Доклад по вопросу об установлении возможной связи между земскою начальною школою и школою церковно-приходскою, а также по вопросу о содействии со стороны Земства устройству школ грамоты

Церковно-приходские школы существуют, как известно, издавна. He касаясъ времен более отдаленных, достаточно указать на то, что и Положение 14 июля 1864 года и заменившее его Положение 25-го мая 1874 года, перечисляя различные категории начальных училищ, называют, между прочим, и «церковно-приходские училища, открываемые православным духовенством в городах, посадах и селах, с пособием и без пособия казны, местных обществ и частных лиц»; при этом, в обоих упомянутых Положениях поясняется, что это – училища духовного ведомства. Hе менее известно, однако и то, что только 10 лет тому назад после издания Высочайше утвержденных 13 июня 1884 года Правил, церковно-приходская школа резко обособилась от всех прочих видов начальных училищ. Прежде, пo Положениям 1864 и 1874 годов, церковно-приходские школы, наравне со всеми другими начальными народными училищами, были подведомственны Училищным Советам и Инспекции Министерства Народного Просвещения, на них распространялось действие одного и того же Положения, словом, он входили в общую организацию начальной школы. Теперь положение их совершенно изменилось: они выделены из среды всех прочих училищ, имеют свое особое управление, свою программу, самостоятельную организацию и противопоставляются прочим начальным народным училищам, как совершенно особый тип начальной школы. Школа, созданная законом 1884 года, выставляется, обыкновенно, как школа церковная, тогда как остальным начальным школам, среди которых преобладающее значение имеют, конечно, земские, приписывается, обыкновенно, светский характер. Такое противопоставление школы земской школе церковно-приходской, как школы светской школе церковной, получило у нас полное право гражданства и может, кажется, считаться общепринятым; в полемике, по поводу церковно-приходских школ, спор, по большей части, идет о преимуществах того и другого типа школы; самый же факт резкого различия и решительной противоположности между этими двумя категориями школ редко подвергается сомнению. Однако, если ближе присмотреться к делу, то достоверность этого факта окажется весьма сомнительной.

Церковный характер школ, созданных законом 1884 года, усматривается, обыкновенно, с одной стороны, в духе и направлении преподавания, с другой – в тесной органической связи этих школ с приходом, как основною единицею церковной организации. Посмотрим, в какой мере церковно-приходские школы отличаются от школ земских в указанных двух отношениях.

Чтобы составить себе понятие об основном характере и направлении тех и других школ, посмотрим прежде всего, – какие задачи той и другой школе ставятся самим законом, затем постараемся выяснить, есть ли какое-либо различие между теми и другими школами в программах и учебниках, и, наконец, сравним состав преподавателей в обеих категориях школ. Таким путем выяснятся все основные черты, которыми определяется внутренний строй и характер той и другой школы, и получится, во всяком случае более твердый и надежный материал для суждения о духе и направлении преподавания в них, нежели чрез сопоставление отрывочных наблюдений над ходом дела в той или другой отдельной школе, наблюдений, носящих случайный и личный характер.

Основной характер и существенная задача церковно-приходских школ определяются в законе следующим образом: «Школы сии имеют целью утверждать в народе учение православной веры и нравственности христианской и сообщать первоначальные полезные знания» (Правила 13-го июня 1884 года, І-й). По существу дела совершенно так же определяется цель начальных народных училищ Положением 24 мая 1874 года, на основании коего действуют школы, учреждаемые земством: «Начальные народные училища имеют целью утверждать в народе религиозные и нравственные понятия и распространять первоначальные полезные знания». Правда, в первом из приведенных узаконений говорится о «православном учении веры и нравственности христианской», а во втором вообще о «религиозных и нравственных понятиях»; но такое редакционное различие едва ли может сколько-нибудь изменить существо дела. Нельзя же в самом деле упускать из виду, что преподавание Закона Божия во всех начальных школах ведется по преимуществу духовными лицами. Светские лица к преподаванию этого предмета допускаются, как известно, лишь с особого разрешения епархиального начальства; мало того, «высшее наблюдение за преподаванием Закона Божия и религиозно-нравственным направлением обучения» в земских школах как и вообще во всех училищах, действующих по Положению 1774 года, предоставлено законом «местному епархиальному Архиерею, который или сам обозревает оные (училища) или поручает это особо назначенным им для сего духовным лицам» (Положение 25 мая 1874 года, статья 17-я). Если закон возлагает преподавание Закона Божия только на православное приходское духовенство и на лиц, допускаемых православным епархиальным начальством, если с другой стороны местной духовной власти православной церкви предоставлен не только надзор за преподаванием Закона Божия, как учебного предмета, но и вообще наблюдение за направлением обучения в школах, то не ясно ли, что тот же закон под религиозными и нравственными понятиями, утверждать которые должны начальные училища, разумел не какую-либо отвлеченную мораль или, так сказать, «естественную» религию, a то самое положительное религиозное учение, которое должны утверждать в народе и школы церковно-приходские. На служителей и иерархов православной церкви не могла же быть возложена забота о распространении и утверждении в народе какого-либо иного учения помимо церковного, православного учения веры и нравственности христианской. Отсюда очевидно, что указанное редакционное различие между статьей І-ю закона 25 мая 1874 года и § І-м Правил о церковно-приходских школах происходит вовсе не от различного взгляда того и другого закона на цель и характер школьного обучения. Различие это объясняется просто тем, что школы церковно-приходские по самому существу дела должны служить исключительно для удовлетворения духовных нужд православного населения¹, тогда как Положение 25 мая 1874 года имеет в виду: все начальные училища в том числе и те, в которых по местным условиям часть учащихся или даже большинство их принадлежат к иноверцам².

Итак, пo цели, к которой должна быть направлена учебно-воспитательная деятельность школы, нет никакого различия между церковно-приходскою школою и земскими школами, учреждаемыми на основании Положения 1874 года. Точно так же нет между ними существенного различия и в тех средствах, коими они надеются достигнуть этой цели. Но прежде чем сравнивать означенные категории школ в этом отношении, – необходимо предпослать одну оговорку. Земские школы принадлежат к категории так называемых одноклассных школ; о двухклассных школах Положение 1874 года совсем не упоминает. Точно также не предрешен в означенном Положении и вопрос о продолжительности учебного курса начальных школ; но на практике в земских школах везде установился трехгодичный курс. Между тем церковно-приходские школы самим законом (§ 5 правил 1884 г.) распределены на два разряда: одноклассные с двухлетним – и двухклассные с четырехлетним курсом. Таким образом, земские школы занимают как бы среднее положение между тою и другою категорией церковно-приходских школ; тем не менее сравнивать их следует, конечно, с одноклассными, а не с двухклассными школами. Такой взгляд находит себе оправдание как в законе (Правила о церковно-приходских школах § 5, примечание), так и в практике самих церковно-приходских школ, которые, как будет показано ниже, постепенно приближаются в своем устройстве к типу одноклассной земской школы с 3-мя отделениями.

Чему же обучают детей в земских школах и в соответствующих им одноклассных церковно-приходских школах? В одноклассной церковно-приходской школе по закону должны преподаваться следующие предметы: 1) «Закон Божий и именно: а) изучение молитв; б) Священная история и объяснение богослужения; в) краткий Катихизис; 2) церковное пение; 3) чтение церковной и гражданской печати и письмо; 4) начальные арифметические сведения». (Правила 13-го июня 1884 года § 5). В земских школах, согласно Положению 1874 года, предметами учебного курса служат: «а) Закон Божий (краткий Катихизис и Священная история); б) чтение по книгам гражданской и церковной печати; в) письмо; г) первые четыре действия арифметики и д) церковное пение там, где преподавание его будет возможно». (Положение 1874 года, статья 3-я).

В чем же разница между этими двумя перечнями учебных предметов? Можно, пожалуй, указать на то, что Положение 1874 года в курс Закона Божия включает лишь краткий Катихизис и Священную историю; тогда как Правила 1884 года сверх того включают в этот курс объяснение молитв и изучение богослужения. Но ведь известно, что в земских школах, как и во всех других начальных училищах, учрежденных на основании Положения 1874 года, курс Закона Божия не ограничивается Священной историей и кратким Катихизисом; везде этот курс начинается с изучения молитв и завершается объяснением богослужения. Такой объем этого учебного предмета установился не вследствие случайных практических условий, а в силу указания самого учебного ведомства. Преподавание Закона Божия в земских и во всех других училищах, учреждаемых на основании Положения 1874 года, ведется, как известно, согласно программе, одобренной Святейшим Синодом в 1881 году. Программа эта тогда же, по распоряжению Министерства народного просвещения (циркуляр Министерства народного просвещения от 23-го марта 1881 года, № 4007) была сделана обязательной для всех начальных школ, а впоследствии она вошла в состав программ, по которым производится испытание на льготу по воинской повинности. Таким образом, эта программа является авторитетным разъяснением ст. 3-ей Положения 1874 года, и так как она включает в курс Закона Божия все те же отделы, как и программа церковно-приходских школ, то нет никакого основания думать, что Правила 13 июня 1884 года имели в виду расширить курс Закона Божия в начальных школах сравнительно с тем, что было установлено в 1874 году.

Далее можно, пожалуй, остановиться на том обстоятельстве что в курс церковно-приходских школ введено наравне с другими предметами, – следовательно, как предмет обязательный, – и церковное пение, тогда как по закону 1874 года церковное пение вводится в учебный курс там, «где преподавание его будет возможно». Но опять-таки и тут по существу дела между обоими законами нет никакой разницы. Известно, что и в церковно-приходских школах пение преподается далеко не повсеместно, и именно потому, что не везде удается найти способного и достаточно подготовленного к этому делу учителя. Так, в Московской губернии всех церковно-приходских школ в 1892–93 году состояло 247, а правильно организованные певческие хоры были заведены, как видно из отчета Кирилло-Мефодьевского Братства (стр. 47–49), лишь в 63-х школах, если не считать школ при певческих хорах в г. Москве и образцовой Семинарской; относительно прочих школ в отчете замечено, что там «ученики все-таки приучаются петь хотя некоторые более употребительные молитвы и церковные песнопения». Но, во-первых, это заме- чание справедливо далеко не относительно всех школ; из сведений о состоянии отдельных школ, которые помещены в списке школ, приложенном к тому же отчету, видно, что в 12 школах пение совсем не преподавалось. Во-вторых, – что всего важнее, – самая неопределенность приведенного отзыва о положении пения в большинстве школ («ученики все-таки приучаются петь хотя некоторые молитвы») свидетельствует о том, что дело это в большинстве церковноприходских школ Московской губернии совершенно не организовано и предоставлено на волю самих преподавателей. Совершенно в таком же положении находится это дело и в земских школах, как видно из отчета членов от земства Московского Губернского Училищного Совета за 1892–93 год. При меньшинстве школ организованы певческие хоры, во многих школах, где нет хоров, ученики все-таки приучаются петь хотя не-которые более употребительные молитвы и песнопения, и наконец, есть известный процент школ, где пение совсем не преподается. И там и здесь дело это останавливается вследствие недостатка ъ учителях, подготовленных к преподаванию пения³; и там и здесь прибегают к одному и тому же средству для подготовки преподавателей, – устраиваются летние курсы пения для учащих (Отчет Кирилло-Мефод. Братства за 1892–93 учебный год, стр. 49). Из всего этого ясно, что в постановке преподавания пения нет существенного различия между церковно-приходскою и земскою школою.

Итак, предметы учебного курса одни и те же, как в церковноприходской, так и земской школ.

Объем и характер преподавания этих предметов в церковноприходских школах определен особою программою, утвержденною Святейшим Синодом. «При сем, т. е. при составлении этой программы, наблюдается, – читаем в законе, – чтоб в одноклассных школах состав учебных предметов был не менее определенного в Положении о начальных народных училищах 25 мая 1874 года» (Правила церковно-приходских школ § 5 примечание). Уже из этой ссылки на Положение 1874 года видно, что закон не предполагал никакого коренного различия в объеме и характере преподавания между обоими типами начальных школ. Но обратимся к самим программам. Для церковно-приходских программа утверждена Святейшим Синодом в 1886 году; что же касается школ земских и всех других, учреждаемых на основании Положения 1874 года, то для них составлена и утверждена программа только по Закону Божию, о которой выше была речь; по остальным же предметам имеются в сущности не программы, а лишь самые краткие указания относительно размера требований, которые должны предъявляться при производстве испытаний на льготу по 4-му пункту 56 статьи устава о воинской повинности. Но в сущности этого совершенно достаточно для сравнения, ибо, во-первых, весьма существенные дополнительные данные можно извлечь из местных программ, составленных некоторыми Училищными Советами в развитие общих указаний Министерства, и во-вторых – главное, что нужно сравнить в данном случае, это программы Закона Божия: если справедливо мнение, что школы, созданные Правилами 13 июня 1884 года, отличаются от всех прочих по преимуществу церковным своим характером, то это должно отразиться прежде всего и главным образом на постановке преподавания Закона Божия.

Программа по Закону Божию, утвержденная Святейшим Синодом для одноклассных церковно-приходских школ, на первый взгляд представляется несравненно обширнее и пространнее той, которая одобрена Святейшим же Синодом в 1881 году для школ, учреждаемых по Положению 1874 года. Это заметно особенно на курсе Священной истории Ветхого Завета; мы встречаем здесь целый ряд священноисторических рассказов, которые не упомянуты в Синодальной программе 1881 года, а остальные должны проходиться, по-видимому, гораздо подробнее, чем по программ 1881 года; то же только в не- сколько меньших размерах, можно заметить и в программе по Новозаветной истории.

Однако, если в сколько пристальнее вглядеться в эти программы и обстоятельнее сличить их между собою, то окажется, что различие между ними далеко не столь существенно, и что во всяком случае программа церковно-приходских школ вовсе не на столько пространнее программы 1881 года, как может показатъся при беглом знакомств с нею. Прежде всего нельзя не заметить, что некоторые отличия программы церковно-приходских школ от Синодальной программы 1881 года сводятся в сущности к различию в изложении, нисколько не касаясь существа дела. Так в первой из этих программ под 10 пунктом читаем: «Рождение пророка Моисея и призвание его к освобождению Евреев от власти Египтян», а в соответствующем 7-м пункте Синодальной программы 1881 года поставлен только краткий заголовок – «Моисей»; не тождественны ли в этом случае требования обоих программ, хотя они и изложены различно – в одной кратко, в другой пространно? Это замечание относится также к пунктам 2, 12, 15, 16 и 17-м программы церковно- приходских школ, которым соответствуют пункты: 8, 9 и 10 программы 1881 года. И нельзя сказать, что более пространное изложение программы церковно-приходских школ тем самым несомненно свидетельствует о том, что она предъявляет более обширны требования; напротив, при более обстоятельном изложении требования программы становятся более определенными и тем самым несколько съуживаются. Например, в историю царей Давида и Соломона программа церковно-приходских школ не вносит ничего такого, чтобы не проходилось в любой земской школе; но она указывает по возможности в точности все те факты, относящихся к истории этих царей, знание коих обязательно для учеников, напр. относительно Давида – его помазание, победа его над Голиафом, воцарение его, завоевание Иерусалима и перенесение в него Ковчега Завета. Программа же 1881 года ограничивается в данном случае одним кратким заголовком «Цари Давид и Соломон» и тем самым расширяет требования до размеров совершенно неопределенных. Далее хотя некоторые священноисторические рассказы и не упомянуты прямо в программе 1881 года, тем не менее знание их, очевидно, требуется и этой программою, ибо без этого было бы невозможно сообщать ученикам другие рассказы, находящиеся в непосредственной связи с теми, которые как будто пропущены. Так, например, требуя знания истории Маккавеев программа 1881 года тем самым предполагает, что ученикам предварительно будет сообщено о возвращении Иудеев из плена Вавилонского (программа церковно-приходских школ пункт 21), хотя такого особого заголовка в программе и нет. Точно также нельзя рассказывать о событиях последних дней жизни Спасителя, не упоминая о предательстве Иуды, а между тем об этом событии в программе 1881 года отдельно не упомянуто. Если таким образом откинуть все отделы программы церковно-приходских школ, которые представляют лишь редакционное отличие от программы 1881 года, то окажется, что действительных дополнений в курсе церковно-приходских школ по закону Божию сравнительно немного⁴. Но это не все: продолжая сличение далее, нельзя не заметить, что в программе церковно-приходских школ есть существенные пробелы сравнительно с Синодальною программою 1881 года⁵. При том почти все эти пробелы относятся к Новозаветной истории, тогда как большая часть дополнений, внесенных в программу церковно-приходских школ, относится к священной истории Ветхого Завета.

