Беседа 11. Толкование па Песн. 5:2–4

Песн.5:2. Глас Брата моего ударяет в двери: отверзи Ми, сестро Моя, ближняя Моя, голубице Моя, совершенная Моя, яко глава Моя наполнися росы, и власы Мои капель нощных.

Песн.5:3. Совлекохся ризы моея, како облекуся в ню? Умых нозе Мои, како оскверню их?

Песн.5:4. Брат мой посла руку Свою сквозе скважню, и чрево мое вострепета от Него.

Вот одна из великих заповедей Господних, по которым разум обучаемых словом, как бы персть какую оттрясши с себя все в естестве вещественное, возносится к вожделению высшего, то есть, имеющим в виду жизнь горнюю должно быть выше сна и всегда бодрствовать разумом, как бы обольстительницу какую душе и наветницу истины, отгоняя от очей дремоту, разумею ту дремоту и тот сон, которыми в погружающихся в житейское обольщение образуются эти мечтательные представления: начальство, богатство, господство, кичливость, очаровательность удовольствий, славолюбие, пристрастие к наслаждениям, честолюбие и все, что в этой жизни для неосмотрительных, по какому-то пустому представлению, вожделенно, протекает вместе с преходящими естеством времени, имеет бытие только во мнении, не будучи тем, за что признается, и даже во мнении нашем не оставаясь постоянно тем же, но представляясь вместе и приходящим в бытие и гибнущим, подобно волнам, воздымающимся над водами, и на время надмеваемым движением ветров, но неостающимся на долго в этом надмении, потому что воздвигнутые стремительностью ветра, вскоре опав вместе с ветром, опять показывают гладкую поверхность моря. Посему, чтобы мысль наша стала свободна от таковых призраков, Слово повелевает тяглый этот сон отрясти с душевных очей, чтобы по рачительности о несостоятельном не утратить нам состоятельного и действительно существующего. Посему и внушает нам мысль о бодрствовании, говоря: «да будут чресла ваша препоясана, и светильницы горящии» в руках ваших (Лук. 12, 35), потому что показывающийся глазам свет гонит от очей сон, и чресла, стянутые поясом, делают тело неспособным к сну, ощущение трудов не допускает упокоения во сне. Конечно же, ясно, что выражается загадочною речью: препоясанный Целомудрием живет во свете чистой совести, потому что светильник дерзновения озаряет жизнь, в которой душа от явления истины пребывает неусыпною и неподдающеюся обману, не приводимою в безумие ни одною из этих ничего незначащих грез. Если же преуспеет и в этом под руководством Слова, то последует с нами ангельская некая жизнь, потому что Божия заповедь уподобляет нас тем, о которых говорит: «и вы подобны человеком чающим Господа своего, когда возвратится от брака, да пришедшу и толкнувшу, абие отверзут ему» (Лук. 12,36). Ибо и они ожидают Господня возвращения с брака и с бодрственным оком сидят при небесных вратах, чтобы Царь Славы, когда возвратится с брака, вошел опять ими в пренебесное оное блаженство. Откуда, «яко жених», по словам псалмопения, «исходяй от чертога» (Пс.18, 6), обручил Он себе нас в деву, это естество, соблудившее с идолами, таинственным возрождением претворил девственное нерастление. Итак, по совершении уже брака, по уневещении Церкви Словом, как говорит Иоанн: «имеяй невесту, жених есть» (Иоан. 3, 29), по принятии ее в чертог таинств, Ангелы ожидали возвращения Царя, по введении Церкви в естественное блаженство. Посему им-то, изрекло Слово, должна уподобляться наша жизнь, чтобы как они, ведя жизнь далекую от порока и обмана, готовы к принятии Владычнего пришествия, так и мы, бодрствуя у преддверия наших временных жилищ, соделали себя готовыми к послушанию, когда пришедши толкнет Он в дверь. Ибо «блажени, – сказано, – раби тии, ихже пришед Господь их обрящет», творящими так (Лук. 12, 37).

