Слово 26. Произнесенное святым Григорием Богословом о себе самом, когда он после Максимова покушения занять архиепископский престол в Константинополе возвратился из села

1. Я желал быть с вами, дети, и вы в равной мере желали быть со мной. Верю сему; и если слово требует подтверждения, клянусь: тако ми ваша похвала, братие, юже имам о Христе Иисусе Господе нашем (1Кор. 15:31)! Сию клятву дал Дух Святой, подвигший меня к вам, да уготовлю Господу люди избранны (Тит. 2:14). Смотрите, какова вера: и за себя уверяю, и за вас ручаюсь. И сие нимало не удивительно. Где общий дух, там и чувствования общие; а где равно чувствуют, там равно и верят. Кто сам не ощущал чего, тот не поверит и другому; а кто чувствовал, тот готов дать согласие; он – невидимый свидетель невидимого чувствования, он – собственное зеркало для чужого образа.

Посему-то у меня не достало терпения жить долее в разлуке с вами, хотя немало огорчает и тяготит меня видимое здесь, – не одно то, что в городах обыкновенно: стечение народа, шум, торжища, зрелища, пресыщение, обиды, влекущие и влекомые, наносящие и претерпевающие вред, плачущие и оплакиваемые, рыдающие, радующиеся, женящиеся, погребающие, хвалимые и хулимые, все поводы к пороку, брожение мира, внезапные перемены, как в Еврипе и в направлении ветров, – но даже и сии почтенные и достойные уважения люди (говорю о предстоящих в сем алтаре и при святой трапезе). Так как имею по-видимому над ними власть и сам нахожусь в числе приступающих к Богу, то боюсь, что мы худо приступаем и, как солома, приближающаяся к огню, не стерпим огня. 2. При всем том я возвратился к вам; и хотя удалился по принуждению, однако же прихожу назад без принуждения, даже с великой охотой; и как говорится, ноги сами шли, так Дух ведет меня, подобно потоку, который вверх поднимается с усилием, а вниз сам собой течет быстро. Подлинно, один день составляет целую человеческую жизнь для тех, которые страдают любовью. Ибо, мне кажется, нейдет сюда в пример, что было с Иаковом, который, четырнадцать лет работая Лавану сириянину за двух дев, не утомлялся. Для него, как сказано, занеже любяше их, все дни были как день един (Быт. 29:20), может быть, потому что предмет любви находился перед глазами или потому что легко страдать любовью, хотя замедление и огорчительно. Так, что легко поступает в обладание, то менее возбуждает пожелания, как сказал некто прежде нас. И я, когда был вместе с вами, мало чувствовал силу любви, а когда разлучился, узнал любовь – сего услаждающего мучителя. В этом нет ничего необыкновенного. Пастух скорбит о тельце, который отстал от стада, об овце, которой недостает в десятке, и птичка горюет о гнезде, которое составила ненадолго. Один, взяв свирель, взойдя на высокое место, наполняет унылыми звуками свирель свою, зовет заблудивших, как разумных, и, если послушаются, радуется о них больше, нежели о всем стаде, которое не сделало ему таких забот. А другая с криком летит к гнезду, припадает к щебечущим птенцам и обнимает их крыльями. Какая же привязанность должна быть у доброго пастыря к словесным овцам, за которых он подвергался уже опасностям, так как и сие усугубляет любовь? 3. Так и я боюсь, чтобы волцы тяжцы (Деян. 20:29), подметив окружающую нас тьму, не разогнали стада увлекательными и дерзкими учениями. Ибо, не имея сил действовать явно, они ожидают безвременья. Боюсь, чтобы разбойники и тати, проходя через двор (Ин. 10:1), или бесстыдно не похитили, или не уловили обманом и потом не заклали, не убили, не погубили, восхищающе восхищения, Души изъядающе, как сказал один из пророков (Иез. 22:25). Боюсь, чтобы кто-нибудь, вчера и третьего дня бывший нашим, найдя дверь незапертой и войдя в нее как свой, не стал строить нам козней как чужой. Ибо много различных ухищрений у того, кто действует таким образом, и никто не разнообразен столько в изобретательности, сколько преухищренный на зло противник наш. Боюсь еще и псов ²²⁴, которые усиливаются стать пастырями и, что особенно странно, ничего не приносят в пастырское звание кроме того, что остригают волосы, которые не на добро растили. Они и псами не остались, и пастырями не сделались, а только расхищают, рассыпают и разрушают чужой труд. Потому что всегда легче повредить, нежели сохранить; и человек раждается, говорит Иов (Иов. 5:7), и корабль строится, и дом созидается с трудом; но одного убить, другой разрушить, третий сжечь может всякий, кто захочет. Итак, да не думают много о себе те, которые приставили к стаду псов; они не могут сказать, что приобрели или спасли хотя одну овцу. Ибо упражнявшиеся в худом не научились делать добра. Если же они истребляют стадо, то сие делает и небольшая буря, и легкая болезнь, и один внезапно напавший зверь. Итак, да перестанут они хвалиться своим бесславием, а если могут, да перестанут делать зло, да поклонятся, припадут и восплачут пред Господом, сотворшим их (Пс. 94:6), и да присоединятся к стаду те из них, которые еще не вовсе неисцелимы.

