19-е

Удивительный пример стойкости в убеждении, осуществленной с безусловным самоотвержением, представляет случай во время страданий за веру воспоминаемого сегодня св. мученика Варлаама, скончавшегося в муках в 304 году в Кесарии Каппадокийской.

Когда, имея в виду в особенности то, чтобы пример измены христианской вере со стороны всеми уважаемого старца мог сильнее подействовать на других, гонители подвергли жестоким истязаниям христианина из Антиохии – Варлаама, то, не успев принудить его к отречению от своего исповедания, они, чтобы сделать его хотя невольным участником в идолослужении, заставили его держать над пылающим жертвенником свою руку, в которую положили горячие уголья с ладаном и смирною. Боль и малейшая невыдержанность могли заставить проповедника выронить невольно на жертвенник положенное в его руку курение и тем подать повод врагам сказать, что он почтил языческих богов...

Но старец имел силу непоколебимо выдержать протянутую над огнем руку; он не произвел ни малейшего движения ею и не выпустил из нее угольев до тех пор, пока не стали отваливаться сожженные составы в пальцах...

Таким образом, «имея десницу свою вместо алтаря Господня», – как выражается св. Василий Великий в похвальном слове своем этому мученику, Варлаам не только не оправдал расчетов язычников, но примером своей твердости усилил свое влияние над верующими и даже в самих противниках веры Христовой возбудил внимание и уважение к христианам, между которыми были такие сильные и непобедимые исповедники гонимого ими учения...

Примеры их жизни благотворны для тех, которые и в настоящее время готовы отозваться на слова Апостола: «бодрствуйте, братия, стойте в вере, мужайтеся, утверждайтеся!» (1Кор.16:13). Но им предстоят иные способы послушания. – «Прошло время гонений, – говорит еще св. Иоанн Златоуст, – но мученичество продолжается; не истязают люди, но преследуют искушения: не действует палач, но действует лютейший из всех мучителей; не опаляешься углями горящими, но опаляешься пламенем страстей. Мученики разожженные уголья презрели, а ты огонь естества презри; они со зверями боролись, а ты гнев яростного и неукротимого этого зверя обуздай; они выдерживали непобедимо нестерпимые боли, а ты скверные и лукавые мысли, которые из сердца исходят, победи... Тогда будешь мучеником»...

У князя Изяслава, повествует пр. Нестор, был первым из бояр Иоанн». Это отец пр. Варлаама, знаменитый полководец Ян Вышатич, известный военными подвигами против Половцев²⁸², как и брат его Путята²⁸³. Отец Яна и Путяты Вышата был в силе при в. к. Ярославе²⁸⁴. Ян Вышатич был не только искусный полководец, но и рассудительный христианин, умевший вразумлять людей подобных волхвам²⁸⁵. Пр. Нестор, пользовавшийся сведениями его для летописи, называет его добрым и смышленным²⁸⁶. Пр. Феодосий, будучи игуменом, любил Яна и жену его Марию, так как они, говорит Нестор, жили по заповедям Господним и любили друг друга²⁸⁷. Не дивно, что сын таких родителей был добрый молодой человек. Он часто приходил к пр. Антонию и Никону слушать наставления их и сердце его разгоралось любовию к Господу. Наконец, он «решился, повествует Нестор, жить в пещере, презрев все в жизни сей и ни во что вменив славу и богатство. Сердца его коснулось слово Господне, «яко удобь есть вельбуду сквозе иглине уши проити, нежели богату в Царство Небесное внити» (Мф.19:24). Он объявил намерение свое одному Антонию. «Хотел бы я, отче, говорил он, если Богу угодно, быть монахом и жить с вами». Старец говорит ему: «доброе хотение, сын мой, и мысль благодатная; но берегись, чадо, чтобы богатство и слава мира сего не возвратили тебя назад. Когда Господь сказал: никто же, возложь руку на рало и зря вспять, управлен есть в Небеснем (Лк.9:62); то и монах, возвращающийся к мирской мысли и пекущийся о мирском, не может достигнуть жизни вечной». И о многом другом старец беседовал с молодым человеком и сердце его еще более возгорелось любовию к Богу. Молодой человек пошел домой. На другой день, одевшись в светлую и славную одежду, сел на коня и поехал к старцу. Отроки окружили его, а другие вели коня, богато убранного. Так он пышно проехал к пещере отцов. Когда же они выпили и поклонились ему до земли, как прилично вельможе, то и он поклонился им до земли. Потом, сняв с себя боярскую одежду, положил пред старцем; представил и коня убранного и сказал: «вот, отче, все красивые прелести мира сего; что хочешь, то и делай с ними; поскольку я, презрев все это, хочу быть монахом и жить с вами в пещере сей, и уже не возвращусь в свой дом». Старец ему говорит: «смотри, сын, кому обещаешься? чьим хочешь быть воином? Ибо вот невидимо предстоят ангелы Божии, приемля обещание твое. Когда придет отец твой, он повлечет тебя отселе насилием власти, и мы не можем помочь тебе; смотри же, не явишься ли ты пред Богом лжецом и отступником?» Молодой человек сказал ему: верую в Бога моего, отче, что если отец мой начнет и мучить меня, не послушаю его в том, чтобы возвратиться в мир. Прошу тебя, отче, скорее постричь меня». Тогда пр. Антоний повелел великому Никону постричь его и облечь в монашескую одежду. Сей, по обычаю совершив молитвы, постриг его в иноческий чин, облек его в черные одежды и наименовал его Варлаамом».

