Глава III. Служба в заграничных миссиях

Преосв. Феофан сердечно любил и глубоко был предан важному делу христианского воспитания, но не мог всецело посвятить себя и навсегда остаться на этом поприще. Так как учебная служба у него всегда соединялась с административными и хозяйственными заботами и хлопотами, к которым никогда не лежала его душа, то он нередко тяготился ею. Дух его стремился в более сродную ему область молитвенного общения с Богом и иноческого жития. Тогдашнее настроение святителя (служил в Академии) ярко сказалось в одном из писем в следующих словах: «Занятия по должности до тошноты прискучили и отвлекают от храма. Там – рай: пришел в церковь, и не шел бы оттуда»³³. Скоро представился случай к удовлетворению нравственной потребности инока. В половине 1847 г. русское правительство отправляло в Иерусалим духовное посольство, имевшее своей задачей чрез ознакомление с действительным положением православия на востоке подготовить почву для учреждения постоянной русской миссии в Палестине. Начальником посольства был назначен известный ученый археолог архимандрит Порфирий, а в члены ее был избран, согласно своему желанию, бакалавр С.– Петербургской академии иеромонах Феофан. Можно представить себе восторженную радость молодого инока при осуществлении мысли посетить и насладиться пребыванием в священных местах Палестины! Он возлагал большие надежды на свое путешествие и не ошибся. Миссия, имея постоянное жительство в Иерусалиме, с целью ознакомления и поклонения святыням посетила все священные места востока – Палестины, Египта, Сирии и др., везде удовлетворяя духовные нужды многочисленных русских паломников, защищая и поддерживая их от инославной пропаганды. Иеромонах Феофан ревностно исполнял возложенные на него официальные обязанности, но вместе с тем тут же успел много сделать и лично для себя. Он интересовался главным образом древними христианскими обителями иночества, а при обозрении их особенное внимание сосредотачивал на изучении жизни подвижников и памятников древней аскетической письменности. Так в обширной библиотеке Палестинской лавры св. Саввы Освященного он нашел и собрал много древнейших рукописей святоотеческой литературы; на Синае – видел и подробно ознакомился с знаменитым библейским, манускриптом IV века, изданным впоследствии Тишендорфом. В Египте он прошел и нарочито исследовал древнюю пустыню – эту истинную колыбель христианского аскетизма и поприще первых христианских подвижников; входил и дышал воздухом пещеры, в которой 90 лет подвизался, славный даже между древними пустынножителями св. Павел Фивейский. Хотя Феофану не пришлось лично посетить и поклониться дорогим для каждого русского святыням горы Афонской, но во время путешествия по востоку он много наслышался о жизни и подвигах тамошних старцев, настолько увлекся ею и завязал с иноками такую прочную нравственную связь, что сохранил ее впоследствии до конца жизни. Из древних обителей Египта и Афона он вместе с тем позаимствовал немало памятников духовной, в особенности аскетической литературы. В Иерусалиме Феофан впервые вошел в близкие и непосредственные сношения с представителями как греческого православия, так и инославных исповеданий. По его наблюдениям тогдашняя греческая Церковь в Палестине испытывала тяжелый нравственный гнет зависимости от фанатического мусульманского правительства и терпела большие материальные нужды. Сам патриарх нередко не имел многого необходимого. У него не было даже приличного хора певчих, а за богослужениями пел какой-то сброд. Когда у патриаршей кафедры явились средства для найма и обучения нескольких мальчиков и образовался небольшой хор, то подобный факт был таким важным событием, что патриарх нашел необходимым пригласить членов нашей миссии послушать новых певцов. Но что это было за пение? Преосв. Феофан говорил впоследствии, что и ему, не знающему музыки, долго помнился ужасный крик и какофония усердствующих новобранцев³⁴. Тогда ему невольно приходила мысль о том, что в Православной Руси рядовой епархиальный архиерей обставлен гораздо лучше главы восточной Церкви во граде Божием. Но не смотря на свое материальное и нравственное стеснение, греческое духовенство очень кичилось пред нашей миссией тем, что русская Церковь заимствовала православную веру от греков, хотя, по замечанию иеромонаха Феофана, было мало действительных оснований для подобной кичливости. Правда, греческое духовенство было довольно твердо в православии, но нравственная жизнь его была далеко не безупречна – оно ело мясо, многие члены его вели распущенный образ жизни, свойственный восточному человеку и пр. Многое соблазняло молодого аскета и во внешнем поведении греков. Так однажды, приглашенный на торжественную трапезу, он очень удивился, когда в конце обеда все греческое духовенство, не исключая митрополитов и даже патриарха, закурило трубки, которые изготовлял и разносил патриарший архидиакон. Познакомившись с действительным положением инославных исповеданий на востоке, Феофан был поражен той необычайной энергией и настойчивостью, с какой велась пропаганда католичества и протестантства, особенно первого. Защищая православие, он тут впервые практически испытал свои силы на поприще апологета. При этих сношениях по необходимости пришлось основательно изучить французский язык, как язык дипломатический. Вращаясь же постоянно в течение семи лет среди православных греков, отчасти евреев и арабов, Феофан прекрасно изучил греческий язык и познакомился с еврейским и арабским. Миссия возвратилась на родину в 1855 году. По случаю происходившей тогда между Россией и Турцией войны пришлось ехать чрез Европу. И это обстоятельство имело важное значение для духовного развития инока. В классической стране искусства – Италии он, как большой любитель и знаток живописи, всюду интересовался образцовыми художественными произведениями; во Флоренции, например, подробно смотрел картины величайшего художника Европы Рафаэля и приобрел для себя много отлично исполненных снимков с них. При проезде чрез Рим посольство представлялось папе. Последний горько жаловался, что русский Император Николай самовольно распоряжается католическим духовенством, например, переводит епископов, куда ему вздумается, совершенно не справляясь со взглядами Рима. Подобное явление, прибавил папа, единственное не только в Европе, но и в целом мире, где только есть католики. В Германии видел центры немецкой учености и познакомился с сокровищами ее в библиотеках и музеях.