4. Сие говорю вам я, пастырь робкий и осмотрительный, которого за осторожность укоряют в недеятельности. Ибо я не из числа пастырей, которые млеко ядят, волною одеваются, тучное закалают, оскорбляют трудом (Иез. 34:3–4) или продают и говорят: благословен Господь, и обогатихомся (Зах. 11:5), которые пасут самих себя, а не овец (если вам памятны слова пророков, которыми они поражают злых пастырей); напротив, я более принадлежу к числу пастырей, которые могут сказать о себе с Павлом: кто изнемогает, и не изнемогаю; кто соблазняется, и меня не воспламеняет забота (2Кор. 11:29)? Не ищу бо ваших, но вас (2Кор. 12:14). Бых во дни жегом зноем, и студению в нощи мучим, по слову патриарха-пастыря (Быт. 31:40), у которого овцы были знаменаные и старались зачинать у тамошних корыт (Быт. 30:41–42) ²²⁵.

Так и по таким причинам пришел я к вам, которые находитесь в таком положении. А пoелику пришел, то дадим друг другу отчет, что успели мы сделать в продолжении разлуки. Ибо нехудо помнить, что от нас потребуют отчета не только за слова и дела, но как за целое время, так и за самую малую и краткую часть времени. Вы возвестите мне делание свое (Иона 1:8), а я предложу вам, о чем любомудрствовал я в безмолвии, беседуя сам с собой. 5. Какое из высоких умозрений или, заимствовав от меня, сохранили вы, или сами от себя присовокупили, касательно ли богословия или других догматов, из которых о многих и часто предлагал я вам? Требую от вас не только долга, но и роста, не только таланта, но и прибытия, дабы кто-нибудь, скрыв и зарыв вверенное, не стал еще клеветать на вверившего, что Он жесток и желает чужого (Мф. 25:24). Итак, какое похвальное дело принесли вы в плод, так чтобы или не уведала шуйца (Мф. 6:3), или просветился свет ваш пред человеки (Мф. 5:16), чтобы по плодам было видно дерево, по ученикам мог быть узнан учитель и чтобы всякий из наблюдающих за нами (а это делают многие – одни по благорасположению, другие из любопытства) мог сказать, яко воистинну Бог с вами есть (1Кор. 14:25) и вы не только здраво проповедуете Его, но и служите Ему. Ибо как дело без веры не приемлется, потому что многие делают добро ради славы и по естественному расположению, так и вера без дел мертва (Иак. 2:20). И да не льстит вас суетными словесы (Еф. 5:6) кто-либо из людей, которые охотно дозволяют все под тем одним условием, чтобы вы приложились к нечестивым учениям, и предлагают за худое дело худую награду. Итак, покажите веру от дел, покажите плодородие земли вашей: точно ли не напрасно я сеял, есть ли у вас хотя одна рукоять, имущая силу, еже сотворити муку (Ос. 8:7), и стоющая житницы, чтобы нам вперед возделывать вас еще усерднее. Кто приносит плод во сто крат? Кто в шестьдесят? Кто, наконец, хотя в тридесять? Или, наоборот, кто, от тридесятикратного восходя к шестидесятикратному (ибо и сей порядок видим в Евангелии)²²⁶, окончил сторичным плодом, чтобы, преуспевая, подобно Исааку (Быт. 26:13), стать великим, идя от силы в силу, воспевая песни степеней и полагая восхождения в сердце (Пс. 83:6–8)? 6. Ищу плода, множащагося в слово ваше (Флп. 4:17). Ибо прибыток ваш, а не мой. Если же и мой, то потому что он ваш; ибо польза от вас возвращается и к нам, подобно отраженным лучам. Питали ли вы нищих? Принимали ли странных? Умыли ли святых нозе (1Тим. 5:10)? Или, угождая чреву, которое упразднится (1Кор. 6:13), услаждались вы (положим то) и заповедями; так как нет услаждения, которое было бы лучше и прочнее сего для желающих услаждаться? Покоили ли по мере сил (позвольте сказать и о сем) кого-либо из служащих жертвеннику и прекрасно убожествующих, чтобы они, не развлекаясь, тем усерднее служили жертвеннику и, заимствуя из вашего, привносили взамен и свое? Стыдно, подлинно, и нам просить о сем, и вам не уделять. Не для того заметил я сия, да тако будет о мне, добрее бо мне паче умрети, нежели чтобы уничтожилась похвала моя (1Кор. 9:15) и благовествование мое осталось без награды, когда здесь соберу плоды, ибо благовествовать есть дело необходимости, а благовествовать безмездно – дело усердия; но да научитесь вы благотворить Христу, благотворя кому-либо и из малых. Ибо Христос как соделался для меня всем, что есть во мне, кроме греха, так приемлет на Себя и все сколько-нибудь меня касающееся, доставишь ли ты мне кров или одежду, посетишь ли в темнице, придешь ли к больному или, что всего маловажнее, язык томимого жаждой прохладишь одной чашей студеной воды, о чем просил бедного Лазаря страждущий в пламени богач, которому за здешнюю роскошную жизнь, за презрение голодного и покрытого струпами Лазаря воздается тем, что просит у Лазаря и не получает просимого. 7. Вот чего от вас требуем; и знаю, что вы не будете постыждены, как давая отчет мне, так и в последний день, в который будут собраны все дела наши, по сказанному: и Аз гряду советы и деяния ваши собрати (Ис. 66:18); се человек, и дело его, и мзда его с ним (Ис. 40:10).