«Боярин Иоанн воспламенился гневом за сына своего. Взяв множество отроков, отправился к святому стаду, чтобы разогнать его. Вошед в пещеру, он взял сына своего, благоговейного Варлаама, и вывел из нее вон. Потом снял с него святую мантию и бросил ее в лес; также снял шлем спасения, находившийся на главе его, забросил и его, и в то же время облек его в светлую и славную одежду, как прилично боярам. Сын сбросил ее на землю, не желая и видеть се, и это сделал несколько раз. Потом отец его в гневе приказал связать ему руки, одеть в помянутую одежду и в таком виде идти ему чрез город в свой дом. Варлаам, пламенея искреннею любовию к Богу, на дороге увидел яму и, поспешно войдя в нее, при Божией помощи сбросил с себя одежду и топтал ее ногами в грязи, попирая, вместе с тем, и злые помыслы лукавого врага. После того, когда вошли в дом, то отец приказал ему сесть с собою за стол. Он сел за стол, но нисколько не вкусил пищи и во все время, наклонившись, смотрел вниз. По окончании стола отец отпустил его в свои покои и приставил отроков смотреть за ним, чтобы не ушел. А жене его приказал одеться в блестящее платье для прельщения молодого человека и служить пред ним. Но раб Христов Варлаам вошел в одну комнату и сел в углу. Жена его, как ей приказано, ухаживала около него и просила его сесть на одре своем. Увидев наглость жены своей и узнав, что отец приготовил это для прельщения его, он молился в глубине своего сердца к премудрому Богу, могущему спасти от прелести. Пробыл он на том месте три дня и не вставал с него, не вкушал пищи и не одевался в одежду, но был в одной монашеской рубашке. Пр. Антоний с находящимися с ним и с блаж. Феодосием в скорби молились Христу Богу об нем. Благий Бог, увидев смирение и терпение молодого человека, обратил твердое сердце отца его на милость. Отроки пришли к боярину я возвестили ему: вот уже настал четвертый день, а сын твой не вкушает пищи и не хочет одеваться в одежду. Услышав это, отец сжалился над ним, опасаясь, чтобы он не умер от голода и холода. Призвав его, приветливо целовал и отпустил его. Случилось тогда изумительное дело; был великий плач, как по мертвом. Рабы и рабыни плакали о нем, что отходит от них господин их; отец и мать плакали, что разлучались с сыном, и все проводили его с великим плачем. Христов воин вышел из своего дома и как птица, освободившаяся из сети, или как серна из тенет (Прит.6:5), так он скоро бежал и достиг пещеры. Увидев его, отцы возрадовались, встали и прославили Бога, что услышал молитву их».