Таким образом, едва ли можно утверждать, что в церковно-приходских школах курс Священной истории проходится в значительно большем объеме, чем, в школах земских. Разница между программами, здесь и там дей- ствующими, заключается не столько в размерах требований, сколько в выборе учебного материала, а это различие объясняется, очевидно, тем, что курс одноклассной церковно-приходской школы является лишь частью курса двухклассной школы того же ведомства, тогда как курс земской школы должен представлять из себя нечто законченное.

Этот вывод подтверждается при рассмотрении других отделов той же программы. Так, в обеих программах требуется изучение наиболее употребительных молитв и число молитв приблизительно одно и то же в обеих программах. (По программе 1881 года требуется 20 молитв, по программе церковно-приходской школы – 17). Но в выборе молитв есть некоторое различие между программами. Программа церковно-приходской школы перечисляет некоторые такие молитвы, о которых не упомянуто в синодальной программе 1881 года, напр.: «Боже, милостив буди мне греш- ному»; «Буди имя Господне благословенно»; но, с другой стороны, н которые из молитв, перечисленных в программе 1881 года, не требуются в церковно-приходских школах, напр. «Очи всех на Тя, Господи, уповают»; «Благодарим Тя, Христе Боже наш» и др⁶.

Наконец, что касается катехизических сведений, то объем их в синодальной программе 1881 года совсем не определен, сказано только, что к курсу 3-го года начальной школы относится объяснение Символа Веры и 10 заповедей. В программе же церковно-приходских школ объем катехизических сведений определяется указанием на «Начатки Христианского православного учения. Едва ли может быть сомнение в том, что обе программы имеют в виду совершенно одни и те же требования; ибо, во-первых, катехизический отдел «Начатков» состоит не из чего иного, как из объяснения Символа Веры, 10 заповедей и молитвы Господней⁷, и, во-вторых, катехизические сведения сообщаются тут в самом кратком, минимальном размере.

Итак, Закон Божий в церковно-приходских школах проходится приблизительно в том же объеме, как и в земских. Что касается духа и направления преподавания, то они указаны в объяснителъных записках к той и другой программе. Каковы бы ни были особенности и отличительные черты каждой из этих объяснительных записок, не может подлежать сомнению, что они стремятся к одной и той же цели и что смысл их указаний в общем один и тот же: обе они исходят от Святейшего Синода, который не мог, очевидно, 1881 году высказатъся по вопросу о преподавании Закона Божия в начальных школах иначе, чем 3 года спустя.

Другой предмет, постановка которого в церковно-приходских школах должна бы быть по-видимому совершенно иная, чем в земских, это церковно-славянская грамота. За последние годы немало говорилось и писалось у нас о том значении, которое должен иметь этот предмет в нашей начальной школе; при этом указывалось обыкновенно, будто бы в земской школе славянская грамота находится в пренебрежении, тогда как церковно-приходская школа по самой своей сущности и задач должна выдвинуть этот предмет на первый план. Было, действительно, время, – этого нет надобности отрицать, – когда во всех наших начальных школах, в том числе и земских на обучение церковно-славянской грамоте обращалось слишком мало внимания, и велось оно не вполне удовлетворительно. Очень может быть, что такая постановка дела обусловливалась до некоторой степени недостаточным сознанием того, в какой мере полезно и важно для учеников нашей начальной школы выучиться читать по-славянски, однако сводить все к этой причине было бы веправильно; много вредило отсутствие какой бы то ни было программы, а кроме того были и препятствия чисто практического свойства, напр.. дешевых, вполне доступных по цене для народной школы изданий Часослова и Псалтири не существовало до второй половины 80-х годов. Но, во всяком случае, вытекала ли такая неудовлетворительная постановка из самого строя земской начальной школы, находилось ли это направление в зависимости от существенных, основных черт самой школы – есть полное основание ответить на этот вопрос отрицательно.

«Положение» 1874 года, как известно, ставило чтение по книгам церковной печати в ряду обязательных предметов учебного курса начальных училищ; в этом отношении оно дословно повторяло соответствующую статью «Положения» 1864 года. Поэтому если на практике церковно-славянское чтение было одно время постановлено не вполне удовлетворительно, то на это нужно смотреть как на явление случайное и временное. И действительно, как только этот недостаток был замечен и осознан, так начали приниматься меры к его устранению; достаточно указать в этом отношении хотя бы на циркуляр Попечителя Московского Учебного Округа, разосланный в марте месяце 1882 года. Это было сделано без всякой ломки, без всякой перемены в основном строе начальной школы, и в настоящее время все лица, знакомые с ходом дела в школе (по крайней мере в Московской губернии) могут засвидетельствовать, что по церковно-славянскому чтению в земских школах выполняются все требования программы, утвержденной Святейшим Синодом для церковно-приходских школ. Эта программа вовсе не требует, чтобы обучение церковно-славянской азбуке предшествовало обучению русской азбуке; она допускает такой порядок лишь в виде исключения, как опыт. Нормальным же порядком, при нынешних условиях, признается тот самый, который установился в земских школах: начинать с русской азбуки, и лишь после того, как дети ознакомятся с механизмом русского чтения, т. е. в конце первой или в начале второй половины первого учебного года переходить к славянской азбуке. При этом курс первого года, – ограничивается чтением кратких молитв (по стенным таблицам) и букваря. На второй год учащиеся должны читать избранные места из Евангелия и затем Часослов и Псалтирь по порядку. Этим и заканчивается курс одноклассной церковно-приходской школы. Чтобы дать понятие о том, как поставлено это дело в земских школах Московской губернии, приведем здесь выдержку из отчета членов Московского Училищного Совета от земства за 1892–93 учебный год. Хотя в этой выдержке речь идет лишь о тех 7-ми уездах, где действуют местные программы, составленные Училищными Советами, но нет основания думать, что в остальных уездах дело поставлено иначе; напротив, можно с уверенностью сказать, что оно ведется приблизительно так же. Вот, что говорится в означенном отчете:

Церковно-славянское чтение начинается со второго полугодия первого учебного года в уездах: Богородском, Бронницком и Клинском; по-видимому, того же требует и программа Серпуховского и Коломенского уездов, говоря, что изучение церковно-славянской азбуки должно начинатъ по изучении русского букваря. В уездах же Московском и Волоколамском занятия церковно-славянским чтением должны начинаться лишь со 2-го учебного года. Целью обучения церковно-славянскому чтению программы Московского и Бронницкого уездов ставят умение прочитать всякую церковную книгу; программа Клинского Училищного Совета требует, чтобы к концу курса ученики в состоянии были читать при церковных богослужениях (часы, шестопсалмие); программа Богородского и Волоколамского уездов, в сущности требует того же самого, указывая, что к концу трехлетнего курса ученики должны читать по-славянски так же свободно, как и по-русски. При этом все программы, кроме Волоколамской, настаивают на том, что ученики должны уметь правильно рассказывать титла, соблюдать ударения и должны быть знакомы с особенностями церковно-славянского произношения. Начинать обучение церковно-славянскому чтению рекомендуется с церковнославянских текстов, помещенных в учебниках Грушевского (Богородский уезд), Тихомирова (Московский уезд), «Наше Родное» (Бронницкий уезд), а за неимением их прямо с Псалтиря; последнее и установилось на практике в школах Богородского уезда. Затем читается Евангелие и избранные места из Часослова. Перевод на русский язык требуется только при чтении Евангелия или Деяний Апостолов, Псалтирь же и Часослов служат преимущественно для обучения механизму славянского чтения. Только программа Клинского Училищного Совета, по-видимому, не делает такого различия и требует, чтобы переводились все читаемые в школе славянские тексты; но в виду этого программа эта рекомендует выбрать из книг святого писания и богослужебных только места, доступные по языку» (Отчет, стр. 22 и 23).

He ясно ли из приведенных сведений, что в настоящее время обучение церковно-славянской грамоте ведется в земских школах совершенно так же, как и в церковно-приходских школах, и что требования по этому предмету предъявляются одни и те же в обоих разрядах школ.

Если, таким образом, нет существенного различия между церковно-приходскими и земскими школами в постановке таких предметов, как Закон Божий и церковно-славянская грамота, то тем менее различия между ними может быть в программах по русской грамоте и арифметике. Можно было бы разве только ожидать, что эти предметы в церковно-приходской школе займут несколько второстепенное положение, в виду того преимущественного внимания, которое должно быть обращено в ней на Закон Божий и славянский язык. Однако, в действительности, этого нет: и по русскому языку, и по арифметике программа церковно-приходской школы предъявляет согласно указанию закона (Правила 13-го июня 1884 года, § 5 примечание) совершенно те же требования, как и программа, действующая в земских школах. «Церковно-приходская одноклассная школа, – говорится в объяснительной записке к изданной Святейшим Синодом программе, – должна сообщить учащимся по родному языку следующие умения; 1) научить правильно, бегло и толково читать, 2) писать без звуковых и грубых этимологических ошибок, 3) передавать содержание прочитанных статей». He того же ли самого требует и программа, действующая в земских школах, когда указывает, что ученик, кончивший курс в начальной школе, должен уметь, во-первых, читать «по доступной его понятиям незнакомой ему книге правильно, бегло и со смыслом», во-вторых – «передавать прочитанное своими словами последовательно и по меньшей мере по предлагаемым ему экзаменатором вопросам, исчерпывая по возможности все содержание статьи»; в третьих – «написать диктуемый отрывок четко, скорописью средней скорости и при том без пропуска и искажения слов, с соблюдением знаков препинания»? Единственная особенность церковно-приходской школы в постановке преподавания русской грамоты заключается в том, что в программу обучения письму введено славянское письмо полууставом. Этого нет в земских школах; позволительно усомниться и в том – выполняется ли это и в школах церковно-приходских, ибо преподаватели началъных школ, за какими-либо редкими исключениями, сами не умеют писать полууставом. По крайней мере из отчета Кирилло-Мефодиевского Братства за 1892–93 учебный год видно, что письмо полууставом введено только в двух школах (при Страстном Монастыре в г. Москве и при Иосифове Волоколамском монастыре). Да и трудно понять, какая может быть цель обучения детей древнему письму, не имеющему теперь никакого практического применения.

Что касается арифметики, то было бы ошибочно думать, что церковно-приходская школа придает этому предмету менее значения, чем земская и находит возможность ограничить его преподавание более тесными рамками. Программа обучения счислению для одноклассной церковно-приходской школы совершенно совпадает с программою по арифметике, принятою в большинстве земских школ, как по размеру требований, так и по системе, положенной в ее основу. «Занятия начинают с обучения детей изустному счету до 10, на каких-либо подходящих предметах (кубиках, спичках, прутиках и т. п.)»; затем путем упражнений в присчитывании и отсчитывании, а также в составлении числа из разных чисел и в разложении избранного числа на равные части, изучаются все четыре действия над числами в пределах первого десятка. Вторую ступень составляет обучение детей производству действий в пределах первой сотни, сначала над крупными десятками, a потом над любыми числами в этих пределах. После всего этого проходится нумерация до миллиона и производство 4-х действий над цифрами любой величины, как отвлеченными, так и составными именованными; наконец, дается понятие о простейших дробях. Весь этот курс должен усваиваться детьми путем упражнения в умственном и письменном решении задач.

Такова вкратце программа арифметики, действующая в церковно-приходских школах. Она нисколько не уступает по объему местным программам, составленным некоторыми из уездных Училищных Советов; по сравнению же с краткою программою Министерства Народного Просвещения, требования ее идут далее; в министерской программе ничего не говорится ни о дробях, ни даже о составных именованных числах. Система преподавания арифметики, принятая в церковно-приходских школах, та самая, которая распространена и в большинстве земских школ. Очевидно, церковно-приходская школа не менее земской признает важное образовательное и воспитательное значение арифметики и ценит те приемы обучения этому предмету, которые ведут к сознательному усвоению детьми способов производства арифметических действий и тем самым в высокой мере способствуют умственному развитию учеников.

Сравнительный обзор программы церковно-приходских и земских школ дает право прийти к тому заключению, что ни по размеру, ни по характеру учебных требований церковно-приходская школа не отличается существенным образом от школы земской. Единственное коренное различие между этими двумя разрядами школ сводится, как выше уже было замечено, к продолжительности курса: в одноклассной церковно-приходской школе учебный курс по закону двухлетний, земская же школа придерживается трехлетнего курса. Однако это отличие церковно-приходской школы едва ли можно считать каким-либо ее преимуществом. В два учебных года нет никакой возможности выполнить программу, утвержденную Святейшим Синодом для одноклассных школ, и потому на практике должно происходить одно из двух: или значительная часть учебного курса останется непройденной и неусвоенной, и, следовательно, церковно-приходская школа окажется ниже в учебном отношении, чем соответствующая ей земская (хотя права той и другой одинаковы), или преподавателям придется самовольно продлить учебный курс на один год и вместо двух групп или отделений образовать три. Что это все не произвольные предположения, а действительные факты, доказывается отчетами о состоянии церковно-приходских школ Московской губернии. В этих отчетах встречаются неоднократно указания «на трудность выполнения изданной Святейшим Синодом программы в двухгодичный курс обучения, назначенный для одноклассных церковно-приходских школ» (отчет Кирилло-Мефодиевского Братства за 1887 год, стр. 8; за 1888 год, стр. 10). С другой стороны, в тех же отчетах удостоверяется существование трех отделений или групп в одноклассных церковно-приходских школах. Так, например, относительно Николо-Хамовнического училища (в г. Москве) в отчете замечено: «не достает одной классной комнаты: их две, а отделений три; занятия происходят в коридоре». Об Иславском (Звенигородского уезда) училище говорится, что «по славянскому и русскому чтению и счислению в третьей и второй групп успехи посредственные». В Плесковском училище (Подольского уезда), по словам отчета, «младшие говорят молитвы по частям, средние переводят сказанное, старшие передают относящиеся к молитве священно-исторические рассказы». В Островском училище того же уезда занятия между преподавательницами распределены так: «учительница Сергиевская (преподает) во всех отделениях русский язык и чистописание, а учительница Сахарова – арифметику везде и славянское чтение в 1 и 2 отделениях». Встречаются даже и более общие указания. Так, Волоколамское уездное отделение епархиального Училищного Совета в отчете за 1891–92 учебный год отмечает тот факт, что «некоторые учителя мало обращали внимания в течение года на две младшие группы, отчего ученики таковых на поверочных испытаниях оказывались мало развитыми и мало знающими». Во всех этих отзывах о существовании 3-х отделений говорится как о факте общеизвестном и вполне нормальном; поэтому есть полное основание думать, что поименованные только что школы вовсе не являются каким-то исключением и что, наоборот, в большинстве церковно-приходских школ на практике установился трехгодичный курс, и соответственно этому ученики разделяются на 3 группы.

