Где границы Церкви?

Самое же печальное, что среди священства и церковной иерархии распространяются идеи, противоречащие традиционным церковным взглядам на природу Церкви и ее границы. «Кажется, уже и мы живем в предместьях Вавилона, если не в нем самом», – сказал как-то святитель Филарет (Дроздов) под впечатлением окружающей его действительности⁷⁵. Но трудно полностью защититься от множества гуманистических идей, исподволь проникающих в православное церковное сознание, и уже сам митрополит Филарет вводит в церковный лексикон некое новое понятие: «Христианская Церковь может быть только либо „чисто истинная», ...либо „не чисто истинная"»⁷⁶. И хотя выражение „не чисто истинная» само по себе сомнительно, а в приложении к Церкви – Невесте Христовой звучит, по меньшей мере, странно, оно приживается в словесном обиходе в церковных кругах.

В православной среде получает также распространение высказывание митрополита Киевского Платона (Городецкого 1891) о том, что «наши человеческие перегородки до неба не достигают»⁷⁷ (в передаче митрополита Евлогия (Георгиевского): «Перегородки, которые настроили люди в церкви, не доходят до неба»⁷⁸).

Протопресвитер военного и морского духовенства в 1911–1917 годах отец Георгий Шавельский видел «объединение около имени Божия и около св. храма людей, разделенных временными, не божественного происхождения перегородками»⁷⁹, в следующих событиях армейской жизни: «Воинские чины – протестанты, католики, кальвинисты – не только солдаты, но и офицеры, наряду с православными аккуратно посещали свою полковую православную церковь, ...соблюдали православные праздники и обычаи; в военное время пред сражениями даже офицеры нередко исповедовались и приобщались у полковых – православных – священников»⁸⁰.

Подобное отношение к инославию постепенно проникает в среду монахов и мирян. И вот уже монахини Вировского монастыря во главе с игуменьей Анной приветствуют «несущего Св. Дары ксендза низким поклоном и с горящими свечами» провожают «его до постели больной»⁸¹. А русские воины во время Первой мировой войны не останавливаются и перед участием в евхаристическом общении с униатами: «Бедняги солдаты, шедшие на фронт, а потому, на верную смерть, не имели возможности причаститься, ходили к униатам, там молились и причащались. Мне рассказывали, – вспоминал митрополит Евлогий, – как в униатском монастыре они вместе с униатами восклицали: „Святой священномучениче Иосафате, моли Бога о нас» (это тот Иосафат Кунцевич, который был известным гонителем православия)»⁸².

В это время русские богословы подводят идейную базу под действия такого рода. «Так, протоиерей П. Я. Светлов утверждает, что западные христианские вероисповедания, наравне с православным, суть христианские Церкви и принадлежат к Церкви Вселенской, а не внецерковные общества, отделенные от Церкви, – что существующие христианские Церкви на Западе и Востоке суть поместные Церкви или части Вселенской Церкви, и потому присвоение какою-либо из них прав Церкви Вселенской незаконно»⁸³.

В атмосфере отмеченных идей и нравов, все более захватывающих русских людей, отстаивание традиционных взглядов на Церковь, как уже было сказано выше, стало для Владимира Троицкого началом исповеднического подвига, который он с честью пронес через всю жизнь.