Беседа с амвона Святой Софии, когда православным и великим царям нашим воздвигнут был столп с надписью в память торжества над всеми ересями

О искоренении всех ересей

Его же беседа, говоренная с амвона Святой Софии, когда православным и великим царям нашим Михаилу и Василию воздвигнут был столп с надписью в память торжества над всеми ересями

1. Заматоревшее время уже давно не мучилось новыми родами, какими величалось, когда процветало, и только лелеяло прежние порождения свои, будучи не в силах помолодеть и произвести что-либо славное и богатырское, кругом вращая одно и тоже, и хвалясь тем, что не раз было пересчитано, и что потеряло свою цветущую юность и прелесть. Но теперь у него есть муж, могучий производитель событий боголюбезных, новых и великих; и вот опять оно красуется родами, как молодица, и стряхнув заматорелость с самыми поношениями её, дает плод благородный, царственный, вседобротный, которого красота роскошно цветет под освящением Истины. Если бы приглашены были витии, умеющие соразмерять свои глаголы с предметами, и сильным красноречием выражать величие событий; то пыл и свежесть настоящего времени все таки остались бы при нем. Но теперь и без витий всем современникам и очевидцам видно совершенство его цветущее и не имеющее ни малейшего недостатка: что же касается до поколений будущих, то, быть может оно не оставит им памяти в речах, и опять, думаю, заматареть, или будет больное, или потерпит что-нибудь подобное. Витийство любит выказываться тогда, когда деяния были скромны и посредственны; но оно бывает боязливо и сдержано, когда совершены дела огромные и явлены доблести великие. Посему и я желал бы молчать, и не унижать неизреченного величия дел слабым словом моим, страшась быть побежденным прежде ратования, и этот страх почитая своею победою, и тем успокаиваясь. Впрочем, когда присущи события, деяний, тогда, думаю, не велик будет ущерб, ежели слово окажется ниже своих предметов. Ибо видимое величие их восполнит недостаток его, а скудость слова огласит превосходство дела.

2. Славны подвиги царя нашего на бранях, его победы и трофеи, без которых ни один год не прошел после того, как он присмотрелся к своему царству. Но исчислять их я не намерен, и потому не говорю ни о рассудительности, ни о сильной воле его, кои многократно обнаруживал он во многих обстоятельствах, особенно в делах запутанных. Не говорю ни о порабощении и перемещении городов неприятельских, ни об устройстве и населении городов у друзей (союзников), ни о том, как вместо тиранского страха во всех поселил свободную любовь и отнял угрюмость у каждого лица, поставляя любочестие свое в том, чтобы его называли лучше отцом отечества, нежели повелителем, – без подражания древним, Киру и Августу, из которых первый начальствовал над Персами, а второй над Римлянами, и оба славились в народе кротостию и человеколюбием, – не принимая титулов прежде совершения дел, но украшаясь деяниями прежде проименований, как это велит разум, заповедующий приличие. Не упоминаю о том, что он более других сыпал золото щедрою рукою, и таким образом изгнал бедность из государства, потому что Царьград, и по богатству царь, посредством царственной десницы доставил довольство всем подданым. Не придумываю и не хочу перечислять ничего подобного, хотя и есть очевидный свидетель всему, сама истина; ибо я не глашатай – какой, искусно занимающий слушателей отборными и веселыми речами, смотря по предмету их, – о чем и говорить нечего, – да и в похвалах я не упражнял языка своего, и красными словами не возбуждал театральных рукоплесканий, потому что и образ жизни и сан священный не позволяют мне заниматься этим. Не говорю и о том, что священною заботливостью его о сем храме и о священных зданиях совершенно неожиданное дело, и явлена красота неизгладимая. Ибо о некоторых доблестях прилично говорить другим, а о некоторых пристойно говорить иначе, в иной торжественный день. Но я, оставив все прочее, предложу слово лишь о том, в чем выразилось чистое благочестие и вместе дивно-великая ревность.

3. Но откуда начну? Что первое скажу? Что из двух поведаю? – радость ли Церкви и настоящее торжество над ересями, или твердость воли и подвиги Веры того, кто был виновником сего торжества и воздвигнуть блистательный памятник? То и другое представляется уму с равным правом на первенство, и понуждает меня колебаться при выборе начала беседы. Как на хорошем многоцветном лугу каждый прекрасный цветок и плод, маня и привлекая к себе зрителей, приводит их в недоумение, – которому из них надобно отдать преимущество: так и эти полезные и прекрасные явления), оба равно осиявающие зрителей светом благочестия, затрудняют мой выбор между ними. Впрочем, поскольку теперь, к великой радости Церкви, преданы общественному позору богоненавистные ереси, и сияют подвиги Победоносца; то отсюда начав свое слово, я с пророком возглаголю невесте Христовой, Церкви, обрадования.