Но, может быть, характер церковно-приходской школы и существенные отличительные черты ее от земской школы проявляются не столько в программе, сколько в учебных книгах и руководствах? Ведь в конце концов объем и направление преподавания определяется руководствами и учебниками во всяком случае не в меньшей степени, чем программами. Однако до сих пор не издано никаких руководств и учебников, специально предназначенных для церковно-приходских школ. По Закону Божию программа церковно-приходских школ, кроме классических «Начатков Христианского учения» рекомендует «впредь до издания особых руководств, приноровленных к программе и потребностям церковноприходских школ», пользоваться одобренными от Святейшего Синода руководствами, употребляемыми в училищах Министерства Народного Просвещения. Такое же временное разрешение и с тою же оговоркой дано также и относительно руководств для обучения русской грамоте и книг для классного чтения, с тою только разницею, что в этом случае точно перечислены все те руководства, которые допускаются в церковно-приходских школах. Однако на практике оказалось невозможным ограничиться этими книгами; из отчетов Кирилло-Мефодиевского Братства видно, что в церковно-приходских школах пользуются при обучении русской грамоте многими книгами, не указанными в синодальной программе, напр. христоматия: Поливанова – «Первая пчелка», Баранова «Наше Родное», священника Дьяченко «Луч» и др. Но если даже остановиться только на тех книгах, которые рекомендованы в Синодальной программе, то в них едва ли можно усмотреть какие-нибудь общие им отличительные черты, которыми они выделялись бы из остальной учебной литературы. Почти все они распространены или были распространены и в земских школах; достаточно указать на то, что некоторые из них, как, напр., «Азбука» священника Никольского, «Русская азбука» Белаге, «Азбука правописания» Тихомирова, успели выдержать по нескольку изданий еще до 1884 года – следовательно раньше, чем возникли нынешние церковно-приходские школы. Все это дает право утверждать, что церковно-приходская школа в общем пользуется теми же учебными руководствами и книгами, как и земская.

Посмотрим теперь, каков состав преподавательского персонала в церковно-приходских школах. По-видимому, они должны бы в этом отношении резко отличаться от всех других школ. Ведь предполагалось, что преподавательские обязанности возьмут на себя члены местных причтов – священники и диаконы, в особенности последние, ибо прохождение диаконского служения, по смыслу Высочайшее утвержденных 16 февраля 1885 года Правил о составе приходов и причтов, должно по возможности соединяться с обязанностями учителя и законоучителя в начальных школах (определение Святейшего Синода от 29 января – 25 февраля 1886 года № 224-й. Смотр. такое определение Святейшего Синода от 29 июля – 26 августа 1892 года № 1966-й); помощниками же священников и диаконов в этом деле должны были явиться псаломщиками. Так смотрел на это дело и закон, ибо, перечисляя лиц, которым может быть поручено преподавание в церковно-приходских школах, он на первом плане ставит священников и других членов причта (правила о церковно-приходских школах, § 10-й). Но эти предположения не оправдались на практике; в большинстве церковно-приходских школ преподавателями состоят лица, не принадлежащие к приходскому духовенству. Так, по крайней мере, обстоит дело в Московской губернии. Вот сведения, которые можно извлечь по этому вопросу из отчетов Московского Кирилло – Мефодиевского братства.

Из этой таблицы видно, что число церковно-приходских школ, где обязанности учителя и законоучителя совмещались в одном лице, в Московской епархии всегда было очень незначительно, и при том абсолютное число таких школ не увеличивалось по мере общего увеличения церковно-приходских школ. В 1886 году таких школ было 18, что составляло 22,5% к общему числу существовавших тогда церковно-приходских школ, а в минувшем 1892–93 учебном году таких школ было 17, т. е. 7,23% по отношению к числу школ, теперь существующих; но были и такие года, когда число школ с одним преподавателем значительно уменьшалось: так, в 89–90 году их было всего 5, т. е. 3% по отношению к общему числу школ. Наоборот, число школ с 3-мя преподавателями и более, с самого начала довольно значительное, из года в год возрастало. В 1886 году таких школ было 25, что при тогдашнем общем числе школ (81), составляло 31, 52%; в минувшем 1892 – 93 году их было уже 70 или почти 30% всего числа церковно-приходских школ.

Таким образом, только в исключителъных (особо благоприятных) случаях церковно-приходские школы могут обойтисъ без особых учителей, при обычных же условиях члены причта оказываются совершенно не в состоянии совмещать со своими прямыми служебными обязанностями обязанности преподавательские. К такому выводу приходят и сами руководители церковно-приходских школ. Вот, что об этом говорится в отчет Кирилло-Мефодиевского Братства за 1887 год: «Опыт показывает, что для успешного и правильного обучения в церковно-приходских школах нужны особые учителя. Члены причта, особенно там, где их немного (а таких приходов большинство), при всем их желании учить в школе, часто отвлекаются от этого приходскими требами и другими служебными делами, что не может не отзываться вредно на успехах обучения, особенно при краткости учебного времени в церковно-приходских школах. Поэтому число просьб, поступающих в Совет о назначении особых учителей, с течением времени все более и более увеличивается, и Совет старается удовлетворить их, назначая из своих средств и жалованье учителям, так что самая большая часть расхода братских сумм сделана на этот предмет». (Отчет за 1887 год, стр. 5). Подобные заявления делаются и в следующих отчетах: «Опыт подтверждает, – говорится в отчете за 1888 год, – что члены причта, особенно же при малочисленности их состава, часто отвлекаемые от школы приходскими требами и другими служебными делами, не всегда могут правильно п аккуратно посещать школу, а это часто отзывается неблагоприятно на успехах обучения, в особенности же при краткости учебного времени в церковно-приходских школах. И потому в большинстве случаев в церковно-приходские школы назначаются советом особенные учителя или учительницы; законоучительствуют же везде лица духовные» (стр. 6-я). Несколько в иных выражениях, но в сущности то же самое говорится в отчете за 1889 год: «Так как совмещение учительских занятий с приходскими должностями происходило или в малочисленных приходах, или таких, где не одноклирный причт, то затруднений это совмещение не представляло; занятых в школе лиц, в случаях требоисправления, заменяли свободные члены причта; диаконы, по возможности, освобождались от приходских треб. При двух-численном же только состав причта соединение приходской службы с учительством оказывается весьма затруднительным и для дела не полезным, как о том прямо заявляет Звенигородское отделение; опыт и других уездов вполне подтверждает это заявление». Отчет Кирилло-Мефодиевского Братства за 1889 – 90 год, стр. 12-я). Это заявление повторяется дословно в отчетах за 90–91 год, стр. 10), 91–92 (стр. 21 и 22) и 92–93 год (стр.19).

Всякий, кто хотя несколько знаком с условиями, в которых поставлено наше сельское духовенство, признает полную основательность этих заявлений, из года в год повторяющихся в отчетах Кирилло-Мефодиевского Братства. В земских школах Московской губернии, где священнику приходится обыкновенно давать по 3 двухчасовых урока в неделю, пропуски уроков Закона Божия, по случаю требоисправления, бывают, как известно, довольно часто. Каким же образом можно рассчитывать, что священник будет заниматься в школе по 5 часов ежедневно? Точно также мало можно рассчитывать в этом отношении на псаломщиков (не говоря уже о том, что они по большей части не имеют достаточной подготовки к делу преподавания), ибо они обыкновенно сопровождают священников при совершении последними треб. Что же касается диаконов, то они, как известно, имеются теперь при сельских церквах лишь в исключительных случаях, и по большей части в крупных приходах, где церковные службы и требы настолько многочисленны и продолжительны, что и им едва ли возможно посвящать по 5 часов в день на занятия в школе.

Таким образом нормальным типом церковно-приходской школы следует признать школу с двумя преподавателями, из коих один законоучитель, другой, большею частью из светских лиц, преподаватель прочих предметов. Совершенно такой же преподавательский штат установился, как известно, и в земских школах, – частью в исполнение требования закона, признающего полноправными лишь школы с особым законоучителем, частью же по указанию опыта. Всех земских школ в Московской губернии насчитывается в настоящее время 531; из них только 6 не имеют особого законоучителя.

Законоучительские обязанности в преобладающем большинстве церковно-приходских школ исполняются священниками, но есть известный процент школ, где Закон Божий преподается и другими членами причта и даже светскими лицами. В минувшем 1892–93 году всех одноклассных школ в Московской епархии числилось 235, из этого числа в 180 (76,60%) Закон Божий преподавался священником, в 16 (6,81%) диаконом, в двух (0,85%) псаломщиком, в 13 (5,53%) светским лицом¹² и, наконец, в 24 школах было более одного законоучителя. В земских школах Московской губернии состав законоучителей во всяком случае не хуже. Из числа 531-ой школы, только в 5-ти школах Закон Божий преподается светскими лицами, в одном – он преподается священником, который учит и прочим предметам, а в остальных 525 школах имеются особые законоучителя, при том только священники и диаконы; псаломщикам преподавание Закона Божия не поручено ни в одной школе. Громадное большинство (92,67%) законоучителей – священники; диаконы составляют всего 7,33%. Прочие предметы, кроме Закона Божия, преподаются в церковно-приходских школах, как членами местных причтов, так и светскими лицами. О числе тех и других может дать понятие следующая таблица, составленная на основании отчетов Московского Кирилло-Мефодиевского Братства за все время его существования.

Из этой таблицы видно, что преподаватели из светских лиц встречаются в церковно-приходских школах всех категорий, не только в тех, где состоит два преподавателя и более, кроме законоучителя, но также и в тех, где все предметы, кроме Закона Божия , преподаются одним лицом и даже в тех, где обязанности законоучителя и учителя совмещаются в одном лице. При том в школах последней категории число преподавателей из светских лиц растет из года в год и абсолютно и относительно: в 1886 году из 13-ти школ этой категории только в одной преподавателем состояло светское лицо, а в 1892–93 году таких школ было уже восемь из семнадцати. To же самое явление замечается и в школах второй категории, т.е. в таких, где есть особый законоучитель, a все прочие предметы преподаются одним лицом. В этой категории общее число школ вырастает чрезвычайно быстро, но при этом число школ, где учительские обязанности исполняются кем-либо из членов местного причта, не только не увеличивается, а резко убывает: в 1886 году таких школ было 10 из 37, а в прошлом году только две из 147. Что касается школ 3-й категории, т.е. таких, при которых состоит более двух преподавателей (напр., один законоучитель и два учителя или законоучитель с помощником и один учитель и т.п.), то здесь отношение между числом школ с преподавателями исключительно из светских лиц почти не изменяется: число тех и других школ приблизительно одинаково; число же школ этой категории; где учительские обязанности исполняются исключительно духовными лицами, с самого начала было совершенно ничтожно, и таким оно остается и в настоящее время, но чтобы вполне правильно оценить значение цифр, приведенных в этой графе таблицы, необходимо принять в соображение, что к числу преподавателей отнесены также и преподаватели пения, из коих большинство принадлежат к членам местных причтов (преимущественно псаломщики); если же не принимать в рассчет преподавателей пения, то число школ с преподавателями исключительно из светских лиц значительно увеличился, сравнительно с числом школ, где преподавателями состоят, как светские, так и духовные лица. Все это дает право утверждать, что в церковно-приходских школах священно-и церковно-служители исполняют преподавательские обязанности лишь крайне редко, можно сказать даже лишь в исключительных случаях; обыкновенно же преподавателями состоят светские лица. Следовательно, в этом отношении церковно-приходские школы не отличаются существенно от земских, где также в виде исключения встречаются преподаватели из духовных лиц¹⁴.

Если затем рассмотреть, из каких категорий лиц набираются светские преподаватели церковно-приходских школ, то прежде всего обращает на себя внимание то обстоятельство, что в числе их встречаются не только учителя, но и учительницы, и вовсе не в виде исключения: в 1887 году учительниц было 41, а учителей 73, в 1888 году учительниц было 53, а учителей 95, в 1889 – 90 году учительниц было 82, а учителей 101, в 1890 – 91 году учительниц было 92, а учителей 112; в 1891 – 92 году учительниц было 121, а учителей 214; в 1892 – 93 году учительниц было 132 (142?), а учителей 236¹⁵. Таким образом число учительниц вырастает по мере увеличения числа школ, и это вовсе не случайное явление; ест указания на то, что их даже предпочитают учителям. Так, в отчет Кирилло-Мефодиевского Братства за 1889 – 90 год (стр. 12) встречается следующее замечание: «Учительницы усидчивее на своих местах, чем учителя, особенно из семинаристов, которые при первой возможности оставляют учительство для занятия мест в приходах. А так как хороший учитель вырабатывается практикою нескольких лет, то справедливость требует сказать, что учительницы в этом отношении надежнее воспитанников семинарии». To же наблюдение повторено и в отчете за 90–91 год (стр. 10-я) и в отчет за 91–92 год (стр. 21-я).

Таким образом, опытом церковно-приходских школ подтверждаются наблюдения, сделанные в земских школах, где, как известно, учительниц считают вообще более пригодными для преподавательской деятельности, чем учителей, и где поэтому число учительниц нередко превышает число учителей; так, в земских школах Московской губернии в 1892–93 учебном году из 700 преподавателей было 324 учителя и 382 учительницы.

Чтобы провести далее сравнение между земскими и церковно-приходскими школами, следовало бы теперь сравнить преподавателей тех и других школ по их образовательному цензу. К сожалению, данные, которые можем извлечь по этому вопросу из отчетов Кирилло-Мефодиевского Братства, не обладают достаточною точностью. Так, в отчете за 1892–93 учебный год (стр. 18) сказано, что всех учительниц в отчетном году было 132; если же подвести итог тем цифрам, которые приведены на той же странице по распределению учительниц на разряды, по их образованию, то учительниц оказывается сто сорок две; воспользоваться же именным списком, приложенным к отчету, оказывается невозможным, потому что в этом списке не обозначен образовательный ценз некоторых из преподавателей. Еще более недоумения возбуждают и цифры, приведенные в отчете за 1891–92 год (стр. 20); всех учителей тут значится 214, а между тем, если подвести итог цифрам, показывающим число учителей отдельных разрядов (по образовательному цензу), то всех учителей оказывается только 135; точно также и приведенное тут общее число учительниц, 121, не совпадает с итогом поразрядных цифр – 129. Разобраться во всем этом нет никакой возможности, а потому нельзя определить точного процентного отношения преподавателей, подготовленных к преподавателям неподготовленным. В общем можно заметить лишь то различие между церковно-приходскими и земскими школами, что в первых преобладают среди учителей воспитанники духовных семинарий, а среди учительниц – воспитанницы епархиальных училищ, – во-вторых же – воспитанники и воспитанницы учительских семинарий. Однако и в земских школах воспитанницы и воспитанники средних учебных заведений духовного ведомства занимают довольно видное место по своей численности среди преподавателей; так, в 1892–93 учебном году лица, вышедшие из духовных семинарий и епархиальных женских училищ, составляли почти четвертую часть всего числа учителей и учительниц земских школ Московской губернии. (Всех учителей было 324, из них воспитанников духовных семинарий 80; учительниц же было 382, из них воспитанниц епархиальных училищ было 93). С другой стороны, церковно-приходские школы далеко не чуждаются учителей из светских учебных заведений: в числе преподавателей церковно-приходских школ можно встретить и воспитанников учительских семинарий мужских и женских, и воспитанниц женских гимназий и прогимназий, и лиц, прошедших только курс низших учебных заведений, илы даже имеющих только домашнее образование, словом – все те же категории лиц, как и в земских школах; различие только в количественном отношении между этими категориями.

Итак, церковно-приходские школы не отличаются коренным образом от земских ни по своей основной задаче, ни по своей программе, ни по принятым в них учебникам и руководствам, ни даже по составу своего преподавательского персонала. Все это свидетельствует о том, что и преподавание в тех и других школах ведется в одном и том же духе и направлении. С точки зрения учебно-воспитательной не представляется никаких оснований для того, чтобы противополагать эти два разряда школ один другому, чтобы проводить между ними резкую грань, как между школой церковной и школой светскою. Иное дело в отношении административном. Тут, действительно, существует резкое различие между теми и другими школами, и типические, отличительные черты церковно-приходской школы в нынешнем ее виде выступают совершенно определенно. Но это различие между об ими школами состоит совсем не в том, в чем его обыкновенно усматривают, и особенность нынешней церковно-приходской школы заключается совсем не в той мнимой тесной связи ее с приходом, которая предполагается самим названием этой школы, и на которую нередко указывают, как на ее преимущество. «Церковно-приходскими школами именуются начальные училища, открываемые православным духовенством» – таково основное определение закона (Правила 13-го июня 1884 г., § 1). Эти именно школы выделены теперь из числа всех прочих начальных народных училищ, изъяты из ведения Министерства Народного Просвещения и подчинены духовному ведомству. «Высшее управление всеми церковно-приходскими школами и распоряжение отпускаемыми на их содержание суммами принадлежит Святейшему Синоду» (§ 23-й). В пределах же каждой епархии общее заведывание церковно-приходскими школами и попечение об их устройстве принадлежит местному епархиальному архиерею (§ І9-й), при котором для обсуждения возникающих по заведыванию церковно-приходскими школами вопросов состоит Епархиальный Училищный Совет. За сим непосредственное и ответственное заведывание церковно-приходскими школами возложено на приходских священников, под ближайшим руководством особых наблюдателей, назначаемых епархиальным архиереем из числа тех же священников¹⁶.

