Высокопреосвященный Николай, архиепископ Японский

С наступлением Великого поста сердца всех верных чад Православной Церкви омрачились скорбной вестью о кончине великого миссионера наших дней архиепископа Японского Николая, последовавшей 3-го февраля. Российское православное миссионерское общество потеряло в покойном миссионера, который родится веками. Трудно даже учесть все последствия такой утраты для Православной Японской Церкви. Ведь она не только своим появлением на свет, но и всем своим устройством, всем своим духовным и материальным достоянием всецело обязана ему одному. Он её духовно родил, вспеленал, кормил и одевал. Ему одному она обязана и своим дальнейшим духовным ростом.

Будущему церковному историку предстоит нетрудная и несложная, но очень благодарная задача начертать величавый образ основателя японского христианства и всесторонне осветить его апостольский подвиг.

Моя задача скромнее. Сорока дней не прошло со дня смерти архиепископа Николая. Все японские газеты поместили сочувственные статьи о покойном. Не подобает молчать и нам над этой свежей могилой. Пусть просветится свет его пред людьми, чтобы видели его добрые дела и прославили Отца нашего, иже есть на небесех.

В 1857 году, то есть более полувека тому назад, в здании Санкт-Петербургской Православной Духовной Академии было вывешено объявление: не пожелает ли кто-нибудь из окончивших курс студентов занять место настоятеля домовой церкви русского консульства в Хакодате. Студенты читали приглашение, но охотников не было. Много идеалов рисуется молодому воображению, но не все они переходят в решимость. Хорошо читать и умиляться апостольским трудом, но каково его исполнить?

Только у одного студента забилось сердце и вспыхнул священный огонёк желания приобщиться апостольским трудам. Никому он не сказал об этом и долго скрывал, пока огонёк не разгорелся ярким пламенем, пока он не почувствовал в себе того бесповоротного решения, того энтузиазма, который заставил пророка сказать: «Вот я, Господи, пошли меня». Это был студент Касаткин Иван Дмитриевич, уроженец Смоленской губернии, – впоследствии Николай, архиепископ Японский. В 1860 году 8 июня, прямо по окончании курса состоялось назначение его на эту должность, причём он заявил о желании ехать одиноким, с принятием монашеского сана. Молодой энтузиаст сознательно отрезывал себе все пути к отступлению.

В сане иеромонаха Николай направился в Страну восходящего солнца через Сибирь. В городе Николаевске ему пришлось зазимовать, и здесь произошла встреча юного миссионера с другим опытным и знаменитым миссионером – Иннокентием, архиепископом Иркутским, впоследствии митрополитом Московским. Архиепископ отечески принял и обласкал молодого инока, сообщил ему много полезных указаний из своего миссионерского опыта, сам скроил для него рясу и в виде благословения возложил на него бронзовый крест.

Только через год, 2-го июля 1861 года, иеромонах Николай прибыл в Хакодате. В то время православных христиан во всей Японии не было ни одного человека. А теперь там по отчёту за 1909 год значится следующее. (Позвольте несколько забежать вперёд и сообщить эти данные, чтобы иметь возможность судить о том, что сделано покойным для Православия в Японии за 50 лет миссионерской деятельности.)

Всех православных общин к 1 января 1910 года состояло 265, христиан в них 31538, священнослужителей 42, из коих русские только архиепископ и епископ, остальные все священники и диаконы – японцы. Японцы же и проповедники в числе 118. В течение 1909 года крещено 1120 человек. В столице Японии Токио существует семинария и женское училище, в которых 129 учащихся, женская школа существует и в Киото. В обеих этих столицах, Токио и Киото, по прекрасному храму, причём токийский храм – кафедральный собор архиепископа – японцы показывают в качестве достопримечательностей своей столицы. Каждый год в Японской Церкви собираются частные и общие соборы всех священнослужителей и катехизаторов под непосредственным председательством епископа. По всей Японии раскинута сеть христианских мужских и женских кружков, цель которых – христианское объединение, братское общение и взаимная поддержка. Вот какую картину Православия оставил после себя высокопреосвященный Николай. Отсюда ясно, что говорить о Японской Церкви, рассказывать её историю значит рассказывать историю проповеднических трудов почившего святителя.

