Прогресс и преображение

Во вступительной лекции «Прогресс и преображение», прочитанной 3 сентября 1914 года в академической аудитории, архимандрит Иларион делает попытку анализа глубинных, онтологических причин этой войны, ее для многих неясного, но главного духовного смысла.

Война эта, по мнению лектора, не есть какая-то досадная нелепость, случайность, которой могло не быть. Она не есть даже просто война государств, наций за некоторые политические, экономические, географические и тому подобные преимущества. Это – война двух идеологий, двух мировоззрений, мироощущений, а если точнее – двух образов существования, антиномичность, противонаправленность которых делает войну между ними естественным следствием конфликта, не разрешимого никакими мирными способами. Имя одного из этих образов существования – прогресс, другого – преображение. Наиболее яркие представители: первого – Германия, второго – Россия.

Прогресс есть лишь «приспособление к человеческой жизни общего принципа эволюции, а эволюционная теория есть узаконение борьбы за существование»²¹². Наиболее последовательный выразитель теории эволюции и прогресса – Ницше. Цель развития человечества – сверхчеловек. «Сверхчеловек должен навсегда порвать с христианскими добродетелями; для него они – порок и гибель». Главная добродетель – сила. Использование других, которые послабее, даже ценой их гибели для достижения своих «высших» целей – вот главный закон и основная добродетель прогресса. «Перенесите вы эти слова в политику, и вы получите политику Германии... Даже на большие народы, даже на русский народ германцы готовы смотреть как на навоз для удобрения той почвы, на которой должен расти и процветать германский культурный прогресс»²¹³. Отсюда и «война – это лучший показатель внутреннего существа культурного прогресса», и «это самопроклятие прогресса». Поэтому считающей себя христианской, но давно отпадшей от Христовой Церкви германской нации гораздо ближе турки-магометане, чем православные русские. Ближе, так как выгодней. Выгода – идол культурного прогресса, который «для своего процветания непременно требует полного пред ним рабства со стороны человеческого общества»²¹⁴.

Для славянского же православного мира, и в частности для России, не существует идолов, но существует идеал. Это – «религиозный идеал православия», который «есть не прогресс, но преображение»²¹⁵. Русский характер, сложившийся под влиянием Церкви, никогда не мог серьезно мыслить о земных достижениях, которые подразумеваются под словом прогресс, как о безусловных ценностях. «Вся культурная и политическая деятельность русскому кажется только поделием, на которое грешно отдавать свою душу целиком»²¹⁶. Не к сытому самодовольству стремится православная душа, но к спасению через преображение человеческой природы, через обожение, возможное только в Церкви. Единение с Богом, требующее отказа от поклонения идолу прогресса, – вот идеал русского народа.

«Вступая во второе столетие родной и дорогой академии, – заканчивал инспектор академии свою лекцию, – будем каждый иметь в качестве руководящего светоча наш русский идеал преображения, чтобы, когда придет время трудиться на ниве народной, не подавать жесткого европейского камня тому, кто просит настоящего русского хлеба»²¹⁷. «Концепция архимандрита Илариона была положительно встречена в среде богоискательской интеллигенции»²¹⁸.

Впрочем, несмотря на столь горячую патриотическую настроенность, архимандрит Иларион не теряет способности рассуждения. Само академическое служение он представляет как участие в военных действиях на идейном фронте и переход с этого фронта в действующую армию воспринимает хотя и не как дезертирство, но, по крайней мере, как неоправданное понижение уровня борьбы против общего врага.