Глава V. Ефeс (Деян. 18:13–28)

Ефес ко времени прибытия в него св. Ап. Павла. Цель путешествия Ап. Павла в Ефес через внутренние страны Малой Азии. – Прохождение по пути второго путешествия. – От Галатии до Ефеса. – Природа западного побережья Малой Азии – Поселение здесь Ионийцев. – Краткая история Ионии. – Ефес, как центр Ионии. – Слава Ефеса. – Прелесть его местоположения. – Краткая история Ефеса. – Торговля Ефеса и его гавань Панорм. – Промежуточное пространство от гавани до города. – Место, где был основан храм Дианы ефесской. – Построение храма Дианы. – Внутреннее устройство и убранство храма. – Внешний вид статуи ефесской Дианы. – «Диана ефесская». – Средства, на которые содержался храм Дианы. – Мегабизы, жрецы и празднества при храме Дианы. – Краткое описание самого города. – Благоприятные условия в Ефесе для развития образованности и знаменитые мужи, родившиеся и жившие в Ефесе. –  Отсутствие высоких умственных интересов у ефесян. – Отсутствие у них патриотизма и государственно-политических идеалов. – Ефесяне видели смысл жизни в наслаждении чувственными удовольствиями. –  Влияние культа Дианы на ефесян. – Безнравственность этого культа. –  Право убежища ефесского храма в его влиянии на понижение нравственности ефесян. – Магия в Ефесе. –  Мифологические сказания, которым охотно доверяли ефесяне. – Рассказ биографа Аполлония Тианского о суеверии ефесян. – Иудеи в Ефесе. – Иудейская пропаганда в Ефесе. –  Первые веяния христианства в Ефесе до первого прибытия в него св. Ап. Павла. – Первое посещение св. Ап. Павлом Ефеса и проповедь его в синагоге. – Прискилла и Акила и их деятельность в Ефесе. – Александриец Аполлос. – Его пребывание в Ефесе.

Оставив дорогую своему сердцу Антиохию Сирийскую, св. Ап. Павел вместе со своими спутниками, к которым присоединился в Антиохии еще Тит, направился далее вглубь Малой Азии. Цель этого дальнейшего пути была та же: предостеречь учеников и юные, основанные им, христианские церкви от опасности со стороны иудаистов, подогреть их веру и ревность о Христе. Посему-то св. Дееписатель, говоря об этом путешествии св. Апостола от Антиохии до Ефеса, и замечает, что он путешествовал, утверждая всех учеников¹³⁹⁶. Так как Апостол Павел, проходя по Малой Азии, во исполнение своего обещания, направлялся собственно в Ефес, то, несомненно, его деятельность за время этого путешествия не имела строго благовестнического характера. С полной уверенностью можно сказать, что в новых местах он за это время христианства не проповедовал, но утверждал только уже тех, которые обращены им были ранее.

Отсюда само собой вытекает, что сообразно с такой целью путешествия путь св. Апостола лежал именно через те самые страны, города и местечки, через которые он прошел ранее, т.е. в свое предшествовавшее – второе – путешествие. Каких либо уклонений от этого старого пути ему делать не было совершенно никакой нужды и цели. Это вполне подтверждается и весьма краткой заметкой св. Дееписателя об этом пути св. Павла: он, пишет св. Лука, тогда проходил по порядку страну Галатийскую и Фригию¹³⁹⁷, т.е. именно те страны, которые были посещены им в его второе путешествие¹³⁹⁸. С несомненностью можно полагать, что по Галатии и Фригии он прошел по тем же местам, где проходил и раньше. Несомненно также, до этих мест он шел от Антиохии Сирийской опять старым путем, т.е. через Дервию, Листру, Иконию и Антиохию Писидийскую, каковые места он посещал собственно уже в четвертый раз¹³⁹⁹. Что касается частностей той деятельности, которую обнаружил св. Павел во время этого быстрого прохода по указанным местам, то гадать о них на основании общего замечания св. Луки (утверждая всех учеников) – бесполезно. Очевидно, он укреплял веру христиан вообще и особенно приготовлял их к борьбе с иудаистами. В Дервии за это посещение св. Павел приобрел себе нового спутника и сотрудника Гаия, которого св. Дееписатель зовет Дервянином¹⁴⁰⁰. Этот Гаий сопутствовал ему в Ефес и дальше. В Листре юный Тимофей увиделся со своими братиями – христианами. Радость свидания для обеих сторон была, конечно, сильна. Несколько подробнее можно сказать о деятельности св. Павла в Галатии. Судя по Посланию к Галатам, которое написано вскоре по приходе Ап. Павла в Ефес¹⁴⁰¹, можно с полной уверенностью сказать, что в настоящий раз в Галатии он не нашел ничего особенного плохого; иудаисты сюда еще не являлись; галаты – хранили его благовестие свято. Есть косвенное указание, что св. Павел остался даже доволен состоянием галатийской церкви; тамошние христиане в его присутствии ревновали в добром (ζηλοῦσθαι ἐν καλῷ)¹⁴⁰². Во всяком случае, когда он получил в Ефесе известие о совращении галатийских христиан с пути преподанного им благовестия, то поразился и проникся удивлением по поводу этого известия; он не ожидал, чтобы они могли так скоро удалиться от истины¹⁴⁰³. Следовательно, он верил и был твердо убежден в вере галатийцев. Впрочем, из того же Послания можно видеть, что св. Павел в это именно посещение галатийской церкви предупреждал тамошних братий именно об опасности со стороны иудаистов; так, он говорит им: кто благовествует вам не то, что вы приняли, да будет анафема¹⁴⁰⁴, он свидетельствовал тогда им, что всякий обрезывающийся должен исполнить весь закон¹⁴⁰⁵ и под. Но не видно, как хочется это видеть Rückert'у¹⁴⁰⁶, чтобы эти предостережения были вызваны уже тогда существовавшей у галат пропагандой иудаистов; Апостол просто предупреждал об опасности.

Самая естественная дорога из средних стран Малой Азии к Ефесу, по которой и нужно было идти св. Павлу, шла через Апамею, отсюда спускалась в низменность Лика¹⁴⁰⁷ и проходила через три города: Колоссы, Лаодикию и Иераполь¹⁴⁰⁸. Но хотя св. Апостол и проходил через эти города, однако он никому и здесь не благовествовал. Вступив в область Каруры, свв. путешественники направились по роскошной долине Меандра¹⁴⁰⁹. По ней через три дня пути, пройдя через Низу, Траллы и Магнезию, они достигли горной цепи, разделяющей Меанандр от Кайстра и потом по долине последнего приблизились уже к Ефесу¹⁴¹⁰.

Средняя часть западного берега Малой Азии была одним из самых живописнейших уголков древнего мира. В горных долинах, с востока на запад, будто серебряные нити, текли маленькие ручьи и речки, причудливо извиваясь по лугам. Скаты гор, холмы и долины были покрыты густыми рощами благоуханных лавров, миртов, олив и тутовых деревьев, которые чередовались с виноградниками. По местам из этой густо-лиственной зелени возвышались колоссальные кипарисы, соперничая своими горделивыми верхушками с окружающими холмами. С запада горизонт сливался с голубой поверхностью моря, а со стороны суши – замыкался поднимающимися уступами горных цепей Дракона и Месогиса, многочисленные отроги которых идут до Троады, соединяясь там с горным кряжем Иды. Палящий зной южного солнца благотворно умерялся близостью моря, которое лето делало не знойным, а зимнее время – теплым. Знаменитый Геродот, побывавший чуть не во всех странах известного тогда мира, о природе этой страны отзывался такими восторженными словами: «тут, пишет он, такое небо и такой климат, лучше которого мы не знаем ни в какой другой стране»¹⁴¹¹. Прелесть климата и плодородность почвы обусловливали собой богатство страны. А к этому богатству земли присоединяло свое богатство море; оно, изрезывая берег глубокими заливами¹⁴¹², защищенными от ветров гористыми мысами, давало возможность стране пользоваться мореплаванием¹⁴¹³, а последнее несло с собой в древние времена не только торговлю и обогащение, но и просвещение и культуру.

И вот в эту благодатную землю около 1044 года до Р. X. сыновья Кодра, Нелей и Андрокл привели с собой большие толпы греков ионийского племени. Это племя отличалось особенной нежностью. С женственной красотой ионийца гармонически соединялась в нем необыкновенно сильная впечатлительность и восприимчивость. Иониец, поэт в душе, при восприимчивости своего ума, был способен к сильной умственной работе. Гомер и Мимнерм, Анакреон и Ксенофан, Апеллес и Парразий вместе с Фалесом и Анаксимандром, Анаксименом и Гекатеем одинаково вышли из ионийского даровитого племени. Казалось, нельзя было сделать более лучшего подбора, как – ионийцы и западное побережье Малой Азии: так природе поселенцев соответствовала природа страны.

Пришедшие ионийцы основали на береговой полосе и некоторых островах 12 городов: Милет, Миунт и Приэпу – в Карии, Ефес, Колофон, Лебедос, Теос, Клазомены и Фокею – в Лидии, еще два города на островах – Самос и Хиос и один – Эрифры – на суше¹⁴¹⁴. Впоследствии к этим городам присоединилась еще Смирна, принадлежавшая ранее холийцам¹⁴¹⁵. История Ионии не особенно богата крупными фактами. При Крезе все ионийские поселения подчинялись Мидии¹⁴¹⁶; вместе с падением мидийского царства пала и зависимость от него Ионии, впрочем только для того, чтобы в 557 г. подпасть ей под власть персов¹⁴¹⁷. Неудачные попытки ионийцев свергнуть персидское иго (битва при Микалэ 479 г. и Антаклидов мир в 387 г.) привели Ионию сперва под власть македонян, а потом римлян, к которым перешла она по завещанию Пергамского царя Аталлы в 133 г. до Р. X. При разделении Августом провинций на императорские и сенатские, прежняя Иония обратилась в асийскую проконсульскую провинцию; ее составляли: Мизия, Лидия, Кария, Холида, собственно Иония и Дорида¹⁴¹⁸. В таком виде существовала, так называемая, проконсульская Асия и во времена св. Ап. Павла.

Ефес, бывший еще в древности резиденцией ионийских царей¹⁴¹⁹, стал главным городом и проконсульской Асии. Он по всей справедливости может быть рассматриваем, как центр и представитель этой всей области.

