392. Слово пред приведением к присяге Санкт-Петербургского дворянства и граждан для избрания судей

И рече судиям: видите, что вы творите, не человеческий бо вы суд творите, но Господень, и той с вами в словеси суда. И ныне да будет страх Господень на вас. (2Пар. XIX. 6–7).

Судиям говорил сие благочестивый царь: не сие ли сказал бы он еще прежде избирателям судей, если бы не сам совершил дело избрания, а вверил бы оное вельможам и гражданам? Избирателям судей не так же ли нужно знать и чувствовать важность суда, как и самым судиям? Собрание судей есть сеяние того, что должно принести плод в суде; а суд есть жатва того, что посеяно в избрании: можно ли надеяться доброй жатвы после худого сеяния и может ли быть доброе сеяние, когда сеятель не думает о том, что сеет? Сеятели правды и мира! Не посеять бы вам неправды и раздора, клеветы и мздоимства? – Благородные мужи и граждане, облекаемые ныне в сан избирателей и таким образом поставляемые судьями будущих судей! Готовясь произнесть торжественную клятву в верности сего чрезвычайного служения вашего престолу и Отечеству, рассмотрите прежде внимательно, какое важное дело предлежит вам. «Видите, что вы творите».

Рассматриватели невнимательные видят в деле суда только человеческое дело. Не все видят они здесь, что можно и должно видеть. Но если даже смотреть только их очами, то и тогда не трудно усмотреть, что устроение суда чрез избрание блюстителей общественного порядка и правосудия есть одно из важнейших дел человеческих. От него много зависит благо или зло многих людей, благоустройство или нестроение общества, совершенство, или несовершенство союза между главою и телом, то есть между государем и государством.

Суд есть ограда собственности и личной безопасности, а судия есть страж сея ограды. Без суда всякая земля была бы, подобно как некогда земля Ханаанская, «землею... поядающею живущия на ней» (Чис. XIII. 33); не было бы другой собственности, кроме добычи хищника, до которой не достигла еще рука другого хищника; не было бы другой безопасности, кроме безопасности вооруженного и бодрствующего воина, или безопасности сильного притеснителя, доколе он не встретился с сильнейшим. Суд, будучи хранилищем права собственности для каждого, делает то, что и присвоенная хищником собственность еще не потеряна для обладателя; а чрез сие обеспечивает обладание и тою, которая могла быть похищена. Будучи убежищем обиженных или притесненных, отражающим и поражающим притеснителей, он ограждает чрез сие безопасность и тех, которые могли быть обижены или притеснены. Но что есть и крепкая ограда, если страж ее ненадежен? Что есть и укрепленный законами суд, если в нем действует недостойный судия? Правда, закон поставлен не только для подсудимых, но и для судии, дабы вразумлял его и управлял им; но мудрость и справедливость закона суть заключенные сокровища, если не отверзутся мудростию и справедливостию судии. Закон подчинен необходимости и не может подвигнуться, чтобы удержать при себе судию; но судия свободен и может уклониться от закона. Как искусный ловец, и хитрых зверей уловляет, и поражает сильных, и приводит в безопасность кроткое стадо: так искусный судия, простирая мудрую сеть законного изыскания и действуя силою законов, и уловляет коварных, и низлагает дерзких преступников, и приводит в безопасность добрых граждан; а у неискусного или невинные увязают в сети простираемой для виновных, или виновные расторгают ее. Судия справедливый, изъясняя закон совестью, делает добро и невинному, которого оправдывает, и виновному, которого осуждает, пресекая для одного зло, которое он претерпевал, в другом – еще более существенное зло, которое он делал: а судия несправедливый бедственнейшим образом умножает зло, которое должен был истреблять, или хотя уменьшать, ибо самый суд наполняет тем, чему не должен был оставлять места и за оградою суда; делает незаглажденные обиды и ненаказанные преступления как бы бесконечными; превращает самый закон в орудие беззакония, добычу хищника в законную собственность, обиды притеснителя в поступки справедливые, – и чрез то приводит добрых в уныние, малодушных в отчаяние, а поползновенных в искушение – искать счастья злодеев. Сии виды суда, светлые, или мрачные, по качеству судии в нем действующего, предварительно должны быть пред очами каждого, участвующего в избрании судей. «Видите, что вы творите». Вы поставляете стражу к собственности и безопасности каждого, а следственно и к вашей собственности и безопасности.