4. «Вельми радуйся дщерь Сиона. Проповедуй дщерь Иерусалима. «Отъял Господь обиды твои, избавил тебя от руки врагов твоих». Ты видишь возлюбленного сына своего, которого еще в пеленах ты усыновила себе и воцарила, и вскормив благоверием и обратив к благочестию, возрастила в настоящую меру возраста Христова. Ты видишь: какие новые, хорошие и блестящие златицы с большою лихвою дал он тебе, как кормилице, и и сколькими и какими добычами наполнил сей храм священный и честный. Не Ария узника он привел к тебе, не схваченного Македония, не плененного Нестория, и не чад Диоскора, огрубившаго вселенную тмочисленными, странными, насаждениями, не такого, или такого врага Церкви и супостата, и не начальника одной, или многих ересей, но все полчища враждебные с их вождями и ухищрениями и советами представил тебе, как добычу, поразив их одним ударом царственной десницы. Возведи окрест очи твои и посмотри на собранных чад твоих, которых разсеяли по горам и стремнинам погибели Вакханки и гарпии ересей и расколов, унесших их туда после обаяния разными Кориванщинами. Веселись и радуйся всем сердцем твоим. Сын проповедуется единосущный Отцу. Дух совчисляется с ними в едино божество. Слово принявшее плоть от Девы для общего спасения и воссоздания человеческого рода, не отделяется от человеческого существа. Два естества в нем сохраняют неслитность, и то и другое обнаруживается свойственным каждому действованием. Всякое заблуждение и мечтание прогнано далеко. Переселение душ не проповедуется. Басни не помогают бесам вспрыгнуть на ту высоту, с которой упали они по злой воле своей. И сам Христос уже не осмеивается и не порицается жестоко поддельными хвалами. То был новый и странный способ унижения, выдуманный лукавым: – злиться на икону, а изображенного на ней дивословить, ее разбивать, а его почитать, и беситься бешенством двойным. Итак ни одно нечестивое учение уже не появится дерзновенно. Ибо победоносный Перворатоборец наш письменным Вероисповеданием своим, как богокованным копьем, пронзил самые внутренности ересей; и теперь всякое лжеучение повержено в прах, лишено последних надежд своих, и даже во сне не видит возрождения своего. Из всех памятников, какие насчитывало продолжительное время, и какие воздвигнуты были чистыми руками благочестивых царей, нынешний памятник есть самый блистательный и самый высокий. Ибо что другие едва одолевали отчасти и только на свое время, то всё вместе одним ударом сразил наш верный и великий царь, не смотря на то, что оно было грозно. Эта победа его. Доказывающая меткость соображений, советов и исполнений, во всяком, кто воинствует во имя Божие, это победа всю вселенную, какую только увенчивает закон христианский, освобождает от раздражения, предупреждает многие бедствия, и всем струит обильные потоки радости и веселия. Ибо везде видится одно согласие, одно исповедание веры, и одна каноническая Церковь, распространяющаяся во все концы земли.

