Богослужение и богословие

В жизни Православной Церкви богослужение занимает столь важное место, что в представлении многих инославных христиан Православие ассоциируется прежде всего именно с богослужебным культом, пением и иконами:

В наше время миллионы людей духовно питаются православным богослужением, – пишет протопресвитер Иоанн Мейендорф. – Очень многие... на Западе... начинают понимать Православие именно через литургическую традицию не только христианского Востока, но и древнего христианского Запада. В православном богослужении они находят и связь с апостольской верой первых веков христианства, и опыт грядущего Царства Божия. Именно поэтому нам, православным, надо хранить богослужение не только как необходимую связь с прошлым, но и как живое свидетельство о вере. Это требует как хорошего знания его истории, так и богословского духовного опыта того, что составляет ядро именно церковной молитвы, в которой прошлое, настояшее и будущее объединяются в жизни Тела Христова.

По своему составу, продолжительности и богословской насыщенности православное богослужение заметно отличается от богослужения в инославных христианских общинах, будь то протестантских или католических. Даже внешние различия бросаются в глаза. Современное протестантское богослужение, например, представляет собой, как правило, серию разрозненных, не связанных между собою молитвенных действий: сначала священнослужитель произносит слова благословения, далее все открывают книгу на определенной странице и исполняют то или иное песнопение, затем, после паузы, священник произносит проповедь, потом читается молитва, играет орган. Прихожане в основном сидят, лишь иногда встают, чтобы снова сесть. Богослужение может сопровождаться разъяснениями священнослужителя – в какой книге и на какой странице находится то или иное песнопение, следует ли его исполнять стоя или сидя. Все богослужение длится минут тридцать-сорок. В некоторых протестантских общинах за богослужением используется рок-музыка.

После литургической реформы II Ватиканского Собора богослужение во многих католических храмах не слишком отличается от протестантского: то же отсутствие целостности, то же чередование отдельных, не связанных между собою молитв и песнопений.

В Православной Церкви дело обстоит иным образом. Здесь с первого же возгласа каждой службы, будь то литургия, вечерня, утреня, часы, полунощница или повечерие, человек погружается в стихию молитвы, не прерываемой ничем. Одни за другими, без перерыва, следуют псалмы, ектении, стихиры, тропари, молитвы и возгласы священника: вся служба проходит на одном дыхании как единая непрерывно развертывающаяся мистерия, все совершается в одном ритме, ничто не отвлекает от молитвы. Византийские богослужебные тексты, насыщенные глубоким богословским и мистическим содержанием, чередуются с молитвенными воздыханиями псалмов. Даже те элементы «хореографии», которые характерны для православного богослужения – торжественные входы и выходы, поклоны, каждение, – призваны не отвлечь внимание верующих, а, наоборот, настроить их на молитвенный лад, вовлечь их в ту теургию, в которой участвует не только Церковь земная, но и Церковь небесная, не только люди, но и Ангелы.

Богослужебные тексты, употребляемые в Православной Церкви, написаны по преимуществу в глубокой древности: приблизительно с III по XIV век. Многие из этих текстов насыщены столь глубоким богословским содержанием, пересыпаны таким количеством библейских аллюзий, что современному человеку, не имеющему специальной подготовки, крайне сложно воспринять их на слух, понять их смысл. Нередко раздаются голоса, требующие упрощения богослужения, литургической реформы. Призывают даже к прямому «хирургическому вмешательству» в православное богослужение с целью сделать его более современным, более доступным и более соответствующим умонастроению современного человека. Однако ни одна Поместная Православная Церковь не сочла возможным пересмотреть литургический Устав, даже если сама практика церковной жизни внесла в него существенные коррективы (о чем будет сказано ниже). Наличие в богослужении глубоких и содержательных текстов, пусть даже не всегда понятных и современных, делает его школой богословия и богомыслия для верующих.

Более того, богослужение в его исконном, нереформированном виде представляет собой основной критерий церковной жизни, критерий богословского развития. С богослужением, литургией, Евхаристией необходимо сверять богословие. «Наше учение согласно с Евхаристией, а Евхаристия, в свою очередь, подтверждает наше учение», – говорит святой Ириней Лионский. Принцип соответствия между богослужением и богословием прочно укоренен в православном сознании. Именно поэтому богословие, не основанное на литургическом опыте или прямо ему противоречащее, нельзя признать подлинно православным. И наоборот, богослужение, утратившее свое исконное богословское содержание, перестает быть критерием истины для верующего, перестает быть школой богословия и богомыслия.

