слово ὄχλοις словом «община».

Статья проф. Заозерского, помещенная в Бог. Вестн. (1907. Апрель. Смысл и значение т. н. 13 правила Лаод. собора) направлена против мнений проф. Остроумова (Церк. Вед. 1907. № 2: Вниманию православного общества. Ответ А.А. Папкову) и Г. Барсова (Цер. Вед. 1907. № 4. Новейшие толковники древних церковных правил). Поэтому для ясности дела необходимо предварительно привести в кратком изложении сами мнения упомянутых авторов.

Мнение проф. Остроумова состоит в следующем. «Несмотря на то, что, по мнению филологов, слово ὄχλοις; находится в сродстве с vulgus, немец. Volk, по нашему мнению, все-таки нельзя в данном случае толковать это выражение в смысле сборища народа, толпы или черни, как это сделал в свое время Ван-Еспен. Правило лучше всего изъяснять на основании самых же правил. Для уяснения дела нам может помочь Карфагенского собора правило 111 по Книге правил, 102 по Кормчей, 97 по Дионисию, которое читается так: «Народу (ὄχλοις), никогда не имевшему своего епископа, отнюдь не давати его, разве по решению всего собора каждыя области и первенствующаго епископа, и с согласия того епископа, в пределе котораго состояла оная церковь». Очевидно, продолжает проф. Остроумов, здесь разумеется народ в виде массы городского населения тех довольно значительных городов, в которые можно было поставить епископа. Если так, то ὄχλοις будет обозначать то же, что populus – массу населения в противоположность правящим организациям (senatus populusque romanus), в церковном отношении в противоположность клиру. Несомненно то же обозначает это слово и в 13 правиле Лаодикийского собора. Если в классическую эпоху можно было проводить различие между δῆμος и ὄχλος, то в эпоху Лаодикийского собора, особенно на Востоке, едва ли это различие всегда выдерживалось. ὄχλος обозначало народ в смысле народной или простонародной массы (в известном объеме или месте). Относительно перевода 13 правила, помещенного в изданий Деяний поместных соборов, редактированном при Казанской духовной академии, мы ничего не можем сказать в настоящую минуту, потому что не имеем пред собой оригинала, с которого сделан перевод. В отношении же к тем текстам правила, которые нам известны, мы должны сказать, что переводить слово ὄχλος словом община, как это сделано в издании Казанской академии, нет достаточных оснований. Следов. в отношении к Казанскому переводу мы в сущности с А.А. Папковым согласны» (Остроумов. Вниманию православного общества. Ответ А.А. Папкову. Цер. Ведом. 1907. No 2. стр. 56–57).

Г.Е. Барсов высказывает след. соображения по данному вопросу. Правило Лаодикийского собора 13 стоит во внутренней связи с предыдущим 12 правилом, которое гласит, что в епископское достоинство рассуждением митрополита и пограничных епископов должны определяться люди, долго испытываемые в разуме веры и безупречном поведении. Правило 13 служит лишь дальнейшим развитием этого канонического основания: не дозволять мирским, приходским сходкам производить выборы лиц, ищущих свящества, ибо они безответственны и, разумеется, не будут долго испытывать в разуме веры и безупречном поведении и легко могут поддаться соблазнам. Папков думает, что слово ὄχλος значит здесь толпу, сборище народа и даже сборище черни; во всяком случае, по его мнению, здесь разумеется не организованная, не дисциплинированная общественная масса. Однако, он не приводит ни малейшего основания для такого толкования. Ведь не достаточно для правильного понимания канонов лишь справиться в греческих лексиконах. Для этого нужно серьезное знакомство с евангельским и апостольским текстом и с церковно-историческим языком. Затем, приведши несколько примеров употребления слова ὄχλος

в книгах Нов. Завета, г. Барсов делает вывод: сделанные указания не оставляют сомнения в том, что под греческим словом ὄχλος; на евангельском и апостольском языке разумеется христианская община, как разумеется она и в церковных правилах, где говорится о канонических избраниях духовных лиц. Но какую бы организацию ни представлял из себя народ (ὄχλος), он всегда доступен влиянию враждебных коноводов, кои могут превратить хотя часть его в шумную, мятежную толпу. Евангельская история полна умилительных картин, как народ (ὄχλος) любовно окружал Христа, сопутствовал Ему всюду, внимал Его учению, радовался чудесам, встречал Его и ликовал, но тот же народ (ὄχλος) кричал: Отпусти нам Варавву, а не Христа, как скоро возбудили его к тому книжники и фарисеи. Так не раз было и с апостолом Павлом. Выборы, которыми пользовались христианские общины в первые века, неизбежно затем открывали свободу влиянию вожаков, служивших не ко благу, а ко вреду церкви, особенно в эпоху ересей волновавших церковь. Лаодикийский собор ясно увидел эту опасность для церкви и 13 правилом устранил практиковавшиеся выборы духовных лиц приходскими сходами. Мы сказали свое слово, заканчивает свою речь г. Барсов; пусть остальное договорит Казанская духовна академия. Молчать она не может и не должна. (Е. Барсов. Новейшие толковники древних церковных правил. Цер. Вед. 1907. № 4. стр. 145–146).

Проф. Заозерский отнесся к заметке Папкова весьма уважительно и сочувственно, как и следовало ожидать от его патрона и единомышленника по убеждениям. Кукушка хвалит петуха, а петух хвалит кукушку. Легкое ли дело? Если бы поверить г. Заозерскому, то до заметки г. Папкова, «все православные иерархи, канонисты и простые любители канонического права, которые читали 13 правило Лаодикийского собора по тексту Кормчей и по славянорусскому переводу Книги правил, выносили твердое убеждение, что они имеют в нем несокрушимую каноническую опору для воспрещения «мирским человеком» избирать кандидатов на священство и епископство. Но вот выступает в печати А.А. Папков с заявлением, что эта каноническая опора – мнимая, Лаодикийского 13 правила вовсе нет, а то, что за него выдается нашими официальными кодексами, есть в сущности только оглавление утраченного правила». Этой статьей, по мнению проф. Заозерского, г. Папков удивил всех и задал очень трудную задачу гг. Остроумову и Барсову, да вероятно и другим канонистам, кроме, конечно, самого Заозерского, который давно знал и говорил то, что заявил г. Папков в своей заметке. После подобного отзыва проф. Заозерского о заметке г. Папкова возникает любопытный вопрос: кому же на самом деле принадлежит первенство открытия насчет исчезновения 13 правила Лаодикийского собора – г. Папкову или самому проф. Заозерскому. Папков приписывает открытие проф. Заозерскому, не сознавая за собой никаких данных для подобных открытий, а последний желает приписать эту честь г. Панкову. Умилительная любезность с той и другой стороны. Приходится просить проф. Заозерского, чтобы он отложил в сторону свое скромничанье. Отчего ему не согласиться, чтобы его именем было отмечено в науке церковного права такое важное открытие какого доселе никому и в голову не приходило, по его же собственным словам, и на присвоение какового не льстится даже г. Папков, падкий на подобные вещи.

Иначе относится проф. Заозерский к критическим статьям проф. Остроумова и г. Барсова. Он назвал их полупрезрительным именем отписок. А отписка – это, по его словам, бюрократический способ замять, затянуть какое-нибудь дело само по себе простое и ясное, но почему-либо не приятное, внести в это дело туман, отвлечь внимание от главного предмета на какие-нибудь сторонние обстоятельства и так наскучить читателю, что он перестанет ими интересоваться. Такой именно элемент, по словам проф. Заозерского, и преобладает в статьях упомянутых авторов. Ученого же элемента в них мало, да и тот не выдерживает будто бы критики⁴.

Проф. Заозерский находит недостаточным главное основание, которое указано проф. Остроумовым для оправдания понимания им слова ὄχλος в 13 правиле Лаод. собора. По его мнению, в III правиле Карфагенского собора, на которое ссылается проф. Остроумов, слово ὄχλος употреблено в смысле plebs по какой то необъяснимой случайности, происшедшей по всей вероятности не по вине переводчика, а по вине его писца или позднейшего переписчика; ведь из слова οἱ λαοί весьма легко получить ὄχλοι. И вот эту-то случайность, восклицает проф. Заозерский уже с уверенностью, проф. Остроумов поставил во главу своей филологической аргументации.. В тех же немногих случаях, в которых слово ὄχλος встречается в правилах, оно всегда значит беспокойную, иногда буйную, толпу. Для примера можно указать 64 правило Карфагенского собора. С другой стороны в церковных правилах для обозначения мирского состава епархий и приходов наблюдается весьма устойчивая терминология, а именно plebs, и греческое λαός. Об этом λαός забыл будто бы Остроумов и это забвение имеет роковое значение для его филологических изысканий. Вообще, заключает проф. Заозерский, кто внимательно прислушался к языку канонов периода вселенских соборов, для того ни на минуту не представляется затруднения в значении рассматриваемых терминов; λαός, как и латинское plebs и populus, всегда означает целый национальный или политический союз, или же целый класс этого союза, равно как в церковном смысле целый класс мирян в отличие от клира и монашества (ведь так же понимает значение populus и проф. Остроумов); тогда как ὄχλος всегда означает временно или моментально образовавшееся сборище или толпу, организованную или неорганизованную образовавшуюся из представителей одного общественного класса или разных. (Бог. Вести. 1907. Апр. стр. 658).

Как видит читатель, проф. Заозерский в конце концов сводит свою аргументацию к филологическому значению терминов сродных с ὄχλος. Допустим, что ему удалось указать их коренное филологическое значение более или менее правильно. Все же нельзя не заметить, что в действительном употреблении сродные термины часто употребляются один вместо другого без строгого разграничения. Это явление заурядное; – не только в жизни, но и в памятниках литературы. Поэтому и в словарях для известного термина указывается не одно, а иногда несколько значений, с весьма заметными отличиями. Напр. populus у автора должен означать национальный союз; но в словарях ему придается кроме этого еще значение простого народа, черни, толпы. Слово λαός следует по автору переводить латинским populus; но на деле им переводится даже и в правилах (напр. в правилах карфагенского собора) слово plebs, а по показанию словарей оно иногда значит и turba. Из сочинений Киприана Карфагенского видно, что в его время можно было употреблять слова populus и plebs одно вместо другого безразлично. Соответственно этому и слово ὄχλος о не всегда значило в употреблении: мятежное сборище, хотя это значение ему гораздо сроднее, чем слову λαός или πλῆθος. Так в Евангелиях обыкновенно назывались словом ὄχλος или ὄχλοι пестрые толпы народа, которые ходили за Христом и слушали Его проповеди. Про них нельзя сказать, что они были мятежны. А есть в Новом Завете такие места, где словом ὄχλος называются религиозно-богослужебные собрания в синагоге (Лк.13:14, 17), или собрания христиан подобного же рода например для выбора апостола на место отпадшего Иуды (Деян.1:15) – собрания в известном смысле организованные. В словарях утверждается, что ὄχλος значит вообще огромную толпу людей в роде exercitus, populus, plebs, что ὄχλος может значить организованное собрание народное вроде комиций. На это же указывает и термин охлократия.

