XVIII. 1732 год. – Отбыие Двора из Москвы в С.-Петербург. – Тетради о житии Феофана. – Розыск переписчиков. – Подозрение заговора и мятежа. – Аресты

Остерман, с самого вступления Императрицы на престол, постоянно настаивал, чтобы резиденцию по прежнему перенести в С.-Петербург. Это настояние исполнилось в начале 1732 года.

8 января Государыня выехала из Москвы в С.-Петербург. 11 января прибыла в Новгород в начале 2 часа после полудня. Феофан, ухавший вперед, встретил её с крестами у Волховского моста и шел пред её саньми до соборной церкви, где приветствовал её речью. В Новгороде Государыня остановилась в архиерейском доме³⁶², откуда на другой день, в 4 часа пополудни, выехала в С.-Петербург.

Вместе с двором переехала в С.-Петербург Тайная канцелярия под названием Походной, а оставшаяся в Москве называлась по прежнему Тайной. Но в половине этого года (12 августа) велено Тайную канцелярию взять из Москвы в С.-Петербург, а в Москве оставить контору, которая поручена заведыванию Семена Андреевича Салтыкова; 29 сентября этого года приказано не именовать Тайной канцелярии Походною, а просто Тайной розыскных дел канцелярией. Производителем дел в С.-Петербурге был Хрущов, в Москве – Казаринов.

Продолжая начатое дело о пасквильных тетрадях, Тайная каицелярия подбирала лиц, которые разными путями замешались в это дело. Новой жертвой её сделались богаделенные нищие московской федоровской богадельни, где был двоюродный брат Ионы (разстриги Осипа), Горбунов, переписывавший тетради по его поручению. Но вместе с ним позвали к допросу и других нищих, которые видели, как он переписывал, читали тетради или слышали, как он читал, Якова Кузьмина и Данилу Толбугина. В допросах старики показывали, как они бранивались между собою, особенно как бранивали Горбунова. Литературные труды его казались им чернокнижеством, а переписка тетрадей на Феофана изменою и еретичеством.

Горбунов сделал главные показания, что он переписал для Ионы несколько тетрадей; но где они? кому он раздавал их или где подбрасывал и с какою целию? Без допросов и показаний Осипа обойтись не могло. Поэтому 22-го февраля 1732 г. Походная тайная канцелярия потребовала с Валаама Осипа.³⁶³

С прибытием его дело нищих кончилось. Больше того, что они показали, от них получить было нельзя. Поэтому 22 марта П. т. к., разобрав их дело, определила: Кузьмина за то, что называли Горбунова чернокнижником и еретиком, брал у него тетрадь на Феофана, читал и не обявили, бить плетьми и свободить; Данилу Толбугина за то, что называли Горбунова изменником – тоже; Горбунова бить кнутом и освободить; но месяц спустя это определение усилили: Горбунова, после кнута, велено было сослать в Сибирь на серебряные заводы.

За теми пошли допросы Осипу – куда делись тетради? Тут нельзя было вывернуться, не рискуя поплатиться за это собственной кожей. А между тем ему польстили обещашем, что если он откроет всю истину, то получит милость её величества. Осип был человек увлекающийся, страстный. Обещания вскружили ему голову. Он потребовал бумаги и стал писать с такою ревностью за Феофана, с какою прежде писал против него. Осип разсказал уже известную нам историю о своих отношениях к Аврамову и Родышевскому.

«Видя – показывал он – многое написанное Родышевским доказательство и в челобитной его смелость, налисал от себя доношение к лицу ея величества, чтобы дать суд Родышевскому с Феофаном; а после того сочинил известную тетрадь и решился умножить их и роздать письменным людям, чтобы о противностях архиерея Феофана к Церкви выдали и новоизданным его книгам не верили. Аврамов унимал его, говорил, что Родышевский лучше сделает, что он сочиняет против онаго архиерея две книги, а именно – о монашестве, да о правлении царств, и как те книги окончатся, тогда вручить их архимандриту Варлааму и он предложить Государыне Императрице, и тогда ему Феофану с Родышевским дастся суд и противности его все явны будут и без твоих тетрадей. Но он, не слушая тех его слов, отдал тетрадь своего письма брату своему, богаделенному нищему для переписки. После того тетради эти он давал читать и раздавал разным лицам – успенскаго собора попу Петру Иванову, Переславля Залескаго иеромонаху Иакову, вагенмейстеру великой княжны Екатерины Иоановны Степану Колобову, директору типографии Барсову, синодальному поддиакону Петру, чиновникам разных ведомств – Павлову, Муромцову, брату живописцу Роману Никитину, послал в Курск в знаменский монастырь, где был пострижен, к архимандриту Михаилу две тетради; остальныя сжег при келейниках Варлаама, чему очевидцем был иеромонах Леонид.³⁶⁴ Походная тайная канцелярия приказала Тайной канцелярии (в Москве) взять всех указанных лиц к допросу, за исключением иеромонаха Иакова, о котором положено спросить архимандрита Варлаама. Варлаам отвечал, что когда он был в его ведомстве в солбинской николаевской пустыни переяславского уезда, то хаживал к нему за милостыней, а где тетерь – не знает. Велено отыскать.

