Глава 7. Основания фемного устройства

При изложении военных событий второй половины VII в. в истории Византии все чаще и чаще входит в употребление термин фема, которым обозначается новое административное и военное устройство империи¹¹⁶. Т. к. фемное устройство составляет весьма оригинальную черту византинизма, которая не может быть объяснена ни заимствованием из греко-римской системы учреждений, ни из западноевропейского быта, то ясно, что эту особенность нельзя пропускать без внимания, а, напротив, необходимо рассмотреть ее по связи с другими переменами, постепенно происшедшими в империи. Фемное устройство, начавшееся быть применяемым на практике в VII в., делается господствующим при императорах иконоборцах и сопутствует империи как при полном развитии ее политического, духовного и материального могущества, так и при упадке ее.

Нет ничего удивительного, что давно уже и притом с разных сторон ученые пытаются выяснить особенности устройства фем и показать их важность в военной, административной и экономической истории¹¹⁷.

Усматривая в фемном устройстве один из существенных признаков совершившегося преобразования Восточноримской империи в Византийскую и считая фему подлинной чертой византинизма, мы находим уместным здесь, в конце первого подготовительного к собственной истории Византии тома, дать подлежащую оценку этому новому учреждению и попытаться выяснить обстоятельства его происхождения.

Ссылаясь на изложенное выше о происхождении фемного устройства, переходим к основаниям, на которых это устройство имело свою силу и жизненность.

Существенный признак фемного устройства заключается в том, что оно преследовало главнейше военные цели, вызвано исключительно военными потребностями и представляло для правительства наилучший способ использовать живые силы населения для государственных целей. Для единства и усиления власти в феме во главе ее стоял военный чин с званием стратига, которому подчинены были все учреждения и все классы населения фемы. Нет сомнения, что это устройство выросло постепенно, что нельзя указать творца этой системы, которой, однако, по суждению всех исследователей, суждено было спасти империю от неминуемой гибели и снабдить правительство средствами для борьбы с внешними врагами. В X в. император Константин Порфирородный¹¹⁸, собирая в государственном архиве материалы по занимающему нас вопросу, пришел к заключению, что начало системы устройства фем следует относить ко времени Ираклия, и что поводом к тому была настоятельная необходимость времени: «Ныне, когда Ромэйская империя утратила свои провинции на западе и востоке и урезана в своих частях со времени царя Ираклия, его преемники, находясь в затруднении по отношению к способам и средствам управления государством, раздробили его на небольшие части». Как мотивы, так и хронология в общем обозначены точно, новейшими исследованиями несколько подробней указан разве процесс реформы, который продолжается и при иконоборцах, и частью при македонской династии.

Если не говорить здесь об экзархатах равеннском и африканском, в устройстве которых находятся общие черты с фемной организацией, то в течение VII в. постепенно образовались фемы: Армениак, Анатолика, Опсикий, Кивиррэоты, Фракисийская, Фракия, Еллада, Сицилия. К крайнему сожалению, историк не может указать ни одного закона, ни одного акта, которым можно было бы выяснить цели любопытной и весьма важной реформы; напротив, все происходило, по-видимому, так естественно и спокойно, что введение в жизнь фемного устройства прошло совсем не отмеченным. Тем настоятельней потребность собрать хотя бы косвенные указания по занимающему нас вопросу.

Что касается собственно военного устройства фемы, то лучший и, можно сказать, единственный материал дает Константин Порфирородный, который, взяв за образец фемного устройства Анатолику, предоставляет по этому образцу судить о других. Вот в каком виде он представляет военно-административную организацию фемы. Во главе стоит стратиг Анатолика. За ним следуют чины, ему подчиненные: турмарх, мерарх, комит штаба (κόμης της κόρτης), хартуларий фемы, доместик фемы, друнгарий банд, комиты банд, кентарх спафариев, комит этерии, протоканкелларий, протомандатор. Всего 12 чинов вместе со стратигом. В последние годы привлечен был Гельцером новый материал к изучению фем, именно арабские известия географов Хордадбега и Кодамы, писавших в VIII в. о том же предмете. Сообщение их заключается в следующем: патрикий (т. е. стратиг) командует 10000 людей. Он имеет под начальством двух турмархов, у каждого из них под командой по 5000 человек. У турмарха находится в подчинении по 5 друнгариев, у каждого из коих в команде по 1000 человек. Каждый друнгарий имеет под своей командой по 5 комитов, имеющих под начальством по 200 человек. Каждый комит имеет в своей команде по 5 кентархов, из коих каждый начальствует отрядом в 40 человек. У каждого кентарха под командой четыре декарха, имеющие в начальстве по 10 человек¹¹⁹.

При первом же взгляде на эти два свидетельства можно заметить, что они не вполне совпадают между собою, не находясь, однако, в противоречии. У Константина находим перечень всех чинов, подведомственных стратигу. У арабского географа приведены лишь чины, имеющие под собой военную команду. Известие первого важно с точки зрения фемного управления вообще; свидетельство второго – с точки зрения состава отдельных частей фемы. В частности – и в этом самое существенное – Хордадбег дает сведения о взаимной соподчиненности разных чинов и о числе команды в заведовании каждого офицера. Таким образом, десятитысячный состав анатолийской фемы под главным командованием стратига представляется разделенным на следующие отдельные команды:

1) две турмы с двумя турмархами во главе по 5 тыс. в команде у каждого;

2) десять банд по пяти в каждой турме с таковым же числом друнгариев во главе, по 1 тыс. человек в команде у каждого;

3) пятьдесят дружин по пяти в каждой банде с комитами во главе, из коих у каждого по 200 человек команды;

4) двести пятьдесят кентархий по пяти в дружине с кентархами во главе, имеющими под командой по 40 человек;

5) наконец, тысяча декархий по четыре в каждой кентархий, с декархами или десятскими во главе, имеющими по 10 человек в команде.