Ефес – это один из самых знаменитейших центров древне-классической культуры. С этим славным именем соединяется представление о том малоазийском приморском городе, который держал в своих руках чуть не всю торговлю Средиземного моря и Малой Азии¹⁴²⁰, который, благодаря своим огромным богатствам, умел так пользоваться жизнью, что даже суровый стоик Сенека, и тот признал его самым роскошнейшим местом для жизни тех душ, которые не заботятся о добродетели¹⁴²¹. Это тот город, который, затратив неимоверно громадные средства, построил такой великолепный храм для своей богини Дианы, чтимой всей Асией¹⁴²², что он еще в то время за свое величие и художественность был включен в число семи чудес света, и болезненно-тщеславный Герострат, задумавший прославиться уничтожением чего-либо великого, не нашел ничего другого, более подходящего для своей цели, как это архитектурное чудо¹⁴²³.

Местоположением Ефеса служила небольшая долина по реке Кайстру, выходившая своей широкой западной стороной на берег Икарийского залива. Ближайший к Ефесу южный город был Пигем, основанный Агамемноном и имевший храм Артемиды Мунихийской¹⁴²⁴, ближайшим же северным городом был Колофон с рощей Аполлона Клария¹⁴²⁵. Долина реки Кайстра представляла из себя одну из самых очаровательных местностей живописной Ионии. Широкая и открытая возле моря, она постепенно суживалась к востоку, пока не замыкалась наконец высокой горной вершиной Месогиса. Ребрами этого природного треугольника служили группы невысоких холмов. Вблизи почти самого моря, в юго-западном углу долины, возвышалась гора Солмисс¹⁴²⁶; по ее восточному скату спускалась «превосходная роща» различных деревьев, между которыми преимущественно возвышались стройные кипарисы¹⁴²⁷. Спустившаяся в долину роща перерезывалась маленькой речкой, Кенхрием, изливавшимся в Икарийский залив¹⁴²⁸. Далее, слегка начав уклоняться к северо-востоку, поднимался двойной холм Коресс¹⁴²⁹, за которым следовал Прион, эта неиссякаемая сокровищница прекраснейшего белого мрамора¹⁴³⁰. Эта долина, в изобилии украшенная прекраснейшей растительностью¹⁴³¹, вдохновляла еще древнего Гомера прелестью своих речных берегов, усеянных обыкновенно стаями гусей, журавлей и белоснежных лебедей¹⁴³². Виргилий¹⁴³³ и Овидий¹⁴³⁴ также уделили несколько звучных строф прелести этого места.

Основание Ефеса восходит к самым отдаленным временам прошлого и теряется в области полу- мифических преданий. Страбон записал сообщение афинянина Ферекида, что на месте Ефеса жили древние народы: Карийцы и Лелеги, которые и основали город, названный ими Ефесом¹⁴³⁵. Впоследствии явились сюда Амазонки, и теперь еще таинственное для истории племя, жившее на берегах Термодона, впадающего в Черное море, и отняли у Лелегов Ефес¹⁴³⁶. Амазонка-предводительница Смирна дала городу новое – свое – имя. Еще Гиппонакт, по словам Страбона, помнил то время, когда одна часть Ефеса носила имя «Смирна»¹⁴³⁷. Этот древний амазонский город был расположен на горе Прион и был незначителен настолько, что Гомер не счел нужным даже упомянуть о нем. Прибывшие на малоазийский берег ионийцы отняли Ефес у амазонок, поставили его во главе союзных городов Ионии и передвинули его местоположение на 7 стадий дальше от прежнего. Покоренным жителям они дали для обитания нижнюю часть города, возле Афенея и Гипелая¹⁴³⁸, а сами поселились на горе Корессе¹⁴³⁹. Город начал расширяться и богатеть. В нем был построен храм Дианы в египетском стиле и имел в длину 140 метров, а в ширину 73 метра. По смерти Андрокла ефесяне возмутились против его сына. Что следовало дальше – неизвестно; полагают, что город подпал под власть тиранов. Когда Крез напал на ионийские города, то Ефес был первым городом, который был должен испытать на себе силу лидийского оружия. Город был тогда во власти сына Меласа, Пиндара, и защищался отчаянно. Часть городских украшений уже была повреждена; одна башня, носившая имя предательницы, обрушилась. Пораженный этим зловещим предзнаменованием, Пиндар не мог придумать ничего лучшего, как отдать город под непосредственную защиту Дианы, его древней богини-покровительницы. Для этого он велел соединить городские стены веревками с колоннами храма Дианы и в тο же время отправил к Крезу посольство умолять его о милосердии. Лидийский царь, тронутый верой, с какой ефесяне надеялись на помощь своей богини, назначил им легкие условия для капитуляции и позволил им жить по их прежним обычаям¹⁴⁴⁰. Город с этого времени придвинулся опять ближе к гавани и храму, на каком месте оставался до времени Александра Великого¹⁴⁴¹. Во время персидских войн Ефесом овладел Ксеркс. По своей варварской привычке он обыкновенно, не задумываясь, разрушал греческие храмы завоевываемых городов; но величие ефесского храма заставило его сделать исключение, и храм остался неприкосновенным¹⁴⁴². В течении Пелопонесской войны ефесяне всегда держали сторону победителя. По окончании войны персы устроили в Ефесе свою главную квартиру; город наполнился военной персидской аристократией и богатой молодежью, вместе с которыми появилась азиатская роскошь, пиры и т. п. Ефесяне, конечно, не преминули усвоить вкусы персидской аристократии и под нестрогим властительством персов дошли до крайней степени изнеженности. Когда овладел Ефесом Лизандр, то он нашел город в крайне печальном состоянии: весь народ совсем отвык от работы, и еще давно начатые общественные постройки оставались непродолженными. Лизандр хотел сделать этот важный торговый и стратегический пункт центром своего собственного владения и потому приложил все свои старания к тому, чтобы поставить город на надлежащую высоту: увеличил флот, устроил верфи для постройки галер, открыл порт для иностранной торговли, поднял значение искусств и т. п.¹⁴⁴³. После победы при Гранике Александр освободил Ефес от персов и заменил существовавшую там олигархию демократией. К горожанам он относился с уважением и не посягал на их относительную свободу¹⁴⁴⁴. Один из его преемников, Лизимах, находя, что город занимает слишком низкое место, захотел перенести его в место более здоровое, на возвышенность; но жители упорно держались своих старых пепелищ. Чтобы победить их упорство, Лизандр прибег к хитрости: дождавшись периода дождей, он приказал закрыть все водосточные трубы; вода поднялась на низменности, и сделалось страшное наводнение, которое современниками было названо катаклизмами, или потопом Ефеса. После такого несчастия жители поневоле должны были выселиться на возвышенности. В этот новый город Лизимах также переселил и жителей Колофона и Лебедоса, двух соседних городов, которые он для лучшего успеха колонизации разрушил до основания. Новому городу Лизимах дал и новое имя в честь своей жены – Арсиноэ; но это переименование имело силу только при жизни Лизимаха, по смерти которого город стал именоваться прежним своим именем¹⁴⁴⁵. В 196 г. до Р. X. Антиох Великий завладел Ефесом и сделал его центром своих военных предприятий и переговоров. Тут Сципион Африканский имел свидание с Ганнибалом. Война с римлянами была закончена мирным договором, по которому Антиох уступал Эвмену, царю пергамскому и союзнику римлян Ефес и многие другие города. В конце 2 столетия перед Р. X. Ефес стал столицей проконсульской Асии и резиденцией римского проконсула.

Местоположение Ефеса с прелестью восхитительной ионийской природы соединяло еще важные удобства, делавшие город центром тогдашней оптовой и мелочной торговли. В долину Кайстра глубоко врезывался широкий, защищенный горами материка и острова Самоса, Икарийский залив, образуя собой обширную и удобную гавань Панорм¹⁴⁴⁶. Хотя в эту гавань быстрым течением Кайстра и сносились массы земленистого ила, однако морские отливы и приливы регулярно очищали гавань от всяких наносов¹⁴⁴⁷. Впрочем, царь Аталл Филадельф, желая сделать гавань доступной и для торговых судов самых больших размеров, распорядился сделать плотину при широком входе в гавань и таким образом, сузив его, поднять уровень воды в гавани. Но это было инженерной ошибкой царя: гавань стала менее прежнего, так как наносный ил задерживался плотиной¹⁴⁴⁸. Однако эта ошибка нимало не понизила торгового значения города. Едва ли можно назвать тот или другой торговый город, ту или другую торговую страну, которые бы не знали знаменитого Панорма ефесского. Рим и Александрия, Македония и Палестина, Греция и Финикия и Сирия, Хиос, Самос, Кос, Родос и Кипр¹⁴⁴⁹ в Панормской гавани всегда имели представителей своей коммерции. Самая гавань была, по обычаю всех тогдашних больших портов¹⁴⁵⁰, удобно приспособлена для громадных торговых операций. Возле нее были расположены портовые постройки, закрытые склады и амбары товаров, открытые выставки для привозимых дорогих товаров и т. п. И каких только товаров не приходило в Панорм и не выставлялось в портовых бараках! Тут можно было встретить и художественные изделия из золота и серебра, и драгоценные камни из Индии, и знаменитый виссон из Палестины, порфиру, шелк и багряницу из Финикии, благовонные товары – корицу и фимиам, миро и ладан из Аравии, художественные произведения из слоновой кости, из дорогих деревьев, из меди, железа и мрамора¹⁴⁵¹. Тут художники выставляли свои новые произведения: так, по словам Плиния, живописец Клезид (Clesides), пожелав отплатить царице Стратонике за ее несправедливость к его талантам, изобразил на полотне не особенно приятную для нее, но поразительно верную действительности, сцену из жизни царицы и свою картину выставил в ефесской гавани¹⁴⁵². На этом же торговом рынке гавани на ряду с рогатым скотом, лошадьми и колесницами можно было встретить и живой товар из тел и душ человеческих¹⁴⁵³: то были евнухи, рабы и рабыни¹⁴⁵⁴. После этого можно представить себе, какая масса народа постоянно толпилась на рынках Панорма. Здесь проходила большая часть дня ефесянина, который мог находить здесь и наживу и развлечение. Недалеко от гавани, к северу и югу, на морском берегу было устроено несколько верфей; тут строились корабли и разные суда самого Ефеса, которые отправлялись с ефесскими товарами в другие города¹⁴⁵⁵. К северу из Ефеса по морскому берегу шла сухопутная дорога в Смирну, а к югу – в Милет.

