Речь, сказанная при погребении Преосвященнейшего Епископа Феофана¹ 12 января 1894 г.

Что собрало все это множество² молящихся в этот день в эту пустынную обитель? Что подвигло Преосвященнейшего Архипастыря церкви Тамбовской³ оставить свой кафедральный град и стать здесь, в этом храме, в священнодействии молитвы, среди этого многочисленного сонма священнослужителей⁴ и этих тысяч православного народа? – Чего, вопросим словом Христовым, чесо изыдосте в пустыню видети (Мф.11:7).

Собрал нас сюда, ответствует каждый, этот священный гроб, заключивший в себе бездыханное тело возлюбленного нам в Бозе почившего Святителя-Затворника! – Да! не величие только сана скончавшего земную жизнь Архиерея Божия привело сюда этот освященный собор во главе с Архипастырем, и этот мир православный из градов и весей и ближних и дальних. – Нет! тот дух любви к Богу и ближнему, дух веры и благочестия, который в таком обилии обитал в душе почившего и проявлялся в трудах и подвигах столь необычайных: вот что собрало всех нас сюда!

Тридцать четыре года носил святительский сан почивший Архипастырь! – И настроение души своей, управлявшее им во всю его долгую жизнь, он выразил тотчас же, как только был наречен в епископа. Пред сонмом Архипастырей, в собрании Святейшего Синода, он сказал тогда в речи своей: «не скрываю, что не чуждо было бы тайным желаниям моего сердца, если бы на мою долю выпало такое место, где бы я мог свободно предаться занятиям по сердцу».

Какие и каковы были эти «тайныя желания сердца» новонареченного епископа, – это показало время и очень скоро.

Все внимание святителя в деятельном управлении паствой было сосредоточено преимущественно, если не исключительно, не на ведении дел внешнего управления, а на том душепопечительном стремлении, чтобы первее всего множайший плод принести во спасение Богом врученных ему людей.

Эта паства знает в Бозе почившего Архипастыря от первых дней его святительства, – церковь Тамбовская была первой паствой его. Как здесь, так и потом святитель был архипастырь учительный во все дни своего пастыре-начальствования, «право-правящий слово истины».

На кафедре Владимирской, так же, как и здесь (в Тамбове), каждый воскресный и праздничный день Он поучал с высоты церковного амвона: и в храмах епархиального города и обходя грады и веси обширной миллионной своей паствы. И надобно было видеть всю полноту внимания к молитве и любовь благоговейную к слову проповеди у предстоящих в час священнодействия Архипастыря, чтобы понять одушевлявшие их чувства и мысли, руководившие настроением их души.

Храм, могущий вместить не одну тысячу молящихся, не редко не мог вмещать всех желавших внимать умилительному священнослужению и слову поучения святителя. Живо помнится нам первое слово Преосвященнейшего Владыки в кафедральном Владимирском соборе⁵.

«Я беру на совесть, – говорил Архипастырь, – опасливое слово Апостола: горе мне, аще не благовествую и постараюсь по силе моей сказывать вам всю волю Божию, а вы постарайтесь узнать сию волю, и, узнавши, исполнить во всей широте предписания и по всей силе вашего усердия, да будете овцы гласа пастырева слушающие и по нем идущие, а я на деле пастырь, своя овцы глашающий по имени и изгоняющий их неленостно на пажити слова и благодати»⁶. В заключении слова святитель благожелал точного исполнения этих задушевных его намерений. «Даруй Господи, – сказал он, – чтобы от вас никогда не была отнята похвала усердного послушания, как от меня непрерывного учения и руководства»⁷. И мы – живые свидетели того, что святые желания свои архипастырь и словом и делом, исполнил во всей их широте.

Ту же святую ревность о душепопечительстве святитель желал перелить в сердца пастырей, внушая всем и каждому из подведомых ему иереев, что «главное дело для приходского священника вникать в духовные нужды своих прихожан⁸, и во всеуслышание «к руководству и немедленному приведению в исполнение» возвещал свои предначертания о неусыпном проповедании слова Божия по всем градам и весям обширной паствы своей, указуя неотложную необходимость преподавать учение веры и благочестия»⁹, словом живым в многоразличной его форме: и «чрез поучения» и в виде «бесед» и «собеседовательных разговоров»¹⁰. «В каждое воскресенье и в каждый церковный праздник, особенно в святую четыредесятницу предлагать народу поучение», убеждал архипастырь «есть непременный долг каждого пастыря»¹¹. И призывал к этому великому труду и диаконов и учителей¹², предлагая при невозможности, – по многосложности трудов или по старости лет, говорить свое слово, – произносить «поучения святоотеческие»¹³. Но чтобы проповедание было не опустительное¹⁴. И мы можем не обинуясь пред сим священным гробом за всю Владимирскую паству¹⁵ свидетельствовать о сем почившем ее Архипастыре словом Писания: воистину «он бе светильник, горя и светя». (Ин.5:35)¹⁶.

