1-е

Иустин родился около 105 г. в Флавии-Неаполе (древнем Сихеме, в Палестине). Родители его были язычники, и потому он получил воспитание в среде, чуждой влиянию христианского учения, но душа его, «сама по себе христианка», как определяет знаменитый писатель Тертуллиан свойство человеческой души вообще, не удовлетворилась полученным Иустином обширным научным образованием. Языческая философия не удовлетворила души его, жаждавшей высшей истины, жаждавшей познания истинного Бога; из учения древних философских школ: 1) стоиков, утверждавших, что человек, живя для добродетели, в себе одном должен искать силу побеждать страсти и переносить тяготы житейские, – не искавших Бога и не считавших Его нужным, – Иустин ничего не мог узнать; 2) перипатетик выразил ему желание получать плату за преподавание мудрости и таким небескорыстным отношением к высокому предмету оттолкнул Иустина; 3) пифагореец, к которому обратился Иустин, потребовал от него знания музыки, астрономии, географии, как наук подготовительных для восприятия высших тайн знания, и не принял Иустина в число своих учеников, потому что ему не были известны эти науки. – Наконец, познакомившись с учением Платона, Иустин почувствовал некоторое удовлетворение: «мне нравились, – говорит он, – размышления о предметах мира невещественного; созерцание идей окрыляло мой ум; в короткое время я успел столько, что начал считать себя мудрым и надеялся вскоре созерцать Самого Бога!»

Однако и в учении Платона не нашёл Иустин полного разрешения своих недоумений о Боге и судьбе человеческой; он вполне успокоился лишь тогда, когда ему пришлось услышать слово истины от последователя христианского учения. Однажды, прогуливаясь в уединённом месте на берегу моря, где он любил предаваться своим размышлениям, встретился он с неизвестным ему старцем, величаво-благообразная наружность которого внушила ему такое доверие, что он пожелал вступить с ним в разговор. Иустин сам, в одной книге своей: «Разговор с Трифоном Иудеянином», рассказывает об этой встрече и передаёт, как среди беседы их они дошли до главного предмета обычных размышлений его – Боговедения. Старец сказал языческому философу, что человек своим естественным разумом не может дойти до постижения Бога, что ни один из мудрейших языческих философов не обладает истинным познанием Бога, что истина о Боге известна только тем Боговдохновенным людям, писания которых сохраняются у христиан. – «Во времена отдалённые от нас, – открывал Иустину старец, – древнее всех философов жили мужи святые, праведные и угодные Богу, которых звали пророками. Они говорили, будучи научены Духом Святым, и предсказывали то, что ныне и сбылось. Они одни видели и возвестили людям истину; не зная страха, не ища себе славы, они говорили то, что слышали и видели, когда были исполнены Духа Святого. Писания их существуют поныне и содержат то, что должно знать истинному философу... Они прославляли Творца всего, Бога и Отца и возвещали о посланном от Него Христе, Сыне Его».

Старец прибавил, что христиане готовы поведать истину всякому желающему, «только прежде всего, – пояснил он Иустину, – молись прилежно истинному Богу, да отверзет Он тебе двери света, ибо никто не в силах ни уведать, ни уразуметь Существа Божественного, если Сам Бог не соизволит открыть ему его. Открывает же Он всякому, ищущему Его молитвой и приближающемуся к Нему любовью»! Сказав это, старец скрылся, и с тех пор Иустин никогда не встречал его, но слова его глубоко запали в душу, жаждущую истины... Тогда, – говорит Иустин, – возгорелся во мне огонь и воспылала любовь к пророкам и к тем людям, которые были любезны Христу. Старец ушёл, а я стал размышлять о словах его; я чувствовал, что теперь-то нашёл единую истинную и спасительную философию»¹. И под влиянием вновь открытого ему, увлекаясь собственным неудержимым стремлением к истине, Иустин занялся изучением св. Писания и в нём нашёл разрешение всех вопросов, томивших его. Он пожелал также познакомиться с жизнью христиан, о которых известно ему было только по нелепым слухам, ходившим о них между язычниками. С удивлением встретил он в них такие высокие добродетели, которым ничего подобного нельзя было встретить у язычников или Иудеев. Это ещё более укрепило в нём веру в новое учение и на 30-м году своей жизни он принял св. крещение и сделался ревностным христианином. Он предпринял путешествие с целью сообщать и другим воспринятое им учение; прибыв в Рим, открыл там христианское училище и все свои знания, весь ум свой посвятил на служение делу христианской истины. «Кто может возвещать истину и не возвещает, тот будет осуждён Богом», – писал он, и действовал сообразно с этими словами, увлекая многочисленных учеников своей школы своими мудрыми и красноречивыми поучениями. Нередко приходилось ему оспаривать заблуждения языческих философов и еретиков, и он с твёрдостью опровергал их изустно и письменно.