Позднейшим узаконением (Правила об уездных отделениях епархиального Училищного Совета, Высочайше утвержденные 28 мая 1888 года) представлено епархиальным преосвященным открывать в уездных городах или других административных пунктах отделения епархиального Училищного совета для ближайшего заведывания церковно-приходскими школами. Ведению и наблюдению духовного начальства и всех вышеозначенных специальных учреждений, заведующих церковно-приходскими школами, подчинены также и так называемые школы грамоты.

Таким образом, с точки зрения закона, церковно-приходскими школами следует называть те, школы, которые открываются православным духовенством и состоят в ведении духовной власти. Этим основным определением устанавливается существенное различие между школами церковно-приходскими и школами земскими. Последняя, наравне со всеми прочими начальными школами (за исключением школ Воспитательного дома, имеющих свое особое управление и свою самостоятельную инспекцию), подчинены надзору правительственных органов, а именно местных чинов и учреждений Министерства Народного Просвещения. Но надзор этот касается исключительно учебно-воспитательной части и соблюдения в школах установленных правил. В хозяйственном же отношении земскими школами заведывают сами земские учреждения и избранные ими должностные лица (члены управы и попечители) вполне самостоятельно и без всякого вмешательства со стороны администрации. Более того, даже в тех правительственных учреждениях, которые ведают на местах школьное дело, земству предоставлен голос: в состав Училищных Советов входят члены по выбору земских собраний, председателями Училищных Советов состоят предводители дворянства, служебная деятельность коих за последнее время все более и более получает характер земский. Кроме того известно, какое большое значение получили во многих местностях попечители начальных училищ, которые по закону заведуют делами вверенных им заведений и вполне ответствуют за порядок в этих заведениях (Положение 25-го мая 1874 года, ст. 14), а также лица, приглашенные предводителем дворянства на основании 41-й статьи Положения о начальных училищах. Таким образом, роль собственно правительственной инспекции везде, где земство принимает деятельное участие в заведывании школами, сводится на практик к надзору за ходом дела в земских школах; распорядительная же власть принадлежит земству и его органам, а также учреждениям смешанного правительственно-земского состава.

Совсем иначе поставлены церковно-приходские школы. Они не только находятся под наблюдением и в ведении духовных властей, но и в их полном распоряжении. Закон, возлагая непосредственное и ответственное заведывание церковно-приходскими школами на священников, общее заведывание ими в епархии – на епархиальных архиереев и высшее управление ими на Святейший Синод, не представляет тем учреждениям и обществам на средства коих церковно-приходские школы содержатся, права тем или иным способом участвовать в распорядительной власти над школами. Представителям этих учреждений разрешено только посещать школы, не делая однако от себя никаких распоряжений или внушений во время их осмотра, и о наблюдениях своих сообщать руководящему школой лицу, a в случае надобности представлять епархиальному архиерею¹⁷. Ничего соответствующего статье 12 Положения 25 мая 1874 года, предоставляющей земству полную самостоятельность в хозяйственных его распоряжениях по школам, – в правилах 13-го июня 1884 года не находим.

He ясно ли, что земские и другие общественные учреждения оказывающие пособие церковно-приходским школам, совершенно устранены по закону от всякого участия в заведывании этими школами. Что это не произвольное заключение, а логический вывод из общего смысла закона 1884 года и из отдельных его постановлений, доказывается определением Святейшего Синода от 6 – 20-го июня 1888 года за № 1420 – о преподавании епархиальным начальствам некоторых указаний по вопросу о содействии земства церковно-приходским школам. Поводом к этому указу послужило то обстоятельство, что к епархиальным архиереям стали поступать предложения от земских собраний относительно передачи земских школ в духовное ведомство, или же, по ходатайству епархиальных преосвященных, земства стали предлагать денежные воспособления церковно-приходским школам, обставляя выдачу сих пособий разнообразными условиями, ставящими в затруднение местное епархиальное управление. В виду поступавших в центральное духовное ведомство по сему предмету запросов признано было «необходимым и благовременным, в разрешение возникающих недоумений, преподать руководственные для епархиальных управлений разъяснения, каковы могли бы вместе с сим служить и для земства выражением взглядов духовного ведомства на те условия, при коих возможно и желательно единение земства и духовного ведомства в деле народного просвещения». Таким образом, Святейший Синод в настоящем случае имел в виду именно разъяснить вопрос о том отношении, в которое должны быть поставлены земские учреждения к церковно-приходским школам, которым они оказывают пособия из своих средств. Следовательно, этот указ имеет значение авторитетного разрешения занимающего нас вопроса. В какое же положение ставится земство этим указом? Какие предоставляются ему права по отношению к церковно-приходским школам и какие возлагают на него обязанности? Указания, преподанные епархиальным начальствам Святейшим Синодом, сводятся к следующим четырем пунктам: 1) на основании статьи 18-й правил о церковно-приходских школах «посещающие церковно-приходские школы представители земства могут сообщать земским собраниям, от коих церковно-приходские школы пользуются денежными пособиями, сведения о состоянии сих школ; 2) подробные сведения о расходовании пособий, назначаемых земскими собраниями церковно-приходским школам; сообщаются уездными отделениями Епархиальных Училищных Советов в подлежащие земские управы; 3) в видах единения в делах начального образования, епархиальным преосвященным предоставляется приглашать представителей земства к участию в занятиях уездных отделений Епархиальных Училищных Советов в качестве членов оных; 4) в годовых отчетах епархиальных преосвященных о состоянии церковно-приходских школ, церковные школы, пользующихся пособиями от земства, должны составлять особый отдел». Итак деньги, ассигнуемые земством на церковно-приходские школы, поступают в полное распоряжение духовного начальства, которое не обязано даже, строго говоря. отчетом пред земскими собраниями, а должно лишь доставлять земским управам сведения о расходовании земских сумм. 0 состоянии самих школ духовное начальство не обязано сообщать земству никаких сведений; эти сведения предоставлено собирать самим представителям земства, т.е. в данном случае, вероятно, председателям и членам управ, хотя трудно себе представить, каким образом эти лица могли бы исполнить это при многочисленности других своих служебных занятий; это для них было бы тем затруднительнее, что проверять познания учеников в течение учебного года или участвовать в производстве годичных испытаний им не предоставлено. Правда, Святейший Синод поясняет, что епархиальным архиереям предоставлено приглашать представителей земства к участию в занятиях уездных отделений Училищного Совета; но, во-первых, это только предоставлено, a не обязательно для них, и потому нельзя знать, будет ли эта мера применена повсеместно, а во вторых – раз члены от земства могут участвовать в уездных отделениях лишь по приглашению от епархиальных преосвященных, то следует полагать, что Святейший Синод в настоящем случае не вводить ничего нового, а напоминает лишь о том праве, которое предоставлено епархиальным архиереям Правилами о уездных отделениях епархиальных Советов, Высочайше утвержденными 28-го Мая 1888 года. Согласно § 3 этих правил, «в составе уездного отделения Епархиального Совета входят духовные и светские лица, назначаемые епархиальным преосвященным, на основании §22 Высочайше утвержденных Правил о церковно-приходских школах», а из § 22 Правил о церковно-приходских школах видно, что «председатель и члены Совета избираются епархиальным архиереем из духовных и светских лиц, преданных делу народного образования и близко знакомых с бытом и духовными потребностями населения». Если иметь в виду эти узаконения, то сам собою напрашивается тот вывод, что в приведенном выше разъяснении Святейшего Синода речь идет вовсе нe о праве земства участвовать через своих представителей в заведывании церковно-приходскими школами, а о праве епархиальных архиереев привлекать к участию в занятиях уездных отделений лиц, принадлежащих к составу земских учреждений, совершенно на том же основании, на каком им предоставлено приглашать всех вообще светских лиц, которых они признают за «преданных делу народного образования и близко знакомых с бытом и духовными потребностями населения».

Затем нельзя не заметить, что и самое участие в занятиях уездных отделений далеко не равносильно участию в заведывании церковно-приходскими школами. Уездные отделения епархиальных Училищных Советов самим законом поставлены в такие условия, которые совершенно лишают их возможности самостоятельно вести школьное дело в уезде. «Уездные отделения епархиальных Училищных Советов являются учреждениями совершенно своеобразными, мало имеющими сходства с уездными Училищными Советами ведомства Министерства Народного Просвещения. Губернский Училищный Совет не руководит на самом деле уездными, так как последние самостоятельно и каждый по-своему заведуют начальными училищами уезда. В духовном ведомстве вся власть по управлению школами епархии сосредоточена в лице епископа. Епархиальный Училищный Совет есть только совещательный орган при епископе для обсуждения вопросов по делам церковных школ. Уездные отделения епархиального Училищного Совета представляют как бы постоянные уездные комиссии этого Совета, работающие в одном духе и направлении, по указанию епархиальной власти». («Церковная школа», 1888 г. № 3, стр. 97).

В приведенном отзыве, заимствованном из одного издания, посвященного вопросу о церковно-приходской школе и выходившего при Святейшем Синоде, совершенно верно охарактеризована роль уездных отделений. Действительно, вся совокупность власти над церковно-приходскими школами сосредоточивается в руках епархиального архиерея, исполнителями же на местах являются священники-наблюдатели и главным образом сами приходские священники, заведующие школами¹⁸. Епархиальный Училищный Совет учрежден, как гласит закон, только «для обсуждения вопросов по церковно-приходским школам», что же касается уездных отделений Совета, то они лишены всякой самостоятельности. Постановления их могут быть приведены в исполнение не иначе, как по утверждении их епархиальным архиереем по представлению епархиального Совета, и самый круг деятельности их очерчен законом в таких выражениях, которыми по большей частя исключается возможность каких-либо распорядительных действий. Так, в их обязанность входило приискание хороших учителей для школ, но утверждение и увольнение учителей зависит не от них, а от епархиального архиерея; точно также члены отделений могут участвовать в экзаменационных комиссиях на льготу по воинской повинности, но самая выдача свидетельств зависит от епархиального Училищного Совета, куда представляются письменные работы экзаменовавшихся и журналы испытательной комиссии непосредственно священниками-наблюдателями, помимо уездных отделений. (См. Правила для выдачи воспитан. церковно-приходских школ свидетельств на льготу по воинской повинности §§ 26:27).

Таким образом, по смыслу закона и по толкованию Святейшего Синода, если земство или другое какое-нибудь общественное учреждение оказывает пособие церковно-приходским школам, то все его отношения к этим школам должны сводиться к обязанности выдавать деньги на их содержание; расходоваться же эти деньги должны духовным ведомством, по его усмотрению; словом – земство и другие общественные учреждения становятся в положение казначея, распорядительная же власть принадлежит духовному ведомству. Из этого видно, что различие между церковно-приходскою школою и школою земскою состоит не только в том, что последняя подведомственна Министерству Народного Просвещения и его местным органам, а первая подчинена духовному ведомству, но также, и еще более в том, что самые отношения этих двух ведомств к школам весьма различны. Учреждая школу, подведомственную Училищному Совету Министерства Народного Просвещения, земство остается все-таки в этой школе хозяином, который распоряжается в ней самостоятельно в установленных законом пределах и под наблюдением правительственной власти. Что же касается церковно-приходской школы, то на какие бы средства она ни содержалась, она всегда будет находиться в исключительном и полном распоряжении одного духовного ведомства, и, оказывая ей пособие, земство никогда не сможет приобрести на нее никаких прав.

По закону церковно-приходские школы должны содержаться «на местные средства прихода, без пособия или с пособием от сельских и городских обществ, приходских попечительств и братств, земских и других общественных и частных учреждений и лиц, епархиального и высшего духовного начальства, а равно и казны» (Правила о церковно-приходских школах, § 2-й). Следовательно, основным источником, на который должны содержаться церковно-приходские школы, закон считал приходские средства, что же касается ассигновок от других учреждений и обществ, то и на них закон смотрел, лишь как на вспомогательные средства, причем прямо предусмотрены и такие случаи, когда эти посторонние пособия совсем будут отсутствовать. Однако, практика не пошла тем путем, который предусматривался законодателем. Главным источником содержания церковно-приходских школ служат в настоящее время взносы церквей и монастырей, имеющие характер окладного сбора с них, затем некоторые другие церковные доходы, как, напр., отчисление из прибылей епархиальных свечных заводов и, наконец, пожертвования частных лиц и пособия общественных учреждений. Что же касается поступлений из приходских средств, то они – если не отсутствуют, то во всяком случае занимают одно из последних мест, являясь лишь в виде исключения. В подтверждение сказанного представляется не излишним привести здесь те сведения об источниках содержания церковно-приходских школ, которые оказалось возможным извлечь из отчета Московского Кирилло-Мефодиевского Братства за прошлый 1892 – 93 учебный год.

Всех церковно-приходских школ в Московской епархии в 1892 – 93 учебном году было 247. Из этого числа 136, или 55 процентов, содержались на средства Кирилло-Мефодиевского Братства с пособием от обществ и частных лиц; эти пособия состояли большею частью (в 123 школах) в предоставлении помещения для училища с квартирою для учителя и в уплате всех хозяйственных расходов (отопление, освещение, жалование сторожу, покупка мебели, учебных пособий и классных принадлежностей и т.п.); что же касается жалованья преподавателям, то оно уплачивалось Братством; только в 13 школах в этом расходе отчасти участвовали попечители, частные лица и крестьянские общества. Следующую затем категорию составляют школы, которые содержались на средства церквей и приходских попечительств с пособием или без пособия от частных лиц. Таких школ насчитывалось 30; из них 16 школ получали пособия от частных лиц, a 14 исключительно содержались на средства церквей. Исключительно на средства частных лиц и обществ городских и сельских содержались 37 школ, на монастырские средства содержались 16 школ. На средства Кирилло-Мефодиевского Братства, с пособием от церквей или приходских попечительств, существовало 11 школ; из них только в одной школе к жалованью, которое выдавалось преподавателям от Братства, делалась приплата из церковных сумм; в остальных 10 церковные суммы расходовались исключительно на хозяйственные надобности школ. Далее, 10 школ содержались, по словам отчета, на местные средства; что такое означает это выражение, – в отчет не объяснено. Из остальных 7 школ – 4 содержались на средства, отпускаемые от Святейшего Синода, одна – на средства Братства Петра-митрополита и 2 существовали без всяких пособий из каких-бы то ни было источников.

Из этого перечня видно, что на средства церквей и приходских попечительств содержалось только 30 школ, т.е. 12,15%; но, чтобы правильно судить о значении этой цифры, необходимо принять в соображение, что из этих 30 школ 27 находятся в г. Москве и только 3 в уездах. Всех церковно-приходских школ ъ губернии, за вычетом школ г. Москвы и 2-х образцовых при Духовных Семинариях, состояло 205; следовательно, по отношению к числу школ, находящихся собственно в уездах, школы, содержимые на приходские средства, составляют всего только 1,46%. Но даже это ничтожное количество школ находится не в сельских приходах; из означенных трех школ две находятся в городах и содержатся на средства местных соборных церквей (в Бронницах и Волоколамске) и одна находится в Марьиной слободе, т.е. в подгородной местности, не только прилегающей к Москве, но почти входящей в состав самого города. Само собою разумеется, что приходские церкви г. Москвы и прилегающих к ней подгородных местностей, а также соборные церкви уездных городов находятся в таких исключительно благоприятных условиях, что сельские приходские церкви ни в каком отношении с ними нельзя и сравнивать; на что могут найтись средства в этих богатых приходах, то окажется совершенно непосильным для сельских церквей. Однако даже и из московских церквей только 11 в состоянии были содержать церковно-приходские школы исключительно на свои средства; что же касается остальных 16, то они содержались на средства церквей и попечителей или других частных лиц, и в каком размере падал расход на церковные суммы, из отчета не видно.