Все это, конечно, в высшей степени интересные сведения, которыми раскрывается загадочный смысл термина фема и определяется в круглых цифрах состав византийского военного округа или дивизии. Из сопоставления известий Константина с данными Хордадбега ясно, однако, что последний не вводит в администрацию фемы некоторых чинов, которым первый дает далеко не второстепенные роли. Независимо от того, разность в перечнях у того и другого на шесть чинов, ибо у арабского географа пропущены мерарх, комит штаба, хартуларий, доместик, протоканкелларий и протомандатор.

Этот пропуск половины чинов в составе фемы заслуживает серьезного внимания с точки зрения доброкачественности сообщений арабского географа, т. к. едва ли можно объяснить подобный пропуск предположением, что он имел в виду только строевые чины фемы. В действительности, Хордадбег не упоминает офицеров, заведомо стоявших во главе военных частей и имевших команду; таковы мерарх и доместик. Если же это нельзя назвать иначе, как недостатком, то и вопрос об общей ценности вновь открытого источника значительно изменяется. Может быть, и его круглые цифры о числе команды в разных частях фемы также не заслуживают доверия. Переходим к рассмотрению чинов фемы.

Стратиг ( Στρατηγός). Все стратиги фем по византийской табели о рангах причислялись к первому классу чинов и носили титул патрикия или анфипата патрикия – звания, соединенного с высшими привилегиями и с титулом превосходительства. Уже в силу занимаемой должности стратига той или другой фемы такой офицер, хотя бы лично не имевший чина патрикия, в торжественных придворных церемониях, на царских приемах, а равно за царским столом занимал место, выше всех патрикиев придворного и гражданского ведомства по рангу фемы, в которой он был стратигом. Но т. к. пожалование чином патрикия, а равно и назначение в стратиги зависело от личного усмотрения царя, то неоднократно бывали случаи, что в должности стратига стоял и протоспафарий и даже спафарий¹²⁰. Что касается власти стратига в феме, то, по-видимому, ему принадлежало назначение всех подведомственных чинов, хотя, как увидим ниже, в феме были и такие чины, которые от него не зависели.

Турмарх, мерарх. Так назывались ближайшие за стратигом чины, начальники отдельных команд или турм, расположенных в определенной местности. Хотя до сих пор мы мало имеем географических названий для мест стоянки турм, но все же можно утверждать, что штаб турмы располагался в более населенных пунктах, часто в городах. Сколько было турм в каждой феме, это трудно сказать с уверенностью, но свидетельство арабского географа насчет числа двух турм едва ли можно принимать за достоверное. В феме Анатолика знаем турму из семи банд, имевшую расположение в τα Κόμματα¹²¹; в феме Фракисийской упоминается несколько турм, – во всяком случае, не менее трех¹²²; в феме Армениак упоминаются два турмарха, следовательно, две турмы¹²³; в феме Македонии знаем турму, расположенную в городе Визе¹²⁴. Что касается мерарха, то прежде всего нужно думать, что мерархия организована была точно так же, как турма. По крайней мере, та и другая составлялись из определенного числа банд или друнгов¹²⁵. Затем, по всей вероятности уже в X в., мерархия была термином устарелым, вытесненным термином турма¹²⁶.

По отношению к вопросу о числе военных людей, находящихся в команде турмарха, известие арабского географа дает круглую и определенную цифру – 5000 человек. Признаемся, нам представляется это весьма сомнительным результатом кабинетных операций с цифрами. Приняв в каждой турме по 5 банд и находя, что командиры банд назывались друнгариями, арабский географ мог совершенно спокойно прийти к выводу о 1000 человек в банде и 5000 в турме. На самом же деле против этого могут быть серьезные возражения. Прежде всего Константин Порфирородный, ссылаясь притом на источник, определяет численный состав турмы только в 900 человек¹²⁷.

Что касается банды как военной единицы, то показание Хордад-бега о численном ее составе в 1000 человек тоже не оправдывается византийскими известиями. Правда, банда есть подразделение турмы, но вывод арабского географа о составе банды зависит от двух посылок, которые подлежат сомнению: 1) он считает по две турмы на фему, хотя могло быть и три турмы в феме; 2) он считает по пяти банд в турме, и отсюда получается его круглая цифра 10000. Но неверность этого расчета сама собой бросается в глаза, если недостаточно обоснована первая посылка. На самом деле, едва ли не следует отказаться от точных числовых данных в приложении к фемам, тагмам и их подразделениям. Может быть, и существовала схема для численного состава каждой военной части, но на практике приходилось считаться с наличным составом команды, и таковая редко обозначается круглыми цифрами; напомним хотя бы контингенты, выставленные тагмами и фемами в критскую экспедицию¹²⁸. Но всего решительнее положение дела рисуется следующим рассуждением в одном специальном военном сочинении: следует организовать полки соответственно с наличностью имеющейся команды¹²⁹. Т. к. банда есть термин кавалерийский, то мы можем для освещения вопроса сослаться на одно место из другого военного сочинения, которым утверждается число тридцати банд в кавалерийской тагме¹³⁰. Не говоря о том, что банд в феме должно быть больше десяти, самый состав банд определяется византийскими источниками совершенно иначе – в каждой банде 50 всадников¹³¹.

