466. Слово по освящении храма во имя Святителя Димитрия Ростовского Чудотворца в Борисоглебском общежительном Монастыре
(Говорено сентября 12 дня957).
1824
Какого слова ожидают теперь от пришедших из города живущие в пустыне сей? Не желают ли, может быть, по обыкновению слышать, что происходит в городе? Жаль, если те, которые в уединении могут вкушать сладость безмолвия, и в невозмущенном воздухе зреть чистый свет Божий, добровольно попускают своим желаниям и помышлениям бродит в многолюдстве, где сквозь шум и пыль слышат и видят суету!
Кто чувствует жажду любопытства, или, вернее сказать, кто страждет болезнию пристрастия (ибо как не бывает излишней жажды без жара, так не бывает любопытства без пристрастия): тому, как врачевство, предлагаем городское известие, которое хотя слишком за две тысячи лет написано, и пришло не из наших городов, однако еще и теперь, и у нас, представляет к сожалению довольно сходное изображение города: «видех беззаконие и пререкание во граде. Днем и нощию обыдет и по стенам его: беззаконие и труд посреде его, и не правда: и не оскуде от стогн его лихва и лесть» (Пс.54:10–12). Не требуйте, чтобы к сему свидетельству очевидца присовокупили мы, что и мы видели во граде. Мы пришли сюда от беспокойств города искать приятностей пустыни, и хотим лучше говорить что-нибудь о пустыне между живущими в пустыне.
Новым обитателям сей пустыни полезно, думаю, было бы услышать и увидеть какого-нибудь древнего любителя пустыни, который бы своим примером утвердил их в любви к пустыне и наставил в образе пустынножительства. Пусть же слышат они такового и видят, как он сам себя изображает: «и рех: кто даст ми криле яко голубине? и полещу и почию. Се удалихся бегая и водворихся в пустыни. Чаях Бога спасающаго мя от малодушия и от бури» (Пс. 54:7–9).
Правда, тот, кто сказал сие в Псалме, был только времянный пришелец пустыни по нужде, а не постоянный житель ее по обету: но сие не препятствует нам усматривать в словах его черты доброго пустынножителя; и даже тем более привлекательна любовь его к пустыне и правильное изображение пустынножительства. Дух Божий, Который носился над Давидом от дня помазания его Самуилом, – вел его чрез разные внешние состояния так и для того именно, чтобы в них показать нам поучительные образы духовных состояний.
Итак, первая черта доброго пустынножителя есть желание пустыни, или усердие к пустынножительству. «Кто даст ми криле яко голубине и полещу и почию?» Желание есть семя или зародыш всякого свободного дела, когда ему должно начаться, и душа его, когда оно продолжается. Как от души зависит жизнь, сила и достоинство тела: так жизнь, сила и достоинство всякого дела зависит от желания. Если желание не чисто: дело не достойно. Если желание слабо: и дело не сильно достигнуть своего совершенства. Если желания нет, дело есть мертвое. Дела, которые мы делаем без искреннего желания, не утешают нас самих, и не приносят удовольствия другим. Если так судят и чувствуют люди, которые дела только видят, а о желаниях только догадываются: что сказать о суде Бога всевидящего, испытующего сердца и утробы? «Даст ти Господь по сердцу твоему» (Пс.19:5), а не по наружному твоему делу.
Посему кто желает пустынножительствовать с утешением для себя и с благоугождением Богу: тот должен как начать сие дело с искренним желанием, так и продолжить оное с неослабным усердием. Надобно, чтобы еще в мире сказал он: «кто даст ми криле яко голубине и полещу и почию». И когда чистое и пламенное желание, действительно, как на крилах голубиных, принесет его в пустыню: он должен часто вновь побуждать себя, расширять и приводить в движение сии крила, чтобы они имели довольно легкости и крепости нести его из пустыни на небо.
Другая черта доброго пустынножителя есть решительное и совершенное удаление от мира. «Се удалихся бегая». Если бы не было нужды удаляться от мира: то для чего бы и водворяться в пустыне, предпочтительно пред обыкновенным образом жизни гражданским и семейственным? Не Бог ли, сотворивый пустыню, созидает и хранит грады, и самую пустыню не для того ли сотворил Он, чтобы населить ее? Не живут ли и в городах рабы Его, которых пустыня не достойна иметь, подобно как напротив того другие, которых «недостоин весь мир, в пустынях скитаются, и в горах, и в вертепах, и в пропастях земных» (Евр.11:38)? Не обитал ли Сам Он во граде, также как и в пустыне, и не дал ли Иерусалиму храма Своего, подобно как пустыне дал скинию Свою? Не на всяком ли месте можно поставлять Ему обитель в душе, и покланяться Ему духом и истиною? «На всяком месте владычествия Его благослови душа моя Господа» (Пс.102:22)!
Но что делать, если сие благословенное приглашение всюду и всегда благословлять Господа без успеха я повторяю душе моей от того, что мир в то же время оглашает и оглушает ее своими разнообразными гласами требований, прещений, прельщений, смущения, развлечения, нужд, забот, похотей, и она не находит довольно силы противоборствовать им, или утомленная сим противоборством жаждет приближиться к Богу без препятствий со стороны тварей, и служить Ему без развлечения? В cем случае не остается иного, как расторгнуть всякие узы, привязывающие к миру, бежать из него как из Египта, как из Содома, и учредить для себя в пустыне новое жительство добровольного изгнанничества, в котором бы все окружающее говорило нам, «яко не имамы... зде пребывающаго града, но грядущаго взыскуем» (Евр.13:14).