Посему, так как блаженное дело быть послушным толкущему в двери, то по сей причине душа, которая неусыпно хранит свои сокровища, непрестанно помышляя о блаженстве, ощущает стоящего при дверях и говорит: «глас Брата моего ударяет в двери». Как из слов сих можно иному достойным образом уразуметь восхождение невесты к Божественному? Та, которая с такою властью и уверенностью отогнала от себя жестокий оный север, привлекла к себе светлый ветр, производит в устах сады шипков, плоды которых ароматы; та, которая Владыке твари предложила вертоград свой в трапезу, на которой ничто из предложенного не оказалось таким, чтобы могло быть отринутым, а напротив того все было прекрасно, что засвидетельствовано смирною, ароматом, хлебом с медом и вином с молоком; та, совершенство которой подтвердило Слово, сказав: «вся добра ecи, и порока несть в тебе» (Песн. 4,7); та самая расположена теперь, как в первый раз готовящаяся принять пришествие Божие, и как еще не приявшая и не вселившая у себя стоящее ныне пред дверьми Слово, силу голоса вменяет в чудо. Посему сказывает, что голос Женихов касается не ее, но двери ее; ибо говорит: «глас Брата моего ударяет в двери».

Видишь ли, как беспредельно шествие для восходящих к Богу, как пройденное делается всегда началом тому, что лежит выше? По сказанному невесте надеялись мы некоторой остановки в продолжении шествия вверх. Ибо по засвидетельствовании о совершенстве чего большего стал бы иной искать? Что же видим? Невеста еще дома, не выходила и из дверей, не насладилась лицезрением пришедшего, но слухом только путеводится к причастию благ. Посему из сказанного дознаем следующее учение: к преуспевающим в важнейшем всегда удобоприложимо апостольское слово, в котором сказано: «аще кто мнится ведети что, не у что разуме, якоже подобает разумети» (1Кор. 8, 2). Ибо в предшествовавшем душа познала Жениха, сколько постигла. Но как не постигнутое еще в бесконечное число крат больше постигнутого, то посему, хотя Жених многократно являлся душе, однако же гласом возвещает о себе невесте, что явится ей, как не представавший еще ее очам. А чтобы мысль сия соделалась для нас более ясною, присовокуплю к речи для примера некоторое подобие: как если бы кто находился близ того источника, о котором Писание сказало, что в начале «исхождаше из земли» в таком обилии, что «напаяше все лице земли» (Быт.2,6), то приблизившийся к источнику будет дивиться несметному сему множеству «безпредельной» воды, непрестанно его наполняющей и им изливаемой, но не скажет, что видел всю эту воду (ибо возможно ли ему видеть сокрывающееся в недрах земли?), посему, если и долго простоит у льющегося источника, всегда будет только в начале этого зрелища, потому что вода все еще не прекращает своего течения и все еще начинает только изливаться. Так и тот, у кого пред очами оная Божественная и неопределимая красота, пoелику обретаемое вновь непрестанно представляется непременно более новым и необычайным в сравнении с постигнутым уже, хотя и дивится всегда пред ним появляющемуся, но никогда не останавливается в вожделении еще видеть, потому что ожидаемое велелепнее и божественнее всего видимого. Посему и здесь невеста, всегда дивясь познаваемому и изумевая пред этим, никогда не удовлетворяется познанным в желании продолжать обозрение. По этой причине и теперь, так как ощущает еще, что Слово ударяет в двери, с послушанием восстает и говорит: «глас Брата моего ударяет в двери».

Потом, дав успокоение слуху, слушает глас вещающего Слова: «отверзи Ми, сестро Моя, ближняя Моя, голубице Моя, совершенная Моя: яко глава Моя наполнися росы, и власы Мои капель нощных». Смысл же сего постигнет тот, кто составит себе такой взгляд. Великому Моисею Богоявление началось светом; потом Бог беседует с ним в облаке, после же сего Моисей, став выше и совершеннее, видит Бога во мраке. А из сего дознаем подобное следующему: первое удаление от ложных и погрешительных предположений о Боге есть переход из тьмы в свет. Более же внимательное наблюдение сокровенного, видимым путеводящее душу к естеству невидимому, делается как бы неким облаком, которое, затеняя собою все видимое, руководит и приобучает душу к тому, чтобы обращала взор на скрытое. Душа же, простирающаяся чрез это к горнему, сколько доступно сие естеству человеческому, оставляя дольнее, входит в святилище боговедения, отовсюду будучи объята Божественным мраком, в котором, пoелику все видимое и постигаемое оставлено вне, обозрению души остается только невидимое и непостижимое, и в сем то мраке – Бог, как говорит Слово о законодателе: «Моисей же вниде во мрак, идеже бяше Бог» (Исх. 20, 21).