Комит штаба ( Κόμης τήςκόρτης). По отношению к этому чину действительно мы не нашли ни одного места, которое указывало бы на подчинение ему команды военных людей. Напротив, все говорит, что главное назначение его было состоять при стратиге, исполняя в феме роль начальника штаба военного округа¹³². Во время военного похода на его обязанности лежит провиантская часть, наблюдение за исполнением сторожевой службы и дежурство при царской палатке¹³³. На этой должности служащие могли выдвигаться очень скоро. Царь Михаил Аморейский начал свою карьеру в этом звании¹³⁴. Но все же следует здесь заметить, что перевод термина κόμης словом «граф» далеко не соответствует существу дела. Только один комит – Опсикия, носивший чин патрикия, имел титул превосходительства и может претендовать на графский титул; все же другие κομήτες числились то в 3-м, то в 4-м классе и носили небольшие чины, поэтому византийский термин κόμης было бы лучше передавать словом «комит». В латинских актах comites также не смешиваются с графами, а обозначают отдельные звания¹³⁵.

Хартуларий ( Χαρτουλάριος του δέματος). Специальное назначение должности состояло в заведовании списками военных чинов в феме, так что хартулария можно бы отождествлять с начальником канцелярии фемы¹³⁶. Но можно предполагать, что вместе с тем хартуларий фемы имел под собой и военную команду¹³⁷.

Доместик фемы ( Δομέστικος του δέματος). О значении должности можем судить на основании места в «Тактике» Льва Мудрого, где доместику фемы усвояется служба состоять при особе стратига¹³⁸. По-видимому, это вполне соответствует нынешнему званию адъютанта.

Друнгарий банд, комиты ( Δρουγγάριος των βάνδων, κομήτες). Эти два чина, подобно современным батальонным и ротным командирам, составляют воплощение строевой силы фемы. Тот и другой командовали отрядами военных людей и стояли в непосредственном подчинении к турмарху: друнгарий выше чином и командой, комит следовал за ним. У Константина иногда оба чина сливаются в одно звание друнгарокомиты¹³⁹. Сколько было друнгов в каждой банде? По известию арабского географа, в каждой из 10 банд было по 5 друнг; следовательно, всего в каждой феме 50 комитов и 10 друнгариев; приведенное под чертой число 64 друнгарокомита, даваемое Константином Порфирородным, может служить подтверждением цифр Хордадбега. Каждая банда имела свое знамя с изображенным на нем числовым знаком¹⁴⁰.

Кентарх ( Κένταρχος). Этот офицерский чин имел в команде по расчету Хордадбега по 40 человек. Но т. к. его круглые цифры далеко выше действительности, то нужно думать, что и команда кентарха должна быть значительно сокращена. Есть даже некоторые основания предполагать, что декархия не обозначает самостоятельной команды, а только первого воина в шеренге¹⁴¹.

В самом конце лествицы чинов в феме стоят у Константина Порфирородного два чина, по всей вероятности, не принадлежащие к военному строю, это протоканкелларий и протомандатор. По поводу значения этих званий можно ограничиться несколькими замечаниями. Протоканкелларий есть фемный нотарий, на его обязанности лежала выдача и скрепа разных актов. По отношению к протомандатору лучшее место имеем в «Тактике» Льва Мудрого; это был курьер или рассыльный для передачи распоряжении стратига подчиненным ему чинам по феме¹⁴². Каждый турмарх обязан был иметь при стратиге своего курьера, который назывался мандатором, старший между ними или штабный носил имя протомандатора¹⁴³. В общем перечне византийских чинов протоканкеллариям и протомандаторам отводится место в самом конце 6-го класса.

Рассмотрение подведомственных стратегу чинов приводит к заключению, что под фемой в военном отношении разумеется в тесном смысле кавалерийская часть, состоящая из определенного числа военных людей, разделенных на эскадроны и взводы, под командой стратига и подчиненных ему эскадронных и взводных командиров. При каждой феме есть штаб, канцелярия и чины для личных поручений главнокомандующего¹⁴⁴.

Как можно видеть, у Константина Порфирородного, как и у арабских географов, дан лишь образец военной организации фемы или взаимной соподчиненности разных военных чинов в феме, как в самостоятельном учреждении. По этим сведениям мы можем иметь представление о феме, как военном термине – корпус, дивизия, – но совершенно лишены средств понять положение фемы – корпуса или дивизии – в той обстановке, в какой ей приходилось жить на предоставленной для ее расположения территории и среди населения городов и деревень, которое также входило в состав фемы, составляя неотъемлемую часть ее Дополним эти сведения некоторыми частными подробностями. Сравнивая между собою различные известия о распоряжениях Юстиниана в Армении, имевших целью реорганизацию военного управления в этой области¹⁴⁵, мы находим, во-первых, что к отбыванию воинской повинности в этой области было привлечено местное население; во-вторых, что военная власть в области вручена одному лицу – стратилату, который заменил прежних дук и комитов; в-третьих, в военные списки, т. е. в военный состав администрации области, занесены гражданские чиновники; в-четвертых, состав военных частей области увеличен переселением в Армению четырех полков из Анатолики. В этих мероприятиях следует усматривать начало организации в фему провинции Армении.