Когда император Антонин открыл гонение на христиан, то Иустин подал ему лично письменную «апологию», в которой он смелой твёрдо защищал Христиане. «К вам (императору, сыну его, к сенату и народу Римскому) – говорит он, – обращаюсь я с моим словом и прошением за людей из всех народов, несправедливо ненавидимых и гонимых... Вы называетесь благочестивыми и философами, блюстителями правды... Теперь окажется, таковы ли вы на самом деле. Мы предстали перед вами не с тем, чтобы льстить вам, потребовать, чтобы вы судили нас по строгом и тщательном исследовании, а не руководствовались предубеждением или угодливостью людям суеверным, не увлекались неразумным порывом или давней, утвердившеюся в вас худой молвой... Чрез это вы произнесли бы приговор только против самих себя. Что касается до нас, то мы убеждены, что ни от кого не можем потерпеть вреда, если не обличат нас в худом деле... Вы можете умерщвлять нас, но вреда нам сделать не можете».

Потом Иустин начинает опровергать причины, ради которых гнали христиан, и вместе с тем объяснять христианские истины:

«Христиан гнали за одно имя «христианин». Но за одно имя, без прикосновенных ему дел, не осуждают и не хвалят... Нас называют безбожниками, – сознаёмся, что мы – безбожники в отношении к мнимым богам, но не в отношении к Богу истиннейшему, Отцу правды и всех добродетелей и чистому от всякого зла... Мы чтим благоговейным поклонением Его и Его Сына, а равно и Дух Пророчественный; воздаём Ему почесть словом и истиной, открыто преподавая всякому желающему поучиться то, чему сами научены.

Мы не приносим жертв; нам передано, что Бог не нуждается в вещественных приношениях от людей, – Он, Который, как мы видим, Сам подаёт всё нам. Мы научены, убеждены и веруем, что Ему приятны только те, которые подражают Ему в Его совершенствах... Он не требует крови, и возлияний, и курений, мы славим Его по мере сил, словом молитвы и благодарения во всех приношениях наших... Данное Им для нашего пропитания мы не истребляем огнём, но употребляем для себя и для нуждающихся, а Ему возносим благодарность за то, что мы сотворены, за все средства к благосостоянию нашему, за перемены времён; Ему мы воссылаем прошения о том, чтобы нам воскреснуть для нетления, по вере в Него.

В нашей воле – отречься при допросах; только мы не хотим жить обманом. Мы желаем вечной и чистой жизни, мы стремимся к пребыванию с Богом.

Когда вы слышите, что мы ожидаем царства, то напрасно полагаете, что мы говорим о каком-либо царстве земном, между тем, как мы говорим о царствовании с Богом: это ясно из того, что при допросе, мы признаёмся, что мы – христиане, хотя знаем, что нам за то предстоит смертная казнь.