Если отдельные слова греческого или латинского текста допускают разные значения, то весьма важно изучать или знать их употребление в то или другое время, у того или другого писателя, в том или другом памятнике церковной письменности, для того, чтобы правильно понять их смысл при переводе. Этот прием к правильному пониманию текста первоисточников науки выставлен на вид между прочим и критиками г. Папкова – Остроумовым и Барсовым. Он признается целесообразным и у проф. Заозерского. Только проф. Заозерский пользуется им односторонне, когда это представляется ему полезным. Обратим же внимание на употребление в древних памятниках тех греческих и латинских терминов, которые относятся к разрешению данного вопроса. Слово λαός в Н. 3. употребляется часто в смысле народа Израильского (Ин.11:50), народа избранного Богом (Евр.11:25; Мф.2:6; Лк.1:68, 7:16). Это звание избранного народа после распространения проповеди Евангелия перешло к Израильтянам уверовавшим во Христа (Евр.4:9. Откр.18:4) и в частности к обществу Христиан из язычников (Деян.15:14; Рим.9:25; 1Пет.2:10). В средние века на Западе было употребительно выражение populus Christianus; оно означало церковь Христову, находящуюся в союзе с государством (Капитулярий Франкских королей напр. Ludowici II an. 877). Наряду с этим слово λαός употреблялось и в специальном значений мирского состава епархии и приходов в отличие от духовенства, которое стало называться клиром (Апост. пр. 36, 39, 58, 60 и др.). В этом же последнем смысле употреблялся термин λαός а и переводчиками латинских правил на греческий язык напр. Дионисием Малым (Карф. прав. 99. 120. 121. 71. и др.). Это положение хорошо выяснено и обставлено ссылками у проф. Заозерского. Но, к сожалению, став на эту точку зрения, он уже не хочет замечать фактов и свидетельств другого рода, встречающихся в виде редких примеров. Так он не замечает, что иногда в греческом тексте правил вместо слова ὁ λαός употребляется τὸ πλῆθος – народное множество, громада и в том же самом значений мирского состава епископии и прихода, как и первое. Это мы находим в 34 пр. Карф. собора по Книге правил, а также в 134 правиле того же собора⁵. Другое исключение из общего правила составляет употребление вместо οἱ λαοί слова οἱ ὄχλοι и конечно в том же значении. Это мы находим в III правиле Карфагенского собора по Книге правил. Правило читается по Книге правил след. обр.: Народу (ὄχλος) никогда не имевшему своего епископа отнюдь не давать его, разве по решению всего собора каждыя области и первенствующаго епископа, и с согласия того епископа, в пределах котораго состояла оная церковь. Ясно, что здесь дело идет о народе, как о населении известной местности, как составной части епископии. Проф. Заозерский никак не может примириться с существованием указанного факта. Он готов допустить тут ошибку писца или позднейшего переписчика, какую-нибудь случайность, вообще все, что угодно, для того, чтобы отделаться от неприятного факта. Но на его несчастье нигде не встречается никакого варианта, который бы оправдывал его произвольное предположение. В Пидалионе, правда, встречается разночтение такого рода: περὶ τοῦ μὴ τοῖς ἄλλοις (вместо ὄχλοις) ἐπιτρέπειν τὰς ἐϰλογάς. В этом ἄλλοις нужно видеть указание на предыдущее 12 правило Лаод. собора. При таком чтении смысл 13 правила Лаод. будет следующий: О том, что не следует поручать выборы епископов другим кроме упомянутых выше (т. е. в 12 пр.) областных епископов с митрополитом во главе. От такого варианта пользы для проф. Заозерского мало. Притом же это разночтение относится к 13 пр. Лаод., а не к III правилу Карфагенского собора, о котором у нас речь. Проф. Заозерский обращает внимание на то обстоятельство, что в заглавии указанного III правила Карфагенского собора стоит не οἱ ὄχλοι, а οἱ λαοί, и желает обратить его в пользу своего предположения. Какое основание было для этого (для замены слова λαοί словом ὄχλοι), спрашивает он, и отвечает: решительно никакого. Значит, по его мнению, что если в заглавии стоит οἱ λαοί, то и в тексте правила нужно правильно читать οἱ λαοί, а не οἱ ὄχλοι. При спокойном же рассуждении в указанном обстоятельстве не видится ничего особенного. Наоборот это обстоятельство дает понять, что переводчик латинского текста не находил никакой ошибки в том, чтобы в одном случае сказать οἱ λαοί, а в другом οἱ ὄχλοι об одном и том же предмете. Приведенное III правило Карфагенское не единственное правило, где ὄχλος употреблено в смысле мирского состава епископии. Есть и другие правила, а именно 61 правило Трулльского собора. Оно читается так: «Той же епитимии надлежит подвергать и тех, которые водят медведиц или иных животных на посмешище и во вред людей простейших, или производят гадания о счастье, о судьбе на прельщение народа» (ὄχλος). Очевидно опять, что здесь идет речь о народе, составляющем паству.

Есть еще такие правила, в которых слово ὄχλος сопоставляется по своему значению с словом τὸ πλῆθος. Это мы видим в 64 правиле Карфагенского собора по Книге правил. В этом правиле сначала высказывается положение: «на многих соборах определено, чтобы народы (τὰ πλήϑη), находящиеся в парикиях под властью епископов и никогда не имевшие собственного епископа, не иначе получали собственных правителей, т. е. епископов, как пo согласию того епископа, которого находились прежде». Затем указываются отступления от этой нормы на практике. Некоторые, завладев насильственно чужой паствой, отвращаются от общения с братией (т. е. с собором епископов) и когда бывают осуждены за это, то продолжают насильственно владеть ей. Бывает также, что многие из пресвитеров, надменные и безумные, подъемлют свои выи против собственных епископов, пиршествами и злонамеренными подговорами возбуждают народ к тому, чтобы он самочинно поставил их своими правителями. Епископ Аврелий заявил, что он с своей стороны принимал меры к тому, чтобы не признавать силы за указанными самочинными захватами чужих паств и изгонять насильников, как мятежников, из мест, насильно ими захваченных, и предложил собору высказаться об этом с своей стороны. Собор согласился с предложением епископа Аврелия. Здесь несколько раз упоминается народ в смысле паствы, подчиненной епископу. По-гречески везде стоит термин τὰ πλήϑη или τὸ πλῆθος, только в одном месте поставлено οἱ ὄχλοι, конечно, в значении равном с τὰ πλήϑη. B этом значении невозможно сомневаться по самому складу речи и контексту. Выражения: τοὺς δοϰοῦντας (ἐπισϰόπους) τοῖς ἰδίοις ὄχλοις ἀρκεῖσθαι ясно показывает, что здесь толпы составляют паствы епископов. А далее эти самые ὄχλοι называются διοιϰήσεις – округами, подчиненными епископам⁶. Между тем проф. Заозерский держится мнения, что здесь – во всем правиле идет речь о мятежной толпе, и держится потому, что в одном месте поставлено слово ὄχλοις, которое, по его мнению, не может иметь другого значения кроме мятежной толпы. Правда здесь в одном месте упоминается о мятежниках. Но мятежниками называются надменные пресвитеры, склоняющие подкупом и разными обольщениями своих прихожан к своевольным поступкам и неповиновению своему епископу. Прихожане, хотя и участвуют в неправильных действиях против своего епископа, но вина падает не на них, а на их худых пастырей. Во всяком случае народ, которого смущают и совращают его пастыри-пресвитеры, должен быть отнесен к составу паствы епископа. Если он поступает своевольно и мятежно, то это его временное настроение, навеянное извне. В таком или подобном состоянии может очутиться всякий народ в смысле общественной организаций, всякая паства, подпавшая влиянию худых пастырей или еще каких-нибудь общественных деятелей сомнительной репутации. Поэтому если и допустить, что в данном случае народ, подчиненный епископу, называется ὄχλος ввиду его произвольных действий по отношению к законному епископу, то все-таки выйдет, что этот народ относится к пастве епископа и при других обстоятельствах должен быть назван λαός или πλῆθος. Это соображение подтверждается и терминологией правил. Так напр. во 2 правиле Сардикийского собора городский народ, нарушающий канонический порядок поставления епископов под влиянием подкупа и обольщений, называется все-таки populus, а по-гречески τὸ πλῆθος, а не ὄχλος, как бы следовало ожидать по теории проф. Заозерского.

После указанных примеров употребления в правилах термина ὄχλος нельзя сомневаться в том, что и в 13 пр. Лаод. собора термин ὄχλος должен иметь значение однородное с значением λαοί и πλῆθος.

Обращаемся к латинским терминам. Populus; термин соответственный λαοί, употребляется, подобно последнему, для обозначения народа, подчиненного епископу. В таком значении слово populus встречается в памятнике церковной древности, известном под именем правил Ипполита (И пр. 7–9), также у Киприана в его посланиях (Сург. Ер. 67, 4: Ordinationes sacerdotales non nisi sub populi adsistentis conscientia fieri oportere. Sohm. Kirchenrecht. В. 1. р. 229), также во 2 и 5 правилах собора Сардикийского. Этим же термином переведено слово τοῖς ὄχλοις 13 правила Лаодикийского собора в Испанском переводе правил, известном под именем Исидора (Остроумов в Цер. Вед. 1907. № 2 стр. 56).

Но гораздо чаще в латинских памятниках, канонических и исторических, употребляется для обозначения паствы епископа слово plebs. Так в том же послании Киприана Карфагенского несколько ниже (Epist. 67, 5) говорится: Episcopus deligatur plebe praesente. Равным образом в правилах Карфагенского собора plebs есть обыкновенный термин для обозначения мирского состава епископии, напр. в пр. 71 (в заголовке), 98, 99, 117, 120, 121.

Надеемся, вышеприведенные факты об употреблении в церковных правилах терминов, касающихся данного вопроса, не подтверждают справедливости понимания проф. Заозерским термина ὄχλος в 13 правиле Лаодикийского собора. Обратимся к переводам и толкованиям этого правила, встречающимся в канонических памятниках.

В древнем Испанском переводе правил Восточной церкви, известном под именем Исидора, слово ὄχλος переведено словом populus. «De eo, quod non sit populis⁷ concedendum electionem facere eorum, qui altaris ministerio sunt applicandi» (Приведено у проф. Остроумова в Цер. Вед. 1907. № 2. стр. 58). Перевод слова ὄχλος, как мы выше видели, правильный.