Укажем еще одну маленькую подробность в мероприятиях Юстиниана по отношению к взятым им в плен болгарам: пленных болгар послал царь в Армению и Лазику, где они были зачислены в «нумерные полки». Об организации обширной фемы Анатолики в конце VII в. сохранились следующие сведения: «Восток разделен на фемы, когда Римская империя начала подвергаться нападениям и завоеваниям арабов и постепенно сокращаться. До Юстиниана и Маврикия Анатолия была под одной военной властью, как видно на примере Велизария, который был единовластным на востоке. Когда же агаряне начали делать походы против ромэев и опустошать селения и города, цари принуждены были раздроблять одну власть на малые начальства» ¹⁴⁶.

Что касается значения фемы как административного округа с гражданским населением, живущим в городах и селениях, в этом отношении у писателей встречаем обильный материал, который считаем излишним здесь указывать. Гражданское управление фемы зависело не от стратига и не от подведомственных ему военных чинов. Во главе гражданского управления фемы, по-видимому, стоял протонотарий фемы. Он выступает на сцену тогда, когда фема-войско оказывается в соприкосновении с окружающей средой. На обязанности его лежала доставка продовольствия, поставка для войска почтовых и вьючных лошадей, вообще вся интендантская часть. Будучи таким важным и ответственным органом, протонотарий не подчинен, однако, ведомству стратига, а состоит в приказе хартулария сакеллы. Другие чины фемы – хартуларий, претор фемы или судья – ведали администрацией, судом и финансами¹⁴⁷.

Чтобы видеть, как ясно различаются в феме военный и гражданский элементы, достаточно сослаться на следующие места Феофана¹⁴⁸. Царь Никифор I (802–811), усмирив движение в анатолийской феме, провозгласившей царем патрикия и стратига фемы Вардана, всех фемных архонтов и ктиторов полонил, а всему войску отказал в выдаче жалованья¹⁴⁹. Приведенное место чрезвычайно ясно различает два элемента в феме: с одной стороны, архонты и ктиторы – элемент, имеющий в своих руках влияние на земельное владение, с другой – войско, военные люди. В числе девяти казней времени Никифора о первой Феофан говорит в таких выражениях: «Никифор, желая вконец разорить войско, сделал распоряжение, чтобы христиане изо всех фем переселены были в славянские земли, и чтобы имущество их было продано. И было дело горшее неприятельского пленения: одни в отчаянии богохульствовали и призывали врагов, другие оплакивали родительские могилы и завидовали умершим. Ибо не в состоянии были свое недвижимое имущество унести с собой и жалели о погибели состояния, приобретенного трудами предков»¹⁵⁰.

Следует припомнить при толковании приведенного места, что выше писатель рассказывал о сильном недовольстве Никифором среди войска, и что царь должен был употребить против военных людей энергичные меры. Теперь писатель излагает общую меру, направленную к тому, чтобы на будущее время искоренить среди фемного войска дух неповиновения с целью унизить или, еще лучше, разорить войско, ибо в дальнейшем особенно выставляется на вид потеря имущества. И что же? Эта радикальная мера заключается в том, что христианам из всех фем было приказано переселиться и распродать имущество. Едва ли здесь писатель имеет в виду исповедывающих христианскую веру в противоположность к нехристианам. Нужно думать, что «христиане» употреблено здесь в том же общем смысле, как у нас слово «крестьяне». Но тогда возникает вопрос: каким образом предпринятая против населения фем мера могла достигать той цели, ради которой объявлялись выселение и продажа имущества, словом, почему это могло унизить и разорить войско? Здесь мы находимся перед фактом тесной внутренней связи, скажем даже, зависимости фемы как военной организации от фемы – гражданского округа, дающего из себя контингент для образования военных частей. Разорением населения фем Никифор имел в виду достигнуть усмирения войска, набираемого среди этого населения¹⁵¹. Не может быть сомнения, что в словоупотреблении писателей никогда не забывалось, что фема обозначает собственно не военную организацию, не военный корпус, а гражданскую область, организованную таким образом, чтобы она могла нести военную службу со своего населения.

Из приведенных мест ясно, что фема, будучи военным округом с расположенным в нем корпусом военных людей, есть, вместе с тем, гражданская организация живущего на известной территории населения. Это последнее посредством системы земельного наделения постановлено было в такое положение, чтобы с наилучшим успехом быть в состоянии отбывать воинскую повинность. Нужно думать, что в этом и состояла заслуга византийского правительства, что оно поставило военную службу в зависимость от землевладения; равно как в этом же заключается причина устойчивости и живучести фемного устройства. Службой была обложена земля; обыватель служил в таком отделе войска, какому соответствовал находящийся в его владении земельный участок. Соответственно тому известная группа населения, подводимая под военно-податное состояние, наделяема была таким количеством земли, которое обеспечивало бы ее в ее необходимых потребностях и давало бы достаточный доход на содержание воина на действительной службе. В этом отношении фемное устройство сводится в своем происхождении к капитальному вопросу о формах землевладения в Византии.