За дело проповеди он принялся не сразу по приезде. На приезжих иностранцев японцы смотрели в то время далеко не ласково, и слушателей найти было трудно. Но главное, – надо было сначала изучить японский язык, чтобы понимать и говорить по-японски. Целых восемь лет употребил иеромонах Николай на изучение японского языка, религии и литературы. И, с Божьей помощью, старания его увенчались успехом. Он стал говорить по-японски, как истый японец, и считался одним из знатоков японской литературы.

Вооружившись необходимыми знаниями, проповедник принялся сеять слово Божие. Больших трудов ему стоило бросить первую горсть святых семян. Но, слава Богу, они упали на добрую почву, принесшую плод во сто крат. Сам преосвященный рассказывал об этом так. К русскому консулу в Хакодате ходил один японец по фамилии Савабе, – ходил учить сына консула фехтованию. Святитель жил тогда простым иеромонахом в доме консула и нередко встречался с этим Савабе. Последний бросал на Николая злобные взгляды, а при встречах громко выражал свою ненависть. Случилось один раз тому и другому встретиться в одной комнате. Не стерпел фанатик, обругал православного священнослужителя и его веру. На этот раз и Николай не смолчал. Он спокойно заметил, что прежде чем бранить что-нибудь, нужно знать, что бранишь и за что. Слово за слово, и злобный язычник, закоренелый фанатик, должен был выслушать объяснение Николая. Во второй раз Савабе искал встречи, а в третий – сам пришёл к Николаю с просьбой говорить о Христе. И с тех пор этот свирепый язычник, как Павел апостол, из бывшего гонителя стал ревностным христианином и первым помощником о.Николая. Сделавшись христианином с именем Павла и священником в одном православном приходе, он обратил не одну тысячу своих соплеменников ко Христу. Вскоре после Савабе был обращён в христианство и другой язычник Иоанн Оно. Святое дело проповеди стало налаживаться: бывшие гонители обратились в ревностных сотрудников миссионера, стали проповедывать сами и многих уловляли ко Христу. Теперь о.Николай убедился, что в Японии может зародиться Православная Церковь. В 1870 году он отправился в Россию доложить Священному Синоду, что на Дальнем Востоке есть страна, ищущая света, жаждущая истины, готовая принять Слово Божие. С этих пор по ходатайству о.Николая учреждена в Японии православная миссия, назначены были средства, а сам её начальник был посвящён сначала в архимандриты, а потом в 1880 году в епископы. Высокий сан удвоил энергию проповедника. Все, кто видел и знал преосвященного Николая, удивлялись его трудам. До глубокой старости он не жалел себя ради благовествования, не знал покоя ни днём, ни ночью. Только года четыре тому назад ему прислали помощника епископа, и то после настойчивых его просьб, после того, как он напомнил о своих 70 годах. А до тех пор он неустанно ездил по своей епархии, и нет ни одного христиански светлого уголка, который бы он не посетил. В постоянных путешествиях он изъездил всю Японию из конца в конец, от севера к югу, на расстоянии почти 2000 верст. До последнего времени он являлся главным руководителем учебного строя духовной семинарии, женского и катехизаторского училища. До конца дней от занимался переводом на японский язык Священного Писания и богослужебных книг; всюду сам проповедывал, наставлял, умолял, запрещал, особенно при объездах епархий. Японцы великие охотники говорить. Им надо говорить постоянно, благовременно и безвременно, нужно говорить долго, красноречиво, убедительно. Попробуйте говорить 1–2 часа подряд, – легко ли покажется? Между тем почивший вёл свои беседы по два и более часа, иногда по два раза в день, утром и вечером. И Господь видимо ему помогал.

Вот его обычный день, когда он бывал дома. Вставал владыка всегда в 5 часов утра, а если много спешного дела, то и раньше. После молитвы прямо за работу, не разгибая спины до обеда. В полдень – обед, а потом краткий отдых за чтением газет. С двух часов занятия епархиальными делами до самого вечера. Вечером небольшая прогулка, а потом, вместо отдыха, чтение многочисленных писем, на которые надо отвечать. Каждый японский священник, каждый проповедник считает долгом хоть раз в месяц написать своему архипастырю. Японцы любят писать не меньше, чем говорить. Бумага у них идёт длинной лентой и складывается как лента. Любя длинную речь, японцы пишут по аршину и больше японского оригинального письма, причём в конце концов непременно извиняются, что не написали сажень. И всё это нужно прочитать, взвесить и на всё ответить, всё разъяснить, решить, всем распорядиться.