Самый город отстоял от гавани в расстоянии нескольких стадий¹⁴⁵⁶. Все это промежуточное пространство было застроено многочисленными храмами. В южном углу долины лежала упомянутая гора Солмисс с превосходнейшей рощей, прорезываемой Кенхрием. Привязанные к этому месту мифологические предания делали его священным, а языческая набожность богатых ефесян украсила его многочисленными храмами. Некоторые храмы были еще остатками старины, а другие – произведением позднейшего времени¹⁴⁵⁷; первые хранили в себе особенно чтимые древние изображения богов, а последние отличались великолепием внутренней отделки: они гордились скульптурными работами знаменитого ваятеля и архитектора с Пароса, Скопы (Σκόπας), из которых Страбон упоминает о следующих: Латона в руках с жезлом и ее кормилица Ортигия, держащая в каждой руке по ребенку¹⁴⁵⁸. От рощи до самого города также виднелись храмы, названия которых сохранились на уцелевших монетах¹⁴⁵⁹.

Первое место среди всех этих храмов занимал знаменитейший храм Дианы ефесской, это – поистине чудо архитектурного искусства, бывшее языческой святыней всей Асии и даже вселенной¹⁴⁶⁰. По преданию, основательницы Ефеса – амазонки принесли с собой сюда и религию своей родины, поставив на месте своей первой остановки, недалеко от гавани, священную статую Дианы. Первым храмом этой святыни было простое дупло дерева¹⁴⁶¹. На этом-то самом месте и был впоследствии воздвигнут ефесский храм Дианы. Из благоговения к святости этого места, которое не отличалось удобствами для больших построек, так как здесь, вблизи гавани, местность была болотистая, ефесяне скорее решились уничтожить природные препятствия, чем перенести постройку на другое место.

В пожертвованиях на постройку храма¹⁴⁶² приняли участие все цари Малой Азии в количестве ста двадцати семи человек. К этому присоединились еще громадные суммы, внесенные самими ефесянами¹⁴⁶³. Ефесские женщины жертвовали даже свои украшения. Сюда же были присоединены и деньги, вырученные от продажи уцелевших колонн сгоревшего храма¹⁴⁶⁴. Прежде всего болотистая почва, где нужно было строить храм, была приспособлена к тому, чтобы выдержать неимоверную тяжесть колоссальной постройки; для этой цели на месте постройки рылась глубокая яма, которая затем наполнялась шерстью и толченым углем, как противогнилистыми веществами, и затем на этом искусственном грунте возводился обыкновенный фундамент¹⁴⁶⁵. Материал для постройки – прекраснейший белый мрамор – был случайно открыт в соседней горе, Прионе¹⁴⁶⁶. Главным архитектором при этой постройке был Хейрократ, строивший Александрию. Хейрократ отличался даром необыкновенно живого творчества и был способен к выполнению колоссальных и неимоверно трудных архитектурных сооружений¹⁴⁶⁷. Предание говорит, что строители не могли справиться со своей задачей, и сама Диана явилась к ним на помощь¹⁴⁶⁸. Вся постройка была вполне окончена спустя лишь только 220 лет после ее начала¹⁴⁶⁹.

К самому храму вело высокое прочное основание с нечетным числом ступенек со всех четырех сторон¹⁴⁷⁰. На этом основании высился самый храм. Его длина равнялась 425 футам (более 60 саженей), ширина – 220 (около 30 с.); высота одних колонн – 60 футов (около 8½ саж.)¹⁴⁷¹. По своей архитектуре храм был диптер в ионийском стиле¹⁴⁷². Вокруг внутренних частей храма (предхрамие, cella и сокровищница) шел портик из двойной колоннады; всех колонн было 127 по числу царей-жертвователей¹⁴⁷³; каждая шестидесятифутовая колонна представляла из себя художественное целое, ласкающее взор не столько величием неприкрашенной мощи, как дорийская колонна, сколько нарядной прелестью стройной формы. Базис колонны сглаживал резкость сочетания вертикальной линии суггестуса с горизонтальной линией колонны. В тех 36 колоннах, называвшихся caelatae, которые, несомненно, помещались на переднем и заднем фасадах портика¹⁴⁷⁴, после базиса шли 2 или 3 ряда скульптурных изображений. В обыкновенных колоннах от базиса, а в caelatae – от верхнего ряда скульптурных украшений взвивались вверх, к самой капители, 24 глубоких узеньких желобка. Вверху колонны венчались капителями. В ионийской капители обыкновенно не было той, несколько ординарной, простоты дорийского стиля и того мелкого орнамента, который составлял отличительную черту коринфского и римского стилей; она была вполне естественным и единоидейным завершением грациозного скопоса. Вверху, на колоннах, помещался архитрав, фриз которого обыкновенно покрывался скульптурными изображениями. Далее, над фризом, выступал карниз, составлявший последнее звено той посредствующей связи, которая соединяет порывающуюся вверх линию колонны с горизонтальной – верхней части портика. Чтобы вполне представить всю, полную величия и художественности, прелесть этого 127-колонного портика ефесского храма, блестевшего белизной полированного мрамора, который, сам будучи полон архитектурной идеи, в тο же время являлся фоном для скульптуры, для этого нужно быть знакомым с архитектурным искусством в его лучших образцах. Во всяком случае портик ефесского храма был самой чудесной частью этого всесветного архитектурного чуда¹⁴⁷⁵. Переход между срединными колоннами фасадной староны портика вел в предхрамие. Отсюда поднималась на высокую храмовую крышу лестница, сделанная из одной цельной виноградной лозы чудовищных размеров с острова Кипра¹⁴⁷⁶. Далее следовала самая центральная часть храма – святилище, или алтарь (cella). Спускавшаяся занавеса разделяла его на две половины, закрывая собой в задней самую статую богини. В передней части святилища были расположены те дорогие приношения, пожертвования ex voto и т. п., которыми был так богат ефесский храм¹⁴⁷⁷; здесь помещалась та удивительная статуя Гекаты, которая одинаково поразила и Страбона¹⁴⁷⁸ и Плиния¹⁴⁷⁹, и при осмотре которой «храмовые служители приглашали беречь глаза: таков блеск ее мрамора¹⁴⁸⁰» , оживотворенного резцом Трасона. Тут стоял источник Пенелопы и статуя старухи Евриклеи¹⁴⁸¹; здесь же были помещены массивные золотые коровы – дар лидийского Креза¹⁴⁸²; тут хранились четыре неоценимых вазы греческого чеканщика Ментора, жившего в век Перикла и искусные работы которого по золоту, серебру и бронзе ценились в неслыханные деньги¹⁴⁸³. В святилище, которое не имело отверстия в плоской крыше, постоянно царил таинственный полумрак, чуть только рассекаемый теми лучами света, которые, пробившись через колоннаду, достигали дверей святилища¹⁴⁸⁴. За святилищем следовало другое помещение, служившее обыкновенно¹⁴⁸⁵ кладовой для сохранения как храмовых, так и частных сокровищ¹⁴⁸⁶. Крыша храма была сделана из кедровых бревен, которые считались необыкновенно долговечными¹⁴⁸⁷.

Центром этого сооружения, для которого оно и было воздвигнуто, был идол Дианы ефесской. Эта статуя богини считалась очень древней; она вместе с Афиной акропольской, Артемидой таврической, Димитрой сицилийской, Афродитой пафской и Цибеллой пессинской считалась спадшею с неба, Διοπετές Ἄγαλμα¹⁴⁸⁸. О материале, из которого она была сделана, спорили еще во времена Плиния¹⁴⁸⁹. Одни полагали, что она была сделана из черного дерева, другие – из виноградного, третьи – из камня¹⁴⁹⁰, а четвертые – из золота¹⁴⁹¹. По словам Плиния, при всех перестройках храма, статуя оставалась все одна и та же¹⁴⁹². Сохранившиеся ефесские монеты с изображением Дианы и другие статуи этой богини дают возможность воспроизвести внешний вид этого фетиша и по нему заключать о сущности самого культа¹⁴⁹³. Святыня ефесского храма была мумиобразная женская статуя, которая имела открытыми только голову и ноги (ступни); все остальное туловище, за исключением рук и грудей, было закутано особенным покрывалом. Красивая женская голова, имевшая черный цвет (из черного дерева), украшенная спущенным назад вуалем – эмблемой девственной чистоты – увенчивалась короной в виде башни. С шеи на грудь спускался полумесяц. Далее следовал тройной ряд грудей, отчего богиня обыкновенно называлась πολύμαστος, multimammia¹⁴⁹⁴. По распростертым рукам¹⁴⁹⁵, а также и по обвивающей богиню пелене расположены были фигуры различных животных; тут были и головы львов, коров, оленей и пчелы вместе с морскими раками, и различные комбинации из животного царства, как то: голова пантеры с крыльями и рогами, голова льва и тигра с женскими грудями; тут были и мифологические животные: грифы, драконы и т. п. На некоторых экземплярах статуи Дианы ефесской встречаются и арабесковые украшения в виде различных фигур с крыльями и без ног, сфинксы, связки плодов, цветов и т. п.

