Глава 22. Русь и Византия в конце Х в.⁵²¹

К концу X в. языческая Россия порывалась к Византии всеми необузданными влечениями своей беспокойной природы. Столица империи не раз дрожала перед русскими полками. Составилось убеждение, перешедшее в мистическую литературу, что городу не устоять и что в конце концов он будет взят Русью. В многочисленных церквах наполненного святынями Цареграда читали акафист Богородице, восхваляя оказанную против русских помощь и умоляя о спасении против новых нападений. Святослав дал новое направление походам руси на Константинополь, показав, что при лучших обстоятельствах можно подойти к Константинополю с суши, и притом с болгарами. Но Русь врывалась в Византию не только своими завоевательными стремлениями, она давала о себе знать и некоторыми человечными сторонами: желала во что бы то ни стало установить правильные торговые сношения, выхлопотать привилегии для обмена своих произведений на греческие, интересовалась устройством быта и в особенности верой. Что же думала тысячелетняя империя и ее мудрые патриархи, цари и вельможи об юном народе, который так настойчиво привлекал к себе внимание их? Уж не в том ли вся тайна дипломатии византийской – подкупать и вооружать один варварский народ против другого и строить свое благо на погибели слабейших?

Нет, Византия нашла другие средства укротить Русь. Она медленно шла к своей цели и без оружия достигла того, что Русь принесла ей повинную голову и поступилась своими широкими политическими притязаниями.

В византийской литературе я не знаю более изящного выражения той мысли, что культура и духовные преимущества нации в конце концов всегда возобладают над варварством и дикой силой, как следующее место просвещеннейшего эллина XII в. Михаила Акомината. Приводимые слова имеют в виду латинян, завоевавших Константинополь и Грецию в 1204 г.

«Запустели города, в которых водились хоры муз и властвовала фемида и процветала философия. Но нам не следует предаваться унынию и ограничиваться сетованиями. Те, которые считают себя нашими повелителями, столько же понимают в словесном искусстве, как ослы в музыке. А мы не будем забывать философии и не перестанем украшать себя добродетелью и образованностью: в этом мы найдем действительное средство властвовать над нашими повелителями, как над дикими зверями. Захватив крепости и замки, они думают повелевать посредством насилия, отнимая у нас имущества и пищу. Но там не может быть надежного и прочного господства, где победители не обладают ни природными, ни приобретенными преимуществами. Никто же не скажет, что львы, леопарды или волки властвуют над людьми, хотя бы они когтями и зубами достигали того же, чего и наши повелители. И никогда не удастся им вполне победить нас, хотя бы они присвоили себе все наши стяжания, хотя бы оставили нас нагими или коснулись бы самой плоти нашей!»

Итак, Византия хорошо сознавала высокие преимущества своей культуры и образованности и, уступая внешней силе, не выпускала из рук орудий нравственного влияния.

Вы догадываетесь, что я подхожу к вопросу о византийских влияниях на Россию.

В русской литературе на этот счет нельзя указать установленного и господствующего мнения. Чаще, впрочем, раздаются порицательные приговоры о Византии и высказываются неблагоприятные мнения насчет качеств наших заимствований от греков.

Очень незначительное меньшинство ученых и литераторов говорят о византийском влиянии на Россию со всею сдержанностью, ссылаясь на то, что у нас очень мало сделано для оценки этого влияния. В самом деле, прежде чем составить себе понятие о количестве и качестве византийских влияний на Россию, нужно предпринять ряд отдельных исследований по специальным вопросам: о влиянии Византии на древнюю русскую литературу, о заимствованиях из Византии по части художественных идеалов, нашедших применение в искусстве, об обмене в области юридических понятий, в устройстве государственности, в домашнем быту и т. п. Понятно, что для общих заключений по этим вопросам у нас нет еще материала.

Для России в X в. не настояло еще надобности в тех обширных заимствованиях из Византии, которые впоследствии ручьем стали вливаться непосредственно через греческое духовенство, посредственно через южнославянские литературные произведения. В X в. Россия не могла не быть вовлеченной в общий исторический поток; для всех европейских новых народов представлялась одна и та же альтернатива: или принять христианство и тем положить начало к созиданию государственности, или уступить свое место другому. В этом отношении заслуги византийской империи бесспорны и никакая научная теория не вычеркнет их из истории.