Видел ли преосвященный Николай плоды своих трудов? Да, видел и находил в них утешение. Вот он въезжает в селение или город, где есть христиане. Ему устраивают торжественную встречу старейшие представители общины, а если община невелика, то и все христиане от мала до велика. Все за городом встречают его, кланяются, просят благословения, приглашают наперерыв в свои дома. Картина умилительная: так встречали апостолов первые христиане. Даже у нас нет архиереям такой чести. Встретив дорогого гостя, все едут в город или селение. Владыка любит больше всего детей: в них он видит будущую силу японского христианства. Прежде всего спрашивает всю эту маленькую толпу японской детворы – кого молитву, кого заповеди, Символ веры. Конечно, всё по-японски. Дети всегда отвечают хорошо. Но каково его утешение, как двое мальчиков пяти лет прекрасно знают Отче наш, Богородицу и другие молитвы. Подлинно из уст младенец он услышал хвалу Богу. Имя Николай на устах у всех японских христиан. Да почти и все жители Японии знали его, и когда речь зайдёт о православном христианстве, они произнесут одно только имя «Николай», и этим всё сказано.

Видел почивший великое утешение и в жизни своей паствы. Христианская жизнь православных японцев полна трогательных картин. Православные японцы живут между собой по-братски. Если где-нибудь в доме есть больной или случилось какое несчастье, все перебывают в этом доме, кто с помощью, кто с утешением, соболезнованием, ласковым словом. Умрёт ли кто из христиан, все единоверцы принимают участие в похоронах, провожают до могилы. Случилось какому-то православному японцу лечь в больницу. Пока он лежал там, врачи и прислуга не могли надивиться, почему так много народа ходит навещать его, совсем не так, как других больных. Оказалось, что навещали больного даже и не родные, а вообще все христиане этого города.

Ревность японских христиан к вере Христовой проявлялась иногда очень сильно. Преосвященный рассказывал об одном священнике Иоанне Сакай следующее. Однажды он в первый год своего священства пропал из дому на несколько дней. Потом его привели к епископу едва живого. Оказалось, что этот священник, желая умолить Бога об обращении ко Христу всей Японии, наложил на себя двухнедельный пост и для этого, вместе с одним своим другом, спрятался на чердаке своего дома.

Одной из главных заслуг почившего архипастыря нужно считать перевод священных и богослужебных книг на японский язык. Благодаря этому всё православное богослужение понятно для японцев. Делом перевода святитель занимался до самых последних дней своей жизни. Ему отдавал все свои досуги, свободные часы. Чувствуя приближение старости и не имея сил лично объезжать рассеянные по всей Японии христианские общины с той же молодой энергией, архипастырь сберегал свои старческие силы на главное дело, на дело перевода и распространения священной и богослужебной литературы. Очень характерны его слова Священному Синоду в конце миссионерского отчёта за 1903 год. «Я, 68-летний старик, доживаю последнее время жизни, посвящая его главным образом переводу священных богослужебных книг. Мне некогда исполнять обязанности благочинного, делать постоянные объезды. Давно пора подумать о моём заместителе. Для юной Церкви неполезно, если после моей смерти станет заведывать ею человек, недостаточно привыкший, внезапно присланный, не знающий языка, истории страны, обычаев, характера людей…»

Так любвеобильный отец заботился о будущем своей христианской семьи за восемь лет до своей смерти. Просьбу его нашли возможным исполнить четыре года тому назад. В помощь японскому апостолу выразил желание ехать преосвященный Сергий Тихомиров, бывший ректором Петербургской Академии. Он и остался теперь заместителем осиротевшей кафедры.

Другим не менее важным делом своей миссии почивший считал постройку храмов. Но на это нужны были особые и немалые средства, а их не было. Японская Церковь переживает в настоящее время общий удел зарождающегося в язычестве христианства. По сравнению с общей массой японского народа православных христиан очень не много, и они рассеяны по стране небольшими группами, иногда в 20–30–50 человек, самое большее – человек в 500, считая с детьми. Да при том всё это люди по большей части малосостоятельные, если не бедные: ремесленники, земледельцы, мелкие торговцы. Какие же могут быть средства у подобных общин малочисленных и бедных? Они не всегда в состоянии нанять даже простое помещение для своих молитвенных собраний, где-нибудь в частном доме, и уж конечно, не могут построить себе отдельного храма и содержать отдельный причт, священника. Поэтому японские православные храмы почти все помещаются пока в частных домах. Храмов же в нашем смысле, то есть отдельных зданий, там очень мало, – кажется, нет и десятка. И вот заветной мечтой покойного архипастыря было создание таких храмов. И как же он радовался, когда ценой больших усилий, хлопот и слёзных просьб ему удавалось построить где-нибудь отдельный храм.