Что же касается до общественного спокойствия, мы содействуем и способствуем в том более всех людей, ибо мы веруем, что никто не может сокрыться от воли Господа, ни злодей, ни корыстолюбец, ни злоумышленник, ни праведник, а и что Господь воздаст нам по делам нашим вечное мучение или спасение; между тем, как язычники знают, что от вас, как от людей, можно скрыть преступления... Мы везде стараемся прежде всего платить подати и повинности поставленным от вас сборщикам, ибо такова заповедь Христа... Мы поклоняемся единому Богу, но в других отношениях и вам охотно служим, признавая вас царями и правителями людей и молясь о том, чтобы вы, при царской власти, были одарены и мудростью».

В апологии Иустина подробно описано, как совершались таинства Крещения, Евхаристии, как происходило Богослужение. Об Евхаристии² он говорит: «мы не принимаем пищу сию, как простой хлеб и вино, но мы научены и веруем, что пища эта, над которой произнесено благодарение, при посредстве молитвы слова Христа, по преложении питающая нашу кровь и плоть, есть Кровь и Плоть Самого воплотившегося Иисуса».

«В день Воскресный, называемый днём солнца, все живущие в городах и весях сходятся в одно место, – пишет Иустин. – Тут читают писания Апостолов и пророков; пресвитеры в поучении убеждают верных следовать правилам, изложенным им. Потом мы все молимся; приносят хлеб и вино, над которыми совершаются молитвы и благодарение; эти святые дары раздаются присутствующим и диаконы разносят их отсутствующим. После Богослужения братия делают приношения по силам; эти деньги употребляются на содержание и вдов, сирот, больных, узников и вообще всех нуждающихся. Мы собираемся в день Воскресный в воспоминание того, что Бог сотворил мир и что в этот день Иисус Христос воскрес из мёртвых».

Апологию свою Иустин заключает следующими словами: «если всё, сказанное мной, кажется вам согласным с разумом и истиной, то уважьте; если же кажется вам пустословием, то оставьте это, как пустословие; но не подвергайте смертной казни невинных ни в чём людей, как врагов. Мы наперёд говорим вам, что не избежите будущего суда Божия, если не отстанете от неправды; мы же во всяком случае воскликнем: что Богу угодно, то пусть будет!»

Эта апология так подействовала на императора Антонина, что он прекратил гонение на христиан и велёл даже строго взыскивать за ложные обвинения их. Вообще, Антонин стал иначе относиться к христианам и даже сам так свидетельствует о них: «у христиан, – говорит он, – является, вследствие обвинения, готовность умереть за своего Бога; полагая жизнь свою, но не соглашаясь делать то, чего от них требуют (язычники), они выходят победителями».

С доброй вестью о благоприятных последствиях апологии Иустин поспешил в Азию; с словом истины он обходил в ней многие области, между прочим посетил Ефес, где имел разговор с знаменитым учёным Иудеем – Трифоном, которому доказывал истину христианской веры на основании Ветхозаветных пророчеств.

По возвращении в Рим, Иустин застал уже другого императора, Марка Аврелия, последователя учения стоиков и бывшего, вообще, под сильным влиянием языческих философов, которые способствовали к поддержанию в нём предубеждений против христиан, разразившихся новым гонением на них.

В таких обстоятельствах небезопасно было для Иустина продолжать открыто учить и проповедовать истины гонимого учения, но не уклонялся он даже и от споров с покровительствуемыми императором философами. Он особенно восстал против одного из них, по имени Кресцента-циника; обличал его в заблуждениях надменного ума и в распутной жизни, чем и возбудил в нём сильнейшую к себе вражду. – Случилось в то время, что одна женщина была обращена в христианскую веру христианином, по имени Птолемеем. Птолемей, за научение вере этой женщины, был привлечён её мужем к суду Римского префекта – Уоридия и после продолжительных истязаний приговорён к смерти. Некто Люций, возмущённый такой несправедливостью, обличил префекта и был также осуждён на смерть. Третий (неизвестный по имени) христианин, бывший при этом, восстал против этой новой несправедливости и был также осуждён на казнь.

Узнав о таком неправосудии, Иустин решился подать вторую апологию новому императору, хотя и не ожидал, что она будет иметь такой же успех, как первая; он даже писал в своей апологии: «я знаю, что философы уловят меня своими ковами; ожидаю этого от Кресцента» ... Так и случилось. Апология не произвела действия на Марка Аврелия; между тем Кресцент успел оклеветать Иустина и предать его суду.