Ефес издавна был главным промежуточным пунктом между Грецией, восточно-азиатскими странами и Египтом. В силу своего торгового значения он входил в самое непосредственное соприкосновение с народностями всех этих стран; эти соприкосновения, естественно, вели к обоюдным заимствованиям. Это заимствование сказалось и на ефесском культе Дианы. Древнейшие мифы отнюдь не хотят отстаивать самобытность этого культа: они связывают его возникновение с прибытием амазонок. И, действительно, достаточно самого беглого обозрения описанного изображения ефесской Дианы, чтобы сразу заметить компилятивность в подборе ее символических атрибутов и преобладание в ней собственно восточной идеи обоготворения плодоносной природы. Темный цвет лица богини, прикрытие ее большим покрывалом, луна на верхней части, ее груди, мрак ее святилища, самое название богини иногда Луною, этой дочерью ночи – все это указывает на воплощаемую богиней восточную идею мрака или ночи в том восточном, климатическом, смысле этого слова, по которому ночь является оживотворительницей утомленной дневным жаром природы. Ночная свежесть и роса на востоке обыкновенно подкрепляют все живущее, начиная с растений и кончая человеком. Эта идея оживотворения гораздо рельефнее выражается в других аттрибутах богини. Ее многочисленные груди, открыто выставленные для тянущихся по направлению к ним по рукам богини различных животных, ясно указывают на воплощаемую богиней идею плодотворения. Диана, мать всего живущего, она кормилица своих детей. Диана – это природа, мать, кормилица. Такова общая и основная идея ефесской Дианы; она – чисто восточного происхождения. Что касается частных символических атрибутов богини, то они, хотя и не имеют сами в себе верных ключей к своему истолкованию, однако могут быть истолкованы. Если бык (корова) указывает на персидскую Артемиду Ταυρόπολος, то олень, очевидно, сближает Артемиду Ефеса с греческой Артемидой Ελλοφόνος, охотницей и покровительницей зверей. Сфинксы указывают на Египет, морской рак напоминает собой сирийскую богиню-рыбу так же, как и египетскую Изиду, эту первоводу, украшавшуюся иногда морскими раками. Пчелы, с одной стороны, указывали на Египет, где они олицетворяли собой, говоря языком современной науки, идею произвольного зарождения: они признавались там рождающимися из гниющего мяса мертвых быков и потому назывались «быкорожденными»; с другой стороны, они могли напоминать о первом факте ионийско-азиатской истории-переселении на азийский берег ионийцев; пчелы указывали ионийцам дорогу из Греции в Азию и на первых порах были здесь их верными проводниками; в третьих, пчелы могли быть символом той же лупы, или ночи, которая иногда называлась Мелиссой; в четвертых, пчела могла напоминать о первобытном, невинном, состоянии человека в райском блаженстве золотого века, когда вполне отдавшийся божеству человек питался только пчелиным медом и плодами, которые указывали ему пчелы; эта идея невинности была предикатом Дианы, бывшей и всегда матерью и всегда девственницей, носящей и материнские груди и девственный вуаль. Ближе всего, таким образом, культ Дианы ефесской приближался к культу азиатской Цибеллы, каковое сходство яснее открывается из сравнения самых культов той и другой богини.

Помимо усердных приношений почитателей Дианы храм пользовался громадными доходами с различных, принадлежавших ему, угодий. Особенно хороший доход ему доставляли два, соединенные между собой, Селинунтские озера, изобиловавшие рыбой, которые были расположены немного к северу от Панорма. Они издавна считались собственностью богини, но их доходность послужила соблазном для корыстолюбивых царей, которые и присвоили их себе; римляне снова возвратили их богине, но государственные откупщики опять насильно завладели доходами озер, так что ефесянам пришлось посылать в Рим некоего Артемидора, который не только возвратил эти озера богине, но и приобрел по решению суда отпавшую было область Гераклеотиду. За эти услуги город поставил в храме его золотую статую¹⁴⁹⁶.

На эти громадные средства при храме содержался многочисленный штат жрецов и жриц богини. Все жрецы должны были быть непременно евнухи. Жреческое звание было весьма почетным в Ефесе; жрецами могли быть как жители Асии, так и происходящие из других стран и удовлетворявшие необходимым условиям этого звания¹⁴⁹⁷. Геродот говорит про одного жителя острова Хиоса, Паниония, который «поддерживал свое существование нечестивейшим занятием, а именно: покупал красивых мальчиков и всех их оскоплял; потом отвозил их в Сарды и Ефес и там продавал за большие деньги»¹⁴⁹⁸. Весьма возможно, что впоследствии многие из этих красивых мальчиков была жрецами Дианы. Евнухи-жрецы в Ефесе носили особенное название мегабизов¹⁴⁹⁹. У жрецов состояли помощницами красивые молодые девушки, девственные служительницы девственной богини. Главнейшие обязанности жрецов и жриц, конечно, состояли в приношении богине жертв и молений, в заботах о сохранении святости места и особенно в совершении известных ефесских оргий и торжественных процессий в честь Дианы¹⁵⁰⁰. Эти оргии и процессии, о которых довольно подробно говорит Псевдогераклит, обыкновенно совершались по ночам. Жрецы и жрицы, в жреческих одеяниях, с распущенными волосами, с корибантическими восклицаниями и пением, под звуки храмового оркестра, проделывали свои жреческие танцы. В священных процессиях принимала участие многочисленная толпа чтителей Дианы. Кроме этих, по-видимому, совершавшихся очень часто, священных процессий, Ефес праздновал еще однажды в год особенный праздник в честь Дианы, продолжавшийся целый весенний месяц, который от праздника назывался Артемизием. Это праздненство обыкновенно бывало общеасийским торжеством в честь богини, организовавшемся и на общие средства и общими усилиями¹⁵⁰¹. Таков был храм и культ Дианы, гордо высившийся над всеми другими храмами, помещавшимися перед городом.

Далее, к востоку, на северных склонах холмов лежал самый Ефес. Город по обычаю того времени был окружен высокими стенами¹⁵⁰². Через них вели внутрь города несколько ворот, расположенных по главным дорогам; так, в западной стене находились ворота, ведшие из Ефеса к храму Дианы и гавани; в северо-западной стороне – в прежний Колофон и Смирну, в юго-западной – в Милет, в юго-восточной – в Магнезию, и в северо-восточной – в Сарды¹⁵⁰³. Самый город состоял из нескольких рядов маленьких, окрашенных в белую краску, домов с плоскими крышами; дома не отличались изяществом архитектурной отделки; архитектурная роскошь, по сознанию древнего человека, приличествовала только обиталищу одного бога, почему ей украшались только храмы. И лишь впоследствии, когда художественный век Перикла сильно поднял эстетику греков, роскошь всех родов проникла и в дома. Но и тогда она нашла место себе только внутри их, не посягая на простоту внешнего вида. Если в то время считалось святотатством делать архитектурные постройки для обычных житейских потребностей частных жителей, то это правило не имело уже приложения к постройкам общественным, и особенно в том случае, если они имели какое либо религиозное значение. Такими общественными зданиями были в Ефесе, насколько можно судить по сохранившимся доселе остаткам, стадия, театры, термы и гимназия. В северо-восточном углу города, вблизи Сардийских ворот, была расположена стадия-ипподром, где так любили проводить время древние греки, смотря или на состязающихся коней, или любуясь на гимнастические упражнения своих юношей. Южная часть стадии была прислонена к горе Приону, а северная поддерживалась высоким фундаментом, в котором были устроены комнаты, служившие или стойлами для приводимых на бег коней, или складами для принадлежностей игр. К югу от стадии, прислонясь к западной стороне Приона, был расположен огромный театр, развалины которого заставляют предполагать в нем необычайную колоссальность размеров. Он мог вмещать до 56000 человек¹⁵⁰⁴. Места для зрителей поднимались в нем уступами вверх, по склону Приона. Далее, к югу от этого театра, следовали термы, в греческих городах весьма сближавшиеся с гимназиями. Около них найдены развалины другого театра, вероятно, Одеона, за которым помещалась гимназия¹⁵⁰⁵.

Чем же жил этот богатый город? Каково было внутреннее, умственное и религиозно-нравственное состояние его жителей? В Ефесе были на лицо все необходимые условия для того, чтобы его жители могли стать на сравнительно высокую степень образованности. Ионийцы, отпрыск греческой нации, известный своими высокими умственными способностями, по природе были очень развитой национальностью. Богатство и разнообразие окружающей внешней природы должны были развивать умственные дарования ефесян, давая пищу уму и воображению. Торговое значение Ефеса, как центра среди всех цивилизованных стран, омывавшихся восточной частью Средиземного моря, и далее – восточных, на малоазийском полуострове, было наиболее удобной почвой, где возможны приобретения разнообразных и полезных умственных обогащений, как на месте, так и в путешествиях по чужим странам. И на первый взгляд Ефес был славен своей образованностью. Тут родился и жил знаменитый Гераклит (500 до Р. X.)¹⁵⁰⁶; его высокие философские идеи об абсолютном, как тождестве бытия и небытия, о движении или течении, как сущности мировой жизни, о бессмертии души и т. п. упрочили за ним место в истории философии наряду с Платоном и Гиппократом, которые были ревностными последователями его системы. Из Ефеса, далее, произошел Гермодор, принимавший участие вместе с децемвирами в редактировании кодекса XII римских таблиц¹⁵⁰⁷. В Ефесе же родился поэт Гиппонакт¹⁵⁰⁸ (540 до Р. X.), ямбические сатиры которого полны остроумия, не страдают личным характером и написаны строго выдержанным, чисто-сатирическим ямбом. Художник Парразий¹⁵⁰⁹ (400–380 до Р. X.), произведения которого находились во времена империи в Риме в качестве образцов для художников, также был родом из Ефеса. Наконец, Апеллес¹⁵¹⁰, славный ученик знаменитейшего художника древности Памфила, любимец Александра Великого, произведения которого отличаются сколько верностью действительности, столь же и богатством творческой идеи, также принадлежал Ефесу. Ефес имел гимназии и театр, в нем была какая-то школа Тиранна¹⁵¹¹, в нем жил и писал свои письма Псевдогераклит. по-видимому Ефес жил высокими духовными интересами.