Гордостью Японской Церкви доселе служит православный собор в Токио, сооружённый и освящённый лет 20 тому назад, занимающий самое высокое и красивое место японской столицы. Он строился на средства доброхотных дателей, всего больше московских, строился под личным наблюдением покойного архипастыря и был его любимым детищем. Много препятствий было при постройке. Говорили, что строится русская крепость, пускали нелепый слух, что русские отсюда будут наблюдать над японским двором, потому что из собора виден весь императорский дворец. Предлагали даже купить это место и храм в подарок императору. Только когда собор освободился от густой сети лесов и предстал во всей красе православного храма с золотыми крестами на верху, все увидели, что это не крепость и страхи напрасны. После того как собор был освящён, японцы каждый день густыми толпами стали ходить в него и глядеть. Восхищению их не было конца. С большим любопытством они расспрашивали о том, что написано на иконах, какие лица. Архипастырь позаботился, чтобы любопытство язычников было удовлетворено: ведь это своего рода живая проповедь в лицах.

Для токийских христиан собор стал самым любимым местом. Величественное здание красивой архитектуры, мелодичный звон колоколов очаровывают православных японцев. Особенно это сказывается в Пасху. Представьте себе Святую ночь в языческой столице. Густая ночная темнота, темнота в окнах домов. Язычники спят, а христиане бодрствуют. Вечером с разных концов города они стекаются в собор и ждут утрени, сидя на полу храма. Собор двухэтажный. Вверху идёт чтение «Деяний», внизу (в крещальне) слышен голос проповедника. Там и здесь напряжённое внимание, полная тишина. Некоторые прикладываются к плащанице. Все принесли с собой красные яйца, пасху и куличи.

Скоро полночь. Собор медленно освещается внутри и снаружи. Он виден далеко и днём, но в эту святую ночь представляет из себя величественную громаду. Сильное впечатление он оставляет в христианских сердцах Мы здесь, у себя дома, не можем слышать равнодушно первый удар к пасхальной заутрене. А что должны чувствовать христиане в той далёкой стране, где в сердцах окружающей массы нет веры в воскресение? Не кажутся ли все эти мирно спящие люди живыми мертвецами, тем полем сухих костей, которые не облеклись ещё плотью и не имеют духа, по слову пророка Иезекииля?

Но вот двинулся крестный ход вокруг собора с пением по-японски: «Воскресение Твое, Христе Спасе». У нас в это время вы не найдёте спящих, кроме детей. Редко кто не бывает в это время в храме, да и тем, кто по нужде остался дома, хочется взглянуть хоть на этот крестный ход. А там на торжественную христианскую процессию глядит только небо, да звезды, – холодное японское небо и холодные звёзды. Язычники спят. «Зачем вы спите? – хотелось бы крикнуть этим людям. – Проснитесь от векового сна, попробуйте узнать, где истина…» Но язычники спят. Много их спит. Только малая часть проснулась по зову почившего великого миссионера и вышла навстречу воскресшему из мертвых Христу.

В жизни почившего был один опасный момент, когда всё его дело, все плоды трудов его могли окончательно погибнуть. Это было во дни Русско-японской войны 1904–5 годов. Как истинный пастырь своего стада, преосвященный Николай отказался покинуть Японию во время войны. Он был единственным человеком из русских, остававшимся на японской территории. Но каково ему было там жить в это время, – в стане врагов своей родины? Разумеется, он лично рисковал многим, – быть может, даже самой жизнью, и, вероятно, готов был положить живот свой за други своя. Но не в этом была главная опасность. Она грозила самой Церкви.

Дело в том, что за весь недавний срок своего существования Японская Православная Церковь успела пережить две войны с Китаем, одну в 1895, другую в 1900 годах. Православные японцы отбывали и отбывают воинскую повинность наравне со всеми. Христианство научило их Бога бояться, императора почитать, властям повиноваться. Христиане храбро сражались и умирали за отечество. Никаких сомнений в их душе по поводу войны не возникало. Архипастырь Николай научил своих пасомых быть хорошими христианами, прекрасными гражданами, слугами царя, сынами отечества.