Во всех этих повелениях святителя так и слышится голос апостольского наставления и завещания пастырю церкви Божией: «Проповедуй слово, настой благовременне и безвременне, обличи, запрети, умоли со всяким долготерпением и учением» (2Тим.4:2). Это было служение не «письмени, убивающему и не букве, мертвящей» – нет! Это было дыхание, веяние духа, созидающего внутреннего человека, животворящего. И паства, взирая на образ жизни и дел праведной жизни святителя и внимая его живому и действенному слову могла сказать в своем сердце, дерзновенно слово св. Апостола: Таков нам подобаше архиерей (Евр.7:26)!

Но не долго это солнце сияло на тверди Владимирской своими благодатными лучами света и теплоты: лишь лета три не преста уча нас (Деян.20:31). Скоро свет наш скрылся от нас. Святитель покорился тайным желанием сердца своего.

Как сейчас мы созерцаем умилительную картину прощания Архипастыря с возлюбленной им и его возлюбившей паствой. Нам слышатся горестные вопли, неудержимые рыдания... Пред нашими взорами живо рисуется умилительный образ кроткого архипастыря, говорящего в соборном храме Богоматери свою прощальную беседу. Это последнее слово неизгладимо напечатлелось в нашем сердце. «Не попеняйте на меня Господа ради, что оставляю вас, – говорил Владыка. – Отхожу не ради того, чтобы вынужден был оставить вас. Нет! Как ведомый ведусь на свободное от забот пребывание, ища и чая лучшего, как сродно это естеству нашему. Как это могло образоваться, не берусь объяснить. Одно скажу, что кроме внешнего течения событий, определяющих наши дела, есть внутреннее изменение расположений, доводящих до известных решимостей. Есть кроме внешней необходимости – необходимость внутренняя, которой внемлет совесть и которой не сильно противоречит сердце»¹⁷. И вот с тех пор архипастырь-подвижник 27 лет пребыл неисходно в этой пустынной святой обители, святитель-труженик смиренно подвизался здесь большую часть лет, в подвигах уединенного затвора, самоотверженно отдавшись всем сердцем и всем помышлением непрестанному богомыслию и служению богословской науке в различных ее видах, на пользу общую, на спасение ближних.

И если живым словом и священнодействием молитвы своей не поучал православный мир, то всех назидал многочисленными своими писаниями, исполненными силы духовной. И отсюда, из уединенной келлии монастырской святитель-затворник светил всей православной Русской церкви, как светильник горящий (Лк.12:35): обличал заблуждающих, наставляя их на путь правый духом кротости, утешал скорбящих в болезнях душевных и телесных, унывающим в бедах подавал руку помощи; словом опыта духовной жизни руководил всех, хотящих душевного спасения, да подаст некое дарование духовное (Рим.1:11). И это слово учительства святителя-наставника, как слово премудрости и разума духовного. (Кол.1:9), чрез его писания, возвещается с высоты профессорских кафедр. В нашей Московской Духовной Академии мы¹⁸ слышим лекции по пастырскому богословию и богословию нравственному, излагаемые под руководством Писаний в Бозе почившего Архипастыря; слышим его слово в слове проповеди церковной в нашем Академическом храме из уст наших священно-начальников. И мы сами – ее воспитанники находим в этих писаниях источники, пособия, руководства в наших трудах, и назидание и утешение в чтении их. И вот мы пришли сюда за сотни верст молитвенно преклониться пред гробом твоим, святитель-учитель наш! Прими земной поклон, и сердечную молитву нашу о чистой душе твоей прольем мы здесь пред Господом. Мы принесли их от лица наших товарищей студентов и священно-начальствующих нашей Московской Духовной Академии. Прими и преподай нам и тем, от кого пришли мы, свое архипастырское благословение!

Угас ты, священный светоч наш! Еще несколько минут и священные твои для нас останки сокроются под сводами святого храма этой святой обители. Не твое слово, твои дела, твоя жизнь во Христе всегда будут светильником для нас, как и для всех любящих тебя, в наших мыслях, в наших чувствах и в слове и в деле, во всем поведении во все дни нашей жизни.

Святитель Божий! Расставаясь с паствой Владимирской, ты, прося молитв о себе, «да не отщетит Господь чаяния твоего», сам обещал молитвы твои за паству. «И я буду молиться за вас, – сказал ты, – буду молиться, чтобы Господь всегда ниспосылал вам всякое благо, улучшал ваше благосостояние и отвращал всякую беду, паче же, чтобы устроял ваше спасение». Теперь мы припадаем к тебе, прощаясь с тобой, пред сим гробом: исполни, просим, и там, на небе, не над Владимирской лишь паствой обетование твое. Мы веруем, что ты уже имеешь некое дерзновение пред Господом, – молися за нас, Архиерей Божий! и помяни нас у престола Господня на небесах, ниспосылая нам твое архипастырское благословение. Мы же не престанем во дни жизни нашей взывать о тебе к Богу духов и всякия плоти, да со святыми упокоит Господь твою чистую душу. Аминь.