Когда в пещере умножилось число братии до пятнадцати человек, «преп. Антоний затворился в келье пещерной, а на свое место поставил начальником братии благоговейного Варлаама, сына боярина Иоанна». Блаж. Варлаам устроил над пещерою небольшую церковь во имя св. Богородицы, повелев братии собираться в нее для Божественного славословия. «С того времени это место стало на виду всех, а прежде оно многим было неизвестно»; в дремучем лесу, которым покрыта была гора Берестовская, не легко было находить пещеру, скрывавшую отшельников от глаз мира; когда же поставлен был храм на горе, над пещерою, он указывал собою на пещерников. Блаж. Варлаам не долго пробыл игуменом пещерной братии; по воле великого князя, он переведен был «в монастырь св. м. Димитрия и в нем поставлен был игуменом»²⁸⁸. Это было в 1057 году²⁸⁹. Монастырь св. Димитрия построен был великим князем Изяславом в честь ангела своего великомуч. Димитрия²⁹⁰. В XVII веке «видно место Димитриева монастыря не вдали от лавры»²⁹¹. Блаж. Варлаам старался ввести в новой обители дух и правила преподобных отцов Печерских. Так как в его время в России христианство еще было явлением новым и многое из древних правил восточной Церкви надлежало вводить еще, а занимать надлежало с Востока; то блаж. Варлаам, имея средства, два раза странствовал на Восток, сколько для пользы своей души, столько для блага Церкви. Эти труды вместе с подвигами иноческими так были тяжелы для боярского сына Вышатича, что изнуренный болезнию он скончался на пути. «Блаж. Варлаам, говорит преп. Нестор, сын боярина Иоанна, игумен монастыря св. Димитрия, построенного христолюбивым Изяславом, отправился в св. город Иерусалим и, обойдя св. места, возвратился в свой монастырь. Спустя несколько времени поехал он в Константинополь. Здесь обошел все монастыри и, купив все полезное для монастыря своего, отправился на лошадях в свою страну. Во время пути он сильно заболел, так что, достигши города Владимира (Волынского), вошел в монастырь, находящийся близ города, называемый Святою горою, и в нем, с миром почив, окончил жизнь свою. Он дал заповедь находящимся с ним проводить тело его в монастырь св. Феодосия и в нем положить; а все, что купил он в Константинополе, иконы и кое-что другое необходимое, повелел отдать блаженному. По приказанию Никона, тело его принесли в монастырь блаж. отца нашего Феодосия и положили в нем, на правой стороне церкви, где и поныне находится гроб его²⁹².

Так как умирающий Варлаам поручал доставить св. иконы преп. Феодосию и, вместе с тем, св. тело его принесено в пещерную церковь «по приказанию Никона», – то земной подвиг преп. Варлаама окончился, без сомнения, в 1065 году, когда Никои приходил из Тмутаракани в Киев и, но воле Феодосия, иногда распоряжался в его обители²⁹³.

Св. пророка Авдия. Авдий пророк, современник Иеремии, угрожал Идумеям бедствиями за злорадство их и ненависть к Иудеям, тогда покоренным от Халдеев, которые разорили Иерусалим (сн. Иер.49:7–22), и предсказывал радостную будущность для Иудеев: гора Сион будет святыня, говорил он, и там будет спасение.

Память св. мученика Илиодора, который в Памфилии, около 273 года, многие муки претерпел от правителя (епарха) за веру Христову и скончался от меча.

От духовного наставника научився, царю Иоасафе, Бога познати, крещением же просветився, люди к вере обратил еси, и отцу твоему от купели приимник быв, царство оставив, пустыню достигл еси, и в ней трудолюбно подвизался еси. Моли Христа Бога со учителем твоим Варлаамом – спастися душам нашим!» (Троп.).

«Ведый твое из младенства благое изволение, Иоасафе, един сердцеведец Бог, ибо от царствия земного в монашеское пребывание Приведый тя, великому Варлааму последовати сподоби; с ним же и ныне горний Иерусалим веесветлый отечество имея, желаемые доброты красно наслаждаяся Святые Троицы, молим тя, царская красото, поминай нас, верою чтущих тя!» (Конд.).

