Первый день.
Поучение 3-е. Преподобный Дионисий Глушицкий.

I. Нынешний день совершается память преп. Дионисия глушицкого. Преподобный Дионисий, в мире Димитрий, родился в окрестностях Вологды в 1362 году. Кто были родители его и как прошли первые годы его жизни, неизвестно. Сведения о преподобном начинаются со времени пострижения его в иноки Дионисием Святогорцем, игуменом Спасокаменного монастыря на Кубенском озере. Девять лет пробыл Дионисий в этом монастыре, а затем стал искать более уединенного места и удалился на реку Глушицу, куда, по прошествии некоторого времени, к нему стали стекаться другие подвижники и селились вблизи его кельи. Дионисий, видя умножение братии, просил у ростовского епископа Григория благословения на создание обители. «Похвально твое желание», сказал епископ, «ибо Сам Господь учил: «где двое или трое собраны во имя Мое, там и Я посреди их» (Матф. 18, 20). Получив благословение святителя, Дионисий просил Кубенского князя Димитрия оказать помощь в построении обители, и князь прислал плотников и нужный для работ материал. Немало трудилась и братия в этом деле, причем Дионисий сам показывал пример трудолюбия. В три года была выстроена церковь во имя Покрова Богородицы и постройки необходимые для братии.

Строгий подвижник, посвятивший себя на служение Богу, Дионисий учил братию словом и примером. «Дети, будьте милостивы и щедры», говорил преподобный, «ибо немилующие ненавидимы Богом, милующий же нищего взаим дает Богу, по словам писания». Впрочем братии не всегда нравилась щедрость Дионисия. Чтобы побудить его быть менее щедрым к неимущим, иноки однажды подослали к нему юношу, одетого в виде нищей странницы. Дионисий оказал помощь. В тот же день вечером испытавшие святого возвратили ему деньги и, сказав, кто был мнимая странница, укоряли его за безрассудную раздачу денег. Преподобный позвал юношу, отдал ему деньги обратно и сказал братии: «если вы, против моей воли, отнимете у него деньги, то нарушите две заповеди: одну, показав себя немилостивыми к нищим, другую – запрещающую требовать обратно от того, кому дали. Господь Бог велит делать добро, сколько есть сил; и так перестаньте побуждать меня к немилосердию».

II. В день памяти преп. Дионисия, отличавшегося милосердием и щедростью, приличным и небесполезным нахожу, братие, показать вам, «какова, по Евангелию, должна быть наша благотворительность». В основание своей беседы полагаем правило, которым Иисус Христос некогда заключил свое наставление о сей же добродетели. «Будите милосерди», говорил Он, «якоже и Отец ваш милосерд есть» (Лук. 6, 36). Это значит, что как Бог ни в какой милости и никому не отказывает; так и мы должны: «во-первых», жертвовать в пользу несчастных всем своим изобилием; «во-вторых», жертвовать всем не для некоторых только, но для всех и каждого несчастнаго. Изложим эти мысли несколько пространнее.

а) Должно, говорим, жертвовать в пользу несчастных всеми избытками своего достояния; к этому обязывает нас самое намерение Промысла, допустившего такое неравное разделение благ земных, по коему одни изобилуют всем до излишества, другие лишаются всего до крайностей.

