Богослужения, проповеди, диспуты...

Кроме того, власть вела строгий контроль и за богослужебной деятельностью церковных иерархов. О времени и местах служения епископ Иларион обязан был заранее предоставлять уведомления в организационно-учетный отдел Московского Совета³¹⁵. Вероятно это упрощало работу осведомителей.

А следить было за чем. Первый год архиерейства владыки Илариона наполнен богослужением и проповедью. За это время им отслужены 142 литургии, более 142 всенощных и сказано 330 проповедей. Разъезды по Верейскому уезду длились порой по месяцу. «Главное мое дело теперь – проповедь», – сообщает он в письме своему коллеге по академии профессору Николаю Никаноровичу Глубоковскому³¹⁶.

В сентябре-октябре 1920 года епископ Иларион болел тифом и был не способен к активной деятельности: «Октябрь я половину лежал, а половину сидел и прохаживался. С ноября я вышел в свет»³¹⁷. Болезнь привела к осложнению на сердце, которое давало о себе знать и в последующие годы.

Проповеди и даже просто участие в богослужении владыки Илариона согревали сердца многих христиан в годы разгула безбожия. Н. П. Окунев в своем «Дневнике москвича» вспоминал о богослужениях в Сретенском монастыре великим постом 1921 года: «Привлекал туда епископ Иларион, не своим пышным архиерейским служением, а участием в службах в качестве рядового монаха... Ну! Я вам скажу, и пел же он! Голос у него приятнейший, чистый, звучный, молодой... высокий. Тенор. Пел попросту, не по нотам, но так трогательно и задушевно, что я, пожалуй, и не слыхивал за всю свою жизнь такого чудесного исполнения»³¹⁸. В это время там же, в Сретенском монастыре, канонаршил младший брат владыки Илариона архимандрит Даниил, вскоре – епископ Елецкий, тот самый, которого в детстве Володя Троицкий пугал опасностью остаться неученым.

Оставшееся свободное время епископ Илари-он посвящал разрешению вопросов своей паствы. К осени 1921 года в очередной раз был арестован другой викарий патриарха, епископ Подольский Петр (Полянский), и владыке Илариону приходится заменять его в ведении дел патриаршей канцелярии. Кроме того, он участвует, и весьма успешно, в диспутах с атеистами. Все его силы были целиком отданы церковному служению: «Будто арестант, прикованный к своей тачке – так живу. Не только дней нет свободных, нет и часа свободного, когда мог бы я заняться тем, чем хочется, а не тем, что нужно и нужно к спеху»³¹⁹. Несмотря на все трудности, владыка Иларион и в своем положении видит существенную пользу: «Некогда читать, некогда писать, некогда... даже грешить. Ради третьего, м. б., Господь и устраивает мне такую жизнь»³²⁰. Не теряет он и своего обычного оптимизма: «Уж хоть бы в Бутырку на отдых взяли. Это единственно доступная нам дача или санаторий»³²¹.

Впрочем, отдых такого рода был уже недалеко. Весной 1921 года владыка Иларион вновь замечает повышенный интерес властей: «За последнее время немало имею беспокойства от одного провокатора, ищет, в чем бы меня завинить. Пока ему ничего не удается, но ведь дьявол очень изобретательный ум по этой части. Оказаться обвиняемым легко, и к этому нужно быть всегда готовым»³²². Уже в сентябре 1921 года по незначительному поводу власти подвергли его кратковременному аресту.