Таким образом воспевает св. Церковь воспоминаемых сегодня Варлаама, Иоасафа и Авенира, которых причислила она к лику святых своих на основании жития их, сочинитель которого пишет, что «составил его на основании сведений, полученных от достоверных свидетелей»²⁹⁴.

Подлинность и достоверность этого жизнеописания защищает также и ученый Ламбеций на основании надписей в древних экземплярах Греческих рукописей и на других основаниях, – так что несправедливо почитать это житие легендарным житием Будды на том только основании, что обстоятельства, расположившие царевича Иоасафа к принятию христианства, напоминают подобные же обстоятельства в жизни царевича Сиддарта из рода Шакья (за 600 л. до Р. Хр.), который, познав суету земных благ, сделался пустынником и положил основание буддизму²⁹⁵.

Итак, на основании повествования, «встречающегося в Греческих рукописях по большей части под именем Иоанна Дамаскина²⁹⁶, против которого ученая критика не представляет сильных возражений», – известно, что Иоасаф был сын могущественного царя Индийского Авенира – идолопоклонника, ненавидевшего и гнавшего христиан, которые уже начали распространяться в Индии со времени проповедания слова Божия в этой стране, как говорит предание, св. Апостолом Фомою, но, по случаю преследования их в это время, многие скрывались и подвизались в пустынях, а иные, не утвердившиеся, устрашась гонения, изменяли вере Христовой. Поэтому опасность предстояла всему благому насаждению в стране, и только промышлением Божиим могло оно сохраниться, и вечно действующее промышление Божие бодрствавало и теперь и явило спасение чудным образом...

В то время, как родился необыкновенный по красоте лица царевич Иоасаф, отец его, соблюдая обычай страны, созвал знаменитейших волхвов и мудрецов, чтобы спросить их о судьбе новорожденного младенца. Все они поспешили предсказать ему всевозможные блага земные...

– Да, ребенок твой вырастет для обладания величайшими благами! – подтвердил один из мудрецов, – но обогащенною и умудренною душою своею он будет обитать не в твоем царстве, а в ином, несравненно обширнейшем... Предвижу я, что он примет гонимую тобою веру христианскую... и верю, что оправдается мое предсказание...

Испугали и опечалили царя слова мудреца, и он решился употребить все меры, чтобы они не сбылись. Поселил он царевича в отдаленном роскошном дворце, окруженном великолепными садами, где среди любящих воспитателей и веселых товарищей ему должно было житься так хорошо, чтобы и на мысль ему не приходило желать чего-нибудь лучшего; здесь должно было тщательно скрываться от него все печальное в жизни: о болезни, старости и смерти никто не должен был даже и упоминать, но в особенности никто не должен был давать ему ни малейшего понятия о Христе или христианах, не произносить даже этого имени... А чтобы уничтожить всякую возможность доступа во дворец влияния христиан, Авенир издал строжайший указ беспощадно истреблять их во всем своем царстве.

Так и жил до своего юношеского возраста царевич Иоасаф в этом заповеданном, безвыходном кругу. От воспитателей своих он между тем приобретал различные познания, и в нем возникали и развивались постепенно мысли я чувства, свойственные по природе человеческой душе, не смотря на его ограниченную, однообразную и одностороннюю обстановку...

Пришла наконец минута, когда тесно и неудовлетворительно показалось юноше в его прекрасном жилище и ему захотелось познакомиться с тем, что было за пределами его... Недоумевал он, почему назначено ему вести затворническую жизнь. Тогда, желая разъяснить огорчавшее разумного царевича недоумение, одни из его воспитателей, под условием тайны, объяснил ему побуждения царя – отделить его от мира, среди которого он мог встретиться с христианами и принять их веру, как было об этом предсказано при его рождении. Задумался царевич над словами своего воспитателя, но не успокоился; напротив того, стал просить своего отца позволить ему выходить из дворца. Напрасно убеждал его отец, что нигде ему не может быть лучше, чем в устроенном для него жилище, где все приспособлено и все живут только для его удовольствия, – и предостерегал сына, что в мире он может встретить то, что оскорбит его или нарушит спокойствие его, – царевич настаивал на желании своем узнать неизвестное для него...