По таком обозрении сего должно рассмотреть, какое сродство между сказанным и предлагаемым нашему вниманию. Черна была некогда невеста, омраченная несветлыми учениями, когда облиставшее ее солнце пожгло, по причине искушений, неукоренившееся на камнях семя. Побежденная некогда сварившимися с ней, не сохранила она винограда своего, потому что, не познав себя самой, вместо овец пасла стада козлов. Но как скоро, оставив союз свой с злом, возжелала в таинственном оном лобзании сблизить уста с источником света, делается тогда прекрасною, озаренная светом истины и омытая водою от черноты неведения. Потом по скорости течения уподобляется она коням, а по быстроте разумения – голубице. Подобно коням обежав и подобно голубице облетев все постигаемое и видимое, она сперва с вожделением упокоевается под тенью яблони, называя яблонью оттеняющее ее вместо облака; и теперь она объемлется уже божественною ночью, во время которой Жених, хотя и приходит, но не показывается. Ибо как ночью показалось бы невидимое? Но хотя дает Он душе некое ощущение Своего присутствия, однако же избегает ясного уразумения, сокрываясь по невидимости естества. Посему какое же тайноводство совершается в эту ночь над душою? Слово прикасается к дверям. Под именем же дверей разумеет гадательный смысл таинственного, которым вводится в нас искомое. Посему истина, стоя вне нашего естества, ведением «от части» (1Кор. 13, 12), как говорит Апостол, предположениями и гаданиями ударяет в двери разумения, говоря: отверзи; и к убеждению присовокупляет способ, как надлежит отверзать двери – прекрасные оные именования – подавая как бы некие ключи, которыми отверзается запертое. Ибо значения именовании сих: «сестро, ближняя, голубица, совершенная», в прямом смысле суть ключи, отверзающие сокровенное. Если желательно тебе, говорит Жених, чтобы двери отверзлись и «взяты» были врата души твоей, и вошел «Царь славы» (Пс. 20, 7), то надлежит тебе сделаться моею сестрою, приняв от души волю мою, как сказано в Евангелии, что тот делается Ему братом и сестрою, кто живет по воле Его (Матф.12, 49). Надлежит же тебе приступить и к истине, соделаться «ближнею», чтобы не застеняла тебя никакая среда, и твое совершенство состояло в свойстве голубицы; a сие значит – без недостатка исполниться всякого незлобия и всякой чистоты. Как бы некие ключи, прияв сии именования, отверзи ими, душа, вход истине, делаясь сестрою, ближнею, голубицею, совершенною. Прибытком же от того, что примешь и введешь Меня к себе в дом, будет для тебя с Моей головы роса, которой Я полон, и с волос Моих текущие ночные капли. А из них роса подаст исцеление, как ясно дознали мы сие от пророка, который говорит: «роса бо, яже от Тебе, исцеление им есть» (Ис. 26, 19). А «нощные капли» состоят в связи с обозренным выше, ибо кто был во святилище вблизи необозримого, тому невозможно домогаться какого-либо дождя или потока ведения; напротив того для него вожделенно, если истина окропит его ведение тонкими и неуясненными мыслями, при содействии разумной капли, истекающей от святых и богоносных мужей. Ибо «власами» на Главе всяческих, по моему мнению, в переносном смысле называются Пророки, Евангелисты и Апостолы, из которых каждый, сколько вмещал, почерпая сии во мраке таящиеся, сокровенные и невидимые сокровища, делается для нас рекою, но в самой действительности это капли только росы, хотя и преисполнены обилием и величием учения. Какою рекою был Павел, волнами мыслей возносимый выше неба, даже «до третияго небесе» даже до «рая», туда, где слышал неизреченные и непроизносимые глаголы (2Кор. 12, 3. 4)! И подобно морю, всю таковую высоту речи, разливая в слове, показывает он также, что слово сие в сравнении с подлинным Словом есть некая капля росы, когда говорит: «от части разумеваем, и от части пророчествуем» (1Кор. 13, 9); и: «аще ли кто мнится ведети что, не у что разуме, якоже подобает разумети» (1Кор.8:2); и: «аз себе не у помышляю достигша» (Филип.3, 13)! Посему, если влагою росы и каплями на волосах почитаются в сравнении с нашими силами признаваемые реками, морями и волнами, то что надлежит заключить о сем Источнике, изрекшем: «аще кто жаждет, да приидет ко мне и пиет» (Иоан.7, 37)? Каждый из слушающих по мере сказанного составит себе понятие о чуде. Ибо если достаточно капли, чтобы произошли реки, то что должно заключать по сей капле о самой реке Божией?