Таким образом истинное пустынножительство есть также истинное удаление и совершенное отречение от мира, по заповеди Апостола: «не любите мира, ни яже в мире» (1Ин.2:15). Кто приходит в пустыню как преселенец, желающий перенести сюда выгоды прежнего жительства или заменить их другими, а не как беглец, бросивший все, чтобы только избавиться от того, что было причиною его бегства: тот не есть истинный пустынножитель. Кто в пустыне ропщет на скудость, и, пользуясь необходимым, требует не нужного под благовидным именем утешения; тот еще не удалился от роскоши мира; он подобен израильтянам, которые в пустыне воздыхали о мясах Египетских, и должен вспомнить, что были некоторые, которые, спасшись из погибающего Египта, погибли в спасительной пустыне, во гробех похотения. Кто в пустынножительстве более желает повелевать, нежели покоряться, тот еще не удалился от гордости и честолюбия мира, и ему нужно воспоминать мятежный сонм Корея, которого конец показал, что чистая пустынная земля не хочет носить на себе властолюбивых мятежников. Кто в пустынном общежитии желает иметь что нибудь собственное, отдельно и, что всего хуже, тайно от общества: тот еще не удалился от корыстолюбия мира, и таковый найдет образ свой в ученике Елиссея, который, восхотев тайно присвоить золото Неемана, явно наследовал его проказу. Кто, вышед из мира в пустыню, пристрастным оком озирается на него под предлогом невинной любви к родным и знаемым, тому полезно взглянуть на жену Лотову, которая озрелась на Содом, из коего вышла, и, как говорит Премудрость, «стоит столп слан, неверныя души образ» (Прем.10:7).
Третия черта доброго пустынножителя есть упование на Бога. «Чаях Бога спасающаго мя от малодушия и от бури». Образ пустынножительства был бы очень страшен, если столь суровая черта его, какою представляется совершенное отречение от мира, не смягчалась и не покрывалась приятною и светлою чертою совершенного упования на Бога Спасителя. Случается даже, что удалившиеся от мира, чтобы избежать трудностей и опасностей для души, сверх ожидания встречают для нее новые трудности и самые опасности в пустыне. Сему не должно удивляться. Израильтяне в пустыне более перенесли разнообразных трудностей и более видели опасностей, нежели в семействе. Сам Начальник нашего спасения и совершеннейший для нас образ оного, где испытал сильнейшую брань против врага душ, как не в пустыне? Где более перенес духовных страданий, как не в уединении сада Гефсиманского? Для чего же, скажут, и удаляться от мира в пустыню, от трудностей к трудностям, от опасностей еще к большим опасностям? Для того же, для чего израильтяне вышли из Египта в пустыню: ибо в пустыне испытали они трудности и опасности, но очистились, научились и спаслись, а в Египте погибли бы в рабстве и в мерзостях язычества; если бы они не вышли в пустыню, то не пришли бы в землю, текущую медом и молоком. Для того же, повторяю, для чего и Спаситель Духом Святым возведен был в пустыню, и для чего удалялся Он в Гефсиманию, ибо в пустыне победил Он непобежденного дотоле врага душ наших, а в Гефсимании принес Он за преслушание человеков духовную жертву послушания Богу Отцу, и крепкую о спасении нашем молитву, в которой «и услышан... от благоговеинства» (Евр.5:7). Так и для нас, если трудна и даже опасна пустыня: но есть причина убегать в нее от мира погибельного. А дабы и трудности преодолеть и опасности невредимо пройти, для сего не более требуется как не быть нетерпеливу, не унывать, не отчаиваться, но как бы состояние наше ни казалось тяжким и ненадежным, непрестанно «чаять Бога спасающаго нас от малодушия и от бури». Если собственным непостоянством или нетерпеливостию не прервем сего чаяния, «упование... не посрамит» (Рим.5:5), и помощь свыше приидет непременно тогда, и в такой мере, как сие нужно для искренно желающих спасения и для славы Спасителя.
Живущие в сей пустыне, если встречают еще особенные трудности по новости своего жительства, то по благости Божией имеют и особенные очевидные побуждения к упованию на Бога Спасителя, Который в краткое время при малых, по видимому, средствах и способах человеческих, место сие устроил, и утвердил, и освятил, и распространяет, и украшает.
Внимайте себе и званию вашему, сестры о Господе, и ходите достойно сего благого на вас призрения Отца небесного. Возлюбите пустыню, которую Он благословляет, забывайте мир, от которого Он со дня на день вас ограждает и обеспечивает, возбуждайте себя к неослабным подвигам для спасения душ ваших надеждою на Бога Спасителя.
А нам, которые, после кратковременной беседы в пустыне о пустыне, должны возвратиться, в молву города, «кто» и когда «даст... криле яко голубине, да полетим и почием?» Когда облегчимся от чужих бремен, чтобы обратить все попечение к облегчению собственного бремени греховного? О, Дающий одним криле голубине, чтобы лететь в пустыню, а другим клокчущий глас кокоши, чтобы в городе и пустыне собирать птенцов Твоих под криле Твои! Собирай Сам и храни всех нас под крилами благости Твоея, и стогнами ли града, тропинками ли пустыни, приведи наконец всех в вечно безопасный град, из которого не нужно будет бежать ни в какую пустыню. Аминь.
* * *
В собраниях 1844 и 1848 годов помещено «слово по освящении храма Явления Божией Матери Преподобному Сергию, устроенного над мощами Пр. Михея в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре», с средины сходное с предлагаемым здесь; в виду совершенной разницы в начале и конце печатаем и то и другое, каждое в своем месте.