Но вот и наше, что приносим вам из пустыни. Ибо и Илия охотно любомудрствовал на Кармиле, и Иоанн в пустыне, и Сам Иисус совершал дела перед народом, а молитвы большей частью на свободе и в пустынях. Какой же преподан сим урок? Тот, думаю, что для невозмущаемого собеседования с Богом нужно погрузиться в безмолвие и хотя несколько возвести ум свой от непостоянного. Ибо Сам Он не имел нужды в уединении; да и не было места, где бы мог Он укрыться, будучи Богом и все исполняющим; уединялся же, чтобы мы знали время и для дел, и для высшего упражнения. Итак, какие же плоды моей пустыни? Как добрый купец, отовсюду собирающий прибыль, хочу и из нее доставить вам нечто для купли.

8. Однажды, когда день уже склонялся к вечеру, ходил я один, погрузившись сам в себя, и местом прогулки был морской берег. Всегда имею обычай облегчать труды такими отдыхами. Потому что и тетива, постоянно натянутая, не выдерживает напряжения, а надобно ее спускать со стрелы, чтобы можно было снова натянуть и чтобы она была не бесполезной для стрелка, но годилась в случае употребления. Так я ходил; ноги переносили меня с одного места на другое, а взор покоился на море. Зрелище было неприятно, хотя оно бывает всего приятнее в другое время, когда при ясном небе море покрывается пурпуром, тихо и кротко играя, плещет в берега. Но что же происходило в это время? Охотно скажу, и даже словами Писания: ветру велию дыхающу (Ин. 6:18), море волновалось и завывало, а волны, как обыкновенно бывает в таких бурях, одни, восстав вдали и постепенно, то достигая наибольшей высоты, то понижаясь, сокрушались при берегах; а другие, ударившись о ближние скалы и отраженные ими, превращались в пенистые и высоко летящие брызги. Тут были выбрасываемы небольшие камни, поросты, улитки и самые легкие раковины и некоторые опять поглощаемы с отливом волны. Но твердо и неподвижно стояли скалы, как будто ничто их не тревожило, кроме того, что ударялись о них волны.