Но это так было только по-видимому. При тех благоприятных условиях для развития образованности, которыми владел Ефес, на пространстве нескольких столетий его истории во всяком случае нужно было бы встретить гораздо большее число имен знаменитых людей. Да и эти немногие, приводимые Страбоном, имена упоминаются им вовсе не с целью указать на славу Ефеса в умственном отношении (как это делается им, напр., по отношению к Тарсу). К тому же единичные случаи и отдельные лица еще не могут быть верными показателями общественного состояния: они часто бывают исключениями. Самый лучший представитель ефесской образованности, Гераклит, стоял среди своего родного ефесского общества совершенно одиноким человеком. В Ефесе он не имел ни аудитории, ни учеников; он проводил свою жизнь в тиши полного уединения, удалившись от общества и общественных дел и вполне отдавшись только одной философии самой в себе, вне ее отношения к жизни и влияния на массу. Он был исключением из современного ему общества и исключением таким, которое для своего самосохранения должно было удалиться из него: иначе индивидуальность этого исключения смешалась бы с повседневной, ничуть не философской, обстановкой ефесской жизни. Если этот Гераклит получил наименование темного за темноту своих философских построений, то его позднейший ефесский подражатель, прикрывшийся в своих известных письмах его именем, сам себя называет темным или мрачным потому, что его душа была постоянно мрачна, всегда скорбела за современное общество, которое все поголовно отдавалось одному только разгулу. Псевдогераклит, человек мыслящий, не удовлетворяющийся впечатлениями минуты, не находящий смысла в безостановочном прожигании жизни, является одиноким в ефесском обществе. Он – также исключение, открыто заявляющее о своей исключительности. Нечего говорить о Гермодоре. Несомненно, что этот серьезный ефесянин стоял целой головой выше своих современников. Но какова его судьба! Он был изгнан из своего родного города своими же согражданами. Сохранённые у Страбона¹⁵¹² его слова, сказанные им по адресу ефесян, вполне объясняют скрытые мотивы этого изгнания. «Ефесяне, говорит, заслуживают поголовного повешения за то, что они изгнали Гермодора, лучшего из людей, говоря: пускай никто не выдается среди нас, если же таковый окажется, то пускай он живет в другом месте и среди других людей». Ефесянам, талантливым и развитым, чужда и ненавистна была серьезная ученость. Они были умны, не лишены остроумия¹⁵¹³; но отдаться науке, стать под знамя той или другой философской идеи, переродиться под ее влиянием в том или другом отношении – это было для них трудным. Всякий, кто считал себя выше толпы, кто хотел проводить новые идеи, кто покушался расшатывать старые устои исконного жизнеустроения ефесянина, тот подвергался ненависти общества. Всех Гермодоров Ефес изгонял. Та же почти участь постигла и сатирика Гиппонакта, принужденного спасаться бегством из Ефеса в Клазомены. Таким образом, Ефес не воспользовался в должной мере условиями для поднятия своей образованности, сохранивши непроизводительно только свою природную ионийскую талантливость и пользуясь летучими, отрывочными знаниями, получаемыми в торговой сумятице города.

Если Ефес не отдался науке и не был умственным центром тамошнего края, то, может быть, он был его политическим центром? Может быть, Ефес патриотизм и ставил выше всего, может быть, он жил только для страны, для своей исторической славы, смотрел на настоящее, как на достойное продолжение прошедшего, а в будущем видел славу своего настоящего? Нет, не было и этого. Ефес – это не Рим. Из чего сложилось прошлое ефесской истории? Из последовательного, почти беспрерывного, ряда подчинений пришлым победителям. История Ефеса и не знала: что такое политическая самостоятельность; Ефес приучился мириться со всякой властью и со всякими властителями. Потому-то он и не страдал никогда жаждой военной или государственной славы; ему было все равно: как бы и кем бы ни управляться, лишь бы это управление оставляло ему возможность наслаждаться жизнью. Ко времени св. Апостола Павла Ефес уже успел совсем сжиться с римским владычеством. Ефесяне пресмыкались у ног императоров, льстили им с отвратительным раболепством, строили храмы в честь их пороков и слабостей, боготворили их на своих монетах и надписях¹⁵¹⁴; даже римский сенат назывался ефесянами θεός или ιερὰ συγκλητός¹⁵¹⁵. И дорожившие этим пресмыкательством римляне не стесняли свободы ефесян; они помогали им материально, когда они терпели от землетрясений, щедро раздавали почетные титулы, давали им номинальную автономию в самоуправлении и т. п.¹⁵¹⁶. Так уничтожился ефесский патриотизм исторически. Окончательно же его уничтожило торговое положение города. Ефес – это настоящий рынок, где вместе с днями менялись торговцы и покупатели, где встречались друг с другом самые разнородные элементы и сталкивались самые различные идеи. Ефес – это не глухой уголок, который не знает ничего, кроме местных традиций; это, напротив, шумная столица, не знающая никаких, кроме религиозных, заветов старины. Постоянные наплывы торговых людей разных наций делали Ефес чуждым патриотизма. Ефесское общество возвышалось до космополитизма, для которого собственно нет ничего отечественного.

Что же, наконец, было жизненным нервом Ефеса, если им не были ни серьезные науки, устрояющие жизнь сообразно с какой либо философской идеей, ни любовь к политической славе и государственному благоустройству? Если ионийская изнеженность еще издавна сделалась у греков поговоркой, то легко понять, что могло сделаться с богатым ионийским городом, постоянно обогащаемым прибыльной морской и сухопутной торговлей. Панорм был неиссякаемым источником богатств. Скоплявшиеся богатства не могли неподвижно лежать у изнеженного и подвижного ионийца; та же гавань меняла их на иностранные товары, которыми обыкновенно были предметы роскоши: товары и золотые и серебряные и камни драгоценные, и жемчуг, и виссон, и порфира, и шелк, и багряница, и всякое благовонное дерево, и всякое изделие из слоновой кости, и всякое изделие из дорогих каменьев, из меди и железа и мрамора, корица и фимиам, и миро, и ладан, и вино, и елей, и тела и души человеческие¹⁵¹⁷. Два обличителя ефесских нравов, оба почти современники св. Ап. Павла, Аполлоний Тианский и Псевдогераклит самым главным и существенным пороком в ефесском обществе выставляют его чрезмерную роскошь, неумеренное пользование земными благами. Так Аполлоний, придя в Ефес, в своей речи к ефесянам, произнесенной с портика храма, порицал их за «беспечность» и «дикую роскошь», какую он нашел у них¹⁵¹⁸. Ефесянами, читается дальше в жизнеописании Аполлония, «завладели танцовщики и так как они сами были расположены к пляскам, то все было полно шума»¹⁵¹⁹. Обильные и изысканные трапезы ефесян, всегда приправленные в достаточном количестве знаменитым ефесским вином, получившим историческую известность¹⁵²⁰, подали повод Аполлонию сравнивать ефесян с откармливаемыми птицами, упитываемыми в теплом помещении до тех пор, пока они не лопнут от жира¹⁵²¹. Псевдогераклит исходным пунктом своих нравообличительных писем поставляет то богатство и обилие всех земных благ и удовольствий, которыми, по его мнению, недостойно пользуется преступный Ефес¹⁵²², у которого «нет недостатка в счастье». Мрачного автора писем возмущают головные уборы и расчесанные бороды ефесян, которые требуют для себя много времени; ему мерзки умащения и натирания; он сильно возмущается всеобщей нравственной распущенностью: молодые девицы, еще не достигшие половой зрелости, однако предаются половым наслаждениям; замужние женщины, преступно пользующиеся половыми сношениями вне брака, вытравляют ядом плоды своей незаконной любви; юноши имеют любовниц чуть не по всему городу; часто жены похищаются от мужей; молодые люди проматывают отцовское достояние в веселых пирушках; общество изощряет свой ум на играх и зрелищах¹⁵²³. Замечательно, что в существенном те же самые недостатки замечал и св. Ап. Павел в ефесянах-христианах. Так, в своем Послании к ним он обличает их в любостяжании; любостяжание, пишет он, не должно даже именоваться у вас, как прилично святым¹⁵²⁴. В Послании к Тимофею св. Апостол говорит об ефесской роскоши, особенно у женщин¹⁵²⁵; обличает и предотвращает св. Апостол увлечение ефесских христиан и грубыми плотскими пороками, блудом¹⁵²⁶ и пьянством¹⁵²⁷. Итак, вот где был жизненный пульс, приводивший в движение все ефесское общество! Богато обеспеченное, хотя не в большой степени, но все таки умственно и эстетически развитое, не любившее ни науки, ни политики, ефесское общество вполне отдалось роскоши и чувственным наслаждениям жизнью. Поэтому у ефесян был и такой большой театр; потому то и актеры, бежав из Теоса, направили свой путь именно в Ефес¹⁵²⁸. Даже знаменитый храм Дианы – и тот, кажется, был не столько данью религиозного благоговения к богине, сколько – тщеславного стремления к роскоши. Действительно, Герострат не сжигает статуи Дианы, этой первой святыни Ефеса, спадшей с неба, а сжигает только ее храм, будучи уверен, что ефесянам храм дороже статуи. Но вот ефесяне построили новый храм. Что им было нужно при этой постройке: достойно ли почтить богиню или удивить свет великолепнейшим архитектурно-художественным, произведением? Второе им было важнее первого. Когда Александр Великий обещал уплатить ефесянам уже сделанные расходы по постройке нового храма и докончить остальное за свой счет с тем только условием, чтобы на храме было начертано его имя, как строителя, то ефесяне отказались¹⁵²⁹. Отказ, очевидно, обусловливался тщеславным нежеланием разделять с кем бы то ни было славы строителей такого архитектурного чуда.

Такое жизненное направление не только не находило себе ни в чем ничего сдерживающего, а напротив получало санкцию и еще более усиливалось тамошним культом Дианы. Этот культ имел весьма большое влияние в Ефесе. Ефесская Диана почиталась не только всей Малой Азией, но и вне ее пределов. Поклонники ефесской богини, приезжавшие ежегодно в Ефес, едва ли не превосходили своей численностью приезжих торговых людей. Торжественные празднования в честь Дианы устраивались всей Азией. Их распорядители выбирались представителями всех ее городов. Понятно после этого, каким благоговением должны были проникаться к своей, столь великой и так почитаемой, богине сами ефесяне. Ефес носил почетный титул νεωκόρος'а богини. Культ Дианы проникал собой все жизненные отправления Ефеса. Если так можно выразиться, Ефес был городом теократическим; жрецы богини носили титул царя¹⁵³⁰. Их имена встречаются иногда на ефесских монетах¹⁵³¹. Когда совершались религиозные празднества¹⁵³², тогда Ефес жил всецело только одной религиозной жизнью.

Что же вносил этот культ в жизнь ефесянина? Что может внести хорошего всякая вообще языческая религия, а тем более та, которая имеет своей главнейшей святыней богиню плодородия, двойник Цибеллы или Венеры? Псевдогераклит так возмущался безобразием ефесского культа, что, кажется, не находил слов к достойному его охулению. Они в темноте храмового святилища видит символ гнусной нравственной тьмы самого культа; молва о каменной статуе богини дает ему повод смеяться над ее грубой бесчувственностью; даже узкий внизу и широкий сверху базис, на котором была поставлена статуя, кажется ему символом удаления богини и от земли и от неба, как не созданных ей; самый культ кажется ему стоящим ниже даже животных понятий. «Никакая собака, говорит он ефесянам, не уродует другую, как то делает у вас богиня с мегабизом, боясь того, что бы ее целомудренному девству служил настоящий мужчина». Но последнее основание кажется автору писем просто насмешкой над богиней, культ которой нецеломудренен настолько, что ближайшими служителями могут быть только евнухи. Далее автор переходит к различным религиозным празднествам в честь богини и все эти ночные факельные оргии с музыкой и дикими танцами считает ничем другим, как только религиозным покровом, под которым скрывается самый неудержимый разврат. Нечего говорить о взрослых; молодые невинные девушки и те в этих, будто благочестивых, оргиях теряют свое девство. «Возле таких-то вещей, говорит Псевдогераклит, я и отучился смеяться; я одинок в городе; вы сделали его через ваши безобразия пустыней для меня»¹⁵³³. Под покровом такого безнравственного культа изнеженные, богатые и самолюбивые ефесяне могли до дна пить чашу чувственных удовольствий, ничуть не тревожимые сознанием своей безнравственности.