Затем, церкви и приходы участвуют еще в содержании 10 школ, по которым главную тяжесть расходов несет Братство. Наконец, есть еще категория школ, которые содержатся, по словам отчета, на местные средства. Если под этим выражением следует понимать, что средства на содержание таких школ поступают из разных источников понемногу, в том числе и из местных церковных сумм, то их следует также присоединить к тем школам, в содержании коих участвуют приходы. Подводя итог всему сказанному, мы находим, что если оставить в стороне школы г. Москвы, то окажется, что во всей Московской губернии исключительно на одни местные средства приходских церквей содержится только 3 школы, на средства Кирилло – Мефодиевского Братства, с пособием от церквей и приходов – 10 школ, и на различные местные средства, в том числе и на церковные – тоже 10 школ. Таким образом, местные средства приходов участвуют в содержании не более как в 23 школах, что, по отношению к общему числу церковно-приходских школ в уездах Московской губернии (205), составляет только 11,22%. Но при этом нельзя упускать из виду, что эта цифра .выше действительной; ибо в числе школ, содержимых на местные средства, есть такие, где, судя по всем данным, если не все расходы, то большая их часть уплачивается попечителем (напр., Волокол. у. шк. № 8, Рузск. № 9, Серпух. № 2), а с другой стороны есть и такие школы, на которые, по всей вероятности, совсем ничего не расходуется (Подольск. шк. № 6). Таким образом, очевидно, что размер участия приходов в содержании церковно-приходских школ крайне ничтожен. Но еще важнее то обстоятельство, что местные средства приходов в уездах Московской губернии нигде не служат, как предполагал закон, главным источником содержания церковно-приходских школ, и являются лишь в виде подспорья к другим, посторонним средствам. Следовательно, церковно-приходские школы не имеют в настоящее время, за редкими исключениями, никакой материальной связи с приходскими общинами; они лишь приписаны к приходу в смысле церковно-административного округа. Поэтому они ничуть не более имеют права называться приходскими, чем школы земские, которые также по большей части приурочиваются к приходу.

Если на основании всех вышеприведенных данных и соображений постараться дать ответ на поставленный в начале настоящей главы вопрос, то необходимо признать, что нет достаточного основания усвоять школе, созданной законом 13-го Июня 1884 года, преимущественно перед другими школами церковный характер и тесную органическую связь с приходскою общиною. Ни по духу и внутреннему строю, ни по своему отношению к приходу так называемая церковно-приходская школа не отличается существенным образом от земской школы. Различие между этими двумя разрядами школ состоит в том, что земские школы являются школами общественными, которые действуют под контролем и руководством правительственной власти, а церковно-приходские школы всецело принадлежат одному из правительственных ведомств, которое распоряжается ими вполне самостоятельно, расходуя на их содержание как свои собственные средства, так и добровольные пожертвования частных лиц и обществ. Поэтому и самый термин «церковно-приходская школа» должен быть понимаем лишь в известном, условном смысле. Школы, созданные законом 1884 года, не могут, строго говоря, быть названы ни церковными, ни приходскими; это – школы Ведомства Православного Исповедания, приписанные к приходам.

Забота о распространении народного образования не составляет, как известно, монополии ни Земства, никакого-либо другого учреждения. На ряду с земскими школами всегда существовали и теперь есть школы частные, школы фабричные, школы Воспитательного Дома и разных благотворительных учреждений. Земство могло только радоваться, что на помощь ему в деле распространения грамотности являются другие учреждения и лица, привлекающие к этому делу новые средства и новых деятелей. Точно также нельзя, конечно, иначе, как с полным сочувствием, отнестись к попыткам нашего духовенства принять участие в этом великом деле. Как ни много сделано у нас за последние 30 лет для распространения грамотности в народе, все же число начальных школ слишком еще мало, далеко еще не соответствует существующей и уже сознанной потребности в них; да и те школы, которые уже учреждены, по большей части находятся еще в очень неблагоприятных материальных условиях, которые непременно должны быть улучшены для того, чтобы школы могли действовать вполне правильно. На открытие новых школ и на улучшение старых требуются значительные денежные средства; между тем, земские учреждения, при нынешних экономических условиях, не могут много повышать свои сметные назначения на народное образование, и, во всяком случае, такое повышение может делаться лишь очень медленно и постепенно, соответственно платежным средствам населения. Поэтому, если у духовного ведомства оказались свободные средства, которые оно признало возможным обратить на учреждение начальных школ, и если, с другой стороны, духовенству удается привлечь к этому делу такие личные силы и такие материальные средства, которые почему-либо для земства недоступны и до сих пор стояли в стороне от этого дела, – то всему этому можно только радоваться.

Но, приветствуя появление, распространение и развитие церковно-приходских школ, как школ, устраиваемых духовным ведомством на ее специальные средства и на частные пожертвования, Земство не может отнестись иначе, как отрицательно, ко всякой попытке отвлечь хотя бы часть земских средств на поддержание школ духовного ведомства. С какой бы точки зрения ни рассматривать подобные предложения, никакой побудительной причины к принятию их найти нельзя.

Школы церковно-приходские и школы земские преследуют одну цель, служат одному идеалу. Это было показано выше путем рассмотрения программ тех и других школ и состава преподавательского персонала. Притом, сходство в задачах и стремлениях между земскою школою и церковно-приходскою является для Земства не внешним только, навязанным ему со стороны, фактом. По крайней мере Московское Губернское Земство может, ссылаясь на целый ряд своих постановлений; смело и решительно утверждать, что оно всегда стремилось, и не на словах только, а на деле, к осуществлению идеала школы, церковной по духу и притом органически связанной с приходом.

Уже в самом начале своей деятельности Московское Губернское Земское Собрание прямо заявляло, во-первых, что народное образование должно быть основано «на твердых началах Православной веры»; во-вторых, что оно «должно безусловно согласоваться с теми религиозными основаниями, которые выражены в §§ 15, 16 и 17 Положения о народных училищах» (1864 года), и, в-третьих, что, «будучи вврено лицам, которые бы совмещали в себе условия личного образования и полной нравственности, оно, в отношении духовно-нравственного направления, должно находиться под наблюдением местных приходских священников» (Постановл. 27 окт. 1865 г.).

Высказавшись с самого начала так определенно, Московское Земство продолжало и впоследствии придерживаться тех же взглядов и по мере своих средств и сил проводило их в жизнь. Так, в 1879 году Московское Губернское Земское Собрание обратило внимание на то обстоятельство, что хотя в земских школах официальными преподавателями Закона Божия состоят священники, но (вследствие отдаленности церквей от школ, или вследствие того, что они обременены исполнением треб, или, наконец, по разным другим причинам) они весьма часто не в состоянии исполнять эту свою обязанность, и учителям русского языка и арифметики приходится заменять их и не только повторять уже пройденное, но и проходить самый предмет. Признавая такую постановку дела совершенно неправильною и полагая, что одна из причин этого ненормального явления заключается в недостаточной обеспеченности законоучителей, Губернское Собрание поручило Управе изыскать средства для увеличения числа уроков Закона Божия в земских начальных училищах и для лучшего вознаграждения законоучителей. Воля Собрания была исполнена в ту же сессию. Комиссия, избранная для обсуждения вопроса о том, каким общеполезным земским делом можно было бы ознаменовать 25-ти-летие благополучного царствования Императора Александра Николаевича, предложила Собранию в память этого юбилея вносить ежегодно в губернскую земскую смету 30.000 р. для усиления преподавания Закона Божия в земских начальных народных училищах и для лучшего обеспечения законоучителей; вместе с тем, Комиссия предложила образовать особый земский фонд, проценты с которого должны расходоваться на тот же предмет, как и вышеозначенные 30.000 руб. Чтобы еще ближе связать это дело съ празднованием 25-ти-летнего юбилея царствования Императора Александра Николаевича, и чтобы учреждаемый Земством фонд служил и на будущее время памятником этого исторического события, Комиссия полагала ходатайствовать о присвоении этому фонду наименования «Александровского земского фонда». Предложения эти были приняты Земским Собранием и приведены в действие с 1881 года. С тех пор ненормальные явления, на которые обратило внимание Земское Собрание, прекратились, и преподавание Закона Божия в земских школах Московской губернии поставлено на твердую почву. Во всех школах, за совершенно ничтожными исключениями, Закон Божий преподается особыми учителями из членов местных причтов; громадное большинство этих законоучителей (92,67%) составляют священники, а незначительное меньшинство (7,33%) состоит из дьяконов. Во всех школах на уроки Закона Божия назначается не менее 6-ти часов в неделю¹⁹, а в некоторых даже значительно более этого (см. Отчет членов от Земства Московского губернского училищного совета за 1892/93 учебный год, стр. 41 и 79). Приведенные факты уже сами по себе довольно красноречиво свидетельствуют о том, какое значение всегда придавалось Московским Земством правильной и вполне твердой постановке преподавания Закона Божия в начальных школах. Но еще более выясняются взгляды Московского Земства по этому вопросу в том всеподданейшем адресе, который был поднесен от имени Земства Императору Александру Николаевичу в день 25-тилетнего юбилея его царствования. В этом адресе доводится до сведения Государя о вышеозначенном постановлении Земского Собрания относительно лучшего обеспечения законоучителей, и следующим образом объясняются соображения, которыми руководилось при этом Земство: «Московское Земство, с тех пор, как оно было вызвано к жизни державным словом вашим, Государь, постоянно заботилось о распространении начальных народных училищ и о лучшем их устройстве. Оно видело в этом прямой долг свой и старалось исполнить его по мере своих средств и сил. Народ, освобожденный Вами, Государь, и призванный принять участие в улучшении земского строя России, не мог оставаться во тьме неведения: свет учения должен был воссиять над ним и вывести его из мрака. Но, стремясь к открытию школ почти в каждом селе, исполняя этим задачу новой России, Московское Земство не теряло из виду, что вместе с развитием умственных должен совершаться и подъем нравственности в народе. Оно всегда признавало высокое воспитательное значение церкви и ценило заслугу древней России. сумевшей при всей своей сравнительной бедности воздвигнуть Божий храм почти в каждом селении. Сохранять то, что сделано древнею Россией для духовного просвещения народа и на незыблемых основах веры православной созидать и самое образование народа – Московское Земство считает прямою своею обязанностью». (Журн. Московского Губернского Земского Собрания за Декабрь 1879 года, стр. 195 и 196).

Дорожа в такой высокой степени церковным характером начальной школы, Московское земство не могло не желать, конечно, что бы между школою и приходскою общиною установилась возможно тесная и живая связь. И действительно, в то время, когда высшее. церковное правительство, в заботах своих о материальном обеспечении сельского духовенства, решилось приступить к сокращению числа приходов, Московское губернское земское собрание обратило внимание на вредные последствия, которые могла иметь эта мера для дела народного образования. Ясно сознавая, что при сокращении числа приходов и увеличении их размеров уничтожится та почва, на которой могла бы вырасти и окрепнуть связь школы с приходом, Московское губернское земское собрание в 1879 году ходатайствовало пред правительством об отмене этой меры. При этом земство указывало, что «сокращение приходов может иметь пагубное влияние: а) на ход народного образования, так как при увеличении приходов в их объем священники будут обременены исполнением обязанностей, на них лежащих, как на настоятелях местных церквей, – а это может вредно отразиться на исполнении ими обязанностей, как законоучителей начальных народных училищ; последствием этого может оказаться постепенный, но вовсе не желательный переход преподавания Закона Божия в означенных училищах из рук священников в руки сельских учителей; б) на нравственное и духовное развитие народа, так как при подъем умственного развития народа, достигаемого начальными училищами, число которых должно постоянно возрастать, стало бы сокращаться число церквей, истинных рассадников нравственности, в которых народ находит удовлетворение своей духовной потребности».

Но, сочувствуя безусловно идеалу школы церковной по духу и тесно связанной с приходом, Московское земство не могло и не может не видеть тех коренных препятствий к осуществлению этого идеала, которые не могут быть устранены ни жизнью самой школы, ни деятельностью земства, ибо они заключаются в тех условиях, в которые поставлена у нас жизнь приходской общины и всей церкви. Поэтому земство не может разделять той мысли, не редко теперь высказываемой, будто лучшее средство к осуществлению указанного выше идеала начальной школы заключается в преобразовании управления школами. Стоит, будто бы, только передать начальные школы в полное и исключительное распоряжение духовного ведомства, и они чрез это одно станут церковными и приходскими в истинном значении этих слов. Поэтому, если земство действительно заботится о том, чтобы начальная школа приблизилась по возможности к этому идеалу, то оно должно, говорят нам, по крайней мере поддерживать школы духовного ведомства и оказывать содействие духовенству в его заботах об открытии новых школ. Этим путем земство, по мнению довольно распространенному теперь, скорее и легче достигнет того, чтобы начальная школа стала церковною и приходскою, нежели учреждая свои собственные школы, подведомственные Министерству Народного Просвещения.

Такое мнение может показаться правильным, если рассматривать вопрос совершенно отвлеченно; но ведь нельзя же не считаться с действительностью. Если обратиться к тем фактам, которые наблюдаются в действительной жизни, то, прежде всего, знакомство с нынешними церковно-приходскими школами убеждает в том, что эти школы, хотя и находятся в исключительном заведывании духовенства, однако не отличаются существенным образом по своему характеру и направлению от школ земских, состоящих в ведении Министерства Народного Просвещения. Следовательно, необходимо принять одно из двух: или что земская школа не менее церковно-приходской способна достигать той цели и исполнять ту задачу, которые ставятся теперь начальной школе духовным ведомством, или что зависимость школы от духовного ведомства, сама по себе, еще неспособна изменить характер школы.

Далее, знакомство с условиями, в которых теперь находится наше духовенство, заставляет опасаться, что в его руках начальная школа не только не приобретает более церковного характера, чем теперь, но еще утратит некоторые свои теперешние ценные черты. Действительно, дело народного образования может идти успешно только при самом широком и близком участии в нем общественных сил.

Никакое правительственное учреждение, или ведомство, какими бы личными и материальными средствами оно ни располагало, не совладает само по себе, обособленное от общества, даже с надзором за школами, не говоря уже о руководстве всем ходом дела и о вникании во все его мелочные подробности, имеющие не редко столь важное значение для правильной постановки преподавания. Действующее теперь «Положение о начальных народных училищах» (25 Мая 1874 года) предоставляет общественным учреждениям довольно значительное участие в заведывании школами, которые содержатся на их счет; притом участие это может проявляться в довольно разнообразных формах, применительно к местным условиям. К наблюдению за школами и к заведыванию ими призваны и предводители дворянства с лицами, которых они приглашают себе в помощь, на основании ст. 41 Положения, и выборные члены училищных советов, и попечители; в одних местах получили преобладающее значение одни из этих лиц, в других другие, но так или иначе, в той или другой форме, представители общества имеют, во всяком случае, голос в школьном деле.

Органическую связь школы с приходом, о которой теперь так много говорят, нельзя создать искусственно, приурочив внешним образом школу к приходу, в смысле территориального округа. Необходимо сначала вызвать к жизни приходскую общину. Когда приход получит возможность заявлять о себе и проявлять свою деятельность, в качестве живого и самостоятельного церковно-общественного союза, тогда и школа сама примкнет к нему в силу естественного тяготения. Говорить о том, какими мерами можно было бы достигнуть такого возрождения приходской жизни, здесь не место; да в этом нет и надобности: Московское земство уже имело случай высказаться по этому вопросу четырнадцать лет тому назад, когда оно представляло Правительству ходатайство о признании за приходскою общиною прав юридического лица и о предоставлении ей голоса при выбор священнослужителей (см. Журналы Московского Губернского Земского Собрания за 1880 г.); тех же взглядов и убеждений оно держится и теперь.

