В первую неделю поста
Третью часть притчи о блудном сыне составляет история старшего сына (Лк. 15, 25–37).
Здесь изображен – грешник самонадеянный, грешник обольщенный мечтами о своей приличной, честной, жизни. Отношение к нему Отца небесного дололняет печальную картину его, печальную тем более, что сам грешник не понимает значения ее. Евангельское изображение такого грешника, грешника скрытного, должно быть изучаемо с особенным вниманием, так как без того легко ли нам узнавать его?
«Бе же сын его старей на селе: и яко грядый приближися к дому, слыша пение и лики: и призвав единаго от отрок, вопрошаше, что убо сия суть?» (Лк. 15:25, 26).
Если старший сын отца трудился на поле: это служит к чести его. Но вот что не подает доброй мысли о нем: отчего добрый отец не послал за ним при приеме младшего брата его? Отчего тогда, как созваны все слуги делить радость о найденном сыне, не приглашен к тому же старший сын дома? Верно сын не любил поступать так, как хотел отец, а – как хотел он сам и – его оставили при его воле. Такая мысль о нем оправдывается последующими поступками его. Вот он, едва возвратясь с поля, едва подошел к дому, открыл себя, в каких расположениях был он к дому. Услышав, что в доме веселятся, он вместо того, чтобы с сердечною простотою идти в дом радующегося отца, останавливается и спрашивает: что это такое? Он изумлен тем, что без него веселятся. Как будто в доме отца, помимо его воли, помимо его решения, ничего не должно быть! Как будто отец его не в праве веселиться без него! И от кого же узнает он о происходящем в доме? От отца? Нет, он вызывает к себе одного из слуг. Как это неприлично! Не прилично тем более, что под ряд с гордостью является низость.
«Он же рече ему, яко брат твой прииде и закла отец твой тельца упитанна, яко здрава его прият» (Лк. 15:27). Слуга говорит о деле, как оно есть. Видно, что это был слуга добрый, простосердечный. А как много есть слуг другого разряда! Слуга доброго господина не только говорит правду, но говорит с добрым намерением. «Брат твой прииде... отец... здрава его прият», – говорит слуга. Эти слова не только выказывают правду, но и доброе намерение – успокоить смущенную душу молодого господина.
«Разгневався же и не хотяше внити» (Лк. 15:28). За что разгневался? Чем так оскорблен? Ему сказали отрадную правду, а он разгневался. Бесчувственный сын! Бесчувственный брат! Дикая душа его волнуется страстями дикими, – завистью, гордостью! Он терзается тем, что веселятся в честь другого; в гневе за то, что оказывают любовь другому. Он считает себя униженным оттого, что обращено внимание на другого.
«Отец же его изшед моляше» (Лк. 15:28). «Какой кроткий, какой добрый отец, восклицает блаженный Иероним; он упрашивает сына принять участие в домашней радости». Да, редко можно найти такого отца между отцами христианскими, людьми облагодатствованными, но никогда между людьми обыкновенными. Эта кроткая любовь – любовь небесная. Она выходит на встречу к грешнику, стараясь привлечь его к себе; она знает его строптивый дух и не смотря на то дышит на него кротостью, ласкою, нежностью сердобольною и снисходительною.
«Он же отвещав, рече отцу: се толико лет работаю тебе и николиже заповеди твоя преступих и мне николиже дал еси козляте, да со други своими возвеселился бых» (Лк. 15:29).
Не смягчился строптивый сын словами небесной любви, а лишь раздражился и начинает счет с отцом, счет, которым он думал обвинять отца, тогда как каждое слово его улика ему самому. «Се толико лет работаю тебе»! Что же особенного, если сын трудился в доме отца? Ужели же добрый сын только имеет право гулять и терять время в праздности? Ужели тот, кому труд в тягость, человек порядочный? Нет, более чем слугу, унижает праздность детей доброго отца. Николиже заповеди твоя преступих. А как будто тот и добрый сын, который нарушает волю доброго отца. Николиже заповеди твоя преступих. Но правда ли это? Как же могло случиться, что этот почтительный сын так глух даже к мольбам нежного отца? Как же могло случиться, что сын, почтительный к отцу, так холоден и жесток к брату? «Аще кто речет, яко люблю Бога, а брата своего ненавидит, ложь есть» (1Иоан. 4, 20). «Глаголяй себе во свете быти, а брата своего ненавидяй, во тме есть доселе» (1Иоан. 2, 9). Таково учение небесной истины!
