Двадцать девятый день.
Поучение 2-е. Блаженный Иоанн Устюжский.

I. Блаженный Иоанн (XV в.), память коего ныне, родился близ города Устюга. Еще с отроческих лет он обнаруживал достоинства будущего подвижника: проводил ночи в молитве, мало говорил, по средам и пятницам совсем не принимал пищи, а в остальные дни питался хлебом и водою. Когда отец его умер, а мать приняла пострижение в Троицком Орлецком монастыре, то Иоанн некоторое время жил при ней, а затем поселился в Устюг, близ соборного храма. Ночи он по-прежнему проводил в молитве, а днем ходил по городу, прикрытый одним лишь рубищем. Много приходилось Иоанну выносить от холода, а еще больше от устюжан, которые часто смеялись над ним и нередко даже били его. Иоанн все обиды переносил с кротостию и молился за оскорбителей. Священник соборного храма Григорий, видя часто Иоанна, пожелал ближе узнать его подвиги. Однажды пришлось ему увидеть, как Иоанн долго молился с поднятыми к небу руками, затем, уровняв уголья в печи, оградил себя крестным знамением и со словами: «знаменася на нас свет лица Твоего, Господи», – спокойно лег на раскаленные уголья. Священник, почитая Иоанна за лишившегося рассудка и опасаясь, как бы он не сгорел, вошел к нему. Иоанн вышел из печи и строго сказал священнику: «не смей говорить о том, что ты видел, до моей смерти». Изумленный священник исполнил его волю, и с этого времени проникся уважением к блаженному. Блаженный Иоанн скончался 29 мая 1494 года и был погребен близ соборного храма в Устюге. Празднование ему установлено на Московском соборе 1547 года.

II. Труден, братие, и для многих соблазнителен подвиг юродства, который нес блаженный Иоанн. Многие готовы подумать и спросить: для чего оставлять обыкновенные, общие для всех пути ко спасению и избирать новые, нередко странные, необычайные?

а) Но можно ли, ответим не оставлять этих обыкновенных путей, когда глубокое сознание свой греховности и виновности пред Богом заставляет предпринимать более трудный и прискорбный путь покаяния? Можно ли довольствоваться обыкновенными подвигами, когда глубокий не самолюбивый взор подвижника проникает во всю глубину падения человеческого, измеривает страшную бездну, отделяющую бедного падшего человека от Бога? И если «вся правда наша», по писанию, пред святым и всесовершенным Богом «яко порт нечистыя» (Ис. LХIV, 6); если и то, что есть доброго в человеке, проникнуто грехом, злобою, самолюбием, если далее назначение человека – «быть святым, якоже свят Отец наш небесный»: то какие потребны подвиги, сколько нужно самой непрерывной бдительности над собою, сколько нужно самых решителъных усилий, чтобы очиститься, чтобы явиться сколько-нибудь достойным Того, «пред очима Которого и небо нечисто!» Так, никакие подвиги, не покажутся достаточными для того, кто беспрестанно внимает себе и внимательно измеряет бездну греха, в которую погрязнул человек!

б) Но Господь благ, говорим мы, и говоря это думаем изыскать защиту, под покровом которой можно бы спокойно предаваться дремоте греховной. Св. Божии человеки, с чистым сердцем взиравшие на Бога, лучше нас знали, что «Бог любы есть». Но если глубокое сознание своего ничтожества пред Богом может побудить человека к необыкновенным подвигам; то мысль о бесконечной любви Божией к человеку, о тех благах, которые Господь соделал для человека – грешника, и может побудить и действительно побуждала избранных Божиих еще к большим подвигам. «Взирая на начальника веры и совершителя Иисуса, Иже вместо предлежащия Ему радости претерпе крест, о срамоте нерадив» (Евр. XII, 2), каждый истинный подвижник вопиял в сердце: «вот что сделал для меня Господь; что же я сделал, что же я могу сделать для Него?...» И в самом деле, что будут значить самые величайшие наши пожертвования, наши труды и скорби пред тяжестию страданий крестных? «аще есть болезнь яко болезнь Моя», взывает чрез пророка Божественный Страдалец. И кто глубоко чувствует силу благости Божией к человеку и в чувстве любви и благодарности к Богу решается на подвиги, тот не может ограничиваться известными, определенными видами подвигов, «ибо любы вся терпит и николиже отпадает». И чем больше кто любит, тем больше принимает подвигов, и тем легче сии подвиги для исполнения; ибо любы не ищет своих си, не помышляет о себе.

в) Правда, великие подвиги требуют от человека великих сил. О подвигах свв. Божиих мы часто можем сказать, что они выше сил человеческих. Итак, предпринимать такие подвиги не зназначит ли искушать Бога? «Не вси вмещают словесе сего», говорит Господь ученикам Своим, преподавая высокие евангельские советы девства и нестяжательности. «Не вси вмещают, но им же дано есть; могий вместити, да вместит». Кто же может сказать о себе: я могу вместить? Подобный почти вопрос предлагали Иисусу Христу и апостолы (Мф. XIX 25). Но Иисус Христос воззрев на них рече: «у человек сие не возможно есть, у Бога же вся возможна» (Мф. XIX, 26). Сей же божественный Учитель вещал некогда ученикам Своим: «веруяй в Мя, дела, яже Аз творю, и той сотворит, и больша сих сотворит» (Иоан. ХIV, 12). Итак, никакие подвиги, никакие искушения не могут быть чрезмерными для того, кто возложил всецело свое упование на всеблагого Бога. Господь Бог, «не вводящий никого во искушение паче неже мощи человеку», не подавал ли руку помощи каждому верующему подвижнику во время благопотребно? Что же дивнаго, братия, если св. угодники Божии, побуждаемые к избранию особой многотрудной жизни глубоким сознанием своего ничтожества пред Богом, беспредельною любовию к Богу благодеющему, поощряемые упованием на всеблагую и благовременную помощь Его, восходили от силы в силу, являли в своей жизни чудеса добродетелей и подвигов, недоступных для обыкновенных людей. Что же дивнаго, если особая жизнь особых избранников Божиих сопровождалась особенными явлениями, свидетельствующими о ее благоугодности? Что, наконец, дивнаго, если мы встречаем в сей жизни много случаев, не подходящих под наши понятия?...

III. Братия! не для праздного любопытства, но для назидания и посильного подражания св. церковь предлагает нашему вниманию дивные жития и подвиги св. Божиих человеков. Будем же молить Господа даровать нам ту всецелую любовь к Нему которая заставляла, св. подвижников стремиться к большему и большему совершенству. Аминь, (Сост. по «Слов. и Реч.» Евгения, еписк. минск. и туровск.)