Но, оставляя в стороне все соображения о том или другом направлении и характере школы, может быть земство должно оказывать материальную поддержку церковно-приходским школам, по соображениям чисто практического свойства. Ведь эти школы, – нередко приходится слышать, – стоят гораздо дешевле, чем земские, и потому земство при одинаковых затратах в большей мере удовлетворить потребности в народном образовании, оказывая пособие церковно-приходским школам, нежели учреждая свои собственные школы.

Такое мнение, как оно ни распространено, в сущности основано на недоразумении. Действительно, содержание церковно-приходских школ обходится в настоящее время дешевле, чем содержание земских; но вопрос в том, чем это объясняется?

Обратимся для разрешения этого вопроса к сведениям, которые могут быть извлечены из отчетов Кирилло-Мефодиевского Братства. Всех церковно-приходских школ в минувшем 1892/93 уч. году было в Московской губ. 247, в том числе 12 двухклассных школ. Большая часть этих школ²⁰, а именно 147 или 59,5%; содержались на средства Кирилло-Мефодиевского Братства, без всякого участия других учреждений, или с некоторым пособием от церквей, монастырей, частных лиц и обществ. С самого начала своей деятельности Кирилло-Мефодиевское Братство всегда держалось того правила, что на средства Братства должен падать только расход по вознаграждению преподавательского персонала; до последнего времени оно находило возможным, кроме того, снабжать школы в небольшом количестве учебниками и учебными пособиями; но с минувшего 1892/93 учебного года оно было вынуждено, по недостатку средств, прекратить бесплатную раздачу книг и учебных пособий (отчет за 1892/93 учеб. год, стр. 28). Таким образом, в настоящее время расходы братства ограничиваются уплатой жалованья учителям и учительницам. Законоучители из средств Братства не получают никакого вознаграждения, а от частных лиц и обществ, участвующих в содержании школ, – лишь в самых редких и исключительных случаях. Что же касается преподавателей прочих предметов, то для них первоначально были установлены следующие нормальные оклады: 1) для преподавателей совершенно посторонних и не принадлежащих к семейству местного причта – 150 р. при среднем образовании и 100 р. при низшем образовании; 2) для преподавателей, принадлежащих к семейству кого-либо из членов причта – 75 р. С 1887 года учительский оклад увеличен для преподавателей первого разряда до 200 p., для преподавателей второго разряда до 125 р. (Отчет Кирилло-Мефодиевского Братства за 1886 год, стр. 6). С прошлого же 1892/93 уч. года Братство было вынуждено, по недостатку средств, опять сократить размер вознаграждения, по крайней мере для учительниц, а именно, вновь определяемым учительницам теперь назначается вознаграждение в размере 150 р., а если они поступают в приходы своих родителей, то даже 100 р. (Отчет Кирилло-Мефод. Братства за 1892/93 уч. год, стр. 6 и). На практике от этих нормальных окладов допускаются некоторые отступления. Так, в тех 147 школах, которые в 1892/93 учебном году содержались на средства Братства без пособия или с пособием от частных лиц, обществ, церквей и монастырей, всех преподавателей, получавших жалованье из средств Братства, было 156. Из них один преподаватель получал 300 р., 2 по 240 p., 91 по 200 p., один 175 p., 18 по 150 p., 13 по 125 p., 14 по 120 p., 7 по 100 p.²¹, один 85 p., двое по 75 p., трое по 60 p., двое по 30 p. и один 25 p. Если сравнить приведенные данные с бюджетом земских школ Московской губернии, то разница окажется довольно значительная. Не говоря уже о том, что нигде в земских школах не бывает таких окладов, как 25, 30 и 60 р. которые и для церковно-приходских школ следует, кажется, признать за исключительные, – даже нормальные оклады, установленные Кирилло-Мефодиевским Братством, в общем ниже размера вознаграждения, получаемого преподавателями земских школ. Если не принимать в расчет Московский уезд, который выделяется из прочих по размерам вознаграждения преподавательского персонала, то нормальным учительским окладом в Московской губернии можно считать 240 p.²², а после трехлетней службы оклад этот повышается до 300 р. Значительно хуже поставлены только учительские помощники и помощницы²³; они получают от 120 р. до 200 р. Независимо от жалованья, когда нет квартиры при училище, преподаватели получают квартирные деньги от земства. Еще резче разница в положении законоучителей.

В земских школах Московской губернии они получают вознаграждение как от уездного, так и от губернского земства; размер этого вознаграждения в общей сложности не менее 100 р. (за исключением одного уезда, где законоучители получают лишь 75 p.), а в некоторых уездах доходит до 125 и 130 р. Наконец, что касается снабжения школ учебными книгами и пособиями, то, хотя это дело поставлено довольно разнообразно в разных уездах Московской губ. и в общем не вполне удовлетворительно, однако все уездные земства расходуют более или менее значительные суммы на этот предмет; в большинстве уездов этот расход составляет от 45 до 80 коп. на ученика, а в некоторых он доходит до 1 рубля.

Итак, несомненно, что содержание церковно-приходских школ, насколько можно судить по школам Московской губ.²⁴, обходится значительно дешевле, чем содержание школ земских. Но уже те данные, которые приведены выше, свидетельствуют о том, что эта сравнительная дешевизна церковно-приходских школ вовсе не коренится в нормальных условиях их существования, а объясняется теми неблагоприятными условиями, в которых они теперь находятся.

Дело в том, что средства тех учреждений, которые заведуют церковно-приходскими школами, растут гораздо медленнее, чем увеличивается число церковно-приходских школ: поэтому, открывая постоянно новые и новые школы, приходится поневоле сокращать размер сумм, отпускаемых на содержание каждой школы в отдельности. Так и поступает духовное ведомство в Московской епархии: оно отказывается от бесплатного снабжения школ учебниками и классными принадлежностями даже в тех скромных размерах, как это делалось первоначально, оно сокращает даже и без того скудное вознаграждение преподавательского персонала; и оно поступает так не потому, что находит вознаграждение преподавателей чрезмерным или доставление школам учебных пособий излишним, а исключительно по недостатку средств. В отчетах Московского Кирилло-Мефодиевского Братства, начиная с 1889/90 учебного года, постоянно и настойчиво указывается, что «все отделения Епархиального Училищного Совета единогласно видят главное затруднение к умножению и развитию церковно-приходских школ в недостатке материальных средств, необходимых для открытия и благоустройства школ». (Отчет Кирилло-Мефодиевского Братства за 1889/90 учеб. год, стр. 30; отчет за 1890/91 уч. год, стр. 33; отчет за 1891/92 уч. год, стр. 54; отчет за 1892/93 уч. год, стр. 66).

Эти финансовые затруднения, – происходящие от того, что число школ постоянно увеличивается, а денежные средства, которыми располагает духовное ведомство не возрастают, или возрастают только медленно, – и являются главною причиною той мнимой дешевизны церковно-приходских школ, на которую так часто указывают.

Так смотрят на дело и сами руководители церковно-приходских школ. Они сами заявляют о недостаточности средств, отпускаемых на содержание церковно-приходских школ, сами указывают на то, что для правильной постановки дела безусловно необходимо назначить вознаграждение законоучителям, увеличить учительские оклады настолько, чтобы преподаватели не смотрели на свою службу, как на временную, пригодную лишь впредь до приискания сколько-нибудь порядочно оплачиваемого места; наконец, даже бесплатное снабжение школ книгами и учебными пособиями признается вовсе не роскошью, а делом безусловной необходимости. Так, в отчетах Московского Кирилло-Мефодиевского Братства за последние годы неоднократно указывалось на недостаточность содержания, получаемого лицами, учащими в церковно-приходских школах за свой труд; при этом пояснялось во 1), что нужда, которую приходится не редко терпеть преподавателям, «ослабляет их энергию и заставляет скорее искать других занятий, бое е обеспечивающих, чем учительство»; во 2) что «успехи обучения в церковно-приходских школах были бы лучше, если бы труды учителей и учительниц были лучше вознаграждаемы» и в 3) что «скудное вознаграждение за труды преподавания в церковно-приходских школах, сравнительно с школами других ведомств, лишает права наблюдающих за. обучением и воспитанием в школах относиться с большими требованиями к преподавателям». (Отчеты за 1890/91 учеб. год, стр. 33 и 34; за 1891/92 учеб. год, стр. 54 и 55; за 1892/93 учеб. год, стр. 66 и 42). Точно так же из года в год, начиная с 1889 года, повторяется в отчетах Кирилло-Мефодиевского Братства указание «на необходимость назначить священникам, заведующим школами и законоучительствующим в них, хотя бы небольшое вознаграждение, наприм., по 50 руб. в год, так как занятие школою требует от них много времени и трудов, что неблагоприятно отражается на их хозяйстве, составляющем большое подспорье в их скудных средствах содержания. Небольшое вознаграждение за труды, в возмещение этих убытков, было бы для них важным и действительным побуждением к заботам о школах, и число последних, тогда бы, несомненно, увеличилось». (См. Отчет за І889/90 г., стр. 30-я, за 1890/91, г., стр. 34, за 1891/92 г., стр. 55-я и за 1892/93 г., стр. 66). В 1892 году вопрос о назначении вознаграждения законоучителям беднейших приходов в епархии был поставлен на очередь и обсуждался в двух заседаниях Совета Братства со всеми председателями уездных отделений Епархиального, Училищного Совета. «В целях разрешения этого вопроса предложена было отцам председателям вновь обсудить его обстоятельно в уездных отделениях и определенно указать те школы, где требуется пособие законоучителям». (Отчет за 1891/92 год, стр. 56-я). Правда, практического разрешения этот вопрос до сих пор не получил, и в отчет за 1892/93 год замечено даже, что разрешение его – дело будущего; но это, очевидно, объясняется только недостатком денежных средств.

В какой мере справедливы и заслуживают внимания подобные заявления, хорошо поймет всякий, кто знаком с бытом нашего сельского духовенства и с теми условиями, при которых приходится вести преподавание в начальной школ.

Встречаются, правда, среди сельского духовенства примеры не только вполне бескорыстного, но даже самоотверженного служения делу народного образования; так, в отчетах Кирилло-Мефодиевского Братства за 1892/93, учебный год указаны два селения, где члены местного причта не только безвозмездно учат в церковно-приходской школе, но даже сами без всякого пособия откуда бы то ни было содержат их. Очевидно, однако, что на таких, во всяком случае исключительных, явлениях нельзя основывать никаких общих расчетов, и что было бы неправильно и даже не справедливо, требовать от всего приходского духовенства, чтобы оно безвозмездно трудилось в начальной школе. В виду этого, нельзя признать нормальным нынешнее положение законоучителей в церковно-приходских школах. Отсутствие какого бы то ни было вознаграждения за труд не может не отражаться неблагоприятно на их отношении к делу. И действительно, в отчетах Кирилло-Мефодиевского Братства на ряду с приведенными выше примерами преданности делу народного образования встречаются также указания и на равнодушное отношение некоторых законоучителей к церковно- приходским школам, и даже на предпочтение, оказываемое ими земским школам, где они за преподавание Закона Божия получают сравнительно значительное вознаграждение. Так, в отчет за 1893 год о законоучителе одной из школ Можайского уезда, местном приходском священнике, замечено, что он «мало заботится о развитии в его приходе церковно-приходской школы», даже «недружелюбно относится к школе», «не обращает же на нее никакого внимания потому, что в видах достижения своих личных целей желает открыть в своем приходе земскую школу». (Отчет за 1892/93 г., стр. 17, и приложенный к отчету список школ, стр. 91). Так, далее, в одной из школ Рузского уезда законоучитель, местный приходской священник, «приходит на часовой урок 3 раза в неделю: у него за 7 верст есть земское училище; ответы по Закону Божию не тверды, робки». (Отчет за 1892/93 год, список школ, стр. 105). В одной из школ Серпуховского уезда, где законоучителем состоит приходской диакон, учительница «желала бы с детьми пропеть в храме», но местный приходской священник «уступает эту честь только ученикам земских школ, в которых (двух) он состоит законоучителем». (Отчет за 1892/93 г., список школ, стр. 113).

Итак, нынешняя сравнительная дешевизна церковно-приходских школ объясняется вовсе не какими-либо особенностями в их устройстве л не какою-либо своеобразною постановкой дела, а исключительно недостатком средств у тех учреждений, которыми эти школы содержатся. Сами эти учреждения хорошо сознают ненормальность условий, в которых теперь находится церковно-приходская школа, постоянно заявляют, что для правильного и вполне успешного хода дела необходимо значительно увеличить расход на содержание школ и, следовательно, тем самым признают, что нынешнее стесненное положение этих школ должно быть устранено при первой к тому возможности. Поэтому нынешняя дешевизна содержания церковно-приходских школ никоим образом не может считаться каким-то их преимуществом перед земскими школами. Не подлежит сомнению, что как только духовное ведомство будет располагать несколько большими средствами, чем в настоящее время, так оно вынуждено будет увеличить оклады содержания учителей, назначить вознаграждение законоучителям, возобновить бесплатную раздачу учебников и классных принадлежностей, – словом, поднять стоимость содержания церковно-приходских школ; и при малейшей к тому возможности бюджет церковно-приходских школ сравняется с нынешним бюджетом земских школ. Да и может ли быть иначе? Ведь церковно-приходская школа по своему строю не отличается существенно от земской; в большинстве случаев она подходит под выработанный земскою практикой тип одноклассной начальной школы с двумя преподавателями – законоучителем и учителем, и, наконец, по составу своего преподавательского персонала она не отличается существенным образом от земской школы. С другой стороны, в земских школах не допускается никаких чрезмерных расходов, никакой роскоши. Напротив, если в чем можно упрекнуть некоторые из земств, то скорее в том, что они назначают слишком скудное жалованье преподавателям и дают мало средств на приобретение учебных книг и классных принадлежностей.

Но могут заметить, что хотя бы школьные бюджеты обоих категорий начальных училищ и не отличались существенным образом, все же земству выгоднее было бы направлять свои средства на поддержание церковно-приходских школ, в виде подспорья к тем суммам, которыми теперь располагает духовное ведомство. Действуя таким образом, Земству удалось бы, может быть, при равном расходе, открыть и поддержать большее число начальных школ, нежели учреждая исключительно свои земские школы. Это мнение, с которым нередко приходится встречаться, основано на том соображении, что пока Земство и духовное ведомство действуют каждое порознь, их средства недостаточны для того, чтобы быстро двинуть вперед дело народного образования; совсем другой оборот приняло бы это дело, если бы означенные учреждения соединили свои средства.

Такие соображения, на первый взгляд представляющиеся вескими, в действительности лишены твердого основания. Они имели бы полную силу лишь в том случае, если бы главным источником содержания церковно-приходских школ служили, как предполагает закон, местные приходские средства. При таком условии, действительно, весь вопрос сводился бы к тому, чтобы дать приходам некоторое небольшое пособие; соединение земских средств со средствами духовного ведомства в этом случае было бы целесообразно потому, что местные приходские средства, очевидно, могут расходоваться только на местную же школу; и если их, не хватает для содержания школы, то они останутся без употребления, или пойдут на другие нужды того же прихода, но ни в каком случае они не могут быть обращены в общую массу средств, расходуемых на все школы данного уезда или губернии. Но выше уже было показано, что в действительности местные средства приходов не только не служат главным источником содержания церковно-цриходских школ, но даже в виде подспорья к другим средствам имеют весьма мало значения. Церковно-приходские школы, как видно из вышеприведенных сведений по Московской епархии, существуют главным образом на средства Епархиального Братства, которое имеет в своем распоряжении, благодаря содействию епархиального начальства и высшей духовной власти, некоторые постоянные источники дохода. Следовательно, эти школы содержатся главным образом на суммы, отпускаемые духовным ведомством, от которого, конечно, вполне зависит направлять средства свои, по мере надобности, в ту или другую местность на открытие новых школ или на поддержание существующих. Что же касается местных обществ, сельских и городских, то они принимают в содержании церковноприходских школ не больше участия, чем в содержании земских, и на них падают обыкновенно те же категории расходов, как и по земским школам, т.е. главным образом расходы по школьному хозяйству; в этом отношении нет существенного различия между земскими и церковно-приходскими школами.