Внешние обстоятельства, вызвавшие необходимость военных реформ и соединения гражданской и военной власти в одних руках, обозначены в сочинениях Константина Порфирородного. Он указывает, главным образом, на успехи арабского завоевания. Но пока на Востоке успехи арабов приобрели угрожающий характер, Запад в VI и VII вв. подвергался постоянной опасности от аварских и славянских набегов. Славяне потому в особенности обращали на себя внимание государственных деятелей Византии, что это был враг, настойчиво стремившийся заселять пограничные области империи, что в занятых областях он не оставался на долгое время, потому что новые волны народного движения увлекали его дальше, на новые места. В течение VI-VII вв. для империи предстоял к разрешению высокой государственной важности вопрос: как организовать громадное движение славян в пределы империи, как быть с теми славянами, которые по праву войны занимали целые области на Балканском полуострове, и с теми, которые поселялись на указанных им местах по взаимному соглашению и договору. Следует заметить, что в VII в. правительство, по-видимому, успешно разрешило вопрос о славянской иммиграции и притом в либеральном смысле. Так, сербам и хорватам предоставлены были для заселения Босния, Герцеговина, часть Далмации, Славония и Старая Сербия; так, со славянами Фракии и Македонии оказалось возможным вступить в некоторые соглашения и изменить состояние враждебности в состояние мирного сожительства. Нельзя сомневаться, что в течение VII в. Балканский полуостров был насыщен славянскими колонистами, которые привыкали к оседлости и мирным земледельческим занятиям бок о бок с прежними поселенцами: греками, албанцами, фракийцами, румынами и другими.

Выше мы с достаточной подробностью останавливались на славянском вопросе и видели, как славянские вожди задавались широкими и честолюбивыми притязаниями захватить Балканский полуостров, овладеть большими городами и добраться до Архипелага и Мраморного моря. Многократные осады Солуни, движение по морю на собственных судах и высадки на островах обнаружили в достаточной мере как военные и морские способности славян, так, в то же время, и сравнительную слабость их, в особенности их политическую неразвитость, вследствие которой им не суждено было соединить вообще довольно большие силы и организоваться под одной властью для нанесения Византии смертельного удара. Напротив, внешний блеск византийского образования, роскошь и богатства столицы, почести и отличия, какими император награждал наиболее видных и влиятельных из славянских князей, – все это пленяло ум лучших славянских деятелей VI-VII вв. и делало их послушными орудиями высшей политики Византийского государства.

Как можно догадываться на основании многочисленных указаний, империя в VI-VII вв. была слабо населена, в Азии и Европе лежало множество пустопорожних, незанятых мест, вследствие чего ослабела численность национального войска, и явилась потребность в наемных иноземных отрядах. Теперь выясняется, что правительство в обширных размерах организовало систему колонизации славянами свободных земель в Европе и в Азии, что для этого существовали особые приемы приглашения и записи охочих людей. Устроителями колоний выбирались известные между славянами родовые старшины или племенные князья, затронутые уже византийской культурой и образованием; правительство обыкновенно предоставляло устроителям колоний привилегию устраивать колонистов на отведенном месте и производить между ними суд и расправу по обычаям племени. Из жития св. Димитрия Солунского почерпаются точные сведения, что в Солуни существовала особая контора для записи охотников на переход в подданство империи, что по исполнении требуемых формальностей правительство присылало в Солунь морские суда для посадки и перевозки переселенцев в отведенные им для жительства места¹⁵².

Давно уже замечено, что в VIII и IX вв. империя характеризуется новыми бытовыми чертами, каких не заметно было раньше, и, между прочим, обращено внимание на то, что класс мелких землевладельцев получил сильное приращение, подобно тому, как это произошло на Западе после переселения народов. Не возвращаясь к бесспорному факту занятия славянами европейских областей империи, остановимся на известиях о трех больших поселениях славян в Малой Азии.

Система колонизации пустопорожних земель то своими же подданными, переводимыми казенным порядком с места на место, то инородцами, принимаемыми в подданство или вступавшими во временные обязательные отношения, практиковалась в империи с давних пор и притом в весьма широких размерах. По отношению к славянам известия о правительственных поселениях больших масс в Малую Азию в особенности привлекают к себе наше внимание по связи с устройством фем. У летописца Феофана под 664 г., следовательно, в царствование Константа, сообщается, что арабский вождь Абдеррахман вторгся в имперские области, перезимовал в них, опустошив страну на далекое пространство¹⁵³. Славяне же, говорится далее, вошедши с ним в договор, в числе 5 тыс. ушли с ним в Сирию и были поселены в области Апамеи, в селении Скевоковоле¹⁵⁴. Хотя мы лишены средств составить себе понятие о том, как оказалась в Малой Азии славянская колония, и в каком положении она была после своего перехода в Сирию, – словом, хотя никаких дальнейших известий о росте и судьбе этой колонии нет, но, конечно, она не могла погибнуть без следа, и ясно, что переход славян к арабам означает то, что условия, в какие она была поставлена в империи, не отвечали ни ее потребностям, ни желаниям.

Под 687 г. у того же писателя читается известие о другом большом поселении славян в Малой Азии¹⁵⁵. Именно, говоря о походе Юстиниана II Ринотмита в Македонию против славян и болгар, летописец сообщает, что некоторых из них он победил и понудил насильственными мерами, а других по соглашению побудил переселиться в Малую Азию. Переправив их на ту сторону у Абидоса, император дал им для поселения область Опсикий. О судьбах этой колонии имеются и дальнейшие известия. Через четыре года, именно после срока, который мог рассматриваться как льготный, правительство потребовало от колонистов обязательной военной службы и притом таким образом, что из них набран был отряд в 30 тыс воинов, названный опричным ополчением (Λαός περιούσιος). Этот отряд был подчинен одному из старейшин славянских по имени Невул.