– В чём состоит учение христиан? – спросил Иустина префект – Юлий Рустик (стоический философ, бывший учитель Марка Аврелия).

– Мы веруем в Бога Творца видимых и невидимых и исповедуем Господа Иисуса Христа Сына Божия, предвозвещённого пророками – Виновника и Учителя спасения, Судию всех людей, – отвечал Иустин.

– Послушай, – возразил префект, – ты, который называешься учёным и думаешь, что обрёл истинную мудрость, – скажи, уверен ли ты, что взойдёшь на небо после того, тебя изобьют бичами и потом обезглавят?

– Да, я надеюсь получить обещанное Христом, претерплю то, о чём ты говоришь.

– Как! ты думаешь взойти на небо?

– Не только думаю, по совершенно уверен в том, так, что сомнению нет и места, – отвечал исповедник. После этих слов он был осуждён на истязания, которые перенёс с непоколебимой твёрдостью и «увенчал святую свою жизнь святым мученичеством». Это было в Риме, в 166 году.

Все древние высоко уважали св. Иустина, как знаменитейшего учителя Церкви. По словам св. Мефодия, Иустин – «муж недалёкий от Апостолов и по времени и по высоким качествам»; по отзыву Епифания – «муж святой и Боголюбивый, весьма много занимавшийся верой»; по словам Евсевия – «заслуживший общее удивление». Фотий говорит, что св. Иустин был глубокий философ христианский, а ещё более опытный в языческом любомудрии»³.

Из сочинений св. Иустина сохранились известными: две апологии, увещание Еллинам, о Воскресении и разговор с Трифоном.

Мощи св. Иустина находятся в Риме в церкви Зачатия Божией Матери, в монастыре Капуцинов.

Некто из Киева, Агапит, пишет Боголюбивый Поликарп⁴, постригся при блаженном отце нашем Антонии. Он подражал ангельскому житию его, быв самовидцем исцелениям («исправлениям») его. Как тот великий, скрывая святость свою, лечил больных своей пищей, давая вид, что подаёт им врачебную траву, а больные становились здоровыми по его молитве; так и сей блаженный Агапит, ревнуя святому старцу, помогал больным». По этим словам, Агапит сперва подвизался в пещере, вблизи Антония, и здесь изучал высокую жизнь чудного подвижника. По дальнейшему же повествованию видим блаженного Агапита в монастырской кельи и среди братий. «Когда кто из братий заболевал, продолжает Поликарп, Агапит оставлял свою келью (красть было нечего), приходил к больному брату и служил ему: подымал и клал его, выносил на своих руках и давал ему свою пищу, – траву, которую варил. И больной становился здоровым по его молитве. Если болезнь продолжалась, – так бывало угодно Богу, чтобы усилить веру и молитву раба Своего, – блаженный Агапит неотступно оставался с больным, непрестанно молясь за него, пока Господь подавал здравие больному по его молитве. За это прозван он был врачом («лечец»). Господь даровал ему дар исцелений. И в городе было слышно, что в монастыре есть врач. Потому многие приносили к нему больных, и те становились здоровыми».

Блаженный Поликарп в другом случае пишет, что в молитве, исцелившей прельщённого Никиту, участвовал и «Агапит врач»; а это было при игумене Никоне, не позже 1088 г.⁵. Итак известность преподобного врача началась ещё при Никоне, около 1080 г.