Обычное в древности право убежища, которым пользовались святыни языческого мира, принадлежало ефесскому храму и даже с избытком. При Александре Великом пределы убежища простирались на одну стадию от храма. Но Митридат, как рассказывала легенда, по окончании постройки храма стал на его кровле и объявил, что право убежища в нем будет простираться по черту его кругом, куда только он может дострелить из лука. И стрела чудесно пролетела на расстояние почти ста сажен¹⁵³⁴. За эту черту убежища храма Дианы, конечно, стремились все, как и невинно преследуемые, так и действительные преступники, желавшие избежать заслуженного наказания. И вот Ефес, преступный и без того, становится центром, куда из всех окрестностей стекаются заведомые злодеи. Это право убежища, как и везде, сильно понижало нравственный уровень ефесского общества; оно, по сильному выражению Страбона, «предало город в руки злодеев»¹⁵³⁵. Из за этого такие права храмов и были уничтожаемы Августом и Тиберием¹⁵³⁶.

Тот же культ Дианы был источником и еще другого зла, которое сильно укоренилось в Ефесе. Разумеем ефесское суеверие, которое в древности даже вошло в пословицу. Едва ли можно указать какой либо другой город того времени, в котором так же бы сильно были распространены различных родов суеверия, как в Ефесе. На самой статуе Дианы или точнее на ее базисе, имевшем вид перевернутой вверх пирамиды, были начертаны таинственные формулы, которым придавалось волшебное значение. В Ефесе было множество чародеев и заклинателей, которые употребляли особенные заклинательные формулы, приобретшие себе историческую известность под именем Ἐφέσια γράμματα¹⁵³⁷. Эти ефесские письмена были чародейскими формулами, которые, будучи написаны на бумаге или на пергаменте, или только прочитывались¹⁵³⁸, или носились, как амулеты, на руках, на шее и под.¹⁵³⁹. Вот для примера, сохраненные Климентом Александрийским, некоторые такие формулы: ἄσκιον (мрак), κατάσκιον (свет), λίς (земля), τετρἁξ (год), δαμναμενεύς (солнце), ἀίσιον (истина)¹⁵⁴⁰. Рассказ св. Дееписателя о пребывании св. Ап. Павла в Ефесе содержит много указаний на сильнейшее распространении магии в Ефесе.

Во времена Страбона ефесяне верили, что Латона, жена Зевса, разрешилась от бремени двойным плодом супружеской любви громовержца в одной из пещер рощи Ортигии, прорезываемой Кенхрием. В этой роще суеверные ефесяне показывали даже то оливковое дерево, под которым отдыхала Латона после своих родовых мук. Про реку Кенхрий говорили, что его воды впервые омыли послеродовые нечистоты богини, искупавшейся в них. Про гору Салмисс, поднимавшуюся над рощей, говорили, что тут куреты¹⁵⁴¹ шумом оружия напугали засевшую тут из ревности Геру¹⁵⁴². В 22 г. до Р. X. римский император Тиберий издал указ, чтобы все города, которые признавали за собой права убежища и желали удержать их, выставили сенату свои основания присвоенных ими прав. Ефесяне немедленно собрали депутатов, и они, явившись пред лицо римского сената, первые из всех других заговорили о своих правах. Эта речь ефесских депутатов, сохраненная Тацитом¹⁵⁴³, есть сплошной бред суеверного Ефеса: «не на Делосе, говорили они, как верит толпа, родились Диана и Аполлон; это было при реке Кенхрии, роще Ортигии, где Латона, близкая к разрешению от бремени и прислонившаяся к масличному дереву, которое там даже теперь цело, произвела на свет богов, и роща освятилась божественными именами. Также и сам Аполлон после умерщвления им циклопов, скрылся там от юпитерова гнева. Позднее отец Либер, победитель амазонок, пощадил их, окруживших жертвенник. Вследствие этого, по желанию Геркулеса, когда он был побежден Лидийцами, с храмом была соединена неприкосновенность; и это преимущество ни персами, ни македонянами, ни римлянами не было уничтожаемо»¹⁵⁴⁴.

Современник св. Ап. Павла, Аполлоний Тианский, был между прочим в Ефесе и в суеверных ефесянах нашел самую слепую веру всем своим волшебствам. Вот об этом рассказ биографа Аполлония: «когда болезнь (моровая язва) напала и на ефесян, и им не было никакой помощи, то они отправили посольство к Аполлонию, приглашая его быть врачом этой болезни. Он решил, что не нужно откладывать путешествия и, сказав: «пойдем!», был в Ефесе, поступая, однако, подобно Пифагору, который в одно и то же время был и в Фуриях и Мотапонтиях. Собрав же ефесян, он сказал: «дерзайте, ибо сегодня я прекращу язву». И, сказав так, он повел весь народ в театр, где помещается святилище Апотропея. Здесь, как казалось, просил милостыни какой-то старик, притворно закатывавший глаза; он носил суму и собирал куски хлеба, одет был в рубище и был суров лицом. Поставив ефесян вокруг него, Аполлоний сказал: «бросьте ненавистника богам и набросайте на него как можно больше камней!» Ефесяне удивились его словам и считали ужасом убить такого жалкого чужеземца, тем более, что он умолял их и много просил о помиловании; но Аполлоний настаивал и убеждал быть твердыми и не ослабевать. Тогда некоторые попробовали бросить в него, и он, вдруг, будучи, по-видимому, слепым, посмотрел и показал свои глаза, полные огня. Тогда ефесяне познали демона и побили его камнями, так что нагромоздили над ним целый холм камней. Спустя немного времени Аполлоний велел разобрать камни и узнать: какое животное они убили. Когда они обнаружили того, кого, по их мнению, они убили, его не оказалось, а явилась собака, видом похожая на собаку из Молосс, а по величине похожая на самого большого льва; она была умервщлена камнями и испускала пену, как бешеная»¹⁵⁴⁵. Ефесяне по этому поводу даже соорудили святилище Геркулесу Апотропею, которое и освятил сам Аполлоний¹⁵⁴⁶.

Таково было собственно языческое население Ефеса. Но кроме язычников в Ефесе жили еще иудеи. Торговое значение города привлекало их сюда в большом количестве¹⁵⁴⁷; с языческим ефесским обществом и правительством они с первых же пор своего поселения стали в хорошие отношения. От проконсула Долабеллы и других римских начальствующих лиц они успели приобрести себе чрезвычайные полномочия, о которых сообщает Иосиф Флавий. Так, их богослужение было поставлено под охрану и защиту архонтов: они могли открыто совершать свои службы и церемонии в синагоге¹⁵⁴⁸; иудейское юношество даже было освобождено от несения обычных для всех воинских обязанностей¹⁵⁴⁹. Удобство путей сообщения, сравнительная близость расстояния и богатство давали возможность ефесским иудеям поддерживать самые живые сношения со священным иудейским религиозным центром – Иерусалимом и через то усиливать свое национально-иудейское самосознание. При таких благоприятных условиях ефесские иудеи, естественно, могли в достаточной мере сохранить на чужбине в чистоте свои религиозные идеалы. Они даже могли жить возбужденной религиозной жизнью.

При виде гнусного культа Дианы, в конец убивавшего все истинно человеческое в ефесском обществе, религиозные иудеи, хорошо понимавшие свое призвание быть просветителями других народов, естественно, должны были обратиться к религиозной пропаганде среди ефесян. Конечно, история не знает о той частной, домашней пропаганде возвышенных религиозных идей иудейства, которая, как наиболее естественная и удобная, несомненно, имела место в Ефесе. Но в ней сохранились известия о наиболее заметных попытках более широкой, гласной и общественной иудейской пропаганды в Ефесе. Так, прежде всего Светоний¹⁵⁵⁰ сообщает о смелой попытке одного иудея во времена первых императоров открыто противостать бесчинствам гнусного культа Дианы. И эта попытка, выразившаяся главным образом в едких сатирах на ефесское идолослужение, домогалась распространения в Ефесе основной истины иудейской религии – истины единобожия. Известны еще письма Псевдогераклита, которые суть не что иное, как открытые порицания религиозного культа ефесян с точки зрения иудейской религии и пропаганда идей чисто иудейского характера. Принадлежность автора этих писем к иудейской национальности, кажется, не подлежит сомнению ввиду тех указаний на это происхождение, которые можно извлечь из самого содержания этих писем. Так, поставив вопрос: почему преступный Ефес благоденствует? – автор совершенно в духе ветхозаветной религии отвечает, что Бог не наказывает грешников погублением их богатств, а, напротив, дает им эти богатства, чтобы они, имея свободу, пользовались ими или во благо, или во зло. Следующее далее, полное негодования и обличения, наглядное изображение безнравственности домашней и общественной жизни ефесян служит для автора только основанием, чтобы перейти к рассуждению о вере в истинного, единого Бога. В вере во единого Бога автор видит единственное спасение для ефесян. Здесь же он косвенно вступается за права иудейства, порицая ефесян за то, что они лишают общественных должностей проживающих у них колонистов, хотя последние по своей доброте заслуживают стоять в верхних рядах бюрократии; это – ясный намек на ефесских иудеев. В другом месте¹⁵⁵¹ мнимый Гераклит прямо вступается за святость Ноевых постановлений. Так, существенной принадлежностью вакхических оргий Ефеса было едение сырого мяса; автор же писем строжайше порицает этот обычай и проповедует наряду с другими запрещениями и запрещение есть сырое мясо. Эти письма иудея, скрывавшегося под маской философа Гераклита, самым красноречивым образом свидетельствуют о том, что ефесские иудеи жили здесь не одними только торговыми интересами, что они интересы религиозные ставили высоко, настойчиво и открыто обличая ложь ефесского язычества. Судя по этим письмам, ефесское иудейство отличалось большой образованностью. По крайней мере, Псевдогераклит пишет красноречиво и с большим полемическим тактом. Замечательно, далее, что некоторые Сивиллины предсказания, говоря о разрушении ефесского храма Дианы, поставляют его в непосредственную связь с наступлением эпохи ожидаемого иудеями Мессии; устанавливаемую таким образом связь возможно объяснить единственно только предположением о существовании усиленной иудейской пропаганды в Ефесе. Вот текст наиболее характерного предсказания этого рода:

Αρτέμιδος σηκός Εφέσου πηγνύμενος

Χάσματι και σεισμοίσί που’ ίξεται εις άλα δειν

Πρηνής, ηύτε νήας επικλύζουσιν άελλαι.