Ибо для чего такое неравное разделение? Почему Провидение, от коего «нищета и богатство» (Сир. 11, 14), к одним так милостиво, к другим так, по-видимому, не милосердо? Потому ли, что одни достойнее других? Но Бог не правосудный только мздовоздаятель, но и Отец премилосердый; и для кого бы милосердие, ежели не для недостойных, когда для достойных довольно щедрот одного правосудия? Или потому, что одни успели предвосхитить себе изобилие своею опытностию, заботливостию, трудами? Но ужели Бог не мог бы пролить золотого дождя и на других, не требуя от них никакого усилия? «Удобно есть, пред очима Господнима, внезапу обогатити нищаго» (Сир. 11, 21), говорит сын Сирахов, удобно есть, – однакож небо не дождит злата на бедных; верно и их доля – также на земли! Для чего-ж, спрашиваем еще, такое неравное разделение? Не для того, рассуждает апостол, чтобы одним была «отрада», другим «скорби», но «ко изравнению» (2Кор. 8, 13–15); дабы тем, чем избыточествуют одни, восполнялось лишение других, и чем изобилуют другие, восполнялось бы лишение первых, «да будет равенство». Итак, неравный раздел благ земных почти необходим – для того, чтобы богатые, восполняя своим изобилием лишение бедных, не могущих, по каким бы то ни было причинам, сами себе доставить или сами свое поддержать благополучие, – восполняли и свое собственное лишение избытком бедных, теми т. е. благословениями, которые почиют на бедных для богатых, и покупаются ценою милосердия богатых к бедным. Так, слушатели, в порядке промысла, богатые суть посредники между Богом и бедными; равно как и бедные суть посредники между Богом и богатыми! Бедные передают богатым щедроты небесныя; Сам Бог благоволил избрать таких посредников между собою и богатыми. Богу же угодно, чтобы богатые раздавали бедным блага земныя; «да будет» таким образом «равенство» не то, при котором бы исключалось всякое различие в рассуждении долей земного счастия, но то, при котором бы ни бедные не нуждались в необходимом для довольной и покойной жизни, ни богатые не были бы несчастны от самого своего изобилия. Кто после сего не видит, что несчастные, хотя не по законам естественным или гражданским, однако-ж по духу евангельского учения, имеют на избытки счастливых право законное; что всякий избыток в руках счастливца, как бы некоего приставника, есть законная доля несчастных; и что всякое употребление этого избытка, после законных своих нужд, не на пользу несчастных, есть похищение доли, законно им принадлежащей? И какое похищение? Оно вопиет на небо! Посему то слово Божие так часто упрекает счастливцев в немилосердии к несчастным; посему то так часто грозит немилостию на суде не сотворшим милости; посему-то так часто напоминает нам о долге милосердия.

б) Изложивши причины, почему мы должны жертвовать всеми избытками своего достояния в пользу несчастных, покажем, почему мы должны быть так благотворительны не для некоторыхь только, но для всех и каждого несчастнаго.

Позвольте вопросить вас, слушатели, когда Евангелие повелевает нам любить ближних, делает ли оно какой-либо разбор между нашими ближними? Или паче не осуждает ли всякого такого разбора заповедию о любви ко врагам? Что же это значит? то, что так как всякий человек есть наш ближний, кто бы он и каков бы ни был, друг или враг, чужой или присный, добродетельный или порочный; то и христианская благотворительность объемлет всех и каждого несчастливца, подобно как и Отец небесный «сияет солнце Свое не на» одних «добрых», но и на «злых», и «дождит» не на одних «праведников», но и на «неправедных» (Матф. 5, 45).

Есть, однако-ж, благотворительность не так всеобъемляющая, и тем более опасная, что внушается, по-видимому, самым благоразумием; это благотворительность или слишком осторожная, милующая только тех, коих несчастие ни мало несомненно; или слишком пристрастная, милосердная только к родным и друзьям.