По преимуществу на долю Византии выпала воспитательная роль новоевропейских народов. Признавая ее заслуги, оказанные человечеству тем, что она имела благодетельное влияние на дикие орды варваров, воспитанные ею в исторические народы, мы не должны забывать и понесенных ею великих жертв на пользу всей Европы. Следует ли перечислять последовательный ряд варварских вторжений в Европу, которым Византия ставила преграды и полагала пределы? Мало того что, устояв против врагов, она долгое время оставалась очагом и светочью просвещения, она старалась частию убеждением, частию проповедью христианства и цивилизующим влиянием укротить и облагородить дикарей, приучив их к выгодам гражданской жизни. Под ее влиянием разрозненные славянские колена и племена, равно как болгарская и мадьярская орда, выросли в исторические народы. Словом, она сослужила для восточноевропейского мира ту же благодетельную миссию, какую Рим – для галлов и германцев. Восточные народы обязаны ей верой, литературой и гражданственностью.

Нам не идет повторять без оглядки фразу, которая в сущности исторически не верна, что мы приняли из Византии не настоящее просвещение и, не разобрав хорошего от дурного, стали слишком рабски воспроизводить испорченные идеалы византинизма. Прежде всего иных организующих начал нам неоткуда было принять, кроме того, Западная Европа того времени была ниже Византии и сама пользовалась плодами эллинской культуры. Один из германских императоров X в. совершенно добродушно старается счистить грубость саксонской натуры и раздуть в себе искорку любви к греческой науке. Один славянский князь ищет, откуда бы позаимствоваться лучшими учреждениями для своего народа, и находит их в Византии, так как отсюда на все страны распространялся добрый закон.

Византия исполняла свою миссию с полным самоотвержением – и в этом величайший успех греческого духовенства и разнообразных влияний Византии между восточноевропейскими народами. Она не налагала тяжелого и неудобоносимого ярма на новопросвещенных, отличалась значительною терпимостью в делах веры: припомним хоть то, что греческое духовенство на Руси не имело политического значения и не стремилось к организации, ограничивающей светскую власть. Какая разница в средствах действия латинской и греческой Церкви? одна с мечом идет на помощь империи и при помощи оружия распространяет свою паству, другая достигает не менее широкого распространения своих пределов нравственным влиянием и проповедью. Где господствует латинская Церковь в IX и X вв., там раздается шум оружия; не то на Востоке – греческие проповедники не подчиняют новопросвещенных византийскому царю, а служат религиозной идее. В этом, на мой взгляд, сказались народные и психологические черты, отличающие систему римских завоеваний от процесса эллинской колонизации.

Таким образом, в том обстоятельстве, что Россия приведена была в ближайшие сношения с Византией, я не могу не усматривать глубокой важности для нашего просвещения и культурного развития. Что мы весьма медленно усвояли себе заимствованную культуру, в этом нельзя слагать ответственность на греков.

Ввиду угрожающего положения, занятого Русью по отношению к Византии, и страшной коалиции, которая могла составиться из русских и болгар, Византия должна была поспешить принятием решительных мер, не останавливаясь даже перед важными уступками, чтобы сделать Россию безвредной.

Русские и византийские известия слишком скупо освещают наши внешние отношения конца X в. В самые последние годы освежающая струя привнесена была восточными известиями, на основании которых является возможность рассматривать акт крещения руси в связи с политическими обстоятельствами того времени.

Владимир возобновляет те же притязания к Византии, какие заявляли его предшественники. В 985 и 986 гг. с флотом и сухопутным войском русские направились в Болгарию и действовали здесь уже в качестве союзников болгарских против греков. Следствием этого похода было поражение, нанесенное грекам при Сардике-Средце в 986 г., и угрожающее движение болгар и русских за Балканы. С другой стороны, Владимир лишил Византию последнего оплота на северном берегу Черного моря, отняв у них Корсунь в 989 г.

Что это были важные факты, оставившие по себе следы в общественном сознании, доказывается тем, что византийские летописцы рассматривали наблюдавшиеся тогда небесные знамения (появление кометы и огненные столбы на небе) как указания на великие бедствия, угрожающие Византии от русских и болгар. Эти бедствия и испытаны были Византией на двух пунктах ее северных границ: в Болгарии и в Крыму.