Но посмотрим, как невеста послушна Слову, как отверзает вход Жениху. «Совлекохся ризы моея, – говорит она, – како облекуся в ню? Умых нозе мои, како оскверню их?»(Песн.5:3). Прекрасно послушала она Повелевшего ей соделаться сестрою, ближнею, голубицею и совершенною, чтобы вследствие сего вселилась в душе истина. Ибо сделала то, что слышала, совлекшись кожаной одежды, в которую облеклась после греха, и смыв с ног земную нечистоту, которою была покрыта, когда, из райского жития возвратившись на землю, услышала: «яко земля ecи, и в землю отыдеши» (Быт. 3, 19). Посему отверзла Слову вход к душе, открыв завесу сердца, то есть плоть, а, говоря о плоти, разумею ветхого человека, которого совлечь и сложить с себя божественный Апостол повелевает готовящимся в купели слова омыть нечистоту душевных стоп. Итак, совлекшись ветхого человека и отъяв покрывало сердца, душа отверзла вход Слову, и когда Оно вошло, делает Его своею одеждою, по руководству Апостола, который повелевает совлекшему с себя плотское одеяние ветхого человека облечься в ризу, созданную «по Богу в преподобии и в правде» (Ефес. 4, 24). Одеждою же называет Иисуса. А признак невесты, что не возложит уже опять на себя свергнутую ризу, но по данному ученикам закону будет довольствоваться одною ризою, в которую облеклась, обновившись рождением свыше, подтверждает Господнее слово, повелевающее однажды украсившимся божественною одеждою не облекаться уже более в ризу греха и иметь не две одежды, а только одну, чтобы две ризы на одном и том же не были одна с другою несходящимися, потому что какое общение одежды потемненной с световидною и невещественною? Закон же повелевает не только не иметь двух риз, но и нового «плата» не пришивать «к ризе ветсе» (Мк. 2, 21), чтобы не произошло большего неблагообразия, если кто наденет такую одежду, и пришитое не останется целым, и на старом сделается большая и неисправимая дыра. Ибо сказано: «отторгнет приставление новое от ветхого, и горша дира будет» (Мк. 2, 21), так что и неблагообразное от того обнаружится.

Посему говорит невеста: «совлекохся ризы моея, како облекуся в ню?» Ибо кто, видя на себе солнцезрачную ризу Господню, возложенную на него за чистоту и нерастление, например, какую показал Господь на горе во время преображения, согласится потом, чтобы возложили на него одежду бедную и разодранную, в какую, как говорит притча, облекается «пияница и блудник» (Притч. 23, 21)? Да и омыв ноги, не соглашается сквернить их снова, ступая по земле. Ибо говорит: «умых нозе мои, како оскверню их?» Ибо и о Моисее повествуется, что по Божественному повелению освободив ноги от мертвой кожаной обуви, не надел опять на ноги сапоги, когда вступал на святую и освященную землю, а также, когда по образу, показанному на горе, устроил священническую одежду – в одной ткани соединил блеск золота, багряницы, виссона, синевы и червленицы, чтобы сияла красота, срастворенная из всего, никакого же украшения не ухитрился сделать для ног, напротив того, нарядом для священнической ноги служило – быть обнаженною и свободною от всякого покрова, потому что священнику непременно надлежало ступать по святой земле, на которую не позволительно было входить с мертвыми кожами. Посему и Господь запрещает ученикам иметь сапоги, когда повелевает им «на путь языке» не ходить, но идти путем святым (Матф. 10, 5. 10). Конечно же, не не знаешь этот святой путь, которым повелевается идти ученикам, дознав сие от Рекшего: «Аз есмь путь» (Иоан. 14, 6) – путь, которого не возможно и коснуться не совлекшему с себя одежды человека мертвого. Посему так как на сем пути была невеста, на котором Господь шествующим по оному омывает ноги водою и отирает лентием, которым препоясан; а препоясание Господне есть сила, очищающая от грехов, ибо сказано: «облечеся Господь в силу и препоясася» (Пс. 92, 1); то невеста, очистив ноги, хранит себя на пути царском, «не совращаясь ни на десно, ни на лево» (Втор. 5, 39), чтобы, перенеся след на ту или другую сторону пути, не замарать ноги грязью. Конечно же разумеешь, что означается сказанным, а именно, что душа, однажды отрешив сапоги крещением (ибо собственное дело крещающего отрешить ремни сапог, как засвидетельствовал Иоанн (Иоан. 1, 22), что не может сделать сего над одним только Господом: ибо как разрешить у Того, Кто вовсе не был связан ремнем греха?), сама омыла ноги, вместе с сапогами отринув всю земную нечистоту. А посему стопы свои на пути гладком хранит неоскверненными, как поступал и Давид, когда, омыв ноги свои от брения тины, поставил на камне, выражая сие словом так: «воздвиг мя от рова страстей, и от брения тины, и постави на камени нозе мои, и исправи стопы моя» (Пс. 39, 3). Под именем же камня разумеем Господа, Который есть свет, и истина, и нетление, и правда – то, чем уравнивается духовный путь. Кто не совратился с него ни в ту, ни в другую сторону, тот хранит следы свои нимало не оскверненными брением сластолюбия. Вот то самое, чем невеста, по моему разумению, отверзает дверь Слову. Ибо исповедание, что не примет более на себя отринутой тины и на жизненном пути не коснется земной скверны, делается входом святыни в уготованную так душу, святыня же – Господь. Такова заключительная мысль сказанного.