'Ύπτια δ’ οιμώξει Ἕφεσος κλαίουσα παρ’ όχθαις

Και νηὸν ζητούσα τὸν ουκέτι ναιετάοντα.

Και τότε θυμωθεὶς θεός άφθιτος αιθέρι ναίων

Ουρανόθεν πρηστήρα βαλεί κατά κράτος ανάγνου

Αντί δε χειμώνος θέρος έσσεται ήματι τώδε.

Και τότε δη μετέπειτ’ έσται ἄνδρεσσι βροτοῖσιν

Εξολέσει γαρ πάντας αναιδέας υψικέραυνος

Βρονταίς τε στεροπαίς τε κεραυνοίς τε φλεγέθουσιν,

Ανδράσι δυσμενέεσσι, και ως ασεβείς ολοθρεύσει,

Ώστε μένειν νέκυας κατά γης πλέονας ψαμάθοιο.

Ήξει γαρ και Σμύρνα εόν κλαίουσα (Σάμαρνον)

Εις «Έφέσοιο πύλας και αύτη μάλλον (ολείται)¹⁵⁵².

Некоторые из ефесских иудеев могли проникать со своей пропагандой даже и в палаты римских императоров. Так, известный халдей Балбилла приобрел большое влияние на Нерона и обещал ему на основании ветхозаветных пророчеств покорение Иерусалима и иудейского царства¹⁵⁵³. Впоследствии, по смерти Нерона, в Ефесе сильно распространилась сага об его возвращении в силу пророчеств Ветхого Завета. Приведенные факты с несомненностью устанавливают существование в Ефесе иудейской пропаганды. Письма иудея Псевдогераклита говорят даже о настойчивости и открытой безбоязненности ее.  Впрочем, нельзя еще думать, чтобы она была делом строго систематичным. Во всяком случае необходимо предположить, что Ефес, официально почитавший Диану и погрязавший в безобразии языческой безнравственности и суеверия, знал, хотя несколько, о существовании высочайшей религии, проповедующей об единстве истинного Бога, призывающей человека к нравственной жизни и ожидающей пришествия Бога на землю. Пусть эти знания были случайны, отрывочны, не систематичны, и не полны, они все таки могли иметь большое значение для благовестнической деятельности Ап. Павла при утверждении христианства собственно среди ефесских язычников.

Но благовестническая деятельность св. Апостола Павла в Ефесе должна была найти себе почву несколько возделанную и засеянную уже семенами и чисто христианского учения. Слава о великом палестинском Чудотворце и Учителе – Иисусе, говорившем о Себе, что Он – Бог и Спаситель людей, тот, о котором предсказано ветхозаветными пророками, несомненно, дошла еще при Его жизни до Ефеса и, вероятнее всего, через тех ефесских иудеев, которые путешествовали в Иерусалим на праздники за время общественного служения Господа и тут могли сами видеть и слышать Его, слышать рассказы о Нем и т. п. Если эти слухи о Господе Иисусе, дошедшие до Ефеса, еще не могли иметь какого-либо серьезного значения, то все таки они предуведомили Ефес о появлении чрезвычайного Учителя, выдающего себя за Мессию. После того как совершилось страшное голгофское событие, воскресение Распятого, Его вознесение и, наконец, наступил праздник Пятидесятницы, то в числе пришедших в Иерусалим на этот праздник иудеев рассеяния и прозелитов были таковые и из Асии. В этом удостоверяет св. Дееписатель¹⁵⁵⁴. Эта, упоминаемая св. Лукой наряду с Понтом и Фригией, Асия есть провинция, носившая имя «проконсульской Асии». Конечно, ясных и определенных указаний нет на то, что эти асийцы были ефесяне, но предполагать, что некоторые из них были из самого Ефеса, вполне основательно. В Ефесе, этой торговой столице Малой Азии, конечно, больше было иудеев и прозелитов, чем во всяком другом месте Асии; ефесские иудеи и прозелиты пользовались и большими средствами и большими удобствами сообщения, чем жившие в других местах Асии; поэтому вполне естественно предполагать, что, если не все, то некоторые из тех асийцев были жителями Ефеса. Они то тогда и удостоились быть в Иерусалиме свидетелями великого чуда, совершенного последователями Господа Иисуса: глаголания на разных языках; услыхав от чудотворцев свою родную ефесскую речь¹⁵⁵⁵, изумлялись и дивились, говоря между собою: сии говорящие не все ли Галилеяне? Как же мы слышим собственное наречие, в котором родились¹⁵⁵⁶? Они слышали вдохновленную, пламенную речь Ап. Петра о божестве Иисуса Христа¹⁵⁵⁷, в которой он необыкновенно сильно изложил всю сущность новой Христовой веры. Быть может, некоторые из ефесян были в числе тех, которые, до глубины души тронутые словом св. Петра, вопрошали свв. Апостолов: что нам делать?¹⁵⁵⁸ и, охотно приняв слово Его, крестились¹⁵⁵⁹. Во всяком случае возвратившиеся в Ефес очевидцы иерусалимского чуда и слушатели пламенной речи св. Ап. Петра поведали там о виденном и слышанном. Это сообщение, воскресивши в памяти ефесян и ранее доходившие до них слухи из Палестины о Христе Иисусе, усилило в их обществе толки о Нем и оживило их религиозную жизнь. Ефесская синагога насторожила свое внимание. Когда стали доходить до Ефеса слухи о благовестнической деятельности св. Апостола Павла в местах, не особенно далеких от Ефеса, о чудесах, совершаемых им, о многочисленных обращенцах в новую веру и об основании христианских церквей из иудеев и язычников в больших городах, подобных Ефесу, как напр., в Коринфе и Афинах, тогда, несомненно, религиозное оживление усилилось еще более. Очень возможно, что упоминаемый Ап. Павлом в Послании к Римлянам, Епенет (Επαινετός)¹⁵⁶⁰, первый христианин Асии¹⁵⁶¹, жил уже в то время в Ефесе или же приезжал сюда¹⁵⁶².

Таковы были веяния христианства, которые коснулись Ефеса еще до первого прибытия в него св. Ап. Павла. Это были только слухи о новой вере, об Иисусе Христе, о Его великом Апостоле Павле и т. п. Прочного основания в Ефесе христианство еще не имело; иначе бы св. Павел, который старался благовествовать не там, где уже было известно имя Христово, дабы не созидать на чужом основании¹⁵⁶³, не стремился бы в центр проконсульской Асии еще во время своего второго путешествия¹⁵⁶⁴ и, посетив Ефес в первый раз, не дал бы того обещания посетить его вторично, которое он на самом деле дал и исполнил¹⁵⁶⁵. Первая истинно христианская проповедь в Ефесе раздалась непосредственно из уст самого св. Апостола Павла. Он, возвращаясь вместе со своими спутниками из своего второго благовестнического путешествия, плыл морем от Греции к Иерусалиму. Корабль, отплыв из Кенхрей, где св. Апостол остриг свои волосы во исполнение данного им обета назорейства¹⁵⁶⁶, приближался к ефесской гавани, Панорму, в которой, наконец, и бросил якорь. Перед глазами св. Апостола предстало во всем своем величии архитектурное всесветное чудо: громадный и великолепный храм Дианы, центр малоазийского язычества, рассадник суеверий, губитель нравственности. Был или канун субботы или одного из трех недельных собраний в синагоге. Ревностный благовестник Апостол, не теряя напрасно времени, миновав храм Дианы и другие, расположенные в пространстве между гаванью и городом, храмы, вступил в Ефес и, может быть, только свидевшись с кем-либо из ефесских иудеев, отправился по своему обычаю¹⁵⁶⁷, в синагогу. Несомненно, по рядам присутствующих тотчас облетела молва о прибытии великого Апостола, о проповеднической деятельности которого уже носились слухи и ранее. Внимание напряглось. И вот из святых апостольских уст полилась боговдохновенная, живая и сильная проповедь о Мессии. Апостол проповедовал, что обещанный в Ветхом Завете Мессия уже пришел. Он – Иисус, недавно распятый иудеями и воскресший в Иерусалиме. И теперь во всем, в чем вы не могли оправдаться законом Моисеевым, оправдывается Им всякий верующий (в Него)¹⁵⁶⁸. Предмет этой апостольской проповеди не был для ефесской синагоги совершенно неизвестным и новым: до нее доходили слухи о Мессии, вызывавшие на размышления. Теперь воочию видя и непосредственно слушая проповедника пришедшего Мессии, ефесские иудеи стали высказывать свои недоумения по поводу столь важного предмета и содержания проповеди. Св. Апостол ответствовал вопрошавшим; он, по выражению св. Луки διελέξατο, рассуждал с ними¹⁵⁶⁹. Но в ушах слушателей все-таки никак не укладывались столь великие откровенные истины о пришедшем Мессии; они не довольствовались тем, что было сказано св. Апостолом и просили его побыть у них долее¹⁵⁷⁰: сообщенное им благовестие требовало продолжительного и основательного обсуждения, разъяснения и доказывания. Но св. Апостол не мог удовлетворить просьбе своих новых слушателей: он должен был тогда скорее поспешать в Иерусалим на праздник Пятидесятницы; впрочем, он пообещал возвратиться к ним из Иерусалима, если то будет угодно Богу¹⁵⁷¹. Св. Павел прозревал своим пророческим оком будущие успехи своей проповеди в Ефесе; поэтому, он не хотел тратить напрасно дорогого времени. Личные нужды отзывали его из Ефеса; но он, чтобы не делать перерыва между своей первой проповедью и будущей, но желая поддержать в умах и сердцах слышавших его в синагоге, несомненно, возбужденную религиозную пытливость, заблагорассудил оставить здесь своих спутников, Прискиллу и Акилу. Они должны были в некоторой степени заменять для ефесян отсутствующего Апостола¹⁵⁷². Конечно, так благосклонно принявшие св. Павла иудеи вместе с Прискиллой и Акилой проводили его в гавань. Еще раз прошел св. Павел мимо храма Дианы, с мощно-величественных колонн которого на него смотрело язычество всей Азии. Наконец, корабль, отходящий в Кесарию, снялся с якоря, и провожавшие св. Апостола разошлись по домам. Так кончился первый день, когда в Ефесе прозвучало первое слово Ап. Павла об Иисусе Христе¹⁵⁷³. Это был первый день первого зарождения ефесской церкви и первый день начавшегося падения тамошнего языческого культа.