Во время сего блаженного, продолжает свою повесть о враче Поликарп, был некто родом и верой Армянин. Он был искусный врач, какого прежде не бывало; ему стоило только посмотреть на больного, и он назначал день и час смерти его и слова его выполнялись в точности. Такого уже и не лечили. – Один из таких больных принесён был в Печерский монастырь; это был первый человек у князя Всеволода († 1093 г.). Армянин довёл его до нечаяния, сказав, что умрёт спустя восемь дней. – Блаженный же Агапит, дав ему траву, которой сам питался, возвратил ему здоровье. Слух о том промчался по всей Русской земле. – Армянин, снедаемый завистью, начал поносить блаженного. Он послал в монастырь приговорённого им на смерть, приказав дать ему яда, чтобы, приняв, умер в глазах Агапита. Блаженный, подав этому умирающему монастырской пищи, сотворил его здоровым и избавил осуждённого от смерти. После того иноверец вооружается против Агапита ещё сильнее: он научает своих единоверцев уморить монаха ядом. По блаженный пил без вреда, нимало не страдая. Весть бо Господь благочестивыя избавляти от смерти (2Пет.2:9). Он сказал: «аще что и смертное испиют, не вредит их; на недужные руки возложат и здрави будут».

Сделался болен князь Владимир Мономах, тогда княживший в Чернигове. Его лечил Армянин и употреблял всё старание, все средства искусства, а болезнь не только не смягчалась, но час от часу становилась опаснее. Князь, чувствуя, что близок он к смерти, послал к Печерскому игумену Иоанну с просьбой прислать к нему Агапита врача. Если я пойду к князю, рассуждал блаженный Агапит, то должен ходить и ко всем. Человеческая слава – опасна, Не пойду за врата монастыря, чтобы не преступить обета моего. Если выгонят меня, пойду в другую сторону и опять возвращусь. Он послал князю варёное былие, приготовленное им для себя в пищу. Князь выздоровел. Исцелённый Владимир пришёл благодарить Агапита; но преподобный, опасаясь славы человеческой, скрылся. Князь отдал принесённые для Агапита дары игумену. – Потом, живо чувствуя, как многим он обязан Агапиту, приказал боярину отнести золото в келью Агапита. «Сын мой! сказал посланному преподобный, я не беру ни с кого за лечение – не за что: исцеляет Христос Господь, а не я». Посланный просил принять дары князя для его утешения и употребить по усмотрению. «Пусть так, сказал Агапит; скажи же князю, чтобы не берёг он сокровищ, – к чему они? пусть раздаёт их нищим; если не послушает меня, худо будет ему. Неблагодарности не любит Господь, избавивший его от смерти». Старец вынес золото из кельи своей и положил его у дверей, а сам скрылся. Вышел и посланный и, увидев брошенное золото, отнёс его к игумену Иоанну. – Когда все пересказано было князю, князь выполнил заповедь старца, стал щедро раздавать милостыню нищим.

Наконец сделался болен сам преподобный врач. Армянин, услыхав о том, пришёл посетить больного; осмотрев его, он сказал: «чрез три дня умрёт, иначе, прибавил он, готов я сам быть монахом». Агапит сказал ему: «мне открыл Господь, что я отойду к Нему через три месяца». В это самое время принесли к Агапиту из Киева больного. Агапит встал, как бы не был больным, взял траву, которую обыкновенно употреблял в пищу, и, показав Армянину, сказал: вот моё лекарство. – Армянин посмотрев сказал: это – не из наших трав, – думая, что это – из Александрии. Преподобный улыбнулся, подал своё лекарство больному, и тот выздоровел. Потом сказал Армянину: покушай со мной моего зелья; мне нечем более угостить тебя. – Армянин отвечал: «мы в этом месяце, отец мой, четыре дня постимся, и теперь пост наш». Услышав это, блаженный спросил: «кто ты такой, какой ты веры?» Тот отвечал: ужели не слыхал ты, что я – Армянин? Блаженный сказал: «как же смел ты войти сюда и осквернить мою келью, да и ещё держать мою грешную руку? Вон, иноверный нечестивец!» Тот с стыдом ушёл. После того блаженный Агапит жил ещё, по своему предсказанию, три месяца и, немного поболев, преставился к Господу июня 1 дня; его положили в пещере преподобного Антония.