Семилетнее служение иеромонаха Феофана в Палестине имело для всей его последующей жизни очень важное, ничем не заменимое влияние. У нас есть прекрасный обычай – даровитых молодых людей, ищущих учительского звания в высших школах, посылать за границу для приготовления. И нашему всенародному духовному наставнику Промыслом Божиим суждено было за границей русской земли получить подготовку к важнейшему делу своей жизни – подвигу в затворе, но только не в инославной Европе, а на православном востоке – на самой родине христианства. И молодой инок, как нельзя лучше, воспользовался временем этой подготовки. С востока он привез целую библиотеку древней святоотеческой письменности и прекрасное знание языков, особенно столь необходимого ему впоследствии греческого языка. Еще значительнее была нравственная польза. При созерцании священных мест, на каждом шагу запечатленных памятниками земной жизни нашего Спасителя, Его Пречистой Матери и св. Апостолов, инок ярко воскресил в своей душе важнейшие библейские события, живо и глубоко пережил святые, возвышающие и очищающие грешную душу религиозные чувства. В настоящее время мы удивляемся, насколько глубоко все писание Преосв. Феофана проникнуты духом древних христианских подвижников. Для стяжания этого великого дара недостаточно было изучить жизнь и труды св. отцов по книгам. Еще существенно нужно было опытно исследовать само поприще их подвигов, подышать атмосферой и на месте пережить одушевлявшие их чувства. Весьма возможно, что в глубине одной из пещер древних пустынножителей впервые явилась у святителя и мысль о собственном отшельническом подвиге. По крайней мере, по возвращении из Палестины, жизнь его идет быстрыми шагами к этой главной цели. Важнейшие моменты последующей общественной службы – в звании ректора Академии и епископа на двух кафедрах были только краткими остановками на пути.

Кроме Палестины Преосв. Феофан провел один год в Константинопольской духовной миссии в качестве начальника ее. Это было в 1857 г., во время религиозной борьбы Болгарии с Константинопольским патриаршим престолом. Болгария требовала для себя самостоятельной Церкви, с богослужением на родном языке и клиром из своего народа. Константинопольская Церковь отказывала ей в этих законных требованиях. Архим. Феофану, как знатоку востока, было поручено духовным начальством составить записку по этому предмету. Он высказался вполне за справедливость требований Болгарской Церкви, что одобрил и русский Св. Синод.