В докладе «Об изменяемости и неизменяемости православного богослужения», прочитанном в 1988 году, протопресвитер Иоанн Мейендорф сформулировал три основных принципа, имеющих прямое отношение к вопросу о связи между богослужением и богословием:

1. Богослужение выражает Предание Церкви, то есть исповедание церковной веры во времени, в разных культурах и разных эпохах. Мы верим, что это Предание есть Священное Предание: изменяясь в веках, оно остается неизменным по существу. Нам надлежит совершать богослужение так, чтобы оно всегда отражало Священное Предание...

2. Богослужение отражает единство церкви, – единство со святоотеческим прошлым и единство со всеми теми, кто сейчас исповедует ту же православную веру.

3. Богослужение есть свидетельство сознательной веры: оно не должно развиваться в отрыве от богословия, от веры, от учительства, от опыта ОТЦОВ.

Разрыв между богословием и богослужением отрицательно сказывается и на том, и на другом. Богословие, лишенное своей исконной литургической сердцевины, превращается в сухую академическую науку, оторванную от реальной духовной жизни. Именно таким давно уже стало «профессиональное» богословие на Западе, будь то католическое или протестантское. (Процесс этот не оставил незатронутым и православное богословие, которое в XVIII-XIX веках находилось под переменным влиянием то католического, то протестантского богословия.) Современные богословы подразделяются на группы специалистов – по Ветхому или Новому Завету, по патристике, по литургике, по истории догматов. В рамках одной группы специализация, как правило, суживается до одной конкретной темы: один ученый может специализироваться на изучении одного отца Церкви или на изучении определенного периода в жизни этого отца Церкви. В итоге адресатом научно-богословской литературы становится не широкая публика, не церковная общественность, а тот же узкий круг специалистов, занимающихся сходной проблематикой. Один богослов пишет книгу для нескольких десятков или, в лучшем случае, сотен себе подобных: книга занимает место на полках специализированных библиотек и не оказывает никакого влияния на церковную жизнь. Исключения из этого правила достаточно редки.

Разрыв между богослужением и богословием, между lex orandi и lex credendi, не может не сказываться самым пагубным образом и на развитии литургической жизни. Там, где «богослужение больше не питается живым Преданием Церкви», возникает «склероз литургических обычаев, отсутствие понимания их смысла». Консервация литургических форм без осознания их содержания произошла, в частности, в некоторых беспоповских старообрядческих общинах.

Но оторванность богослужения от подлинно православной богословской традиции может иметь и обратный эффект: богослужение может оказаться подвержено таким мутациям, которые существенно исказят его суть, изменят его до неузнаваемости. Такой процесс происходит в тех протестантских общинах, где богословие претерпело радикальную трансформацию, существенно отойдя от изначальной христианской традиции. В некоторых протестантских общинах существуют богослужения, приспособленные для той или иной категории верующих. Есть, например, феминистские богослужения со специально составленными текстами. Lex orandi в данном случае может вполне соответствовать lex credendi, но сам lex credendi представляет собой результат серьезного «хирургического вмешательства» в самую сердцевину христианского Предания. Причем вмешательство это осуществляется не столько изнутри церковной общины, сколько извне – из секулярного мира, в котором родилось и развилось феминистское движение.

Православная традиция, как кажется, надежно защищена от подобных явлений, так как обладает достаточным количеством «защитных механизмов», не позволяющих внешним силам вторгнуться в ее литургическую практику. Эти механизмы срабатывали в тех случаях, когда под видом ревизии богослужебных текстов в Церковь пытались внести ошибочные или еретические мнения. Так, например, несторианство началось с предложения заменить общеупотребительный термин «Богородица» на более логичный, с точки зрения Нестория, термин «Христородица». Когда это предложение было сделано, сработал один из защитных механизмов: возмутился православный народ. Далее был приведен в движение другой механизм: в обсуждение проблемы включились богословы. Наконец, был созван Вселенский Собор. Оказалось, что за внешне безобидным «хирургическим вмешательством» в богослужение крылась опасная христологическая ересь, которая и была осуждена Собором.

Православное богослужение тем и драгоценно, что оно дает четкий критерий богословской истины, и именно богословие необходимо сверять с богослужением, а не богослужение корректировать под те или иные богословские посылки. Lex credendi вырастает из lex orandi, и догматы являются богооткровенными именно потому, что родились в опыте молитвы, были открыты Церкви через богослужение.