Я не имел притязания совершенно рассеять туман, покрывающий наши отношения к Византии при Владимире Святом. На событиях 988 и 989 гг. все еще лежит печать тайны, которую едва ли в состоянии раскрыть историк при настоящих научных средствах. Потребовалась бы немалая доля воображения и поэтического чутья, чтобы облечь в реальные образы те указания и намеки, которые пробегают кое-где как тени. Вот, по моему мнению, самое реальное изображение условий, при которых произошло обращение Руси к христианству. Оно заимствуется из арабского писателя: «И стало опасно положение царя Василия, и истощились его средства, и побудила его нужда послать к царю руссов, врагов своих, чтобы просить у них помощи. И согласился он на это. И заключили они между собой договор о свойстве, и женился царь руссов на сестре царя Василия, поставив ему условием, чтобы крестился он и народ его, а они народ великий. И послал к нему царь Василий митрополитов и епископов, и они окрестили царя и его народ, и отправил к нему сестру свою, и она построила многие церкви в стране руссов».

Известно, что после Владимира русские не претендовали на Корсунь, не предпринимали морских походов на Византию, а что касается до Болгарии – то они совершенно предоставили ее во власть византийского императора и надолго забыли предания юго-западной политики первых князей. «Западные волки, – как называет русских один писатель, – так были укрощены, что обратились в послушное стадо овец. Русь стала теперь оберегать Византию от нападения зверей».

Не оружием, не воинскими доблестями одержала Византия эту победу, а своим моральным воздействием на Русь и удовлетворением ее духовных потребностей.

Ближайшие ко времени Владимира русские писатели пытались разъяснить мотивы обращения его к христианству, но никаких положительных сведений не могли передать, и это тем более знаменательно, что некоторые известия относятся к первой половине XI в. Но соображения Илариона и монаха Иакова важны для нас хотя бы и потому, что на основании их мы можем утверждать, что обращение Владимира произошло без той почти обязательной в подобных случаях обстановки, какая наблюдается в сказаниях об обращении языческих князей. Мы тем настойчивей подчеркиваем эту мысль, что она отмечена самым близким к Владимиру писателем, который, намекая на эту обстановку, заявляет: «Без всех сих притече ко Христу, токмо от благого смысла и разумения». Акт крещения Владимира до такой степени был делом личной воли его, что он остался совершенно неясным ближайшим за ним поколениям: через сто лет уже не могли русские сказать, где он крестился – в Киеве, Василеве, Корсуни или, может быть, в Константинополе?

Поход на Корсунь имел место на третье лето по крещении. Напротив, все последующие памятники... решительно сообщают о крещении его от греков в Корсуни. Делаем отсюда вывод, что житие... где впервые была изложена легенда о крещении в Корсуни, написано позже перечисленных памятников XI в. (Иларион, Иаков и Нестор) и раньше того летописного свода, который включил в свой состав эту легенду, т. е. раньше начального свода.

«Мы знаем, – говорит тот же автор, – что Десятинная церковь⁵²² была отдана Владимиром попам корсунским; предполагаем, что корсуняне удержали церковь за собой в течение не одного поколения. И эти корсунские попы в конце XI в. должны были всецело примкнуть к поддержанному остальным греческим духовенством движению. Вкладом в это движение со стороны корсунского духовенства Десятинной церкви было сказание о крещении Владимира в Корсуни. Важно отметить, что старания греков находили энергичную поддержку в Печерском и других киевских монастырях».

Возвращаясь к исходному моменту нашего рассуждения, мы должны напомнить, что византийская традиция, так же как и русская, исходит из двух групп фактов, которые могли развиваться вполне самостоятельно и независимо. С одной стороны, византийская традиция выдвигает политический союз Византии с Русью и посылку вспомогательного отряда, который освобождает царя Василия от крайней опасности; с другой – и именно у позднейших писателей – брачный союз и крещение в тесной связи с корсунским походом. В русской традиции равным образом отмечена двоякая версия: крещение до корсунского похода в связи с испытаниями вер и крещение в Корсуни вместе с браком с царевной Анной. Было выражено много остроумных и глубоко продуманных соображений, чтобы комбинировать и поставить во внутреннюю связь эти две группы фактов: работа началась еще в конце XI в. и не закончена по настоящее время. К сожалению, все домыслы могут иметь характер лишь субъективного мнения, более или менее выражающего настроение писателя, и никакая догадка не в состоянии закрыть дебаты по вопросу о том, где и когда крестился Владимир, пока счастливая случайность не откроет какой-либо новый текст на греческом или арабском языке.