По отбытии Ап. Павла проповедниками христианства в Ефесе остались Прискилла и Акила. Эта благочестивая чета отличалась необыкновенной ревностью и трудами по распространению веры Христовой. Эти супруги были преданными сотрудниками св. Апостола, и он их впоследствии с любовью и признательностью называл сотрудниками своими во Христе Иисусе, кои голову свою полагали за его душу, которых не он один благодарил, но и все церкви из язычников¹⁵⁷⁴. Акила¹⁵⁷⁵ – родом иудей из Понта, малоазийской провинции,¹⁵⁷⁶ расположенной возле Черного моря; первоначально он жил в Риме; но затем, когда вследствие возмущений иудеев, произведенных каким-то иудеем, присвоившим себе имя Христа¹⁵⁷⁷, вышел указ императора Клавдия, повелевавший всем иудеям оставить Рим¹⁵⁷⁸, принужден был удалиться из Италии и поселился в Коринфе, где вместе со своей женой Прискиллой¹⁵⁷⁹ занимался деланием палаток. В это время здесь проповедовал Ап. Павел; он познакомился с благочестивой иудейской четой, быть может, тогда уже принявшей христианство¹⁵⁸⁰. Их сблизила прежде всего, единоплеменность, а потом одинаковость ремесла: св. Павел жил у них и работал вместе с ними. Но потом узы, соединявшие их, стали еще теснее: продолжительное общение с Ап. Павлом сделало из Прискиллы и Акилы ревностнейших помощников св. Апостола¹⁵⁸¹ по распространению христианства¹⁵⁸². Когда св. Павел отправлялся из Коринфа, то они уже так были преданы его святому делу, что не остались там, а поехали вместе с ним. Уже один этот факт, что св. Апостол оставляет их в Ефесе, очевидно «для того, чтобы они были учителями для жителей Ефеса»¹⁵⁸³, показывает, что он доверял их познаниям в области христианского учения и их опытности и ревности в благовестнической деятельности¹⁵⁸⁴, о чем он мог узнать в Коринфе. Поставленные единственными представителями и самого Апостола и проповедуемой им веры, Прискилла и Акила сделались в Ефесе центром, около которого неминуемо могли группироваться те, которые размышляли о новопроповеданной вере, слышав ли о ней еще ранее св. Павла или непосредственно от него самого. Прискилла и Акила по прежнему посещали иудейскую синагогу¹⁵⁸⁵ и, конечно, при вопросах к ним со стороны иудеев о новой вере, не оставались безответными. Во всяком случае их благовестническая деятельность в Ефесе за время отсутствия св. Павла была плодотворна настолько, что вскоре, еще до его прибытия и даже до прибытия Аполлоса, около них сгруппировалось несколько уверовавших, которые и образовали собой общину братий, упоминаемых в Деян.18:27. Это были, вероятнее всего, обратившиеся ефесские иудеи.

Вскоре после отшествия св. Ап. Павла из Ефеса, когда он, воротившись из Иерусалима и побывав в Антиохии, проходил по порядку страны – Галатийскую и Фригийскую¹⁵⁸⁶, в Ефес прибыл из Александрии один иудей, по имени Аполлос¹⁵⁸⁷. Александрия, большой торговый приморский город нижнего Египта, построенный Александром Великим, обладая прекрасно устроенной гаванью¹⁵⁸⁸, была богатым торговым городом¹⁵⁸⁹ с многочисленнейшим населением¹⁵⁹⁰. Вскоре же после своего основания город сделался центром самой серьезной языческой учености; громадная александрийская библиотека, собранная Птолемеем Филадельфом привлекала сюда со всех концов тогдашнего образованного мира лучшие ученые и учащиеся силы¹⁵⁹¹. Близость города к Палестине, его торговое значение, снисходительность правительства к иностранцам и подобные причины сделали то, что Александрия быстро стала наполняться иудеями. Одни сначала были поселены здесь в качестве военнопленных, а потом начался наплыв добровольных переселенцев и в конце концов оказалось, что 2/5 города были заселены иудеями. Александрийское правительство относилось к ним весьма благосклонно: они пользовались не только религиозной свободой, но и правом иметь свои суды и другими преимуществами¹⁵⁹². Среди этих александрийских иудеев, стоявших в соприкосновении с языческой ученостью, возникло особое иудейско-эллинистическое богословско-философское направление, наилучшим представителем которого был известный иудей Филон. Здесь-то вот именно и воспитался Аполлос. Нет ничего удивительного, что Аполлос на родине получил серьезное образование; он, по свидетельству св. Дееписателя, был ἀνήρ λόγιος¹⁵⁹³. Этим названием св. Лука хочет дать понятие и об общенаучной образованности Аполлоса, а также и об его ораторском таланте. Последним Аполлос владел настолько, что впоследствии в Коринфе, благодаря ему, приобрел среди некоторых славу, большую, чем какой пользовался даже сам Ап. Павел. Как на особенно выдающийся род в научных познаниях Аполлоса св. Дееписатель указывает на хорошее знание им Св. Писания Ветхого Завета: δυνατὸς ὢν ἐν ταῖς γραφαῖς, он силен был в Писании, т.е. конечно во 1-х, подробно и основательно познакомился с содержанием священных книг, во 2-х, мог правильно (разумеется, с точки зрения самого Дееписателя) толковать их и, в 3-х, мог умело пользоваться своими познаниями в области св. Писания. Очевидно, это была богато одаренная натура, сумевшая удержаться на истинном пути в изучении и понимании Писаний. Когда до Аполлоса дошли слухи о новоявившем пророке, Иоанне Крестителе, который проповедовал о грядущем по нем в мир обетованном Мессии, то он горячо и искренно уверовал в эту проповедь и принял Иоанново крещение. От своих новых учителей он получил и оглашение в начатках пути Господни (ἐδίδασκεν ἀκριβῶς τὰ περὶ τοῦ Ἰησοῦ)¹⁵⁹⁴. Из дальнейшего¹⁵⁹⁵ не видно, чтобы эти первые, полученные Аполлосом, сведения об Иисусе Христе, насколько Он составлял сущность Иоанновой проповеди, пополнены были чисто христианским благовествованием. Но впечатлительный Аполлос, который был, как видно по всему «ревностным мужем»¹⁵⁹⁶, всецело отдался новому учению. Непреложно уверенный в истинности Иоанновой проповеди, он – деятельный от природы, решил всецело отдаться проповедованию принятого им учения о Мессии. И вот, покинув Александрию, он является в Ефес. Сюда его манили не торговые интересы, не праздное любопытство путешественника; его привела сюда внутренняя духовная сила, побуждавшая распространять среди своих братьев великие и святые откровенные истины; он пришел сюда горя духом (ζέων τῷ πνεύματι), сгорая жаждой скорее и возможно шире распространить приобретенную им истину¹⁵⁹⁷.

Вот уже Аполлос и в синагоге Ефеса. Неизвестность места и слушателей, незнание того, насколько последние были подготовлены к его проповеди, ни мало не смутили красноречивого и вдохновенного проповедника. Не выходя из пределов полученного им Иоаннова оглашения, он начал смело говорить (παρησιάζεσθαι) в синагоге, уча о Господе правильно. Красноречие и сердечный пыл убежденного благовестника производили на слушателей сильное впечатление. Но самое содержание проповеди его не было для них новым: они уже ранее от св. Павла и от Прискиллы с Акилой знали о Мессии более, чем проповедовал о Нем им Аполлос, поэтому посещавшие синагогу Прискилла и Акила, услыхав проповедующего Аполлоса, хотя и обратили свое внимание на его познания в Св. Писании, на его ораторские способности и проповедническую ревность, но сразу же заметили и неполноту его познаний о Христе Иисусе. Они поняли, что из этого мужа может выйти благой деятель на поприще христианского благовествования, сблизились с ним, взяли его к себе в дом, ввели в образовавшуюся вокруг них христианскую общину¹⁵⁹⁸ и точнее объяснили ему путь Господень. Учители Аполлоса, Прискилла и Акила, долгое время находились под непосредственным наставительным влиянием св. Апостола Павла и «так научились, что стали способны учить и других»¹⁵⁹⁹. Их учение, преподанное Аполлосу, было полно и обстоятельно настолько, что он вскоре уже после этого мог сильно опровергать (εὐτόνως διακατηλέγχετο) иудеев¹⁶⁰⁰. При этом, конечно, нужно полагать, Аполлос и был крещен христианским крещением. Неизвестно, продолжал ли Аполлос свою проповедь в Ефесе после того, как точнее был поставлен в пути Господни Прискиллой и Акилой¹⁶⁰¹. Может быть, его первая попытка, которая показала слушателям неполноту его познаний об Иисусе Христе, была единственной, и он счел за лучшее отправиться из Ефеса куда-либо в другое место, тем более, что в Ефес скоро ожидалось прибытие самого св. Апостола Павла. Прискилла и Акила, недавно воротившиеся из Коринфа, где св. Павел насадил добрые семена веры Христовой, а они были его помощниками, посоветовали, может быть, Аполлосу отправиться туда и там продолжать начатое св. Павлом дело благовествования. А чтобы на первый раз обеспечить ему хороший прием там и должное внимание к его деятельности, они вместе с братией ефесской церкви дали Аполлосу рекомендательное письмо к коринфским братьям. И Аполлос вскоре отбыл из Ефеса, не дождавшись возвращения сюда Апостола Павла¹⁶⁰².