Но когда стали носиться слухи о войне с Россией, японских христиан одолело сомнение. Для их веры и национального чувства эта война принесла искушение. Они ведь знали, что приняли веру от православной России и что их начальник русский человек. Как же быть: воевать или нет? И вот к епископу Николаю в 1903 году полетели письма со всех концов Японии. Мало того. На общем очередном соборе 29 июня 1903 года все присутствующие в один голос задали тот же вопрос епископу: воевать ли им с Россией, если возникнет война? Вопрос со стороны японцев вполне естественный, а для преосвященного очень щекотливый. Однако он нимало не задумавшись сказал им, что если будет война и с Россией, они должны будут воевать за своё отечество Японию, потому что Сам Христос заповедал положить душу свою за други своя. Но при всём том как он, епископ, так и они, его духовные чада, должны молиться о том, чтобы никакой войны не было, чтобы отвратил Господь грядущее бедствие.

Богу не угодно было предотвратить войну, и христиане японцы стали возносить молитву к Богу о победе над Россией. А их духовный вождь за всё время войны добровольно отстранил себя от общественного богослужения. Его пасомые понимали это величие духа, чувствовали, какую душевную драму он переживает. И деликатно не настаивали, чтобы он служил.

И вот, благодаря такому мудрому и любвеобильному руководительству, бедствия войны почти ничем не отразились на Японской Православной Церкви. Правда, распространение Православия в эти годы значительно сократилось, ибо архипастырь обречён был на вынужденное бездействие. Но всё-таки Японская Церковь и Православие остались нетронутыми.

В течение 1904–1905 годов, когда шла война между Россией и Японией, высокопреосвященный не оставался без дела. Устранившись от активной деятельности по миссионерству, чтобы не возбудить ни в ком подозрений в чистоте и прямоте своих намерений и действий, благостный и деятельный владыка обратил всю свою заботу на военнопленных. Их было до 70 тысяч, они были размещены в 26 местах. Он распорядился, чтобы священники-японцы удовлетворяли их духовные нужды, напечатал и роздал всем русским воинам по экземпляру Евангелия и молитвенника, сам бывал среди них, беседовал, утешал, наставлял. Много офицеров вступили с ним в переписку по вопросам духовно-нравственной жизни. Солдатики присылали свои лепты на храм. До слёз трогали эти жертвы любвеобильное сердце владыки Николая. И он каждому отвечал, писал, наделил всех крестиками, иконками, книжками. Единственный русский человек, духовный отец, утешал своих братьев на чужой земле, во враждебном стане, – и не одна русская солдатская душа унесла с собой в Россию благодарную память о нём¹.

По окончании войны миссионерское дело вошло мало-помалу в прежнюю колею: священники, прикомандированные к военнопленным, возвратились к своим приходам, многие молодые проповедники, вернувшись с театра военных действий, вновь принялись за дело проповеди. Война принесла даже некоторую пользу миссионерскому делу, потому что разубедила некоторых японцев в том, что будто русские своей религией хотят завоевать Японию. А правительство стало ещё терпеливее по отношению к Православию. По свидетельству почившего (в письме к высокопреосвященному Макарию от 30 ноября 1906 года), гражданская власть в Японии, отлично зная сущность христианства и других вер, само остаётся безразличным, а народу предоставляет принимать веру, какую кто хочет.

Таким образом, всё заставляло бы радоваться благоприятному повороту обстоятельств. Между тем сердце почившего апостола не находило покоя. Нашлись новые обстоятельства, о которых болело сердце. «Утомлён я не службой моею, а напротив, опасением, что службу придётся стеснить и сократить», – пишет он (письмо высокопреосвященному Макарию 8 февраля 1907 года). «Двадцать семь лет назад дана ассигновка Священным Синодом на содержание миссии. Теперь служащих увеличилось втрое. Удорожились все жизненные продукты. И вот оказался в миссионерском отчёте дефицит в 23226 рублей. Об этом я всё и пишу, пишу до того, что начинаю утомляться и этим трудом, и думами, будет ли успех. Если не будет, придётся 30–40 катехизаторов уволить от службы и, значит, столько же церквей обречь на запустение и на расхищение инославным миссионерам».

Вот что его беспокоило. А о собственном покое он не заботился. Несмотря на приближение глубокой старости, он никогда не думал покидать своё стадо, вернуться в Россию. Краснел при одной мысли о каком-то покое. «На покой миссионеру, когда у него есть хоть капля силы служить своему делу! Это для меня представляется столь несообразным, – пишет он, – что я и в мечтах никогда не пытался примеривать покойный халат. Хочется умереть на той борозде, где Промысл Божий судил и пахать, и сеять».