При таких условиях дело представляется совершенно в ином свете. Если средства, которые служат главным источником для содержания церковно-приходских школ, не имеют местного характера, то ничто не препятствует распределять их между всеми школами, которые в них нуждаются, так как окажется полезнее для дела.

Конечно, если учреждения, заведующие церковно-приходскими школами, в заботах своих об умножении числа школ, не будут принимать в расчет, какое количество школ можно содержать на те суммы, которые имеются в их распоряжении, то их средства будут непроизводительно дробиться по мелочам, на каждую отдельную школу будут отпускаться суммы совершенно недостаточные, и по необходимости придется хлопотать о пособии от земства или из других источников.

Но какая же надобность так действовать? He целесообразнее ли было бы, чтобы духовное ведомство, так же как и земство учреждало лишь такое число школ, какое оно может содержать по своим средствам? В таком случае средства того и другого ведомства расходовались бы вполне производительно, и не было бы никакой надобности в учреждении школ на соединенные средства земства и духовного ведомства. Такого рода соединение средств было бы и бесполезно, ибо в финансовом отношении совершенно безразлично, какая установится на практике комбинация этих средств: будет ли относиться на суммы того и другого источника расход по содержанию каждой отдельной школы, или же на средства земства будет содержаться одна часть школ, а на средства духовного ведомства: другая; то или другое распределение средств не может, очевидно, отразиться на числе школ.

Все вышеизложенное приводит к тому заключению, что нет никаких побудительных причин для земства расходовать свои средства в виде пособий на поддержание школ духовного ведомства. Но этого мало. Такая перемена в характере деятельности земства по народному образованию не только не вызывается никакими серьезными практическими или теоретическими соображениями, но должна быть признана совершенно неудобоприемлемой для земства. Церковно-приходские школы, как было показано выше, находятся в полном и исключительном распоряжении духовного ведомства. Общественные и сословные учреждения совершенно устранены от участия в заведывании этими школами. Они играют роль только жертвователей, предоставляющих свои средства в полное и бесконтрольное распоряжение духовного ведомства. Такая постановка дела должна быть признана, конечно, совершенно правильною до тех пор, пока главная тяжесть расхода по содержанию церковно-приходских школ падает на духовное ведомство. Но совершенно иное дело, если это ведомство не участвует совсем в содержании церковно-приходских школ, или если его участие выражается в виде небольшого пособия, и школы содержатся на средства, отпускаемые другими учреждениями; в этом случае роли меняются, и духовное ведомство не может считать себя единственным хозяином дела. Тому, кто дает средства на содержание школы, нельзя отказать в праве голоса по вопросам, касающимся заведывания этой школой; такая постановка дела была бы и несправедлива, и не целесообразна, ибо она подорвала бы всякую нравственную связь между школою и ее учредителем, и тем самым школа лишена была бы возможности пустить глубокие корни в местном населении. Да и трудно понять, что, при таких условиях, могло бы побуждать общественные учреждения ставить свои школы в зависимость от духовного ведомства. Во всяком случае земство не может идти этим путем. Оно не может отнестись равнодушно к тому, чтобы порвалась всякая связь между школою и тем обществом, трудами которого она создалась, чтобы из достояния общественного школа превратилась в достояние одного из правительственных ведомств. Сделав для народного образования больше, чем какое-либо другое учреждение или ведомство, в праве ли земство отвернуться от этого дела, ему родного, и теперь когда земская школа начинает упрочиваться и укореняться в народе, передать эту школу другому учреждению, которое будет заведывать ею при помощи земских средств, но без всякого участия земства?

Но скажут, может быть, речь идет в настоящее время не о передаче всех земских школ духовному ведомству, а лишь об оказании пособия некоторым из школ этого ведомства. Но ведь в настоящем случае, как было замечено в начале этого доклада, разрешению подлежит прежде всего не частный вопрос об ассигновании той или другой суммы на нужды церковно-приходских школ или школ грамоты, а общий принципиальный вопрос об отношении земства к этим школам. He разрешивши этого общего вопроса, давать какую-либо сумму, хотя бы самую ничтожную, было бы совершенно неправильно. Это значило бы прежде всего, ввести в заблуждение само духовное ведомство; оно, получив хотя бы небольшую сумму от земства, имело бы право рассчитывать на дальнейшее пособие при возрастании расходов. С другой стороны, a земство, отпустивши раз духовному ведомству какую-либо сумму, не имело бы впоследствии никакого основания к отказу при повторении подобного ходатайства. Таким образом, земство могло бы быть вовлечено постепенно и незаметно для самого себя в довольно крупные расходы на поддержание школ духовного ведомства. Между тем средства земские вовсе не находятся в таком положении, которое давало бы возможность оказывать пособия другим ведомствам, без ущерба для прочности и развития учреждений, созданных самим земством. Назначение известного постоянного пособия школам духовного ведомства, если только это пособие не будет касаться совершенно исключительных случаев и по размерам своим будет находиться в некотором соответствии с потребностями школ духовного ведомства, несомненно вынудило бы земство, если не сократить нынешние ассигновки на содержание земских школ, то по крайней мере приостановиться дальнейшим увеличением расходов по этой статье.

Первые два отдела настоящего доклада были посвящены выяснению общих принципиальных вопросов о церковно-приходской школе и об отношении к ней земства. Теперь предстоит, на основании тех общих выводов, которые вытекают из предыдущего изложения, разрешить частный, практический вопрос – об оказании содействия школам грамоты.

Вопрос этот возбужден, как известно, вышеприведенным циркуляром Г-на Обер-Прокурора Святейшего Синода. Для того, чтобы дать правильный и точный ответ на этот циркуляр, необходимо прежде всего отдать себе отчет в том, что разумеет циркуляр под именем школ грамоты.

Дело в том, что в этом отношении замечается в самом законе некоторая двойственность. Правила 13-го июня 1884 года под именем школ грамоты разумеют «домашние крестьянские школы... открываемые по деревням и поселкам, входящим в состав прихода» (§ 6). Совсем иной взгляд на школы грамоты проводится в Правилах 4-го мая 1891 года; здесь под этим именем разумеются уже не домашние крестьянские школы, но все «школы начального обучения, открываемые в приходах городских и сельских, а равно и при монастырях» (§ 1).

Вследствие такой двойственности во взгляде самого закона, на практике к разряду школ грамоты причисляются обыкновенно начальные школы довольно различных типов. Чтобы убедиться в этом, достаточно просмотреть списки школ грамоты, приложенные к отчетам Московского Кирилло-Мефодиевского Братства. Мы тут находим с одной стороны такие школы, в которых и учредителем и преподавателем является какой-нибудь унтер-офицер, или крестьянский мальчик, окончивший курс в двухклассном училище, или отставной рядовой, или же какая-нибудь раскольническая начетчица (стр. 133, 141:143). Все эти лица, учреждая свои домашние школки, имеют в виду лишь получить известный заработок; они взимают поэтому в свою пользу плату с учеников. Это – своего рода частные учебные заведения, существование коих тесно связано с личностью самого учителя; они помещаются там, где живет в данную минуту учитель, ибо занятия с учениками происходят на квартире учителя; с ним вместе школа перекочевывает иногда из селения в селение. Есть основания думать, что и обучение в этих школах ведется по таким способам и такими приемами, которые резко отличаются от всего того, что принято теперь во всех правильно устроенных начальных школах, как земских, так и церковно-приходских. Ha ряду с этим в том же списке помещены школы, открываемые обществами, или отдельными благотворителями. Эти школы носят характер постоянного и довольно прочного учреждения. Они имеют особые помещения или наемные или даже собственные, специально для них предназначенные; местный приходской священник преподает -здесь обыкновенно только Закон Божий, прочие же предметы преподаются особыми учителями, в числе коих встречаются не редко лица, окончившие курс в средних учебных заведениях; преподаватели получают вознаграждение от содержателей школ в виде определенного жалования. Такова, например, смешанная школа при Богородско-Глуховской мануфактуре, учрежденная одним из директоров этой торговой компании А. И. Морозовым; законоучителем состоит здесь местный священник, а прочие предметы преподаются двумя учителями, кончившими курс в духовной семинарии. К тому же разряду относится также школа в с. Спас-Нудоле, Клинского уезда, устроенная на средства крестьян и попечительницы, и школа в деревне Степанькове, Звенигородского уезда; в обоих этих школах Закон Божий преподается местными священниками, а прочие предметы лицами, имеющими учительское звание. По стоимости содержания такие школы, конечно, не менее резко отличаются от школ первой категории: например, в начальных школах, устроенных г-жою Лабзиною в Павловском посаде, Богородского уезда, одно содержание преподавателей обходится 440 – 450 руб. в год. Очевидно, что такие школы гораздо ближе подходят по своему строю к обыкновенным, правильно организованным церковно-приходским и земским школам, чем к домашним крестьянским школкам грамотности. Переходную ступень между этими двумя противоположными типами составляют те, большей частью, очень мелкие²⁵ школки, которые устраиваются и содержатся местным духовенством; по своим размерам и по своей зависимости от личности преподавателя эти школы имеют сходство с домашними школками грамоты, но по составу преподавательского персонала, а следовательно, нужно думать, и по успехам обучения он приближаются к церковно-приходским школам, в числе коих, как было показано выше, есть некоторый процент таких, где преподавателями состоят только члены местных причтов.

Чтобы уяснить себе, каким образом могло случиться, что к одной и той же категории причисляются школы столь различного характера, необходимо припомнить историю вопроса о школах грамотности за последние 25–30 лет. Известно, что домашние школы для обучения грамот изстари существовали в наших селах и деревнях. В то время, когда ни правительство, ни общество не находили еще возможным взяться в сколько-нибудь широких размерах за распространение начального образования в народе, и когда поэтому никаких правильно организованных школ для сельского населения не было, единственными учителями, кроме членов сельского духовенства, которые занимаются этим делом лишь при случае и в совершенно ничтожных размерах, были разные отставные солдаты, лишившиеся службы приказные и тому подобные грамотеи; большею частью бездомные и бессемейные, они добывали себе хлеб, обучая детей грамоте. Но когда (в шестидесятых годах этого столетия) попечение о начальном народном образовании было возложено на общественные учреждения, тогда стали возникать и понемногу распространяться правильно устроенные начальные училища, частные же домашние школки, как не подходившие под требования закона, стали подвергаться стеснениям и гонению. Однако, сравнительно непродолжительного опыта было достаточно, чтобы убедить правительство и общество, что правильно организованные школы не могут размножаться так быстро, как то было бы желательно, и что по состоянию общественных средств трудно ожидать скорого наступления того времени, когда одними этими школами будет удовлетворяться в полной мере народная потребность в начальном образовании; с другой стороны стали понемногу исчезать и те опасения, вследствие которых правительство относилось с недоверием к распространению школ грамотности, недоступных по большей части правительственному надзору; наконец, пришлось так же убедиться, что совершенно упразднить такие частные школки практически невозможно. Отсюда возникло около восьмидесятых годов новое отношение к этим школам. Они начинают привлекать к себе общественное внимание и даже сочувствие, как проявление в среде самого народа потребности в образовании и как попытки собственными доморощенными средствами удовлетворить эту потребность. На них начинают смотреть, как на умственного рода суррогат настоящей начальной школы, суррогат невысокого, конечно, достоинства, но, во всяком случае, не вредный, a при отсутствии более совершенных, правильно организованных училищ, даже полезный. С этой точки зрения начинают сожалеть о тех стеснениях, которым подвергались домашние школы, и само правительство снимает с них опалу и запрет (Цирк. Мин. Нар. Просв. от 14 февраля 1882 г.). Мало того, возникают предположения об оказании этим школам пособия в той или другой форме; но, вместе с тем, является также мысль о необходимости придать этим школам некоторую организацию и устойчивость. Возникает надежда, что такие, несколько усовершенствованные и упроченные домашние школы могли бы устраиваться по почину учреждений, на которые возложена забота о народном образовании, и что, в виду дешевизны таких школ, он могли бы явиться хорошим средством для быстрого распространения в народе самой первоначальной грамотности, при сравнительно незначительных затратах.

Этот взгляд был усвоен, между прочим, и духовным ведомством. По закону 13 июня 1884года на духовенство был возложен надзор за домашними школами; основывали на этом и идя далее, духовное ведомство начинает стремиться к тому; чтобы самому открывать начальные училища, по типу домашних крестьянских школ. Плодом этих стремлений явились выработанные Святейшим Синодом правила о школах грамоты. Этот закон имеет в виду, как показывает все его содержание, не те домашние школки, которые сами собою возникают без всякого разрешения и даже без ведома властей, которые существуют без всяких пособий со стороны, которые неразрывно связаны с личностью своего учредителя и учителя. Те школы, о которых говорится в законе 4 мая 1891 года, имеют характер учреждений более или менее устойчивых и организованных. Закон определяет, кем могут быть учреждаемы школы грамоты²⁶, устанавливает особый порядок их открытия²⁷, а также избрания и назначения учителей²⁸; учителя получают некоторые служебные права; дозволяется избирать попечителей к школам грамоты; определяются предметы учебного курса и учебные руководства, устанавливается порядок производства экзаменов; ученикам, кончающим курс, предоставляется право держать экзамен на льготу по воинской повинности.

Закон 4 мая 1891 года создал таким образом новый тип начальной школы, отличающейся от старинной домашней школы своею устойчивостью и правильною организацией, а от церковно-приходской несколько пониженными учебными требованиями. Однако на практик не удалось, конечно, до сих пор ни упразднить домашние школы старинного типа, ни подогнать их под норму, выработанную законом. Даже в таких местностях, как Московская губерния, где много правильно устроенных начальных школ земских, церковно-приходских и фабричных, домашние крестьянские школы встречаются еще в значительном числе, и рядом с ними лишь начинают появляться школы грамоты нового типа, устраиваемые по правилам 4 мая 1891 года. Это удостоверяют сами учреждения, заведующие школами грамоты. Так, Московское Кирилло-Мефодиевское Братство даже в последнем отчет своем замечает, – «что школы этого рода (т. е. школы грамоты) трудно поддаются регистрации, потому, что как они быстро и легко возникают, так часто и закрываются по разным случайным обстоятельствам: перемещения занимающихся обучением лиц, их болезнь, выход в замужество и т. п.; прочных и постоянных школ сравнительно немного». (Отчет за 1992/93 г., стр. 63). Из этого отзыва ясно, что среди школ грамоты до сих пор преобладают домашние школы старинного типа; это подтверждается и следующею характеристикою школ грамоты в учебном отношении: «школы грамоты доселе еще не имеют однообразной и правильной организации в учебном отношении. Они учреждаются по личному почину частных лиц; программа обучения и успешность его зависит от степени образования самих учителей или учительниц, которое нередко ограничивается простым умением читать и писать».

Таково, в общих чертах, объяснение указанной выше двойственности во взгляде закона на школу грамоты и разнохарактерности тех существующих теперь начальных школ, которые по официальной номенклатуре зачисляются в разряд школ грамоты. Теперь не трудно решить, о каких школах идет речь в циркуляре Г-на Обер-Прокурора. Все содержание этого циркуляра указывает, что имеются в виду начальные школы более или менее правильно устроенные. Предполагается приготовлять для этих школ особых учителей из мальчиков, прошедших через двухклассные церковно-приходские школы с учительскими курсами и с курсами сельского хозяйства; составлен список особых учебных руководств, специально предназначенных для этих школ; помещаться школы должны в особых зданиях, нарочно для них построенных по планам и сметам, которые будут составляться по соглашению местных епархиальных училищных советов с земскими управами. Все это совершенно неприменимо к домашним крестьянским школам старинного типа, и потому очевидно, что Г-н Обер-Прокурор Св. Синода, возбуждая вопрос об оказании пособия школам грамоты, имел в виду исключительно школы нового типа, учреждаемы на основании правил 4 мая 1891 года.