В сборнике правил Восточной церкви Дионисия Малого читаем: Quod non sit permittendum turbis electiones eorum facere, qui sunt ad sacerdotium provehendi. И этот перевод довольно близок к подлиннику; слово turba не означает непременно черной, мятежной толпы народа, а указывает на пеструю толпу, которая может иметь и известную организацию, смотря по цели собрания, как напр. малороссийския громады.

Еще важнее заглавие 13 правила Лаод. собора в Сборнике Дионисия Малого, а именно: Iudicio multitudinis ordinationes fieri non debere. Здесь очень меткое толкование правила; оценка его будет ниже.

Затем 13 правило Лаод. собора вошло в собрание правил Иоанна Схоластика (тит. VII) и в Номоканов Фотия (т. 1 гл. 7), причем издатель его Велли перевел слово ὄχλος – promiscua plebs т. е. пестрый народ.

Толковники церковных правил Зонара и Вальсамон не объясняют значения слова ὄχλος, а только перефразируют правило. Русский перевод их толкований, изданный Обществом Любителей духовного просвещения в Москве, замечателен тем, что одно и то же слово ὄχλος переводит в одном случае (у Вальсамона) словом «народ», а в другом (у Зонары) – словом «сборище черни». К этому нужно присоединить для полноты еще русский перевод толкования Вальсамона на предшествующее – 12 правило Лаодикийского собора, имеющее тесную связь с 13 правилом. Здесь слово ὄχλος в тексте Вальсамона переведено в русском переводе словом «чернь».

Таким образом выходит по русскому переводу, будто толковник Вальсамон в одном случае понимал слово ὄχλος в смысле «народ», а в другом – через две-три строки – в смысле «чернь». Помощь нам не очень большая от такого перевода.

В Сборниках церковных правил с кратким текстом последних 13 правило Лаодикийское изложено в перифразе, еще более кратком, чем в Сборниках с полным текстом. Именно в Синопсисе правил, напечатанном во втором томе Bibliotheca juris canonici Velli et Iustelli с именем Аристина, оно читается: Ἀνεπίδεϰτος ὁ παρὰ ϰοσμιϰῶν ἐϰλεγόμενος = A saecularibus electus non est ordinandus episcopus. В Эпитоме правил, напечатанном у того же Велли, читается: Ἀνεπίδεϰτος ὁ ϰοσμιϰοῖς ἐϰλεγόμενος. В Эпитоме напечатанном у Беверегия в Раndectae canonum т. I, принято последнее чтение, а в толковании Аристина не содержится никакого разъяснения. В печатной славянской Кормчей 13 правило Лаодикийское читается так: «Не избран епископ, иже мирскими человеки избран будет. Толкование: судом и избранием митрополита и сущих в области епископ поставляем бывает епископ. Аще же кто не тако возведен будет на епископство, но мирскими людьми избран, не избран есть и не приятен». Соответственно этому редактирована и 7 глава 1 грани славянского перевода Номоканона, а именно: «о том, яко не подобает властем мирским или людем избирати епископа, но судом и избранием митрополита и сущих в области епископов поставляется епископ. Аще же не тако и пр».⁸ В Пидалионе в 13 правиле Лаод. собора встречается разночтение; вместо τοῖς ὄχλοις стоит τοῖς ἄλλοις. Г. Заозерский не пытался обратить в пользу своего мнения это разночтение, и хорошо сделал, потому что попытка не привела бы к цели, как уже объяснено выше. Но в Пидалионе замечателен не столько текст правила, сколько толкование на него издателей книги. «Настоящее правило, говорится в этом толковании, запрещает, чтобы неорганизованные толпы городского народа (οἱ ὄχλοι ϰαὶ ἄταϰτα πλήθη τῶν πόλεων) производили выборы и назначения имеющих быть поставленными в иереи (или архиереи) а) потому, что по предшествующему правилу таковые должны быть голосуемы архиереями и соиереями, а потом должно получать голос и от народа (λαός) и б) потому, что, быть может, благоразумным и степенным мирянам и следует подавать голос после епископов и переев относительно имеющего быть поставленным для них иерея (или архиерея), но не простой и неорганизованной толпе народа, ради распрей и столкновений, легко могущих произойти при голосовании их и разделении мнений одних в пользу одного, других в пользу другого. Согласно с этим толкованием и по всей вероятности под влиянием его формулирован перевод 13 правила Лаодикийского и в нашей Книге правил: «да не будет позволено сборищу народа избирати имеющих произвестися во священство». Наконец в Деяниях поместных соборов, изданных Казанской академией в первый раз в 1877 году, 13 правило Лаод. собора переведено: «о том, чтобы общинам не дозволялось делать выборы лиц, имеющих быть поставленными во священство».

Проф. Заозерский при написании своей статьи, помещенной в Бог. Вестн. 1907 г. апрель, имел в виду почти все приведенные выше переводы и толкования 13 правила Лаод. собора, но отнесся внимательно только к тем из них, которые говорят в пользу его мнения. Так Испанский перевод правил он относит к числу негодных переводов, ссылаясь на пролог к переводу Дионисия Малого. Но неодобрительный отзыв Дионисия относится не ко всем переводам, какие могли существовать до него, а только к древнему Итальянскому переводу так называемому versio prisca. Притом-то обстоятельство, что в Испанском Исидоровском переводе слово ὄχλος переведено словом populus, не доказывает в переводчике плохое знание греческого и латинского языка, как думает г. Заозерский (Бог. Вестн. стр. 649–650). Мы выше видели, что у Киприана и в правилах Сардикийского собора populus употребляется на ряду с plebs и в том же значении. Не совсем доволен проф. Заозерский и переводом Дионисия Малого по тому поводу, что он, кроме удачного, по мнению г. Заозерского, перевода 13 правила Лаод. собора, поставил над ним свой заголовок, в котором выразил свое толкование правила, будто бы далеко уклоняющееся от перевода (Бог. Вестн. 657). О вариации текста 13 правила Лаод. в греческих синопсисах и эпитоме правил проф. Заозерский не считает нужным и говорить. Текст славянской печатной Кормчей с его мирскими человеками г. Заозерский порицает, как не соответствующий подлинному греческому тексту. Толковники церковных правил Зонара и Вальсамон кажутся г. Заозерскому (а также и Папкову) не понимающими настоящего смысла 13 правила. Только перевод нашей Книги правил пришелся по душе проф. Заозерскому, хотя вообще-то о переводе Книги правил г. Заозерский очень нелестного мнения, полагая, что наш «официальный канонический кодекс находится в печальном состоянии по причине несоответствия его перевода греческому тексту» (Бог. Вестн. Апр. 640). Вообще, окинув своим взором прежние переводы правил, проф. Заозерский обращается к ним с недовольной миной и говорит наставительно, что ὄχλος всегда обозначает временно или моментально образовавшееся сборище или толпу, организованную или неорганизованную, образовавшуюся из представителей одного общественного класса или разных. Несомненно подобные толпы или сборища имели в виду и оо. Лаодикийского собора в своем 13 правиле (Бог. Вести, 1907. Апр. 658).

Нам кажется, прием, которого держится проф. Заозерский при толковании слово ὄχλος, очень ненадежен и даже неправилен. Нельзя в понимании исторических памятников останавливаться на одном коренном лексическом значении слов. Прием проф. Заозерского ведет к оригинальному заключению, будто до него все или почти все переводчики и толкователи правил ошибались в понимании 13 правила Лаодикийского по незнанию языка или по произвольному отношению к делу, и только он один владеет секретом правильного понимания древних классических текстов и недоступен никакому чувству пристрастия или предубеждения. Разве мы можем думать о себе, что мы в состоянии лучше понять произведения древних авторов, лучше, чем лица, жившие близко к этим временам и отчасти сами видевшие церковные порядки, о которых говорится в этих памятниках? Гораздо правильнее и надежнее держаться в понимании технических терминов у древних авторов указаний, основанных на изучении употребления этих терминов в других памятниках этой же эпохи. Этот прием необходим, потому что, как известно, технические слова и выражения нередко употребляются не в лексическом своем значении, а в переносном, условном, и в различные эпохи и у разных авторов имеют различное значение. С этой точки зрения нельзя относиться к древним переводам и толкованиям церковных правил так легко и свободно, как это делает проф. Заозерский, наоборот, следует внимательно изучать их и стараться подметить в них указания для разрешения недоумений. Имел ли право проф. Заозерский браковать напр. Испанский перевод правил как невежественный? Не справедливее ли, не основательнее ли было бы принять этот перевод как серьезное основание для понимания значения термина по церковному словоупотреблению? По крайней мере серьезные ученые, напр. Дю-Канж, Стефани и др. своим примером поучают нас следовать этому методу. Руководствуясь этим приемом, они в своих ученых словарях не обинуясь свидетельствуют, что в церковных памятниках IV–V веков слово ὄχλος употреблялось в значении plebs episcopo subdita (Stephani. Thesaurus linguae graecae. U I–VI. Parisiis. 1831–1842). Готофред в толковании на закон Констанция 361 года об условиях поступления в клир куриалов переводит 13 правило Лаодикийское так: Quod non sit populis concedendum electionem facere eorum, qui altaris ministerio sunt applicandi (Codex Theodasianus cum Comment. Gotofr. Lib. XII. tit. 1. 49).

В дополнение к сведениям об употреблении слова ὄχλος в церковно-исторических и канонических памятниках приведем еще указания на этот предмет из истории муниципальных учреждений в римской империи. Моммсен в своем капитальном труде о римских государственных и общественных учреждениях свидетельствует, что греки конца римской республики латинское populus отождествляли по значению с греческим δῆμος, а слово plebs переводили πλῆϑος. Слово же ὄχλος имело значение параллельное δῆμος и πλῆϑος, только с теневым оттенком (Mommsen. Römische Staatsrecht. B. III. Abth. 1. Leipzig. 1887. р. 146). Он же в другом месте приводит доказательство того, что латинское plebs urbana переводилось иногда πολιτιϰὸς ὄχλος (р. 460). В Муниципальном устройстве римской империи слово populus употреблялось в смысле города с подчиненным ему округом (Mommsen. р. 721. 792. Kuhn. Die städtische und burgerliche Verfassung des römischen Reichs. 1864. Leipzig. th. 1. р. 31. II. 450). Частнее же populus обозначал собственно высший класс городского общества- декурионов. Низший же класс городского населения назывался, в противоположность высшему, plebs. (Kuhn. th. 1. р. 250. 254. 285). Но так как по древнему муниципальному строю город составлял одно нераздельное целое с подчиненным ему деревенским населением, то под plebs разумелось иногда и население деревень (Kuhn. р. 227). Встречаются и такие места в древних памятниках, где упоминаются раздельно plebs urbana и plebs rustica (Kuhn. p. 285). Вообще о деревенских поселках в римской империи замечено в древних памятниках, что они были населены простым народом сравнительно с городским. Vici, castelli et pagi ii sunt, qui nulla dignitate civitatis ornantur, sed vulgari hominum conventu incoluntur et propter parvitatem suam majoribus civitatibus attribuntur. Isid. Orig. XV. с. 2, 11. (Kuhn. II. 252).