«И николиже дал еси козляте». Как? Добрый сын считается с отцом? Добрый сын требует платы от отца за любовь к отцу? Сын ли это? Нет, это наемник, а не сын. Ах! сын потерял любовь сыновнюю, даже живя в доме отца. Не хуже ли он брата, потерявшего ту же любовь вдали от отца? «Да со други моими веселился бых». Вот и еще отличие сына доброго! В том, что живет он вместе с добрым отцом, не находит он радости, не находит он радости и в выполнении заповедей отца, тогда как они доброму сыну слаще меда и дороже камней драгоценных (Псал. 18, 11). Он ищет других радостей, других друзей. Что же это за друзья его? Конечно, если бы они похожи были на доброго отца его, то не заменяли бы они отца в его душе. Жажда веселостей, которою томится он в доме отца, показывает, что ищет он друзей греха, веселостей распутства. Чем же разнится он от младшего блудного брата? Разве тем только, что выставляет из себя человека жизни приличной, поведения непорочного.
«Егда, же сын твой сей, изъядый твое имение с любейцами прииде, заклал еси ему тельца питомаго» (Лк. 15:30).
Домогаясь выставить, как можно резче, несправедливость отца, строптивый сын указывает ему на отношение его к брату.
«Егда же сын твой сей прииде». Не называет и брата братом; он так презирает его, что считает за оскорбление для себя называться его братом. Такова гордость! «Сын твой прииде» – стрела злости и в сердце отцу. Ты, говорит он отцу, хочешь этого распутного признавать сыном своим: пусть он сын твой, любуйся им, только я не знаю такого брата. Тогда как прожил, он твое имение с блудницами, ты принимаешь его так, как не был я никогда принят тобою, это твое дело! Какая злость в сердце гордом! Забыто уважение к отцу, забыта любовь к брату снисходительная. Мало и того, гордость не только беспощадна к известным слабостям брата; она выдумывает слабости. С чего этот милый братец говорит о брате: промотал имение с блудницами? Откуда он узнал это? Добрый слуга, встретивший его, не говорит ему ничего подобного. Ах! как часто бывает, что будучи сами худы, думают худое и о других! Будучи сами расположены к тому, чтобы делать то или другое грязное дело, переносят ту же грязь и на других. Кто не узнает в этом гордом брате иудейских фарисеев и книжников, представителей самонадеянной праведности, нередко блистательной по наружной жизни, но отвратительной по сердечным расположениям! Гордых людей дело – мечтать о себе, что они не как другие люди, не грабители, не обидчики, не прелюбодеи, а люди жизни строгой (Лк. 18, 11). Они не простят брату ни одного проступка, тотчас заметят в глазу его сучек, а у себя не видят и бревна. Они похожи на гроба окрашенные, которые кажутся снаружи красивыми, а внутри полны костей мертвых и всякой нечистоты (Матф. 23, 27).
«Он же рече ему: чадо, ты всегда со мною еси, и вся моя – твоя суть» (Лк. 15:31).
Фарисейская гордость сама осудила себя, когда только открылась в словах. Любовь небесная не судит ее, а продолжает дружески вразумлять и пристыжать ее. «Чадо» – сколько нежности в этом слове. И какой отец говорит это слово? Отец, осыпанный грубостями сына. Как терпелива любовь отца! Сын ни разу не назвал отца своего отцом, а отец говорит: «Чадо»! как сильно это слово, при всем том, что мягко! Оно так сильно, как никакое жесткое слово! Оно идет прямо к сердцу сына! Оно говорит ему: сын мой! говоришь ли ты со мною, как сын? Ах! приди в себя. Чадо, ты всегда со мною еси, и вся моя твоя суть. Ты не имеешь причин жаловаться на мои отношения к тебе. Не смотря на твое несыновнее расположение ко мне, которое ты сам обнаружил теперь и, которое мне было известно, любовь отца всегда была открыта для тебя. Как же тебе желать козляте? Как тебе искать других друзей, кроме друга-отца? Ужели какие – нибудь мои блага дороже тебе, чем сам я? Впрочем вся моя твоя суть. Все, что принадлежит мне, принадлежит и тебе, лишь только оставайся сыном моим; и все это конечно стоит больше, чем могли бы стоить твои труды.