Так как в числе оговоренных лиц был Аврамов, то к нему послали унтер-офицеров для секретного допроса при монастырских властях: где взятая им у Осипа тетрадь имеется? И если истины не покажет, то обявить, что взят будет в С.-Петербург к очной ставке с Осипом.

Множество оговоренных лиц со всех сторон взяты были в Москву. Варлаам жаловался Государыне, что из троицкого монастыря забраны люди на 50 подводах, а по какому делу неизвестно. Ушаков обявил, что они взяты за поношение новгородскаго архиепископа.

Когда собрались оговоренные, начали, допросы. Но почти все показани были уклончивы. Одни говорили, что видели тетради, а не брали их; другие брали, но не читали; либо, прочитавши страницы две, жгли и бросали; иные слушали, как читали другие, но не вникли в силу читанного; иные отдавали тетради своим знакомым, так что вокруг одной тетради группировалось, по нескольку лиц.

Арестовали Барсова. По обыкновенной форме вопросов Барсов показал, что он был греческой школы учителем, а с 1731 года находится директором синодальной типографии; Иону знает он по родству, потому что последний, до монашества, женат был на свояченице его по первой жене и был диаконом успенской церкви в Кожевниках. Он бывал у него по своим делам. Барсов хотел переводить с греческого языка каноник и приходил к нему, чтобы тот доложил об этом Варлааму. В этот раз Иона дал ему тетрадь о житии Феофана: вот – говорит – есть у меня история о новгородском архиерее; но как он увидел, что в ней написаны бранныя речи на Феофана, то разорвал и бросил ее. С Родышевским познакомил его секретарь дворцовой конторы Александр Яковлев. Идя однажды в симонов монастырь, он пригласил и его с собой. Тут он познакомился с Аврамовым и после того бывал у него в доме для спрашиванья о невесте, которая жила подле него в соседстве. В разговорах Аврамов говорил ему Барсову, что книга «о блаженствах» напечатана неправильно, на что он, Барсов, сказал, что не знает, правильная она или неправильная. Но Аврамов в сво-их показаниях выдал его. Он показал, что. Барсов и сам рассуждал, что книга «о блаженствах» сочинена неправильно, потому что в той книге напечатано – одною верою может человек спасения получить, а Церковь-де наша восточная приняла, что от веры и от дел спасение получить может. В таких же разговорах говорил он Аврамову о нищих, что надлежит подавать таким, которые работать не могут; начтоАврамов закрича говорил: надобно-де всякому милостыню давать, и он Барсов потом, более не говоря, от того Аврамова вышел.

Казаринов (производитель дел в Тайной канцелярии) спрашивал, как поступать ему при таких уклончивых показаниях и что делать с арестантами после допросов – пересылать в С.-Петербург или содержать в Москве? Ушаков (28-го апреля) послал к ним для улики Осипа; «а чьих показаний нельзя поверить ни уликой, ни очной ставкой, тех приводить в застенок и распрашивать с пристрастием; и хотя которые свою вину принесут или запираться будут, всех содержать в Москве под караулом, а в С.-Петербург прислать выписку об их показаниях».

По показаниям оговоренных лиц, с очных ставок с Осипом, взяли в Тайную канцелярию еще множество лиц – рязского уезда попа Василия, с троицкого подворья иеромонаха Леонида, купецкого человека Алексея Иванова, новгородского подворья пономаря Льва Иванова и дворового человека А. В. Макарова – Федора Денисова. Присутственные места требовали взятых лиц для неупустительного отправления срочных дел. Казаринов отпустил Барсова, Колобова, Павлова и Федорова и 4-го мая получил за это выговор от Ушакова, потому что дело это не без важности. Отпущенных приказано было взять снова в Тайную канцелярию.

По разноречиям Барсова, Колобова, попа Петра, иерод. Тихона, поддиакона Федорова и копистов Муромцова и Павлова и купецких людей Кузнецова и Лонцова с Осипом, велено (30-го апреля) привесть их в застенок и распросить каждого порознь с пристрастием; а 9-го мая пришло из С.-Петербурга такое ж приказание об Осипе – чтоб им из подлинной правды розыскивать: для чего он, разстрига, раздавал тетради и не для возмущения-ль какого и не было ль у него в мыслях раздачею оных тетрадей народ привесть в какой соблазн?

Этот крутой поворот в ходе дела произошел вследствие усложнения дела новыми обстоятельствами, открывшимися около половины 1732 года. Первым из них было издание Камня Веры и возбужденная им полемика между католиками и лютеранами, проживавшими в России; вторым – подметное письмо с пасквилем на Феофана.

Но прежде, чем перейти к этим новым обстоятельствам, мы проследим за печальной судьбой епископов, разосланных, по разным монастырям; потому что 1732-й год, в котором те события только начинались, для несчастных епископов был окончательно роковым.³⁶⁵