9. Из сего умел я извлечь нечто полезное для любомудрия. И как все применяю к себе, особенно если что-нибудь случившееся приводит меня в кружение, как было и теперь, то не без внимания смотрел я на видимое, и это зрелище было для меня уроком.

Я сказал себе: не море ли жизнь наша и дела человеческие? И в ней много соленого и непостоянного. А ветры – это не постигающие ли нас искушения и всякая неожиданность? Сие-то, кажется мне, примечая, досточудный Давид говорит: спаси мя, Господи, яко внидоша воды до души моея; избавь меня из глубин водных, приидох во глубины морския, и буря потопи мя (Пс. 68:2–3). Что же касается до искушаемых, то одни, рассуждал я, как самые легкие бездушные тела, увлекаются и нимало не противостоят напастям, потому что не имеют в себе твердости и веса, доставляемых разумом целомудренным и готовым бороться с встретившимися обстоятельствами; а другие, как камень, достойны того Камня, на Котором мы утверждены и Которому служим. Таковы все, которые, руководясь умом любомудрым и стоя выше низкой черни, все переносят твердо и непоколебимо и посмеваются колеблющимся или жалеют о них – посмеваются по любомудрию, жалеют по человеколюбию. Сами же для себя вменяют в стыд отдаленные бедствия презирать и даже не почитать бедствиями, но уступать над собой победу настоящим, и притом кратковременным, как будто они постоянны; оказывать любомудрие безвременно, а в случае нужды оказываться нелюбомудрыми; что подобно тому, как если бы стал почитать себя отличнейшим борцом, кто никогда не выходил на поприще, или искусным кормчим, кто высоко думает о своем искусстве в тихую погоду, а в бурю бросает из рук кормило.

10. Но как уже один раз остановился я на сем рассуждении, то встретил и другое подобие, весьма приличное настоящему предмету. Может быть, почтете меня стариком и баснословом, когда сообщу вам оное, однако же вы должны узнать это, потому что, как известно, и Писание неоднократно употребляет такие подобия для ясности изложения. По баснословию, есть дерево, которое зеленеет, когда его рубят, и противоборствует железу, – а если о необыкновенном должно и выражаться необыкновенно, – которое смертью живет, от сечения разрастается, истребляемое – умножается. Конечно, это баснь и произвол вымысла, но мне представляется, что таков же точно и человек любомудрый. Он прославляется в страданиях, скорби обращает в повод к добродетели, украшается несчастьями, не превозносится десными оружии правды, не изнемогает пред шуими (2Кор. 6:7), но в различных обстоятельствах всегда пребывает одинаков или делается еще светлее, как золото в горниле.

Посмотрим на него так. Знатного ли он происхождения – наравне с благородством крови покажет в себе благонравие, так что заслужит уважение в двояком отношении, станешь ли разбирать его родословие или смотреть на него самого. Или он статуя низкой работы и из дешевого брения (если есть различие между брением и брением) – заменит это духовным благородством, которое каждый напечатлевает сам в себе к худшему или лучшему, а всякое другое благородство, которое в нас всевается или грамотами нам сообщается, отметит ничего не стоящим и подложным. Ибо благородство бывает троякое. Одно – свыше, и по оному все мы равно благородны, потому что все созданы по образу Божию. Второе зависит от плоти, и по оному, так как оно состоит в тлении, не знаю, благороден ли кто. Третье познается по порокам и по добродетелям, и в нем участвуем мы больше или меньше в той мере, как думаю, в какой сохраняем или растлеваем в себе образ Божий. Сие-то последнее благородство возлюбит истинный мудрец и истинно любомудрый. Четвертый род благородства, которое зависит от грамот и указов, тогда удостою слова, когда соглашусь признать красотой подрумяненную красоту или уважать обезьяну, которой велено быть львом. 11. Юноша ли он? Мужественно восстанет против страстей и воспользуется юностью, для того чтобы не подвергнуться чему-либо свойственному юным, но в юном теле показать старческое благоразумие, и возрадуется о победе больше, нежели увенчанные в Олимпии. Ибо одержит победу на общем позорище – на позорище вселенной, и победу не продажную²²⁷.

