Послушание

А что занимает второе место между важнейшими для них (евномиан) и непреоборимыми изречениями? – Ибо Ему над лежит царствовать, доколе и прочее (1Кор. 15, 25), небо должно было принять Его до времен совершения всего(Деян. 3, 21) и сидеть Ему должно одесную до покорения врагов (см. Евр. 1, 13). Что ж после этого будет? Перестанет царствовать? Сойдет с небес? Кто ж и по какой причине положит конец Его царствованию? Какой ты дерзкий и не терпящий над собой царя толкователь! Впрочем, и ты знаешь, что Царству Его не будет конца (Лк. 1, 33). Но впадешь в заблуждение по незнанию, что слово «доколе» не всегда противополагается будущему времени, а, напротив, означая время до известного предела, не исключает и последующего за этим пределом. Иначе не говорю чем-либо о другом, как будешь понимать слова: буду с вами до скончания века (Мф. 28, 20)? Ужели так, что после этого не будет Он с нами? Что за рассуждение! Но ты грешишь не от одного этого незнания, но и от того, что не различаешь значений. Сын именуется царствующим – в одном смысле как Вседержитель и Царь хотящих и нехотящих, а в другом – как приводящий нас к покорности и подчинивший Своему Царствию тех, которые добровольно признают Его Царем. И Царству Его, если понимать его в первом значении, не будет конца, а если понимать во втором, будет ли какой конец? – Тот, что нас, спасенных, примет под руку Свою (ибо покорившихся нужно ли еще приводить к покорности?), а потом восстанет Судией земли (Пс. 93, 3) и отделит спасаемое от погибающего, потом станет Бог посреди богов спасенных, чтоб рассудить и определить, кто такой достоин славы и обители. Присовокупи к этому и ту покорность, какой ты покоряешь Сына Отцу! Что говоришь? Разве Сын не покорен теперь? Но, будучи с Богом, Он совершенно должен покорствовать Богу. Или о каком разбойнике и противнике Божием слово у тебя? Напротив, прими во внимание следующее. Как за меня назван клятвой (Гал. 3, 13) Разрешающий мной клятву, и грехом (2Кор. 5, 21) Берущий на Себя грех мира (Ин. 1, 29) и Адам из ветхого делается новым, так и мою непокорность, как Глава целого тела, делает Он Своею непокорностью. Поэтому пока я непокорен и мятежен своими страстями и тем, что отрекаюсь от Бога, до тех пор и Христос, единственно по мне, называется непокорным. А когда все будет покорено Ему (покорится же, поскольку познает Его и переменится), тогда и Он, приведя меня спасенного, исполнил Свою покорность. Ибо в этом именно, по моему, по крайней мере, рассуждению, состоит покорность Христова – в исполнении воли Отчей. Покоряется же и Сын Отцу, и Отец Сыну, поскольку Один действует и Другой благоволит (как сказано мной прежде). И, таким образом, Покоривший представляет покоренное Богу, усвояя Себе нашу покорность.

Такое же, кажется мне, значение имеют слова: Боже, Боже мой, вонми Мне, для чего ты Меня оставил (Пс. 21, 1; Мф. 27, 46)? Ибо не Сам Он оставлен или Отцом, или собственным Божеством, Которое (как думают некоторые) убоялось будто бы страдания и потому скрылось от страждущего (кто принудил Его или вначале родиться на земле, или взойти на Крест?), но… в лице Своем изображает нас. Мы были прежде оставлены и презренны, а ныне восприняты и спасены страданиями Бесстрастного. Подобно этому усваивает Он Себе и наше неразумие, и нашу греховность, как видно из продолжения псалма, потому что двадцать первый псалом явно относится ко Христу.

Под тот же взгляд подходит и то, что Он навык послушанию, а также Его вопль, слезы, молитва услышаны были за Его благоговение (см. Евр. 5. 7–8) – все это совершается и чудесным образом присовокупляется от нашего лица. Сам Он как Слово не был ни послушлив, ни непослушлив (так как то и другое свойственно подчиненным и второстепенным – и одно добронравным, а другое достойным наказания), но, как образ раба (Флп. 2, 7), снисходит к сорабам и рабам, приемлет на Себя чужое подобие, представляя в Себе всего меня и все мое, чтоб истощить в Себе мое худшее, подобно тому, как огонь истребляет воск или солнце – земной пар, и чтобы мне через соединение с Ним приобщиться свойственного Ему. Поэтому собственным Своим примером возвышает Он цену послушания и испытывает его в страдании, потому что недостаточно бывает одного расположения, как недостаточно бывает и нам, если не сопровождаем его делами, ибо дело служит доказательством расположения. Но, может быть, не хуже предположить и то, что Он подвергает испытанию наше послушание и все измеряет Своими страданиями, водясь искусством Своего человеколюбия, дабы на собственном опыте узнать, что для нас возможно и сколько должно с нас взыскивать и нам извинять, если при страданиях принята будет во внимание и немощь. Ибо ежели и свет, который по причине покрова¹⁹² светит во тьме (Ин. 1, 5), то есть в этой жизни, гоним был другой тьмой (имею в виду лукавого и искусителя), то тем более потерпит это из-за своей немощи тьма¹⁹³. И что удивительного, ежели мы, когда Свет совершенно избежал, бываем несколько настигаемы? По правому об этом рассуждению, для Него больше значит быть гонимым, нежели для нас – быть настигнутыми. Присовокуплю к сказанному еще одно место, которое приходит мне на память и очевидно ведет к той же мысли, а именно: как Сам Он претерпел, быв искушен, то может и искушаемым помочь (Евр. 2, 18) (1).