Приведенные выше факты о значении, в каком употреблялись термины δῆμος, ὄχλος, populus, plebs в памятниках, касающихся муниципального строя в римской империи, должны иметь силу и при объяснении употребления этих терминов в церковно-исторических и канонических памятниках. Это по той причине, что церковно-правительственный порядок приспособлялся в своих внешних формах к правительственному и муниципальному строю римской империи. В доказательство сего достаточно указать на общеизвестный факт, что как в светском управлении, так и в церковном город с подчиненным ему округом служил основной единицей управления. Исключений из этого правила в церковном управлении было очень мало. Пример такого исключения указывают в практике карфагенской церкви, где было немало епископов в местечках, а также в Аравии (Kuhn. II. р. 437. 38). Но эти исключения зависели от первобытности правительственного строя в указанных странах, и от слабого привития греко-римского муниципального уклада, и поэтому они скорее подтверждают общее правило, чем опровергают его. Что же нам говорят приведенные факты о значении интересующих нас терминов? Они объясняют нам, что церковно-исторические и канонические памятники не отступали резко от общепринятой терминологии касательно общественных учреждений, когда называли паству епископа populus или plebs, а по-гречески λαός или πλῆθος, а иногда и ὄχλος.

Ввиду приведенных фактов уместно остановиться несколько на вопросе о том, почему в Деяниях поместных соборов, изданных в русском переводе при Казанской духовной академии, ὄχλος переведено словом «община». Г. Папков готов считать это просто ошибкой со стороны переводчиков и издателей упомянутых Деяний. Если же это – не ошибка, допустить которую все-таки не решается г. Папков, то «странное явление в области, касающейся церковных дел», дающее ложное основание к «попранию существенного права православных церковных общин» (Нов. Вр. № 11033). Г. Заозерский не разделяет тревоги г. Папкова, а выражается о переводе полупрезрительно. Казанская академия вздумала перевести слово ὄχλος словом «община» (Бог. Вестн. стр. 652). Почему именно в русском переводе Деяний поместных соборов, изданном при Казанской Академии, употреблено слово «община», мы не можем объяснить доподлинно, хотя и принадлежим к составу преподавательской корпорации Казанской академии, потому, что не имеем на это документальных данных. Об основаниях к указанному переводу ведь нигде в документах академических не записано. Автор же перевода и бывший редактор Деяний поместных соборов, на котором лежит ответственность за перевод, профессор А.А. Некрасов уже скончался и унес с собой в могилу ученые соображения, которыми он руководствовался при одобрении упомянутого термина в русском переводе. Нужно впрочем заметить, что проф. А.А. Некрасов был специалистом греческого языка и слыл знатоком его. Надобно полагать, что он не без достаточных оснований отступил в своем переводе от официального чтения 13 правила Лаодикийского собора, принятого в Книге правил. Об этих основаниях можно догадываться по сравнению перевода 13 правила Лаод. собора с переводом у него других параллельных мест. Проф. Некрасов сделал отступление от Книги правил не в одном только случае – переводе 13 правила Лаод., но и в других случаях. Он употребил слово «община», «общество, паства» во всех тех случаях, где в правилах Сардикийского и Карфагенского соборов говорится об отношении паствы к епископу и где по латинскому тексту стоят слова: populus, plebs, а в греческом – λαός, πλῆθος, ὄχλος, именно во 2 правиле Сардикийском, в 64, 111, 112, 131, 134 и 135 правилах Карфагенских по Книге правил (Деяния поместных соборов издан. при Казан. акад. изд. 1, 1877 стр. 63. 187. 199. 200. 202. 203)⁹. Значит, проф. Некрасов понимал одинаково все упомянутые выше термины, и там, где древние переводчики употребляли слово «народ, подчиненнный епископу», он употреблял слова – общества, община (подразумевается – церковная). Что же? Разве можно сказать, что это перевод неправильный? Ввиду фактов, приведенных нами выше, совершенно ясно, что этот перевод соответствует смыслу речи. Да и есть ли в терминологии проф. Некрасова существенная разница сравнительно с терминологией древних текстов греческих и латинских? Не все ли равно сказать: городской народ или городское общество? Не один ли смысл в словах: народ подчиненный епископу, паства епископа или еще мирской элемент паствы, как выражается г. Заозерский? Таким образом, если признать, что выражение οἱ ὄχλοι должно соответствовать по своему значению выражениям οἱ λαοί, τὰ πλήθη, populi, plebs, т. е. должно означать население определенной местности, входящее в состав паствы епископа или составляющее всю его паству, то перевод этого выражения термином «община» будет по существу верным. Только самое выражение «община» не совсем подходит к муниципальному строю того времени, к которому относится 13 правило Лаодикийского собора. Тогда употреблялись другие термины: город, муниципия, народ, курия, коллегия, плебс и т. д. Община явление нового времени. А затем в выражении «община», употребленном в переводе Казанской академии, есть еще другая обоюдность, именно та, что не указано, какая община – церковная или гражданская разумеется. Если бы было сказано «церковная община», то было бы яснее и вернее. Ведь гражданская городская община или курия выбирала жрецов только в языческие времена, как увидим это ниже; в христианское время она уже не могла пользоваться этим правом, хотя и принимала некоторое участие. Таким образом термин «община», употребленный в переводе 13 прав. Лаод. собора, изданном при Казанской академии, можно считать неясным и неуместным для того времени, когда издано 13 правило Лаодикийского собора; но он лучше передает смысл этого правила, чем выражение «сборище народа», принятое в Книге правил, и еще прежде неё толкователями Пидалиона, в том отношении, что разумеет под οἱ ὄχλοι постоянное христианское население известной местности, известного городского округа в целом его объеме или в известной части, а не случайное сборище народа.

В дополнение к сказанному приведем на справку, что с пониманием и переводом 13 правила Лаод. собора, принятым в Деяниях поместных соборов, выразил свою солидарность Е. В. Барсов в своей статье, помещенной в 4 № Цер. Вед. 1907 года. Равным образом к сторонникам такого понимания нужно причислить и проф. М.А. Остроумова. Правда последний заявил, что «нет достаточных оснований переводить слово ὄχλος словом община, и потом прибавил, что «в этом отношении он в сущности согласен с А.А. Папковым». Но этому заявлению противоречит понимание проф. Остроумовым смысла 13 правила Лаод. собора. Под словом ὄχλος, говорит он, мы не можем разуметь не только сборища народа, но даже и населения малых городов. Очевидно, здесь разумеется народ в виде массы городского населения тех довольно значительных городов, в которых можно было поставить епископа, массу населения в противоположность правящим организациям, в церковном отношении – в противоположность клиру. (Церков. Вед. 1907. № 2). Такое понимание и терминология, по существу дела, совершенно согласно с тем, какое хотел выразить переводчик правил в Деяниях поместных соборов, употребляя термин – община. Термин «община» в замен слова «народ» был употребителен у ученых авторов и гораздо ранее нашего времени. Напр. церковный историк Гизелер, когда говорит об участии народа в избрании епископов в IV веке, то употребляет безразлично термины – и народ и община (Gieseler. Lehrbuch der Kirchengeschichte. 1844. B. 1. Abth. 1. р. 371. Abth. 2. р. 175). На эту терминологию указано в брошюре Православного мирянина «Правда о выборном начале в духовенстве». Спб. 1871. стр. 36. Равным образом в русском переводе церковной Истории Феодорита (кн. 1. гл. 10) греческое слово τὰ πλήθη – народы вселенской церкви переведено – общины, также и у Евсевия в Жизнеописаний Константина (кн. 3 гл. 17). В том же сочинении Евсевия переведено словом «община городская» греческое выражение τὸ ϰοινὸν τῆς πόλεως (Кн. 3. гл. 59).

Но это невозможно, протестуют в один голос гг. Папков и Заозерский. Если принять такое толкование 13 правила Лаод. собора, то это будет значить отнять у мирского состава епархий и приходов его исконное право участия в избрании себе пастырей. Хорошо ли это? Допустимо ли? На это нужно ответить, что в толковании церковных правил правда должна стоять на первом плане, а утилитарное приложение нормы правила на втором. Если бы действительно какое-нибудь древнее церковное правило шло своим предписанием или запрещением против интересов какого-нибудь класса церковного общества, то с нормой этого правила все таки нужно было бы считаться по совести, отнюдь не позволяя себе каких-нибудь односторонних перетолкований его смысла. Симпатичная цель не может оправдывать худого средства. Мы и другие авторы, которые защищают изложенный выше взгляд на смысл 13 правила Лаод., вовсе не желают этим отнять у кого-нибудь какое-нибудь право, если оно кому-нибудь принадлежит.

Для надлежащего понимания 13 правила Лаод. собора нужно выяснить надлежащее значение не одного термина ὄχλος, а и других слов текста – ἐκλογή и ἐπιτρέπειν.