«Возвеселитижеся и возврадоватися подобаше, яко брат твой, сей мертв бе и оживе: изгибл бе и обретеся» (Лк. 15:32). Вразумление строптивому сыну об отношениях его к брату! Если брат дорог сердцу брата: то возвращение его потерянного конечно должно быть предметом радости для брата. И если брат не радуется о здоровье брата, если счастье погибавшего брата оскорбляет, терзает брата: то в таком брате нет души братской, он убил в себе чувства брата, он оскорбил, унизил, обидел жестоко не брата, но себя самого. Добрый отец препирался со строптивостью сына. Чудная борьба любви с самолюбием гордым! Родители! Вот как вы должны обходиться с худыми детьми! Наставники и пастыри! Вот с каким терпением надобно вам выполнять свое дело. Во первых, виновность наставляемых вами не должна вас останавливать в исполнении вашей обязанности к ним. Как бы много худого ни видели вы в них, вы должны учить их добру, должны наставлять их словом евангельским. – Ваше дело сеять семена. Сейте, не теряя времени в праздности. Что выйдет из того? Взойдет ли что из посеянного вами? Не беспокойтесь о том: будущность не в ваших руках; в вашем распоряжении настоящее. Вы можете только желать, чтобы посеянное взошло. Молитесь Тому, Кто посылает благотворную влагу и тепло плодотворное. Затем смотрите еще на отца, вызвала ли строптивость сына хотя одно жесткое слово из его сердца? Нет, евангельский отец тем больше оказывает нежной кротости сыну, чем больше грубостей высказывает сын. Поступайте и вы, как поступает любовь терпеливая. Грубость и брань в ответ на грубость только раздражает грубого. Если нежность отца не всегда может смягчать злое сердце сына: то злость и шум столько же могут утишить его, сколько масло пламень. Будьте благоразумны по крайней мере для успеха в своем деле. Будьте кротки, хотя бы для того, чтобы не унижать себя пред злыми детьми. Если они заметят злость вашу, если заметят неумеренность или несправедливость гнева вашего: вы останетесь в глазах их злыми и несправедливыми, к их злой потехе, но наставления ваши пройдут без пользы для них и даже незамеченными. «Раб Господа не должен ссориться, – говорит апостол о христианском учителе, – должен быть приветлив ко всем, учителен, незлобив; с кротостию должен он наставлять противников, не даст ли им Бог обращения к истине" (2Тим. 2, 24–25).
Наконец изображение гордого сына – картина поучительная для всех и каждого. Как опасно гордое самолюбие для спасения нашего! Как опасно оно особенно тогда, как ведет себя прилично между людьми, чтобы не слышать упрека себе, – допускает грехи тяжкие, но тайно от людей и потому видит уважение к своей наружной честности, к своей видимой праведности. Как много надобно иметь внимания к себе, как строго надобно наблюдать за собою, чтобы смирять в себе гордую мечтательность о своей праведности! Мечтательность гордости так тонка, так хитра, так неуловима, при своем обаянии приятном. Как открывать ее в себе? По ее действиям. Если при известии об успехах ближнего в делах Божьих, ты чувствуешь холодность к нему, видишь в себе готовность унижать его, если не на словах, то в мыслях твоих о нем; вместо благодарной хвалы Богу за брата чувствуешь едкую неприязнь, тайную вражду, злость и зависть к брату: будь уверен, что в тебе много страшной фарисейской гордости. Страшись ее и смиряй самоукорением; молись не иначе, как молитвою мытаря: «Боже, милостив, буди мне грешному» (Лк. 18, 13).
Господи-Господи! даждь ми зрети моя согрешения. Аминь.
1852 г.