Царь согласился, наконец, предоставить ему свободу выезжать из дворца, приняв однако же все предосторожности, чтобы не встречалось ему ничего неприятного. Не смотря на то, Иоасаф поражен был однажды во время прогулки своей видом одного прокаженного и одного слепца, встретившихся ему. Не имея понятия ни об изувечении человеческой природы, ни о болезни (так как всех заболевавших немедленно удаляли из его дворца), царевич с ужасом спросил, что это за люди, и отчего они – такие?

Смущенный воспитатель объяснил ему о существовании болезней и об иных причинах болезней.

– Всякий ли человек может быть поражен болезнью? и может ли он ее предвидеть, или она неожиданно поражает его? – расспрашивал Иоасаф. И, выслушав ответы, раздумывал над сведениями, впервые представлявшимися ему...

В другой раз встретился царевичу дряхлый, расслабленный старец. С удивлением получил Иоасаф первое понятие о старости, о том, что она неизбежна для каждого, пережившего известное число лет, и что она кончается смертью, как и вообще жизнь каждого человека – рано или поздно...

– Если это так, то очень печальное явление – человеческая жизнь с ее страданиями! – воскликнул юноша, – и кто же может почитать себя счастливым, если постоянно должен ожидать смерти?... – И с этих пор стал он часто и глубоко раздумывать о новых предметах, открывшихся ему, и главное – о поразившей его недолговечности всего земного. – Если все должны умереть, – размышлял он, – то и я умру, хотя и не знаю, когда... когда же умру, то через несколько времени все и забудут, что я жил, как будто я и не жил никогда; поэтому стоит ли дорожить этою жизнью, которая проходит? стоит ли привязываться к чему-нибудь, если смертию все кончается?... Но нет ли другой жизни, кроме этой? Не перейдет ли человек в другой мир, когда смертию прекратится его существование на земле?

Смущаясь и волнуясь всеми новыми понятиями, возбужденными в его душе, царевич обратился однажды к своему любимому воспитателю и, не получив от него удовлетворительного ответа на все свои вопросы, просил его указать ему такого человека, который мог бы ему их объяснить и вразумить о том, что ему хочется знать.

– Были в вашем царстве такие мудрые пустынники, которым известны были эти предметы, – отвечал воспитатель, – их называли христианами, они верили в вечную жизнь за гробом, отказывались ради нее от всех земных благ, проводили жизнь в посте и молитве.... но я уже тебе говорил, что отец твой изгнал этих пустынников из всей земли, и никого из них здесь теперь не найти....

Между тем, жил в это время в отдаленной Сенаридской пустыне один святой старец, именем – Варлаам, по сану – священник. По внушению свыше, он пожелал видеть царевича Иоасафа, оставил свою пустыню и прибыл в Индию; под видом купца, продающего драгоценные камни необычайной ценности и красоты, он был допущен во дворец, так как окружающие Иоасафа пользовались всеми случаями развлечь постоянно задумчивого теперь и печального царевича.

– Покажи же мне твой необыкновенный камень, о котором ты говорил моему воспитателю! – ласково приветствовал царевич незнакомого купца.

– Царевич! правду я сказал твоему воспитателю, что у меня есть один камень необычайной цены, – отвечал Варлаам, – но прежде чем я тебе его покажу, я должен видеть, как ты примешь те слова, которые я тебе хочу сказать, ради которых я пришел издалека... Выслушай же притчу, которую сказал людям их Бог и их Учитель: «вышел сеятель сеять, и когда сеял, то иное семя его упало на дорогу и птицы поклевали его; другое упало на камень и высохло, потому что оно не имело корня; иное упало в терние, и было заглушено им; иное же упало на добрую землю и принесло плод сторицею»... Какую же землю представляет сердце твое? Если – плодоносную и добрую, то не поленюсь я посеять на ней Божественное семя, не поленюсь сказать слово, которое сердце твое способно принять, и тогда ты увидишь мой камень бесценный... просветишься зарею истинного света, и плод принесешь сторицею...