Итак, на 989 г. падают два события, имевшие немаловажное значение в истории византийско-русских отношений. С помощью вспомогательного русского отряда было потушено восстание Варды Фоки, и царевна Анна, сестра Василия и Константина, выдана замуж за великого князя Владимира, который встретил ее в завоеванной у греков Корсуни. При настоящем состоянии наших сведений, так как самая первоначальная византийская традиция, захваченная писателем Феодором Севастийским, должна считаться утраченной безвозвратно, в рассуждении о византийско-русских отношениях в конце X в. следует отправляться из полученных нами наблюдений и рассматривать отдельно, не стараясь искать во что бы то ни стало хронологической связи, и политический и брачный союз между русским великим князем и византийским императором. Что же касается крещения Владимира, то, всего вероятней, относить его, согласно основному русскому преданию, ко времени до похода на Корсунь.

Этот последний факт вместе с брачным союзом, несомненно, происходил летом 989 г., как утверждается это на основании хронологических указаний у Льва Диакона. В самое последнее время летописному известию о походе Владимира на Корсунь посвящено исследование⁵²³, имеющее целью выяснить «меру военного искусства Древней Руси во время Владимира и показать, насколько допустимы те понимания летописей, которые основаны на толковании событий самой осады города». Это, по современному положению вопроса, может быть, наиболее целесообразная задача. Между прочим, что касается времени похода и продолжительной шестимесячной осады города, выдвигаются весьма вероятные соображения, что осень и зиму 988 г. Владимир провел на юге и начал осаду весной 989 г., что обложение города происходило с суши, так как флот не мог быть значительным и едва ли мог предпринять что-либо решительное против окруженного высокими стенами и снабженного припасами города. Вообще же точность, полнота и ясность летописного рассказа об осаде «делает эту часть таким определенным историческим документом, к которому никак нельзя отнестись пренебрежительно и что бы то ни было из него исключить». Согласно русской традиции, сложившейся около корсунской легенды, вслед за взятием города в прямой последовательности происходили дальнейшие события: прибытие царевны Анны и крещение Владимира.

Становясь на точку зрения более древнего русского предания, выводимого из свидетельств митрополита Илариона, монаха Иакова и Нестора, мы должны допустить здесь смешение обряда обручения с крещением и принять, что в Корсуни могла креститься часть дружины и были приняты первоначальные меры к организации церковного устройства посредством привлечения в Киев греческого духовенства. Нет сомнения, что корсунское духовенство, во главе ли с митрополитом или без него, было приглашено Владимиром в Киев и приняло участие в крещении народа. Оно же главным образом влияло на образование так называемой корсунской легенды. Весь первоначальный церковный инвентарь, необходимый для богослужения, взят был именно из Корсуня:

«Поем же с собой и Анастаса... и иных многих взят и пресвитеры корсунские и диаконы и святые иконы, и честные кресты, и священные сосуды церковные, и прочую священную утварь, и святые книги, и все сие взял на благословение себе» (Степенн. книга).

Одним из первых дел в Киеве, после крещения народа, была постройка церкви в честь Богородицы (Десятинной): «помысли создати церковь Пресвятыя Богородицы и послав приведе мастеры от грек. И наченшу же здати и яко сконча зижа, украси ю иконами и поручи ю Настасу корсунянину и попы корсунскыя пристави служити в ней, вдав ту все, еже бе взял в Корсуни: иконы и сосуды и кресты».

Принятием христианства Русь становилась в ряды европейских государств и вместе с тем обнаружила желание занять твердое положение на Дунае и Черном море. Расширение политического кругозора, как следствие предыдущих сношений с империей, должно было привести русских князей к сознанию, что в старой вере отцов нельзя иметь влияния ни между болгарами, ни между греками. Принимая христианство, Владимир искал вместе с тем средств устроить свое княжество наподобие греческого и Болгарского царств, о которых имелись на Руси определенные сведения. К Константинополю привлекали Владимира как торговые и политические выгоды, так и религиозный авторитет греческой Церкви. Но отнюдь нельзя думать, что греки не имели значительных выгод от этого союза, который в арабской традиции выставляется как настоящий договор. Участие русского вспомогательного отряда в военных делах Византии отмечается много времени спустя после описанных событий и переходит в XI столетие. Так, русские принимали участие в роковой войне Василия II с болгарами и содействовали империи в покорении Болгарского царства; вместе с греками они нанесли поражение норманнам в 1016 г.; принимали участие в азиатских походах против мусульман. Во всех указанных походах действует не случайная партия варягов-наемников, но отдельный русский корпус, который пополнялся в своем составе новыми пришельцами из Киева и который пользовался на службе империи особыми привилегиями. В дальнейшем изложении мы будем встречаться с указанными фактами, которые наложили печать на взаимные отношения между империей и Россией.