После сего душа снова приступает к восхождению в высшее, потому что не глас только ударяет в двери сердца, но сама божественная рука проникает во внутренность, «сквозе скважню. Брат мой, – говорит невеста, – посла руку Свою сквозе скважню, и чрево мое вострепета от Него». Без сомнения же для разумно слушающего явно, сколько пред сказанным прежде избыточествует высотою сказанное теперь. Слово, говоря невесте: «отверзи» Божественными наименованиями дает ей силу отверзть. Невеста послушна Слову, потому что делается тем, что выслушала: сестрою, ближнею, голубицею и совершенною; совлекает с себя оную кожаную ризу, омывает с ног нечистоту, не налагает на себя опять этой гнусной и разодранной одежды, не утверждает более стопы своей на земле. Услышала голос Жениха и повинуется повелению; отверзает дверь, сняв покров с сердца; раздвигает завесу двери, то есть плоти, отверзает все врата души чтобы вошел Царь славы. Но широкие врата оказались какою-то малою, узкою и тесною скважиною, в которую не мог войти Сам Жених, и едва вместилась рука Его, так что ею только проник внутрь и прикоснулся возжелавшей увидеть Жениха, и от сего ту только выгоду приобрела невеста, что в коснувшейся руке узнала руку Возлюбленного.

Какие же указуются нам учения любомудрием, заключающимся в сказанном, дознаем, если не на долго остановимся на сем слове. Душа человеческая на пределах двух естеств, из которых одно бесплотно, духовно и чисто, а другое – телесно, вещественно и неразумно. Как же скоро, освободившись от привязанности к жизни грубой и земной, по причине добродетели обратит взор к сродному ей и Божественному, то не останавливается в исследовании и изыскании начала существ – то есть на том, какой источник красоты их, откуда изливается сила, что источает из себя премудрость, обнаруживающуюся в сущности. Приводя в движение все силы рассудка и всю мысленную способность исследования, с пытливостью домогается постигнуть искомое, пределом постижения поставляя для себя только действенность Божию, даже до нас простирающуюся, которую ощущаем в жизни своей. И как воздух, передаваемый землею воде, не останавливается на дне озера, но образовавшийся пузырек стремится на верх к сродному себе, и тогда прекращает движение к верху, когда выйдет на самую поверхность воды и смешается с окружающим воздухом, так подобное нечто бывает и с душою, которая исследует Божественное; когда от дольнего простирается к ведению превысшего и, постигнув чудеса Его деятельности, не может идти пока далее в любозначительности своей, но дивится и благоговеет пред Тем, Чье бытие познается только потому, что действует. Видит она небесную красоту, блистание светил, быстрое круговращение полюса, чинное и стройное течение звезд, к своему началу возвращающийся круг четырех годовых времен, землю, сообразующуюся с окружающим ее и собственные свои действия изменяющую по различию движения в том, что выше над нею, многоразличные породы животных, живущих в водах и получивших себе в удел движение по воздуху, и живущих на суше, всякого рода виды растений, разные травы, отличающиеся одна от другой качеством, силою, наружностью, свойства плодов и соков; взирая и на все другое, в чем обнаруживается Божия действенность, душа по чудесам видимого заключает разумом, что есть уразумеваемый по сим делам. В будущий же век, когда прейдет все видимое, по слову Господа, Который сказал: «небо и земля мимоидет, словеса же Моя не мимоидут» (Матф. 24, 35), и мы перейдем в ту жизнь, которая выше и зрения, и слуха, и мысли, когда может быть не от части уже, не из дел только познаем естество Благого, как теперь, и не из действенности видимого разумеется нами превысшее, но, без сомнения, иначе будет постигнут род неизглаголанного блаженства и откроется иной способ наслаждения, которому ныне несвойственно взойти и на сердце человеку. А пока ныне пределом в ведении неизглаголанного душе служит проявляющаяся в существах действенность, которая, по нашему разумению, иносказательно называется «рукою». Итак, вот то учение, которое любомудренно преподается нам в сих Божественных речениях; по оным чистая душа, проходящая уже не земную и вещественную жизнь, чтобы не осквернить следа своего, опираясь стопами на дольнее, ожидавшая, что примет Самого Жениха, всецело вошедшего в дом, возлюбила пока увидеть только в скважине руку, под именем которой разумеется действенная сила Его. «Брат мой, – говорит она, – посла руку Свою сквозе скважню», потому что сила человеческая не имеет такой вместимости, чтобы принять в себя естество неопределимое и непостижимое.