По смерти святого Армянин пришёл к игумену и сказал: «оставляю свою веру и хочу служить Господу иноком в святой, правой вере Греческой; блаженный Агапит, явясь, сказал мне: ты обещался принять иночество; если солжёшь, потеряешь с жизнью и душу. Верю, что явившийся – угодник Божий: я знал хорошо, – что нельзя было ему пережить трёх дней, а Господь дал ему три месяца». Игумен облёк его в иночество, и бывший Армянин в подвигах православия окончил жизнь свою».

Полпкарп пишет затем: «такие-то и даже более великие дела совершены священными черноризцами. Припоминая добродетельное житие их, дивлюсь я, как доселе преданы молчанию великие исцеления св. отца нашего Антония. Если такое светило не светит по нашей небрежности, как воссияют лучи его? Разумею преподобных отцов наших Печерских. Но, как и сказал Господь, пророк не чтится в своём отечестве. Готов я написать тебе, честный архимандрит, господин Акиндин, об упомянутых отцах, и изобразить чудотворения одних, исцеления других, крепкое воздержание третьих, иных послушание, других прозорливость, о чём слышал я от своего собрата, а от моего господина, епископа Симона. Но иным кажутся невероятными мои сказания по величию дел; – а недоверие это оттого, что знают меня Поликарпа, как грешника. Поскольку же твоё преподобие приказывает, я пишу, как понимаю своим умом, и сколько пособляет мне память, хотя бы не совсем удачно; пусть останется написанное нами на пользу преемникам нашим, как написал блаж. Нестор в летописце о блаж. отцах Дамиане, Иеремии, Матфии и Исаакии, и как написаны в житии св. Антония все жития их, хотя и кратко. Я скажу о черноризцах не тайно, как уже сказал об иных: если умолчу я, то и имена их не помянутся, как было до сего дни. Вот я пишу о них в 15 лето твоего игуменства, а в продолжение 160 лет доселе не было и помину о них. Ныне любовь твоя причиной того, что скрытое стало известным и память о возлюбивших Господа чтится и славится, – потому что они – угодники Его и увенчаны Им. Исполняя твою волю, державный Акиндин, пишу я, грешный Поликарп». Да помянет Господь в Царствии Своём труд блаж. Поликарпа, оставившего нам повести о великих подвижниках, к пользе чад церкви.

Кончина чудного, безмездного врача, преп. Агапита последовала не позже 1095 г., так как болезнь, после которой спустя 3 месяца умер он, случилась вслед за исцелением Мономаха, Черниговского князя, который пробыл в Чернигове до 1094 г., а Иоанн был Печерским игуменом с 1088 г.⁶.

М. Сильвестр в своё время (1636 г.) писал: «Церковь празднует день кончины его 1 дня мес. червеца (июня)»⁷.

Преподобный Дионисий⁸ родом был из окрестностей Вологды и пострижен в обители Спасокаменской Святогорцем игуменом Дионисием; отданный под руководство духовного старца, он прожил в посте и молитвах в Каменском монастыре 9 лет.

Потом обошёл он с учеником Пахомием восточную сторону Кубенского озера, ища себе безмолвного уединения. На святой Луке найдя запустевшую обитель, поставил хижину, возобновил храм св. Николая и восстановил древний общежительный монастырь. На святой Луке Дионисий удостоен священства, рукоположенный Ростовским архиепископом Григорием, в то же время, как хлопотал он о пустынном храме⁹. Он провёл здесь несколько лет, изнуряя себя голодом и жаждой. Жизнь его была весьма суровая, так что ученик Пахомий стал наконец тяготиться суровостью жизни. Дионисий с своей стороны желал составить общежитие для спасения многих. «Я слышал, сказал Дионисий Пахомию, что на восточной стороне Кубенского озера есть пустынное место; там желал бы я, если угодно Господу, составить общежительный монастырь; ты останься здесь – и пусть остаётся с тобой недавно пришедший к нам брат». Дионисий оставил Пахомия с миром на святой Луке, а сам удалился¹⁰.