Как можно догадываться, данная славянам организация несколько напоминает военное положение и земельное устроение наших казаков. Обязательная поставка тридцатитысячного отряда была, очевидно, условием поселения славян на свободных землях. Предполагается, что в колонии было вдвое, если не втрое большее количество крестьянских дворов, и численный состав всей колонии должен был заключать в себе никак не менее 250 тыс. душ. Частные указания, какими летописец снабдил известие об этой колонии, могут быть здесь особенно отмечены: Юстиниан отобрал из переселенцев и перевел на военное положение 30 тыс., дал им вооружение и поставил их под власть их собственного старшины. Все эти черты характеризуют устройство, даваемое славянским колонистам, и не может быть сомнения, что подобным образом устроенная колония должна была иметь заметное влияние в судьбах провинции Опсикия. Проследить ее судьбы в подробностях мы не можем, но находим несколько определенных указаний и, кроме того, косвенные намеки. Оказывается, что предводитель славянского отряда изменил императору во время войны с арабами и с 20 тыс. своих людей предался на сторону врага, и что будто бы Юстиниан приказал перебить всех оставшихся на месте славян. Что касается первого, то арабы в своих походах на имперские области пользовались услугами славян и, весьма вероятно, переманивали их к себе на службу; что же касается поголовного избиения всех колонистов, то это не только не согласуется с политикой Юстиниана по отношению к славянам, но и противоречит дальнейшим известиям о славянском элементе в Опсикий. Известно, что в 710–711 гг. Юстиниан для своего утверждения на престоле находил опору в болгарском славянском элементе и в войске Опсикия,

Наконец, третье большое поселение славян в Малой Азии последовало в 754 г. в царствование Константина Копронима. По словам летописца Феофана, это было добровольное переселение, происшедшее вследствие смут на Балканском полуострове. Славяне в громадном количестве переходят в подданство Византии, число их определяется в 208 тыс, место поселения указывается р. Артана. Положение этой реки определяется на современных картах в Вифинии, она впадает в Черное море. Таким образом, новая славянская колония выведена также в области Опсикий, как и вторая, потому что византийская фема этого имени находилась в Вифинии. Предполагая, что и эта колония была организована по системе наделения землей с обязательством отбывания военной повинности, мы можем определять численный состав выставляемого ею отряда в 20 тыс. Если славянские колонисты не были предоставлены на жертву случайности, если с них мог набираться для военной службы такой большой контингент, как 30 или 20 тыс., то, конечно, славяне не могли не играть значительной роли как в войнах, веденных империей на Востоке, так и во внутренних переворотах, в военных движениях и смутах. О том, что обязательные отношения военно-податной службы лежали на славянах, поселенных в Опсикий, и в позднейшее время, прекрасное доказательство имеется в известии о критском походе в 949 г., в который славяне Опсикия выставили 250 мужей¹⁵⁶.

Известия о трех больших колониях славян в Малой Азии, относящиеся к VII и VIII вв., дают нам возможность ознакомиться с основным условием устройства фем. Правда, в этих известиях недостает подробностей, поэтому нужно довольствоваться частью аналогиями, частью догадками. Аналогии дают те случаи, когда империя принимала к себе на службу военнопленных сарацин, поселяемых в фемы с условием принятия христианства. Таким поселенцам выдавалось денежное жалованье на обзаведение хозяйством и скотом для обработки участка земли, также определенное количество зерна на пропитание и на посев¹⁵⁷; кроме того, новые поселенцы освобождались на три года от взноса податей. Точно так же аналогии представляют те условия, на каких поселены были при императоре Феофиле в начале IX в. персы в числе 14 тыс. Они удержали национальную организацию, получили право управляться собственным вождем, который принял христианскую веру, и, наконец, переведены в военно-податное состояние.

Наиболее существенным признаком нужно признать, конечно, тот, что колонисты записывались в военные списки и подводились под военно-податное состояние. Что касается прочих привилегий, как выдача денежных сумм на хозяйство и обзаведение инвентарем или выдача хлебных запасов на прокормление и посев, – это были весьма обыкновенные условия, не возбуждавшие трудностей при исполнении и не затрагивавшие политического положения колонии. По отношению к государственно-правовому состоянию славянских колонистов имеется в настоящее время совершенно новый и оригинальный памятник, бросающий новый свет на этот вопрос. В коллекциях Русского археологического института в Константинополе есть печать славянской военной колонии в Вифинии, относящаяся к VII в. Она дает на одной стороне изображение императора с обозначением индикта, а на другой – надпись на греческом языке, свидетельствующую, что это печать славян из Вифинии, выставивших военный отряд¹⁵⁸. Нужно думать, что печать относится к 650 г. и представляет изображение императора Константа, ко времени которого, как мы видели выше, относится первое известие о славянах в Малой Азии. Этот единственный в своем роде памятник закрепляет как официальный акт все те данные, которые были указаны выше, о колонизации славянами Малой Азии. Но основное значение этого памятника заключается в том, что им подтверждается политическая организация славянских колоний. Они были организованы с целью отбывания военной службы, и их положение характеризуется именно военно-податным качеством их. Отличие славянской колонии состояло в том, что она не только участвовала в несении военной службы, но обязана была выставлять определенный контингент, определенное число военных людей на службу империи. Это число на печати не обозначено, но печать свидетельствует, что повинность исполнена, контингент поставлен. На обратной стороне печати читается титул старшины, стоявшего во главе колонии; он носил почетное служебное звание, каким награждались состоящие на службе империи лица IV класса (από υπάτων). Хотя можно пожалеть, что имя славянского старшины стерлось, но не в этом сущность вопроса. Ясно, что славянская колония была одарена некоторыми привилегиями, что она прежде всего управлялась своей властью, а не византийским чиновником, что в административном и судебном отношениях она зависела от договорного начала с византийским правительством и не становилась в бесконтрольное подчинение административному произволу местной византийской власти.