Относительно значения слова ἐκλογή поднять вопрос самим профессором Заозерским. «Что же именно, спрашивает он, запретили толпам или сборищам делать отцы Лаод. собора. Противники выборного начала в духовенстве обыкновенно отвечают с решительностью, что именно сами выборы кандидатов. Едва ли однакож, проджает он, можно с этим согласиться. Слово ἐκλογή указывает как будто не на первоначальный момент выбора или наименования кандидатов, а на вторый и более решительный – избрания одного из указанных кандидатов, как годного к рукоположению. Так, по-видимому, разумел смысл рассматриваемого постановления Лаодикийского собора и Дионисий Малый, перефразировавший 13 правило Лаод. так: judicio multitudinis ordinationes fieri non debere. Таковый суд и приговор в то время принадлежал пресвитериуму и епископу, как совершителям хиротонии, но отнюдь не самим избирателям, которые только указывали кандидатов. Предвосхищение этого права мирянами, тем более толпами их, конечно, не нормальность, которую и устраняет 13 правило... Отцы Лаод. собора установили только норму деятельного участия мирян в избрании лиц, возводимых на степени священства, определив не допускать на будущее время одним только им, без руководства пресвитериума, производить таковые избрания. Вероятно их взорам предносились неоднократные случаи злоупотребления мирянами их исконным правом деятельно участвовать в избрании кандидатов на священство и случаи бездействия клира, и вот они издали свое постановление» (Бог. Вестн. Апр. 659–660). – Приведенное сейчас объяснение проф. Заозерским значения термина ἐκλογή переносит вопрос о смысле 13 правила Лаод, собора на другую точку. Прежде, при объяснении слова ὄχλος, проф. Заозерский усиливался доказать, что смысл 13 правила Лаод. собора состоит в том, чтобы устранить от участия в выборах на священные степени неорганизованное сборище народа и предоставить его только организованному городскому народу. Теперь, при объяснении слова ἐκλογή, он забывает свое прежнее объяснение, и говорит, что 13 правило Лаод. собора направлено только против злоупотреблений правом участия в выборах кандидатов на священные степени со стороны мирян вообще¹⁰. При этом последнем объяснении становится довольно безразличным, кого или что разуметь под словом сухой, и все ученые дебаты г. Заозерского по этому поводу, о которых выше была речь, пропадают даром. При этом объяснении сила правила поставляется в том, чтобы определить меру участия мирян в назначений на священные степени и законное отношение его к полномочиям в этом деле иерархической власти. Поэтому на объяснение проф. Заозерским слова ἐκλογή нельзя иначе смотреть, как на прикровенной (может быть, даже не сознательный) отказ его от непререкаемости толкования слова ὄχλος, которое он с таким жаром защищал. Кроме того в объяснении проф. Заозерским слова ἐκλογή есть и еще неясность. В приведенных выше словах его говорится исключительно об участии прихожан в избрании приходского духовенства. Между тем когда он объяснял слово ὄχλος, то разумел «мирской состав епархии и приходов». Куда же теперь делся мирской состав епархии?

Ввиду указанных и других недоумений, вызываемых объяснением проф. Заозерским смысла слова ἐκλογή мы считаем необходимым войти в некоторые подробности насчет того, в чем именно состояло участие мирян в избрании епископов и приходских священников и какую судьбу имело оно во время Лаод. собора и впоследствии. А предварительно нельзя не коснуться вопроса о том, какие выборы имеются в виду в 13 правиле Лаод. собора – одних ли приходских священников или вместе и епископов.

Древние толковники церковных правил в Восточной церкви – Зонара и Вальсамон относят 13 правило Лаод. собора к избраниям священников и полагают, что этим правилом запрещается поручать эти избрания народу, точно так же, как предыдущим 12 правилом это запрещено при избрании епископов. Ван-Еспен и Гефеле думают что здесь под выражением ιερατειον нужно разуметь не только степень священника, но и сан епископа (Hefele. Conciliengeschichte. Auf. 2. t. 1. р. 760). Так же склонен думать Матфей Властарь и издатели Пидалиона (Ράλλη, Σύνταγμα t. VI. р. 499). Аристин же представляет 13 правило Лаод. собора дополнением к 12 правилу и относит его исключительно к епископам. В славянской печатной Кормчей самый текст 13 правила Лаод собора редактирован согласно толкованию Аристина. «Несть епископ сей, иже мирскими человеки избран». Западный толкователь церковных правил также относит 13 правило Лаод. собора к выборам епископов (Van-Espen. Jus ecclesiasticum. Losanii, 1753. t. I. р. 82). Того же мнения держится ученый издатель и толкователь канонов восточной церкви Беверегий (Pandectae canonum. t. II. Annotationes ad can. 4 Nic. et 3 Nic. secund.), а за ним и русские канонисты, напр. проф. А.С. Павлов. Вообще, гораздо правильнее относить 13 правило Лаод. собора к выборам епископов в связи с 12 правилом, так как в древних канонических памятниках и в светском законодательстве придавалось гораздо более значения выборам епископов, чем священников; последние копировались с первых, а не наоборот. Да притом же нужно заметить, что участие народа имело гораздо менее приложения к избранию священников, чем к избранию епископов, и гораздо скорее прекратилось в первом случае, чем в последнем. А еще менее оно имело приложения к выбору сельских причтов. Все свидетельства древних памятников об участии народа в избраний священников нужно относить к народу городскому. Сельское население состояло большей частью из полусвободных граждан и не имело права заведовать и распоряжаться своими общественными делами самостоятельно. Оно было подчинено городскому народу или же владельцам имений, в которых оно жило. Надобно полагать, что оно и в церковных делах было поставлено аналогично с положением в гражданском общежитии. Свидетельством этому служит широкое развитие в римско-византийской империи ктиторского права, предоставлявшего ктитору церкви полномочие указывать желательных ему кандидатов для замещения свободных вакансий в клире его церкви. Ктиторское право развилось именно потому, что сельское рабочее население в римско-византийской империи жило на владельческих землях и подлежало власти владельцев. Собственники поместий, жившие большей частью в городе, строили церкви в своих поместьях и выбирали к ним членов причта. Да и в других местах не видится участия сельского населения в избрании членов клира. Порядок принятия служителей церкви в клиру сельских церквей хорошо обрисован в 89 правиле Василия В. В нем все дело избрания в клир представляется находящимся в распоряжении местных священников и диаконов, под контролем хорепископов. Об участии народа нет и намека, если не считать проявлениями этого участия ходатайства родственников друзей, о которых упоминается в правиле. В светских законах IV века также дело поставления клириков в сельские приходы усвояется исключительно усмотрению епископов. Пример этого мы видели в законе императора Аркадия 398 года, которым рекомендуется епископу довольствоваться при замещении праздных вакансий в клире монахами, известными своей доброй жизнью (Cod. Theod. lib. XVI. tit. 2. lex 32). Историки свидетельствуют, что уже с IV века повелся в древней церкви обычай избрания кандидатов для замещения праздных вакансий в клире одними епископами (Gieseler. В 1. Abth. II. р. 175). Ввиду вышеизложенного ἱερατεῖον, о котором говорится в 13 правиле Лаодикийского собора, нужно относить гл. обр. к епископам, а потом и отчасти к священникам и другим членам клира.

Об участии народа в избрании себе пастырей-епископов в древний период церковной истории распространяться подробно нет надобности; об этом всем известно. Да и в русской литературе есть несколько монографий об этом вопросе, напр. 1) Монография покойного профессора А. Ст. Павлова «Об участии мирян в делах церкви с точки зрения православного канонического права» (Ученые Известия Каз. унив. 1866. т. 2. стр. 481–526), 2) Монография свящ. М. Морошкина «Выборное начало в духовенстве». Спб. 1870. 3) Монография Православного мирянина. «Правда о выборном начале в духовенстве». Спб. 1871. Нужно только остановиться несколько на том, в чем выражалось это участие и какое имело значение.

Древние свидетельства церковно-исторических памятников характеризуют это участие тем, что выборы епископов происходили в присутствии народа, при его одобрении. Такую формулировку участия народа мы находим напр. у Киприана қарфагенскаго в его 68 письме, адресованном к Испанскому клиру и народу: sacerdos plebe praesente sub omnium oculis deligatur et dignus atque idoneus publico judicio ac testimonio comprobetur. У Оригена объясняется, что народ, присутствуя на выборах епископов, принимал в них деятельное участие., При поставлении епископа, говорил он, требуется присутствие народа, чтобы все знали, что на это служение избирается превосходнейший, ученейший, святейший и добродетельнейший из всего народа, который присутствует при этом для того, чтобы впоследствии не было никакого раздора или сомнения (Orig. Homil. in Luc. V). Другим термином, каким характеризуется участие народа в выборах епископов, было testimonium – свидетельство о вере и жизни намеченных кандидатов. Такое выражение мы встречаем у Тертуллиана (Apol. с. 34) и опять у Киприана (Epist. 68). В правилах III Карфагенского собора (ХХII) говорится: Ut nullus ordinetur clericus nisi probatus vel episcoporum examine vel populi testimonio. В этом смысле народу усвояется иногда избрание кандидатов епископства напр. в Постановлениях Апостольских (кн. VIII. гл. 4), также власть избирать добрых священников и отвергать злых (potestas vel eligendi dignos sacerdos vel indignos recusandi), каковая власть иногда называется jus suffragii (у того же Киприана). Почин в указаний кандидата мог принадлежать и народу, как видно из свидетельства Постановлений Апостольских, а также из свидетельств, которые удостоверяют, что при выборах иногда происходило формальное голосование за различных кандидатов (Зонара. Толкование на 1 прав. Апост. Златоуст. Книга о священстве)¹¹. Но часто кандидат предлагался к избранию собором епископов или клиром местной церкви. Свидетельство народа о достоинстве намеченного кандидата, данное на предварительном избирательном собраний, потом повторялось пред самым актом поставления в церкви, по свидетельству Постановлений Апостольских. «В епископы должен быть рукополагаем тот, кто избран всем народом как наилучший. Когда он будет наименован и одобрен, тогда народ пусть соберется, в день воскресный, вместе с пресвитерием, чтобы в присутствии епископов высказать свое мнение. Первенствующий между епископами пусть спросит пресвитерий и народ: тот ли это, кого они желают себе в предстоятели. Получив утвердительный ответ, он опять спрашивает: имеет ли он от всех свидетельство о том, что он достоин сего великого и славного сана: верно ли он исполнял все, что касается благочестия пред Богом; уважал ли права других, хорошо ли устроил свой собственный дом, безукоризнен ли по жизни. Когда все по истине, а не по предубеждению засвидетельствуют, что он таков, тогда первенствующий еще раз спросит: точно ли он достоин сего служения, и, после утвердительного ответа, потребует от всех громко изъявить свое одобрение. Затем следует обряд рукоположения (Пост. Ап. VII. 4).

Относительное значение в деле постановления епископов клира и народа с одной стороны и собора епископов с другой указывается в краткой формуле Киприана Карфагенского: de universae fraternitatis suffragio et de episcoporum judicio episcopatus defertur. (Epist. 68). Клиру и народу принадлежало право выражать свое одобрение или неодобрение поведения кандидата, а собору право проверять свидетельство клира и народа, удостоверяться возможными способами в его достоинстве или недостоинстве, в первом случае утверждать избрание и затем совершать акт посвящения, а во втором отклонять кандидатуру. Только с момента признания со стороны собора епископов избрания правильным и целесообразным, оно получало силу канонического акта и завершалось в акте посвящения. Таким образом голос клира и народа имел значение нравственно-совещательное, а голос собора епископов – значение решающее. При известных обстоятельствах, когда не было возможности выслушать голос народа насчет кандидата во епископы, собор епископов мог совершить постановление избранного им кандидата и без участия народа, и народ должен был подчиниться выбору собора, а в случае неподчинения, подвергался наказанию его клир за то, что плохо учил народ церковной дисциплине (Апост. пр. 36. Анк. 18. Ант. 17. 18). Народ же сам собой, без ведома и согласия собора епископов, не мог принять к себе на епархию епископа уже имеющего сан (Карф. 64 по книге правил. Ант. 16). Отсюда объясняется, почему в церковных правилах очень редко и то вскользь упоминается об участии народа в избрании пастырей, напротив о полномочиях собора епископов и епархиального архиерея содержатся ясные и обстоятельные постановления. В указанном выше смысле представляется значение участия народа в избраний пастырей у многих серьезных исследователей (Van-Espen. Jus ecclesiasticum. t. I. р. 84. Beveregii Pandectae. t. II. Annotat. in 4 can. Nic.-Hefele. Conciliengeschichte. Auf. 2. t. I. р. 384. – Павлов. Об участии мирян. Унив. Изв. стр. 489).