За 15 вёрст от Луки, в глухом лесу на реке Глушице, подвижник Божий поставил себе хижину, под черёмушным деревом и стал подвизаться по-прежнему. Спустя несколько времени пришёл к нему старец, и он обрадовался ему как ангелу; затем начало проходить по два и по три и селились вблизи кельи Дионисия. В 1403 г. построен был небольшой храм Покрова Пресвятые Богородицы. Князь Кубенский Димитрий присылал для того своих плотников. Григорий, архиепископ Ростовский, преподавая благословение на составление обители и создание храма, говорил старцу: «советую тебе составить общежитие, чтобы ничего не называть своим, а всё иметь общим, как жили при Апостолах»¹¹. Преподобный выполнил совет архипастыря – и прежде всего для себя самого: следуя правилам общежития, он занимался то плотничеством, то работой швеца. Точно так для другого, более обширного, храма, построенного в 1412 г., преподобный сам писал иконы. – Он назначил послушания братиям по церкви и по монастырским работам и строго надзирал потом за соблюдением порядка. «Дети, говорил он братиям, не смущайтесь трудами пустыни. Многими скорбями надобно достигать Небесного Царствия. Для нас эти скорби – пост и лишения всякого рода. Молитва наша должна быть от чистого сердца. О милостыне к нищим будем помнить слова Спасителя: «блаженни милостивые». Он строго требовал, чтобы у инока не было никакой собственности, и чтобы без благословения настоятеля или старца ничего не делали. Один инок, вопреки уставу общежития, держал у себя в кельи 10 ногат (кожаных монет). Это открылось после его смерти. Преподобный велел выбросить ногаты вместе с телом ослушника. «Чада, говорил он, ослушание погибель». Едва могли упросить старца – разрешить виновного. Старец Антуфий без благословения пошёл ловить рыбу и наловил очень много. Дионисий велел выбросить рыбу.

Преподобный и словом, и делами учил жить в уповании на Господа. – Два вора похитили семь монастырских лошадей. Инок-эконом с великим горем объявил о том Дионисию. Авва улыбнулся и сказал: «не все ли мы странники? – Будем заботиться о том, какой ответ дать на суде. Нам велено молиться за наносящих обиду». Воры в первом же месте, где остановились, едва не сгорели сами, и лишились лошадей в пожаре. В другое время некоторые из братии думали вразумить его в излишней щедрости его к нищим. По их наставлению молодой человек явился к преподобному в виде странницы, прося пособия. Преподобный подал несколько денег. – Когда же после вечернего Богослужения рассказали ему, как было дело, – он, успокаивая смущённых, сказал: «если вы, вопреки моей воле, отнимете деньги, то вдвойне согрешите, покажете нетерпеливость в скудости и отнимете то, что дано любовью. Господь велит творить добро, сколько есть сил». Случился голод в стране, и преподобный щедрой рукой раздавал хлеб страдавшим от голода. На замечание эконома, что недостаёт запасов, отвечал: верен Сказавший нам: не пекитесь о завтрашнем дне: знает Отец Небесный, в чём имеете нужду. Он же говорит: суд без милости не сотворшим милости.

Когда Глушицу стали посещать многие, любитель безмолвия удалился за 4 версты в непроходимую дебрь и у огромной сосны, оставившей и месту название Сосновца, соорудил себе келью, а потом небольшой храм во имя пустынного ангела Предтечи. Это было в 1420 г. Сюда перешли некоторые из Глушицы; но преподобный положил, чтобы Сосковец был под управлением одного настоятеля Глушицкого и само содержание получал из Глушицы. Поскольку к духовному старцу приходили жёны с желанием слушать наставления его и желали бы часто слушать их, то Дионисий в 2 верстах от Покровской обители устроить женское общежитие с храмом святителя Леонтия Ростовского. В устроении и поддержании всех трёх обителей щедро помогали преподобному князья Димитрий Заозерский и Юрий Бохтюжский, особенно же последний¹². Преподобный любил заниматься писанием святых икон. До нашего времени сохранились труды святых рук его: а) в Сосновце икона Знамения Богоматери с огненными серафимами и резная икона Одигитрии¹³. б) В Кирилло-Белозерском монастыре по описи 1668 года в иконостасе собора «образ живописный преподобного чудотворца Кирилла, а писал преподобный Дионисий Глушицкий, – ещё живу сушу чудотворцу Кириллу, в лето 6932 (1424 г.)»; в раме преподобного Кирилла образ Успения Богородицы «письмо преподобного Дионисия Глушицкого»¹⁴. в) В седьмиозерной пустыни, в 30 верстах от Кадникова, находится писанная преподобным Дионисием икона Успения Божией Матери, принесённая сюда из Глушицкой обители и с 1593 г. прославившаяся чудесами. г) В Прилуцком монастыре показывается икона преподобного Димитрия († 1392 г.), как писанная преподобным Дионисием¹⁵.