Переходим теперь к выяснению вопроса об организации славянских колоний, или, что то же, об организации фемы. Каким образом правительство обеспечивало себе исправное отбывание славянами военно-податной повинности? По отношению к организации военно-податных участков ограничимся пока общими указаниями. Организация военной службы¹⁵⁹ на системе пожалования небольших земельных наделов или поместий не есть явление совершенно новое. Отвод казенных земель для добровольных и подневольных поселенцев, а также объявление военно-податными уже земель населенных – это была весьма обычная практика в Византии, применявшаяся одинаково в западных и восточных провинциях. В первом случае на заранее отведенные земли приглашались охотники или военнопленные, во втором – крестьянское население облагалось военной повинностью, натуральной и денежною. В том и другом случае обязанность военной службы переходила по наследству от отца к сыну, который поэтому становился и наследником военного участка.

Рассмотрим одно место [из] Константина Порфирородного, которое не только ставит в тесную связь такие на первый взгляд отдаленные учреждения, как военное устройство и землевладение, но и вводит в самую сущность подлежащего изучению вопроса. «Следует знать, что кавалерист нижнего чина должен иметь недвижимое имущество, т. е. земельный надел, в пять литр или, по крайней мере, в четыре литры, что царский матрос должен иметь недвижимое имущество, или земельный надел, в три литры. Должно знать, что существовало правило, по которому призывным ратникам в случае объявления набора не позволялось, если они зажиточны, давать складчиков, но чтобы они несли службу сами за себя; если же они небогаты, то им даются складчики, дабы при помощи их могли нести свою службу. Если же они вполне обеднели и даже при содействии складчиков не в состоянии отбывать военной службы, то лишаются военного звания. Земельные же участки таковых воинов неотчуждаемы и переходят в казенное ведомство на тот случай, что, если бы кто из лишенных военного состояния снова поправился, то мог бы получить свой участок и снова быть зачисленным в свой отряд»¹⁶⁰.

Приведенное место прекрасно дополняется и иллюстрируется законодательными памятниками X в., касающимися организации военно-податной земли¹⁶¹. Военные участки, будучи организованы по аналогии с крестьянскими земельными наделами, имеют известное отношение к гражданским земледельческим и податным группам, иначе говоря, не порывают связи с организацией сельской общины. Это усматривается из целого ряда мер, которыми цари македонской династии старались предупредить поглощение военных участков системой крупного землевладения.

Новеллы, во-первых, обеспечивают условия перехода военных участков из рук в руки. Преимущественное право на владение военным участком в случае освобождения его обеспечивается за следующими группами: 1) за ближайшими родственниками бывшего владельца; 2) за родственниками в дальних степенях; 3) за теми из односельчан или соседей, которые подведены под один разряд по отбыванию воинской повинности, т. е. за складчиками и сокопейщиками; 4) за членами группы военно-податных, причисленных к одной податной общине; наконец, 5) если бы не оказалось в предыдущих группах желающего принять воинский участок, то право на него переходит на крестьянскую волость, иначе говоря, военная организация растворяется, в конце концов, в крестьянской.

Во-вторых, новеллами устанавливаются частные правила о военных участках, на основании которых можно составить некоторое понятие об организации их. И прежде всего весьма важны указания на экономическую квалификацию военных участков. Ценность участка, с которого идет военная служба на коне, определяется в 4 литры; для морской службы недвижимая собственность оценивается в 4 или в 2 литры по месту службы моряка. Определяя ценность золотой литры суммой от 300 до 400 руб., мы можем до некоторой степени подойти к решению вопроса о реальной величине земельного участка, оцениваемого в 1, 2 и т. д. литр¹⁶².

Литра золотая состояла из 72 номисм, или по обыкновенному в Византии словоупотреблению перперов; каждый перпер стоил от 4 до 5 руб. на наши деньги. Следовательно, конный участок в четыре литры представляет меновую ценность в 288 перперов, или от 1152 до 1440 руб. Далее, принимая в соображение некоторые указания на доходность земли при отдаче ее в аренду, можно заключать, что обыкновенный крестьянский участок в 60 модиев, т. е. около 15 десятин, давал аренды 5 перперов; цена же подобного участка в продаже определяется приблизительно 60 перперами (модий несколько меньше 1 перпера). Таким образом, реальная величина конного участка должна быть около 280 модиев, или приблизительно 70 десятин под культурой. Сумма дохода с подобного участка может быть рассчитана или по аналогии с обычной арендой (один перпер на 12 модиев или 3 десятины), или соответственно с обычной податью на пахотную землю, в том и другом случае доход с конного участка определяется в 24–25 перперов. Такова, по-видимому, средняя сумма, потребная на исполнение военной службы в кавалерии.