– О, старец почтенный! – воскликнул Иоасаф, – я давно уже жажду услышать новое слово... давно уже хочу узнать об иной жизни, но до сих пор я не встречал человека, который мог бы поведать мне желанную истину о том, что тревожит душу мою... Если бы я встретил такого человека, то услышанные от него слова не предал бы ни птицам, ни зверям, не оказался бы каменным или исполненным тернием, как ты говоришь, но принял бы их с благодарностию и сохранил бы в своем сердце. И потому не скрывай от меня того, что ты знаешь, так как едва только |' увидел я тебя, то сердце мое наполнилось радостию и надеждою...

И тогда, как бы вдохновенный Богом, отшельник стал просвещать юношу познанием истинного Бога, Творца всего мира; он рассказал ему обо всем, что было от создания мира, о преступлении Адама и изгнании его из рая, о праотцах и пророках, о воплощении Сына Божия от Святой Девы Марии, о вольной Его страсти и о воскресении; о Троице Святой и о крещении, и о всех тайнах святой веры.

Душевное красноречие, с которым возвещал старец высшие истины, как освежительная роса, охватывало душу жаждущего их молодого царевича; все неясные предчувствия его иного мира теперь осуществлялись; все томления его в порыве к высшему знанию – разрешались и, озаренный Божественным светом, он понял, каким драгоценным камнем обладает назвавший себя продавцом необычайной цены и достоинства драгоценностей... Со слезами умиления обнимал юноша своего учителя и осыпал его бесконечными вопросами, и всею душою вслушивался в его дивные ответы, открывающие перед ним чудный мир христианства... и привязался к нему великою любовию, и пожелал не расставаться с ним никогда, потому что чувствовал, что беседа с ним утоляет его душу и сладких слов его ему не наслушаться никогда. Услышав от старца с изумлением о жизни отшельников, об их отвержении от суеты мирской, о произвольной нищете и непрестанной молитве, блаженнейшею показалась ему эта жизнь в пустыне, и устремился он немедленно последовать туда за своим старцем, и облечься в такую же власяницу, и разделять с ним и нищету земную и богатство небесное...

– Еще не время теперь исполниться твоему желанию, – возразил ему на это Варлаам, – если ты поступишь таким образом, то разгневишь отца твоего и он воздвигнет на вас, христиан, новое говение. Ты же приими теперь св. крещение и оставься здесь. Я один возвращусь в пустыню мою, и когда Богу угодно будет, то и ты придешь ко мне: верую, что и в этом веке и в будущем будем жить вместе...

На предложение же Иоасафа поделиться с ним своим богатством, отшельник отвечал:

– Богатые дают убогим, а не убогие богатым; мы, исповедующие Христа, уже обогащены небесными дарами, и малейший из них драгоценнее всех богатств земных. Ты же еще беден... Вот, если сам обогатишься таким же богатством, то можешь тогда щедро делиться им с другими, – и прибавил в объяснение недоумевающему вновь просвещенному: «золото бывает причиной греха, и потому мы уклоняемся от него, как от ядовитой змеи.., а ты хочешь, чтобы я эту змею отнес моей братии, которая должна ее попирать ногами»...

Просветив царевича, Варлаам посещал его еще несколько времени для приготовления его к принятию таинств крещения и причащения; затем, окрестив его в купели, стоявшей в дворцовом саду, удалился в свою пустыню, оставив ему по просьбе его свою власяницу.