Не ограничиваясь благом частных людей, которое и не может быть без общего, суд есть также орудие общественного благоустройства и благосостояния. Общество, будучи единым многочленовным телом, отличается от тел естественных тем, что его состав образуется и сохраняется не столько силою необходимости естественной, сколько силою разума и свободы. И если тело человеческое, управляемое необходимостию природы, для благосостояния своего, имеет нужду в суде, который бы определял членам его род и меру деятельности и покоя, содержал общие и частные его требования в пределах справедливости и пользы, наблюдал за его здравием и, открывая болезни его, употреблял врачевства, или совсем отделял чуждое для жизни целаго: кольми паче искусственное тело общества человеческого для своего благоустройства и благосостояния непрестанно требует суда, который бы определял и содержал в равновесии определенные права и обязанности его членов, так чтобы обязанности не стесняли прав, и права не разрушали обязанностей; способствовал бы удовлетворению потребностей общества, неразлучных с его бытием, и пользам его членов, не нарушающим блага общественного; употреблял бы награды и наказания не как принадлежности токмо частного правосудия, но и как средства, предохранительныя для общественного здравия, которое состоит в господствующей любви к порядку и добродетели, и врачебные для общественных болезней, которыея суть господствующие склонности к порокам. Из сего видно, что судия, как блюститель общественного порядка, должен объимать и проникать мыслью весь состав общества; должен постигать единство сего многочленовного тела в самом основании оного, и потребности его во всем их разнообразии, дабы мог быть надежным охранителем его жизни и врачем его болезней. Если мы осмотрительны бываем в избрании врача и для легкой болезни, даже малейшего из членов нашего тела, – какая осмотрительность потребна вам, избиратели, в избрании врача, которому более или менее вверится здравие и жизнь великого тела общества. «Видите, что вы творите».

Орудие благосостояния для целого тела общества и членов его есть особенным образом орудие верховной власти, которая есть глава и сердце сего тела. И все члены тела соединены со главою и покорены ей; но не важнейшие ли, между прочими, те, которые, покорствуя ей, способствуют ее благотворному владычеству над прочими? Все они почерпают силу жизни от источника сердца; но не важнейшие ли те, которые, будучи ближайшими приемниками ее, должны распространять ее по всему составу? Судия есть око верховной власти, дабы назирать благосостояние всего тела государства и каждого из членов его; ее мышца, дабы приводить их в правильное движение; ея рука, дабы простирать ее для охранения их; он есть приемник и сопроводитель животворной силы, текущей от сердца во все тело государства, – любви государя к подданным. Но какой будет союз главы или сердца с целым составом тела – верховной власти с обществом, если тусклое или померкшее око не будет представлять главе ни состояния, в котором находятся члены, ни опасностей, которые им угрожают? – если расслабленная мышца не будет подымать тяжести членов, которые чрез нее должны быть приводимы в движение, или будет производить только беспорядочные содрогания? – Если рука, по воле главы долженствующая покрывать и охранять члены, будет их обнажать или терзать? – Если орудия мудрости и благости государя будут преграждать их благотворные влияния, а не распространять по всему составу государства? Вам, избиратели, предлежит, посредством избрания, представить достойные орудия верховной власти, представив ей таковыми еще прежде самих себя, в самом избрании; ваше дело долженствует, если не укрепить уже теснейший союз государя с государством, по крайней мере, способствовать к сохранению его совершенным и ненарушимым, – союз, всегда вожделенный, но тем более драгоценный в нашем Отечестве, чем очевиднее основывается он на любви и украшается доверенностью государя к подданным, как свидетельствует самое право избрания, вам дарованное; ибо не любовь ли побуждает самодержавную власть оставлять подданным столько свободы и, так сказать, независимости, что они могут сами себе давать управление? Не доверенность ли изъявляется в том, что самодержавная власть из рук подданных приемлет орудия своего действования на подданных? Вам, избиратели, предлежит оправдать сию высокую доверенность, не огорчить сию державную любовь. «Видите, что вы творите».

Доселе мы открыли некоторые, человеческие только, виды суда и его только земное устроение. Но есть и в земном суде, как и во всем земном, нечто небесное; или, по изречению благочестивого царя, суд не есть просто человеческое дело, но дело Божие, при коем Бог неотступно присутствует. «Не человеческий... вы суд творите, но Господень, и Той с вами в словеси суда».