Назначение пастырей при деятельном участии клира и народа есть порядок идеальный, всего более соответствующий понятию о церкви, как об общественном организме, в котором все части и органы связаны между собой одним импульсом жизненного начала, а также понятию о церковной власти, характерное отличие которой составляет, по учению апостольскому, не властвование над паствой как над вотчиной, а служение общему благу и воздействие на пасомых своим собственным примером и добрым словом. Пастве приятно иметь своим пастырем человека излюбленного, всем известного с хорошей стороны, всеми уважаемого за его нравственный облик. Такое сочувствие пасомых к своему пастырю служит лучшим залогом того, что они будут слушать его наставления и следовать его пастырским указаниям. Но этот идеальный порядок применим к жизни и может быть целесообразным только тогда, когда и пасомые руководятся в своей жизни евангельскими правилами, исключающими всякое пристрастие, происки, искание своих выгод, подкупы и т. д. В противном случае выборы пастырей церкви скоро и легко обращаются в арену борьбы партий и страстей. А где играют страсти, там уже трудно ожидать справедливой оценки достоинств избираемых. При борьбе партий выбирают не того, кто бесспорно хорош, а кто угоден избирателям. При таком характере выборов дело Божие, святое, обращается в дело человеческое, в дело эгоистического интереса, личного угодничества, выгоды, наживы и т. д. Это самое превращение случилось и с выборами пастырей в древней церкви. Когда, с принятием христианства римско-византийскими императорами, многие стали переходить в христианство из-за политических расчетов, из-за служебных выгод, чистые дотоле нравы христиан быстро поисшатались. А вместе с тем и выборы пастырей приняли характер обыкновенных мирских собраний, с борьбой партий, волнениями, подкупами, смутами и насилиями. Не прошло и ста лет со времени объявления христианства господствующей религией в римско-византийской империи, как выборы пастырей стали представлять собой довольно неприглядную с нравственной стороны картину. Достаточно прочитать только одну книгу Св. Иоанна Златоуста о Священстве, чтобы убедиться в этом. Златоуст говорит, что в его время выборы стали производить как попало. «Иди, говорит он, взгляни на общественные праздники, на которых особенно принято производить избрание в церковные должности. Ты увидишь, что на священника (епископа) сыплется столько обвинений, сколь велико число подчиненных ему. Избиратели разделяются на многие части; сонм священников не согласен ни сам с собой, ни с принявшим епископство; каждый стоит на своем, избирая один одного, другой другого. Это потому, что не все смотрят на то, на что только и смотреть должно – добродетель души, но выставляют и другие предлоги к получению этой почести. Например, говорят об одном: нужно выбрать, потому что он знатного рода; о другом: владеет большим богатством и не нуждается в помощи от церковных доходов; о третьем: перешел к нам от врагов; стараются дать перевес – кто другу своему, кто – родственнику, а кто – и льстецу; на человека достойного никто и смотреть не хочет». «Но зло на этом не останавливается; избиратели из народа не только избирают недостойных, но и стараются извергнуть способных. Говорят: этот должен быть извержен, потому что молод; тот потому, что не умеет льстить; тот потому, что оскорбил такого-то; тот потому, что добр и скромен; тот потому, что страшен для грешников».. «Я прохожу молчанием, что иные, споря об этом достоинстве (священстве), наполнили церкви убийствами и разорили города, чтобы не показаться некоторым, что говорю невероятное»... «Скажи мне: Откуда, ты думаешь, и происходят в церквах такие беспорядки? Я полагаю, именно от того, что выборы и назначения предстоятелей совершаются как попало» (О священстве книга III). Не выше был нравственный уровень и у другой части избирателей в епископы – у клира. Свидетельством этого служит случай, подавший повод к избранию Златоуста в епископы Константинопольские – Поссидий в жизнеописании Златоуста рассказывает: По смерти Константинопольского епископа Нектария, многие лица священного сана, но без достоинств священства, не надеясь на свои заслуги и отчаиваясь получить епископский престол чрез избрание верующих, осаждали императорский дворец, другие пресмыкались пред вельможами, а иные упрашивали народ, стоя пред ним на коленах. Тогда вознегодовал верный народ, отправился к императору и умолял его дать церкви доброго пастыря. Император, не находя достойных кандидатов в местном клире, указал на знаменитого антиохийского пресвитера Иоанна, и весь народ с восторгом принял это избрание (Ученые Записки Каз. Унив. 1866. ч. 2. стр. 490).

Если было столько партийности при выборе епископов при обыкновенном течении жизни, то сколько больше поводов к её развитию было при обстоятельствах особых, напр. при появлении ересей и расколов. Достаточно вспомнить при этом о волнениях, насилиях и беспорядках, которыми сопровождалось появление раскола Донатова и ереси Ария. До какого нравственного напряжения, до какой страстности доходил при таких обстоятельствах православный народ, это можно видеть из рассказа об избраний Афанасия в епископы Александрии. Отцы собора, собравшегося для замещения праздной епископской кафедры в Александрий, в своем окружном послании (помещенном во второй апологии Афанасия), говорят об обстоятельствах, при которых произведены были ими выборы, следующее. «Все множество и весь народ (τὸ πλῆθος ϰαὶ πᾶς ὁ λαός) кафолической церкви, собравшись, как бы одной душой и телом взывал, кричал, требуя, чтобы Афанасий был выбран в епископы. Он открыто молился об этом Христу, и нас заклинал исполнить это в течении очень многих дней и ночей, не отходя от церкви, и нам не позволяя. отойти от неё. Мы свидетели сему, весь город и провинция. Никто не говорил ничего против него, напротив все давали самые лучшие отзывы. Ввиду всего этого, находя, что он усердный, благочестивый христианин, один из аскетов, мы по всей справедливости нарекли его епископом» (Beveregii Pandectae. t. II. Annotationes in 4 c. Nic.). – Другой пример беспорядков на выборах представляет дело о незаконном свержении арианами с кафедры антиохийского епископа Евстафия и о выборе ему преемника. Козни ариан против защитника истины епископа Евстафия привели в волнение весь город, «произвели страшный пожар, подвергли антиохийскую церковь плачевным бедствиям, так что едва не разрушили до основания самого города. Антиохийцы разделились на две враждебные партии, и городская община пришла в неприязненное столкновение с начальниками и войсками. Дело едва не дошло до оружия». Только личное вмешательство императора предотвратило кровопролитие и привело граждан Антиохии к умиротворению. Только после его усиленных настояний антиохийцы могли составить избирательное собрание без волнений и безобразных криков. (Евсевий. О жизни Константина. кн. 3. гл. 59–62. Феодорит. Цер. Ист. кн. 1. гл.21:22). Многолюдная толпа народа, слабо организованная, какую представляли собрания для выбора епископов в древней церкви, сама по себе имела мало задатков к правильному ведению дела на выборах. Многолюдное собрание народа часто бывает склонно не стесняться нормами, установленными правилом или обычаем для выборов. Примеров этого не мало в практике древней церкви. Случалось напр., что народ выбирал в епископы таких лиц, которые не желали принять на себя такого ответственного служения, и принуждал их подчиниться своей воле силой. Иногда народ намечал таких кандидатов, которых запрещали выбирать церковные правила, напр. новокрещенных или даже только оглашенных, как это было напр. с Евсевием Кесарийским. Об этом последнем случае Григорий Назианзин справедливо замечает (Greg. Naz. Epist. 22), что рука толпы нарушила строгое право (οχλώδης χεῖρ παρεσύρετο ἀϰριβές).

Таким образом не прошло и одного столетия после принятия христианства римскими императорами, как лучшие люди того времени и знаменитейшие пастыри стали сознавать ненормальность тогдашнего порядка выбора епископов и вредные последствия его для состояния дел церковных. Что же было делать с этим порядком? Первой мерой к упорядочению выборов было напоминание первого вселенского собора провинциальным соборам и митрополитам об их обязанности руководить выборами кандидатов в епископы под собственной ответственностью за их правильность и целесообразность. «Епископа поставляти наиболее прилично всем тоя области епископам. Аще же сие не удобно или по належащей нужде или по дальности пути: то по крайней мере три во едино место да соберутся, а отсутствующие да изъявят согласие посредством грамат; и тогда совершати рукоположение. Утверждати же таковыя действия в каждой области подобает ея митрополиту» (Ник. 4. 6). Это постановление затем было повторено на многих поместных соборах (Ант. 19. 23. Лаод. 12. Сард. 6. Карф. 13. 60. 61 по Книге правил). К числу таких же правил следует причислить и 13 правило Лаодикийского собора вместе с 12 правилом ему предшествующим. Выше уже указано было нами, что смысл 13 правила Лаодикийского собора всего лучше нужно определять в связи с предыдущим 12 правилом, говорящим о том же предмете. Очень ясно и удачно показана эта связь между двумя соседними и сродными правилами Лаод. собора и внутреннее единство их мысли в переводе Дионисия Малого. По этому переводу 12 и 13 правил Лаод. собора общая их мысль выражается кратко в след. положении: епископы должны поставляться по суду митрополитов и областных соборов, а не по суду народных собраний. В этой норме ничего нет нового; так понималось сравнительное значение в избрании епископов голоса народа и авторитета собора епископов всегда. Но важно было настоятельное подтверждение этой нормы соборными постановлениями ввиду нарушений её. Указание на решающее значение в этом деле авторитета собора епископов служило надежным обеспечением правильности выборов при всяких случайностях, какие были возможны при производстве выборов – при партийности, при неудачном выборе лица, при разноголосице, при смутах и т. д. При таком понимании 13 правила Лаодикийского собора, заметим кстати, отходит на второй план вопрос о том, что нужно разуметь под выражением οἱ ὄχλοι – собрание ли черни, народной толпы или обыкновенного общества, собрание ли всего вообще городского населения или только низшей его части – плебса, регулярное ли собрание или собрание с случайным составом его и пр. При таком понимании правила теряют свою остроту споры о том, можно ли перевести слово οἱ ὄχλοι сборищем народа, общиной и т. д. При таком понимании становится ясным, что перевод 13 правила Лаодикийского собора в Эпитоме: «не избран епископ, иже мирскими человеки избран будет» не составляет отступления от смысла правила, а должен быть признан метким перифразом, выражающим подлинную мысль его, а толкование на это правило в Славянской печатной Кормчей (приведенное выше), а также и 7 глава 1 грани Славянского Номоканона (выше) должны считаться самым удачным разъяснением нормы, содержащемся в правиле. Правильность указанного понимания 13 правила Лаод. собора можно пояснить еще аналогией. В правилах (Апост. 30. VII. 3) говорится, что всякое избрание в епископы, пресвитеры и диаконы, делаемое мирскими начальниками, недействительно. Несмотря на безусловный, по-видимому, характер этого правила, оно, по объяснению толковников церковных правил (Вальсамона на 3 пр. VII. и Иоанна Смоленского на 30 апост. и 3 пр. VII) и по свидетельству практики церковной, запрещает не всякое вообще участие светских властей в посталении епископов, а только участие, стесняющее действия власти церковной или имеющее характер прямого насилия. С указанным пониманием правила 13 Лаод. собора согласен, говоря вообще, и г. Заозерский (Бог. Вестн. 1907. Апр. стр. 659).