С великим рвением предался Иоасаф исполнению новых своих христианских обязанностей, что не могло не выразиться во многих переменах в его жизни, и потому не ускользнуло от внимания царя. Великим гневом воспламенился он, когда узнал об обращении сына своего в христианскую веру... Повелел повсюду разыскивать обратившего его пустынника и, возобновив преследование христиан, многих из них погубил в это время. Между тем, употреблял все усилия, чтобы отклонить царевича от нового учения; созвал собор из волхвов и мудрецов, на которых надеялся, что они будут иметь силу опровергнуть в ученом совещании все доводы христианского вероучения. Ожидания эти однако же не оправдались, и именно, самый ученый из волхвов, по имени Нахор, внезапно силою свыше прозревший истину, вместо того чтобы опровергать, стал красноречивейшим образом защищать веру во Христа, так что обратил даже к ней многих неверующих..., которые стали прибегать к Иоасафу, ища его спасительных наставлений, а сам Нахор, приняв крещение, посвятил остальную свою жизнь подвижничеству в пустыне.

Не имев успеха с этой стороны, царь Авенир надеялся всевозможными удовлетворениями мирскими отвлечь душу своего сына от любви к христианскому Богу; между прочим, собрал он в столицу самых блистательных девиц, среди которых предложил царевичу избрать себе невесту, но ничто мирское уже больше не привлекало его; его посещали нередко видения райского блаженства, после которых весь земной мир казался ему мрачен и тесен, и только пустыня привлекала его своим безмолвием и уединением, среди которого он мог беспрепятственно возноситься к Богу всеми своими чувствами и помышлениями. Но недоступна была для него вожделенная пустыня; вместо этого единственного удовлетворения, которым могла утолиться душа Иоасафа, ему приходилось вести тяжелую борьбу с своим отцом, настаивавшим на его отречении от Распятого Христа.

– Отец! – обратился он однажды к царю, изнемогая если не душевными, то телесными силами под гнетом этой борьбы, – зачем ты стараешься вовлечь мою душу в погибель? Зачем ты запрещаешь мне идти прямым, правым путем? Знай, что если бы не помогал мне Бог Израилев, то могла бы погибнуть моя душа. О, если твои уши еще закрыты, чтобы слышать правду, которую я тебе говорю, то не препятствуй хотя мне стоять на правом пути и желать всего доброго.., а желаю я того, чтобы, оставив все в мире, отойти туда, где пребывает угодник Христов Варлаам, и с ним вместе провести мою жизнь до конца... Если же ты, отец, будешь насильно удерживать меня здесь, то скоро увидишь меня умершим от печали...

Не понимая в своем ослеплении благодатного состояния своего сына, Авенир, по совету одного из своих приближенных, прибегнул к последнему средству отвлечь Иоасафа от обладающих им мыслей: он передал ему в управление половину своего царства, рассчитывая, что разносторонняя и обширная деятельность рассеет и даст иное направление его мыслям.

Действительно, произошла успокоительная перемена в жизни царевича. Увидев, как много добра можно делать при помощи царской власти, он вспомнил слова, которые сказал ему, между прочим, Варлаам, что «и в миру можно послужить Богу».., и с полным рвением предался великим царственным заботам о благосостоянии своих подданных; но главною его заботою было – искоренение идолопоклонства и просвещение своего народа христианскою верою.

Усердно молился он о помощи Божией в этом труде его, усердно молился и о просвещении отца своего, и молитва его была услышана. Наконец и царь Авенир уразумел истину, и сам сын, приготовив его к принятию крещения, иринял отца своего от купели. Тогда, по примеру царя, быстро последовало обращение ко Христу и его подданных.

Царь Авенир, просветившись верою Христовой, последние годы своей жизни провел в покаянии, посте и молитве, предоставив сыну своему управление всем государством. По смерти же Авенира Иоасаф, передав правление в надежные руки, отрешился от мира ради давно желанной пустыни. Заменив свою царскую одежду жесткою власяницею, он отправился отыскивать Варлаама и, найдя его, наконец, в пещере, в одной отдаленной пустыне, поселился с ним здесь навсегда.

После многолетних иодвигов под руководством святого отшельника, Иоасаф присутствовал и при блаженной кончине столетнего старца Варлаама и, похоронив его, до конца жизни продолжал подвизаться одиноко. Когда же наступило время и его преставления, то был предан погребению и положен возле своего наставника подвизавшимся невдалеке отшельником. – Время жизни и кончины Иоасафа – неизвестно.