Перед закатом дней Господь Бог послал два утешения своему верному рабу. Первое выразилось в том, что долгожданный помощник в сане епископа, наконец, нашёлся, прибыл в Японию в 1908 году и оказался золотым человеком. Преосвященный епископ Сергий в один год познакомился с японским языком настолько, что стал говорить на нём почти свободно и проповедывать, разъезжая по разным концам Японии. В своих последних письмах нашему владыке, высокопреосвященнейшему Макарию, почивший так отзывается о новом епископе:

«Преосвященный Сергий всё более и более укрепляет в надежде, что будет верным Японии миссионером. Несмотря на холода (письмо 2 октября 1909 года), путешествует по самым северным церквам на острове Эзо и не думает оставлять этого дела. Приходится усиленно отзывать его из опасения, чтобы не простудился, тем более что дошёл до посещения таких мест, куда нет хороших дорог. Пешком пересекает такие дебри, что его спутники, не переставая, распевают, чтобы отогнать медведей. Его письма доказывают, что он со всей любовью ведёт своё дело. Владеет японской речью настолько, что не стесняется говорить проповеди перед аудиторией из сотен язычников. Его отлично понимают и награждают аплодисментами по здешнему обычаю, а христиане везде ждут его и жаждут его назиданий. Нисколько он не устал от жизни в Японии. Напротив, всё больше и больше ему нравится миссионерское служение, и он располагает всю свою жизнь отдать этому служению. Укрепи его, Господи, в этом настроении» (письмо 26 февраля 1910 года).

Вот какой радости сподобился великий пастырь японских христиан незадолго до заката жизни. «Теперь я могу спокойно умереть в уверенности, что дело миссии в добрых руках». «Правда, его одного недостаточно. Ещё бы нам надо двух таких же ревностных миссионеров. Молим об этом Бога и обращаем взоры на Россию» (письмо 3 мая 1911 года), – пишет владыка в мае прошлого года. Услышит ли Господь мольбу его? Но и за то благодарение Богу, что паства японская всё-таки не осталась без руководителя.

Самое последнее утешение получил покойный ровно за полгода до своей кончины. Тут он пожал достойные плоды от работы рук своих и убедился, что если он любит свою паству, то и паства японская отвечает ему полной взаимностью. 2 июля 1861 года он вступил на японскую почву, и вот этот-то знаменательный день 50-летия японские христиане пропустить не могли и не пожелали. Чем они воздали ему, как отпраздновали, – обо всём этом подробно описал преосвященный Сергий на страницах «Церковных ведомостей» (1911 года, №41–42, с.1699:1752). Но мы приведём краткий отзыв о торжестве самого виновника торжества в письме высокопреосвященнейшему Макарию, архиепископу Томскому и Алтайскому, 30 сентября 1911 года, – последнем письме почившего великого миссионера оставшемуся в живых.

«Всё празднование было делом христиан. Я только соглашался и не противоречил, находя всё это небесполезным в нравственном отношении. Лично же участвовал настолько, насколько было необходимо и насколько простирались требования христиан.

– Сделайте вот то-то, напишите вот это.

– Да разве это нужно?

– Непременно нужно.

И я делал, писал, говорил. Христиане попросили учёного переводчика богослужебных книг, всеми уважаемого поэта, благочестивого христианина Павла Накаи, сложить гимн Богу на этот случай. Он заимствовал образы из Евангелия и Псалтири, составил гимн, регент положил его на ноты. Хор учеников семинарии и учениц женского училища разучил его, и ко мне пришли с просьбой – разрешить пропеть его в соборе после приветствия христиан и моего ответа на него. Я посоветовался с преосвященным Сергием, как быть. И после совета мы решили: какие же могут быть препятствия к разрешению пропеть Богу гимн в Божьем храме? Решили и разрешили…»

Дальнейшего описания празднования автор письма по скромности своей не дал. Но мы не можем обойти молчанием одного факта, о котором сообщил преосвященный Сергий в «Церковных ведомостях».