Второй мерой к упорядочению выборов кандидатов в епископы было ограничение участия мирян в этих выборах установлением определенной нормы относительно состава избирательного собрания. Некоторые (напр. толковники церковных правил XII века Зонара и Вальсамон в толковании на 1 правило апостольское, 4 Никейское, 3 седьмого вселенского собора, 12 и 13 Лаодикийского собора) думают, что 4 правило Никейского собора и указанные выше правила поместных соборов нужно понимать в смысле полного лишения мирян права участвовать в выборе епископов. Но это мнение не оправдывается фактами истории. А история свидетельствует, что отцы первого вселенского собора не думали четвертым своим правилом отменять участие народа в выборе епископов. Об этом свидетельствует их окружное послание, в котором они заповедуют Александрийской церкви: «на место умерших епископов можно производить и недавно присоединенных к церкви, если они окажутся достойными и если изберет их народ (ὁ λαὸς αἴροιτο), с согласия и утверждения епископа александрийского» (Theod. Hist. eccles. lib. 1. cap. 9. Beveregii Pandectae canonum. t. II. Annot. p. 48). Равным образом избрание Афанасия на место александрийского епископа состоялось, как было сказано выше, при деятельном участии всего городского народа. После также Никейского собора Император Константин писал Никомидийцам, чтобы они выбрали себе православного пастыря, присовокупляя, что это дело теперь зависит от них (Theod. Hist, eccl, lib. 1. с. 20). Из жизнеописания Константина Вел. известно подобное же послание его к Антиохийскому народу о замещении свободной епископской кафедры, в котором император увещевал антиохийцев устранить при выборах всякое волнение и безобразный крик (Евсевий. Жизнь Константина кн. 3 гл. 60). Все эти факты красноречиво свидетельствуют, что 4 правило Никейского собора не имело своим последствием отмену участия народа в избрании епископов, и даже не имело этого в виду. – Вместо отмены участия народа в выборах нашли целесобразнее несколько ограничить его или, лучше сказать, упорядочить его. Опыты этого упорядочения встречаются очень рано – с конца III века. Так Григорий Назианзин в жизнеописании Григория Чудотворца, епископа Неокесарийского, в рассказе о епископских выборах в городе Комане, представляет главными действующими лицами знатных граждан (οἱ ἐν τέλει). На Халкидонском соборе (деяние XI) производились проверка прав на Ефесскую кафедру двух епископов – Вассиана и Стефана. Стефан, желая доказать свои права на эту кафедру, говорил: меня поставили сорок азийских епископов по избранию знатнейших и образованнейших граждан и всего достопочтенного клира (ψήφῳ καὶ τῶν λαμπροτάτων καὶ τῶν λογάδων καὶ τοῦ εὐλαβεστάτου παντὸς κλήρου); о своем же сопернике свидетельствовал, что он овладел кафедрой при помощи беспорядочной толпы (συναγογῶν ὄχλον ἄταϰτον). В ХVI заседании Халкидонского собора обсуждался вопрос о праве Константинопольского патриарха поставлять митрополитов для округов азийского, понтийского и фракийского и о порядке этого поставления. Один из членов собора, именно митрополит Галатийский, заявил: пусть соблюдаются каноны, по которым для поставления митрополитов должен собираться в том же городе собор провинциальных епископов, от которого зависит одобрение (или отклонение) лиц, представленных городом. Ибо если лица, избранные городом, и одобренные собором, будут поставляемы не в тех же самых городах, то разрушатся все порядки. Императорские коммисары предложили сделать некоторое изменение в действовавшем порядке поставления упомянутых митрополитов в пользу желания патриарха, именно таким образом, чтобы клир митрополии, правительственные и почетные лица в городе и собор провинциальных епископов составляли сообща избирательный акт о лице, которое они признают достойным епископства, и посылали свой приговор патриарху, от которого будет зависеть или позвать избранного к себе для поставления или предоставить это дело провинциальному собору. Все согласились с этим предложением.

Описанный порядок избрания епископов, соблюдавшийся на практике, из практики перешел в гражданские законы. Юстиниан постановил, чтобы клирики и лучшие граждане города (οἱ πρῶτοι τῆς πόλεως) избирали трех кандидатов на местную освободившуюся епископскую кафедру и, составивши избирательный приговор, с клятвенным подтверждением, что избрание совершено по правилам, без всяких корыстных и нечистых побуждений, посылали этот акт митрополиту для окончательного избрания и рукоположения того из кандидатов, кого он найдет наиболее достойным (Nov. 123. сар. 1. Nov. 137 сар. 2). С своей стороны Юстиниан прибавил шестимесячный срок для избрания кандидатов в епископы. Если в течение этого срока граждане города не исполнять своей обязанности изыскания кандидата, тогда митрополит получает право и обязанность поставить епископа по собственному выбору, с соблюдением канонических правил (Nov. 123. сар. 1. § 2). Закон Юстиниана был принять к руководству на практике, о чем свидетельствуют греческие номоканоны – Иоанна Схоластика (lohan. Schol. tit. 7) и Фотия (Nom. Phot. tit. 1. с. 8).

Как же следует смотреть на постановление Юстиниана относительно порядка выбора епископов? Имело ли оно связь с направлением церковной дисциплины указанным выше, и в частности с 13 правилом Лаодикийского собора, или же было явлением, возникшим по условиям гражданской жизни? Так как по принятому в законодательстве императора Юстиниана принципу, все законы по делам церковным должны были основываться на требованиях церковной жизни, то, естественно, это нужно предположить и о настоящем законе. В пользу этого же говорит и тот факт, что закон Юстиниана был только формальным подтверждением обычая, установившегося на практике до него с начала IV века. Но с другой стороны в содержаний нормы, установленной Юстинианом нельзя не видеть известного влияния и муниципальных порядков того времени.

Город у классических народов – греков и римлян, а также у народов варварских, подпавших влиянию греко-римской цивилизаций, считался средоточием общественной жизни и центром местного правительственного строя. Государство в классическом мире было не чем иным, как союзом городов, автономно управляющихся. Каждый город имел подведомую себе χώρα – окрестную территорию, где жило сельское население, состоящее большей частью из несвободных или полусвободных хлебопашцев, обитавших на чужой арендованной земле. Городской округ не имел права самостоятельно распоряжаться своими делами, и во всем был подчинен городу. Городское население делилось главным образом на два класса, отличавшиеся между собой степенью материальной состоятельности и общественным положением. Высший класс городского общества составлял городскую курию; члены его были записаны в особый классовый список и назывались декурионами. Члены курии отправляли безмездно все городские должности, а с доходов от своих имуществ вносили известный процент в городскую кассу для покрытия общественных расходов. Городская курия была представителем города в его деловых сношениях. Иногда вместо курии употребляется выражение «городской народ» (populus). Второй – низший класс городского населения назывался plebs. Он состоял из купцов, промышленников, лиц благородных профессий, всякого рода ремесленников чернорабочих. Эти слои городского общества также несли некоторые личные повинности в пользу города и государства, а также были обложены и денежными повинностями городскими и государственными. Этот второй класс городского населения не имел одного общинного устройства, а подразделялся на общественные группы, организованные по началам коллегий, похожих на средневековые цехи. Этот класс городского населения во время империи постепенно терял свое влияние на течение городских дел в пользу курии и к концу третьего христианского века почти совсем не имел его. К числу городских должностей (munus curiae), а вместе с тем и личных повинностей относилась и должность жреца. Жреческие должности замещались лицами местного происхождения – в городах членами курии, а в сельских поселках членами местного населения. В городе жреческая должность считалась одной из самых почетных должностей курии. На эту должность обыкновенно выбирали лиц, которые уже прошли другие почетные городские должности. Должность жреца замещалась по выбору курии, как и все другие должности городского управления. В отличие от других должностей, которые замещались на время – на годичный срок, эту должность проходили бессрочно. В жрецы выбирались лица не только почетные, но и богатые, так как прохождение этой должности было соединено с значительными расходами. (Кип. Die Städtische und bürgerliche Verfassung. des römischen Reichs. Leipzig. 1864. Th. 1. р. 30–67. 79–82. 106–116. 227. 237–2. 237–9. 244–254 285. th. II. p. 56–60. 74. 22–230. 242–7. 263. 345. 380. 478. Theod. Mommsen. Romisches Staatsrecht. B. III. Abth. 1. Leipzig. 1881. р. 721. 722. Бердников. Государственное положение религии в римско-византийской империи. Қазань. 1881. стр. 253–287).