В чем же особенность этих новых школ грамоты, о распространении коих теперь так заботится духовное ведомство?

Выше было уже замечено, что на практике школы грамоты более или менее благоустроенные весьма близко подходят к типу церковно-приходских школ. И действительно, если сравнить эти школы, то окажется, что определенную отличительную черту между ними провести почти невозможно. Правда, программа школ грамоты в общих чертах намеченная в законе, несколько короче, чем программа церковно-приходских школ; но различие это совершенно ничтожно²⁹, особенно если вспомнить, что в одноклассных церковно-приходских школах на практике требования программы далеко не всегда выполняются, по крайней мере при двухлетнем курсе. Преподавать в школах грамоты могут лица, не имеющие учительского звания; но такие лица встречаются также и в числе преподавателей церковно-приходских школ. Существенное различие между школою грамоты и церковно-приходскою только в их стоимости: содержание первой обходится, или лучше сказать, должно обходиться еще дешевле, чем содержание последней. Поэтому можно сказать, что школа грамоты того нового типа, который намечен в законе 1891 года, есть ни что иное, как та же церковно-приходская школа, только еще хуже обставленная во всех отношениях. Так смотрит на дело и само духовное ведомство. Так, в отчете Кирилло-Мефодиевского Братства за 1892/93 год замечено, что лучшие из тех школ грамоты, где преподавание ведется законоучителем и особым учителем, мало отличаются от школ церковно-приходских (стр. 63). Поэтому на практике духовное ведомство не проводит строгого различия между обоими разрядами школ; одна и та же школа может быть отнесена то к числу школ грамоты, то к числу церковно-приходских школ, смотря по тому, в каком состоянии она в данное время находится: когда церковно-приходская школа приходит в упадок, ее просто переименовывают в школу грамоты. Так, напр., церковно-приходской школ в с. Коломенском, Московского уезда, прежде выдавалось пособие от Кирилло-Мефодиевского Братства, но с сентября 1893 г. выдача пособия прекращена, и школу эту «в виду ее плохого состояния», как сказано в отчете «предложено переименовать в школу грамоты». Обратный пример представляет школа в Марьиной слободе, Московского уезда, которая, как сказано в отчете преобразована в минувшем году из школы грамоты в церковно-приходскую; при этом, однако, учительница осталась та же, число учеников не изменилось, и даже помещается школа теперь в доме учительницы, тогда как прежде для нее нанималось особое помещение; различие, по-видимому, только в том, что теперь при школе состоит законоучителем местный священник. И действительно, строго разграничить школы грамоты от церковно-приходских почти невозможно. По крайней мере, если рассмотреть внимательно те отзывы о состоянии школ, которые содержатся в отчетах Кирилло-Мефодиевского Братства, то нередко придется недоумевать, почему одна школа отнесена к разряду церковно-приходских, а другая, совершенно ей подобная, к школам грамоты. Выше были уже приведены примеры таких школ грамоты, которые по своему устройству, по-видимому, ничем не отличаются от вполне организованных церковно-приходских школ. Но встречаются и обратные примеры: есть такие церковно-приходские школы, которые, по-видимому, подлежали бы перечислению в разряд школ грамоты. Такова, например, школа в бывшем Левкиевом монастыре, Волоколамского уезда. Заведует школою, законоучительствует и учительствует в ней местный приходской священник; отзыв о ней дан такой: «пишут некоторые дети красиво. В 1891 году представлено было 10 чел., и ни один не удостоен свидетельства. В 1893 г. выпуска не было». В том же роде школа в селе Мытниках, Рузского уезда. В доме священника учатся 16 мальчиков и одна девочка; учит сам священник, получая от Братства пособие в размере 25 руб.; в отчете школа эта охарактеризована следующим образом: школа помещается в «кухне священника; там же помещаются и домашние животные и готовится кушанье; сидят за кухонным столом, твердит каждый свой урок, а возле печки идет суета стряпни; несмотря на отсутствие удобств, бывают выпуски учеников». Чем отличаются подобные школы от многих из школ грамоты?

Итак, школы грамоты, которые учреждаются на основании закона 4 мая 1891 г., и о пособии которым идет в настоящее время речь, в сущности те же церковно-приходские школы; только предполагается поставить их в еще худшие материальные условия, a потому и результатов от них следует ожидать еще менее удовлетворительных, чем какие получаются теперь от церковно-приходских школ. В предыдущем отделе настоящего доклада было показано, что земство не имеет никакого основания и даже не может при нынешних условиях расходовать свои средства на поддержание начальных школ, учреждаемых духовным ведомством. Все соображения, изложенные в том отделе, относились к правильно организованным церковно-приходским школам: еще более применяются, конечно, эти соображения к школам грамоты. Эти школы еще менее, чем церковно-приходские, будут отличаться специально церковным характером напротив можно опасаться, что особенности их строя должны будут отразиться неблагоприятно именно на преподавании Закона Божия. Известно, что преподавать Закон Божий в начальной школе труднее, чем прочие предметы, и что даже в училищах вполне благоустроенных успехи по Закону Божию бывают нередко ниже сравнительно с успехами по прочим предметам. Чего же можно ожидать от таких школ, в которых Закон Божий сплошь да рядом будет преподаваться тем же учителем, как и прочие предметы, и при том – учителем из светских лиц, не получившим достаточной подготовки? С другой стороны, если церковно-приходская школа в настоящее время обставлена в материальном отношении крайне неудовлетворительно, и если по признанию самого духовенства дело в ней не может идти правильно при нынешних условиях, то не слишком ли смело рассчитывать, что будет давать удовлетворительные результаты такая школа, содержание которой должно обходиться еще дешевле?

Но могут сказать: не подлежит ли сомнению, что школы грамоты хуже земских и церковно-приходских, но они во всяком случае дают народу главное, что должна дать школа, – начатки грамотности, и лучше раскинуть возможно скорее широкую сеть таких дешевых школ, чем открывать понемногу школы более дорогие и с более высоким учебным уровнем, рискуя таким образом надолго задержать распространение грамотности. Такие проекты представляются, конечно, до известной степени заманчивыми, но крайне сомнительна возможность их осуществить, и полезно ли было бы это для дела.

Все расчеты и соображения о возможности устроить более дешевые школы, чем нынешняя земская и церковно-приходская, основаны на том, что преподавать в этих школах будут лица, не получившие ни общего среднего образования, ни специальной подготовки в учительских семинариях и тому подобных учебных заведениях. Но такие учителя могут быть полезными помощниками для опытного преподавателя и под его постоянным надзором и руководством, могут вести одно из отделений начальной школы; предоставленные же самим себе они оказываются обыкновенно не в состоянии вести удовлетворительно отдельную начальную школу, хотя бы и с сокращенным курсом. Само духовное ведомство смотрит с большим недоверием на таких преподавателей. Лица, стоящие во главе школ духовного ведомства заявляют, очевидно, на основании собственного опыта, что школы грамоты могут быть полезны только при том условии, чтобы обучением в них занимались лица более или менее образованные, лучше же всего из членов причта; от теперешних же учителей их – самоучек, в большинстве случаев невежественных и малограмотных, большой пользы ждать нельзя (отчет Кирилло-Мефодиевского Братства за 1890–91 учебный год, стр. 35)³⁰. Из циркуляра. Г. Обер-Прокурора Св. Синода видно, что предполагается назначать учителями в школы грамоты мальчиков, прошедших чрез двухклассные церковно-приходские школы с учительскими курсами.

Одно это уже само по себе указывает, как мало рассчитывает само духовное ведомство на пригодность обычного преподавательского персонала школ грамоты. Но в какой степени проектируемая мера может доставить школам грамоты учителей действительно подготовленных к делу, об этом судить теперь трудно: учительских курсов при церковно-приходских школах, сколько известно, пока еще не существует (по крайней мере в Московской губернии их нет), и совершенно неизвестно как эти курсы будут поставлены, и какие результаты они дадут. Одно можно с достаточной вероятностью утверждать, это, – что если учительские курсы будут выпускать преподавателей, хорошо подготовленных к делу и способных вести школу самостоятельно, то такие учителя не будут довольствоваться тем скудным вознаграждением, которое предполагается назначать преподавателям школ грамоты. Если же это предположение оправдается, то невозможно будет содержать школы грамоты на такие небольшие средства, как теперь надеются.

Но вопрос усложняется еще тем; что школа с преподавателем, плохо подготовленным, требует постоянного и особенно бдительного контроля и руководства. Между тем, установить действительный контроль над школами грамоты почти невозможно. По закону надзор за школами грамоты вверен приходским священникам. Но можно ли ожидать, что это требование закона осуществится на практике в той мере, как то было бы желательно? И без того в большинстве приходов сельские священники обременены у нас теперь многочисленными и далеко не легкими служебными занятиями. Кроме совершения церковных служб и треб, священник должен преподавать Закон Божий в одной, а иногда и в двух земских школах, заведывать церковно-приходскою школой и даже преподавать в ней. Мыслимо ли при таких условиях требовать, чтобы он, кроме того, посещал школы грамоты и руководил ими? Конечно, это еще более или менее возможно теперь, пока школ грамоты немного (в Московской губернии в 1892/93 году их числилось всего 90), Но ведь весь смысл этих школ заключается именно в том, чтобы их было возможно больше, всего лучше в каждом отдельном селении по школе; если же это осуществится, то священники, конечно, не в состоянии будут ни руководить этими школами, ни даже поверхностно наблюдать за ними, и весь надзор сведется к одной формальности. Кром того, во многих случаях даже неудобно поручать священникам надзор за школами грамоты: ведь в этих школах сами священники являются распорядителями, а нередко и преподавателями. Возлагать в этом отношении какие-либо надежды на уездные отделения епархиальных училищных советов тоже невозможно, ибо они состоят большею частью из приходских же священников; что же касается членов этих отделений из светских лиц, то инспектор и земские начальники и без того имеют массу своих служебных дел, а другие лица будут ли назначены епархиальною властью или нет, неизвестно. К тому же трудно и найти людей, которым могло бы быть поручено наблюдение за школами грамоты, и которые согласились бы взять на себя этот тяжелый и вовсе непривлекательный труд. Но если бы даже такие лица и нашлись, то вопрос через это еще не разрешился бы; для того, чтобы школа грамоты могла идти успешно, недостаточно посетить ее раз или два в год, а посещать чаще может только лицо, живущее по близости от школы и располагающее до некоторой степени свободным временем.

При отсутствии же действительного контроля над школами грамоты не только нельзя будет знать, успешно ли идет в них дело, но даже не будет твердой уверенности в том, не на бумаге ли только существуют некоторые из этих школ. При таких условиях может ли земство расходовать свои средства на учреждение и поддержание школ грамоты? Hе значило ли бы это отвлекать эти средства от дела, польза которого доказана опытом и всеми признана, и направлять их на дело, может быть, и заманчивое, но в высшей степени сомнительное?

Но, высказываясь таким образом против пособия школам грамоты, не следует думать, что это снимает с земства обязанность изыскать способы к возможно более быстрому распространению грамотности без чрезмерного обременения платежных сил населения. Совещанию по народному образованию, учрежденному при Московской Губернской Земской Управе, предстоит заняться, между прочим, и этим вопросом; подготовительная комиссия в течение минувшей зимы подробно обсуждала его и остановилась на мысли об учреждении при существующих земских школах параллельных классов, в которых могли бы обучать бывшие ученики той же школы. Об этом будет в свое время представлен совещанию особый доклад.

Поэтому теперь нет надобности подробно останавливаться на рассмотрении этой меры; необходимо только заметить, что предположенные параллельные или филиальные отделения должны существенно отличаться от школ грамоты. Последние учреждаются вне всякой связи с существующими правильно организованными школами и должны действовать вполне самостоятельно; по крайней мере таков, кажется, смысл правил 4-го мая 1891 года и приведенного выше циркуляра Г. Обер-Прокурора Святейшего Синода. Параллельные же классы, которые проектируются комиссией, должны устраиваться не иначе, как при земских школах обычного типа, так чтобы преподаватели земских школ могли правильно посещать параллельные классы и руководить занятиями в них.

* * *

В заключение представляется неизлишним вкратце повторить существенное содержание настоящего доклада; оно может быть сведено к следующим главным положениям:

1) Церковно-приходская школа, по своей основной задаче, по духу и направлению преподавания не отличается существенным образом от земской школы.

2) С приходом, в смысл общественного союза, нынешняя церковно-приходская школа не имеет ни нравственной, ни материальной связи; в этом отношении у нее нет никакого преимущества пред современной земской школой.

3) В отношении административном церковно-приходская школа коренным образом отличается от земской. Последняя находится в заведывании общественных учреждений, которые распоряжаются в школьном деле, хотя и под контролем и руководством правительственной власти, но до известной степени самостоятельно: школы же церковно-приходские, как в учебном так и хозяйственном отношениях находятся в полном и исключительном распоряжении духовного ведомства, и от заведывания ими совершенно устранены те общественные учреждения, которые оказывают им пособие.

4) Поэтому нынешние церковно-приходские школы не могут считаться ни церковными, ни приходскими в точном значении этих слов; это школы духовного ведомства.

5) Московское земство не только в силу закона, но и по собственному побуждению всегда стремилось в доступной ему мере к осуществлению идеала школы – церковной по духу и органически связанной с приходскою общиною.

6) При тех условиях, в которых находится наше духовенство и наша приходская община, нельзя ожидать, чтобы начальная школа в руках духовного ведомства скорее чем в руках земства, приблизилась к указанному выше идеалу; напротив, можно опасаться, что переданная духовному ведомству – она утратит свою связь с обществом и тем самым получит односторонне-клерикальный и церковно-бюрократический отпечаток.

7) Соображения практического свойства также не могут побудить земство оказывать пособие церковно-приходским школам, ибо

а) содержание этих школ, если только будут удовлетворены те насущные нужды их, на которые указывает само духовное ведомство, должно обходиться не дешевле, чем содержание земских школ;

б) опыт показал, что нельзя рассчитывать на местные средства, как на главный источник содержания церковно-приходских школ, и потому Земство не могло бы ограничиться небольшим пособием в придачу к местным средствам, а должно бы было нести, подобно духовному ведомству, главную тяжесть расхода по содержанию школ;

при таких условиях, передача части земских средств в распоряжение духовного ведомства не может повести к увеличению … числа начальных училищ.

8) Циркуляр Г. Обер-Прокурора Св. Синода, предлагая земству оказать пособие школам грамоты, имеет в виду вовсе не обычные крестьянские домашние школки; речь идет в настоящем случае о новом типе начальных школ, между которыми и обычными церковно-приходскими школами, в сущности, невозможно провести резкую границу.

9) Единственное существенное отличие школ грамоты нового типа от церковно-приходских заключается в том, что они должны, как предполагают, стоить дешевле, чем церковно-приходские, a потому они будут во всех отношениях хуже обставлены и будут давать худшие результаты в учебном отношении.

10) В виду этого, к означенным школам грамоты применяются и даже еще в большой мере соображения, приведенные выше в доказательство того, что земству нет надобности и что оно не может расходовать свои средства на учреждение и поддержание церковно-приходских школ. Независимо от того, представляется крайне сомнительным, чтобы школы грамоты нового типа могли принести действительную пользу делу народного образования. Существенным препятствием являются в этом случае два обстоятельства: а) преподаватели, неподготовленные или плохо подготовленные не могут вести начальную школу самостоятельно, б) установить действительный надзор за школами грамоты при тех условиях, в которых эти школы поставлены действующими законами, почти невозможно.

11) По всем этим соображениям земство не может расходовать свои средства на учреждение и поддержание школ грамоты; оно должно изыскать другие пути для того, чтобы по возможности скорее и в возможно большей мере удовлетворить народную потребность в начальном образовании.

Федор Самарин