Блаженный Дионисий ревностно старался о распространении славы имени Божия. В 18 верстах от Глушицкой обители, на реке Сухоне, построен им храм во имя Воскресения Христова, с тем, дабы окрестные жители могли в нём слушать слово Божие и учиться страху Божию. Другой храм, во имя святителя Николая, построен им в селе Двинице, по просьбе бедных жителей того села, и для этого храма писал он сам иконы.

Известность Дионисия, как опытного духовного наставника, привлекала к нему весьма многих. Блаженный Григорий, впоследствии Пельшемский подвижник, уже тогда, как был архимандритом, пришёл к Дионисию в Сосновец и несколько годов прожил здесь, изучая жизнь духовную по наставлению и жизни Сосновецкого аввы. В Глушице и Сосновце при авве Дионисии было много иноков и между ними не мало было искренних рабов Божиих. Таков был преподобный Филипп, который потом основал пустынную обитель на реке Рабанге, где и почил (1448 г.)¹⁶.

Дионисий, Спасокаменский настоятель, быв Ростовским архипастырем (1418–1425 г.), отличал Глушицкого авву своей любовью, и авва не раз посещал его. Когда преемник блаженного Дионисия, архиепископ Ефрем (1427–1454 г.) обозревал обширную епархию свою, смиренный авва Дионисий вышел к нему на встречу со всеми учениками своими и принял его в обители с почестями. Учительный архипастырь преподал наставление братии, напомнил о внезапности смерти и о страшном суде Божием и, побуждая к искреннему отречению от мира, говорил: «не назвал ли Господь мертвецом привязанного к миру, когда сказал юноше: оставь мёртвых погребать своих мертвецов?» А авве игумену сказал: «храни себя и стадо, дабы мог ты сказать на суде: вот я и дети, которых дал мне Господь». Блаженный авва с любовью слушал блаженного архипастыря: «Господь послал нам тебя, пастыря и целителя», сказал авва с восторгом благоговейной души. Блаженный Ефрем утвердил духовную грамоту аввы Дионисия¹⁷.

За 7 лет до своей кончины преподобный приготовил себе могилу и часто приходил к ней для святых размышлений о загробной жизни. Близкий к кончине, назначил он в преемника себе Амфилохия и мирно скончался 1 июня 1437 года. По словам древнего жизнеописателя, внешний вид преподобного Дионисия был таков: роста низкого и очень сухой, голова не малая, брови полукруглые, лицо длинно, щёки впалые, взор тихий, борода густая по грудь, волосы светло-русые и полуседые. Насаждённая аввой строгая жизнь долго процветала в его пустыни и после его кончины. Царь Иоанн писал: «на Глушицах обитель процветает постническими подвигами»¹⁸.

Собором 1547 г. установлено было чтить преп. Дионисия во всех церквах Русских¹⁹. Служба ему написана в 1548 г.²⁰. Мощи его почивают под спудом в храме Сосновца, уцелевшего среди разрушений времени людей²¹.

Прославленный Господом Дионисий известен по многим чудесам: он исцелял больных, выпрямлял скорченные руки, возвращал слепым зрение и немым употребление языка²².