5. Горы да каплют сладость и холмы веселие! Ибо человеколюбивыми очами призрел Господь на народ свой и на достояние свое, воздвигнув и возвысив Василия, действительную силу Державы, Василия возлюбленного сына своего; да и он, – с восторгом говорю, – все то, чему надлежало быть по воле Отца небесного, попял и принял, как свой жребий. Соборы, которые в свое время очищали вселенную от плевел, сзывала благодать всесвятого Духа: но и они пользовались прежними преданиями и учениями. Первый из них подражал Деяниям многих предшествовавших Соборов; Второй в первом видел образец себе и устав; Третьему примером служил второй вместе с первым; Четвертый богат был опытами третьего; а остальные учились у всех прочих. Ты же, защитник благочестия, чей пример имел в виду, когда совершал это новое, священное дело? Какого нашел ты учителя? К какому обращался наставнику? Каким руководился вождем? Явно, что тайным наставником твоим в совершении сей службы был общий всем владыка и создатель, который в священном евангелии велегласно сказал: «всякого, кто исповедует меня перед человеками, и я исповедаю перед Отцом моим небесным». Да! Не при одних людях, и не при одних ангелах, но и при воззрении самого Богочеловека, присутствовавшего при настоящей победе, воздвигнуть памятник торжества над всеми ересями свободною волею и рукою с искреннею надписью на нем, и исповедана, утвержденная не как прежде, тайна благочестия. Да и советником тебе был тот, кого сама Истина назвала ключарем небесных врат, и камнем и основанием Веры, Петр верховный ученик ея. Он внушил сердцу твоему, «быть готовым дать ответ всякому, требующему отчета в чистоте неподдельности веры твоей. А ты принял совет его всею душою и всем разумением, не потерпел ничьих возражений, но как только узнал успешность предприятия, тот час осуществил оное, как истинно-боголюбезное, всем показав достойный плод семян, написав и провозгласив правое Вероисповедание, и все ереси шугнув на насест ада. Это деяние твое настолько превосходит все прочие царские заботы, кои с суши и моря доставляют гражданам все удобства безмятежной жизни, насколько душа превосходит тело, солнце луну, умозрение чувственные понятия. Таким образом воля твоя, просвещенная ярким и новоблаголепным светом благочестия, перешла в дело; и теперь всякому языку есть что говорить о твоей доблести. Тот великий Моисей, тот раб Божий, который многими язвами поразил Египет, превращая все стихии в бичи, который пешествовал по морю, и молитвою и словом пахал облака, как поля, и оттуда подавал обильную пищу бедствующим в пустыне, этот Моисей, видя народ свой, который он воспитывал как дитя, и в пользу которого все делал, видя как он впал в идолопоклонство, не перенес кротко этого случая, но тот час возстал, и желая остановить поток зла, обагрил меч свой кровью не малой части народа, и уменьшив число его, спас остальных от заблуждения; и было совершено им спасение остатка обречением одноплеменников на смерть: заклание же их произвело переворот. Но ученик Христов, не погублением одноплеменников, и не какую-нибудь часть их избавил от пагубы, а потреблением самого нечестия всецело спас всех подданных: нечестию нанес он поражение пером, а подданных сделал незаразимыми. – Тот Финеес. Который умертвил Израильтянина вместе с Мадиамлянкою, остановил язву, истреблявшую весь народ: но и он не был чист от единоплеменной крови, и ежели спас тех, за которых поборал, то спас от погибели телесной. А наш Финеес, не попустив злу утвердиться, не обагрив рук в одноплеменной крови, мужественно истребил заразу не тел, а душ, и царски избавил весь люд от всякого заблуждения и погибели. – Давид, как царь, лучше идет в пример. Он убиением одного иноплеменника спас весь единоплеменный народ свой от плена, ран и меча врагов: но и здесь видна помощь телу; притом он, убив одного и оставив многих иноплеменников, у которых была непримиримая вражда с Израилем, навел тень на блестящую победу свою, представив врагам надежду выиграть когда-нибудь сражение: от того и победоносное воинство не столько радовалось последствиям победы его, сколько боялось и трепетало за будущность. А наш царь не против одной странной ереси взял в десницу крестный меч, и не малую доставил радость о победе, не оставил врагам и тени надежды вновь начать борьбу, но сразив все полчища их, как мужественный воин, даровал всей полноте Церкви глубокий и нерушимый мир, а всему царству единомудрие и единомыслие.

6. Счастлив Царь град, воздвигший приснопамятный всем поколениям столп в память православия благочестивийших и победоносных парей наших, Михаила и Василия! Блаженны и треблаженны и вы, Патриции, украшенные почтенными и достоуважаемыми сединами, и вы полководцы и военачальники, вместе ополчившиеся и ратовавшие против таких и стольких ересей, и совершившие священные и богоугодные подвиги! А вы, священный лик иереев и архиереев, почто так, молча, стали (здесь), и как бы перелитые чрезвычайною радостью и усладою, уподобились пораженным и изумленным, вперив взоры и мысли ваши в самый блеск деяний? Ведь те, которые умеют владеть собою, умеют и уравновесить великую печаль и великую радость, хотя оба эти чувства совершенно противоположны. Проговорите же достойно торжества и с Богоотцом Давидом, как с предстоятелем нашего лика, скажите слово громовое и молниеносное: «напрягись и успевай и царствуй достолюбимая двоица царей, в которой обитает благодать Троицы, напрягись и успевай, и царствуй ради истины кротко и правосудно». (Пс.44:5).

Аминь.