Божественное и в человеческом суде усматривается из происхождения суда. В начале Бог непосредственно был царем и законодателем человека; дал ему право обладания всею землею; положил предел сего права и закон воспретительный, в древе познания добра и зла. Сделано первое на земле преступление, и Бог явился первым на земле судиею. Сам изыскал и преступников и преступление: «где еси? – что сие сотворила еси?» (Быт.3:9, 13) Сам произнес определение суда на искусителя и прельщенных: «проклят ты; – умножая умножу печали твоя; – проклята земля в делех твоих» (Быт.3:14, 16–17), и пр. Сам Бог также произвел суд над первым человекоубийством и против непризнающегося преступника поставил свидетелями пролиянную кровь и свое всеведение: «глас крове брата твоего вопиет ко мне от земли» (Быт.4:10). Бог непосредственно судил растленный первый мир и определил ему казнь потопа; судил гордых Вавилонян и наказал смешением языков; развращенных Содомлян и, яко прозорливый врач душ и телес, целые грады их, как неисцельные и заразительные струпы на лице земли, выжег огнем и жупелом. Пoелику виновные уклонялись от его суда, Он приносил его иногда, так сказать, на место преступления. «Сниде Господь видети град и столп» (Быт. XI. 5) Вавилонский и когда умножился к Нему вопль беззаконий Содомских и Гоморрских: «сошед, – сказал Он, – «узрю, аще по воплю их грядущему ко мне совершаются» (Быт. XVIII. 21). Когда все народы забыли истинного Бога и суд Его: сей суд открывался еще во Израиле, то чрез вождей и судей, воздвигаемых самим Богом, то чрез Пророков, Им посылаемых, то чрез Царей, Им освящаемых. Дело Божие не может быть разрушено; потому и дело суда, переходя от избранных Божиих к избранным человеками судиям, не теряет и в их руках своей Божественной важности. Так Моисей велел народу избрать судей; но избранным сказал, что «суд Божий есть» (Втор. I. 17). Иосафат поставил их сам, но также сказал им: «не человеческий... вы суд творите, но Господень». Но Бог не может оставить своего дела; следственно во всяком суде, который Его есть, Он и присутствует и действует. «И той с вами в словеси суда».

Почему, спросят, может быть, Господь столь особенным образом усвоил себе и обыкновенный человеческий суд? – Потому, что Он столь же особенным образом усвоил себе человека, так что нет ни власти, ни любви, которой бы человек столько принадлежал, как власти и любви Божией; и также потому, что нет никого, кому бы совершенно могло быть отдано сие дело. Судии земные требуют свидетеля, защитника, закона; и весьма часто недостает у них или свидетеля, или защитника, или закона; виновные не приносят своих преступлений пред очи их; невинные приходят к ним с своею невинностию, но она также невидима; кто нашел неподвижную точку равновесия между ревностию по правде и милосердием к виновному? Но Бог, и един Бог сам для себя есть все. И потому един всеразрешающий закон суда – премудрость Божия; един свидетель верный и истинный – всеведение Божие; един непременный ходатай – милосердие Божие; един судия всей земли – вечное и всемощное правосудие Божие. Итак, по необходимости Господь с судиями в словеси суда: блаженны судии, если и они с Господом в словеси суда!

«Видите» ли, наконец, «что вы творите», избирающие судей и устрояющие суд. Вы уготовляете орудия самому Богу; для Него устрояете вы святилище. И понеже устроение суда, также как и самый суд, Его есть, то и вы сами становитесь орудиями Его; ваше сословие сонм Господень есть; Господь с вами в словеси избрания, подобно как и в словеси суда. Зрите, имеющие очи видети, зрите сего вездесущего Судию, невидимо стоящего в сонме сильных земли, судящего судей и избирающего или отвергающего избирателей. «Бог ста в сонме богов: посреде же боги разсудит» (Пс. LXXXI. 1). Он услышит не токмо каждое неправедное слово, но и неправедное молчание; не утаится от Него ни беззаконное искание, ни своекорыстное уклонение; беспечной недеятельности Он также не оправдает, как и своевольной деятельности. И если восхощет обличить – кто станет против обличения Его? Если же и умолчит, – кто снесет тяжесть гнева Его, когда она возрастет вместе с продолжением попущения, и грехи недостойного судии возвергутся и на главу пристрастного избирателя.

Спасайтесь, устроители земного суда, от сего страха суда небесного, и да будет спасителем вашим сей самый страх. И ныне «да будет страх Господень на вас». Он есть «начало премудрости» (Притч. 1:7) и поможет вам усмотреть истину; он «чист» (Пс. 18:10) и сохранит вас от неправды, и как вас соделает чистыми орудиями Промысла, так и вами устроит чистые орудия священного дела суда.

С сим страхом и верою произнесите ныне обет верности в избрании достойных блюстителей частного и общественного блага.

Бог же, «даяй цареви суд свой и правду свою сыну цареву», да не отъимет от сынов царствия Российского правды своея и милости своея во веки, ибо «Господь правда наша» (Иер. XXXIII. 16). Аминь.