Пятнадцатый день.
Поучение 4-ое. Успение Пресвятыя Богородицы.

I. В день, посвященный памяти св. Девы Богоматери, да будет позволено найти в жизни Ея ответ на один современный вопрос. Это вопрос о так называемом освобождении и возвышении прав женской половины человеческого рода.

Вот Дева безвестная даже в небольшом народе, еще юная, бедная, отдается на воспитание к храму Божию. Здесь под сенью святыни, где душа Ея постоянно возносилась к Богу, Она воспитала в Себе чувство высшей, отрешенной любви к одному Богу, и в безусловной чистоте девственного целомудрия сознала истинное совершенство и блаженство невинной души. – Высоко-нравственное, но не блестящее, на взгляд мира, состояние! Какиесудьбы могли ожидать эту Деву в мире? Она могла сделаться образцом чистой нравственности, могла получить необыкновенное развитие внутренней духовной жизни, но слишком мало значения и счастия в жизни внешней. Она Сама Себя лишала даже того утешения, которое, само по себе естественное и законное, составляло в те времена преимущественное возвышение и счастие женщины – утешение иметь детей.

Но вот эта Дева внезапно получает откровение свыше о рождении необыкновенного Сына; зачинает и рождает, но без мужа и без болезней; в рождении и по рождении остается чистейшею Девою.

И Сама Пресвятая Дева не могла не почувствовать всего величия, какое дал Ей Всемогущий; Она не усумнилась даже Сама Себе предрекать ублажение от всех родов земных. Что же однако видим в Ея жизни? По рождении Божественного Сына едва несколько строк записано об Ней в Евангелии; вблизи Своего Сына Она безмолвствует, едва видится и слышится и не иначе, как наравне со всеми другими людьми, даже вне круга избранных учеников Его, а иногда просто в толпе является зрительницей евангельских событий; и только смиренно, кротко, что видит и слышит, слагает в Своем сердце; светит тихо, как луна, и скрывается в лучах солнца, от которого заимствует Свой свет. И тогда, как вышечеловеческий Сын Ея оставил мир, Она не спешит выступать на поле открытого действия в мире; Она не получает не только преобладающаго, но и самостоятельного значения ни в церкви, ни в обществе христианском того времени. Везде являются впереди и действуют Христовы ученики. Где же величие и слава этой необыкновенной Девы-Марии? Оставались внутри Ея самой. Значит не тогда, не так, т.е. не путем внешней деятельности в мире, должно было раскрыться все Ея значение.

Наконец Пресвятая Дева умирает: и вот тогда только открывается миру вся Ея духовная сила и всемирная слава. Она становится после Своего Сына во главе христианства; церковь признает Ее выше ангелов; Она принимает поклонение от всего христианского мира и является его прибежищем и покровом в его скорбях и нуждах, и всю Свою неистощимую силу изливает в благотворениях человечеству. Вот, стало быть, настоящая область свободного действования в мире Богоматери.

II. Таков первообраз женщины в христианстве. Что здесь служит основою совершенства? – Совершенство нравственной чистоты. Какой характер свободы и величия? Чисто нравственный. Какая здесь сила, какие права, какое поприще деятельности? Все это строго нравственно и ограничено нравственною жизнию, проникнутою одним духом и одною силою христианского добра. Но здесь и предел свободе и праву пола. Далее не вело и все величие Богоматери.

Итак тихость и безмолвие – жизнь сосредоточенная в сердце, в его чистых нравственных чувствах, а не развлекаемая делами внешняго мира, невозмутимая тишина чувств, а не волнение в бурях общественного шума и мирских дел, безмолвие духа, а не рвение возвышать свой голос на открытом поприще деятельной жизни: вот что, по учению христианскому, составляет самое высокое достоинство женщины. – Где же тут, скажут, освобождение и возвышение, о котором идет речь? Оно тут и есть; тут его основание, его залог, его истинный смысл и чистый характер.

а) В самом деле, с чего началось унижение и порабощение женщины? С ее нравственного падения, когда, своевольно выступив из области сердца, в котором чисто-нравственным союзом была соединена с своим мужем и была столько же нравственно свободна и счастлива, сколько невинна, она увлеклась внешними искушениями, обольщавшими ее мыслию о возвышении над своим естественным состоянием. Тогда, с заблуждением ума и порчею сердца, она потеряла в себе нравственную силу и в ней залог своего высокого достоинства и своей разумной свободы, она стала уже не свободною союзницей в сердце и жизни, а рабою своего мужа, его воли, более сильной, и наклонностей, более грубых.

Чем довершилось это унижение и порабощение? Потерею самообладания, целомудренной сдержанности чувств и мира душевнаго, когда жена слишком уже далеко зашла во внешний мир, захотела войти и в мужские нравы, стала разделять их грубыя или, пожалуй, и утонченныя, но тем не менее испорченные стремления и прихоти, и потеряв чистоту любви и искренность уважения другого пола, сама сделалась соблазном в мире. Она порабощена потому, что поработила саму себя; она унижена потому, что унизилась; она стеснена в своих правах, потому что сама ими пожертвовала. И фимиам, по видимому воскуряемый пред нею в образованные времена и в образованном обществе, очень напоминает тот фимиам, который язычники курили пред своими обожаемыми статуями, обожая в них не их самих и не воображаемые в них вышния существа, а собственные страсти, в них олицетворенныя.

б) Ясно ли теперь, что́ может вывести женщину из унижения и порабощения? Одно средство: с восстановлением нравственной чистоты, возвращение к жизни сердца; с удалением от внешних дел и суетливых тревог мира, соблюдение нравственной тишины чувств и безмолвие духа. И что может быть свойственнее полу при всех условиях естественного его склада, что может быть прекраснее и наиболее привлекать к нему чистую нравственную любовь и все уважение другого пола, более оградить и обезопасить женщину и от собственных падений и от коварства и наглости страстей мужских? Что может даже сделать женщину более свободною в духе и независимою в жизни? Здесь, в жизни сердца, в нравственной красоте и святыни целомудрия, в глубоком, живом религиозном чувстве, которому женское сердце может быть отличным проводником и в обществе, в безраздельных чувствах супруги, матери, в полном посвящении сердца и жизни воспитанию детей, которых не отдельные только личности развиваются, но приготовляются целыя поколения к будущим временам, в чувствах и стремлениях любви христианской с ее всеобъемлющим, вседействующим добром, с ее милосердием и состраданием к бедствующему человечеству, к которым так способна по природе своей, а тем более по христианству, женская душа; – вот где христианское назначение женщины, назначение чрезвычайно высокое; вот где права ее неотрицаемы и неприкосновенны, свобода и деятельность не стеснены.

А далее? – далее христианское учение говорит, что в церкви, т.е. в церковных собраниях и делах, «жены да молчат, не повелеся бо им глаголати»: «в семействе – «муж глава жены, а жена да повинуется своему мужу», в обществе – «не повелевается ей ни учить, ни властвовать, а пребывать в безмолвии»«. Не раз это последнее выражение повторяется словом Божиим: так хорошо оно выражает истинное достоинство христианской женщины.

III. Да напечатлеют же чудно-прекрасный образ св. Девы Марии в своих сердцах наши христианки и да проникнутся они убеждением, что им предназначена не внешняя деятельная жизнь, но внутренняя, семейная, домашняя; только в этой области они могут достигнуть своего истинного назначения и будут истинно-великими. (Сост. Г. Д-ко по беседам Иоанна, еписк. смоленск., с дополн. и сокращ.).