Преклоняется ли он к старости – но не состареется душой, встретит кончину как предустановленный день необходимого освобождения, с радостью перейдет в жизнь грядущую, где нет ни незрелого, ни старца, но все совершенны по духовному возрасту. Наделен ли он цветущей красотой – в одной красоте будет просиявать у него другая, в телесной – душевная. Сохранился ли без повреждения цвет его красоты – он углублен сам в себя и не знает, смотрят ли на него другие. Безобразна ли его наружность – зато благообразен сокровенный его человек, как цветистая и самая благовонная роза, которая еще не раскрылась из своей оболочки, не имеющей ни цвета, ни запаха. Красный добротой паче сынов человеческих, он не даст и времени посмотреть на его внешность, обращая зрителя к иному. Крепок ли он по внешнему человеку – употребит здоровье к лучшему: подаст совет, поразит словом, будет говорить смело, станет проводить время во бдении, спать на голой земле, поститься, истощать вещественное, созерцать земное и небесное и со всем тщанием помышлять о смерти. Сделается ли он болен – станет бороться с болезнью. А если будет побежден, то одержит верх, достигнув того, чтобы уже не бороться. Богат ли он – умудрится расточить богатство и из своего имущества, как распорядитель чужого, будет уделять нуждающимся, чтобы и приемлющему послужило это во благо, и ему самому сосредоточиться в Боге, ничего не имея, кроме креста и тела. 12. Беден ли он – обогатится в Боге, посмеваясь над имеющими у себя многое; потому что они как непрестанно приобретают, так непрестанно нищенствуют, имея нужду еще в большем, и пьют, для того чтобы чувствовать больше жажды. Алчет ли он – препитается с птицами, которые кормятся, не сея и не возделывая земли; проживет с Илией у сарептянки. Чванец елея не оскудеет, и водонос муки не умалится (3Цар. 17:14); первый непрестанно будет источать, другой приносить обильную жатву, чтобы страннолюбивая вдова сподобилась чести и питатель имел пропитание. Жаждет ли он – источники и реки дадут ему питие, не упояющее и не мерой подаваемое; а если и везде оскудеют воды от бездождия, то, может быть, он будет пить из потока (3Цар. 18:5). Потерпит ли он холод – его терпел и Павел (2Кор. 11:27). Притом долго ли потерпит – есть одеяние и из камня, в чем да уверит тебя Иов, который говорит: занеже не имеяху покрова, в камение облекошася (Иов. 24:8).

Рассмотри и большие еще совершенства. Будут ли его злословить – он препобедит тем, что за злословие не воздаст злословием. Будут ли его гнать – перенесет. Будут ли хулить – утешится (1Кор. 4:13). Будут ли клеветать –станет молиться. Ударят ли в десную ланиту – обратит и другую; а если б у него была третья, подставил бы и ту, чтобы ударившего скорее научить великодушию, вразумить его делом, когда не мог словом. Будут ли ругаться над ним – сие терпел и Христос. И он почтен будет участием в Христовых страданиях. Назовут ли самарянином, скажут ли, что он имеет в себе беса – все примет с Богом. Сколько бы многочисленны ни были его страдания, все еще недостанет многого: оцета, желчи, тернового венца, тростникового скипетра, багряницы, креста, гвоздей, сраспинаемых разбойников, мимоходящих и хулящих. Богу надлежало и в том преимуществовать, чтобы в самом посрамлении претерпеть большее! 13. Нет ничего столь непреодолимого и непобедимого, как любомудрие! Все уступит скорее, нежели любомудрый. Это осел дивий в пустыне, как говорит Иов, ничем не связанный и свободный, смеяйся многу народу града, стужания данническаго не слышай (Иов. 39:7). Это единорог – животное самовольное. Похощет ли ти работати, привяжешь ли его при яслех (Иов. 39:9), подведешь ли под ярмо? Когда лишен он будет всего на земле, у него готовы крылья, как у орла; он возвратится в дом настоятеля своего, воспарит к Богу. Скажу кратко: непреодолимы только Бог и Ангел, а в-третьих – человек любомудрый, невещественный в веществе, неограниченный в теле, небесный на земле, бесстрастный в страданиях, всему уступающий победу, кроме самомнения и тех, которые думают овладеть им, побеждающий своим низложением.