Частные постановления в новеллах по отношению к военным участкам заключаются в следующем:

1. Стратиотам воспрещается продавать имущество, с которого они несут военную службу. Военный участок обязательно переходит от отца к сыну с одинаковым обязательством военной службы. В случае дележа участка между несколькими сонаследниками они обязаны вскладчину нести с него службу.

2. Частная собственность стратиота, внесенная в военные писцовые книги, разделяет судьбу военно-податного надела, т. е. не подлежит отчуждению.

3. От покупки военных участков и права наследования в них устраняются знатные или чиновные лица, митрополит, епископ, монастырь, богоугодные учреждения и т. д.

4. Признается, однако, право сорокалетней давности. Военный участок теряет свой военно-податной характер, если кто докажет, что владел им 40 лет по частному праву. В таком виде организованы были военно-податные участки в фемах, и эта организация поддерживалась обычаем и законом до конца XI в. Для изучающего вопрос о военном устройстве в Византии особенное значение должно иметь то наблюдение, что правительство одинаковыми мерами защищает крестьянское и военное землевладение, в том и другом случае на страже целости и неотчуждаемости участков ставя само сельское население и его хозяйственные интересы. Не менее важным моментом оказывается и тот, что военное дело поставлено было в тесную зависимость от владения землей, и что средства к защите государства черпались из экономической организации крестьянского хозяйства. Путем продолжительных опытов и смены различных систем византийское правительство пришло к разрешению одного из капитальных вопросов государственной жизни. Что та система, которая нашла себе применение в фемном устройстве, была наилучшая для своего времени, это доказывается как живучестью ее, так и военным могуществом Византии и успехами в борьбе с арабами и болгарами в VII, VIII и IX вв.

Перейти от системы найма иностранных отрядов к национальному войску не удалось византийскому правительству ни в V, ни в VI в. господствующей в отмеченный период системой были федераты. Последний случай найма в военную службу большого чужеземного отряда относится к царствованию Тиверия II (578–582). Этот отряд в 15000 человек¹⁶³ поставлен был под начальство Маврикия, комита федератов, впоследствии провозглашенного царем. Но уже к тому времени признаки новых взглядов обнаруживаются в единичных попытках реформировать военное дело у Юстиниана I. По крайней мере, к подобному заключению приводит рассмотрение мероприятий его по организации Армении, в которых есть два пункта, несомненно подготовлявшие фемную организацию: привлечение к военной службе туземцев и устранение существовавшего доселе строя¹⁶⁴. Введение фемного устройства зависело от обстоятельств; как мы видели выше, для этого нужны были свободные. земли и рабочие руки. Земель несомненно было много, но население весьма редко. Система колонизации пустопорожних земель была, по-видимому, одним из главных ресурсов при проведении фемного устройства. Армяне и славяне значительно усилили население восточных провинций и способствовали утверждению новой организации военного дела.

Раскрыть историю фемного устройства в Византии – значит выяснить меры правительства по отношению к землевладению и к устройству крестьянского населения. И в дальнейших стадиях своего развития судьба этого устройства зависела от финансовых и экономических воззрений византийского правительства.

Первое официальное упоминание о фемах имеется от 687 г. в письме Юстиниана II к папе Иоанну¹⁶⁵, причем как старшие по происхождению фемы названы: Опсикий, Анатолика, Фракисийская, Армениак (ранее 665 г.), Кивиррэот. С течением времени количество фем возрастает, причем старые фемы, в особенности Опсикий и Анатолика, раздробляются на меньшие подразделения и возникают новые. В пору полного развития фемного устройства в Азии было 14, в Европе – 12 фем. Чтобы выяснить первоначальный смысл фемы и мотивы происхождения фемного устройства, необходимо держаться тех известий, которые касаются первых фем и не относятся к фемам позднейшего образования при императорах-иконоборцах и далее. Замечено прежде всего исследователями, что первые фемы имеют не географические наименования, каковы фемы образования позднейших периодов; не говорится о феме Армения, Анатолия, Кивира и проч., но Армениак, Анатолика, Кивиррэот, Опсикий и проч., т. е. основной мотив названия не в географической номенклатуре, а в характере населения¹⁶⁶. Точно так же на основании официальных актов конца VII в., именно подписей на актах шестого и пято-шестого собора, утверждается, что вначале фема была исключительно военной организацией, и что при первоначальном введении этой организации гражданское управление провинций оставалось неизменным, лишь со времени Льва Исавра происходит крутой поворот в сторону усиления власти стратига фемы на счет гражданской администрации провинций.

Различая в феме два элемента: военный, как место расположения дивизии или корпуса, и гражданский, как административный округ, в который входят жители городов и деревень, управляемые своими гражданскими чинами, мы не должны, однако, терять из виду, что оба эти элемента уже в VIII в. сливаются, т. е. что фема-гражданский округ поглощает фему-дивизию, что вторая растворяется в первой. Таким образом, если в период своего полного развития фемное устройство является характерным выражением административного, земельного и финансового устройства Византийского государства, то мы неизбежно возвратимся к нему еще не раз, в особенности когда будем говорить о внутреннем устройстве империи.

Приведенные выше факты и сделанные из них выводы позволяют приходить к заключению, что не усиление власти начальствующих военными отрядами в провинциях составляет цель и содержание фемного устройства. С одной стороны, система фем спасла империю от неминуемой гибели и дала ей возможность выдержать сильный натиск со стороны внешних врагов; с другой – в смысле эволюции военных учреждений она заменяет систему наемных отрядов и национализирует имперское войско.