«И чрево мое вострепета от Него», – продолжает невеста. Словом «трепет» означается какое-то изумление и удивление явившемуся чуду, потому что вся сила разумения приведена в ней в движение чудесностию совершаемого рукою Божиею, постижение чего, превосходя силы ее, выражает собою непостижимость и невместимость естества действующего, потому что все сотворение существ есть дело этой руки, явленной нам «сквозе скважню», как взывает Иоанн, и согласно с Евангелием говорит Пророк. Ибо один говорит: «вся тем быша» (Иоан.1, 2), а Пророк рукою называет творящую существа силу, сказав: «вся сия сотвори рука Моя» (Пс.66, 2). Посему, если и все прочее, и красоты небесные – произведение оной деятельности, не постиг же человеческий ум доискивающийся, что такое по сущности человек или солнце, или что-либо другое из видимых твари чудес, то по сему самому трепещет сердце пред Божиею действенностию, рассуждая, что, если этого не в состоянии постигнуть, то как постигнет естество сего превысшее? Но иной, и иначе поняв загадочный смысл сказанного, во взгляде своем, может быть, не погрешит против требуемого истиною.

Ибо думаю, что под домом невесты разумеется вся человеческая жизнь, а сия творящая существа рука, посетив кратко временность и бренность человеческой жизни, сокращает сама себя приобщением естества нашего «по всяческим по подобию, разве греха» (Евр.4, 15). Пришедши же к нам, производит в душах трепет и удивление, как Бог является во плоти? Как Слово делается плотью? Как Дева рождает? Как с тьмою смешивается свет, и с смертью срастворяется жизнь? Как малая скважина жизни приемлет в себя все существа содержащую Руку, которою измеряется все небо, объемлется вся земля и вся вода? Посему вероятно, что под загадочным именованием руки у невесты пророчески означается нам евангельская благодать. Ибо, когда Господь на земли явился и среди людей жил, тогда чистую и невещественную лепоту Жениха, Божество Слова, сияние истинного света познали мы по действенной руке. Ибо под именем руки разумеем чудодейственную Его силу, которою оживотворялись мертвые, восстановлялось зрение слепым, изгонялся недуг проказы, и по одному повелению оставляла тела всякого рода неисцелимая и тяжкая болезнь.

Пoелику предложено нам двоякое сие воззрение на слово «рука», и одно предполагает, что Божественное Естество, как совершенно непостижимое и ни с чем несравнимое, познается по одной только действенности, а другое утверждает, что словами невесты предвозвещается евангельская благодать, то предоставляем слушателю предпочтительно пред другим избрать более сродное и наипаче сообразное с предложенными словами. По крайней мере, какое из них ни будет признано более душеполезным, да послужит нам достаточным путеуказанием ко благу тем и другим из сказанного. Зная, что «разумное Божие, – по слову Павлову, – от создания миpa творенми помышляемо видимо есть» (Рим. 1:19–20), воздержимся от пытливого исследования о непостижимом, чтобы рассуждения об естестве недоступном и неизобразимом не послужили поводом к уклонению от истины. Если же, имея в виду Евангелие, составим и гадательное понятие о руке, то и в таком случае вера в таинственные учения соделается в нас более твердою, в предварительном провозглашении догматов, заимствовав для себя вящшую несомненность о Христе Иисусе. Ему слава во веки! Аминь.