Пoелику же слово мое, начав с представленного мной подобия, изобразило любомудрого мужа, то по сему изображению рассмотрим сами себя. Мнюся бо и аз Духа Божия имети (1Кор. 7:40), хотя нечто из сказанного может уязвлять и низлагать меня, чтобы мои ненавистники и враги, если найдут меня побежденным, имели извинение ежели не намерению, то, по крайней мере, поведению своему; а если окажусь совершеннее и выше нападающих на меня – или оставили злобу свою, или изобрели новый путь неправды (так как настоящий мною презрен) и сверх злобы своей не могли быть обличены в неразумии, как беззаконнующии вотще (Пс. 24:3) и не имеющие сделать неправды, о чем стараются. 14. Посмотрим же, чем оскорбят меня решающиеся на все, что только может сделать человек в обиду человеку. Назовут невеждой? Я знаю одну мудрость – бояться Бога. Ибо начало премудрости страх Господень (Притч. 1:7) и: конец слова, все слушай, Бога бойся (Еккл. 12:13). Так сказал премудрый Соломон. Посему пусть докажут, что во мне нет страха, и тогда победят. А что касается до иной мудрости, то я частью сам оставил ее, а частью желаю и надеюсь приобрести по упованию на Духа. Укорят в бедности? Но она мое избыточество. Охотно бы совлек я с себя и сии рубища, чтобы без них идти по терниям жизни! Охотно, как можно скорее, сложил бы с себя и этот тяжелый хитон ²²⁸, чтобы получить более легкий. Назовут убежавшим из отечества? Как низко думают о нас сии в подлинном смысле ругатели и ненавистники странных! Разве есть определенное местом отечество у меня, для которого отечество везде и нигде? А ты разве не странник и не пришлец? Не хвалю твоей обители, если так думаешь; смотри чтобы не лишиться тебе истинного отечества, в котором должно заготовлять себе жительство. А за старость и болезненность не укоряй нас. В этом виновны не только вещество и природа, но (узнай нечто из моих таин!) немало истощено и рассудком (похвалюсь тем несколько). Да и ты, тучнеющий и питающий плоть свою, не составляешь для меня приятного зрелища. Хорошо, если бы и у тебя видно было несколько седин и бледности, чтобы можно было увериться, что ты человек разумный и любомудрый! 15. Что же еще? Низложат с престолов? С каких? Разве с удовольствием вступил я теперь на престол и прежде вступал? Разве почитаю блаженными тех, которые восходят на престолы? Разве сделаешь их для меня приятными ты, восходящий недостойно? Разве случившееся недавно не обнаружило перед вами моего образа мыслей? Или и это была одна забава и испытание любви, как могут частью подозревать, а частью разглашать люди искусные на то, чтобы собственные свои пороки видеть в других? Что же значило сокрушение? Что же значили заключения, которые всенародно произносил я сам на себя? Что значили слезы, которые ко мне, едва не возненавиденному за сопротивление, возбудили в вас жалость? Лишат председательства? Но когда и кто из благомыслящих дорожил им? А ныне бегать его, по моему мнению, есть верх благоразумия. Ибо за него все у нас приходит в замешательство и колеблется; за него пределы вселенной²²⁹ мятутся подозрением и ведут какую-то невидимую и не имеющую наименования брань; за него мы, сотворенные Богом, подвергаемся опасности стать тварью людей и лишиться великого и нового имени. О, если бы не было ни председательства, ни предпочтения мест, ни мучительных преимуществ и нас различали по одной добродетели! А нынешний порядок – стать справа, слева, в середине, выше и ниже, идти впереди или рядом – произвел у нас много напрасных замешательств, многих низринул в пропасть и поставил на стороне козлищ, многих не только из низших, но даже из пастырей, которые, быв учителями Израилевыми, сих не уразумели (Ин. 3:10). 