Христианство не допускает такого сплетения дел церковных с гражданскими, какое было возможно во времена язычества. В христианской церкви служение епископа и священника перестало быть должностью гражданского характера. Поэтому, естественно, условия и поря док назначения на это служение должен быть другой, не похожий на куриальные порядки. Тем не менее особенности общественного строя не могут не иметь известной доли влияния и на порядок замещения церковных должностей. Дело в том, что замещение церковных должностей личным составом может чувствительно затрагивать интересы общественных организаций, и прежде всего той же курии. Куриальные повинности личные и имущественные во время империи были очень тяжелы; от них желали уклоняться всеми способами. Нужны были строгие законы для ограждения интересов курии в этом отношении. Если бы дозволить куриалам свободно уходить в состав церковного клира; то большая часть их оставила бы курию и присоединилась к клиру. Но закон римско-византийский был последователен в данном случае; он не дозволял уклонения от исполнения городских повинностей и путем поступления в клир помимо согласия городской курии. Первый же христианский император в 320 году издал закон запрещающий принимать в клир лиц, состоящих в курии и обязанных нести служебные обязанности городских чиновников, а также и кандидатов в члены курии по рождению и по степени имущественной состоятельности, и открывающий беспрепятственный доступ в клир только лицам среднего и низшего достоинства (Cod. Theod. lib. XVI. tit. 2. lex. 3. 6). Закон императора Констанция 361 года несколько смягчил закон Константина в том смысле, что дозволил поступление в клир и всякому куриалу, только с условием, чтобы он две трети своего имущества передал своим детям или близким родственникам для отправления куриальных повинностей за выбывшего (Cod. Theod. lib. XII. t. 1. lex. 49). Закон императора Валентиниана 364 года дозволил переходить из курии в клир под условием замены выбывшего подставным лицом, хотя бы последнее и не было из числа родственников выбывшего (lex. 59). Император Аркадий в 398 году издал закон в духе закона Константинова. Закон этот внушает епископу, чтобы он, в случае надобности в замещении вакансий в клире, брал кандидатов из числа монахов. Этот порядок, по тенденций закона, был бы самым лучшим и удобнейшим и с церковной и с гражданской точки зрения. С последней точки потому, что монах уже освобожден от куриальных и вообще всех гражданских обязанностей и следовательно его назначение не затрагивает интересов гражданского обще жития. С церковной точки зрения потому, что монах уже по своему обязательному образу жизни в монастыре есть лице испытанное в вере и христианской нравственности, следовательно, лице вполне благонадежное (Cod. Theod. lib. XVI. tit. 1. lex. 32. Conf. Cod. Iustin. I. tit. 3. lex. 53. Nov. 6. сар. 1 § 1. Nov. 123. cap. 15). Конечно, принадлежность известного лица к курии может служить для него препятствием к поступлению в клир лично до тех только пор, пока он не исполнит по отношению к курии всех возможных служебных обязанностей. По исполнений же их он получает свободу поступить на службу церковную, по общему куриальному обычаю, а также по нарочитому закону Валентиниана младшего 383 года (Cod. Theod. lib. XII. t. 2. lex. 99). А затем курия могла и освободить известное лицо от куриальной службы и несения куриальных повинностей безусловно или с известными условиями из уважения к духовным интересам церкви, если об этом была бы возбуждена просьба пред курией напр. со стороны клира, епископов или же самого городского народа. Особенно настойчивое ходатайство всего городского общества должно было иметь силу в глазах курии. Это предусмотрено законом Констанция 361 года (Cod. Theod. lib. XII. tit. 1. lex. 49). Таким образом выходит, что церковной власти при назначении в клир часто приходилось входить в сношение с курией с запросом о беспрепятственности к избранию известного лица в состав клира. Нечего и говорить о тех случаях, когда намеченное лицо уже фактически состояло в числе членов курии; здесь сношение было неизбежно, как это видно из изложенных выше законов. Но даже и в тех случаях, когда избиралось лицо еще не состоящее в курии, только довольно состоятельное по своим средствам существования, предосторожность требовала предварительного сношения с курией, так как это лицо со временем могло быть привлечено к зачислению в курию и отозвано из состава клира. Подобные случаи повторялись нередко. И церковная власть считала нужным предупреждать епископов, чтобы они остерегались выбирать высших клириков из мирян, во избежание неприятных столкновений с курией. Напр. по свидетельству историка Феодорита (Цер. Ист. кн. IV. гл. 9), отцы иллирийского собора в своем соборном послании к церквам асийским советовали епископам выбирать пресвитеров и диаконов из низшего клира, а не из куриалов или подлежащих военной службе. Иннокентий I, епископ римский, в своих пастырских посланиях часто повторял подобное же предостережение, и в оправдание своих советов приводил то соображение, что куриалы или даже кандидаты в курию часто вызываются из клира для отправления гражданских обязанностей, что производит беспорядок и соблазн в церкви.

Значение городской курии в деле избрания кандидатов для замещения свободных мест в клире, вероятно, обнаруживалось главным образом в контроле за тем, чтобы не были отвлекаемы в клир граждане, обязанные куриальными повинностями, и в изъявлении согласия на освобождение от этих повинностей в особо уважительных случаях. Низший же класс народа принимал иногда более положительное и деятельное участие в указании кандидатов на праздную должность в клире и ходатайстве пред курией о согласии с её стороны с выбором и желанием его. Но голос простого народа в общественных делах со времени империи постепенно ослабевал в пользу курии. К концу третьего христианского века народные комиции, выражавшие участие народа в общественных делах, по заявлению исследователей римского государственного быта, почти совсем прекратили свое существование (Бердников. Госуд. пол. рел. 271). Это явление в жизни гражданской общины не могло не отразиться и на жизни церковной. Правда, в IV веке еще встречаются упоминания об участии городского плебса в избрании епископов, как показывают рассказы об избрании Афанасия Александрийского и о других случаях. Но видно из этих же рассказов, что уже и в церковной сфере считали неуместным опираться в выборах на воле этого плебса, а признавали более правильным следовать голосу высшего городского класса – курии. Вот это-то жизненное тяготение практики выборов кандидатов в епископы к новому строю ведения дел в городском управлении и дало императору Юстиниану основание возвести эту практику в государственный закон, придав ей в законе некоторую новую формулировку. Закон императора Юстиниана о порядке выбора кандидатов в епископы надобно считать результатом совокупного влияния тогдашних условий церковной и гражданской жизни. Это совокупное влияние можно видеть в самом содержаний установленной Юстинианом нормы. В ней избрание усвояется не городской курии, которой принадлежало право избрания жрецов по обычаю городского уклада во времена язычества, и не городскому народу или пастве епископа в полном её составе, как бы следовало по духу церковной дисциплины, а особому избирательному собранию, состоящему из местного клира, представителя иерархического начала в местной пастве, и из лучших граждан – представителей городской курии.

Еще несколько слов о термине ἐπιτρέπειν, который также имеет известное значение для уяснения смысла 13 правила Лаодикийского собора. В древних церковно-исторических памятниках словом ἐπιτρέπειν обозначалось напр. поручение епископом священнику прихода в заведывание и управление (Игнатий Бог. Послание к Смирн.8:1). В 13 правиле Лаод. собора это выражение должно указывать на то, что избрание кандидатов в епископы не должно считаться делом только клира и мирян, а подлежит ведению и распоряжению церковно-правительственной власти. Этой власти принадлежит не только оценка и признание правильности и целесообразности выборов, но и разрешение всех недоумений, какие могут встретиться при этом, а также и распорядительные действия, какие могут понадобиться при этом для приведения дела к желанному концу, до административного назначения епископа включительно, если обстоятельства и благо церкви этого требовали. Так понимать слово ἐπιτρέπειν уполномочивают те правила церковные, которые говорят о полномочиях церковной власти в деле поставления епископов. К такому, пониманию прямо ведет и самый закон императора Юстиниана о порядке выбора епископов, обязывающий избирательное собрание представить избирательный акт митрополиту области для окончательного избрания из трех кандидатов одного достойнейшего по собственному суду и предоставляющий митрополиту право и налагающий на него обязанность позаботиться о замещений вакантной епископской кафедры в случае нерадения об этом местной паствы.

* * *

Общий вывод из всего вышеизложенного с целью выяснения смысла 13 правила Лаодикийского собора можно выразить в след. положениях:

1) Особенность грамматической конструкции изложения 13 правила Лаод. собора, а также и других правил сего собора, кроме последнего, шестидесятого, которая так заняла внимание гг. Заозерского и Папкова, не составляет новости для науки церковного права; особенность эта издревле была известна всем, кто читал правила церковные в греческом или латинском тексте.

2) Эта особенность не препятствует считать рубрики, известные под именем правил Лаодикийского собора, правилами, содержащими определенные нормы церковного права. Надобно думать, что правила Лаодикийского собора, несмотря на краткость текста, в каком они дошли до нас, передают подлинный смысл правил этого собора без искажений. К этому обязывает нас тот факт, что вся древность церковная признавала Лаодикийские правила в кратком тексте за настоящие не искаженные правила этого собора.

3) Положение г. Заозерского, что ὄχλος означает исключительно случайное сборище черной толпы народа, не может быть принято. Употребление слова οἱ ὄχλοι в правилах церковных и в других древних памятниках церковных и светских дает право считать это слово по значению соответствующим термину τὰ πλήθη, т. е. понимать его в смысле мирского элемента в составе паствы.

4) Слово ἐκλογή нужно понимать в смысле заключительного самого важного момента в избрании кандидатов епископства, с чем согласен и г. Заозерский. При таком понимании норма, предписываемая 13 правилом Лаодикийского собора, будет состоять в том, что не следует вверять (окончательное) избрание кандидатов в епископы одному мирскому элементу в составе паствы (без контроля и оценки избрания со стороны собора епископов).

5) Слово ἐπιτρέπειν указывает на то, что церковной власти принадлежит право распоряжаться всем делом избрания кандидатов в епископы.

6) С таким пониманием смысла 13 правила Лаодикийского собора совершенно согласен славянский перевод этого правила вкупе с толкованием к нему Аристина, а также изложение 7 главы 1 титула славянского Номоканона, помещенного в Печатной Славянской Кормчей. Перевод Книги правил не ясен, хотя и нельзя сказать, чтобы он совсем искажал смысл правила. Перевод, помещенный в издании Деяний поместных соборов при Казанской академии, несмотря на указанные недостатки его, правилен в том отношении, что считает слово οἱ ὄχλοι соответствующим по значению слову τὰ πλήθη.

7) Общая мысль правила состоит в том, что клиру и мирянам осиротевшей паствы не может быть предоставлено самостоятельное избрание кандидатов в епископы, наоборот окончательный и авторитетный суд и решение вопроса о выборе достойного кандидата епископства, а также и все необходимые распоряжения по делу выборов принадлежать собору епископов с митрополитом во главе.

8) Хотя 13 правило Лаодикийского собора, по тесной непосредственной связи его с 12 правилом сего собора, нужно, по всей вероятности, понимать о выборе собственно кандидатов в епископы; но ничто не мешает, ни с теоретической, ни с практической точки зрения, применить выраженные в нем начала и к выборам священников и диаконов.

И. Бердников

17 мар. 1903.

От Редакции Азбуки веры. Нами исправлены многочисленные опечатки в греческих и некоторых латинских словах и выражениях, присутствующие в издании, добавлены отсутствующие придыхания и ударения.