По окончании торжественного юбилейного богослужения в кафедральном соборе к юбиляру на церковной солее приблизились два престарелых японца-христианина – протоиерей Павел Савабе и Савва Хорие. Савабе – тот самый свирепый язычник, который с такой ненавистью смотрел на молодого монаха 50 лет тому назад. Теперь он старческим голосом прочитал следующую речь юбиляру:

«Прошло 50 лет, как Вы, Ваше Высокопреосвященство, наш архипастырь Николай, приняв на себя великий долг распространения Евангелия, в молодых летах оставили своё отечество и сделались странником в чужой земле, лежащей за небосклоном на расстоянии 10 тысяч вёрст. Семя Евангелия, посеянное Вами, выросло, стало большим деревом, покрылось густой листвой».

«Люди имеют обыкновение сажать деревья на память о событии. Дерево, выросшее из посаженного Вами семени, всё более и более растёт, образуя лес из 30 тысяч душ. Вот памятник, сооружённый Вами для настоящего и будущего времени…»

«Нося в себе возвышенные идеалы, Вы не могли быть довольны, видя настоящее состояние нашей Церкви. Но это нужно отнести только к нашей вине… Вы же поистине являетесь основателем нашей Православной Церкви и всегда останетесь для неё столпом… Ваши высокие добродетели стоят перед нами как высокий образец нравственности. Сколько духовного огня Вы зажгли в наших сердцах! Ваша великая личность долго будет влиять на следующие поколения».

«41-й год исполняется с того времени, когда Вы открыто начали проповедь в Японии. 31-й идёт со дня посвящения Вашего в епископы. Две трети Вашей жизни проведены в Японии. Годы и месяцы текут, как вода, и у Господа тысяча лет, как один день. И вот в нынешний день мы молим Господа Бога, да продлит он выше ста лет жизнь Вашего Высокопреосвященства, все свои силы посвящающего Божьему делу больше 50 лет и ещё не знающего усталости…»

Вот какую характеристику свою и своей деятельности услышал владыка Николай из уст бывшего Савла гонителя, первого христианина и первого иерея из японцев. Устами 80-летнего старца говорила не лесть, а сама истина.

Конец последнего письма высокопреосвященнейшему Макарию от владыки Японского Николая особенно интересен и трогателен.

«Празднование 50-летия продолжалось 3–4 июля, а с 5-го начался обычный собор. На нём уяснилось, что всех христиан в Японии 32700 (это, очевидно, к 1-му января 1911 года, потому что отчёт обычно даёт сведения за истекший год, и, следовательно, всех христиан теперь гораздо больше, около 34 тысяч), священников 36, проповедников 112. Миссионеров же, призванных руководить церковью и заботиться о её расширении, только и есть, что преосвященный Сергий, да я, престарелый. Горячо мы молимся Господину жатвы, да изведёт Он делателей на жатву свою».

Умер высокопреосвященный Николай, архиепископ и апостол Японский, погас светильник. Ста лет он не прожил для блага паствы, как желал старец Павел Савабе. Но мы убеждены, что дело его не умрёт и что он теперь, предстоя престолу Царя Славы, молит о его продолжении. Господь пошлёт делателей на эту побелевшую жатву, как послал уже преемника почившему, достойного заместителя.

Но спросим себя: разве не наша обязанность, кто чем может, поддержать дело великого Николая архиепископа?! И разве мы можем оставаться равнодушными к судьбам молодой Церкви, о которой он горел такой заботой и святой ревностью?!

* * *

Коротенькая агентская телеграмма от 9 февраля из Токио гласит следующее: «Состоялось торжественное погребение архиепископа Николая в присутствии министра двора, дипломатического корпуса и тысяч японских христиан, отовсюду съехавшихся. Прислан венок от микадо».

Коротко, ясно и выразительно. Представители государственной власти в стране с господствующей религией шинтоизма и буддизма, где 2–3 десятка лет тому назад принадлежность к христианству наказывалась смертной казнью, присутствуют на похоронах православного архиепископа. Этому объяснение можно найти разве только в письме токийского губернатора Абе-Кео, в котором он поздравлял два года назад архиепископа Николая с 50-летием его доблестного миссионерского служения. «Служение Ваше, владыка, преследовало высокие культурно-просветительные задачи. Мимо вас пройти невозможно будущему историку Японии». Таков смысл письма губернатора, в беспристрастии которого сомнений быть не может, ибо это писал губернатор-язычник. Так просветился свет преемника апостолов пред людьми, и это самое лучшее доказательство правоты его великого миссионерского дела.

Профессор богословия протоиерей И. Галахов

13 февраля 1912 года