16. Не допустят к жертвенникам? Но я знаю другой жертвенник, образом которого служат ныне видимые жертвенники, на который не восходили ни орудие, ни рука каменотесца, на котором не слышася железо (3Цар. 6:7), которого не касались художники и хитрецы, но который весь – дело ума и к которому восходят созерцанием. Ему буду предстоять я, на нем пожру приятное Богу (Лев. 1:45) – и жертву, и приношение, и всесожжения, столько же лучшие приносимых ныне, сколько истина лучше тени. О нем, как думаю, любомудрствует и великий Давид, говоря: и вниду к жертвеннику Бога, веселящаго духовную юность мою (Пс. 42:4). От сего жертвенника не отвлечет меня никто, сколько бы ни желал. Изгонят из города? Но не изгонят вместе и из того града, который горе. Если же это возмогут сделать мои ненавистники, то действительно победят меня. А доколе не в силах сделать сего, дотоле брызжут только в меня водой и бьют ветром или забавляются сновидениями. Так я смотрю на их нападения! Отнимут имущество? Какое? Если мое, то пусть подрезывают крылья, которых я не подвязывал. А если церковное, то из-за него и вся брань, из-за него ревнует о ковчежце тать (Ин. 12:6) и предает Бога за тридесять сребреников, что всего ужаснее; ибо такой цены стоит не предаваемый, но предатель. 17. Запретят вход в дом? Пресекут способы к роскоши? Отдалят от друзей? Но, как видишь, обременили мы весьма многих, хотя и были ими приглашаемы (не хочу быть неблагодарным). Если же и обременили, то разве тем больше, что щадили их, а не тем, что были ими принимаемы. Причиной сему то, что меня покоил один благочестивый и боголюбивый дом, бывший для меня тем же, чем дом суманитяныни для Елиссея, – родственный мне по плоти, родственный и по духу, на все щедрый, дом, в котором возрастал единодушием и сей народ, не без страха и не без опасности скрывая гонимое еще благочестие. Да воздаст Господь дому сему в день воздаяния! А если я гоняюсь за роскошью, то пусть забавляются надо мной ненавидящие меня. Нет зла, которого бы я в большей мере не желал себе. Что касается до друзей, то очень знаю, что одни, и потерпев что-либо худое, не убегут от меня, ибо соболезнование производится только общим терпением обид. А если буду презираем другими, то я уже приобучился сносить презрение. Ибо одни из друзей и искренних, даже явным образом, прямо приближишася и сташа; другие, наиболее человеколюбивые, отдалече мене сташа (Пс. 37:12–13), и в ночь ²³⁰ сию все соблазнились. Едва и Петр не отрекся, а может быть, и не плачет горько, чтобы уврачевать грех. 18. И видно, что я один смел и исполнен дерзновения, я один благонадежен среди страха, один терпелив – и выставляемый напоказ народу, и презираемый наедине, известный Востоку и Западу тем, что против меня ведут брань. Какое высокоумие! Аще ополчится на мя полк, не убоится сердце мое: аще востанет на мя брань, на Него аз уповаю (Пс. 26:3). Не только не почитаю страшным чего-либо из настоящих событий, но даже забываю о себе, плачу об оскорбивших меня, о сих некогда членах Христовых, членах, для меня драгоценных, хотя они ныне и растлены, о членах сей паствы, которую вы едва не предали даже прежде, нежели она собрана воедино. Как вы расторглись и других расторгли, подобно волам, от уз разрешенным (Мал. 4:2)? Как воздвигли жертвенник против жертвенника? Како Быша в запустение внезапу (Пс. 72:19)? Как сечением своим и сами себе нанесли смерть, и нас заставили болезновать? Как простоту пастырей употребили в пагубу паств? Ибо не пасомых стану порицать за неопытность, но вас винить за вашу злобу. В погибели твоей, Израилю, кто поможет (Ос. 13:9)? Какое найду заживляющее врачевство? Какую обвязку? Как соединю разделенное? Какими слезами, какими словами, какими молитвами исцелю сокрушенное? Один остается способ. 19. Троица Святая, поклоняемая, совершенная, право нами сочетаваемая и почитаемая, Твое дело сие, Тебе принадлежит слава совершения! Ты восстанови снова нам сих столько удалившихся от нас, и пусть самое отделение научит их единомыслию! Ты нам за здешние труды воздай небесным и безмятежным. А первое и величайшее из сих благ – озариться Тобой совершеннее и чище и познать, что Тебя одну и ту же можно и представлять Единицей, и находить Троицей, что Нерожденное, и Рожденное, и Исходящее – одно естество, три личности, един Бог, Иже над всеми и чрез всех и во всех (Еф. 4:6), Бог, к Которому ничто не прилагаемо и в Котором ничто не перелагаемо, не умаляемо, не отсекаемо, Которого отчасти уже постигаем, отчасти стараемся постигнуть и некогда постигнут, яко же есть, те, которые хорошо Его искали здесь и в жизни, и в созерцании. Ему слава, честь, держава во веки. Аминь.