«Слышим некия», говорит апостол, «безчинно ходящая у вас, ничтоже делающыя, но лукавно обходящыя. Таковым запрещаем и молим о Господе нашем иисусе Христе, да с безмолвием делающе свой хлеб ядят» (2Сол. 3, 11, 12). Есть и у нас такие нищие; но не о них наше слово; хотя можно бы, и по отношении к таковым, присовокупить апостольское наставление: «вы же, братие, не стужайте доброе творяще», и каждого из таковых, «не аки врага имейте его, но наказуйте, якоже брата» (-13, 15). Есть несчастные, которых беспорядочной или праздной жизни мы не знаем подлинно; но которых и несчастие не так достоверно; чтобы нельзя было усомниться. Осторожные благотворители отказывают не редко и таковым; но по какой, достойной уважения, причине? По вероятности ли подозрения? Но почему более доверяют своему подозрению, нежели словам несчастливца, уверяющего в подлинности бедственного своего положения? Почему не доверяют ему, по крайней мере, ради того вида, в котором он является пред ними? Самая решимость его – казать себя несчастным – не есть ли уже некоторый вид несчастия? По осторожности ли, чтобы не обмануться (ибо обманываться неприятно)? Но почему таковые более осторожны в том, чтобы обманувшись не сделать лишняго, так сказать, благодеяния, нежели в том, чтобы – не опустить должнаго? Можно усомниться в несчастии не только вымышленном, но и подлинном, когда оно не имеет очевидных признаков; можно след. по одному подозрению, т. е. без всякой достаточной причины, не оказать благодеяния и самому несчастному. Боятся, может быть, оказать подозреваемому несчастливцу пособие к развратной праздности? Напрасная боязнь! Если он добродетелен, то не употребит во зло их милости; если же развратен, то холодным отказом они не исправят его, но или дадут ему случай клеветать и злословить их, или склонять его к каким-либо постыдным и преступным средствам доставать себе пропитание, т. е., думая отклонит от предполагаемого только разврата, они сами введут его в подлинное какое-либо преступление. Должно, слушатели, в таком случае повиноваться гласу «любви, которая всему веру емлет» (Кор. 13, 7). «Не погибает сокровище», говорит Златоуст, «аще даси милостыню; аще же не даси, погибнет». И как ей погибнуть, когда «милуя нищаго» (Притч. 19, 18), известного нам или неизвестнаго, подлинного или мнимаго, «даем взаим Самому Богу?» Посему то чаша студеной воды, поданная кому бы то ни было во имя Христово, не погубит мзды своей. Злоупотребление след. или обман приемлющего не уничтожит добродетели дающаго. «Всякому просящему у тебе», христианин, «дай»; – так заповедал тебе Иисус Христос (Лук. 6, 30).

Нехристианская благотворительность и та, которая милосерда только к присным по плоти. Ежели степени плотского родства одних из подобных нам поставляют к нам ближе, других от нас отдаленнее: то свойство по духу сближает всех христиан в столь тесное отношение, в каком находятся члены одного тела. «Вы есте тело Христово», говорит апостол верующим, «и уди от части; ибо единем духом мы вси воедино тело крестихомся, аще иудеи, аще еллини, или раби, или свободни, и вси единем духом напоихомся» (1Кор. 12, 27, 13). Гдеж то преимущество, по коему право на нашу благотворительность могло бы исключительно или наипаче принадлежать присным по плоти? Скажете, закон естественной любви преимущественнее влечет к кровным; справедливо, ежели христианин водится одним естественным законом плоти; но чем тогда отличим христианина от язычника? ибо и язычники тоже творили. Если так, то напрасно украшается сей благотворитель именем ученика Христова; оно праздное для него титло! Что касается до исключительного благосердия к друзьям и немилосердия ко врагам; первое, подобно предпочтительной любви к родным, не ставит христианина выше язычника; а последнее уже осуждено заповедию любить врагов. Христианская благотворительность «милосердствует» (1Кор. 13, 4) ко всем, не исследывая кто несчастный, друг или враг, кровный или не кровный. «Аще алчет враг твой, ухлеби его, аще ли жаждет напой его» (Рим, 12, 20); и ежели бедствует человек вовсе тебе неизвестный, будь для него сострадательным самарянином.

III. Такова благотворительность, которой требует от нас Иисус Христос в Евангелии! Можно бы теперь повторить вопрос: такова ли наша благотворительность? Но, чтобы не продолжить слова, предоставим такое испытание собственной совести каждаго. Напомним только, что суд на немилосердых уже изречен: «понеже не сотвористе единому сих меньших», говорит Иисус Христос, «ни Мне сотвористе; идите...... во огнь вечный» (Мате. 25, 45). (Сост. по «Слов. и реч.» Николая, еписк. тамбов., изд. 1872 г.).